Владимир Гриньков. Семь кило баксов

   Наконец машина остановилась. Было слышно, как вышел водитель. Потом заскрипели давно не смазываемые петли ворот. Похоже, что въезжали во двор какого-то дома. Чуть позже голос сверху:
   – Приехали!
   Полину выдернули из салона. Только теперь она могла видеть, куда ее привезли. Кирпичный дом с мансардой, очень похоже на коттедж, каких за последнее время полным-полно понастроили в Подмосковье. Вокруг сплошной забор, за которым не видно ничего, кроме крыш соседних коттеджей. Один из Полининых конвоиров отлепил скотч, и она спросила:
   – Зачем вы это сделали?
   Ответом был удар в лицо. Она упала, но сильные руки тотчас же рванули ее вверх, и она приняла вертикальное положение. Еще один удар. Она снова упала и едва не потеряла сознание. Ее заволокли в дом, действуя так грубо, будто она была не живым человеком, а каким-то мешком, проволокли по длинному коридору, потом через комнату, еще одна комната, и вот наконец пришли. Ее усадили на диван у стены. Двое возвышались над ней, их лица Полина видела нечетко, потому что за их спинами было окно и яркий утренний свет слепил ее.
   – Жить хочешь? – почти ласково осведомился один из них.
   У Полины задрожали губы. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
   – Твой отец нам задолжал. С него теперь спроса никакого. Так что тебе платить.
   – У меня ничего нет!
   – Отдашь квартиру, – сказали ей.
   Полина смотрела на своих мучителей со страхом, с трудом соображая, чего они от нее добиваются.
   – Либо квартира, либо твоя башка, – предоставили ей немудреный выбор.
   – Послушайте, я ничего не знаю! – пробормотала Полина.
   – Ничего знать и не надо. Перепишешь квартиру на человека, на которого мы тебе укажем, и после этого катись куда хочешь.
   – Как же я ее перепишу? Она государственная.
   Секундное замешательство.
   – Как – государственная? – озвучил свои сомнения один из тех двоих.
   Похоже, что они совсем не были готовы к подобному обороту.
   – Неприватизированная, – сказала Полина. – Я вам правду говорю.
   – Сука! – не выдержал ее собеседник.
   Было непонятно, это относится лично к Полине или же ко вновь открывшимся обстоятельствам – крайне неприятным для этих двоих.
   – Но если ты врешь!..
   – Не вру! – поспешно ответила Полина.
   Те двое переглянулись. Они столкнулись с препятствием, которое пока не могли обойти. Слишком неожиданно для них. Они отошли к окну и недолго совещались. Говорили негромко, так что слов было не разобрать. Потом один из них вернулся к Полине.
   – Значит, будем приватизировать! – сказал с хмурым видом. – Завтра займемся. А пока посидишь…
   Где «посидишь» – он не сказал. Схватил Полину за руку и поволок за собой. Полине очень хотелось, чтобы еще кто-нибудь был в этом доме. Ей казалось, что вот сейчас откроется одна из многочисленных дверей и оттуда выйдет женщина. Ей почему-то именно так и представлялось – что женщина. Может быть, она даже будет похожа на ее покойную мать. Женщина, увидев их, спросит спокойно, с легким налетом удивления:
   – Что здесь происходит?
   И тогда Полинин страж смешается, замямлит что-то нечленораздельное, и все само собой образуется.
   Но не открылась дверь, и женщина не вышла.
   Они спустились вниз по широким ступеням деревянной лестницы, это уже был подвал, и сердце Полины готово было разорваться от нахлынувшей на нее волны ужаса, но конвоир так бездушно жестко держал ее за руку, что она не смела ничего говорить, – то, как он бил ее там, наверху, у машины, она запомнила и понимала, что он снова ее ударит при малейшем неповиновении.
   Конвоир распахнул одну из дверей, за которой обнаружилась крохотная, два на два метра, комнатушка без единого окна. Там не было ничего, кроме прислоненной к стене раскладушки. Полина еще не успела по-настоящему испугаться того, что здесь ей, возможно, придется провести какое-то время, а конвоир толкнул ее вперед, и, когда Полина переступила через порог, дверь за ее спиной захлопнулась и было слышно, как снаружи задвинули задвижку.
   Полина ткнулась в дверь, та не поддалась, и было слышно, как удаляются шаги тюремщика. Потом погас свет, и все стихло. Было такое чувство, будто никого нет в этом проклятом доме. Полина поставила раскладушку, забралась на нее с ногами и только теперь дала волю слезам.
   Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой и беззащитной.

Глава 19

   Полина долго сидела в темноте, вслушиваясь в тишину. Ни звука. Как будто никого нет в доме. Она подошла к двери и пыталась ее открыть. Не получилось.
   Первый страх уже прошел, и к Полине возвратилась способность размышлять. Теперь она понимала, что от нее действительно добиваются выплаты отцовских долгов. О долгах она слышала и прежде, еще до встречи с этими страшными людьми. Слышала от работницы отцовской фирмы. Та еще сказала, что могут попытаться забрать квартиру. Так что все совпало.
   Раньше Полине доводилось читать про такие истории в газетах, в разделах криминальной хроники. Преступники, положив глаз на чью-нибудь недвижимость, делали все, чтобы этой недвижимостью завладеть. Либо спаивали владельцев квартир, либо их запугивали. Вот ее сейчас запугивают. И били именно поэтому. Она никогда и подумать не могла, что с ней может произойти нечто подобное.
   В том, что план ее похитителей будет осуществлен, она нисколько не сомневалась. Да, что-то там у них не сложилось, квартира на поверку оказалась государственная, но и с этим они справятся, просто несколько длиннее окажется их путь к цели. У таких людей все схвачено, все нужные бумаги они получат, и там будут стоять и подписи, и печати те, которые необходимы, так что комар носа не подточит, а потом… А что будет потом? С нею, с Полиной?
   Про это она тоже читала. Спившихся алкоголиков, бывших хозяев драгоценной недвижимости, вывозили куда-нибудь в Рязанскую область, или в Ивановскую, или еще куда, настоятельно советуя никогда больше не появляться в Москве, но были и такие случаи, когда убивали. Потому что если человек исчезал бесследно, то вместе с ним исчезали и все возможные проблемы. Про такой исход было страшно думать. И не хотелось. Как будто срабатывал защитный механизм. Все, что может произойти самого страшного, происходит с кем-то другим. Умирают другие. Очень хотелось верить, что все обойдется.
   Утомленная переживаниями, Полина в конце концов заснула, но спала чутко, и, едва где-то в доме хлопнула дверь, она тотчас приподнялась на локте, невидяще вглядываясь в обступившую ее со всех сторон темноту.
   Вдруг вспыхнул свет, показавшийся Полине нестерпимо ярким. Она зажмурилась, а по лестнице уже кто-то спускался. Быстрые шаги. Все ближе и ближе. Звякнула задвижка, дверь распахнулась, на пороге стоял тот самый дядька, который привел Полину в подвал.
   – Пошли! – сказал он коротко.
   По его лицу невозможно было определить, что будет дальше. Хмурый взгляд, все время скользящий мимо, так что его не поймать.
   Он снова вел Полину, держа ее за руку. Железный захват. Казалось, сожми он руку чуть сильнее, и хрустнет кость. Полина страдала, но не смела ничего говорить.
   То ли вечер, то ли раннее утро – за окном сумерки. Что за время, Полина не могла определить, потому что не отдавала себе отчета, сколько провела в подвале.
   Уже наверху, в комнатах, конвоир сказал Полине:
   – Сейчас поедем в Москву. Не будь дурой, веди себя хорошо, иначе башку я тебе расшибу, это я гарантирую.
   Полина нисколько не сомневалась в его правдивости.
   Когда вышли за порог дома, Полина увидела машину, ту самую, в которой ее везли сюда, а рядом с машиной – двух других ее конвоиров.
   На этот раз ее не уложили на пол, а посадили на заднее сиденье, меж двух мужиков. Третий пошел открывать ворота. Один из конвоиров извлек из кармана нож, нажал на кнопку, лезвие выскочило со щелчком. Обладатель ножа спрятал лезвие, убрал нож в карман. На Полину даже не посмотрел, но она поняла – это как раз ее предупреждают, чтобы без глупостей было, мол.
   Ворота уже были открыты. Третий возвратился к машине, сел за руль. Выехали и сразу остановились. Водитель пошел закрывать ворота.
   Это действительно, как теперь убедилась Полина, был коттеджный поселок. Недлинная улица и три десятка домов на ней. Дорога еще не заасфальтирована, но щебень уже лежит. Правда, не везде. То здесь, то там видны большие лужи. В одну из таких луж самосвал вывалил гору щебня. Брызги из лужи летят в разные стороны. Дорожные рабочие в грязных замусоленных ватниках дружно матерятся.
   – Сейчас поедем в Москву, – вдруг сказал один из Полининых конвоиров. – Кое-какие бумаги надо будет оформить. Не думай там дергаться, очень даже не советую.
   Водитель вернулся. Сел за руль, поехали. Но тут самосвал развернулся так, что перегородил дорогу. А дальше все произошло очень быстро, Полина не успела ничего понять, а успела только испугаться. Потому что дорожные рабочие, мужички в грязных ватниках, вдруг набросились на их машину. Крики, грохот разбиваемых стекол, Полинины конвоиры летят мордами в грязь, мелькает оружие, в салон машины, где остается одна только перепуганная Полина, заглядывает какой-то дядька:
   – Ты цела?!
   Его лицо кажется Полине знакомым, но она так напугана, что не может понять, кто перед ней, и еще этот ватник, и шапка совершенно нелепого вида.
   – Маркелов! – вдруг кричит один из «рабочих».
   Господи, да это же Маркелов! Из Московского уголовного розыска!
   Он помог Полине выбраться из машины.
   – Все, все! – бормочет Маркелов. – Все уже хорошо! Я сейчас! – это уже своим товарищам.
   Он суетится, и у него еще много дел, как видно, но и Полину он не может оставить. Все время заглядывает ей в глаза.
   – Испугалась? Не надо! Все позади! Не били тебя?
   – Нет… Немножко…
   – Немножко – не страшно, – утешает Маркелов. – А говорили – за что?
   И смотрит очень внимательно.
   – Чтобы я с ними расплатилась. Папа им остался должен.
   – Правильно, правильно, – бормочет Маркелов. – Все совпадает. Восемьсот тысяч долларов, я в курсе.
   – Как – восемьсот? – не верит Полина. – Двести или триста!
   – Это они тебе сказали? – недоверчивый взгляд Маркелова.
   – Нет. Это у папы на работе.
   – Не-е-ет, – тянет Маркелов. – Там другая история. Твой отец получил восемьсот тысяч долларов. Наличными. И не отдал. Вот о чем там шла речь.

Глава 20

   Хеджи позвонил вечером.
   – Полина? – Голос у него был возбужденный. – Наконец-то? Ты где сейчас?
   – Я дома.
   – В Текстильщиках?
   – Разве там мой дом?
   Что-то в голосе Полины ему, наверное, не понравилось.
   – Я сейчас приеду.
   – Приезжай, – ответила Полина равнодушно.
   Он действительно примчался. Когда Полина открыла дверь, Хеджи переступил через порог и сжал ее в объятиях. Излишне сильно сжал. Так обнимают, когда недостаточно искренни.
   – Жива? Здорова? Боже, как я психовал!
   – Я тоже.
   Хеджи посмотрел внимательно.
   – Я сразу помчался к телефону, – сказал он. – Ведь должен был кто-то сообщить!
   Полина кивнула в ответ. Хеджи отстранился от нее. Вид он имел крайне раздосадованный.
   – Послушай! – сказал он. – Только не делай меня во всем виноватым!
   – Я не делаю.
   – Делаешь!
   – Ты проходи, – предложила Полина.
   Как будто хотела оборвать этот неприятный для нее разговор.
   Они прошли в комнату.
   – А родственница твоя? – спросил Хеджи.
   – Она в Петербурге. Уехала на несколько дней. Еще до того, как все это случилось. У нее там квартира. Чай будешь?
   – Буду.
   – Или кофе?
   – Или кофе.
   Полина невнимательно изучила содержимое кухонного шкафа, и хотя там было все – и чай и кофе, – она вряд ли помнила, зачем распахнула дверцы, и в конце концов закрыла их, села за стол, нервным движением рук переплетя свои красивые пальцы. Смотрела в стол. Хеджи не присел, остался стоять в дверях.
   – Их поймали, – сообщила бесцветным голосом Полина. – Папа остался им должен. Они хотели вернуть долг. Милиция знала, что они могут выйти на меня, и следили.
   – За ними?
   – За мной.
   – И вчера – тоже?
   – Да.
   – Хоть бы предупредили тебя! – сказал с досадой Хеджи.
   Его слова Полина пропустила мимо ушей. Наверное, она действительно сейчас слышала не все, что он говорил.
   – Их человек видел, как на меня напали. И проследил, куда меня повезли. Устроили засаду. И освободили меня.
   По-прежнему она не поднимала глаз. Хеджи злился и эту свою злость был готов выплеснуть на кого угодно. Хоть даже на Полину.
   – Ну хорошо! – сказал он. – Я-то в чем виноват?
   – Ни в чем, – ответила Полина, будто даже удивляясь нелепости поставленного перед ней вопроса.
   – Я же вижу.
   – Что ты видишь? Я не виню тебя ни в чем, Веня… – Она редко называла Хеджи его настоящим именем. – Просто со мной что-то произошло.
   – Это шок! – сказал понимающе Хеджи. – Так бывает! Пройдет! Сейчас поедем ко мне…
   – Я никуда не поеду.
   Полина подняла глаза. В них не было ничего, кроме усталого равнодушия.
   – Значит, так! – не сдержался Хеджи, стремительно выходя из себя. – Если ты меня назначаешь в виновные – так я не согласен! Буду нужен – звони!
   Хеджи ушел, хлопнув напоследок дверью.
   Он был зол. Полина была равнодушна. Так рушатся отношения.

Глава 21

   Утром следующего дня Полине позвонил Маркелов, предложил встретиться.
   – Когда? – спросила Полина.
   – Прямо сейчас! Сможешь?
   Полина взглянула на часы. Половина восьмого утра. Что за спешка?
   – Хорошо, – сказала она. – Куда подъехать?
   – Никуда. Я здесь, внизу, у твоего подъезда. Звоню тебе прямо из машины.
   Только теперь она поняла, что произошло нечто серьезное. Что-то такое, что связано с теми страшными людьми, которые ее захватили. Их арестовали накануне, и, наверное, что-то там такое важное выплыло.
   – Хорошо, – сказала Полина. – Пять минут… Нет, десять. Я только что проснулась.
   – Жду!
   Десять не десять, но минут через тридцать она дверь открыла. Прямо за дверью, на лестничной площадке, ее поджидал Маркелов.
   – Привет! – сказал он, скользнув по ее лицу быстрым внимательным взглядом. – Все нормально?
   – Да.
   – Ты одна?
   – Одна. Проходите. Что-то случилось?
   – Все нормально, – пожал плечами Маркелов.
   Впрочем, это прозвучало не очень убедительно.
   От Маркелова исходил сильный запах табачного дыма. Он будто пропитался этим запахом насквозь.
   – Никто не тревожил?
   – Нет.
   – Совсем никто?
   – Хеджи.
   – Кто это? – насторожился Маркелов.
   – Знакомый. Вы его видели.
   – Ах да. Ты приезжала с ним.
   Теперь Маркелов вспомнил. И несколько расслабился. Хеджи нисколько его не интересовал.
   – А еще кто-нибудь?
   – Нет, никто. Вам кофе приготовить?
   – Приготовить, – не стал упрямиться Маркелов.
   Помолчали.
   – Ты ведь учишься? – вспомнил Маркелов подробности Полининой биографии.
   – Нет.
   – Разве? – изобразил он интерес.
   – Я ушла из университета.
   – Почему?
   Ей хотелось ответить – «по кочану». Но не решилась.
   – Не хочу учиться.
   – А хочу жениться, – с плохо скрытой насмешкой завершил ее фразу Маркелов.
   Полина приготовила кофе.
   – А твой отец, кажется, курил довольно дорогой табак? – осведомился Маркелов бесцеремонно, нисколько не боясь вывести из состояния душевного равновесия свою собеседницу.
   Полина пожала плечами. Сами же, мол, видели коллекцию отцовского табака.
   – У него неплохо шел бизнес, да? – не унимался Маркелов, будто желая понять, как это некоторым людям удается зарабатывать столько денег, что хватает на роскошнейший табак, для многих попросту недоступный. – Он много зарабатывал?
   – Я не знаю. Не интересовалась никогда.
   – Но домой-то он деньги приносил, – сказал Маркелов, демонстрируя собственную уверенность в том, что все именно так и было.
   – Приносил.
   – Много? – заинтересовался Маркелов.
   – Я не считала.
   – Но как это выглядело? Вот приносит он, допустим, пачку. Или много пачек. Целый чемоданчик. Да?
   Полина подумала, может ли этот разговор навредить ей лично или ее покойному отцу. Получалось, что не может. Поэтому она ответила вполне искренне:
   – Приносил, конечно. Иногда и в чемоданчике.
   – Часто? – проявил интерес Маркелов.
   Он явно никак не мог перейти к главному. К тому, ради чего и приехал к Полине в столь ранний час. Чужие деньги не давали ему покоя.
   – Не часто, – сказала Полина – Несколько раз.
   – Черный нал? – понимающе произнес Маркелов. – Неучтенка?
   – Он не рассказывал. А я не спрашивала.
   – Неинтересно было, да?
   – В общем, да.
   – А последний раз когда?
   – Что – когда?
   – Когда он деньги приносил в чемодане?
   – Ну не чемодан же он их приносил!
   – Не чемодан, – дал задний ход Маркелов. – Но много. Когда?
   – В прошлом году.
   – А какой месяц был, помнишь?
   И только тут Полина подумала, что это, возможно, не простой треп – про деньги. И может быть, из-за этих денег Маркелов к ней и приехал.
   – Месяц я не помню, – сказала Полина. – Кажется, это было лето.
   Маркелов посмотрел на нее с сомнением.
   – Лето! – сказала Полина. – Или поздняя весна. В общем, это точно было до тех событий… Ну, когда кризис и все эти неприятности, вы помните.
   – Что до кризиса – это точно?
   – Да.
   – И много было денег?
   – Я не знаю. Пачки. Резинкой перетянуты.
   – Доллары?
   – Да.
   – Пачки такие стандартные, по сто банкнот?
   Маркелов сузил расстояние между пальцами, демонстрируя примерную толщину пачки.
   – Да.
   – Купюры стодолларовые?
   – Кажется, да.
   – Кажется? – приподнял бровь Маркелов.
   – Скорее – да. Те, что с краю, точно были стодолларовые.
   – А пачек сколько?
   – Может, с десяток. Или больше.
   – «Больше» – это тридцать? Пятьдесят?
   – Нет. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Вряд ли больше.
   Маркелов смотрел на нее так, будто она что-то не то говорила. Не оправдывала его надежд. Что-то другое он хотел от нее услышать.
   – А позже он приносил домой деньги, много денег? Целый чемодан?
   – Чемодан? – не поверила в возможность подобного Полина.
   – Да. Много пачек. Пятьдесят. Сто.
   Маркелов смотрел с надеждой.
   – Нет.
   – Вспомни, – попросил он. – Может быть, он не показывал тебе эти деньги. Но когда-то, возможно, пришел с нелегким чемоданчиком. А в том чемоданчике было восемьсот тысяч. Долларов.
   – Нет.
   – Но он хотя бы упоминал при тебе о таких деньгах?
   – Нет.
   – Он говорил тебе, что задолжал?
   – Нет.
   Полину саму тяготили эти ее постоянные «нет», ей даже неловко было перед собеседником, и тогда она сказала, стараясь сгладить возможное неприятное впечатление от своих удручающе однообразных ответов:
   – Папа никогда не посвящал меня в подробности своего бизнеса. Наверное, считал, что я все равно ничего не пойму во всем этом.
   И улыбнулась печально.
   – Тут вот какая штука, – сказал Маркелов. – Твой отец получил кучу денег. И не вернул.
   Склонил голову набок и посмотрел так, как обычно смотрят люди, безмерно удивленные каким-то обстоятельством. Как же так, мол, могло получиться? Я лично ума не приложу. А ты?
   – Да, вы говорили, – кивнула Полина. – Восемьсот тысяч.
   – Восемьсот тысяч долларов наличными. Это почти семь килограммов. Ты представляешь? Семь килограммов денег.
   Он все так же смотрел на Полину – склонив голову набок.
   – Они, должно быть, лежали в чемоданчике. И этот чемоданчик твой отец однажды принес домой.
   – Почему же именно домой?
   – Они пропали, эти деньги. Твой отец взял их, чтобы вложить в какое-то дело. Это был как бы кредит. Понимаешь? Люди его кредитовали. Он эти деньги вкладывает в свой бизнес, оборачивает их, получает прибыль, возвращает этот кредит с процентами… Так задумывалось. Но деньги он не вернул. Значит, он где-то есть, этот чемоданчик.
   – Я не знаю.
   – Вспоминай! – потребовал Маркелов с неожиданной жесткостью. – Чемоданчик этот вспоминай! Или что-то такое, что твой отец говорил об этих деньгах! Может быть, вы вместе с отцом совершали какие-то поездки?
   – Какие поездки? – пожала плечами Полина.
   – За город! В лес! Куда-нибудь в скалы! На берег озера! Куда угодно! И он с собой в поездку взял этот чемодан! По пути туда ты этот чемодан еще видела, а по дороге домой его уже не было! Вспоминай!
   Полина замотала головой. Не помнила ничего такого. Маркелов смотрел на нее долго-долго, будто пытался понять, насколько она искренна, и когда поверил в то, что Полина действительно не в курсе, крайне опечалился – по нему было видно.
   – Они захотят узнать, где эти деньги, – сказал Маркелов. – Они обязательно попытаются их вернуть.
   – Кто?
   – Те люди, которые кредитовали твоего отца.
   – Вот эти, которые меня похитили?
   Маркелов скривился так, будто только что съел целый лимон без единой ложечки сахара.
   – Ты не поняла, – сказал он. – Твой отец был должен этим людям, которые тебя похитили. Частично он с ними расплатился, отдал им свои грузовики. Но оставалась еще часть долга. Эти деньги кредиторы хотели заполучить с тебя. У них, правда, не получилось. Мы их взяли, про них теперь можешь забыть. Но есть еще кто-то. Тот, кто дал твоему отцу те самые восемьсот тысяч наличными. И самое неприятное в том, что мы не знаем, кто они. Они никак себя не проявляют. Но обязательно проявят. Они придут к тебе, – Маркелов ткнул пальцем в направлении Полины, – и будут спрашивать, где деньги. Им просто некуда деваться. Им надо эти семь килограммов наличности вернуть. Они будут интересоваться тем самым чемоданчиком, о котором я тебя только что расспрашивал. Ведь они не знают, где искать. И начнут с тебя! Если тебя за сто тысяч отцовского долга убить хотели, то представь себе на минуточку, что с тобой сделают за восемьсот тысяч!
   Он уже почти кричал, и то ли этот его крик, то ли страшные слова так напугали Полину, что она сжала руки в кулачки, замотала головой и воскликнула:
   – Зачем?! Зачем вы мне это говорите?!
   – Я хочу, чтобы ты уехала отсюда к чертовой матери! В Салехард, в Улан-Батор, в какой-нибудь там Пномпень, но только чтобы никто-никто, ты слышишь?! – никто не знал, где ты, иначе эти подонки тебе голову открутят и собакам на съедение выбросят!

Глава 22

   У нее были деньги и был загранпаспорт, а больше для полета на Кипр ничего не требовалось. Пару раз позвонила в Питер тете Гале, но не дозвонилась, разговор отложила до вечера, помчалась в агентство, в котором обычно покупала авиабилеты. Был аэрофлотовский рейс на следующее утро, еще был рейс кипрской авиакомпании, на вторую половину сегодняшнего дня, но Полина не решилась улетать сегодня – все из-за того же разговора с Петербургом, потому что получалось так, что она летела в никуда, без телефонов и адресов, по которым она могла обратиться, и со сравнительно небольшой суммой денег, оставшихся у нее на руках после приобретения авиабилета.
   Домой Полина возвращалась на такси. Радио в салоне было включено. В эфире недобро резвился злой Хеджи. О том, что он зол, Полина догадалась без особого труда. Когда к нему на прямой эфир дозвонилась какая-то девушка, Хеджи с превеликим удовольствием по ней потоптался.
   – Это опять вы? – спросил он недоброжелательно.
   – Я? – растерялась девушка, которая, возможно, звонила на радио впервые в жизни.
   – Да, вы! Ну сколько можно! Все вы и вы! У вас нет других забот?
   Молчание в эфире. Растерялась радиослушательница.
   – Почему вы молчите? – капризно спрашивал Хеджи. – Как вас, кстати, зовут? Вы столько раз уже звонили…
   – Я не звонила! – отчаянный писк.
   – Столько раз звонили, а представиться не удосужились!
   Радиослушательница наконец догадалась бросить трубку.
   – Вот так! – промурлыкал Хеджи как ни в чем не бывало. – Мы их любим, а они этого совсем не ценят.
   – Выключите, пожалуйста, радио, – попросила водителя Полина. – У меня болит голова.
   Во второй половине дня она дозвонилась до тети Гали.
   – У меня билет Аэрофлота до Ларнаки на следующее утро, – сказала Полина.
   – Очень хорошо! – отчеканила тетя Галя, будто именно об этом рейсе они с Полиной уже давным-давно договорились. – Прилетаешь в Ларнаку приблизительно в час по местному времени. Тебя встретит Костя. Вообще-то он киприот, имя у него Костас, но мы его зовем так. Он отвезет тебя в Лимасол, все расскажет, все покажет. Я ему позвоню, он тебе сегодня же по факсу сбросит приглашение. Что еще?
   – Кажется, больше ничего, – сказала обескураженная тетиным напором Полина.
   – Вот и хорошо. До встречи на Кипре!
   Даже не спросила, как у Полины дела.

Глава 23

   Вы попадали когда-нибудь из зимы в лето?
   Три часа назад подходили к трапу самолета, ступая по выстуженной бетонке, старательно отворачивали лица от холодного колючего ветра, бесцеремонно-бесстыже забирающегося вам под одежду, и вдруг, через три часа под крылом самолета вы видите усеянное блестками солнечных зайчиков море, зеленеющие, без малейших признаков снега, поля, а по аэродромному полю, на которое опустится ваш самолет, спешат по своим делам служащие, облаченные в тонюсенькие короткорукавные рубашки. Но вы, изумленные и очарованные этой картиной, все равно не испытали еще настоящего восторга, который посетит вас только с первым вашим шагом по трапу самолета. Вдруг налетит теплый ветер, он будет плотен и пахуч, а солнце чмокнет вас в макушку, одаряя ласковым теплом, подзабытым за зиму, которая дома уже казалась нескончаемой, и только теперь вы поверите в то, что не все в жизни плохо, а вовсе даже наоборот, если разобраться.