С самого начала совещания в Сурабае капитана 1-го ранга Беранже не покидало ощущение иррациональности происходящего. И дело было вовсе не в том, что совещание это проходило в здании военно-морского клуба «Моддерлуст», где офицеры голландского (и не только голландского) флота привыкли отдыхать, любуясь с открытой террасы клуба видом на море, и что сейчас все они были одеты как на парад, в белые кителя со всеми регалиями, и держались подчёркнуто серьёзно.
«Неужели они не понимают, – думал командир французского крейсера, – что вся эта диспозиция не стоит ни черта? Горстка крейсеров и эсминцев – дюжина боевых единиц! – против всего флота империи Ямато с его линкорами, авианосцами и десятками крейсеров! Неужели никого ничему не научила судьба эскадры адмирала Филипса? Зачем эта детская игра в кораблики перед лицом сильного, опасного и умелого – да, да, умелого, очень умелого! – противника? Или все они искренне уверены в том, что, как сказал ван Стрэлан, командир «Явы»: «Да, нас перемелют в фарш, но японцы за это дорого заплатят!»? Во флоте ABDAF в Яванском море больше адмиралов, чем кораблей, – голландец Хелфрих, британец Палисьер, американец Глассфорд, – и все они корчат из себя великих стратегов… А суть-то проста: японцы сомнут нас и пройдут по нашим трупам, даже не посмотрев под ноги».
– Будет ли у нас прикрытие с воздуха? – подчёркнуто холодно спросил кэптен Белл, командир «Эксетера» (гордому британцу очень не нравилось быть в подчинении у какого-то голландца, пусть даже тот выше чином).
– Будет, – ответил Доорман. – Американский авиатранспорт «Лэнгли» направляется в Чилачап с истребителями на борту.
Англичанин кивнул, хотя по лицу его было видно, что в обещанное прикрытие он не верит ни на грош – подобные обещания командиры кораблей ABDAF слышали по десять раз на дню. Ни Белл, ни Доорман ещё не знали, что «Лэнгли» уже потоплен японской авиацией, но были уверены: никаких американских истребителей не будет.
– Мой крейсер, – с оттенком виноватости произнёс командир «Хьюстона», молодой и симпатичный офицер в чине коммандера, – потерял кормовую башню главного калибра: она разбита попаданием японской бомбы. Я не могу вести огонь в кормовых секторах, поэтому, как мне кажется, мой корабль нельзя ставить в хвост нашей кильватерной колонны.
«Бойскаут, – неприязненно подумал Бернаже, глядя на американца. – Участие флота США в предстоящей операции ограничивается присутствием в составе соединения тяжёлого крейсера и дивизиона старых четырёхтрубных эсминцев, ровесников Ютланда. Где могучий американский флот? Удар, который он получил в Пёрл-Харборе, был тяжёлым, но далеко не смертельным – у янки есть и линкоры, и крейсера. И авианосцы у них тоже есть, и парочка авианосцев поубавила бы спеси самураям, возомнившим себя непобедимыми. Нас бросают на убой, а янки будут смотреть с интересом, как это будет происходить. Любят они воевать чужими руками…».
– Я понимаю, – Доорман словно прочёл мысли командира «Ламотт-Пике», – что наша операция выглядит самоубийственной, но другого выхода нет. Солдат выигрывает много, когда он выигрывает время – нужно завершить подготовку к обороне Австралии, Цейлона и Британской Индии. И нужно время, чтобы вывести из строя нефтеперегонные заводы на Яве и Суматре – японцы рвутся сюда за нефтью, которая им необходима. И мы выполним свой долг!
«О долге ты мог бы и не говорить, – подумал Беранже. – Это само собой разумеется, всегда и везде. Вот только сдается мне, что вокруг этой нефти затеялась грязная игра. Нефть принадлежит Голландии, значит, голландцы и должны её защищать. Янки, конечно, помогли бы, но… Ну не могут они, войдите в их положение! А может, не хотят? Самураи вышибут голландцев с архипелага, а потом сюда придут освободители-американцы, и нефть поменяет хозяина – янки наверняка не будут спешить возвращать законным владельцам их Инсулинду – «Изумрудное Ожерелье», как называют голландцы свою Ост-Индию. В конце концов, надо полагать, вернут, но с какими-нибудь хитрыми оговорками, которые позволят дяде Сэму и в дальнейшем черпать из индонезийского нефтяного котелка полной ложкой. А то, что из-за этих игрищ война с Японией продлится гораздо дольше, чем могла бы – кого это волнует? Война – эта форма политики, но подлость политиков и торговцев не даёт права настоящим воинам уклоняться от выполнения своего долга. И мои моряки свой долг выполнят».
Контр-адмирал Терро, числившийся вторым флагманом соединения, на совещании не присутствовал – он свалился в приступе лихорадки, настигшей старого моряка. Вернувшись на корабль, Беранже сообщил адмиралу о предстоящем походе и предложил ему перебраться в береговой госпиталь. «Нет, Режи, – ответил Терро. – Я останусь на борту «Ламотт-Пике». Наш корабль – это часть страны, нашей с тобой родины, разорванной на части и врагами, и союзниками, и если в предстоящем бою мне суждено умереть, я умру под флагом Франции».
Союзная эскадра из шести крейсеров – «Де Рёйтер», «Ява», «Эксетер», «Хьюстон», «Пёрт» и «Ламотт-Пике» (голландский лёгкий крейсер-лидер «Тромп» неделю назад был повреждён японской авиабомбой и ушёл на ремонт в Австралию) – и восьми эскадренных миноносцев (английских «Инкаунтер» и «Юпитер», голландских «Кортенаер» и «Витте де Витт», американских «Эдвардс», «Олден», «Форд» и «Поуп») встретилась с противником в 17.30 27 февраля 1942 года. Японское соединение, прикрывавшее конвой и состоявшее из трёх групп (первая – лёгкий крейсер «Дзинцу», эсминцы «Юкикадзе», «Токицукадзе», «Амацукадзе», «Хацукадзе»; вторая – тяжёлые крейсера «Нати» и «Хагуро», к которым под вечер присоединились однотипные крейсера «Асигара» и «Миоко», эсминцы «Сазанами», «Усио», «Ямакадзе» и «Кавакадзе»; третья – лёгкий крейсер «Нака», эсминцы «Минэгумо», «Мурасамэ», «Самидарэ», «Асагумо», «Юдати» и «Харусамэ»), не превосходило союзников численностью, однако сражение кончилось полным разгромом соединения ABDAF. Авиация японцев – ни береговая, ни с авианосцев Нагумо, которые казались вездесущими, – в бою не участвовала, но адмиралу Доорману это не помогло.
Видимость была отличной, и противники обменялись первыми залпами с дистанции сто двадцать кабельтовых, пустив в ход главный калибр тяжёлых крейсеров – для 150-, 140– и 127-мм орудий расстояние было слишком большим. А затем японские эсминцы Нисимуры, развернувшись, с 15.000 метров – невиданная дистанция торпедной стрельбы – выпустили по кораблям союзников сорок три торпеды. Из-за огромного расстояния попаданий не было, но корабли Доормана, заметив пенные следы торпед, начали маневр уклонения. Крейсера пяти стран маневрировали слаженно, но в этот время восьмидюймовый снаряд с крейсера «Нати», падая сверху под большим углом, пробил полуторадюймовую броневую палубу «Эксетера» и взорвался в котельном отделении.
«Эксетер» окутался клубами пара и потерял ход. Избегая столкновения, следовавшие за ним «Хаустон» и «Пёрт» вывалились из строя – один влево, другой вправо, а «Де Рёйтер» и «Ява» оторвались от концевых кораблей. Одно-единственное удачное попадание смешало и расстроило всю колонну союзников.
А японцы времени не теряли. Сократив дистанцию, эсминцы первой группы под градом снарядов («Токицукадзе» получил прямое попадание) с 6.000 метров выпустили по союзникам ещё семьдесят две торпеды.
Невезение компенсируется везением. Эскадра Доормана в это время перестраивалась и повернула на запад, пропустив большую часть японских торпед за кормой. Торпеду поймал только голландский эсминец «Витте де Витт», переломившийся пополам в вихре взрыва; его кормовая часть мгновенно затонула, а носовая некоторое время торчала над водой, похожая на исполинский клык морского чудовища. Адмирал Доорман поставил дымовую завесу и ещё раз развернулся на девяносто градусов, что спасло его от повторного торпедного залпа с эсминцев третьей японской группы – все шестьдесят четыре торпеды этого залпа прошли мимо. Японские корабли отошли, перезаряжая торпедные аппараты (на отходе в «Асагумо» снаряд попал с «Ламотт-Пике»); эскадра ABDAF, связанная повреждённым «Эксетером», тоже отходила – на юг, в сторону Сурабаи. Бой оборвался.
О чём думал Доорман, сказать трудно – адмирал погиб вместе со своим кораблём, – но в 21.00 (уже в темноте) он снова вошёл в боевое соприкосновение с крейсерами Такаги. И на этот раз удача окончательно покинула флот союзников: взошла луна, ярко осветившая всё вокруг, и японцы атаковали колонну Доормана торпедами. Атаковали с двух сторон – «Де Рёйтер» получил две торпеды в правый борт[26], «Ява» была торпедирована слева. Оба корабля быстро затонули, оставив на залитых лунным светом волнах обломки и сотни барахтавшихся среди них людей.
Японский тяжёлый крейсер «Хагуро»
Соединение ABDAF рассыпалось: в темноте уцелевшие корабли потеряли друг друга. Ночью следующего дня «Хьюстон» и «Пёрт», двигаясь наугад, наткнулись в бухте Бантен на японские транспорты, которые и были целью разбитой эскадры. Крейсера открыли по ним огонь, но мало что успели сделать – потопив один и повредив два транспорта, оба корабля стали жертвами целой стаи торпед, выпущенных японскими эсминцами. Повреждённый «Эксетер» и сопровождавший его эсминец «Юпитер» («Инкаунтер» вечером то ли налетел на мину, то ли был торпедирован японской подводной лодкой и погиб со всем экипажем) были настигнуты ночью кораблями первой японской группы и потоплены после короткого боя. Американские эсминцы «Эдвардс» и «Олден» добрались до Сурабаи и на следующий день были потоплены там японской авиацией вместе с голландским эсминцем «Эвертсен» и госпитальным кораблём «Оп тен Ноорт»; эсминец «Кортенаер» направился в Австралию и погиб, встретившись с японскими крейсерами «Такао» и «Тёкай» у берегов острова Тимор.
Капитан 1-го ранга Беранже не стал возвращаться в Сурабаю: он догадывался, что его там ждёт. «Ламотт-Пике» и увязавшиеся за ним американские эсминцы «Форд» и «Поуп» взяли курс на пролив Сунда, надеясь выйти из Яванского моря, ставшего слишком опасным, и прорваться в Индийский океан. Идея была хорошей, однако ночью осколок ABDAF был перехвачен на подходе к проливу японским крейсером «Нака» и пятью эсминцами.
Бой был яростным. Обе стороны почти одновременно открыли огонь и выпустили торпеды, только «Ламотт-Пике» сделал это чуть раньше, чем «Нака» – ветераны битвы у Ко-Чанга умели обращаться с торпедным оружием. Древние эсминцы янки, вооружённые 76-мм орудиями, не были серьёзными противниками для мощных японских эсминцев, но приняли на себя часть вражеского огня. «Форд» сразу пошёл на дно, разорванный японской торпедой, а «Поуп», осыпаемый снарядами, продержался на удивление долго – минут пятнадцать. Так он и запомнился капитану Беранже: горящий, зарывающийся носом в море, окружённый со всех сторон белыми всплесками от падающих снарядов. А потом над японским крейсером «Нака» развернулся веер взрыва: две из шести французских 550-мм торпед попали в цель.
Быстрая гибель японского флагмана и густой дым, извергаемый тонущим «Поупом», спасли французский крейсер: избежав вражеских торпед и дав полный ход, «Ламотт-Пике» растворился в ночной темноте.
Крейсеру, два месяца не выходившему из боёв, требовался срочный ремонт. Беранже простоял на Цейлоне до конца марта, и ушёл из Тринкомали буквально накануне налёта авианосной авиации Нагумо. Японцы потопили в гавани стоявшие там голландский крейсер «Суматра», австралийский эсминец «Вампир» и несколько других кораблей и судов, однако французский лёгкий крейсер «Ламотт-Пике» ускользнул, добавив ещё один порт к длинному списку портов, которые он покидал, спасаясь от загребущих лап жёлтого дракона.
Первоначально Терро и Беранже намеревались направиться на Мадагаскар, но потом передумали. Колониальная администрация острова осталась верной правительству Виши, и «мятежный» крейсер, сражавшийся на стороне союзников против Японии, считался бы там «кораблём предателей». «Ламотт-Пике» взял курс на Александрию – англичане пропустили его через Суэцкий канал.
В Александрии крейсер-бродяга присоединился к французской эскадре вице-адмирала Годфруа, находившейся под контролем англичан и в итоге перешедшей на сторону де Голля. И в Александрии же командир «Ламотт-Пике» узнал о том, что немецкие войска заняли всю Францию и вошли в Тулон. Это известие сильно встревожило Беранже: в Тулоне жила его супруга Жанет, и Режи опасался за её судьбу – статус англичанки по национальности и жены французского морского офицера (особенно после того, как в Тулоне французскими моряками был затоплен флот Франции) не гарантировал ей спокойную жизнь в условиях германской оккупации.
«Конечно, – размышлял Беранже, – вряд ли Жанет все эти годы (а мы не виделись с ней с начала войны) спала одна в холодной постели. Женщины (даже холодные англичанки, хотя Жанет прохладной не назовёшь, да) не больше мужчин склонны хранить супружескую верность, иначе с кем изменяли бы своим верным жёнам ветреные мужья? C'est la vie – это жизнь… Но мы женаты вот уже почти пятнадцать лет, у нас двоё детей, и главное – в наших отношениях, несмотря на долгие разлуки, сохранилась теплота… И эта теплота заставляет меня тревожиться за мою маленькую Жанет – за умницу Дженни, умницу во всем. Скорей бы кончилась эта проклятая война, охватившая мир… Русские, которые разбили Наполеона, в конце концов намнут бока бошам, а янки, надо полагать, свернут шею японскому дракону, но когда они проделают вивисекцию над этим жёлтым чудовищем, сказать пока трудно. Во всяком случае, это случится не завтра, и даже не послезавтра».
Капитан 1-го ранга Режи Беранже, командир лёгкого крейсера «Свободной Франции» «Ламотт-Пике», предполагал, что война продлится ещё не один год, но он не мог себе даже представить, какой станет эта война.
Глава седьмая. Голова змеи
«Неужели они не понимают, – думал командир французского крейсера, – что вся эта диспозиция не стоит ни черта? Горстка крейсеров и эсминцев – дюжина боевых единиц! – против всего флота империи Ямато с его линкорами, авианосцами и десятками крейсеров! Неужели никого ничему не научила судьба эскадры адмирала Филипса? Зачем эта детская игра в кораблики перед лицом сильного, опасного и умелого – да, да, умелого, очень умелого! – противника? Или все они искренне уверены в том, что, как сказал ван Стрэлан, командир «Явы»: «Да, нас перемелют в фарш, но японцы за это дорого заплатят!»? Во флоте ABDAF в Яванском море больше адмиралов, чем кораблей, – голландец Хелфрих, британец Палисьер, американец Глассфорд, – и все они корчат из себя великих стратегов… А суть-то проста: японцы сомнут нас и пройдут по нашим трупам, даже не посмотрев под ноги».
– Будет ли у нас прикрытие с воздуха? – подчёркнуто холодно спросил кэптен Белл, командир «Эксетера» (гордому британцу очень не нравилось быть в подчинении у какого-то голландца, пусть даже тот выше чином).
– Будет, – ответил Доорман. – Американский авиатранспорт «Лэнгли» направляется в Чилачап с истребителями на борту.
Англичанин кивнул, хотя по лицу его было видно, что в обещанное прикрытие он не верит ни на грош – подобные обещания командиры кораблей ABDAF слышали по десять раз на дню. Ни Белл, ни Доорман ещё не знали, что «Лэнгли» уже потоплен японской авиацией, но были уверены: никаких американских истребителей не будет.
– Мой крейсер, – с оттенком виноватости произнёс командир «Хьюстона», молодой и симпатичный офицер в чине коммандера, – потерял кормовую башню главного калибра: она разбита попаданием японской бомбы. Я не могу вести огонь в кормовых секторах, поэтому, как мне кажется, мой корабль нельзя ставить в хвост нашей кильватерной колонны.
«Бойскаут, – неприязненно подумал Бернаже, глядя на американца. – Участие флота США в предстоящей операции ограничивается присутствием в составе соединения тяжёлого крейсера и дивизиона старых четырёхтрубных эсминцев, ровесников Ютланда. Где могучий американский флот? Удар, который он получил в Пёрл-Харборе, был тяжёлым, но далеко не смертельным – у янки есть и линкоры, и крейсера. И авианосцы у них тоже есть, и парочка авианосцев поубавила бы спеси самураям, возомнившим себя непобедимыми. Нас бросают на убой, а янки будут смотреть с интересом, как это будет происходить. Любят они воевать чужими руками…».
– Я понимаю, – Доорман словно прочёл мысли командира «Ламотт-Пике», – что наша операция выглядит самоубийственной, но другого выхода нет. Солдат выигрывает много, когда он выигрывает время – нужно завершить подготовку к обороне Австралии, Цейлона и Британской Индии. И нужно время, чтобы вывести из строя нефтеперегонные заводы на Яве и Суматре – японцы рвутся сюда за нефтью, которая им необходима. И мы выполним свой долг!
«О долге ты мог бы и не говорить, – подумал Беранже. – Это само собой разумеется, всегда и везде. Вот только сдается мне, что вокруг этой нефти затеялась грязная игра. Нефть принадлежит Голландии, значит, голландцы и должны её защищать. Янки, конечно, помогли бы, но… Ну не могут они, войдите в их положение! А может, не хотят? Самураи вышибут голландцев с архипелага, а потом сюда придут освободители-американцы, и нефть поменяет хозяина – янки наверняка не будут спешить возвращать законным владельцам их Инсулинду – «Изумрудное Ожерелье», как называют голландцы свою Ост-Индию. В конце концов, надо полагать, вернут, но с какими-нибудь хитрыми оговорками, которые позволят дяде Сэму и в дальнейшем черпать из индонезийского нефтяного котелка полной ложкой. А то, что из-за этих игрищ война с Японией продлится гораздо дольше, чем могла бы – кого это волнует? Война – эта форма политики, но подлость политиков и торговцев не даёт права настоящим воинам уклоняться от выполнения своего долга. И мои моряки свой долг выполнят».
Контр-адмирал Терро, числившийся вторым флагманом соединения, на совещании не присутствовал – он свалился в приступе лихорадки, настигшей старого моряка. Вернувшись на корабль, Беранже сообщил адмиралу о предстоящем походе и предложил ему перебраться в береговой госпиталь. «Нет, Режи, – ответил Терро. – Я останусь на борту «Ламотт-Пике». Наш корабль – это часть страны, нашей с тобой родины, разорванной на части и врагами, и союзниками, и если в предстоящем бою мне суждено умереть, я умру под флагом Франции».
* * *
Многочасовое сражение в Яванском море запечатлелось в памяти капитана 1-го ранга Режи Беранже кроваво-дымным калейдоскопом, из которого сознание с фотографической точностью выхватывало отдельные картины: белёсые космы дымовой завесы, растекавшиеся над водой; серые силуэты тонущих кораблей, окольцованные пляшущим пламенем горящего мазута; вспышки выстрелов и дергающиеся стволы орудий; повисший на реллингах матрос, убитый осколком. Командир «Ламотт-Пике» командовал, отдавал приказы (правильные), их выполняли (быстро и чётко), но вместе с тем ему казалось, что он наблюдает происходящее как бы со стороны – мозг, перенасыщенный адреналином, блокировал восприятие, отсеивая всё лишнее, мешавшее Беранже руководить боем.Союзная эскадра из шести крейсеров – «Де Рёйтер», «Ява», «Эксетер», «Хьюстон», «Пёрт» и «Ламотт-Пике» (голландский лёгкий крейсер-лидер «Тромп» неделю назад был повреждён японской авиабомбой и ушёл на ремонт в Австралию) – и восьми эскадренных миноносцев (английских «Инкаунтер» и «Юпитер», голландских «Кортенаер» и «Витте де Витт», американских «Эдвардс», «Олден», «Форд» и «Поуп») встретилась с противником в 17.30 27 февраля 1942 года. Японское соединение, прикрывавшее конвой и состоявшее из трёх групп (первая – лёгкий крейсер «Дзинцу», эсминцы «Юкикадзе», «Токицукадзе», «Амацукадзе», «Хацукадзе»; вторая – тяжёлые крейсера «Нати» и «Хагуро», к которым под вечер присоединились однотипные крейсера «Асигара» и «Миоко», эсминцы «Сазанами», «Усио», «Ямакадзе» и «Кавакадзе»; третья – лёгкий крейсер «Нака», эсминцы «Минэгумо», «Мурасамэ», «Самидарэ», «Асагумо», «Юдати» и «Харусамэ»), не превосходило союзников численностью, однако сражение кончилось полным разгромом соединения ABDAF. Авиация японцев – ни береговая, ни с авианосцев Нагумо, которые казались вездесущими, – в бою не участвовала, но адмиралу Доорману это не помогло.
Видимость была отличной, и противники обменялись первыми залпами с дистанции сто двадцать кабельтовых, пустив в ход главный калибр тяжёлых крейсеров – для 150-, 140– и 127-мм орудий расстояние было слишком большим. А затем японские эсминцы Нисимуры, развернувшись, с 15.000 метров – невиданная дистанция торпедной стрельбы – выпустили по кораблям союзников сорок три торпеды. Из-за огромного расстояния попаданий не было, но корабли Доормана, заметив пенные следы торпед, начали маневр уклонения. Крейсера пяти стран маневрировали слаженно, но в этот время восьмидюймовый снаряд с крейсера «Нати», падая сверху под большим углом, пробил полуторадюймовую броневую палубу «Эксетера» и взорвался в котельном отделении.
«Эксетер» окутался клубами пара и потерял ход. Избегая столкновения, следовавшие за ним «Хаустон» и «Пёрт» вывалились из строя – один влево, другой вправо, а «Де Рёйтер» и «Ява» оторвались от концевых кораблей. Одно-единственное удачное попадание смешало и расстроило всю колонну союзников.
А японцы времени не теряли. Сократив дистанцию, эсминцы первой группы под градом снарядов («Токицукадзе» получил прямое попадание) с 6.000 метров выпустили по союзникам ещё семьдесят две торпеды.
Невезение компенсируется везением. Эскадра Доормана в это время перестраивалась и повернула на запад, пропустив большую часть японских торпед за кормой. Торпеду поймал только голландский эсминец «Витте де Витт», переломившийся пополам в вихре взрыва; его кормовая часть мгновенно затонула, а носовая некоторое время торчала над водой, похожая на исполинский клык морского чудовища. Адмирал Доорман поставил дымовую завесу и ещё раз развернулся на девяносто градусов, что спасло его от повторного торпедного залпа с эсминцев третьей японской группы – все шестьдесят четыре торпеды этого залпа прошли мимо. Японские корабли отошли, перезаряжая торпедные аппараты (на отходе в «Асагумо» снаряд попал с «Ламотт-Пике»); эскадра ABDAF, связанная повреждённым «Эксетером», тоже отходила – на юг, в сторону Сурабаи. Бой оборвался.
О чём думал Доорман, сказать трудно – адмирал погиб вместе со своим кораблём, – но в 21.00 (уже в темноте) он снова вошёл в боевое соприкосновение с крейсерами Такаги. И на этот раз удача окончательно покинула флот союзников: взошла луна, ярко осветившая всё вокруг, и японцы атаковали колонну Доормана торпедами. Атаковали с двух сторон – «Де Рёйтер» получил две торпеды в правый борт[26], «Ява» была торпедирована слева. Оба корабля быстро затонули, оставив на залитых лунным светом волнах обломки и сотни барахтавшихся среди них людей.
Соединение ABDAF рассыпалось: в темноте уцелевшие корабли потеряли друг друга. Ночью следующего дня «Хьюстон» и «Пёрт», двигаясь наугад, наткнулись в бухте Бантен на японские транспорты, которые и были целью разбитой эскадры. Крейсера открыли по ним огонь, но мало что успели сделать – потопив один и повредив два транспорта, оба корабля стали жертвами целой стаи торпед, выпущенных японскими эсминцами. Повреждённый «Эксетер» и сопровождавший его эсминец «Юпитер» («Инкаунтер» вечером то ли налетел на мину, то ли был торпедирован японской подводной лодкой и погиб со всем экипажем) были настигнуты ночью кораблями первой японской группы и потоплены после короткого боя. Американские эсминцы «Эдвардс» и «Олден» добрались до Сурабаи и на следующий день были потоплены там японской авиацией вместе с голландским эсминцем «Эвертсен» и госпитальным кораблём «Оп тен Ноорт»; эсминец «Кортенаер» направился в Австралию и погиб, встретившись с японскими крейсерами «Такао» и «Тёкай» у берегов острова Тимор.
Капитан 1-го ранга Беранже не стал возвращаться в Сурабаю: он догадывался, что его там ждёт. «Ламотт-Пике» и увязавшиеся за ним американские эсминцы «Форд» и «Поуп» взяли курс на пролив Сунда, надеясь выйти из Яванского моря, ставшего слишком опасным, и прорваться в Индийский океан. Идея была хорошей, однако ночью осколок ABDAF был перехвачен на подходе к проливу японским крейсером «Нака» и пятью эсминцами.
Бой был яростным. Обе стороны почти одновременно открыли огонь и выпустили торпеды, только «Ламотт-Пике» сделал это чуть раньше, чем «Нака» – ветераны битвы у Ко-Чанга умели обращаться с торпедным оружием. Древние эсминцы янки, вооружённые 76-мм орудиями, не были серьёзными противниками для мощных японских эсминцев, но приняли на себя часть вражеского огня. «Форд» сразу пошёл на дно, разорванный японской торпедой, а «Поуп», осыпаемый снарядами, продержался на удивление долго – минут пятнадцать. Так он и запомнился капитану Беранже: горящий, зарывающийся носом в море, окружённый со всех сторон белыми всплесками от падающих снарядов. А потом над японским крейсером «Нака» развернулся веер взрыва: две из шести французских 550-мм торпед попали в цель.
Быстрая гибель японского флагмана и густой дым, извергаемый тонущим «Поупом», спасли французский крейсер: избежав вражеских торпед и дав полный ход, «Ламотт-Пике» растворился в ночной темноте.
* * *
…Индийский океан встретил крейсер тяжёлой зыбью. Посоветовавшись с Терро – адмирал чувствовал себя гораздо лучше, бой оказался для него лучше любого лекарства, – Беранже решил следовать на Цейлон: топлива должно было хватить, а повреждения крейсера были незначительными и позволяли выдержать такой переход. Похоронив в море погибших, «Ламотт-Пике» взял курс на Тринкомали, куда благополучно прибыл через пять суток.Крейсеру, два месяца не выходившему из боёв, требовался срочный ремонт. Беранже простоял на Цейлоне до конца марта, и ушёл из Тринкомали буквально накануне налёта авианосной авиации Нагумо. Японцы потопили в гавани стоявшие там голландский крейсер «Суматра», австралийский эсминец «Вампир» и несколько других кораблей и судов, однако французский лёгкий крейсер «Ламотт-Пике» ускользнул, добавив ещё один порт к длинному списку портов, которые он покидал, спасаясь от загребущих лап жёлтого дракона.
Первоначально Терро и Беранже намеревались направиться на Мадагаскар, но потом передумали. Колониальная администрация острова осталась верной правительству Виши, и «мятежный» крейсер, сражавшийся на стороне союзников против Японии, считался бы там «кораблём предателей». «Ламотт-Пике» взял курс на Александрию – англичане пропустили его через Суэцкий канал.
В Александрии крейсер-бродяга присоединился к французской эскадре вице-адмирала Годфруа, находившейся под контролем англичан и в итоге перешедшей на сторону де Голля. И в Александрии же командир «Ламотт-Пике» узнал о том, что немецкие войска заняли всю Францию и вошли в Тулон. Это известие сильно встревожило Беранже: в Тулоне жила его супруга Жанет, и Режи опасался за её судьбу – статус англичанки по национальности и жены французского морского офицера (особенно после того, как в Тулоне французскими моряками был затоплен флот Франции) не гарантировал ей спокойную жизнь в условиях германской оккупации.
«Конечно, – размышлял Беранже, – вряд ли Жанет все эти годы (а мы не виделись с ней с начала войны) спала одна в холодной постели. Женщины (даже холодные англичанки, хотя Жанет прохладной не назовёшь, да) не больше мужчин склонны хранить супружескую верность, иначе с кем изменяли бы своим верным жёнам ветреные мужья? C'est la vie – это жизнь… Но мы женаты вот уже почти пятнадцать лет, у нас двоё детей, и главное – в наших отношениях, несмотря на долгие разлуки, сохранилась теплота… И эта теплота заставляет меня тревожиться за мою маленькую Жанет – за умницу Дженни, умницу во всем. Скорей бы кончилась эта проклятая война, охватившая мир… Русские, которые разбили Наполеона, в конце концов намнут бока бошам, а янки, надо полагать, свернут шею японскому дракону, но когда они проделают вивисекцию над этим жёлтым чудовищем, сказать пока трудно. Во всяком случае, это случится не завтра, и даже не послезавтра».
Капитан 1-го ранга Режи Беранже, командир лёгкого крейсера «Свободной Франции» «Ламотт-Пике», предполагал, что война продлится ещё не один год, но он не мог себе даже представить, какой станет эта война.
Глава седьмая. Голова змеи
Жёлтый дракон, тяжело взмахивая крыльями, кружил над Тихим океаном, забираясь всё дальше и дальше. Дракон почувствовал свою силу – испепелив Пёрл-Харбор и потопив английский флот в Южно-Китайском море, он понял, что бледнолицые вовсе не являются непобедимыми воинами: их доспехи плавятся от жара драконьего пламени, а плоть рвётся в клочья стальными когтями торпед и авиабомб. Дракон летел от победы к победе, и лёгкость этих побед ошеломляла его самого – в Сингапуре восьмидесятитысячная английская армия генерала Персиваля сложила оружие перед тридцатитысячной армией Томоюки Ямаситы, а на Филиппинах японцы взяли в плен сто тысяч человек: две трети американо-филиппинских войск, оборонявших архипелаг. Аэродромы были усеяны остовами американских самолётов, сгоревших на земле; в гаванях и в открытом море десятками тонули боевые корабли и суда союзников, а японский дракон, плотоядно урча, заглатывал острова Голландской Ост-Индии. И всё это – практически без потерь, на несколько царапин на своей бронированной шкуре дракон даже не обратил внимания.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента