Страница:
«Ну, Бор, вот же удружил!» – думал Дариус, едва сдерживая себя, чтобы не заорать на наемника.
Кричать нельзя, это тоже объяснил ему Сторн. Есть сотни способов отчитать человека или поставить его на место, но кричать никогда нельзя, особенно при посторонних.
Когда они удалились от места схватки достаточно далеко, Дариус, улучив момент, поинтересовался у Бора:
– Зачем ты ударил? Ведь мы вполне могли разойтись миром.
– Нервы не выдержали, – ответил тот, спокойно выдержав его взгляд.
«Что-то я никогда не слышал, чтобы ты жаловался на слабые нервы. Варис тебя забери, почему твои нервы не выдержали именно тогда?»
Уже в полной темноте, после долгих часов ходьбы, когда они наконец остановились на ночлег, к Дариусу приблизился Бист.
– Перед тем как Бор ударил ножом, тот человек явно пытался ему что-то сказать, – вполголоса сообщил он. – Может быть, мне и показалось, но Бор ударил именно для того, чтобы закрыть ему рот.
Дариус этого не заметил, но Бисту верить можно полностью: сверд видит все и всегда.
Костра не зажигали, перекусили тем, что оставалось из съестного и, выставив караульных, завалились спать.
Утром гонорта разбудил Ториан:
– Вставай, Бор с Сегуром исчезли.
Дариус очумело потряс головой, стряхивая остатки сна, в котором он опять мерился взглядом. Только на этот раз убитый им вождь чужаков смотрел с укоризной.
– Как пропали?!
Бор дежурил вторую половину ночи, кстати, сам на это время и напросился. И почему сразу пропали? Возможно, отошли ненадолго, например, увидев какую-нибудь дичь и решив добыть ее к завтраку.
– Их вещей тоже нет, – сообщил ему Ториан.
Так получается, что они действительно сбежали: кто же потащит с собой на охоту все свое барахло?
Следующая новость оказалась еще хуже, и после нее сон испарился без следа: вместе с Бором и Сегуром пропала его сабля. То, чем он дорожил больше всего на свете.
Глава 3
Кричать нельзя, это тоже объяснил ему Сторн. Есть сотни способов отчитать человека или поставить его на место, но кричать никогда нельзя, особенно при посторонних.
Когда они удалились от места схватки достаточно далеко, Дариус, улучив момент, поинтересовался у Бора:
– Зачем ты ударил? Ведь мы вполне могли разойтись миром.
– Нервы не выдержали, – ответил тот, спокойно выдержав его взгляд.
«Что-то я никогда не слышал, чтобы ты жаловался на слабые нервы. Варис тебя забери, почему твои нервы не выдержали именно тогда?»
Уже в полной темноте, после долгих часов ходьбы, когда они наконец остановились на ночлег, к Дариусу приблизился Бист.
– Перед тем как Бор ударил ножом, тот человек явно пытался ему что-то сказать, – вполголоса сообщил он. – Может быть, мне и показалось, но Бор ударил именно для того, чтобы закрыть ему рот.
Дариус этого не заметил, но Бисту верить можно полностью: сверд видит все и всегда.
Костра не зажигали, перекусили тем, что оставалось из съестного и, выставив караульных, завалились спать.
Утром гонорта разбудил Ториан:
– Вставай, Бор с Сегуром исчезли.
Дариус очумело потряс головой, стряхивая остатки сна, в котором он опять мерился взглядом. Только на этот раз убитый им вождь чужаков смотрел с укоризной.
– Как пропали?!
Бор дежурил вторую половину ночи, кстати, сам на это время и напросился. И почему сразу пропали? Возможно, отошли ненадолго, например, увидев какую-нибудь дичь и решив добыть ее к завтраку.
– Их вещей тоже нет, – сообщил ему Ториан.
Так получается, что они действительно сбежали: кто же потащит с собой на охоту все свое барахло?
Следующая новость оказалась еще хуже, и после нее сон испарился без следа: вместе с Бором и Сегуром пропала его сабля. То, чем он дорожил больше всего на свете.
Глава 3
Об исчезновении сабли он узнал не со слов Ториана, ее пропажу Дариус обнаружил сам. Поначалу Дорван не придал особого значения тому, что сабли не оказалось под рукой, слишком уж неожиданной стала для него весть о бегстве Бора с Сегуром.
Он поискал клинок взглядом, предполагая, что сдвинул его в сторону от медвежьей шкуры, несколько последних лет верно служившей ему и подстилкой, и одеялом. Сабли не было. Дариус отшвырнул шкуру в сторону, осмотрел окрестности и даже заглянул в ближайшие кусты. Ничего.
Ее никто не мог взять, никто. Клинок можно подарить, обменять, дать попользоваться, если того требуют обстоятельства. В конце концов, продать, если жизнь допекла тебя до такой степени, что больше уже ничего и не остается. Но взять без спросу чужой меч, в котором живет частица души хозяина, – нет, этого делать нельзя. И за это можно поплатиться жизнью.
Дариус машинально потер небольшой шрам на левом предплечье, оставшийся после ритуала единения с саблей.
Тогда Сторн сказал ему:
– Меч должен попробовать на вкус твою кровь. Это важно, сын. Ведь не ты его первый хозяин. Иначе твоя кровь потребовалась бы при его изготовлении.
Сторн всегда называл его сыном, хотя и не был его отцом.
Однажды, когда Дариус был совсем еще маленьким, ему довелось подслушать разговор Сторна с Грейсиль. С тех пор прошло много лет, но почему-то он до сих пор помнил каждое слово.
Сторн тогда рассказал, что не смог расстаться с Дариусом после того, как тот назвал его «папа». Назвал в тот самый миг, когда он спас его из пламени пожарища и прижал к груди. Дариус долго не разговаривал, и Грейсиль совсем уж было решила: мальчик немой, тогда Сторн и сообщил своей матери, что однажды он уже слышал его речь.
Но сейчас дело не в его бывшей немоте, дело в его сабле. Она не могла исчезнуть сама, и это говорило только об одном: Бор прихватил ее с собой. Это мог сделать и Сегур, но почему-то Дариус был полностью уверен в том, что пропажа сабли – дело рук именно Бора.
Но как же так? Как мог наемник пойти на это? Ведь повстречайся он ему теперь, и Дариус убьет его. Убьет, не слушая объяснений. И будет прав.
Потому что это не легенды – в клинке действительно заключена частица души его хозяина. И теперь, когда сабля пропала, Дариус чувствовал, что вместе с ней пропала пусть и крохотная, но часть его самого.
В древности, когда хоронили воина, обязательно рядом с ним клали его меч. У него могло быть много мечей, но в мир иной воин забирал именно тот клинок, который являлся для него самым дорогим. А Бор его саблю украл. Украл, польстившись на ее цену.
Но как же Дариус не проснулся в тот миг, когда Бор брал его оружие? Да, вчера они очень устали, стремясь уйти как можно дальше. Да, самый сладкий сон приходит именно под утро, когда и исчезли Бор с Сегуром. Но как он не почувствовал, что часть его души уходит вместе с беглецами? И что же он, в конце концов, за гонорт, которого можно застать врасплох, пусть и спящим?
Вернулся их лучший следопыт Галуг и на молчаливый вопрос Дариуса лишь с сожалением развел руками:
– Здесь такие места… Они могли пойти в любую сторону. Ни на камнях, ни на воде следов не остается.
Галуг прав. Невдалеке сливаются в один два ручья, а это уже три направления. Вчера, перед тем как остановиться на ночлег, они долго шли по камням, когда-то, вероятно, устилавшим дно высохшей теперь реки. Вон они, камни, совсем рядом, достаточно сделать всего несколько десятков шагов. А уж Бор как следопыт ничуть не хуже Галуга, и тому, кто отлично умеет читать чужие следы, спрятать свои значительно проще.
Что самое неприятное, у них абсолютно нет времени на поиски, которые могут затянуться неизвестно насколько. Срок, когда им необходимо прибыть в Фагос, неотвратимо приближался.
Нет, если бы Галугу удалось обнаружить след, Дариус не раздумывая бросился бы за ними в погоню. И непременно настиг бы их. А уж потом…
Дариус явственно представил, как вонзает в Бора кинжал. Или в Сегура. Он никогда не был кровожадным, но есть вещи, которые нельзя прощать никому. И вместо всего этого им придется идти дальше, чтобы к сроку выполнить контракт. При мысли о нем рука Дариуса машинально прижалась к груди, там, где под одеждой висел на шее небольшой кожаный пенал.
«Жаль, что саблю тоже нельзя спрятать на груди, под одеждой», – с горечью усмехнулся он.
Ториан искоса наблюдал за другом, в душе ему соболезнуя. Украденный клинок действительно настолько хорош, что он, сам того не желая, порой немного завидовал Дариусу, было дело, чего уж тут.
А после того, как вчера Дорван лишился лука… Неудачно складывается для него этот контракт, к которому душа у гонорта не лежала с самого начала.
Лук пришлось выбросить, но с этим еще ладно – он спас ему жизнь, приняв на себя удар меча, а вот то, что произошло этой ночью…
Такое выражение на лице Дариуса Ториан видел лишь однажды, и случилось это пару лет назад. Тогда они выполняли контракт барона Мейхора и попали, как все они считали, в настолько безнадежное положение, что оставалось лишь смириться с неизбежной гибелью. Так считали все, кроме Дариуса. И ведь он нашел выход, да такой выход, что отряд не потерял ни одного человека.
Правда, пришлось пожертвовать кое-какими необходимыми в дороге вещами. Но что они стоят в сравнении с ценой самой жизни?
Снова подошел Галуг. Постоял, наблюдая за тем, как Дариус сворачивает медвежью шкуру, собирая вещи в дорогу. Дождавшись, когда тот закончит, сообщил:
– Вчера, когда мы с ними встретились, мне показалось, что человек, которого Бор ударил первым, пытался что-то сказать. Еще мне показалось, что он узнал Бора, и именно за это тот его убил. Я не до конца был уверен, но Бист сегодня утром говорил то же самое.
Помолчав, добавил:
– А с Бором мы еще встретимся, обязательно встретимся. Вот, возьми. В твоих руках от него будет значительно больше толку, а мне и лука с кинжалом достаточно.
И Галуг протянул Дариусу топор. Тот самый, что взял себе после того как лишился меча от неудачного удара, переломившего лезвие пополам.
Дариус принял оружие, поблагодарив кивком. Взяв его за конец рукояти, несколько раз взмахнул топором в воздухе, примериваясь. Всем неплох топор: лезвие с бородой, не тяжел и не легок, баланс вполне подходящий, длинное прямое топорище удобно лежит в руке, сталь не самая дрянная… К нему бы еще кулачный щит, и совсем все было бы замечательно. Но это не сабля. Не его сабля, скрежетнул он зубами.
– Спасибо, Галуг, – произнес он с чувством. И обратился к нему с просьбой: – Идем, посмотрим еще разок. Сейчас уже совсем светло, может, что-нибудь и найдем.
Он тешил себя крохотной надеждой, что след внезапно объявится. Ну может же так случиться, что Галуг его пропустил. Да и Бор с Сегуром… Не повернули же они обратно в Табалорн? А вдруг они в ту же сторону направились, куда раньше все вместе шли.
Галуг пожал плечами, но отказываться не стал, хотя всем своим видом говорил: останься след, он бы его обязательно обнаружил.
Вдвоем они обошли по кругу место, где остановились на ночлег. Нет, ни следов от ног, ни примятой травы, ни обломанных веток, ничего. Вернувшись, застали всех уже готовыми к дальнейшему пути.
Дариус посмотрел каждому в глаза, опасаясь увидеть в них насмешку. Нет, насмешек не было. Ни у Ториана, чьи глаза почти всегда лучатся добродушной улыбкой. Ни у Биста, в любой ситуации настолько невозмутимого, что иной раз диву можно даться. Как не оказалось ее и у Тацира. Хотя, до того ли ему сейчас, когда он полностью занят болью, разрывающей на части голову? Вчера днем он еще держался, но ближе к вечеру его пришлось нести чуть ли не на себе – начали заплетаться ноги. Они и на ночлег остановились лишь ради него, хотя вполне бы можно было идти еще пару часов – полнолуние.
– Идем, – скомандовал Дариус, накидывая на плечи лямки от дорожного мешка. – Галуг, теперь вся надежда только на тебя.
В исчезновении Бора плохо еще и то, что о дальнейшей дороге в Фагос у Дариуса имелись только самые общие представления, а впереди их ждала самая трудная часть пути. Бывать в Фагосе ему уже однажды доводилось, правда, на самом юге королевства, но попал он туда вместе с торговым караваном, а чтобы вот так, напрямик, через леса и горы…
Вскоре они должны достигнуть Баросских гор. Бор обещал провести сквозь них через знакомое ему ущелье, и, что делать теперь, гонорт представлял плохо.
Дариус шел третьим. Впереди размеренно шагал Галуг, который тоже ни разу не бывал в этих местах. Но его чутью и опыту следопыта Дорван доверял полностью.
Перед Дариусом маячила широкая спина Ториана, за ним плелся Тацир, которого Бист напоил в дорогу отваром из каких-то корешков, уверяя, что зелье облегчит боль и даст бодрость. Сам Бист замыкал ставшую совсем уж немногочисленной котерию.
После нескольких часов ходьбы по дремучему лесу гнев несколько спал. И Дариус вдруг поймал себя на мысли, что если из-за кустов или вон из-за того огромного камня появится сейчас Бор, а вслед за ним и Сегур со своей гривой всклокоченных волос, никогда, даже зимой, не прикрытых шапкой, то он, пожалуй, сможет им простить их глупую шутку с похищением клинка. Но они не появлялись. Не объявились беглецы и утром следующего дня.
Тем днем в путь отправились поздно, дожидаясь, когда развеется густой, как сметана, туман, стоявший у подножия горной гряды, которую им вскоре предстояло преодолеть. Туман исчез только к полудню, но перед тем как тронуться в дальнейший путь, наемники основательно подкрепились оставшейся с вечера похлебкой из оленины.
Дариус с жалостью смотрел, как мучается Тацир, пытаясь разжевать мелко нарубленное вареное оленье мясо. Отчаявшись, парень выплюнул все, что было у него во рту, резким движением ладони смахнул с бересты на траву остатки превращенного ножом чуть ли не в кашицу мяса и от души шепеляво выругался.
Дариус потрепал его по плечу:
– Ничего, брат, не отчаивайся, все заживет. Ты жив, а это главное. Выпей бульона, он густой получился, мясо долго варилось. Пей, сколько влезет, а затем отдохни и снова пей. Дорога длинная, и тебе нужны силы.
Бист удалил из десны Тацира осколки коренных зубов, раздробленных наконечником стрелы. И теперь оставалось только подождать, когда она зарастет.
«Все-таки славно, что у нас есть Бист. Помимо всего прочего, он еще и замечательный лекарь», – подумал Дариус, отходя от Тацира.
Сейчас им предстояло самое сложное – отыскать проход в горах. Хуже всего то, что никто из них понятия не имел, где именно он должен находиться. Может быть, между тех двух гор с вершинами, упирающимися в самое небо, белыми от вечных снегов. Возможно, до него еще день, а то и все два-три дня пути на запад или, наоборот, на восток.
Да уж, проклятый Бор. Это он убедил Дариуса отправиться именно этой дорогой, уверяя, что таким образом они доберутся в Фагос значительно быстрее. И вот что выясняется: Бор предложил это только для того, чтобы добраться до необходимого ему места, а затем в подходящий момент исчезнуть.
«Вместе с моей саблей», – скрипнул зубами Дариус.
В ожидании, когда туман рассеется, Дорван размышлял: а не следует ли им пойти на запад, вдоль горной гряды, ведь там, в нескольких днях пути, находится перевал, по которому и проходит торговый тракт. Только долго до него идти придется, за неделю точно не уложиться.
Чтобы не терять времени зря, Дариус занялся новым оружием. Сталь топора была весьма неплоха, жаль только, что прежний владелец внимания ему совсем не уделял, а у Галуга его не нашлось.
Когда туман исчез, остротой лезвия топор мог тягаться с бритвой, а сам Дариус принял решение: они не пойдут на запад – будут искать перевал здесь. В конце концов, у них нет лошадей, а это значительно упрощает дело.
Не такие уж они и непроходимые, Баросские горы, видал он и другие, так что ему есть с чем сравнить.
Обнадеживало еще и то, что все время пути через Балинуйский лес они держали направление на одну из двух самых высоких вершин Баросских гор, которую Бор почему-то называл Мамой. Он, усмехаясь, так и говорил: «К Маме идем».
Вот она, Мама, возвышается так, что, кажется, проткнула небо насквозь. Только где именно он находится, проход, в этой толчее больших и малых вершин, низких, поросших лесом, покрытых ледниками, а иногда абсолютно голых, или таких высоких, что при взгляде на них дух захватывает даже когда находишься у подножия, никто не знает.
Им посчастливилось обнаружить проход уже на третий день карабканья по скалам, в течение которых Тацир – а с ним вечно что-нибудь случается – едва не сорвался в пропасть.
Хотя вряд ли это оказался тот перевал, о котором рассказывал Бор. Да и есть ли он вообще, тот, и можно ли после случившегося верить хоть одному слову беглеца?
Сверху, со скал, они увидели горную долину, тянущуюся в нужную им – северную – сторону и скрывающуюся где-то вдали. В одном месте вплотную к карнизу, на котором стояли наемники, росло высокое дерево, простиравшее свои толстые ветви прямо им под ноги, как будто бы приглашая спуститься вниз именно здесь. И люди не стали от приглашения отказываться.
Поначалу долину на всю ширину сплошь покрывали заросли колючего кустарника, цветущего в эту пору мелкими красными бутончиками.
Затем кустарник – а путь сквозь него пришлось прокладывать мечами – закончился, местность пошла под уклон, и начался кедровый бор. После пары часов ходьбы лес подался в сторону, открывая взору озеро, питавшееся водой от небольшого водопада, который бил из расселины в скале.
На водной глади виднелось множество птиц, и потому Дариус короткой командой заставил всех снова скрыться в лесу. Ведь если птиц спугнуть, они поднимутся ввысь, нарушая тревожными криками тишину и настораживая возможных обитателей долины. И хотя наемникам еще не попалось ни малейшего признака того, что здесь живут люди, это совсем не значило, что их здесь нет.
Внезапно шедший впереди Галуг резко выбросил руку вверх, тут же присев. Все мгновенно последовали его примеру. Застыв, люди напряженно прислушивались к звукам леса, пытаясь уловить чьи-либо шаги или звуки разговора.
Как будто бы нет, все спокойно. Вероятно, Галугу что-то померещилось. Лишь легкий ветерок слегка шумел, играя в ветвях деревьев, да в кронах раздавалось многоголосое пение птиц.
Отряд шел по самому краю леса, не углубляясь в чащу. Вокруг росли кедры, такие высоченные, что снизу казалось – макушки цепляют облака. Когда обнаружили родничок с холодной, как лед, водой, гонорт объявил привал.
Дариус хорошо помнил слова Сторна о том, что, если существует такая возможность, привалы нужно делать, пусть и короткие, но часто.
– Это важно, – наставлял он. – Человек накапливает усталость и может накопить ее так, что ему ни до чего уже не будет дела. Ни до себя, ни до остальных, вообще ни до чего. Мало того, что у смертельно уставшего человека теряется бдительность, так он еще и не будет в состоянии сделать то, что может спасти жизнь ему или его товарищам. А вот если бы отдохнул немного – дело другое. Лучше разбить отдых на несколько непродолжительных, чем один большой. Но! – Тут его наставник поднимал указательный палец. – Все это не о ночном отдыхе, его как раз делить не стоит. Если есть такая возможность, – снова повторил Сторн.
Дариусу никогда даже в голову не приходило ставить под сомнение хоть малую часть из того, чему учил его Сторн. Ведь рано или поздно он всегда оказывался прав.
За время привала все только и успели, что испить ледяной воды, от которой ломило зубы, да полежать немного на спине, вытянув ноги вверх, чтобы от них отхлынула кровь, после чего отправились дальше.
Местность все больше шла под уклон, а кедр сменился порослью молодого бука. Но изредка попадались такие гиганты, что даже кедры казались по сравнению с ними малышами.
Вот за одним из стволов такого гиганта Дариус и оказался, после того как рухнул на землю, успев прикрыть голову лезвием топора, а затем перекатившись за дерево. И предстать бы ему перед богом смерти Варисом в его подземных чертогах, если бы не топор: звон, раздавшийся от удара наконечника стрелы по его лезвию, сопровождал гонорта до тех пор, пока он не скрылся за буком, а сам топор дернулся в руке, как живой.
И это тоже одно из наставлений Сторна – мгновенно реагировать на скрип натягиваемого лука. Рывком вскочив на ноги, Дариус оглядел своих людей: все они достаточно опытны для того, чтобы укрыться, заслышав подобный звук, и опасения вызывал лишь Тацир.
Обнаружив его согнувшимся, гонорт взвыл сквозь плотно сжатые зубы. Так и есть, в Тацира попали. Затем он увидел, что у него из правого бока торчит не стрела, арбалетный болт. Понятно теперь, почему он не успел ничего сделать, – ведь арбалеты взводят заранее.
– Тацир, за дерево! – в полный голос заорал Дариус, и плевать на то, что напавшие на них люди, на мгновение потерявшие его из виду, теперь узнают, где он. Плевать, потому что Тацир продолжал стоять, полусогнувшись, на лице его застыла гримаса боли, а ноги медленно сгибались в коленях.
Парень все же его послушался и неловко переступил в сторону, туда, где возвышался ствол еще одного бука-великана.
Свистнула стрела, и где-то там, впереди, раздался короткий вскрик.
«Бист», – машинально определил Дариус, кувырком преодолев расстояние, отделяющее его от дерева, за которым укрылся Тацир.
«Хорошо, что арбалет у них единственный, и хорошо, что его направили не в меня. Потому что на месте Тацира тогда стоял бы я, с таким же бледным и мгновенно осунувшимся от боли лицом. А возможно, и лежал, остывая».
Дариус тут же одернул себя и оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что кто-то сможет прочесть его далеко не самые героические мысли.
Подлетел Ториан, зло оскалившийся, и они, подхватив Тацира под руки, потащили его в сторону, противоположную от той, где их так негостеприимно встретили выстрелами в упор.
Сзади послышался частый скрип луков – это Галуг с Бистом, не жалея стрел, прикрывали отход. Вероятно, им удалось обнаружить тех, кого сам Дариус не смог разглядеть даже мельком.
Дариус с Торианом несли Тацира чуть ли не на руках, стараясь не причинять ему лишнюю боль. Он закусил нижнюю губу так, что по подбородку стекала тоненькая струйка крови.
Он оказался на редкость тяжелым, даже тяжелее Ториана, хотя и уступал ему в росте почти на целую голову. По крайней мере, так показалось Дариусу, которому однажды пришлось тащить на себе Ториана чуть ли не целый день.
Но тогда их никто не преследовал, сейчас же ситуация была совершенно иной, и к опасению, что вот-вот затрещат кусты и на поляну, где они остановились немного отдышаться, выскочат враги, добавлялась еще и тревога за оставшихся их прикрывать Биста с Галугом.
Ториан с Дариусом напряженно вслушивались, заперев рвущийся из груди воздух. Галуг с Бистом их найдут, сомнений нет никаких. Но сумеют ли оторваться от погони, вот в чем вопрос. А то, что они повели погоню за собой, можно не сомневаться. Люди, так неожиданно напавшие из засады, не перекликались между собой, но по тому шуму, что намеренно издавали Галуг и Бист, можно смело судить об их стремлении увести врагов в сторону.
Дариусу так и не удалось понять, кем являлись противники, сколько их и почему они напали без предупреждения, слишком уж быстро все получилось. С уверенностью можно сказать только одно: наемников обнаружили гораздо раньше, чем произошла стычка, ведь далеко не каждое место подходит для засады, а сам он и его люди не зеленые новички. Кроме Тацира, конечно. Дариус посмотрел на раненого, лежащего на левом боку и подтянувшего к груди колени, потому что из правого бока по-прежнему торчал арбалетный болт. Трогать болт нельзя, можно навредить еще больше, пусть его извлечет Бист.
Отдышавшись, Дариус с Тором подхватили скрежещущего зубами от боли Тацира и понесли его теперь уже на руках.
«Все, – взглянув на внезапно открывшееся посреди зарослей густого кустарника скопление огромных валунов, на которых не остается следов, решил Дариус. – Лучшего места нам не найти. Оставлю их здесь».
Под один из таких камней, нависший над землей козырьком, они осторожно положили Тацира.
– Жди здесь, – коротко бросил гонорт другу и поспешил на помощь Галугу с Бистом, опасаясь, что с ними уже покончено.
Пригнувшись, Дариус скорым шагом направился туда, где так внезапно на них напали. Бежать не стоит – за шумом собственных шагов чужих не услышишь. И тогда вместо того чтобы помочь попавшим в беду людям, можешь оказаться в ней сам.
Вот и оно, место, где они попали в засаду. Надо же, оказывается, как много крови успел потерять Тацир, целая лужица набежала. Теперь вопрос: куда увели врага Галуг и Бист?
Нет у Дариуса таланта следопыта, а слух упрямо ничего не подсказывает. Он застыл на несколько мгновений, соображая, как бы сам поступил на их месте. Ну уж точно не пошел бы в глубь долины – кто знает, что ждет там, впереди. Или в ту сторону, куда они с Торианом унесли Тацира.
Остаются только два направления, и одно из них очень сомнительное – то, что идет на восток, там долина заканчивается почти отвесными скалами. А значит, нужно возвращаться назад, к месту, где они спустились в эту проклятую долину. Кто его знает, что там, впереди, – тупик или проход.
Не успел Дорван преодолеть и нескольких шагов, как где-то там, далеко, в той стороне, куда он направился, раздался вскрик. Ошибки быть не может: так, не в силах сдержаться, кричит человек, когда ему внезапно сделали больно. Вот только определить, чей именно это голос, нельзя, далеко слишком. Возможно, Галуга или Биста, а может, кого-либо из преследующих их людей.
И Дариус перешел на бег, стараясь не шуметь, насколько это было возможно.
Наконец впереди и правее послышались голоса, и он резко сбавил шаг. Среди деревьев показался просвет, лес заканчивался.
Не так давно, выбравшись из зарослей колючего кустарника, наемники некоторое время шли по высокой, вымахавшей по грудь траве. Правда, шли они левее, держась вплотную к почти отвесной стене скал и справедливо рассудив, что уж с одной-то стороны внезапного нападения точно не будет.
Стоп.
Голоса раздавались рядом, но почему-то никого не было видно. Разгадка оказалась простой: сразу за густыми зарослями шиповника, росшими на опушке леса, находился овраг. Даже не овраг, глубокая яма длиной в несколько десятков шагов. Непонятно, как яма здесь возникла, ее никак не могло вымыть бегущей водой, ее тут попросту нет. В овраге прятались четыре вооруженных человека, и один из них держал в руках взведенный арбалет.
На них были длинные, до пят, одеяния, перетянутые в талии толстой бечевкой. Одеяния очень походили на те, что носят жрецы в храмах, посвященных Гитуру, Ширле или Лионе, наконец, и отличались только цветом. Именно цвет одежды и заставил гонорта вздрогнуть: темно-бордовый, оттенка запекшейся крови, мог принадлежать только варисургам, приверженцам Вариса.
Поклонение богу смерти запрещено везде, а его адепты повсеместно подвергаются гонениям. Да что там гонениям – приверженцев безжалостно уничтожают, и за каждую голову варисурга можно получить награду.
«Сам Варис их к себе и забери, – скрежетнул зубами Дариус. – Умудрились же мы угодить именно в это место».
О варисургах рассказывали множество страшных историй, но порой среди них попадались настолько нелепые, что однажды, не выдержав, Дариус рассмеялся такому рассказчику прямо в лицо. Правдой в них всегда было одно: варисурги приносили своему богу человеческие жертвы. И еще, перед тем как умертвить, они долго пытали жертву, искренне веря в то, что богу смерти сладостно слышать стоны и крики истязаемых.
Он поискал клинок взглядом, предполагая, что сдвинул его в сторону от медвежьей шкуры, несколько последних лет верно служившей ему и подстилкой, и одеялом. Сабли не было. Дариус отшвырнул шкуру в сторону, осмотрел окрестности и даже заглянул в ближайшие кусты. Ничего.
Ее никто не мог взять, никто. Клинок можно подарить, обменять, дать попользоваться, если того требуют обстоятельства. В конце концов, продать, если жизнь допекла тебя до такой степени, что больше уже ничего и не остается. Но взять без спросу чужой меч, в котором живет частица души хозяина, – нет, этого делать нельзя. И за это можно поплатиться жизнью.
Дариус машинально потер небольшой шрам на левом предплечье, оставшийся после ритуала единения с саблей.
Тогда Сторн сказал ему:
– Меч должен попробовать на вкус твою кровь. Это важно, сын. Ведь не ты его первый хозяин. Иначе твоя кровь потребовалась бы при его изготовлении.
Сторн всегда называл его сыном, хотя и не был его отцом.
Однажды, когда Дариус был совсем еще маленьким, ему довелось подслушать разговор Сторна с Грейсиль. С тех пор прошло много лет, но почему-то он до сих пор помнил каждое слово.
Сторн тогда рассказал, что не смог расстаться с Дариусом после того, как тот назвал его «папа». Назвал в тот самый миг, когда он спас его из пламени пожарища и прижал к груди. Дариус долго не разговаривал, и Грейсиль совсем уж было решила: мальчик немой, тогда Сторн и сообщил своей матери, что однажды он уже слышал его речь.
Но сейчас дело не в его бывшей немоте, дело в его сабле. Она не могла исчезнуть сама, и это говорило только об одном: Бор прихватил ее с собой. Это мог сделать и Сегур, но почему-то Дариус был полностью уверен в том, что пропажа сабли – дело рук именно Бора.
Но как же так? Как мог наемник пойти на это? Ведь повстречайся он ему теперь, и Дариус убьет его. Убьет, не слушая объяснений. И будет прав.
Потому что это не легенды – в клинке действительно заключена частица души его хозяина. И теперь, когда сабля пропала, Дариус чувствовал, что вместе с ней пропала пусть и крохотная, но часть его самого.
В древности, когда хоронили воина, обязательно рядом с ним клали его меч. У него могло быть много мечей, но в мир иной воин забирал именно тот клинок, который являлся для него самым дорогим. А Бор его саблю украл. Украл, польстившись на ее цену.
Но как же Дариус не проснулся в тот миг, когда Бор брал его оружие? Да, вчера они очень устали, стремясь уйти как можно дальше. Да, самый сладкий сон приходит именно под утро, когда и исчезли Бор с Сегуром. Но как он не почувствовал, что часть его души уходит вместе с беглецами? И что же он, в конце концов, за гонорт, которого можно застать врасплох, пусть и спящим?
Вернулся их лучший следопыт Галуг и на молчаливый вопрос Дариуса лишь с сожалением развел руками:
– Здесь такие места… Они могли пойти в любую сторону. Ни на камнях, ни на воде следов не остается.
Галуг прав. Невдалеке сливаются в один два ручья, а это уже три направления. Вчера, перед тем как остановиться на ночлег, они долго шли по камням, когда-то, вероятно, устилавшим дно высохшей теперь реки. Вон они, камни, совсем рядом, достаточно сделать всего несколько десятков шагов. А уж Бор как следопыт ничуть не хуже Галуга, и тому, кто отлично умеет читать чужие следы, спрятать свои значительно проще.
Что самое неприятное, у них абсолютно нет времени на поиски, которые могут затянуться неизвестно насколько. Срок, когда им необходимо прибыть в Фагос, неотвратимо приближался.
Нет, если бы Галугу удалось обнаружить след, Дариус не раздумывая бросился бы за ними в погоню. И непременно настиг бы их. А уж потом…
Дариус явственно представил, как вонзает в Бора кинжал. Или в Сегура. Он никогда не был кровожадным, но есть вещи, которые нельзя прощать никому. И вместо всего этого им придется идти дальше, чтобы к сроку выполнить контракт. При мысли о нем рука Дариуса машинально прижалась к груди, там, где под одеждой висел на шее небольшой кожаный пенал.
«Жаль, что саблю тоже нельзя спрятать на груди, под одеждой», – с горечью усмехнулся он.
Ториан искоса наблюдал за другом, в душе ему соболезнуя. Украденный клинок действительно настолько хорош, что он, сам того не желая, порой немного завидовал Дариусу, было дело, чего уж тут.
А после того, как вчера Дорван лишился лука… Неудачно складывается для него этот контракт, к которому душа у гонорта не лежала с самого начала.
Лук пришлось выбросить, но с этим еще ладно – он спас ему жизнь, приняв на себя удар меча, а вот то, что произошло этой ночью…
Такое выражение на лице Дариуса Ториан видел лишь однажды, и случилось это пару лет назад. Тогда они выполняли контракт барона Мейхора и попали, как все они считали, в настолько безнадежное положение, что оставалось лишь смириться с неизбежной гибелью. Так считали все, кроме Дариуса. И ведь он нашел выход, да такой выход, что отряд не потерял ни одного человека.
Правда, пришлось пожертвовать кое-какими необходимыми в дороге вещами. Но что они стоят в сравнении с ценой самой жизни?
Снова подошел Галуг. Постоял, наблюдая за тем, как Дариус сворачивает медвежью шкуру, собирая вещи в дорогу. Дождавшись, когда тот закончит, сообщил:
– Вчера, когда мы с ними встретились, мне показалось, что человек, которого Бор ударил первым, пытался что-то сказать. Еще мне показалось, что он узнал Бора, и именно за это тот его убил. Я не до конца был уверен, но Бист сегодня утром говорил то же самое.
Помолчав, добавил:
– А с Бором мы еще встретимся, обязательно встретимся. Вот, возьми. В твоих руках от него будет значительно больше толку, а мне и лука с кинжалом достаточно.
И Галуг протянул Дариусу топор. Тот самый, что взял себе после того как лишился меча от неудачного удара, переломившего лезвие пополам.
Дариус принял оружие, поблагодарив кивком. Взяв его за конец рукояти, несколько раз взмахнул топором в воздухе, примериваясь. Всем неплох топор: лезвие с бородой, не тяжел и не легок, баланс вполне подходящий, длинное прямое топорище удобно лежит в руке, сталь не самая дрянная… К нему бы еще кулачный щит, и совсем все было бы замечательно. Но это не сабля. Не его сабля, скрежетнул он зубами.
– Спасибо, Галуг, – произнес он с чувством. И обратился к нему с просьбой: – Идем, посмотрим еще разок. Сейчас уже совсем светло, может, что-нибудь и найдем.
Он тешил себя крохотной надеждой, что след внезапно объявится. Ну может же так случиться, что Галуг его пропустил. Да и Бор с Сегуром… Не повернули же они обратно в Табалорн? А вдруг они в ту же сторону направились, куда раньше все вместе шли.
Галуг пожал плечами, но отказываться не стал, хотя всем своим видом говорил: останься след, он бы его обязательно обнаружил.
Вдвоем они обошли по кругу место, где остановились на ночлег. Нет, ни следов от ног, ни примятой травы, ни обломанных веток, ничего. Вернувшись, застали всех уже готовыми к дальнейшему пути.
Дариус посмотрел каждому в глаза, опасаясь увидеть в них насмешку. Нет, насмешек не было. Ни у Ториана, чьи глаза почти всегда лучатся добродушной улыбкой. Ни у Биста, в любой ситуации настолько невозмутимого, что иной раз диву можно даться. Как не оказалось ее и у Тацира. Хотя, до того ли ему сейчас, когда он полностью занят болью, разрывающей на части голову? Вчера днем он еще держался, но ближе к вечеру его пришлось нести чуть ли не на себе – начали заплетаться ноги. Они и на ночлег остановились лишь ради него, хотя вполне бы можно было идти еще пару часов – полнолуние.
– Идем, – скомандовал Дариус, накидывая на плечи лямки от дорожного мешка. – Галуг, теперь вся надежда только на тебя.
В исчезновении Бора плохо еще и то, что о дальнейшей дороге в Фагос у Дариуса имелись только самые общие представления, а впереди их ждала самая трудная часть пути. Бывать в Фагосе ему уже однажды доводилось, правда, на самом юге королевства, но попал он туда вместе с торговым караваном, а чтобы вот так, напрямик, через леса и горы…
Вскоре они должны достигнуть Баросских гор. Бор обещал провести сквозь них через знакомое ему ущелье, и, что делать теперь, гонорт представлял плохо.
Дариус шел третьим. Впереди размеренно шагал Галуг, который тоже ни разу не бывал в этих местах. Но его чутью и опыту следопыта Дорван доверял полностью.
Перед Дариусом маячила широкая спина Ториана, за ним плелся Тацир, которого Бист напоил в дорогу отваром из каких-то корешков, уверяя, что зелье облегчит боль и даст бодрость. Сам Бист замыкал ставшую совсем уж немногочисленной котерию.
После нескольких часов ходьбы по дремучему лесу гнев несколько спал. И Дариус вдруг поймал себя на мысли, что если из-за кустов или вон из-за того огромного камня появится сейчас Бор, а вслед за ним и Сегур со своей гривой всклокоченных волос, никогда, даже зимой, не прикрытых шапкой, то он, пожалуй, сможет им простить их глупую шутку с похищением клинка. Но они не появлялись. Не объявились беглецы и утром следующего дня.
Тем днем в путь отправились поздно, дожидаясь, когда развеется густой, как сметана, туман, стоявший у подножия горной гряды, которую им вскоре предстояло преодолеть. Туман исчез только к полудню, но перед тем как тронуться в дальнейший путь, наемники основательно подкрепились оставшейся с вечера похлебкой из оленины.
Дариус с жалостью смотрел, как мучается Тацир, пытаясь разжевать мелко нарубленное вареное оленье мясо. Отчаявшись, парень выплюнул все, что было у него во рту, резким движением ладони смахнул с бересты на траву остатки превращенного ножом чуть ли не в кашицу мяса и от души шепеляво выругался.
Дариус потрепал его по плечу:
– Ничего, брат, не отчаивайся, все заживет. Ты жив, а это главное. Выпей бульона, он густой получился, мясо долго варилось. Пей, сколько влезет, а затем отдохни и снова пей. Дорога длинная, и тебе нужны силы.
Бист удалил из десны Тацира осколки коренных зубов, раздробленных наконечником стрелы. И теперь оставалось только подождать, когда она зарастет.
«Все-таки славно, что у нас есть Бист. Помимо всего прочего, он еще и замечательный лекарь», – подумал Дариус, отходя от Тацира.
Сейчас им предстояло самое сложное – отыскать проход в горах. Хуже всего то, что никто из них понятия не имел, где именно он должен находиться. Может быть, между тех двух гор с вершинами, упирающимися в самое небо, белыми от вечных снегов. Возможно, до него еще день, а то и все два-три дня пути на запад или, наоборот, на восток.
Да уж, проклятый Бор. Это он убедил Дариуса отправиться именно этой дорогой, уверяя, что таким образом они доберутся в Фагос значительно быстрее. И вот что выясняется: Бор предложил это только для того, чтобы добраться до необходимого ему места, а затем в подходящий момент исчезнуть.
«Вместе с моей саблей», – скрипнул зубами Дариус.
В ожидании, когда туман рассеется, Дорван размышлял: а не следует ли им пойти на запад, вдоль горной гряды, ведь там, в нескольких днях пути, находится перевал, по которому и проходит торговый тракт. Только долго до него идти придется, за неделю точно не уложиться.
Чтобы не терять времени зря, Дариус занялся новым оружием. Сталь топора была весьма неплоха, жаль только, что прежний владелец внимания ему совсем не уделял, а у Галуга его не нашлось.
Когда туман исчез, остротой лезвия топор мог тягаться с бритвой, а сам Дариус принял решение: они не пойдут на запад – будут искать перевал здесь. В конце концов, у них нет лошадей, а это значительно упрощает дело.
Не такие уж они и непроходимые, Баросские горы, видал он и другие, так что ему есть с чем сравнить.
Обнадеживало еще и то, что все время пути через Балинуйский лес они держали направление на одну из двух самых высоких вершин Баросских гор, которую Бор почему-то называл Мамой. Он, усмехаясь, так и говорил: «К Маме идем».
Вот она, Мама, возвышается так, что, кажется, проткнула небо насквозь. Только где именно он находится, проход, в этой толчее больших и малых вершин, низких, поросших лесом, покрытых ледниками, а иногда абсолютно голых, или таких высоких, что при взгляде на них дух захватывает даже когда находишься у подножия, никто не знает.
Им посчастливилось обнаружить проход уже на третий день карабканья по скалам, в течение которых Тацир – а с ним вечно что-нибудь случается – едва не сорвался в пропасть.
Хотя вряд ли это оказался тот перевал, о котором рассказывал Бор. Да и есть ли он вообще, тот, и можно ли после случившегося верить хоть одному слову беглеца?
Сверху, со скал, они увидели горную долину, тянущуюся в нужную им – северную – сторону и скрывающуюся где-то вдали. В одном месте вплотную к карнизу, на котором стояли наемники, росло высокое дерево, простиравшее свои толстые ветви прямо им под ноги, как будто бы приглашая спуститься вниз именно здесь. И люди не стали от приглашения отказываться.
Поначалу долину на всю ширину сплошь покрывали заросли колючего кустарника, цветущего в эту пору мелкими красными бутончиками.
Затем кустарник – а путь сквозь него пришлось прокладывать мечами – закончился, местность пошла под уклон, и начался кедровый бор. После пары часов ходьбы лес подался в сторону, открывая взору озеро, питавшееся водой от небольшого водопада, который бил из расселины в скале.
На водной глади виднелось множество птиц, и потому Дариус короткой командой заставил всех снова скрыться в лесу. Ведь если птиц спугнуть, они поднимутся ввысь, нарушая тревожными криками тишину и настораживая возможных обитателей долины. И хотя наемникам еще не попалось ни малейшего признака того, что здесь живут люди, это совсем не значило, что их здесь нет.
Внезапно шедший впереди Галуг резко выбросил руку вверх, тут же присев. Все мгновенно последовали его примеру. Застыв, люди напряженно прислушивались к звукам леса, пытаясь уловить чьи-либо шаги или звуки разговора.
Как будто бы нет, все спокойно. Вероятно, Галугу что-то померещилось. Лишь легкий ветерок слегка шумел, играя в ветвях деревьев, да в кронах раздавалось многоголосое пение птиц.
Отряд шел по самому краю леса, не углубляясь в чащу. Вокруг росли кедры, такие высоченные, что снизу казалось – макушки цепляют облака. Когда обнаружили родничок с холодной, как лед, водой, гонорт объявил привал.
Дариус хорошо помнил слова Сторна о том, что, если существует такая возможность, привалы нужно делать, пусть и короткие, но часто.
– Это важно, – наставлял он. – Человек накапливает усталость и может накопить ее так, что ему ни до чего уже не будет дела. Ни до себя, ни до остальных, вообще ни до чего. Мало того, что у смертельно уставшего человека теряется бдительность, так он еще и не будет в состоянии сделать то, что может спасти жизнь ему или его товарищам. А вот если бы отдохнул немного – дело другое. Лучше разбить отдых на несколько непродолжительных, чем один большой. Но! – Тут его наставник поднимал указательный палец. – Все это не о ночном отдыхе, его как раз делить не стоит. Если есть такая возможность, – снова повторил Сторн.
Дариусу никогда даже в голову не приходило ставить под сомнение хоть малую часть из того, чему учил его Сторн. Ведь рано или поздно он всегда оказывался прав.
За время привала все только и успели, что испить ледяной воды, от которой ломило зубы, да полежать немного на спине, вытянув ноги вверх, чтобы от них отхлынула кровь, после чего отправились дальше.
Местность все больше шла под уклон, а кедр сменился порослью молодого бука. Но изредка попадались такие гиганты, что даже кедры казались по сравнению с ними малышами.
Вот за одним из стволов такого гиганта Дариус и оказался, после того как рухнул на землю, успев прикрыть голову лезвием топора, а затем перекатившись за дерево. И предстать бы ему перед богом смерти Варисом в его подземных чертогах, если бы не топор: звон, раздавшийся от удара наконечника стрелы по его лезвию, сопровождал гонорта до тех пор, пока он не скрылся за буком, а сам топор дернулся в руке, как живой.
И это тоже одно из наставлений Сторна – мгновенно реагировать на скрип натягиваемого лука. Рывком вскочив на ноги, Дариус оглядел своих людей: все они достаточно опытны для того, чтобы укрыться, заслышав подобный звук, и опасения вызывал лишь Тацир.
Обнаружив его согнувшимся, гонорт взвыл сквозь плотно сжатые зубы. Так и есть, в Тацира попали. Затем он увидел, что у него из правого бока торчит не стрела, арбалетный болт. Понятно теперь, почему он не успел ничего сделать, – ведь арбалеты взводят заранее.
– Тацир, за дерево! – в полный голос заорал Дариус, и плевать на то, что напавшие на них люди, на мгновение потерявшие его из виду, теперь узнают, где он. Плевать, потому что Тацир продолжал стоять, полусогнувшись, на лице его застыла гримаса боли, а ноги медленно сгибались в коленях.
Парень все же его послушался и неловко переступил в сторону, туда, где возвышался ствол еще одного бука-великана.
Свистнула стрела, и где-то там, впереди, раздался короткий вскрик.
«Бист», – машинально определил Дариус, кувырком преодолев расстояние, отделяющее его от дерева, за которым укрылся Тацир.
«Хорошо, что арбалет у них единственный, и хорошо, что его направили не в меня. Потому что на месте Тацира тогда стоял бы я, с таким же бледным и мгновенно осунувшимся от боли лицом. А возможно, и лежал, остывая».
Дариус тут же одернул себя и оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что кто-то сможет прочесть его далеко не самые героические мысли.
Подлетел Ториан, зло оскалившийся, и они, подхватив Тацира под руки, потащили его в сторону, противоположную от той, где их так негостеприимно встретили выстрелами в упор.
Сзади послышался частый скрип луков – это Галуг с Бистом, не жалея стрел, прикрывали отход. Вероятно, им удалось обнаружить тех, кого сам Дариус не смог разглядеть даже мельком.
Дариус с Торианом несли Тацира чуть ли не на руках, стараясь не причинять ему лишнюю боль. Он закусил нижнюю губу так, что по подбородку стекала тоненькая струйка крови.
Он оказался на редкость тяжелым, даже тяжелее Ториана, хотя и уступал ему в росте почти на целую голову. По крайней мере, так показалось Дариусу, которому однажды пришлось тащить на себе Ториана чуть ли не целый день.
Но тогда их никто не преследовал, сейчас же ситуация была совершенно иной, и к опасению, что вот-вот затрещат кусты и на поляну, где они остановились немного отдышаться, выскочат враги, добавлялась еще и тревога за оставшихся их прикрывать Биста с Галугом.
Ториан с Дариусом напряженно вслушивались, заперев рвущийся из груди воздух. Галуг с Бистом их найдут, сомнений нет никаких. Но сумеют ли оторваться от погони, вот в чем вопрос. А то, что они повели погоню за собой, можно не сомневаться. Люди, так неожиданно напавшие из засады, не перекликались между собой, но по тому шуму, что намеренно издавали Галуг и Бист, можно смело судить об их стремлении увести врагов в сторону.
Дариусу так и не удалось понять, кем являлись противники, сколько их и почему они напали без предупреждения, слишком уж быстро все получилось. С уверенностью можно сказать только одно: наемников обнаружили гораздо раньше, чем произошла стычка, ведь далеко не каждое место подходит для засады, а сам он и его люди не зеленые новички. Кроме Тацира, конечно. Дариус посмотрел на раненого, лежащего на левом боку и подтянувшего к груди колени, потому что из правого бока по-прежнему торчал арбалетный болт. Трогать болт нельзя, можно навредить еще больше, пусть его извлечет Бист.
Отдышавшись, Дариус с Тором подхватили скрежещущего зубами от боли Тацира и понесли его теперь уже на руках.
«Все, – взглянув на внезапно открывшееся посреди зарослей густого кустарника скопление огромных валунов, на которых не остается следов, решил Дариус. – Лучшего места нам не найти. Оставлю их здесь».
Под один из таких камней, нависший над землей козырьком, они осторожно положили Тацира.
– Жди здесь, – коротко бросил гонорт другу и поспешил на помощь Галугу с Бистом, опасаясь, что с ними уже покончено.
Пригнувшись, Дариус скорым шагом направился туда, где так внезапно на них напали. Бежать не стоит – за шумом собственных шагов чужих не услышишь. И тогда вместо того чтобы помочь попавшим в беду людям, можешь оказаться в ней сам.
Вот и оно, место, где они попали в засаду. Надо же, оказывается, как много крови успел потерять Тацир, целая лужица набежала. Теперь вопрос: куда увели врага Галуг и Бист?
Нет у Дариуса таланта следопыта, а слух упрямо ничего не подсказывает. Он застыл на несколько мгновений, соображая, как бы сам поступил на их месте. Ну уж точно не пошел бы в глубь долины – кто знает, что ждет там, впереди. Или в ту сторону, куда они с Торианом унесли Тацира.
Остаются только два направления, и одно из них очень сомнительное – то, что идет на восток, там долина заканчивается почти отвесными скалами. А значит, нужно возвращаться назад, к месту, где они спустились в эту проклятую долину. Кто его знает, что там, впереди, – тупик или проход.
Не успел Дорван преодолеть и нескольких шагов, как где-то там, далеко, в той стороне, куда он направился, раздался вскрик. Ошибки быть не может: так, не в силах сдержаться, кричит человек, когда ему внезапно сделали больно. Вот только определить, чей именно это голос, нельзя, далеко слишком. Возможно, Галуга или Биста, а может, кого-либо из преследующих их людей.
И Дариус перешел на бег, стараясь не шуметь, насколько это было возможно.
Наконец впереди и правее послышались голоса, и он резко сбавил шаг. Среди деревьев показался просвет, лес заканчивался.
Не так давно, выбравшись из зарослей колючего кустарника, наемники некоторое время шли по высокой, вымахавшей по грудь траве. Правда, шли они левее, держась вплотную к почти отвесной стене скал и справедливо рассудив, что уж с одной-то стороны внезапного нападения точно не будет.
Стоп.
Голоса раздавались рядом, но почему-то никого не было видно. Разгадка оказалась простой: сразу за густыми зарослями шиповника, росшими на опушке леса, находился овраг. Даже не овраг, глубокая яма длиной в несколько десятков шагов. Непонятно, как яма здесь возникла, ее никак не могло вымыть бегущей водой, ее тут попросту нет. В овраге прятались четыре вооруженных человека, и один из них держал в руках взведенный арбалет.
На них были длинные, до пят, одеяния, перетянутые в талии толстой бечевкой. Одеяния очень походили на те, что носят жрецы в храмах, посвященных Гитуру, Ширле или Лионе, наконец, и отличались только цветом. Именно цвет одежды и заставил гонорта вздрогнуть: темно-бордовый, оттенка запекшейся крови, мог принадлежать только варисургам, приверженцам Вариса.
Поклонение богу смерти запрещено везде, а его адепты повсеместно подвергаются гонениям. Да что там гонениям – приверженцев безжалостно уничтожают, и за каждую голову варисурга можно получить награду.
«Сам Варис их к себе и забери, – скрежетнул зубами Дариус. – Умудрились же мы угодить именно в это место».
О варисургах рассказывали множество страшных историй, но порой среди них попадались настолько нелепые, что однажды, не выдержав, Дариус рассмеялся такому рассказчику прямо в лицо. Правдой в них всегда было одно: варисурги приносили своему богу человеческие жертвы. И еще, перед тем как умертвить, они долго пытали жертву, искренне веря в то, что богу смерти сладостно слышать стоны и крики истязаемых.