Владимир Корн. Дариус Дорван. Наемник

   Затем они добрый час бежали в глубь леса, изредка переходя на быстрый шаг. Существовала вероятность встречи с остальными разбойниками: никто не сомневался, что им попалась только часть ватаги. Остановились у подножия невысокой гранитной скалы, каким-то чудом оказавшейся посреди густого соснового бора.
   Следовало передохнуть, да и припрятать до лучшей поры то, что они захватили с собой: наконечники двух пик, переделанных из кос, топоры, несколько ножей и кинжалов. Сталь на их изготовление пошла самая паршивая, но не оставлять же ее, она и такого качества денег стоит. Пусть лежит себе, есть-пить не просит. Мало ли каким боком судьба повернется, глядишь и снова придется побывать в этих местах.
   Отдышались, напились воды из бьющего из-под скалы родничка, немного перекусили.
   – Силен ты, парень, настолько силен, что даже трогать их не стал, – не по чести такому богатырю связываться со всяким отребьем, – заявил вдруг Бор Тациру, криво ухмыляясь щербатым ртом.
   Дариус выразительно посмотрел на Бора, и тот сразу заткнулся, успев, правда, что-то буркнуть себе под нос.
   Тацир не трус, Дариус знал это точно. Растерялся немного, это да, с кем не бывает? Убить трудно, особенно в первый раз. Он хорошо помнил свои переживания, когда впервые убил человека. Помнит кровь, залившую его лицо, ее тошнотворный вкус, когда она, хлынув на него сверху, случайно попала ему в рот. Ее липкость, ее запах. Помнит, как дергалась рукоять меча, что достал до сердца долузсца.
   И еще слова Сторна, успокаивающего его:
   – Рано у тебя это случилось, слишком рано. Но ведь и выбора не было. Жизнь, она вся такая – либо ты, либо тебя…
   Дальше они шли уже не столько быстро, сколько осторожно. Балинуйский лес огромный, но встретить в нем людей иногда на удивление просто, тут уж как повезет. Недавняя встреча – прямое тому подтверждение. Поговаривают, что, помимо деревень, в лесу есть и серебряные копи, настоящие рудники. Вот и притягиваются сюда самые разные люди – от ищущих вольной жизни крестьян до беглых каторжников.
   «Хотя о серебре, наверное, все же врут, – на ходу размышлял Дариус, не забывая поглядывать по сторонам. – Если оно есть, то какой смысл заниматься грабежом купеческих караванов? Легко ведь и без головы остаться».
   Следующие два дня ходьбы по густому лесу выдались спокойными, и лишь один раз им попалось сразу пять человеческих скелетов взрослых мужчин. Этих людей убили, определить не сложно.
   У одного оказался проломленным череп, другому явно снесли голову, третьему в бок пришелся удар такой силы, что даже Бор покачал головой, столько ребер было повреждено. Остальные скелеты никаких отметин не имели, но вряд ли эти люди умерли просто так, за компанию, вскрыв себе вены.
   Во главе отряда, за проводника, все время шел Бор, единственный из всех, кто забирался в Балинуйский лес так глубоко. С какой целью он здесь побывал, наемник не рассказывал, но шел он уверенно, изредка отклоняясь в сторону от направления, что вело на заснеженный пик одной из Баросских гор, виднеющихся далеко впереди. Прямые дороги не всегда самые короткие, в этом за свою жизнь Дариус успел уже убедиться не раз. И действительно, каждый раз они либо проходили краем болота, либо миновали стороной россыпь огромных валунов, где так легко переломать ноги.
   На этот раз они расположились на ночь на берегу неширокой речушки с быстрым течением, хотя местность вокруг была довольно ровная. Причем Бор некоторое время вел отряд вниз по течению, пока наконец не остановился и не сказал:
   – Здесь.
   Место для ночлега и впрямь оказалось удачным: высокий каменистый берег на самом верху образовывал козырек, защищая от возможного дождя, с двух сторон густо разросся колючий кустарник, а сама река значительно раздавалась в ширину.
   Все оживились, скинули обувь, чтобы потоптаться горячими от ходьбы ступнями по прохладной траве, кое-кто даже разделся до пояса, но оружие каждый держал при себе.
   Сложенный из камней очаг был полон давно остывшей золы.
   «Что же он здесь делал такого, о чем не хочет рассказывать?» – подумал Дариус, наблюдая за тем, как Бор извлекает спрятанные между камнями потемневшие от времени деревянные рогатки с перекладиной под котелок.
   Еще днем Галуг подстрелил молодую лань, разделанную ими на части едва ли не на ходу, так что наемникам впервые после того как они отделились от каравана, довелось отведать горячей похлебки. Ужин удался на славу. Хотя возможно, все дело в том, что еда была горячей и ее вдоволь хватило на всех. На отсутствие аппетита тоже никто пожаловаться не мог.
   На следующий день на них напали снова.
   Случилось это, когда они переправлялись через реку. Брод оказался мелким, не выше колена, дно каменистым, а течение реки в этом месте сильно замедляло свой бег. Лес на противоположном берегу стоял сплошной стеной, но в месте переправы отступал от воды на несколько десятков шагов, образуя лужок, сплошь заросший желтыми невзрачными цветками на высоких тонких стеблях.
   Шедшие впереди Бор с Сегуром уже успели переправиться на противоположный берег, когда из леса на поляну, где отряд останавливался на ночлег, выскочили люди, много людей, несколько десятков. Они не походили ни на разбойников, ни на крестьян, ни на стражников, они вообще не походили ни на кого. Худые, одетые в серые рваные рубища, с грязными сальными космами, они держали в руках оружие, а глаза у них горели безумием.
   – Лидхи! – Вопль Тацира заставил всех вздрогнуть. Так называли восставших из могил мертвецов. Но ведь они существуют только в страшилках, которыми дети пугают друг друга зимними длинными вечерами, – мертвецы, питающиеся плотью живых людей.
   И сейчас Дариус в них верил. Он почувствовал, как задрожали руки. Затем послышался знакомый скрип, тенькнула тетива, и лидх, идущий впереди всех, завалился на землю со стрелой во лбу.
   «Они не лидхи, это живые люди, – подумал Дариус, упирая в выступавший из воды камень один из рогов лука, наваливаясь всем весом и лихорадочно натягивая тетиву. – Мертвеца нельзя убить стрелой, не освященной в храме Гитура, так говорят легенды».
   За спиной снова тенькнуло – и еще один лидх упал на землю, корчась и держась за живот, из которого торчала стрела с ярко-красным оперением.
   Следующим выстрелом стал выстрел самого Дариуса. Вышел он скверным: стрела угодила в плечо противнику. Целился Дариус, как обычно, в центр груди, но, видимо, дрогнула рука, или в горячке он не сумел задержать дыхание.
   Затем защелкали тетивы еще двух луков, и выскочившие из леса оборванцы начали отступать.
   – Кто бы они ни были, они умирают и боятся смерти, как обычные люди, – весело крикнул Ториан то, что, наверное, думал каждый из наемников.
   Дариус, пятясь, отходил последним, лицом к неожиданному врагу, изо всех сил борясь с соблазном развернуться и несколькими прыжками очутиться на берегу.
   Этого делать нельзя, на него смотрят люди, а он гонорт. И пусть никто ничего и не скажет, но отношение к командиру сразу изменится.
   «Наверное, если бы мы бросились в атаку, то легко одолели бы всех этих людей, словно появившихся из ночных кошмаров, – размышлял Дариус, когда отряд удалился от брода. – Не знаю, хватило бы у меня духу рубить их клинком, ведь для этого следовало приблизиться к ним вплотную. Нет, лучше уж так, стрелами, издалека».
   Котерию никто не преследовал, хотя они старательно вслушивались в звуки за спиной. И нет-нет да и бросали назад взгляды. После пары часов бега по берегу они снова переправились через реку, прыгая с камня на камень.
   На этот раз отряд разделился на две группы. Те, что оставались на берегу, дожидаясь своей очереди, держали луки наготове. Затем их прикрывали наемники, перешедшие реку первыми. И уже вечером зашел разговор о том, кем же могли быть люди, напавшие на них. Строилось много предположений, одно другого нелепее, но к общему мнению так и не пришли.
   Когда обратились к Бору – уж он-то, бывавший здесь раньше, да еще и не один раз, должен был о них хотя бы слышать, – тот лишь пожал плечами: не знаю.
   Следующие два дня прошли спокойно…
 
   Прижимаясь спиной к стволу кедра, Дариус еще раз внимательно осмотрел клинок. Отличная сталь, и заточку держит, и не выкрашивается от ударов, но очень боится сырости. Стоит лишь чуть недоглядеть, как лезвие сабли начинает покрываться едва различимыми пятнышками ржи. Бой еще не закончился, но он мог себе позволить заняться клинком, поскольку сейчас вся надежда была только на Биста да на Галуга, лучников.
   Где-то там, за спиной, в кустарнике, скрывался последний оставшийся в живых враг, остальных они успели прикончить. Хитрый враг, не подающий ни звука. И очень опасный, стреляющий на звук ничуть не хуже Биста или Галуга. От него Дариуса прикрывал ствол кедра, настолько толстый, что понадобится не менее трех человек, чтобы его обхватить.
   Дорван скрылся за деревом сразу же, едва услышав скрип натягиваемого лука. Стрела свистнула так близко, что ему даже показалось, будто ее оперение задело лицо. Возможно, сам бог воинов Марох спас, в последний миг чуть подтолкнув руку стрелка и сбив ему прицел.
   Высовываться из-за дерева не имело никакого смысла. Впереди открытое место – заросшая высокой травой поляна с редкими кустиками. Укрыться там невозможно, а шансов поймать стрелу более чем достаточно.
   Так случилось с Тациром. Стрела вошла ему в левую щеку, выйдя наполовину из правой, выбив или раздробив по пути несколько зубов. И все же Тациру повезло – попади стрела чуть выше, в висок, или чуть ниже, в горло…
   Дариус стрелять уже не мог: висевший за спиной тул принял на себя удар меча и теперь даже страшно представить, что случилось с его луком. Гонорт сам подставил под удар спину, видя, что не успевает ни отклонить его, парируя, ни просто уйти в сторону. На спине тул с луком и стрелами и мешок с необходимыми вещами, который Дорван не успел вовремя скинуть – слишком стремительно все произошло. И, как оказалось, не успел к счастью, ведь кожаная кираса от удара такой силы, что его повело далеко вперед, едва не бросив на колени, спасти бы не смогла. То, что находилось в мешке, тоже могло пострадать. Но Дариус спокойно расстался бы со всем этим добром, если бы пришлось скинуть мешок, уходя от погони. А вот лук жалко, причем очень.
   Дариус весь обратился в слух. Главное сейчас – не пропустить момент, когда притихший враг попытается спастись бегством, чтобы приблизиться к нему на расстояние удара. Сейчас он сидит тихо, но надолго ли его хватит?
   Где-то сбоку затаились Галуг и Бист, держащие луки наготове, чтобы поразить цель на звук.
   «Шевельнись же, – мысленно обратился к врагу Дариус. – Не можешь же ты пролежать без движения вечность? Прими ее, наконец, свою смерть, нам давно уже следовало быть как можно дальше отсюда».
   Причины для этого имелись самые серьезные, серьезнее некуда.
   Справа от него сухо щелкнула тетива, посылая стрелу в заросли. Это Галуг, и он промахнулся. Звук вонзающейся в тело стрелы слишком характерен, чтобы его не услышать и не распознать с такого малого расстояния.
   Дариус присел, не прекращая напряженно вслушиваться. Оторвал от рубахи валяющегося у его ног мертвого врага клочок почище и снова протер клинок. Когда и справа, и слева от него одновременно щелкнули тетивы, гонорт вскочил на ноги, бросившись с обнаженным клинком вперед. На этот раз ему удалось расслышать – стрелы свою цель нашли.
   И действительно, притаившийся в кустах человек еще хрипел, но жить ему оставалось недолго. Со стрелами, вонзившимися в живот и в грудь, долго не живут.
   – Прости меня, Ширла, и прими смерть в свою честь, могучий Марох, – прошептал Дариус, совершая акт милосердия.
   Ширла, богиня жизни, очень не любит, когда убивают ее детей. В отличие от своего брата, бога войны Мароха. Но убить необходимо, иначе зачем они так надолго здесь задержались вместо того, чтобы быть уже далеко.
   Ведь уцелей кто-нибудь из врагов – и все, до конца жизни жди, что в любой момент тебе в спину прилетит непонятно откуда взявшаяся стрела. Или кому-нибудь из повстречавшихся тебе людей не понравятся твое лицо, манера разговаривать, умение держаться в седле, да все что угодно, и хочешь ты того или нет, но тебе придется скрестить с ним свой меч в смертельном бою. Потому что люди, которых им пришлось убить, такие же наемники, как и они сами.
   И произошло все это из-за Бора. Нет, как же все-таки прав оказался Ториан, заявивший о том, что не стоит брать Бора и Сегура. И как плохо, что Тор не смог настоять на своем мнении…
 
   Встреча с ними произошла внезапно – оба отряда столкнулись нос к носу в узком проходе между песчаной пустошью и скалой с растущей на вершине одинокой разлапистой сосной.
   Таких пустошей в Балинуйском лесу немало, по пути им попадалось три или даже четыре. А всего, по рассказам Бора, их десятки, если не больше. Очередную пустошь они каждый раз обходили далеко стороной, и вовсе не потому, что на песке могли остаться следы.
   – Пески ядовитые, – рассказывал Бор. – Особенно в разгар дня, когда солнце их нагревает. Я видел тела смельчаков, пытавшихся их пересечь. И даже трупоеды не осмеливаются приблизиться к мертвецам. Так они и лежат, превратившись под солнцем в мумии.
   Да и сами они наблюдали, что на пустошах ничего не растет, абсолютно ничего, даже одиноких былинок.
   После каждого нового рассказа Бора о здешних местах Дариус мысленно проклинал себя за то, что взялся за этот контракт.
   Казалось бы, и плата была предложена не слишком большая, и сам контракт его не устраивал, но не смог он отказаться, не смог – и все тут.
 
   Онор Гамоль – именно так представился его наниматель. Человек с сумрачным выражением лица, черными глазами, усами и бородой, и сам он одет был во все черное. Даже голова его пряталась под черной бархатной шапочкой с кистью.
   Единственное, что на нем выделялось блеском, – висящая на шее массивная золотая цепь с круглой бляхой, на которой виднелся знак ордена рыцарей Семилучевой Звезды. О порядках в ордене, да и о самих рыцарях рассказывали много страшного, всегда понижая при этом голос.
   И все же Дариусу хватило бы мужества отказаться, если бы при разговоре не присутствовал еще один человек – барон Маридуис. Барон – очень весомый человек в Табалорне, и портить с ним отношения в планы молодого гонорта входило меньше всего.
   Высокий, ростом едва ли не с Ториана, дородный, с холеной, расчесанной надвое бородой, барон находился в том возрасте, когда человек держится-держится и вдруг начинает стремительно сыпаться, все сильнее обнажая приметы старости (с подобным Дариусу сталкиваться уже приходилось). Маридуис во время разговора молчал. Но когда гонорт все же дал согласие, удовлетворенно кивнул: мол, ничего другого я и не ждал.
   – Задание несложное, господин Дорван, – объяснял Гамоль. – Всего-то нужно направиться в Фагос, а вы уже там бывали, и передать сверток. Кому передать и что при этом сказать, вы узнаете сразу же, как только дадите согласие. Оплата такая же, как и при сопровождении в те места торгового каравана. В самом Фагосе, возможно, вам передадут что-то, что необходимо будет доставить мне. Где меня найти, по возвращении узнаете у господина Маридуиса. – (Барон в знак согласия важно кивнул головой.) – Итак, каков ваш ответ?
   «Как будто у меня есть возможность отказаться, – подумал Дариус. – И почему именно я? Почему они не хотят воспользоваться королевской почтой? Почему онор Гамоль, наконец, не отрядит своих людей?»
   – Почему именно я, господин Гамоль? – попытался отказаться он. – Мне всех своих людей до осени не собрать.
   – Вам и не потребуется много человек. Все же задача перед вами стоит другая. Ну, так что?
   Они находились в доме барона Маридуиса, большом, выстроенном в три этажа, единственном таком в Табалорне.
   Оба собеседника Дорвана, сидевшие за столом, не отрываясь смотрели на него в ожидании ответа. Самому Дариусу сесть не предложили, а слово «господин» Гамоль произносил так, как произносят слова «корова» или «лошадь». Может быть, и не совсем так, но сам Дариус, к кому бы ни обращался, всегда произносил его иначе.
   И гонорт помимо своей воли кивнул головой, соглашаясь. У него сложилось такое впечатление, что его согласие – всего лишь пустая формальность, и за него эти люди давно уже все решили. Недаром же ноги словно отказывались нести его сюда, когда за ним заявился один из слуг барона.
   – И еще, вам не стоит отправляться в Фагос обычным путем. Думаю, не следует идти туда через Энзель, придется отыскать дорогу покороче. Хотя, конечно, Энзель в любом случае не миновать, по крайней мере, часть его.
   – Ну и напоследок, чтобы долго вас не задерживать – ведь вам нужно будет отправиться максимум через четыре дня. Вы ведь наверняка слышали о существовании нашего ордена? – После этих слов онор Гамоль слегка коснулся своей груди, где на золотой цепи висел рыцарский знак.
   Последняя фраза прозвучала если не прямой угрозой, то, по крайней мере, напоминанием о ней…
 
   Но в тот момент, когда в узком проходе между скалой и пустошью показалась группа вооруженных людей, Дариус не думал ни о бароне, ни о Гамоле, ни даже о пустоши. Его мысли занимал левый сапог, вернее, натертая им нога.
   Именно тогда, когда он решил подать команду на кратковременный привал, чтобы посмотреть, что же могло натереть ногу в хорошо разношенном сапоге, они и столкнулись лоб в лоб с противником.
   Как назло поднявшийся ветер шумел в верхушках деревьев, и услышать о приближении друг друга не удалось ни тем, ни другим. Иначе все могло бы сложиться и по-другому.
   Оказавшись на расстоянии нескольких шагов, оба отряда замерли.
   Дариус взглядом нашел главного – высокого человека вдвое старше себя, – пытаясь по его поведению предугадать сигнал к атаке. Теперь все зависело от них двоих, остальные смотрят на своих вожаков, чтобы не пропустить команду к нападению или, наоборот, к тому, чтобы уступить дорогу.
   Старший с синим шрамом через всю левую щеку тоже смотрел на Дариуса, и это Дорвана даже немного обрадовало. Значит, есть в нем что-то такое, что указывает на него как на гонорта, хотя тот же Бор выглядит и старше, и опытнее, а времени на такое признание – лишь пара мгновений.
   Не выглядели эти люди ни как долузсцы, ни как энзельцы, иначе давно бы уже звенели клинки и скрипели луки.
   Хотя с энзельцами можно было бы попытаться разойтись миром – очередная война между Фаронгом и Энзелем закончилась несколько лет назад, и сейчас существовало хрупкое перемирие. Оба отряда куда-то следуют с только им известной целью, и потери не нужны ни тем, ни другим. Все эти мысли промелькнули в голове Дариуса, когда они с предводителем чужаков неотрывно смотрели друг другу в глаза.
   И тот ясно давал понять, что разойтись миром вполне возможно. Дариус уже собирался распорядиться, чтобы его люди отошли в сторону и уступили дорогу, когда произошло неожиданное: Бор одним прыжком приблизился к стоявшему от него в трех шагах человеку и воткнул ему в горло непонятно откуда взявшийся у него в левой руке нож. Затем так же стремительно подался в сторону, молниеносно выхватывая короткий меч, с ходу ударив уже им невысокого коренастого мужика в явно длинноватой кирасе, спускавшейся ниже колен. Такая хороша, когда сидишь верхом на лошади.
   Сегур прямо с плеча, на котором он держал глефу, рубанул ближайшего к нему ставшего уже врагом незнакомца. Причем, как показалось на доли мгновения ошеломленному Дариусу, Сегур явно ждал действий Бора, но гадать, так ли это, было уже поздно.
   Выхватив саблю, Дорван рывком приблизился к вожаку, с которым они уже успели договориться взглядами, чтобы разойтись. Теперь тот смотрел уже совсем иначе – и человек неподготовленный попросту шарахнулся бы от него в сторону от испуга. Но не Дариус, которого Сторн воспитывал как собственного сына. Чужак ждал его с обнаженным мечом и кинжалом. Все эти люди тоже не несли с собой щитов, вероятно, по той же самой причине – чтобы не тащить на себе лишний вес.
   Когда гонорт сошелся со своим противником, справа и слева от них уже вовсю кипел бой: слышался звон стали о сталь, щелкала тетива, яростно кричали люди… Кто-то громко хрипел, отчаянно пытаясь вдохнуть уходящую вместе с воздухом жизнь.
   Но Дариусу было не до окружающих людей: весь мир сузился до находящегося перед ним вожака чужаков.
   Изначально отряд Дорвана имел небольшое преимущество. Нет, не количеством – противников на два человека больше. Но встретились они в таком месте, где ровная, поросшая густой травой земля внезапно заканчивалась россыпью камней, по которым сложно передвигаться быстро. Чужаки как раз и находились на этих камнях.
   Конечно, это не имеет особого значения, стоит противникам оттеснить людей Дариуса назад – и условия станут равными. А значит, нужно теснить самим, заставляя врага отойти туда, где и устоять-то на влажных, поросших мхом камнях трудно – вероятно, внизу протекает ручей.
   И потому Дариус яростно наносил удары, желая не столько поразить, сколько заставить вожака попятиться. Он ему даже чем-то успел понравиться – то ли уверенным взглядом светлых глаз, то ли выражением лица, то ли еще чем-то, и в другой ситуации гонорт с удовольствием бы с ним побеседовал.
   Но после того как Бор убил одного из чужих, ничего уже не изменить. Бор убил не в поединке, он убил человека, даже не успевшего обнажить оружие, и оправданий его поступку быть не может. И теперь придется биться до конца, до полной победы или полного поражения.
   Дариус подловил своего противника на ответном выпаде. Он не стал блокировать удар своим клинком, уйдя чуть в сторону и влево, атакуя ответным. Укол острием сабли пришелся куда-то за правое ухо врага, но не этот удар являлся основным в задуманной Дорваном комбинации. Прием показал ему Сторн, сказав, что нескольких лет тренировки Дариусу хватит, чтобы научиться выполнять его более-менее прилично. И Дорвану хватило, потому что после следующего удара противник рухнул на колени, чтобы затем завалиться на бок. Полдела сделано. Возможно, у чужаков есть еще человек, а то и двое, которые могут взять командование на себя, но им попросту не хватит времени.
   Так и случилось – с остальными покончили быстро, хотя самому Дариусу пришлось пожертвовать луком, подставляя спину под удар меча. И лишь один сумел ускользнуть, тот самый лучник, чья стрела серьезно ранила Тацира.
   Теперь, когда этот лучник лежал у его ног, глядя застывшими глазами вверх, на клочки безоблачного голубого неба, виднеющиеся между кронами деревьев, следовало уходить как можно дальше и как можно быстрее.
   Дариус внимательно, одного за другим, оглядел всех своих людей, не успевших еще толком остыть после горячки боя. Убитых нет, несколько раненых, но все обошлось, в основном царапины. Разве что Бору сильно досталось по плечу. Наплечник, усиленный железными накладками, выдержал, но наемник болезненно морщился.
   «Лучше бы по голове, – скривившись, подумал Дариус. – Глядишь и поумнел бы хоть немного. Ведь все могло кончиться значительно хуже. Да и теперь неизвестно, чем все это обернется в будущем».
   И все же им повезло, очень повезло. Вероятно, потому, что не ожидали эти люди нападения – чего им всем было делить?
   Больше всех пострадал сидевший на земле и опершийся спиной о ствол дерева Тацир. Ему даже стонать больно: пол-лица разворочено. Рядом с ним на коленях пристроился Бист, внимательно осматривая рану.
   – Ничего не брать, – со всей твердостью в голосе заявил Дариус, потому что любая мелочь могла потом указать на них как на убийц этих людей.
   Конечно, убитых непременно обыщут и заберут все деньги, что сумеют отыскать. Но монеты не имеют примет, что свои, что чужие.
   – Увижу, что кто-нибудь прихватил хоть наконечник стрелы, – не обижайтесь, – добавил он уже на всякий случай.
   Слова эти в основном предназначались Бору с Сегуром, но и остальным услышать будет полезно.
   Бор по дороге сюда пару раз пытался оспаривать распоряжения Дорвана, и пришлось отозвать его в сторону на серьезный разговор, после чего тот как будто бы образумился.
   Когда-то Сторн говорил Дариусу, что нельзя, категорически нельзя, чтобы еще кто-то из котерии пытался встать на место гонорта, такое всегда чревато.
   – Гонорт должен быть один, и, если чувствуешь, что не справляешься, – уйди, иначе погубишь и себя, и людей.
   Дариус подошел к Тациру и склонился над ним. Если на левой щеке у Тацира ранка представляла собой небольшой порез, видимо, лучник использовал стрелу, предназначенную для пробивания брони, а у нее наконечник узкий и треугольный, то на правой рана была чуть ли не втрое больше.
   Челюсть как будто бы осталась цела, стрела, пробив щеку, угодила в коренные зубы на противоположной стороне, раскрошив их. Удар из-за этого получился таким сильным, что глаза у Тацира до сих пор были затуманены.
   – Язык цел, – сообщил Бист.
   Отрадная новость, прежде всего для самого Тацира, любителя им потрепать при каждом удобном случае.
   Бист обработал рану, перевязал ее, обмотав полотном голову едва ли не полностью, затем помог подняться на ноги.
   – Идти сможешь? – спросил Дариус у раненого, и тот кивнул головой, сильно при этом сморщившись.
   Идти отсюда нужно долго и быстро, стараясь никому не попадаться на глаза, чтобы никто не смог связать их отряд с погибшими. Это только на первый взгляд лес выглядит пустым. Казалось бы, ну сколько они по нему прошли, а уже столько встреч произошло.