Владимир Гриньков. Семь кило баксов

   Волна тепла окатила ступившую на трап Полину, она замерла и зажмурилась на мгновение, кто-то за ее спиной сказал:
   – Ну что же вы, девушка!
   Она обернулась и одарила спешащего счастливой улыбкой. Кажется, так искренне и беззаботно она улыбалась впервые за последнее время. Бродяга-ветер ласково потрепал ее по волосам, приветствуя ее и выражая свою к ней приязнь.
   Пройдя паспортный контроль, Полина получила свой багаж, среди прочих прилетевших прошла по коридору, потом через небольшой зал, а дальше уже был зал ожидания, и только теперь до нее дошло, что несколько смуглых киприотов в форменной одежде, скучавших в том самом коридорчике, который она только что миновала, – это и есть таможня, и расслабленное нелюбопытство кипрских таможенников тоже ей понравилось, как нравилось все остальное, что она видела здесь.
   – Полина? – вынырнул из группы встречающих молодой парень. – Здравствуйте!
   Был он смугл, черноволос и кудряв.
   – Вы Костя?
   – Да!
   Он просто лучился от счастья.
   – Как же вы меня узнали, Костя?
   – О, это было очень просто! Мой шеф сказал мне, что на всем московском рейсе вы будете самой красивой девушкой!
   Полина засмеялась. В Костасе было лукавство, которое обычно встречается только на Востоке и которое не позволяет никогда понять до конца, какова доля правды в произносимых речах.
   Они вышли к стоянке машин. Здесь было яркое солнце и какие-то особенные краски, которых дома Полина не видела.
   – Сюда, пожалуйста! У нас в машинах руль справа, пассажир сидит слева, это все британцы, ну что возьмешь с колонизаторов? – тараторил Костас. – Если бы остров когда-то достался французам или немцам, например, сейчас было бы все как у людей, а так для всех, кто из Европы, тут не жизнь, а это… как его…
   – Сплошное недоразумение, – подсказала По-лина.
   – Пускай будет так! – легко согласился Костас.
   Он говорил почти без акцента.
   – Вы хорошо знаете русский язык, – оценила Полина.
   Костас расцвел, как ребенок.
   – Я учился в Ростове. Закончил три курса.
   Больше ничего не сказал. Но не очень-то он, похоже, расстраивался из-за того, что учеба в России не задалась. Он вообще производил впечатление человека неунывающего.
   – Это Солт-Лейк, соляное озеро, – тараторил Костас, указывая на ровную, как стол, поверхность справа от дороги. – Здесь зимуют фламинго. Розовый фламинго! Знаете?
   Полина не успела ни ответить, ни спросить, куда же эти самые розовые фламинго подевались, а Костас продолжал:
   – Хала Султан Текке. Мечеть. Вон там, рядом с пальмой. Видите? Святое место для мусульман. Там похоронена тетка пророка Мухаммеда. Мусульмане пришли сюда воевать, она была с ними. Упала с мула, сломала себе шею. Бедная женщина! И зачем ей был нужен этот Кипр?
   Наконец их машина вырвалась на автомагистраль, где встречные потоки автомобилей были разделены, и Полина перевела дух, потому как до сих пор она с непривычки чувствовала себя неважно: сидела слева, там, где в России обычно сидит водитель, только перед ней не было руля, и при этом машина двигалась по левой полосе, а встречные шли по правой, и ей все время казалось, что это неправильно, что это местные водители такие хулиганы – им доставляет огромное удовольствие нарушать правила дорожного движения, причем нарушать злостно, и местная дорожная полиция, не в силах вынести подобного зрелища, попросту попряталась, предоставив хулиганам возможность куролесить на дорогах кто во что горазд.
   Они нагнали огромный грузовик, в безразмерном кузове которого горой громоздились ярко-оранжевые апельсины.
   – О! – округлила глаза Полина. – У нас так возят картошку!
   – Вы первый раз на Кипре? – спросил Костас.
   – Да.
   – Вам понравится! – сказал он уверенно.
   А Полине уже нравилось.
   Здесь было тепло и солнечно, здесь у воздуха был вкусный запах; люди, которые встречались Полине, были улыбчивы и добродушны, а их лица удивительным образом походили на профили сказочных античных богов, и это означало, что они и были потомками тех самых богов; здесь цветы росли прямо на разделительной полосе дороги, здесь сено не стояло в стогах, а было скатано в огромные барабаны, которые циклопическими колесами неведомых колесниц высились в полях, а апельсинов тут было так много, что их приходилось возить самосвалами.
   – Вы говорите – картошка! – подал голос Костас. – У нас урожай картошки собирают три раза в год!
   Ну вот! У них тут даже картошку трижды в год собирают! Ну может ли здесь не понравиться!

Глава 24

   То справа, то слева на холмах мелькали дома в один-два этажа, они были нарядны и светлы, еще Полина видела кипарисы, и теперь она уже окончательно поверила в то, что находится в Средиземноморье, потому что Средиземноморье, а точнее, восточная его часть, именно так ей и представлялась. Из приемника лилась греческая музыка, дорога петляла меж холмов, среди которых нет-нет да и проглядывало море, а свежий воздух пьянил.
   Вдруг море отодвинулось, а все пространство между ним и шоссе, по которому летела машина, оказалось застроенным не очень высокими, не выше пяти-шести этажей, домами. И вид чужого города, этот непривычный глазу рисунок архитектурных форм, сплошь плоские крыши, белые стены домов, и хаос в застройке, типично средиземноморский, который тем не менее хаосом кажется только на первый взгляд, и непривычного цвета нарядное бирюзовое море – все это тоже понравилось Полине, как нравилось ей все, что она видела по дороге от аэропорта.
   – Лимасол, – сказал Костас, указывая на растянувшийся вдоль морского берега город.
   – Так быстро? – искренне удивилась Полина.
   Дорога заняла менее часа.
   На кольце они повернули налево и, свернув с автомагистрали, оказались в городе. Здесь были все те же невысокие дома, первые этажи которых занимали сплошь магазинчики и небольшие, на десяток столиков, рестораны. Мелькнула вывеска «SUPERMARKET». Тот супермаркет занимал двадцать квадратных метров площади, на которой под присмотром одного-единственного продавца, пожилого киприота, была собрана всякая всячина, а метров через сто обнаружился еще один такой же карликовый «супермаркет», а дальше еще и еще, и эта простодушная игра в громкие названия тоже понравилась Полине.
   Здесь было мало пешеходов, но много машин, а в тех машинах за рулем Полина то тут, то там видела женщин, гораздо больше женщин за рулем, чем в Москве, и это тоже ей понравилось.
   Она смотрела во все глаза, всматривалась в этот город – непривычный, экзотичный, солнечный.
   Из припаркованного рядом с магазином фургона усатый киприот в синем комбинезоне выгружал упаковки с соком. Из здания банка, что-то щебеча по мобильному телефону, вышла смуглая девушка. Турист из Европы, сухонький старичок в футболке, шортах и широкополой шляпе, неспешно брел по разогретому асфальту тротуара, устав от впечатлений то ли сегодняшнего дня, то ли всей своей жизни.
   Машина повернула в переулок, обогнула дом и остановилась в спасительной тени.
   – Здесь наш офис, – сказал Костас. – Вы знакомы с нашим шефом?
   – Нет.
   – Он хороший человек.
   Костас подумал и по размышлении счел за необходимое добавить:
   – Он очень хороший человек.
   Он так аккуратно подбирал слова, что Полина почему-то усомнилась в его искренности.
   – Сюда! – пригласил Костас, указывая на вход в дом. Четыре этажа, все те же белые стены.
   – А машина! – всполошилась Полина.
   Костас не запер ее и даже стекла не поднял.
   – О, извините, – сказал он, нимало не смущаясь. – Мы здесь не всегда запираем машины.
   Что-то подобное Полина слышала. Но вот увидеть довелось впервые.
   На лифте они поднялись на третий этаж. Здесь был недлинный коридор и несколько дверей с номерами на них.
   – Вот! – сказал Костас, останавливаясь перед одной из дверей. – Кабинет нашего шефа.
   Полина внутренне подобралась. Костас толкнул дверь, открывая взору Полины просторный кабинет, широкий стол, а за тем столом – развалившегося в роскошном кожаном кресле мальчишку. Мальчишке было лет двенадцать, вряд ли больше, и не ожидавшая увидеть ничего подобного Полина замерла в растерянности, не решаясь переступить через порог. Костас выглянул из-за ее плеча, увидел «шефа» и бросил тому беззаботное:
   – Привет!
   – Привет! – ответил мальчишка.
   Он был русский, как оказалось.
   – Знакомься, – сказал Костас Полине. – Это Миха, мой друг.
   Кажется, они Михе помешали. Тот вышел из-за стола неловко, бочком, и казался не то чтобы смущенным, но раздосадованным.
   – Ты из России? – сказала Полина.
   – Да.
   – Из какого города?
   – Из Петербурга.
   У него были чудные волосы пшеничного цвета и веснушчатое лицо.
   – Красивый город, – сказала Полина.
   Миха в ответ только пожал плечами. Он был в тех летах, когда дом там, где находишься ты сам, ну и родители еще, разумеется.
   – Вы садитесь, – несколько запоздало предложил Полине Костас, и, когда она опустилась в кресло, вдруг распахнулась дверь, вошел мужчина, неуловимо напоминающий Миху округлостью и веснушчатостью лица, цветом волос.
   Он был невысок и упитан, не молод и не стар, приблизительно одного возраста с покойным Полининым отцом, а взгляд его, когда этот взгляд увидела Полина, ей совершенно не понравился. Тем взглядом он скользнул по ее фигуре, и было что-то такое в его глазах – жадное, оценивающее, как показалось Полине, она знала эти мужские взгляды, и ей всегда в таких случаях было неуютно и нехорошо. Боковым зрением она видела, как подобрался Костас, что подсказало ей – это и есть тот «очень хороший человек», о котором говорил Костас, то есть их шеф.
   – Здравствуй! – сказал шеф, протягивая Полине руку.
   И на руках у него были светлые, будто выгоревшие, волосы и еще татуировки. Полина на это сразу обратила внимание. В нем вообще было что-то такое, чего она всегда сторонилась: толстая золотая цепь на шее, безвкусный массивный перстень из золота, еще бы ему парочку золотых зубов – и картина была бы полной.
   – Как долетела? – осведомился шеф, демонстрируя свою к ней приязнь и одновременно вглядываясь в ее лицо все тем же бесстыже-откровенным взглядом.
   – Нормально, спасибо, – ответила Полина, уже чувствуя какое-то беспокойство в душе.
   С каждой секундой ей становилось все некомфортнее, беспокойство росло.
   – А это Миха, – по-хозяйски представил шеф сына, нимало не заботясь о том, насколько Полина расположена знакомиться с его семейством.
   – Мы уже познакомились, – сообщила Полина.
   – Будете друзьями!
   Да уж, будут. У них тут все, похоже, без церемоний.
   Костас топтался у дверей, не смея ни исчезнуть, ни маячить перед глазами. Его беззаботное благодушие с появлением шефа куда-то исчезло.
   – В общем, так! – сказал шеф. – Сейчас едем устраиваться! Потом обед! Потом отдыхаем! А завтра я тебя введу в курс дела!
   Он говорил простыми рублеными фразами, каждая звучала как приказ.
   Они спустились вниз к машине. Шеф шел впереди, и Полина, спускаясь по лестнице, видела его стриженый затылок и складки на шее.
   – Садись в мою машину! – распорядился шеф.
   – Там мои сумки…
   – Костя поедет за нами.
   У него был массивный черный внедорожник. Совсем как в России, где люди со стрижеными затылками, татуировками и в золотых цепях весом по килограмму каждая тоже любят такие большие агрессивного вида машины. Себя, похоже, не переделаешь, даже если переберешься из сырого Петербурга на солнечный средиземноморский остров.
   Миха тоже сел к ним в машину. Он был не шумлив и почти незаметен. Совсем как Костас в присутствии шефа, который, похоже, подавлял всех и вся вокруг себя.
   Шеф тронул машину с места, не очень-то, впрочем, следя за дорогой, а больше обращая внимание на сидевшую рядом с ним Полину. Ей было неуютно под его взглядом.
   – Тебе здесь нравится?
   – Да.
   – Я тебе такие места покажу!
   Начинается, подумала Полина, внутренне сжавшись.
   Она видела вокруг те же дома, тех же людей и те же машины, что и четверть часа назад, но уже не было светлого ощущения праздника. Она вдруг обнаружила, что испытывает сейчас не меньшее напряжение, чем еще недавно в Москве.
   – Тут хорошее место! – убежденно сказал шеф. – Многие наши селятся. А чего? Климат классный, жизнь спокойная, море опять же. Ты море любишь?
   – Люблю, – коротко ответила Полина.
   Она смотрела прямо перед собой на дорогу, но заметила, как шеф повернул голову и скользнул взглядом по ее неприкрытым коленям. Под этим взглядом она почувствовала себя голой.
   – Сегодня поедем на пляж, – сказал шеф.
   Черта лысого, подумала Полина. Но вслух не произнесла ни слова.
   Их машина теперь катилась по застроенным одно– и двухэтажными особняками улицам, в хитросплетениях которых Полина окончательно запуталась. Один поворот, другой, третий, и вдруг они остановились у двухэтажного дома с террасой, с миниатюрным газончиком перед домом и столь же миниатюрными декоративными пальмами. Миха первым выскочил из машины и скрылся в доме.
   – Приехали! – объявил шеф. – Добро пожаловать! Поживешь у меня…
   Полина резко повернула голову.
   – Что? – спросил шеф и приподнял бровь.
   Полина все уже про него поняла.
   – Отвезите меня в гостиницу! – потребовала она.
   Краем глаза она видела, что рядом припарковался Костас, и это придавало ей уверенности в том, что все обойдется.
   – Погоди! – сказал шеф. – Какие проблемы?
   Он развел руками, едва не сделав при этом свои пухлые пальчики веером.
   – Отвезите меня в гостиницу!
   – Послушай…
   – Отвезите меня в гостиницу!
   – Ты неправильно меня поняла…
   – Отвезите меня в гостиницу!
   – Послушай…
   – И пожалуйста, обращайтесь ко мне на «вы»!
   – Во блин! – сказал раздосадованный шеф.
   Выглядел он крайне обескураженным.
   Полина вышла из его машины и побежала к машине Костаса. Села на переднее сиденье рядом с ним, захлопнула дверцу, заперла ее изнутри.
   – Едем в отель! – сказала она.
   – В какой? – уточнил ничего не понимающий Костас.
   – В любой! Где здесь поблизости есть отель?

Глава 25

   Отель назывался «Аквамарина». Бело-синее здание на берегу моря, от которого отель отделяла только неширокая пальмовая набережная. Чтобы видеть эти пальмы и ласкающую взгляд бирюзу, Полина взяла номер с видом на море. Костас уехал. Она осталась одна. У нее еще были кое-какие деньги, больше тысячи долларов, но зато напрочь отсутствовало представление о том, как ей жить дальше. У нее не было жилья, не было работы и не было никого, кто мог бы ей помочь. Про себя она твердо решила не возвращаться к стриженому шефу, обладателю татуировок, золотой цепи и внедорожника, неприкрыто бандитского вида.
   Она спустилась в ресторан. Села на улице, где были выставлены столики, а ветер нес от близкого моря шум волн и приятную свежесть, заказала себе фрукты. Официант принес апельсины, непривычно маленькие бананы и ярко-красную клубнику, а когда уходил, улыбнулся Полине. Ей эта улыбка показалась доброжелательно-ободряющей. И она снова подумала о том, что здесь все-таки не так уж плохо.
   По крайней мере, ей нельзя возвращаться в Москву. Там на просторах родины затерялся чемоданчик почти с миллионом долларов, и по какому-то нелепому стечению обстоятельств по поводу этого чемоданчика к Полине возникли вопросы у людей, которых она не знала и знать не хотела, но которых боялась просто панически. Она не знала, кто они и как выглядят, сколько их и чем они занимаются, не знала, как покойный отец с ними познакомился, не знала, какие у них были общие дела, не знала, почему они доверили отцу такие деньги и куда эти деньги потом подевались, она не знала ничего этого, но твердо знала, что если те люди до нее доберутся, ей будет очень плохо, потому что им нужны исчезнувшие восемьсот тысяч долларов, и они про эти деньги будут допытываться у Полины, но она ничем не сможет им помочь, и тогда они заберут у нее ее жизнь. Они убьют ее. Она нисколько в этом не сомневалась.
   – Они тут как бараны…
   Услышав фразу на русском языке, Полина непроизвольно вздрогнула и обернулась. За соседним столиком сидели две туристки, женщины в возрасте под сорок.
   – Тупые. Понимаешь? Я у него спрашиваю: где тут у вас базар? Ну, рынок в смысле. А эти киприоты, они как с Урала, честное слово. Сплошная темнота. Он стоит, глазами хлопает. Ну, я ему доходчивее объясняю. Где у вас все продается, мол. Где мандарины там, апельсины всякие. Ну апельсины-то ты должен знать! Я ему говорю: апельсины, оранж, говорю, оранж, ну даже я знаю, что оранж – это апельсин, а он стоит и улыбается дурак дураком. Хорошо, наши шли, русскую речь услышали, мне говорят: это вон туда, метров двести и за угол. Ты представляешь? Это рядом совсем, оказывается, а он не мог объяснить.
   – Да, – согласилась вторая, отхлебывая пиво из горлышка бутылки. – Трудные люди. Хорошо, что наших тут много. А то хоть пропадай.
   Она повернула голову и встретилась глазами с Полиной. Пару секунд длилась пауза, потом женщина спросила:
   – Вы тоже из России?
   Полина вежливо-виновато улыбнулась и произнесла с вопросительной интонацией:
   – Excuse me…
   Женщина улыбнулась в ответ, одновременно говоря своей подруге:
   – Англичанка, что ли? Их тут как собак нерезаных.
   Они несколько секунд бесцеремонно разглядывали Полину, после чего потеряли к ней всякий интерес.
   Может быть, это и хорошо, что здесь много русских, думала Полина. Не будешь выглядеть белой вороной, можно затеряться, никто на тебя и внимания не обратит. А если потребуется, можно прикинуться иностранкой, как она это проделала только что, и чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности. Она поживет тут некоторое время, а очень скоро на Кипр вернется тетя Галя, и они вместе решат, как Полине жить дальше.
   Расплатившись, Полина прошлась по набережной, где прогуливались киприоты, где звучала незнакомая уху речь, где кружили чайки…
   И вдруг:
   – Я хочу, чтобы он закончил здесь четвертый класс, а потом отправлю его в Краснодар к бабушке…
   Две женщины прошли мимо. Одеты в спортивные костюмы, как и многие здесь, на набережной, на ногах кроссовки, обе в меру смуглы, если бы молчали – ни за что не угадаешь, что они из России. Здесь можно затеряться, снова подумала Полина. Главное – подальше держаться от тех, которые с татуировками, в золотых цепях.
   – Вот здесь встань, – сказал по-русски парень с фотоаппаратом. – Чтобы море и вон тот корабль…
   Его спутница щурилась на заходящее солнце и счастливо улыбалась. Наверное, совсем недавно прилетели на Кипр, чтобы провести здесь недельку. Устали ждать весну дома, полетели к теплу и солнцу.
   Здесь слишком много русских. Полина прошла до конца набережной, обогнула угол дома. Впереди была небольшая бухта, пирс и разноцветные рыбацкие катера. У входа на пирс в застекленной будке скучал дежурный. Полина спросила у него по-английски, что это за место.
   – Old port, – ответил киприот.
   Старый порт. Здесь пахло рыбой. Рыбацкие сети были уложены в потрепанные сумки самых разных цветов. Пустынно и тихо. Людей не видно, только одинокий рыбак скучает с удочкой, склонившись над водой. Серый кот прошел мимо Полины, не проявив к ней интереса. Никаких звуков, кроме плеска волн и крика чаек. Спокойно и тихо.
   Солнце садилось. До конца дня оставалось совсем немного. Полина на прощание кивнула дежурному, как старому знакомому. Он улыбнулся ей в ответ.
   Справа от нее оставались набережная и ее отель, но она не свернула туда, в многолюдье она чувствовала себя напряженно, а пошла вперед, где за небольшим кругом, автомобильной развязкой, начиналась неширокая улица. Здесь не было людей, и казалось, что они давно про эту улицу забыли и не ходит тут никто, одна вот только Полина и забрела случайно. Снова прошел мимо кот, на этот раз рыже-белый, и его Полина тоже не заинтересовала. Она позвала его: «Кис-кис-кис-кис», он и ухом не повел. Наверное, тут у них как-то иначе обращаются к кошачьему племени.
   Идя по улице, Полина вдруг вышла к строению, сложенному из крупных темных блоков и огороженному невысокой, но прочной оградой. Старые стены без единого окна возносились кверху, и холод исходил от этих камней. Мартовское солнце уже ушло, пустынные улицы старого города залили сумерки, краски поблекли, и бесплотные тени людей, живших здесь на протяжении нескольких последних столетий, казалось, бесшумно заскользили меж домов, спеша по одним им известным делам.
   Полина отлипла от ограды и торопливо пошла по направлению к набережной. Громко стучали каблучки ее туфель. Единственные звуки среди пугающего безлюдья старых улиц.

Глава 26

   1191 год. В сильную бурю корабль с Беренгарией Наваррской, невестой английского короля Ричарда I, более известного как Ричард Львиное Сердце, был вынужден пристать к кипрскому побережью в районе древнего поселения Аматус, которое возникло за тысячу лет до нашей эры, а за пять веков до описываемых событий было изрядно потрепано арабскими набегами. Остров уже принадлежал Византии, и византийский ставленник Исаак Комнин посчитал принцессу и ее спутников своей законной добычей, а бояться он никого не боялся, потому что к западу от Аматуса византийцами уже были выстроены укрепления, и Комнин и подумать не мог о том, что кто-нибудь решится пойти на штурм.
   Узнав о случившемся, Ричард Львиное Сердце с небольшим отрядом высадился на Кипре. С ним были всего сто конных рыцарей и пятьсот лучников. Он не думал о том, насколько силен его враг, и действительно ли неприступны укрепления, возведенные византийцами. Ему не нужен был этот остров, ему была нужна его Беренгария. Он разбил Комнина, освободил Беренгарию, а остров достался ему уже просто как трофей. Сгоряча Ричард по традициям того времени разрушил захваченный им Аматус, довершив то, что не до конца сделали за пять веков до него пиратствующие арабы, но об этом сейчас уже почти никто не помнит, зато вспоминают, что в расположенной среди византийских укреплений часовне Ричард I и Беренгария Наваррская обвенчались.
   Здесь же Беренгария была коронована на английский престол.

Глава 27

   О том, что имя ее будущего шефа Александр Александрович, Полина знала, еще находясь в Москве, имя ей назвала тетя Галя. Его фамилия стала известна Полине только вечером, в день прилета на Кипр, и тоже от тети Гали, которой Полина позвонила.
   – Я не буду с ним работать! – сказала Полина.
   – Полиночка…
   – Ни за какие коврижки!
   Долгая пауза была сигналом о том, что тетя Галя пребывает в замешательстве. Вообще-то подобное состояние было ей несвойственно, тетушкин характер Полина знала.
   – А что случилось? – наконец спросила тетя Галя.
   Полина хотела сказать, что этот Прокопов – редкий хам и что он из «новых русских» самого скверного пошиба, что она видит его насквозь и ничего хорошего от него не ждет, но вдруг подумала о том, что, как это ни странно при явной несхожести Прокопова и тети Гали, они вполне могут быть друзьями и даже, чем черт не шутит, более чем друзьями, и потому любое резкое слово в адрес Прокопова может показаться оскорбительным тете Гале. И когда Полина это поняла, она приглушила эмоции и оказала только:
   – Он неправильно себя повел.
   Тете Гале этого объяснения было мало, и Полине пришлось немного конкретизировать смысл претензий к своему несостоявшемуся работодателю:
   – Я ведь ему не вещь. И не надо на меня смотреть такими глазами, как будто я ему принадлежу безраздельно.
   – Ты что-то не так поняла, – сказала с досадой тетя Галя. – Ну что тебе в голову такое взбрело?
   Точно, этот стриженый Прокопов для тети Гали не случайный знакомый. Но дела это не меняет.
   – Я не пойду к нему работать, – твердо сказала Полина, подводя черту под этой частью их разговора. – У вас нет других мест на примете?
   Тетя Галя повздыхала, но в конце концов дала Полине номер телефона человека, который держал в центре Лимасола магазин по продаже всяких прелестных вещичек, способных украсить жилище.
   – Позвони ему завтра с утра, скажи, что от меня, – сказала тетя Галя. – А про Прокопова не забывай, без него тебе не получить вид на жительство.
   – Я не хочу иметь с ним никаких дел!
   Вот тут тетя Галя не выдержала.
   – Девочка моя! – сказала она почти сердито. – Я тебе ничего плохого не посоветую! Если перед тобой стоит задача остаться на Кипре, ты все-таки, как мне думается, хотя бы иногда прислушивайся к моим советам!
   Потом она, наверное, подумала о том, что не стоит перегибать палку, и несколько смягчила тон.
   – Там надо будет сделать кое-какие бумажные дела. То, что связано с видом на жительство. Если ты действительно не хочешь общаться с Прокоповым, я попрошу Костю…
   – Костаса?
   – Ну да, Костаса. Чтобы он с тобой общался и занимался твоими бумагами, а не Александр Александрович.
   После этого они распрощались. Полина положила трубку на рычаг.
   Расцвеченная огнями набережная, пальмы, шумят невидимые во тьме волны, на судне, стоящем на рейде, зажглись огни, по дороге вдоль нескончаемого ряда ресторанов проносятся машины. Даже не верится, что еще сегодня утром Полина была в Москве.

Глава 28

   Хозяина магазина звали Фидиас, было ему за пятьдесят, во внешности сквозило лукавство, присущее обычно людям восточным. Его иссиня-черные усы были настолько роскошны, что казались не настоящими, а накладными, приобретенными по случаю в какой-нибудь лавке, торгующей театральным реквизитом. Он был невысок, но крепко скроен и даже, пожалуй, несколько великоват в ширину, потому что, когда он шел через принадлежащий ему магазинчик, все время существовала опасность, что он зацепит ненароком один из стеллажей, стоящих посреди зала, и оставалось тайной, как Фидиасу удавалось избежать столкновения.
   Торговал он всякой всячиной для дома, которая не столько полезна в хозяйстве, сколько служит для того, чтобы ласкать хозяйский взор. Здесь были плетенки из соломы, вышивка, почему-то сплошь в рамочках и под стеклом, различных формой и расцветок вазы – от совсем крохотных до огромных, в самой большой из ваз запросто мог бы укрыться подросток средней комплекции. Еще были поделки из камней, абстрактные фигурки из металла, деревянные маски, стилизованные под африканские, люстры, настолько вычурные, что купить их для своего жилища мог только большой оригинал.
   Фидиас взял Полину в свой магазин, не задавая ей лишних вопросов, только уточнил, есть ли у нее вид на жительство (Полина сказала, что очень скоро будет) и как у нее с английским. Английский, как оказалось, был ей нужен в основном для того, чтобы общаться с самим Фидиасом. С покупателями ей предстояло разговаривать на русском. Сюда нередко заходили туристы из России, а у Фидиаса в торговом зале не было никого, кто хотя бы в малой мере знал русский, и он давно себе такого подыскивал. За Полину поручилась тетя Галя. Фидиасу этого оказалось достаточно.
   Зарплату Полине он определил в двести восемьдесят кипрских фунтов в месяц, что в более привычной для Полины системе координат составляло приблизительно пятьсот пятьдесят американских долларов. Из этой суммы сто фунтов в месяц Полина должна была отдать за снятую неподалеку от места работы однокомнатную квартиру, называемую здесь «студио», и около двух сотен у нее после этих выплат оставалось. Это были первые деньги в ее жизни, которые она зарабатывала самостоятельно.
   На работу она приходила к восьми утра и работала до шести вечера. На обеденный перерыв их магазин не закрывался, и можно было пообедать в задней комнатушке магазина только тогда, когда в магазине не было посетителей, и в торговом зале оставалась Полинина напарница, юная киприотка по имени Стефания.
   Русские сюда действительно заходили нередко. Соотечественников Полина вычисляла мгновенно. Ее задачей было помочь в выборе покупки. Она подходила к потенциальным покупателям и с улыбкой предлагала на русском свою помощь.
   – Я могу вам чем-то помочь?
   Ответная улыбка и одновременно настороженность во взгляде. Полина уже обратила внимание на эту особенность в общении с соотечественниками: иностранцам наши улыбались чаще. Вот если Стефания подходила первой, то ей навстречу – вежливая улыбка, а во взгляде – готовность воспользоваться предлагаемой помощью. Тут, заслышав знакомую речь, подключалась Полина, и покупательница, определив в ней русскую, гасила улыбку на своем лице, будто тем самым устанавливая дистанцию.