Владимир Контровский. Нерожденный

Владимир Контровский
Нерождённый

Пролог

   Запах дыма кольнул ноздри. И запах этот, который оба таёжника – и старый Игнат, и Семён, молодой парень, родившийся и выросший здесь и не видевший ничего, кроме глухих распадков и буреломной чащи, – почуяли одновременно, был недобрым.
   Прозрачный осенний воздух, уже тронутый оттенком грядущих морозов, принёс запах беды – дымный привкус пожарища, а не уютного домашнего очага, подле которого хорошо сидеть, глядя в танцующий огонь и протянув к нему натруженные гудящие ноги. А этот дым, прилетевший со стороны затерянного в лесу посёлка, скрытого от посторонних глаз, отдыха не обещал – он был дымом сожжённых жилищ и погребального костра, уводящего в иной мир окончивших земной путь.
   Обменявшись взглядами – слова были не нужны, – оба охотника нырнули в густой подлесок, безошибочно ориентируясь по тревожному запаху. Они двигались быстро, но при этом почти бесшумно: над тайгой висела обычная тишина, нарушаемая только шуршащими лесными шорохами, но это ещё ни о чём не говорило – беда, запах которой принёс горький дым, была уже рядом и скалила острые зубы.
   Охотники добрались до посёлка минут за двадцать – идти было недалеко, и оба знали здесь каждую тропку и каждый кустик. Игнат и Семён уже догадывались, что они увидят, и всё-таки надеялись ошибиться.
   Но ошибки не произошло. Посёлка не было: на месте добротных домов, жавшихся к деревьям по краям обширной поляны, остались груды обгорелых брёвен, источавших смрад спалённой человеческой плоти. Посёлка не было, и жителей его тоже не было – были трупы, изрубленные, обезглавленные, исколотые штыками. И чудовищной гирляндой болтались на колодёзном журавле головы убитых, подвешенные за волосы…
   – Мангусты, – тяжело уронил Игнат, оглядывая мёртвое пепелище. – Их повадка. Часа два прошло, не больше.
   – А может, хунхузы китайские? Хотя – какая разница… – Семён с шумом выдохнул и сжал винтовку так, что побелели костяшки пальцев.
   – Мангусты, – повторил старик. – Смотри сам – среди убиенных почти нет молодых парней, а девок и молодых баб и подавно нет. Они их с собой увели – мангустам нужны рабы и наложницы, а режут они только тех, кто сопротивляется, да ещё стариков бесполёзных. И ещё, – Игнат нагнулся и подобрал два винтовочных патрона, тускло блестевших в помятой траве. – Видишь?
   Патроны были целёхонькими. Остроконечные пули торчали из гильз, хотя капсюли были наколоты уларами бойка.
   – Осечки, может?
   – Нет, – Игнат покачал головой, – это не осечки, паря. Мангусты повесили марево и заглушили огнестрел, потому-то мы с тобой пальбы и не слыхали. Не было её, Сёма, пальбы, – людей губили холодным оружием, штыками да саблями. Здесь порезвились желтокожие – нашли они нас.
   – Марево, да… – задумчиво протянул молодой таёжник. – Тогда мангусты, больше некому, дядя Игнат.
   Из руин медленно сочился сизый дым, и поэтому Семён не сразу понял, что ему не мерещится – взрыхлённая земля возле одного из сгоревших домов действительно шевелится. А что это значит, оба охотника поняли одновременно.
   Рыть было легко – слой земли над заживо погребёнными был тонок. Таёжники быстро вскрыли яму, наполненную телами, но спасать было уже некого: в яме лежали одни лишь мертвецы – за два часа мать сыра земля высосала из них жизнь. Но нет, один из них – старик, перемазанный мокрой землёй до неузнаваемости, – чуть шевельнулся, и неправдоподобно ярко сверкнули белки его приоткрытых глаз.
   – Мангусты… – еле слышно просипел откопанный и умолк, отдав последние силы и присоединившись к остальным покойникам, лежавшим в братской могиле.
   Таёжники засыпали яму в молчании – им, раздавленным страшной бедой, говорить было не о чём. И только минут через пятнадцать, когда Игнат с Семёном обошли останки посёлка, убедились, что живых здесь больше нет, и что им обоим надо уходить отсюда куда глаза глядят, младший из охотников спросил старшего, сумрачно глядя на мёртвое селение:
   – Скажи, дядя Игнат, а как всё это началось? Мангусты, марево это проклятое… Ты ведь давно живёшь – ты должен знать.

Часть первая

Глава первая. По воле рока

   В «Отава» также попало два снаряда, причём были убиты мичман Миязака и 4 нижних чина и ранены старший лейтенант Исикава, ревизор Номура, 19 нижних чинов и 2 нестроевых.

«Описание военных действий на море в 37–38 гг. Мейдзи»

 
   Среди разномастных боевых единиц 2-й Тихоокеанской эскадры, шедшей на Дальний Восток для сокрушения японского флота и овладения морем, крейсер «Светлана» выделялся стремительной грацией очертаний, изяществом и роскошью отделки. И неудивительно: этот корабль с женским именем строился не столько как военное судно, сколько как вооружённая яхта великого князя Алексея Александровича, генерал-адмирала и шефа российского флота. Вряд ли кто-то предполагал, что «прекрасной амазонке» когда-либо придётся участвовать в бою – включить красавицу в состав эскадры вице-адмирала Рожественского заставила только жёсткая необходимость, вызванная острой нехваткой боевых кораблей.
   Изначально (по первому варианту проекта, разработанному Э.Е.Гуляевым в мае 1893 года на базе транспорта «Алеут») «Светлана» планировалась как заградитель на триста мин и яхта для генерал-адмирала. Затем, в связи с требованием увеличить скорость (до 14 узлов) и площадь помещений для великого князя, проект был переработан, и водоизмещение выросло до 1.300 тонн. Следующий вариант имел уже скорость 18 узлов – заградитель превратился в крейсер, за образец которого сначала был взят английский бронепалубный крейсер «Медея», а потом французский крейсер «Сюркуф».
   Предполагая строить корабль за границей, Морской Технический комитет в сентябре 1893 года разработал программу-задание для составления эскизных проектов двухвинтовой яхты-транспорта для Балтийского моря. По одному из первых проектов фирмы Армстронга водоизмещение ещё удерживалось в пределах 1.200 тонн, но в марте 1894 года за прототип принимаются уже более крупные английские крейсера-«четырёхтысячники». А к лету 1894 было окончательно решено строить вместо яхты-заградителя бронепалубную яхту-крейсер водоизмещением 4.000 тонн, со скоростью двадцать узлов. В конкурсе проектов участвовали восемь английских, две французские и одна немецкая верфи, и в итоге заказ на постройку «Светланы» получил французский завод «Форж и Шантье» (Гавр).
   Двойное назначение корабля породило дополнительные конструктивные сложности. Для обеспечения комфортного пребывания на борту крейсера-яхты сиятельного пассажира с дюжиной челядинцев были необходимы каюты, причём четыре из них – отдельные, со всеми удобствами; еще четыре каюты предназначались офицерам свиты. Обширные апартаменты великого князя – приемный зал с камином, гостиная, кабинет – отличались особой роскошью позолоченной отделки, мебелью и обшивкой из полированного красного и орехового дерева (о том, что первом же попадании снаряда всё это вспыхнет ярким пламенем, никто не думал). «Великокняжеский блок» был отделён от прочих помещений судна двойными поперечными переборками, а с верхней палубы в «генерал-адмиральский отсек» вёл специальный проход из просторной и роскошно обставленной кормовой рубки. Все четыре динамо-машины были сосредоточены в одном месте – в носовой части, подальше от великокняжеских помещений, дабы не беспокоить их шумом сановного сибарита. Живучесть системы энергообеспечения в расчёт не принималась, и это обстоятельство сыграло роковую роль в судьбе «амазонки».
   Алексей Александрович следил за постройкой своей яхты. При очередном посещении Парижа он приказал убрать сетевое заграждение, установить скуловые кили и предусмотреть на обеих стальных мачтах-однодеревках два косых треугольных паруса «в виде латинских». В ходе строительства отказались от предусмотренных проектом четырех минных аппаратов (их осталось только два), увеличили запас угля (за счет бортовых коффердамов) и пресной воды.
   Ближайшими аналогами «Светланы» были строившиеся французские бронепалубные крейсера «Декарт» и «Паскаль» – похожими были общая архитектура корпуса, легкие мачты, чуть наклоненные к корме, дымовые трубы и развитый таран, скругленный под водой. На «Светлане» эффект полубака был достигнут за счет заметной седловатости палубы. Толщина броневой палубы достигала шестидесяти четырёх миллиметров, бронирование боевой рубки – ста двух миллиметров. Из шести шестидюймовых орудий два установили в оконечностях на верхней палубе, а остальные четыре, несмотря на неудобства стрельбы на волнении, – на расположенной ниже закрытой батарейной палубе (в спонсонах, с ограждающими орудия круговыми полупереборками), чтобы оставить верхнюю палубу просторной и свободной, как и положено элитной яхте. Вместо иллюминаторов для лучшей освещенности предусмотрели окна, и «Светлана» стала первым кораблём русского военного флота, оснащённым якорями без штоков, что позволяло втягивать их в клюзы. Водотрубные котлы для крейсера строил завод Бельвиля, механизмы – завод в Гавре, корпус – верфь в Гравиле (Гавр).
   Закладка «амазонки» состоялась 28 июня 1895 года, а в декабре 1896 года «Светлана» была спущена на воду. В декабре 1897 года на мерной миле у Гавра крейсер выдал 20 узлов контрактной скорости, и 21 марта 1898 года на «Светлане» был поднят Андреевский флаг. В апреле яхта совершила свой первый («девичий», как говорят англичане) рейс в Средиземное море, посетив Тулон, а в июне 1898 прибыла в Кронштадт, где присоединилась к царским яхтам «Полярная звезда» и «Царевна». В русском флоте стало одной «плавучей фрейлиной» больше…
   Удивительно, но факт: в 1899 году придворная красавица совершила очень редкий для русского флота того времени поход в неласковое Баренцево море, где она принимала участие в торжествах по случаю открытия порта Александров-на Мурмане – будущего Мурманска. И били в стройный корпус яхты тяжёлые холодные волны, хлестали по её надстройкам тугие злые плети снежных зарядов, и переливались над мачтами крейсера широкие цветные ленты северного сияния…
   А потом грянула русско-японская война. «Светлану» довооружили (добавили четыре трёхдюймовых и четыре 47-мм орудия, установили оптические прицелы и радиостанцию) и включили яхту-крейсер в состав 2-й Тихоокеанской эскадры. Рожественский был невысокого мнения о боевых возможностях «амазонки» и отзывался о ней малопочтительно. «Опять эта Горничная (таким прозвищем наградил командующий «Светлану») завиляла, словно ей оса попала под подол» – брюзжал он, наблюдая за эволюциями трёхтрубной красавицы. Хотя не стоит судить его за это слишком строго: после падения Порт-Артура, известие о котором было получено на Мадагаскаре, и малоутешительных, мягко говоря, итогов учебных стрельб Рожественский понял, что поход 2-й эскадры на Дальний Восток оборачивается безнадёжной авантюрой, и дал волю своему и без того далеко не ангельскому нраву.

* * *

   Одной из особенностей трагического разгрома русского флота при Цусиме 14(27)–15(28) мая 1905 года было то, что русские корабли, поставленные в заведомо невыгодные условия, не смогли проявить всех присущих им боевых качеств, которые в другой ситуации существенно повлияли бы на ход и исход сражения. Главные броневые пояса перегруженных русских броненосцев ушли глубоко в воду, оставляя на растерзание вражеским снарядам тонкие небронированные борта, в которых японские фугасы проламывали громадные дыры, открывая дорогу воде. Эскадра адмирала Рожественского, связанная обозом из тихоходных транспортов, ползла под яростным огнём японцев девятиузловым ходом, тогда как лучшие её броненосцы давали до восемнадцати узлов, а прочие – от тринадцати до шестнадцати. И противник, имея вдвое большую эскадренную скорость, безнаказанно охватывал голову русской эскадры, поочерёдно расстреливая один корабль за другим и прикрываясь от огня концевых русских броненосцев русскими же головными броненосцами. «Ослябя», лучший по артиллерийской подготовке корабль русской эскадры, из-за ошибочного маневрирования вынужден был застопорить ход, превратился в неподвижную мишень для броненосных крейсеров Камимуры и погиб, так и не сумев достойно дать сдачи. На четырёх броненосцах типа «Бородино» расположение артиллерии позволяло развить сильный носовой огонь, что имело большое значение при атаке и в бою на сближении, но бой пошёл совсем по-другому, и это преимущество новейших боевых единиц Рожественского так и не нашло применения. Ни один из русских миноносцев не был использован по своему прямому назначению – им просто не была поставлена такая задача. Много сказано о технических недостатках русских кораблей, о несовершенстве русских снарядов, о прочих объективных причинах, приведших к страшному поражению российского флота, но при этом стыдливо замалчивается главное: основной причиной Цусимского разгрома (как это ни унизительно для национального самосознания) было наше полное неумение воевать в новых условиях, диктовавших новые требования ко всем, от рядового матроса до командующего эскадрой. История беспощадна…
   Крейсер «Светлана» также оказался не у дел. Разведывательный отряд, возглавляемый «амазонкой», не вёл никакой разведки, для которой быстроногая красавица яхта была вполне пригодна – скорость позволяла ей оторваться от почти любого неприятельского корабля. Но вместо этого «Светлана» получила приказ Рожественского охранять транспорты – тот самый обоз, камнем висевший на шее русской эскадры. Приказ адмирала выглядел нелепым и даже самоубийственным: при подавляющем превосходстве японцев в лёгких крейсерах не было никакой надежды, что две яхты (кроме «Светланы», в «разведывательном отряде» числилась яхта «Алмаз», вооружённая всего двенадцатью малокалиберными орудиями) и пассажирский пароход «Урал», переоборудованный во вспомогательный крейсер, смогут сколько-нибудь долго защищать транспорты. Однако приказ есть приказ, и старший офицер крейсера-яхты, капитан 2-го ранга Зуров, на корню пресёк разговоры офицеров, буквально ошарашенных распоряжением командующего эскадрой.
 

   Офицеры «Светланы» перед Цусимским сражением
 
   Через полчаса после начала боя главных сил транспорты были атакованы 3-м боевым отрядом вице-адмирала Дева (лёгкие бронепалубные крейсера «Касаги», «Читосе», «Отава» и «Нийтака») и 4-м боевым отрядом вице-адмирала Уриу (лёгкие бронепалубные крейсера «Нанива», «Такатихо», «Акаси» и «Цусима»). Шестьдесят восемь японских орудий среднего калибра против восьми русских шестидюймовых пушек – разведывательному отряду под брейд-вымпелом капитана 1-го ранга Шеина, командира «Светланы», оставалось только геройски погибнуть. Так бы оно и произошло, если бы к месту боя не подоспел отряд контр-адмирала Энквиста – его четыре крейсера (бронепалубные «Олег» и «Аврора», броненосные «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах») несколько изменили соотношение сил. Однако вскоре на поле битвы появились 5-й японский боевой отряд вице-адмирала Катаоко в составе броненосца «Чин-Иен» и броненосных крейсеров «Итцукусима», «Мацусима», «Хасидате» и 6-й боевой отряд контр-адмирала Того-младшего (броненосный крейсер «Чиода» и лёгкие бронепалубные крейсера «Сума», «Акицусима», «Идзуми»).
   Используя численное превосходство, японцы засыпали русские крейсера снарядами. Бой превратился в беспорядочную свалку, отчаянно маневрирующие корабли выписывали причудливые петли, стреляя обоими бортами. Русским кораблям грозила неминуемая гибель – их спасло приближение колонны своих броненосцев, отогнавших наседавшего неприятеля залпами тяжёлых орудий и серьёзно попятнавших несколько японских судов. Но «Светлана» успела получить роковой удар, определивший её судьбу…
   В начале четвёртого шестидюймовый японский снаряд поразил «амазонку», попав в отделение динамо-машин и проделав в левом борту «Светланы» внушительную подводную пробоину. Поток воды затопил генераторное отделение и снарядные погреба, лишив крейсер электроэнергии и боезапаса для носового плутонга (в кормовых снарядных погребах к концу боя осталось всего сто двадцать выстрелов). Корабль принял триста шестьдесят тонн воды и осел носом почти на полтора метра, потеряв при этом три-четыре узла хода.
   Наступила ночь, оборвавшая артиллерийский бой.

* * *

   С наступлением темноты русская эскадра рассыпалась и перестала существовать как организованная боевая сила. Её корабли разбежались кто куда, однако большинство из них продолжали идти курсом на Владивосток, выполняя приказ адмирала Рожественского. Под покровом ночи подбитая «Светлана», оставшаяся в одиночестве, шла четырнадцатиузловым ходом, погасив все огни и стараясь не выдать себя выбросами пламени из дымовых труб, и благополучно избежала встречи с японскими миноносцами, преследовавшими эскадру. Под утро охромевшая «амазонка» встретилась с миноносцем «Быстрый», а в семь утра русские корабли были обнаружены японскими крейсерами «Нийтака» и «Отава» и сопровождавшим их миноносцем «Муракумо». Зарываясь носом в волны, «Светлана» развила скорость хода в семнадцать узлов, но через час стало ясно, что от погони не уйти – противник сокращал расстояние, настигая свою добычу. Неизбежность боя была очевидной.
   Японские крейсера имели в бортовом залпе девять орудий – шесть шестидюймовых и три стодвадцатимиллиметровых. «Светлана» могла отвечать всего двумя шестидюймовыми кормовыми орудиями – ютовым и левым, – имевшими ограниченный запас снарядов. Бой был неравным, и его исход сомнений не вызывал. И всё-таки собранное командиром яхты совещание офицеров единодушно решило принять этот бой, отстреливаться до последнего снаряда, а затем затопить корабль. Что двигало этими людьми? Они не могли ни победить, ни уйти – они могли только погибнуть в последнем бою проигранной войны, без всякой надежды хоть что-то изменить, но мысль о сдаче в плен даже не пришла им в головы. Долг и честь – эти понятия, которым через сто лет суждено было поблекнуть и утратить смысл, не были пустым звуком для офицеров крейсера «Светлана». И ещё – ещё они творили историю, еле заметно меняя гигантский и сложнейший рисунок Мироздания и даже не догадываясь об этом.
   «Быстрый», на котором заканчивался уголь, понёсся к берегу, чтобы там превратиться в груду железа, искорёженного взрывом, а «Светлана» с пятидесяти пяти кабельтовых открыла огонь по приближавшимся японским крейсерам. Японцы долго не отвечали – они надеялись, что русские вот-вот одумаются, перестанут швыряться снарядами и спустят флаг. Но этого не произошло, и через пятнадцать минут на крейсере «Отава» сверкнули вспышки ответных выстрелов, и вокруг «Светланы» вздыбились столбы вспененной воды. «Амазонка» приняла неравный бой…
   Командир кормового плутонга лейтенант Арцыбашев пренебрёг защитой из чугунных колосников и открыто стоял на палубе, корректируя огонь своих орудий. Осколок раздробил ему голову, и лейтенант упал, раскрашивая кровью выскобленные доски палубного настила. Подносчик кормового орудия, крепкий деревенский парень, впервые в жизни вышедший в море, в далёкий поход через три океана, закончившийся жестоким боем, замер, заворожено глядя на распростёртое тело убитого офицера. Этот молодой матрос вдруг с пронзительной ясностью понял всю хрупкость человеческой жизни – прямо на его глазах живой и полный сил человек мгновенно превратился в холодеющий труп, – и осознание того, что и с ним в любую минуту может случиться то же самое, приморозило парня к палубе.
   Из оцепенения подносчика вывел хлёсткий крик комендора Мякотникова, наводчика ютового орудия.
   – Снаряд! Подавай снаряд! Заснул, мать твою распротак!
   Матрос встрепенулся, стряхивая морок, одним движением оказался возле орудия и, крякнув от натуги, втолкнул тяжёленную стальную болванку в распахнутое чрево казённика.
   Реальность изменилась – совсем чуть-чуть. Снаряд покинул жерло орудия на секунду позже, чем должен был покинуть, описал несколько иную траекторию, отличавшуюся от той, какую должен был описать (ненамного отличавшуюся, совсем ненамного), и попал в крейсер «Отава» на пару метров левее того места, куда должен был попасть. И осколок этого снаряда не пробил висок мичману Миязаке – он ударил японского офицера в скулу, распорол ему щёку и повредил челюсть, нанеся мичману неприятную и болезненную, но не смертельную рану.
   Снаряды иссякли. «Светлана» осталась безоружной, а японцы, сократив дистанцию, усилили огонь. Попадания в яхту следовали одно за другим, ломалось железо, гибли люди. В довершение всего «амазонка» потеряла ход – снаряд пробил люк машинного отделения и разорвал магистральный паропровод. Все возможности сопротивления были исчерпаны, и командир «Светланы» приказал открыть кингстоны и покинуть обреченный корабль. Люди прыгали в воду с правого борта и спаслись вплавь и на подручных средствах – все шлюпки были разбиты, – а на тонущий крейсер продолжали падать неприятельские снаряды: японцы, обманутые в своих ожиданиях и разозлённые сопротивлением, расстреливали его в упор. На мостике был убит капитан 1-го ранга Шеин, в батарейной палубе погиб капитан 2-го ранга Зуров, до конца выполнявший свой долг. Шестидюймовый снаряд, пройдя дымовую трубу, взорвался в средней кочегарке, убив всех находившихся там людей. «Светлана» умирала…
   В одиннадцать часов крейсер с большим дифферентом на нос лег на левый борт и затонул на шестисотметровой глубине. Японцы какое-то время продолжали стрелять, а затем ушли, бросив уцелевших русских моряков среди волн на произвол судьбы. Беспомощные люди провожали обезумевшими глазами удалявшиеся серые силуэты, а какой-то кочегар, попавший из прокалённого жаром топок воздуха котельного отделения в холодную воду и уже сходивший с ума от резкого перепада температур, выкрикнул отчаянно-хрипло:
   – Проклятые! Чтоб вам всем тоже оказаться на морском дне!
   Только через два часа подошел японский вспомогательный крейсер «Америка-мару» и занялся спасением команды «Светланы». Последних спасённых вытаскивали из воды уже в темноте, а для ста шестидесяти семи членов экипажа геройской «амазонки» Японское море стало просторной братской могилой.

* * *

   Никто из моряков «Светланы» – ни мертвые, ни выжившие, – не знал (и не мог знать) о дальнейшей судьбе японских крейсеров, потопивших гордую «амазонку»: будущее ещё не наступило.
   …25 июля 1917 года на переходе из Йокосуки в Сасебо лёгкий крейсер «Отава» в густом тумане налетел на подводную скалу у побережья префектуры Миэ на восточном побережье Японии. Корпус корабля разломился, и экипаж был вынужден покинуть крейсер. 1 декабря 1917 года крейсер «Отава» был исключён из списков флота.
   …26 августа 1922 года у берега Камчатки крейсер «Нийтака» погиб в тайфуне вместе с тремястами членами экипажа.
 
   Крейсер стоял на якоре в море около реки Озерной. Ночью 23 августа подул сильный ветер с юго-востока, и весь экипаж приготовился к встрече его. Утром 26 августа ветер переменился на юго-западный. Набежали волны и покрыли палубу сплошным водяным валом, откуда вода полилась во внутренние части и лишила возможности топить котел, кроме того, берег покрылся густым туманом, и корабль коснулся береговых скал. Не имея никаких средств спасти крейсер, все утонули вместе с ним. Когда корабль тонул, играл национальный гимн «Кими-микадо» за императорское государство и за крейсер «Нийтака».
   Из всего экипажа спаслись только 16 человек: матросы Окада, Акагава, Такаяна-ги, Янагизава, Итакава, Ямагабаями, Такахати, Маэда, Хиросэ, Цукада, Чишику, Кавахара, Кояма, Танигучи и унтер-офицеры Камихуза и Хатакеяма. Последний получил серьезные ранения, остальные существенно не пострадали. Имеются сведения, что они находились на берегу и благодаря этому уцелели.
   26 августа, с получением известия о гибели крейсера, на место катастрофы отправился миноносец «Мияке». К полудню 29 августа здесь были найдены трупы 16 моряков. Среди них оказались командир крейсера капитан 1-го ранга Кога, штурман лейтенант Нураяма, мичманы Ота и Хакамада, старший унтер-офицер Хирай, унтер-офицеры Кобаяси и Кубота, матросы Наказима, Иноуэ, Накано, Макикава, Сато, Имадоме, Огава, Маэда, Такино. Как отмечалось в донесении, «все покойные прилично одеты. На них флотские формы и никаких признаков мучения не заметно». Дальнейшие поиски позволили обнаружить еще два десятка трупов.
 
   (из японского отчёта о катастрофе крейсера «Нийтака»)

* * *

   Из боевого донесения капитана 1-го ранга Арима, командира корабля «Отава», крейсера Императорского флота
 
   «Противник сражался доблестно. В «Отава» попало два снаряда, причём были убиты старший лейтенант Исикава и 4 нижних чина и ранены мичман Миязака, ревизор Номура, 19 нижних чинов и 2 нестроевых».

* * *

   …Реальность изменилась. В сложнейшей вязи вселенских событий появилась новая цепочка причинно-следственных связей – крохотная, почти незаметная.

Глава вторая. Историческая справка

   К концу девятнадцатого века «цивилизованные европейцы» донесли «бремя белого человека» до самых удалённых уголков земного шара (стеная показушно под его тяжестью). В «клубе носильщиков» уже назревал нешуточный раздор, приведший к Первой Мировой войне, однако покорённым народам Азии и Африки от этого было не легче – впереди у них были десятилетия освободительных и гражданских войн с миллионами жертв. А покамест белый человек – просветитель и прогрессор, и никак иначе, – по-хозяйски обустроился везде, куда только смогли доплыть его корабли и дошагать солдатские сапоги. Древние державы с тысячелетней историей и уникальной культурой рассыпались в прах под железной пятой завоевателей – ограбленная Индия влачила нищенское существование, неизбытое и по сей день, а Китай был намертво зажат между алчностью его предельно продажных мандаринов и убийственным бредом опиумокурилен, усердно насаждаемых цивилизаторами.