Страница:
В этом и заключалось самое страшное: Дариус со своими людьми, сам того не ведая, вторгся в долину, где, вероятно, находится тайное прибежище приверженцев Вариса. И теперь варисурги из кожи вон вылезут, чтобы никто из них не вышел отсюда живым. И еще, вполне вероятно, что на помощь этой четверке спешат новые адепты. А значит, действовать нужно быстро.
Картина перед Дариусом складывалась следующая: преследующие Галуга с Бистом варисурги, разделившись, прижали их к отвесной каменной стене. Одна часть вражеского отряда находилась прямо у него перед глазами, другие жрецы оставались не видны, доносились только их азартные крики. Сколько их там, непонятно. Но немного, иначе с его людьми давно бы уже покончили.
Один из притаившихся в овражке варисургов оказался серьезно ранен и теперь лежал на земле, прижав руки к животу и корчась. У второго на правой руке белела свежая повязка. Это работа Биста: Дариусу удалось услышать, как жрец с повязкой на руке обругал лучника «проклятым свердом», до которого он вскоре доберется. Так что ошибки нет.
Рассматривая адептов, Дариус прикидывал, как быть дальше. Их трое, тот, что лежит, ухватившись за живот, уже не противник. Да и другой, раненный в руку, тоже серьезной угрозы не представляет. Если он не обоерукий, конечно. Но воины, умеющие обращаться с оружием обеими руками одинаково хорошо, встречаются крайне редко, уж кому как не самому Дариусу об этом не знать.
А если он левша? Остается все же надеяться, что нет.
До укрывшихся в овраге десятка полтора шагов, которые можно преодолеть за два-три прыжка. Эх, будь у него его сабля, его Кунтюр!.. Именно так он называл клинок втайне от всех. Топор ему не помощник, в тесноте овражка места для размаха особо нет, это саблей ему хватило бы трех уколов. Да и нет у него особых навыков владения топором. Кинжалом все же будет надежнее.
Дариус отполз немного назад, засунул за ремень сзади топор. Затем извлек засапожный нож, в пару к кинжалу, зажатому в правой руке.
«Пора. И да помоги мне бог воинов – Марох. Лиона, богиня удачи, тоже не отвернись».
Мароха всегда изображали могучим воином с грозным выражением лица и с огромным двухлезвийным топором в руках. Лиону же – стройной красивой девушкой с озорным выражением лица и веселой улыбкой, как будто бы говорящей: «Сегодня я здесь и ты мне очень нравишься, а завтра… завтра я могу исчезнуть надолго, совершенно позабыв о тебе».
«Не забудь обо мне, красавица», – прошептал гонорт, выбирая мгновение для броска.
«Хорошо хоть варисурги не воины, нутром чующие, что к ним подбирается смерть», – думал Дариус, собираясь с духом перед атакой.
Все, пора! Трое варисургов смотрели в противоположную от него сторону, а четвертый… Четвертый сейчас думает только о скрутившей его боли и о том, выживет ли он или, промучившись несколько дней, предстанет перед своим богом.
Двумя прыжками Дариус оказался за спиной двух ближних к нему варисургов. Враги были без доспехов, и поэтому дело решала не сила – быстрота.
Кинжал, зажатый Дорваном в правой руке обратным хватом, вошел сверху в левое плечо варисурга на удивление легко, рассекая на пути подключичную артерию. Продолжая движение, Дариус вонзил все еще стоявшему к нему спиной второму варисургу засапожный нож в бок, под ребра, туда, где находится печень. Это надежно. Теперь оставался всего один. Тот, что находился от него дальше всех.
Варисург резко обернулся на звуки, доносящиеся из-за его спины, выставив перед собой арбалет. Но выставив нелепо, не направив его во внезапно появившегося врага, а держа поперек на вытянутых руках, как будто защищаясь от удара. Дариус громко рыкнул на жреца, хищно оскалив зубы и опасаясь, что от волнения сорвется голос. И противник, вместо того чтобы использовать арбалет по назначению, отпрянул назад, на миг потеряв равновесие.
Этого оказалось достаточно. Рывок вперед, удар в приоткрывшуюся грудь – и сползающее на землю тело. Нож вошел неудачно, застряв в костях уже мертвого арбалетчика, и Дариус, выпустив его, крутнулся на месте, разворачиваясь к последнему варисургу, раненному стрелой в живот. Бывает всякое, так что лучше поостеречься. Нет, тот продолжал лежать неподвижно и даже крепко зажмурил глаза, как будто бы это могло его спасти. Но оставлять его в живых было нельзя.
Дариус отлично помнил слова Сторна, сказанные ему давным-давно как раз по такому поводу:
– Сын, запомни хорошенько, запомни на всю жизнь. Ты хочешь стать воином и должен знать, что ничего нельзя делать наполовину. Великодушие к врагу может быть только тогда, когда ты уверен в том, что оно не обернется против тебя злом. Однажды на моих глазах убили человека, которого я считал своим лучшим другом, одним ударом в спину. И убил его тот, кого он великодушно пощадил минутой ранее.
Дариус рывком развернул лежавшего на земле варисурга: все же убить ударом в спину… Жрец дернулся всем телом и затих. Глаза его так и остались закрыты.
«Ну что ж, тем легче, – подумал Дорван. – Потому что некоторые необходимые вещи делать очень тяжело».
Затем он метнулся к арбалетчику, на ходу подумав, что, возможно, именно он ранил Тацира. Извлекая из его груди нож, усмехнулся, вспомнив реакцию варисурга на свой рык.
Это тоже часть воинской науки, переданной ему Сторном. Дариус был совсем еще юнцом, когда Сторн впервые заговорил с ним о том, что иногда врага можно повергнуть в смятение одним лишь криком. Дариус тогда бравировал, заявив, что уж его-то каким-то криком не испугаешь. Особенно теперь, когда на счету уже числился убитый воин, да не кто-нибудь, а сам долузсец.
Сторн усмехнулся в усы и попросил Ламоля, наемника из своей котерии, продемонстрировать крик, потому что самому ему не хочется пугать сына. Затем попросил, чтобы тот не перестарался и не оставил Дариуса заикой.
Ламоль пожал плечами: мол, почему бы и нет?
Дариус хорошо помнил, как наемник смотрел на него со своей обычной добродушной улыбкой (он вообще казался самым добрым из всех людей Сторна). Но вдруг выражение глаз Ламоля неуловимо изменилось, а потом произошло то, после чего Дариус до сих пор не понимал, как его штаны остались сухими. Он не помнил, как рыкнул Ламоль, его воспоминания начинались с того, что он обнаружил себя сидящим на лавке, колени у него ощутимо подрагивали, а глаза наемника снова выражали добродушие.
Дариус вспомнил, как долго он выпытывал секрет такого рыка у Сторна. Он ходил за ним по пятам, а издали за ними наблюдал Ториан, знавший о случившемся с его слов. Сторн, в конце концов, объяснил ему, что никакого волшебства в этом нет, все дело именно в крике, только кричать необходимо по-особенному. Но Дариусу знать пока об этом рано, он еще слишком юн, и голос его ломается. А уж затем он его научит.
– Конечно, – поведал ему Сторн, – криком не получится вышибить из седла всадника или свалить с ног пешего, но привести врага в замешательство так, что он на время забудет, как выглядит его родная мама, с расстояния нескольких шагов вполне реально. Но тут уж как повезет, не у каждого человека есть такой талант. Тот же Ламоль умеет кричать гораздо лучше меня.
Все это Дариус вспоминал, осторожно выглядывая из овражка, держа наготове арбалет.
Варисурги услышали его рык, ведь до тех камней, за которыми они укрывались, расстояние десятка в три-четыре шагов, не больше. Они даже окликнули:
– Что у вас там, брат Иоль?
Дариус отвечать не стал, на всякий случай еще раз прикинув в уме путь к отступлению.
На голову он успел накинуть клобук одного из адептов, такого же темно-бордового цвета, как и вся их одежда, чтобы варисурги приняли его за своего.
Правда, теперь появился шанс словить стрелу от Биста или Галуга.
Плохо то, что впереди почти голое место с изредка торчащими среди камней клочками травы. За ним – несколько гигантских валунов, где и находились оставшиеся варисурги. Сколько их, не разобрать, Дариус видел только спину одного из них. Дальше и левее начиналась отвесная стена ущелья. У самой стены виднелось несколько впечатляющих своими размерами камней, за которыми и притаились Галуг с Бистом.
Их обоих, конечно, не видно, но они непременно должны быть там, им просто некуда больше деться. Да уж, ловко их прижали.
Позади – стена ущелья, слева – еще одна россыпь валунов, за которыми нет возможности укрыться. А справа вообще пустое пространство, отличное местечко для того, чтобы получить на бегу в спину стрелу или болт.
Снова окликнули справа, и теперь в голосе жреца явно чувствовалось беспокойство:
– Иоль, Гивель, Раст, вы что там все, оглохли?
Крикнувший человек теперь представлял собой отличную мишень, показавшись из-за камней почти полностью, и Дариус не смог преодолеть соблазна, плавно надавив на спуск арбалета и целясь в центр живота.
Одному Мароху ведомо, как поведет себя оружие, из которого он стрелял в первый раз, и именно так больше всего шансов попасть в цель.
Арбалет не подвел, и человек с криком упал на колени. Сам же Дариус поспешил припасть к земле – вероятность того, что Бист или Галуг примут его за варисурга, все еще оставалась.
Теперь может произойти все, что угодно, вплоть до того, что оставшиеся варисурги бросятся в его сторону.
Но случилось то, чего он меньше всего ожидал. Из-за камней выскочили Галуг с Бистом и бросились туда, где скрывались приверженцы бога Вариса, так негостеприимно встретившие их в горной долине.
Одним прыжком Дариус оказался наверху, уже на бегу выхватывая из-за спины топор. Варисургов могло оказаться много, и его помощь придется как нельзя кстати.
Жрецов осталось всего двое, и оба были вооружены луками. Будь они лучшими воинами, легко сумели бы расстрелять бегущих в их сторону людей, а так…
Дариус на ходу метнул топор в правого из варисургов, чье лицо из-под клобука выглядело белым пятном, совершенно не заботясь о том, чтобы попасть именно лезвием. Главное – попасть, а веса топора будет достаточно, чтобы на время ошеломить бездоспешного врага. Уже занося кинжал для удара, Дорван увидел, как вонзается в горло пострадавшего от его броска варисурга стрела с ярко-красным оперением. Второй жрец к тому времени лежал на земле, и умер он прежде, чем тело его успело ее коснуться. Умер от стрелы, попавшей чуть ниже левой брови и вышедшей через затылок. Оперение стрелы тоже было красным.
Дариус бегло осмотрел своих воинов. Бист казался целым, если не считать раной царапину на щеке с уже запекшейся кровью. Галуг старательно прижимал к животу кисть левой руки, наспех обмотанную толстой повязкой, и сквозь ткань проступали алые пятна крови.
– Где остальные? – хрипло, щепелявя еще больше обычного, спросил Галуг, морщась от боли.
– Там, – неопределенно мотнул головой в сторону озера Дариус. – Все, уходим.
Но перед тем как уйти, гонорт вернулся в овражек, чтобы подхватить с земли арбалет и еще те три арбалетных болта, что обнаружил в спешке. Арбалет – вещь дорогая, а уж такой тем более. И хотя Дариусу пришлось держать его в руках очень недолго, но оценить оружие по достоинству гонорт успел. Он выстрелил из него единственный раз, но и этого хватило, чтобы понять – бой у арбалета отличнейший.
Теперь все, бегом отсюда, пока не заявились другие варисурги. Они быстро бежали краем леса, опасаясь в любой момент увидеть спешащих им навстречу жрецов Вариса. Но обошлось.
Ториан с Тациром оказались там, где Дариус их и бросил. Раненый все еще оставался жив, хотя и выглядел немногим лучше мертвеца. Теперь вся надежда только на Биста и на его искусство врачевателя. И при этом следовало очень спешить.
Тацир безучастно смотрел, как рухнувший на колени сверд рывком сдирает с себя сумку. Есть у Биста отдельная сумка, и в ней он носит врачебные принадлежности. Вот он вынул лежавшие сверху рулоны полотна, засунул руку поглубже, порылся и извлек на свет небольшую, похожую на пенал деревянную коробку. На мгновение задумался, взглянул на остальных, внимательно следящих за окрестностями, затем на обнаженный бок Тацира, из которого торчал арбалетный болт. Бист нашел взглядом Дариуса, оба они отошли в сторону, и сверд у Дорвана что-то спросил. Слов Биста Тацир не разобрал, и только видел, как гонорт несколько раз кивнул.
Сверд снова вернулся к Тациру и сказал, заглядывая ему в глаза:
– Потерпи, брат, сейчас будет очень больно.
«Неужели может быть еще больнее?» – успел подумать Тацир.
Оказывается, может. Боль пришла такая сильная, что он потерял сознание.
Глава 4
Картина перед Дариусом складывалась следующая: преследующие Галуга с Бистом варисурги, разделившись, прижали их к отвесной каменной стене. Одна часть вражеского отряда находилась прямо у него перед глазами, другие жрецы оставались не видны, доносились только их азартные крики. Сколько их там, непонятно. Но немного, иначе с его людьми давно бы уже покончили.
Один из притаившихся в овражке варисургов оказался серьезно ранен и теперь лежал на земле, прижав руки к животу и корчась. У второго на правой руке белела свежая повязка. Это работа Биста: Дариусу удалось услышать, как жрец с повязкой на руке обругал лучника «проклятым свердом», до которого он вскоре доберется. Так что ошибки нет.
Рассматривая адептов, Дариус прикидывал, как быть дальше. Их трое, тот, что лежит, ухватившись за живот, уже не противник. Да и другой, раненный в руку, тоже серьезной угрозы не представляет. Если он не обоерукий, конечно. Но воины, умеющие обращаться с оружием обеими руками одинаково хорошо, встречаются крайне редко, уж кому как не самому Дариусу об этом не знать.
А если он левша? Остается все же надеяться, что нет.
До укрывшихся в овраге десятка полтора шагов, которые можно преодолеть за два-три прыжка. Эх, будь у него его сабля, его Кунтюр!.. Именно так он называл клинок втайне от всех. Топор ему не помощник, в тесноте овражка места для размаха особо нет, это саблей ему хватило бы трех уколов. Да и нет у него особых навыков владения топором. Кинжалом все же будет надежнее.
Дариус отполз немного назад, засунул за ремень сзади топор. Затем извлек засапожный нож, в пару к кинжалу, зажатому в правой руке.
«Пора. И да помоги мне бог воинов – Марох. Лиона, богиня удачи, тоже не отвернись».
Мароха всегда изображали могучим воином с грозным выражением лица и с огромным двухлезвийным топором в руках. Лиону же – стройной красивой девушкой с озорным выражением лица и веселой улыбкой, как будто бы говорящей: «Сегодня я здесь и ты мне очень нравишься, а завтра… завтра я могу исчезнуть надолго, совершенно позабыв о тебе».
«Не забудь обо мне, красавица», – прошептал гонорт, выбирая мгновение для броска.
«Хорошо хоть варисурги не воины, нутром чующие, что к ним подбирается смерть», – думал Дариус, собираясь с духом перед атакой.
Все, пора! Трое варисургов смотрели в противоположную от него сторону, а четвертый… Четвертый сейчас думает только о скрутившей его боли и о том, выживет ли он или, промучившись несколько дней, предстанет перед своим богом.
Двумя прыжками Дариус оказался за спиной двух ближних к нему варисургов. Враги были без доспехов, и поэтому дело решала не сила – быстрота.
Кинжал, зажатый Дорваном в правой руке обратным хватом, вошел сверху в левое плечо варисурга на удивление легко, рассекая на пути подключичную артерию. Продолжая движение, Дариус вонзил все еще стоявшему к нему спиной второму варисургу засапожный нож в бок, под ребра, туда, где находится печень. Это надежно. Теперь оставался всего один. Тот, что находился от него дальше всех.
Варисург резко обернулся на звуки, доносящиеся из-за его спины, выставив перед собой арбалет. Но выставив нелепо, не направив его во внезапно появившегося врага, а держа поперек на вытянутых руках, как будто защищаясь от удара. Дариус громко рыкнул на жреца, хищно оскалив зубы и опасаясь, что от волнения сорвется голос. И противник, вместо того чтобы использовать арбалет по назначению, отпрянул назад, на миг потеряв равновесие.
Этого оказалось достаточно. Рывок вперед, удар в приоткрывшуюся грудь – и сползающее на землю тело. Нож вошел неудачно, застряв в костях уже мертвого арбалетчика, и Дариус, выпустив его, крутнулся на месте, разворачиваясь к последнему варисургу, раненному стрелой в живот. Бывает всякое, так что лучше поостеречься. Нет, тот продолжал лежать неподвижно и даже крепко зажмурил глаза, как будто бы это могло его спасти. Но оставлять его в живых было нельзя.
Дариус отлично помнил слова Сторна, сказанные ему давным-давно как раз по такому поводу:
– Сын, запомни хорошенько, запомни на всю жизнь. Ты хочешь стать воином и должен знать, что ничего нельзя делать наполовину. Великодушие к врагу может быть только тогда, когда ты уверен в том, что оно не обернется против тебя злом. Однажды на моих глазах убили человека, которого я считал своим лучшим другом, одним ударом в спину. И убил его тот, кого он великодушно пощадил минутой ранее.
Дариус рывком развернул лежавшего на земле варисурга: все же убить ударом в спину… Жрец дернулся всем телом и затих. Глаза его так и остались закрыты.
«Ну что ж, тем легче, – подумал Дорван. – Потому что некоторые необходимые вещи делать очень тяжело».
Затем он метнулся к арбалетчику, на ходу подумав, что, возможно, именно он ранил Тацира. Извлекая из его груди нож, усмехнулся, вспомнив реакцию варисурга на свой рык.
Это тоже часть воинской науки, переданной ему Сторном. Дариус был совсем еще юнцом, когда Сторн впервые заговорил с ним о том, что иногда врага можно повергнуть в смятение одним лишь криком. Дариус тогда бравировал, заявив, что уж его-то каким-то криком не испугаешь. Особенно теперь, когда на счету уже числился убитый воин, да не кто-нибудь, а сам долузсец.
Сторн усмехнулся в усы и попросил Ламоля, наемника из своей котерии, продемонстрировать крик, потому что самому ему не хочется пугать сына. Затем попросил, чтобы тот не перестарался и не оставил Дариуса заикой.
Ламоль пожал плечами: мол, почему бы и нет?
Дариус хорошо помнил, как наемник смотрел на него со своей обычной добродушной улыбкой (он вообще казался самым добрым из всех людей Сторна). Но вдруг выражение глаз Ламоля неуловимо изменилось, а потом произошло то, после чего Дариус до сих пор не понимал, как его штаны остались сухими. Он не помнил, как рыкнул Ламоль, его воспоминания начинались с того, что он обнаружил себя сидящим на лавке, колени у него ощутимо подрагивали, а глаза наемника снова выражали добродушие.
Дариус вспомнил, как долго он выпытывал секрет такого рыка у Сторна. Он ходил за ним по пятам, а издали за ними наблюдал Ториан, знавший о случившемся с его слов. Сторн, в конце концов, объяснил ему, что никакого волшебства в этом нет, все дело именно в крике, только кричать необходимо по-особенному. Но Дариусу знать пока об этом рано, он еще слишком юн, и голос его ломается. А уж затем он его научит.
– Конечно, – поведал ему Сторн, – криком не получится вышибить из седла всадника или свалить с ног пешего, но привести врага в замешательство так, что он на время забудет, как выглядит его родная мама, с расстояния нескольких шагов вполне реально. Но тут уж как повезет, не у каждого человека есть такой талант. Тот же Ламоль умеет кричать гораздо лучше меня.
Все это Дариус вспоминал, осторожно выглядывая из овражка, держа наготове арбалет.
Варисурги услышали его рык, ведь до тех камней, за которыми они укрывались, расстояние десятка в три-четыре шагов, не больше. Они даже окликнули:
– Что у вас там, брат Иоль?
Дариус отвечать не стал, на всякий случай еще раз прикинув в уме путь к отступлению.
На голову он успел накинуть клобук одного из адептов, такого же темно-бордового цвета, как и вся их одежда, чтобы варисурги приняли его за своего.
Правда, теперь появился шанс словить стрелу от Биста или Галуга.
Плохо то, что впереди почти голое место с изредка торчащими среди камней клочками травы. За ним – несколько гигантских валунов, где и находились оставшиеся варисурги. Сколько их, не разобрать, Дариус видел только спину одного из них. Дальше и левее начиналась отвесная стена ущелья. У самой стены виднелось несколько впечатляющих своими размерами камней, за которыми и притаились Галуг с Бистом.
Их обоих, конечно, не видно, но они непременно должны быть там, им просто некуда больше деться. Да уж, ловко их прижали.
Позади – стена ущелья, слева – еще одна россыпь валунов, за которыми нет возможности укрыться. А справа вообще пустое пространство, отличное местечко для того, чтобы получить на бегу в спину стрелу или болт.
Снова окликнули справа, и теперь в голосе жреца явно чувствовалось беспокойство:
– Иоль, Гивель, Раст, вы что там все, оглохли?
Крикнувший человек теперь представлял собой отличную мишень, показавшись из-за камней почти полностью, и Дариус не смог преодолеть соблазна, плавно надавив на спуск арбалета и целясь в центр живота.
Одному Мароху ведомо, как поведет себя оружие, из которого он стрелял в первый раз, и именно так больше всего шансов попасть в цель.
Арбалет не подвел, и человек с криком упал на колени. Сам же Дариус поспешил припасть к земле – вероятность того, что Бист или Галуг примут его за варисурга, все еще оставалась.
Теперь может произойти все, что угодно, вплоть до того, что оставшиеся варисурги бросятся в его сторону.
Но случилось то, чего он меньше всего ожидал. Из-за камней выскочили Галуг с Бистом и бросились туда, где скрывались приверженцы бога Вариса, так негостеприимно встретившие их в горной долине.
Одним прыжком Дариус оказался наверху, уже на бегу выхватывая из-за спины топор. Варисургов могло оказаться много, и его помощь придется как нельзя кстати.
Жрецов осталось всего двое, и оба были вооружены луками. Будь они лучшими воинами, легко сумели бы расстрелять бегущих в их сторону людей, а так…
Дариус на ходу метнул топор в правого из варисургов, чье лицо из-под клобука выглядело белым пятном, совершенно не заботясь о том, чтобы попасть именно лезвием. Главное – попасть, а веса топора будет достаточно, чтобы на время ошеломить бездоспешного врага. Уже занося кинжал для удара, Дорван увидел, как вонзается в горло пострадавшего от его броска варисурга стрела с ярко-красным оперением. Второй жрец к тому времени лежал на земле, и умер он прежде, чем тело его успело ее коснуться. Умер от стрелы, попавшей чуть ниже левой брови и вышедшей через затылок. Оперение стрелы тоже было красным.
Дариус бегло осмотрел своих воинов. Бист казался целым, если не считать раной царапину на щеке с уже запекшейся кровью. Галуг старательно прижимал к животу кисть левой руки, наспех обмотанную толстой повязкой, и сквозь ткань проступали алые пятна крови.
– Где остальные? – хрипло, щепелявя еще больше обычного, спросил Галуг, морщась от боли.
– Там, – неопределенно мотнул головой в сторону озера Дариус. – Все, уходим.
Но перед тем как уйти, гонорт вернулся в овражек, чтобы подхватить с земли арбалет и еще те три арбалетных болта, что обнаружил в спешке. Арбалет – вещь дорогая, а уж такой тем более. И хотя Дариусу пришлось держать его в руках очень недолго, но оценить оружие по достоинству гонорт успел. Он выстрелил из него единственный раз, но и этого хватило, чтобы понять – бой у арбалета отличнейший.
Теперь все, бегом отсюда, пока не заявились другие варисурги. Они быстро бежали краем леса, опасаясь в любой момент увидеть спешащих им навстречу жрецов Вариса. Но обошлось.
Ториан с Тациром оказались там, где Дариус их и бросил. Раненый все еще оставался жив, хотя и выглядел немногим лучше мертвеца. Теперь вся надежда только на Биста и на его искусство врачевателя. И при этом следовало очень спешить.
Тацир безучастно смотрел, как рухнувший на колени сверд рывком сдирает с себя сумку. Есть у Биста отдельная сумка, и в ней он носит врачебные принадлежности. Вот он вынул лежавшие сверху рулоны полотна, засунул руку поглубже, порылся и извлек на свет небольшую, похожую на пенал деревянную коробку. На мгновение задумался, взглянул на остальных, внимательно следящих за окрестностями, затем на обнаженный бок Тацира, из которого торчал арбалетный болт. Бист нашел взглядом Дариуса, оба они отошли в сторону, и сверд у Дорвана что-то спросил. Слов Биста Тацир не разобрал, и только видел, как гонорт несколько раз кивнул.
Сверд снова вернулся к Тациру и сказал, заглядывая ему в глаза:
– Потерпи, брат, сейчас будет очень больно.
«Неужели может быть еще больнее?» – успел подумать Тацир.
Оказывается, может. Боль пришла такая сильная, что он потерял сознание.
Глава 4
Бист сидел спиной к затухающему костру и думал. О нескольких вещах сразу, он так умел. Он вообще многое знал и умел, человек, которого спящие сейчас наемники знали как Биста.
Не мог он только одного – вернуться на родину и занять то место, что принадлежит ему по праву. Что ж, собственная жизнь – достаточная цена, чтобы отказаться от него и покинуть родные края.
В Табалорн Бист попал три года назад проездом в Батингос. Почему-то тогда он наделялся, что именно в столице Фаронга будет в безопасности, ведь там много людей, похожих на его соплеменников, и среди них он сможет затеряться.
Бист провел рукой по безбородому подбородку. Ему уже скоро тридцать, а растительности на лице почти нет. У сюидов, а именно так называет себя его народ, это знак благородного происхождения.
В Фаронге сюидов переделали в свердов, и понятно почему. «Сверд» на языке местных жителей означает «темный», а у его соплеменников цвет кожи значительно смуглее, чем у северян.
Перебивая мысли Биста, простонал во сне Тацир. У рыжеволосого серьезное ранение, и, если рана воспалится, его лекарских познаний может и не хватить. Арбалетный болт вошел Тациру в правый бок, повредив ребра. По крайней мере, одно из них точно. И все же ему повезло: три пальца в сторону, и болт угодил бы в печень. А это означает только одно – смерть.
Вчера, перед тем как попытаться извлечь болт, он обратился к Дорвану:
– Он не выйдет так, как вошел. Смотри.
И Бист продемонстрировал разложенные на ладони железные арбалетные стрелы, самим же Дариусом и прихваченные вместе с арбалетом. Все болты выглядели одинаково, и у всех на наконечниках имелись большие зазубрины.
Гонорт ответил не задумываясь:
– Делай, что можешь, Бист, но оставлять болт в теле нельзя. Если понадобится, я помогу тебе удержать Тацира.
Помощь не потребовалась – раненый сразу же потерял сознание от боли, едва Бист прикоснулся к торчавшей из его тела арбалетной стреле. Болт лекарь извлек, надавив на него так, что он вышел через спину, а не пришедшего в себя Тацира уложили на носилки, изготовленные на скорую руку Торианом из жердей и собственного плаща.
Потом был долгий изнурительный бег, когда им пришлось уходить от погони.
Бист несколько раз выдыхался так, что без сил валился на землю, заверяя, что хочет остаться и прикрыть отход, отлично понимая, что такое решение для него – верная смерть. И каждый раз Дорван находил верные слова, чтобы заставить сверда подняться на ноги.
Бист смахнул со щеки комара и снова предался воспоминаниям.
Когда до Батингоса оставалось полдня пути, Бисту пришлось задержаться в Табалорне, потому что его верный спутник Малух, единственный, кто вместе с ним покинул родной Далумат, внезапно свалился в горячке.
Еще накануне вечером, когда они остановились на единственном в Табалорне постоялом дворе, ничто не указывало на то, что утром Малух не встанет с постели. Незадолго до этого он жаловался на сильный шум в ушах, но Бист не придал его словам особого значения, слишком уж был занят собственными грустными мыслями.
Больше недели Малух метался в горячечном бреду, и Бист ничем не смог ему помочь. Именно тогда сверд понял, что как целитель он еще весьма далек от совершенства. Да и как могло быть иначе, если его наставник Файель только и успел обучить его, как врачевать раны, полученные в бою. Не помог и местный лекарь, хотя содрал с Биста изрядную сумму золотом.
Малух все же умер, не приходя в себя, а Бист оказался перед выбором, что делать дальше. Ехать в Батингос или остаться в Табалорне, благо за это время он уже успел обзавестись знакомыми. После долгих раздумий и сомнений Бист принял решение остаться. Одной из основных причин стала та, что у сверда заканчивались деньги, а жизнь в столице всегда дороже, чем в любом другом городе.
Для начала Бисту необходимо было определиться, чем зарабатывать себе на хлеб. Вряд ли кому-нибудь в Табалорне могли пригодиться его знания о движении звезд по небу или способность слагать стихи, умение читать свитки с мыслями древних сюидских мудрецов и вести философские диспуты.
Игру на восьмиструнной фитре как способ зарабатывать деньги он отверг сразу. Бист уже свыкся с мыслью, что прошлая жизнь когда-нибудь его разыщет, но не хватало еще, чтобы кто-нибудь из прежних знакомых увидел его во время игры на потеху толпе, выискивающим в пыли брошенные под ноги монеты.
Подумав, сверд отказался и от мысли пристроиться к кому-нибудь толмачом – а он знал несколько языков, – ведь в этом случае существовала опасность встречи с соотечественниками, которые знали его в лицо. В итоге осталось только воинское мастерство, и предстояло выбрать, кому его продать.
С этим вопросом он и обратился к одному из своих новых знакомых, Медису, владельцу самой богатой лавки в Табалорне.
Познакомился Бист с лавочником, когда покупал снадобья (а у Медиса и они продавались) в отчаянной попытке спасти Малуха. Когда соотечественник все же умер, а деньги у сверда закончились, ему пришлось наведаться в лавку для того, чтобы продать кое-что из оставшихся у него ценных вещей и купить самое необходимое – еду. Словом, Бист обращался к Медису довольно часто.
Именно лавочник и посоветовал ему вступить в какую-нибудь котерию, из тех нескольких, что имелись в Табалорне. Например, он точно знал, что гонорту Дариусу Дорвану требуются люди.
Гонорт Дорван поначалу Биста совсем не впечатлил. Младше его, с виду почти мальчишка, с трудом удерживающий на лице серьезное выражение. Бист сидел в корчме, медленно пережевывая бобы, залитые темным безвкусным соусом, и запивая их кислым дрянным вином, – на большее денег уже не хватало. По соседству, чуть ли не за соседним столом расположились люди Дорвана во главе со своим гонортом и праздновали удачное завершение контракта.
Вот Дариус рассмеялся шутке сидевшего напротив верзилы с сажеными плечами, и лицо его стало совсем уж мальчишеским. Бист едва заметно поморщился. Все-таки он надеялся вступить в котерию, где старший не мальчишка, мужчина.
«Лучше подождать, – решил он. – В конце концов, есть у меня одна золотая вещица, абсолютно бесполезная, разве что дорогая сердцу как память о прежних днях, и за нее Медис предлагает неплохую цену».
И тут Бист увидел, как Дариус о чем-то заговорил. Заговорил тихо, не пытаясь перекричать подвыпивших наемников. Громкий, веселый гомон стих как по волшебству. Все сидели и внимательно слушали, не перебивая и не пытаясь вставить слово. Так слушают людей, которых уважают и кому полностью доверяют свои жизни.
Бист подошел к Дорвану на следующий день. Тот внимательно его выслушал, кивнул головой и предложил сразиться с одним из его людей. Противником Биста оказался тот верзила, что накануне сидел рядом с Дариусом за столом, как оказалось, правая рука гонорта – Ториан.
Тор оказался неплохим воином, грозившим через несколько лет превратиться в мастера, уж в этом-то Бист толк знал.
Конечно, при желании Бист смог бы справиться с ним легко, но, решив, что показать только часть своего умения будет вполне достаточно, не стал этого делать. Затем был первый контракт, довольно тяжелый, но и заплатили неплохо. Следом второй, третий, четвертый…
В итоге Бист в котерии Дариуса почти три года, и ни разу ему еще не пришлось пожалеть о своем решении. За это время он успел дважды отказаться от предложения онора Маридуиса, местного барона, пожелавшего увидеть его среди своих людей. Отказался, хотя и в деньгах выиграл бы, и жизнь стала бы не в пример спокойнее. Бист вспомнил надменный взгляд барона и покачал головой. Нет. Все-таки отношения в котерии совсем другие, такие, какие и должны быть в боевом братстве.
Тацир снова застонал, и лекарь встрепенулся, очнувшись от воспоминаний. Раненому бы покой, хотя бы на две-три недели, да где же его взять? Одна надежда – встретится по дороге какое-нибудь селение, где Тацира можно будет оставить, пока он не поправится.
Заворочался во сне Дариус, вздрогнул всем телом, зашарил вокруг себя руками и снова уснул, прижав топор к груди.
Как же вовремя он вчера подоспел, когда впору было отчаяться. Варисурги зажали их с Галугом в самом неподходящем месте, где не очень-то и развернешься, не давая даже носу высунуть из-за камней.
Галугу очень не повезло – стрела догнала его в самый последний момент, угодив в кисть левой руки, тогда, когда он посчитал себя уже в безопасности, скрывшись за валуном. Лучник не мечник, для стрельбы ему необходимы обе руки.
И остались они тогда с тремя руками против семерых пусть и не самых умелых воинов. Жрецы на рожон не лезли, вероятно, дожидаясь помощи, и только перекрикивались между собой. Одного из них сверд сумел достать, уж слишком он бравировал перед своими. И попал очень удачно – в живот. При таком ранении пострадавший уже не воин. Но и не мертв, а значит, будет обузой.
Когда Бист услышал рык, донесшийся из промоины справа от них, он понял сразу – это Дариус. Рык Дорвана был ему уже знаком. Первый раз он услышал его от своего гонорта в ситуации, совсем не напоминавшей сегодняшнюю. Тогда Дариус поставил на место изрядно перебравшего наемника из чужой котерии, выразившего сомнения в том, что стать гонортом по силам любому молокососу. Рыка хватило, чтобы его угомонить, причем Ториан на полном серьезе посоветовал ему в следующий раз, когда он вновь обратится к гонорту Дорвану непочтительно, иметь при себе запасные штаны, потому что так легко он уже не отделается.
О том, что практически любого человека можно привести в полное замешательство простым криком, он слышал еще в Далумате. Сам Бист так не умел: не нашлось среди его наставников человека, который смог бы его обучить. А теперь уже слишком поздно, учат тогда, когда голос только перестает ломаться. С другой стороны, есть и у него свои маленькие хитрости, и работают они нисколько не хуже.
Бист прислушался к шороху ветвей на верхушках деревьев. Как неуютно поначалу чувствовал он себя в густом лесу, которому, казалось, нет ни конца ни края. На его родине, в Далумате, таких лесов нет. Так, сады, редкие рощицы да заросли кустарников, что растут на склонах гор. Ну ничего, человек ко всему привыкает, привык и Бист. Почти привык, если уж быть до конца честным.
В последние дни после пробуждения Дариус первым делом всегда вспоминал об исчезнувшей сабле, отчего настроение сразу же безнадежно портилось. Так произошло и на этот раз.
Кроме того, после вчерашнего бегства от варисургов, когда им весь день пришлось нести на носилках Тацира, все тело болело так, что казалось, каждая мышца молит о пощаде. А это ведь еще только утро и позади целая ночь отдыха. Что же будет к полудню? Не говоря уже о вечере…
Поначалу им пришлось нести Тацира втроем, сменяя друг друга за носилками. Рана у Галуга как будто бы и не большая, но пришлась она на руку, и он ничем помочь не мог.
Затем Бист сумел прямо на ходу сделать кожаную лямку, которую Галуг накинул себе на шею, пропустив под ручки носилок. Стало немного легче, потому что меняться начали сразу парами. Как им удалось выскользнуть из горной долины, ставшей тайным прибежищем проклятых жрецов бога смерти, Дариус удивлялся до сих пор. Варисурги преследовали упрямо, а было их десятка три человек, никак не меньше. Пару раз его охватывало чувство отчаяния, так безнадежно выглядели все их попытки оторваться от жрецов. Помог счастливый случай.
В решении Дариуса остаться вдвоем с Бистом в узком длинном проходе между двух скал, чтобы задержать преследование, тоже было больше отчаяния, чем расчета.
Местность совершенно незнакомая, и вполне могло оказаться так, что существовала дорога в обход ущелья, где остались они со свердом, прикрывая отход. Им повезло – обходного пути не нашлось. Повезло еще и с тем, что жрецы Вариса явно не торопились предстать пред своим кумиром.
Варисурги непременно смяли бы заслон из двух человек, но для этого им необходимо было атаковать всем сразу. Расстояние небольшое, его можно преодолеть за один бросок, и у него с Бистом попросту не хватило бы времени, чтобы перебить их всех. Слава Мароху, на такой шаг варисурги не решились.
Особенно после того, как от трех стрел потеряли трех человек. Причем сам Дариус только и успел, что натянуть лук, оставленный ему Галугом, остальное – заслуга Биста.
– Гонорт, – услышал он голос Ториана, отвлекший его от воспоминаний о событиях вчерашнего дня. – Иди сюда, поедим перед дорогой.
Вот у кого сил с избытком, так это у Ториана. Тор выглядел так, как будто и не было накануне никакой изнуряющей погони, когда все рухнули на землю тут же, как только Дариус объявил привал после того, как выяснилось, что им все же удалось оторваться. Все, кроме него. Вчера, когда Дариус с Бистом остались в ущелье, Ториан забрал у них все, кроме оружия, чтобы им было легче нагнать своих. Он и потом ничего не отдал, хотя наравне со всеми впрягался в носилки с Тациром.
Не мог он только одного – вернуться на родину и занять то место, что принадлежит ему по праву. Что ж, собственная жизнь – достаточная цена, чтобы отказаться от него и покинуть родные края.
В Табалорн Бист попал три года назад проездом в Батингос. Почему-то тогда он наделялся, что именно в столице Фаронга будет в безопасности, ведь там много людей, похожих на его соплеменников, и среди них он сможет затеряться.
Бист провел рукой по безбородому подбородку. Ему уже скоро тридцать, а растительности на лице почти нет. У сюидов, а именно так называет себя его народ, это знак благородного происхождения.
В Фаронге сюидов переделали в свердов, и понятно почему. «Сверд» на языке местных жителей означает «темный», а у его соплеменников цвет кожи значительно смуглее, чем у северян.
Перебивая мысли Биста, простонал во сне Тацир. У рыжеволосого серьезное ранение, и, если рана воспалится, его лекарских познаний может и не хватить. Арбалетный болт вошел Тациру в правый бок, повредив ребра. По крайней мере, одно из них точно. И все же ему повезло: три пальца в сторону, и болт угодил бы в печень. А это означает только одно – смерть.
Вчера, перед тем как попытаться извлечь болт, он обратился к Дорвану:
– Он не выйдет так, как вошел. Смотри.
И Бист продемонстрировал разложенные на ладони железные арбалетные стрелы, самим же Дариусом и прихваченные вместе с арбалетом. Все болты выглядели одинаково, и у всех на наконечниках имелись большие зазубрины.
Гонорт ответил не задумываясь:
– Делай, что можешь, Бист, но оставлять болт в теле нельзя. Если понадобится, я помогу тебе удержать Тацира.
Помощь не потребовалась – раненый сразу же потерял сознание от боли, едва Бист прикоснулся к торчавшей из его тела арбалетной стреле. Болт лекарь извлек, надавив на него так, что он вышел через спину, а не пришедшего в себя Тацира уложили на носилки, изготовленные на скорую руку Торианом из жердей и собственного плаща.
Потом был долгий изнурительный бег, когда им пришлось уходить от погони.
Бист несколько раз выдыхался так, что без сил валился на землю, заверяя, что хочет остаться и прикрыть отход, отлично понимая, что такое решение для него – верная смерть. И каждый раз Дорван находил верные слова, чтобы заставить сверда подняться на ноги.
Бист смахнул со щеки комара и снова предался воспоминаниям.
Когда до Батингоса оставалось полдня пути, Бисту пришлось задержаться в Табалорне, потому что его верный спутник Малух, единственный, кто вместе с ним покинул родной Далумат, внезапно свалился в горячке.
Еще накануне вечером, когда они остановились на единственном в Табалорне постоялом дворе, ничто не указывало на то, что утром Малух не встанет с постели. Незадолго до этого он жаловался на сильный шум в ушах, но Бист не придал его словам особого значения, слишком уж был занят собственными грустными мыслями.
Больше недели Малух метался в горячечном бреду, и Бист ничем не смог ему помочь. Именно тогда сверд понял, что как целитель он еще весьма далек от совершенства. Да и как могло быть иначе, если его наставник Файель только и успел обучить его, как врачевать раны, полученные в бою. Не помог и местный лекарь, хотя содрал с Биста изрядную сумму золотом.
Малух все же умер, не приходя в себя, а Бист оказался перед выбором, что делать дальше. Ехать в Батингос или остаться в Табалорне, благо за это время он уже успел обзавестись знакомыми. После долгих раздумий и сомнений Бист принял решение остаться. Одной из основных причин стала та, что у сверда заканчивались деньги, а жизнь в столице всегда дороже, чем в любом другом городе.
Для начала Бисту необходимо было определиться, чем зарабатывать себе на хлеб. Вряд ли кому-нибудь в Табалорне могли пригодиться его знания о движении звезд по небу или способность слагать стихи, умение читать свитки с мыслями древних сюидских мудрецов и вести философские диспуты.
Игру на восьмиструнной фитре как способ зарабатывать деньги он отверг сразу. Бист уже свыкся с мыслью, что прошлая жизнь когда-нибудь его разыщет, но не хватало еще, чтобы кто-нибудь из прежних знакомых увидел его во время игры на потеху толпе, выискивающим в пыли брошенные под ноги монеты.
Подумав, сверд отказался и от мысли пристроиться к кому-нибудь толмачом – а он знал несколько языков, – ведь в этом случае существовала опасность встречи с соотечественниками, которые знали его в лицо. В итоге осталось только воинское мастерство, и предстояло выбрать, кому его продать.
С этим вопросом он и обратился к одному из своих новых знакомых, Медису, владельцу самой богатой лавки в Табалорне.
Познакомился Бист с лавочником, когда покупал снадобья (а у Медиса и они продавались) в отчаянной попытке спасти Малуха. Когда соотечественник все же умер, а деньги у сверда закончились, ему пришлось наведаться в лавку для того, чтобы продать кое-что из оставшихся у него ценных вещей и купить самое необходимое – еду. Словом, Бист обращался к Медису довольно часто.
Именно лавочник и посоветовал ему вступить в какую-нибудь котерию, из тех нескольких, что имелись в Табалорне. Например, он точно знал, что гонорту Дариусу Дорвану требуются люди.
Гонорт Дорван поначалу Биста совсем не впечатлил. Младше его, с виду почти мальчишка, с трудом удерживающий на лице серьезное выражение. Бист сидел в корчме, медленно пережевывая бобы, залитые темным безвкусным соусом, и запивая их кислым дрянным вином, – на большее денег уже не хватало. По соседству, чуть ли не за соседним столом расположились люди Дорвана во главе со своим гонортом и праздновали удачное завершение контракта.
Вот Дариус рассмеялся шутке сидевшего напротив верзилы с сажеными плечами, и лицо его стало совсем уж мальчишеским. Бист едва заметно поморщился. Все-таки он надеялся вступить в котерию, где старший не мальчишка, мужчина.
«Лучше подождать, – решил он. – В конце концов, есть у меня одна золотая вещица, абсолютно бесполезная, разве что дорогая сердцу как память о прежних днях, и за нее Медис предлагает неплохую цену».
И тут Бист увидел, как Дариус о чем-то заговорил. Заговорил тихо, не пытаясь перекричать подвыпивших наемников. Громкий, веселый гомон стих как по волшебству. Все сидели и внимательно слушали, не перебивая и не пытаясь вставить слово. Так слушают людей, которых уважают и кому полностью доверяют свои жизни.
Бист подошел к Дорвану на следующий день. Тот внимательно его выслушал, кивнул головой и предложил сразиться с одним из его людей. Противником Биста оказался тот верзила, что накануне сидел рядом с Дариусом за столом, как оказалось, правая рука гонорта – Ториан.
Тор оказался неплохим воином, грозившим через несколько лет превратиться в мастера, уж в этом-то Бист толк знал.
Конечно, при желании Бист смог бы справиться с ним легко, но, решив, что показать только часть своего умения будет вполне достаточно, не стал этого делать. Затем был первый контракт, довольно тяжелый, но и заплатили неплохо. Следом второй, третий, четвертый…
В итоге Бист в котерии Дариуса почти три года, и ни разу ему еще не пришлось пожалеть о своем решении. За это время он успел дважды отказаться от предложения онора Маридуиса, местного барона, пожелавшего увидеть его среди своих людей. Отказался, хотя и в деньгах выиграл бы, и жизнь стала бы не в пример спокойнее. Бист вспомнил надменный взгляд барона и покачал головой. Нет. Все-таки отношения в котерии совсем другие, такие, какие и должны быть в боевом братстве.
Тацир снова застонал, и лекарь встрепенулся, очнувшись от воспоминаний. Раненому бы покой, хотя бы на две-три недели, да где же его взять? Одна надежда – встретится по дороге какое-нибудь селение, где Тацира можно будет оставить, пока он не поправится.
Заворочался во сне Дариус, вздрогнул всем телом, зашарил вокруг себя руками и снова уснул, прижав топор к груди.
Как же вовремя он вчера подоспел, когда впору было отчаяться. Варисурги зажали их с Галугом в самом неподходящем месте, где не очень-то и развернешься, не давая даже носу высунуть из-за камней.
Галугу очень не повезло – стрела догнала его в самый последний момент, угодив в кисть левой руки, тогда, когда он посчитал себя уже в безопасности, скрывшись за валуном. Лучник не мечник, для стрельбы ему необходимы обе руки.
И остались они тогда с тремя руками против семерых пусть и не самых умелых воинов. Жрецы на рожон не лезли, вероятно, дожидаясь помощи, и только перекрикивались между собой. Одного из них сверд сумел достать, уж слишком он бравировал перед своими. И попал очень удачно – в живот. При таком ранении пострадавший уже не воин. Но и не мертв, а значит, будет обузой.
Когда Бист услышал рык, донесшийся из промоины справа от них, он понял сразу – это Дариус. Рык Дорвана был ему уже знаком. Первый раз он услышал его от своего гонорта в ситуации, совсем не напоминавшей сегодняшнюю. Тогда Дариус поставил на место изрядно перебравшего наемника из чужой котерии, выразившего сомнения в том, что стать гонортом по силам любому молокососу. Рыка хватило, чтобы его угомонить, причем Ториан на полном серьезе посоветовал ему в следующий раз, когда он вновь обратится к гонорту Дорвану непочтительно, иметь при себе запасные штаны, потому что так легко он уже не отделается.
О том, что практически любого человека можно привести в полное замешательство простым криком, он слышал еще в Далумате. Сам Бист так не умел: не нашлось среди его наставников человека, который смог бы его обучить. А теперь уже слишком поздно, учат тогда, когда голос только перестает ломаться. С другой стороны, есть и у него свои маленькие хитрости, и работают они нисколько не хуже.
Бист прислушался к шороху ветвей на верхушках деревьев. Как неуютно поначалу чувствовал он себя в густом лесу, которому, казалось, нет ни конца ни края. На его родине, в Далумате, таких лесов нет. Так, сады, редкие рощицы да заросли кустарников, что растут на склонах гор. Ну ничего, человек ко всему привыкает, привык и Бист. Почти привык, если уж быть до конца честным.
В последние дни после пробуждения Дариус первым делом всегда вспоминал об исчезнувшей сабле, отчего настроение сразу же безнадежно портилось. Так произошло и на этот раз.
Кроме того, после вчерашнего бегства от варисургов, когда им весь день пришлось нести на носилках Тацира, все тело болело так, что казалось, каждая мышца молит о пощаде. А это ведь еще только утро и позади целая ночь отдыха. Что же будет к полудню? Не говоря уже о вечере…
Поначалу им пришлось нести Тацира втроем, сменяя друг друга за носилками. Рана у Галуга как будто бы и не большая, но пришлась она на руку, и он ничем помочь не мог.
Затем Бист сумел прямо на ходу сделать кожаную лямку, которую Галуг накинул себе на шею, пропустив под ручки носилок. Стало немного легче, потому что меняться начали сразу парами. Как им удалось выскользнуть из горной долины, ставшей тайным прибежищем проклятых жрецов бога смерти, Дариус удивлялся до сих пор. Варисурги преследовали упрямо, а было их десятка три человек, никак не меньше. Пару раз его охватывало чувство отчаяния, так безнадежно выглядели все их попытки оторваться от жрецов. Помог счастливый случай.
В решении Дариуса остаться вдвоем с Бистом в узком длинном проходе между двух скал, чтобы задержать преследование, тоже было больше отчаяния, чем расчета.
Местность совершенно незнакомая, и вполне могло оказаться так, что существовала дорога в обход ущелья, где остались они со свердом, прикрывая отход. Им повезло – обходного пути не нашлось. Повезло еще и с тем, что жрецы Вариса явно не торопились предстать пред своим кумиром.
Варисурги непременно смяли бы заслон из двух человек, но для этого им необходимо было атаковать всем сразу. Расстояние небольшое, его можно преодолеть за один бросок, и у него с Бистом попросту не хватило бы времени, чтобы перебить их всех. Слава Мароху, на такой шаг варисурги не решились.
Особенно после того, как от трех стрел потеряли трех человек. Причем сам Дариус только и успел, что натянуть лук, оставленный ему Галугом, остальное – заслуга Биста.
– Гонорт, – услышал он голос Ториана, отвлекший его от воспоминаний о событиях вчерашнего дня. – Иди сюда, поедим перед дорогой.
Вот у кого сил с избытком, так это у Ториана. Тор выглядел так, как будто и не было накануне никакой изнуряющей погони, когда все рухнули на землю тут же, как только Дариус объявил привал после того, как выяснилось, что им все же удалось оторваться. Все, кроме него. Вчера, когда Дариус с Бистом остались в ущелье, Ториан забрал у них все, кроме оружия, чтобы им было легче нагнать своих. Он и потом ничего не отдал, хотя наравне со всеми впрягался в носилки с Тациром.