Токмаков протянул купюру. Она была необычной – достоинством в два доллара. Величайшую эту редкость подарил Токмакову, уезжая в Москву в аппарат полпреда Президента по Центральному округу, Виктор Кононов.
– Братан, махни на деревянные.
Меняла взял купюру.
– Пасюшай, ты что мне впарить хочешь?
– Разуй глаза, там все написано!
Заросшая черной щетиной физиономия исчезла, чтобы через полминуты появиться вновь. Токмаков убедился: в импровизированном обменнике еще как минимум один человек. Да и пара ребятишек приблатненного вида, курсирующих поблизости, тоже явно из этой команды.
– Извини, дарагой, первый раз такой доллар видел. Держи, пажалуста, свои деревянные!
– А справочку не дашь?
– Смиешься, да?
– Нет. Это был контрольный обмен. Финансовая разведка. Открывайте!
Много раз Токмаков видел, как застывали лица людей при имени его неласковой конторы. Иногда ему было жалко их – ничего не соображающих подставных директоров, бухгалтеров липовых контор, вечно пьяных работяг подпольных водочных заводиков, едва не падающих в ванны, где они бодяжат свою отраву. Он способен был с уважением отнестись к бизнесменам, которые пускались во все тяжкие, чтобы сохранить дело, но только если это было реальное дело.
Но вот кого он не терпел, так это граждан чужой страны, которые вели себя как хозяева. К ним как раз и относился гражданин Толгат Мамедов из солнечного Азербайджана, мгновенно забывший русский язык, и поэтому не сумевший объяснить, с какой радости он занимается скупкой валюты. То есть осуществляет банковские операции, требующие лицензирования.
Не дал внятного объяснения и второй оказавшийся в помещении человек. Даже не поднявшись с ящика возле «козла», – раскаленной трамвайной печки – он предъявил «корочки», где замысловатая подпись и печать свидетельствовали: предъявитель сего Владимир Петров является глухонемым от рождения.
При этом глаза глухонемого так и впились в лица оперативников.
Под прилавком Токмаков помимо своих «неразменных» двух долларов обнаружил еще триста пятьдесят. Причем «полтинник» оказался фальшивым: к «пятерке» без лишних затей подмалевали нолик.
Куцобин взялся за протокол и акт изъятия. Глухонемой и пораженный внезапной амнезией[27] Толгат Мамедов вели себя на удивление спокойно. Токмаков еще раз внимательно оглядел магазин.
Помещение было довольно просторным, позволявшим хранить стеклотару. Ассортимент привычный – пиво, сигареты, жевательная резинка, шоколадки. В дальнем углу Токмаков заметил бутылку водки. По виду она была явно «паленой», но оказалась единственной, не стоило из-за этого огород городить.
Так, что же еще? Почему менялы без возражений подмахнули все составленные Куцобиным документы?
И тут спел песенку мобильный телефон. Мобильный телефон в кармане глухонемого. Тот дернулся, но перехватил радостный взгляд Токмакова:
– Интересно бы узнать, дорогой товарищ, как вы общаетесь со своей «трубой»? Знаками? Новая услуга? И, кстати, не поленитесь встать, что там за ящичек под вашим седалищем?
Последняя фраза оперативника сработала как запал. Ситуация взорвалась, уходя из-под контроля. «Глухонемой» мгновенно выхватил телефон, и, не отвечая на звонок, нажал несколько кнопок:
– Пацанов на точку, живо! У меня гости!
– Куцобин, быстро ГБР!
Токмаков не сомневался, кто успеет вперед. Предусмотрительно сграбастав с прилавка папку с подписанными документами, запихал под куртку и застегнул молнию. При этом пришлось слегка вывихнуть тянувшуюся к папке руку продавца, гарантированно исключив того из боевого расчета дней на пятнадцать. А что при этом гражданин Азербайджана приземлился пятой точкой на пышущего жаром российского «козла», то и здесь никакой прокурор не прискрипается: схватка в ограниченном пространстве имеет элемент непредсказуемости.
И только успела сложиться в голове Токмакова эта чеканная формулировка, как в дверь вломилось подкрепление.
Их было двое: квадратные плечи, квадратные кулаки. И головы в черных вязаных шапках с прорезями для глаз тоже казались двумя квадратными кувалдами, как у рыбы-молота.
Это были «Маски-шоу», только на этот раз в бандитском исполнении. К слову сказать, Куцобин только сейчас отыскал в книжке номер дежурной части, ну а объяснить – объяснить ничего не успел. Одна из заплывших в ларек «рыб-молотов» боднула его столь качественно, что лейтенант улетел на груду пустых ящиков в углу.
Токмаков не стал дожидаться «морского» привета. Главное – перехватить инициативу:
– А ну к стене! Эй, ты, брось палку! Замочу, и скажу, что так и было!
Момент был решающий. Мамедов зализывал раны, причем, используя служебное положение, лил на дымившуюся задницу «Тульское арсенальное» из полуторалитровой бутыли. Куцобин вяло барахтался под грудой ящиков. «Бойцы», устремившиеся к Токмакову, переглянулись.
В полусумраке отсвечивал никелем нацеленный на них пистолет устрашающих габаритов. Слишком большой, чтобы быть настоящим. Первым это сообразил «глухонемой», но было поздно.
В схватке нельзя долго думать. Замешкался – пропал, что и случилось с квадратноголовыми. Уже в следующую секунду в дверь павильончика со страшным грохотом, мешая другу другу, вломились милицейский опер Глеб Черных и два сержанта в бронежилетах с автоматами.
Бандитский спецназ оказался под перекрестным прицелом. В жуткой теснотище ни одна пуля не пропала бы даром. В результате поле битвы осталось за правоохранительными органами. Обе «рыбы-молоты» отправились в «синеглазку» для последующей транспортировки в «аквариум» отдела милиции, где Глеб Черных трудился в почетной должности младшего оперуполномоченного уголовного розыска.
Азербайджанца и «глухонемого» Глеб сковал вместе потертыми от частого употребления воронеными наручниками и оставил за дверью под присмотром сержантов. После этого, с чувством выполненного долга откупорив первую из попавшихся под руку бутылок пива, сказал Токмакову:
– А покурить хочу такие, какими ты меня в аэропорту угощал.
Токмаков протянул ему пачку:
– Бери всю, вовремя поспел. Теперь я твой должник.
– Надо было раньше позвонить, а то пока собирались… Сигареты свои спрячь, реквизируем у «черного». Да и ребят угостить надо. Чтобы не скучали.
Тут же в дверь просунулась голова в каске:
– Лейтенант, тут к тебе базар есть.
Токмаков понял, что передача мыслей на расстояние в милиции налажена четко. Стараясь не прислушиваться к звону бутылок за спиной, он решил исследовать ящик, на котором сидел «глухонемой». Как и предполагал Токмаков, его крышка легко откинулась, а под ней…
… не толстые пачки аккуратно перевязанных купюр – всего в ларьке оказалось двести тысяч рублей и около пятнадцати тысяч долларов.
…не стреляющие по углам грязной халупы фиолетовыми высверками драгоценные камни – часть была выворочена из оправ, другие красовались в серьгах, перстнях, брошах.
…нет, глаза Токмакова в первую очередь выхватили браслет с выгравированными скрипичным ключом и несколькими нотами. Именно такие браслеты украшали запястья коллег Елизаветы Заболоцкой по зарубежному турне, на свою беду подвернувшихся питерским бандитам.
– Мать моя женщина! – ахнул за его спиной Куцобин. – Это уже не «административка»…
Токмаков обернулся:
– Зови Глеба и отлови где-нибудь понятых. Здесь вещички из ограбленного автобуса.
– Какого автобуса?
– Черных знает, – сказал Токмаков, возвращаясь к мысли, не дававшей покоя все это время: что было главным мотивом «гоп-стопа» – валюта артистов, или видеокассета с записью последнего интервью контрразведчика Коряпышева.
Мнимый глухонемой, парень с мобильником, мог это знать. И когда в павильончик вернулся Глеб Черных, Токмаков сказал:
– Пригласи сюда «глухонемого». Пусть-ка объяснит нам, откуда вещички.
– Не понял. Какой немой? – вопросом на вопрос ответил Глеб, тоже не сдержавшись при виде денег и драгоценностей: – Ну ни хрена себе! «Бриллиантовая рука»! Нога!
Токмаков нетерпеливо дернул щекой:
– Скорее задница. Веди сюда задержанных. Первым – парня в кожаной куртке. Он-то как раз и сидел на этом самом ящике, как наседка в курятнике.
– Да? – после долгой паузы и что-то слишком вяло поинтересовался Глеб. – Мало ли, может, устал человек.
– Не понял. Что значит – устал? Грабить, что ли? Где этот тип! – воскликнул Токмаков с нехорошим предчувствием, выбегая из ларька.
Возле уазика двое сержантов мирно дымили реквизированными по законам переходного периода сигаретами. Рядом с ними приплясывал на морозе азербайджанец с обожженной задницей. На нем все еще были наручники. Только сейчас ко второму кольцу был пристегнут не «глухонемой». Второе кольцо было прицеплено к дверце «синеглазки». Рядом стоял неподъемный пластиковый пакет со всемозможной снедью из ларька.
Токмаков обернулся к Глебу. Видимо, его лицо в этот момент было достаточно выразительным, потому что Черных отступил на шаг и оттуда зачастил быстрым полушепотом:
– Погоди, не писай кипятком, я тебе все объясню, только между нами, исключительно конспиративно. Этот парень, он, понимаешь, внедренный в банду опер. Поэтому и не сказал ничего сразу, чтобы не засветиться. А когда я подошел, он мне все объяснил и аккуратненько показал ксиву.
– Глухонемого? – усмехнулся Токмаков.
– Не, ты чего! Нашу, ментовскую, комар носа не подточит.
Токмаков молча вернулся в павильон. Устало рухнул на тот же ящик, где недавно сидел «глухонемой», да еще, как выяснилось, «мент». Закурил, и только после этого нашел в себе силы спокойно спросить:
– А ты Глеб, вообще-то, сколько в милиции служишь?
– Да уже почти полгода! – с гордостью ответил Черных. – Закончил «Политех», работы не нашел, ведь не инженером же вкалывать?
– Почему не инженером? Инженер в переводе с французского – изобретательный человек. И парень с этого ящика, – Токмаков похлопал по неструганым доскам, – он точно из этого роду-племени. Изобретательный.
– Это почему?
– Да очень просто. Ты пойми, родное сердце, что будь он внедренным опером, то удостоверение свое заныкал бы так далеко, как только мог. Вор это был. Крупняк.
…Когда приглашенные понятые исполнили свой гражданский долг, безропотно подписав все, что им дали подписать, Глеб Черных спросил:
– Вадим, тебе «азер» еще нужен?
Токмаков покачал головой.
– Тебе он нужнее – твоя последняя ниточка.
– Тогда возьму его к нам. Он у меня запоет. По нотам, которые на браслете.
– Постарайся, чтобы там был куплет про сумку с видеокассетами, – попросил Токмаков, глядя на часы. Начало третьего. В самый раз, чтобы вовремя успеть обратно в порт, где его ждет Олег Байкалов.
Талгат Мамедов, тревожно прислушиваясь к этому разговору, заканючил:
– Началник, бери еще сигарет, бери весь пива, меня отпускай.
– Хорошая мысль, – кивнул Глеб. – В этой свалке и подымить не дали. Вадим, огонек есть? Э, ты чего, осторожно! Со стволом не шутят …
– А где ты видишь ствол? – спросил Токмаков, нажимая спусковой крючок никелированной зажигалки в виде пистолета, которую он купил вместе с пачкой сигарет, и ведь выручила же! – На срезе ствола затрепетал синий огонек. – Просто зажигалка. Сделано в Гонконге.
Затягиваясь, Глеб сказал:
– Вовремя я подъехал. С таким стволом… Дали бы тебе прикурить!
Мамедов осторожно кашлянул:
– Так я пойду? Сними браслет, началник…
Черных недоуменно вопросил Токмакова:
– Ты слышал этого злостного валютчика? Что мы ответим на его притязания?
Несколько секунд Токмаков напряженно вспоминал. Потом его лицо озарила улыбка.
Глеб Черных сказал:
– А гадского «немого» я из-под земли достану. Только сначала все же «пробью» – вдруг, чем черт не шутит, он действительно наш кадр. Ты не думай, что я вовсе лох – даже номер его «ксивы» записал. Кстати, у него и личный жетон был, все чин чинарем.
Глеб вытащил из кармана потертый блокнот. На последней страничке было выведено корявым почерком: «Водопьянов Евгений Евгеньевич, оперуполномоченный…»
Дальше Токмаков не читал. Он сразу вспомнил эту фамилию и это имя. Так звали опера, которого выловили в Неве без головы, и, кстати, без жетона. У кого эксперт-криминалист снимал «перчатку смерти».
Так вот, значит, как пошутил черт напоследок!
Из парка тянуло сыростью и тревогой. Там сгущались предвечерние тени, мелькали неясные в морозной дымке фигуры. Пора было ехать. И хотя табачный дымок не радовал больше сердце, все же надо было докурить сигарету.
3. Скотч, Паук, муравьиный лев
– Братан, махни на деревянные.
Меняла взял купюру.
– Пасюшай, ты что мне впарить хочешь?
– Разуй глаза, там все написано!
Заросшая черной щетиной физиономия исчезла, чтобы через полминуты появиться вновь. Токмаков убедился: в импровизированном обменнике еще как минимум один человек. Да и пара ребятишек приблатненного вида, курсирующих поблизости, тоже явно из этой команды.
– Извини, дарагой, первый раз такой доллар видел. Держи, пажалуста, свои деревянные!
– А справочку не дашь?
– Смиешься, да?
– Нет. Это был контрольный обмен. Финансовая разведка. Открывайте!
Много раз Токмаков видел, как застывали лица людей при имени его неласковой конторы. Иногда ему было жалко их – ничего не соображающих подставных директоров, бухгалтеров липовых контор, вечно пьяных работяг подпольных водочных заводиков, едва не падающих в ванны, где они бодяжат свою отраву. Он способен был с уважением отнестись к бизнесменам, которые пускались во все тяжкие, чтобы сохранить дело, но только если это было реальное дело.
Но вот кого он не терпел, так это граждан чужой страны, которые вели себя как хозяева. К ним как раз и относился гражданин Толгат Мамедов из солнечного Азербайджана, мгновенно забывший русский язык, и поэтому не сумевший объяснить, с какой радости он занимается скупкой валюты. То есть осуществляет банковские операции, требующие лицензирования.
Не дал внятного объяснения и второй оказавшийся в помещении человек. Даже не поднявшись с ящика возле «козла», – раскаленной трамвайной печки – он предъявил «корочки», где замысловатая подпись и печать свидетельствовали: предъявитель сего Владимир Петров является глухонемым от рождения.
При этом глаза глухонемого так и впились в лица оперативников.
Под прилавком Токмаков помимо своих «неразменных» двух долларов обнаружил еще триста пятьдесят. Причем «полтинник» оказался фальшивым: к «пятерке» без лишних затей подмалевали нолик.
Куцобин взялся за протокол и акт изъятия. Глухонемой и пораженный внезапной амнезией[27] Толгат Мамедов вели себя на удивление спокойно. Токмаков еще раз внимательно оглядел магазин.
Помещение было довольно просторным, позволявшим хранить стеклотару. Ассортимент привычный – пиво, сигареты, жевательная резинка, шоколадки. В дальнем углу Токмаков заметил бутылку водки. По виду она была явно «паленой», но оказалась единственной, не стоило из-за этого огород городить.
Так, что же еще? Почему менялы без возражений подмахнули все составленные Куцобиным документы?
И тут спел песенку мобильный телефон. Мобильный телефон в кармане глухонемого. Тот дернулся, но перехватил радостный взгляд Токмакова:
– Интересно бы узнать, дорогой товарищ, как вы общаетесь со своей «трубой»? Знаками? Новая услуга? И, кстати, не поленитесь встать, что там за ящичек под вашим седалищем?
Последняя фраза оперативника сработала как запал. Ситуация взорвалась, уходя из-под контроля. «Глухонемой» мгновенно выхватил телефон, и, не отвечая на звонок, нажал несколько кнопок:
– Пацанов на точку, живо! У меня гости!
– Куцобин, быстро ГБР!
Токмаков не сомневался, кто успеет вперед. Предусмотрительно сграбастав с прилавка папку с подписанными документами, запихал под куртку и застегнул молнию. При этом пришлось слегка вывихнуть тянувшуюся к папке руку продавца, гарантированно исключив того из боевого расчета дней на пятнадцать. А что при этом гражданин Азербайджана приземлился пятой точкой на пышущего жаром российского «козла», то и здесь никакой прокурор не прискрипается: схватка в ограниченном пространстве имеет элемент непредсказуемости.
И только успела сложиться в голове Токмакова эта чеканная формулировка, как в дверь вломилось подкрепление.
Их было двое: квадратные плечи, квадратные кулаки. И головы в черных вязаных шапках с прорезями для глаз тоже казались двумя квадратными кувалдами, как у рыбы-молота.
Это были «Маски-шоу», только на этот раз в бандитском исполнении. К слову сказать, Куцобин только сейчас отыскал в книжке номер дежурной части, ну а объяснить – объяснить ничего не успел. Одна из заплывших в ларек «рыб-молотов» боднула его столь качественно, что лейтенант улетел на груду пустых ящиков в углу.
Токмаков не стал дожидаться «морского» привета. Главное – перехватить инициативу:
– А ну к стене! Эй, ты, брось палку! Замочу, и скажу, что так и было!
Момент был решающий. Мамедов зализывал раны, причем, используя служебное положение, лил на дымившуюся задницу «Тульское арсенальное» из полуторалитровой бутыли. Куцобин вяло барахтался под грудой ящиков. «Бойцы», устремившиеся к Токмакову, переглянулись.
В полусумраке отсвечивал никелем нацеленный на них пистолет устрашающих габаритов. Слишком большой, чтобы быть настоящим. Первым это сообразил «глухонемой», но было поздно.
В схватке нельзя долго думать. Замешкался – пропал, что и случилось с квадратноголовыми. Уже в следующую секунду в дверь павильончика со страшным грохотом, мешая другу другу, вломились милицейский опер Глеб Черных и два сержанта в бронежилетах с автоматами.
Бандитский спецназ оказался под перекрестным прицелом. В жуткой теснотище ни одна пуля не пропала бы даром. В результате поле битвы осталось за правоохранительными органами. Обе «рыбы-молоты» отправились в «синеглазку» для последующей транспортировки в «аквариум» отдела милиции, где Глеб Черных трудился в почетной должности младшего оперуполномоченного уголовного розыска.
Азербайджанца и «глухонемого» Глеб сковал вместе потертыми от частого употребления воронеными наручниками и оставил за дверью под присмотром сержантов. После этого, с чувством выполненного долга откупорив первую из попавшихся под руку бутылок пива, сказал Токмакову:
– А покурить хочу такие, какими ты меня в аэропорту угощал.
Токмаков протянул ему пачку:
– Бери всю, вовремя поспел. Теперь я твой должник.
– Надо было раньше позвонить, а то пока собирались… Сигареты свои спрячь, реквизируем у «черного». Да и ребят угостить надо. Чтобы не скучали.
Тут же в дверь просунулась голова в каске:
– Лейтенант, тут к тебе базар есть.
Токмаков понял, что передача мыслей на расстояние в милиции налажена четко. Стараясь не прислушиваться к звону бутылок за спиной, он решил исследовать ящик, на котором сидел «глухонемой». Как и предполагал Токмаков, его крышка легко откинулась, а под ней…
… не толстые пачки аккуратно перевязанных купюр – всего в ларьке оказалось двести тысяч рублей и около пятнадцати тысяч долларов.
…не стреляющие по углам грязной халупы фиолетовыми высверками драгоценные камни – часть была выворочена из оправ, другие красовались в серьгах, перстнях, брошах.
…нет, глаза Токмакова в первую очередь выхватили браслет с выгравированными скрипичным ключом и несколькими нотами. Именно такие браслеты украшали запястья коллег Елизаветы Заболоцкой по зарубежному турне, на свою беду подвернувшихся питерским бандитам.
– Мать моя женщина! – ахнул за его спиной Куцобин. – Это уже не «административка»…
Токмаков обернулся:
– Зови Глеба и отлови где-нибудь понятых. Здесь вещички из ограбленного автобуса.
– Какого автобуса?
– Черных знает, – сказал Токмаков, возвращаясь к мысли, не дававшей покоя все это время: что было главным мотивом «гоп-стопа» – валюта артистов, или видеокассета с записью последнего интервью контрразведчика Коряпышева.
Мнимый глухонемой, парень с мобильником, мог это знать. И когда в павильончик вернулся Глеб Черных, Токмаков сказал:
– Пригласи сюда «глухонемого». Пусть-ка объяснит нам, откуда вещички.
– Не понял. Какой немой? – вопросом на вопрос ответил Глеб, тоже не сдержавшись при виде денег и драгоценностей: – Ну ни хрена себе! «Бриллиантовая рука»! Нога!
Токмаков нетерпеливо дернул щекой:
– Скорее задница. Веди сюда задержанных. Первым – парня в кожаной куртке. Он-то как раз и сидел на этом самом ящике, как наседка в курятнике.
– Да? – после долгой паузы и что-то слишком вяло поинтересовался Глеб. – Мало ли, может, устал человек.
– Не понял. Что значит – устал? Грабить, что ли? Где этот тип! – воскликнул Токмаков с нехорошим предчувствием, выбегая из ларька.
Возле уазика двое сержантов мирно дымили реквизированными по законам переходного периода сигаретами. Рядом с ними приплясывал на морозе азербайджанец с обожженной задницей. На нем все еще были наручники. Только сейчас ко второму кольцу был пристегнут не «глухонемой». Второе кольцо было прицеплено к дверце «синеглазки». Рядом стоял неподъемный пластиковый пакет со всемозможной снедью из ларька.
Токмаков обернулся к Глебу. Видимо, его лицо в этот момент было достаточно выразительным, потому что Черных отступил на шаг и оттуда зачастил быстрым полушепотом:
– Погоди, не писай кипятком, я тебе все объясню, только между нами, исключительно конспиративно. Этот парень, он, понимаешь, внедренный в банду опер. Поэтому и не сказал ничего сразу, чтобы не засветиться. А когда я подошел, он мне все объяснил и аккуратненько показал ксиву.
– Глухонемого? – усмехнулся Токмаков.
– Не, ты чего! Нашу, ментовскую, комар носа не подточит.
Токмаков молча вернулся в павильон. Устало рухнул на тот же ящик, где недавно сидел «глухонемой», да еще, как выяснилось, «мент». Закурил, и только после этого нашел в себе силы спокойно спросить:
– А ты Глеб, вообще-то, сколько в милиции служишь?
– Да уже почти полгода! – с гордостью ответил Черных. – Закончил «Политех», работы не нашел, ведь не инженером же вкалывать?
– Почему не инженером? Инженер в переводе с французского – изобретательный человек. И парень с этого ящика, – Токмаков похлопал по неструганым доскам, – он точно из этого роду-племени. Изобретательный.
– Это почему?
– Да очень просто. Ты пойми, родное сердце, что будь он внедренным опером, то удостоверение свое заныкал бы так далеко, как только мог. Вор это был. Крупняк.
…Когда приглашенные понятые исполнили свой гражданский долг, безропотно подписав все, что им дали подписать, Глеб Черных спросил:
– Вадим, тебе «азер» еще нужен?
Токмаков покачал головой.
– Тебе он нужнее – твоя последняя ниточка.
– Тогда возьму его к нам. Он у меня запоет. По нотам, которые на браслете.
– Постарайся, чтобы там был куплет про сумку с видеокассетами, – попросил Токмаков, глядя на часы. Начало третьего. В самый раз, чтобы вовремя успеть обратно в порт, где его ждет Олег Байкалов.
Талгат Мамедов, тревожно прислушиваясь к этому разговору, заканючил:
– Началник, бери еще сигарет, бери весь пива, меня отпускай.
– Хорошая мысль, – кивнул Глеб. – В этой свалке и подымить не дали. Вадим, огонек есть? Э, ты чего, осторожно! Со стволом не шутят …
– А где ты видишь ствол? – спросил Токмаков, нажимая спусковой крючок никелированной зажигалки в виде пистолета, которую он купил вместе с пачкой сигарет, и ведь выручила же! – На срезе ствола затрепетал синий огонек. – Просто зажигалка. Сделано в Гонконге.
Затягиваясь, Глеб сказал:
– Вовремя я подъехал. С таким стволом… Дали бы тебе прикурить!
Мамедов осторожно кашлянул:
– Так я пойду? Сними браслет, началник…
Черных недоуменно вопросил Токмакова:
– Ты слышал этого злостного валютчика? Что мы ответим на его притязания?
Несколько секунд Токмаков напряженно вспоминал. Потом его лицо озарила улыбка.
Опера невесело посмеялись, глядя на солнце, краешком выглянувшее из-за облаков, и тут же снова в них нырнувшее.
Внимательный Толик доллар нашел,
С долларом этим в «Березку» пошел…
Долго папаша ходил в Комитет:
Доллар вернули, а Толика – нет.
Глеб Черных сказал:
– А гадского «немого» я из-под земли достану. Только сначала все же «пробью» – вдруг, чем черт не шутит, он действительно наш кадр. Ты не думай, что я вовсе лох – даже номер его «ксивы» записал. Кстати, у него и личный жетон был, все чин чинарем.
Глеб вытащил из кармана потертый блокнот. На последней страничке было выведено корявым почерком: «Водопьянов Евгений Евгеньевич, оперуполномоченный…»
Дальше Токмаков не читал. Он сразу вспомнил эту фамилию и это имя. Так звали опера, которого выловили в Неве без головы, и, кстати, без жетона. У кого эксперт-криминалист снимал «перчатку смерти».
Так вот, значит, как пошутил черт напоследок!
Из парка тянуло сыростью и тревогой. Там сгущались предвечерние тени, мелькали неясные в морозной дымке фигуры. Пора было ехать. И хотя табачный дымок не радовал больше сердце, все же надо было докурить сигарету.
3. Скотч, Паук, муравьиный лев
Когда Скотч закуривал на ветру сигарету, его руки не дрожали.
А ведь могли бы! Любой нормальный фартовый на месте Скотча уже давно бы сделал ноги. Уканал куда подальше и залег на дно, раз выпала такая счастливая карта: уклейстерить зеленого оперка, обманув того ментовской ксивой. Ксивой, которую Скотчу много раз советовали заныкать в пятый угол его тертые подельники.
Нет, сегодня он еще раз убедился, что задвинуть подальше нужно именно их, лагерных отморозков. Милицейское удостоверение с идеально подогнанной фотографией выручало его не раз. Больше того, позволяло носить, спокойно возить в машине оружие. Вот и сейчас Скотч, потирая саднящие от наручников запястья, шел к своей «Хонде-легенда». Под капотом этой «японки» дремало в ожидании хозяина 280 «лошадок», а под крышкой багажника – оружие, которое могло быть названо универсальным.
Опытный в своем деле человек, Скотч понимал, что оружием, причем безопасно носимым в любой обстановке и при любых ситуациях, надо запасаться в хозяйственном магазине. На первом месте по эффективности применения стоят пилы. Взяв в каждую руку по ножовке, можно легко отмахаться от толпы в десяток лбов. Отвертка с узким жалом – тот же стилет, по-воровски – заточка. Ну а кухонный нож, тот и вообще наиболее распространенное оружие, которым совершается три четверти всех убийств, однако же продается без всякой лицензии.
Но Скотч не мог побороть своей страсти к оружию огнестрельному. Дома на совершенно законном основании, как добродпорядочный индивидуальный предприниматель, он хранил разрешенные пять охотничьих ружей – от классики советского времени ИЖ-54 до супер-винтовки фирмы «Хейм» SR-21. Эта игрушка с двумя сменными стволами под наиболее мощные патроны 308 «Винчестер» и 9,3×62 позволяла намертво валить лося на дистанции триста метров первым же выстрелом, и Скотч часто жалел, что у него не было такой винтовки в Чечне.
Конечно, там были бесшумные снайперские винтовки «Вал»[28] – тоже калибром девять миллиметров и с прекрасной оптикой. Но поступили они сначала противнику. Поэтому первый такой «винт» Скотч увидел, когда они взяли снайпершу, завалившую трех человек и одного прапора из сводной роты внутренних войск, где Скотч, тогда младший сержант Сазанов, тоже числился снайпером.
С первого его выстрела из этой винтовки все и началось. А может быть, закончилось…
«Хонда» была припаркована во дворе большого «сталинского» дома. Скотч выгнал машину на Бассейную улицу, примыкающую к парку Победы. Аккуратно притер к бровке тротуара, надел поверх куртки просторный нейлоновый дождевик и, наконец, открыл багажник. Нет, там был, конечно же, не «Вал», но тоже неплохая в городских условиях «стрелялка», смешно именуемая ОФ – оружие фермера.
Скотч давно и успешно пользовался ОФ для работы, изготовив диоптрический прицел и самодельный глушитель. Он легко навинчивался на ствол однозарядного ружья 12-го калибра, похожего на большую ракетницу с проволочным прикладом, который Скотч сделал складным.
Тренировки на стрельбище помогли Скотчу так наловчиться в перезаряжании, что он легко делал из этой штуки 5–6 прицельных выстрелов в минуту, поражая цель на расстоянии 50 метров. А что еще нужно вольному стрелку, учитывая опять-таки положительный момент в применении гладкоствольных дробовиков – картечь и даже пулю не идентифицировать, не привязать к конкретному стволу.
К тому же никто еще не запретил возить в багажнике охотничьи ружья.
Вот носить под мышкой в ременной петельке по культурному парку – другое дело. Но Скотч надеялся управиться меньше чем в минуту. В карман он положил четыре патрона. Два с картечью – «по мясу», два пулевых с изготовленными по его спецзаказу жаканами, – для техники, шьют навылет даже легкую броню. Ну, это на крайний случай.
Улыбнувшись молодой мамаше, катившей коляску в том же направлении, куда шел и он, Скотч быстро зашагал по расчищенной от снега аллее. Надо же, кто-то еще рожает уродов на свою голову. Себе на шею! Впрочем, в отношении этой мамаши у Скотча появились определенные планы. Нужно только не терять ее из виду, что просто – расчищены только несколько аллеей. По ним она и будет таскаться взад-вперед.
Как и предполгал Скотч, менты все еще кучковались у ларька Мамедова. Куда же им деться от богатой поживы? Двое в брониках с автоматами мирно сосали пиво у своей «синеглазки», к которой наручником был пристегнут Талгат Мамедов, и Скотч порадовался последнему обстоятельству. Когда ему придется отходить с позиции, беспечные гаврилы не сумеют быстро отстегнуть задержанного, чтобы организовать преследование на машине.
Прислонившись к холодному стволу клена, Скотч закурил. Когда-то он и сам был таким – молодым, глупым, беспечным. Теперь это время прошло. Он вспоминал об этом без сожаления, как об утраченной девственности. Теперь наступило время Паука – так его тоже иногда называли. Но только за глаза, зная, что он предпочитает иное прозвище – Скотч.
Хотя и в погоняле Паук не было ничего обидного. Скорее, наоборот – паук самое талантливое членистоногое. Какую замечательную, многофункциональную паутину он выпускает из своего брюшка, какие узоры из нее выплетает! Как крепко держит добычу, – не вырвется!
Есть пауки, которые обходятся без паутины. Скотч, в свободное от работы время любивший читать, а не пьянствовать, восхищался муравьиным львом. Как солдат на войне, он роет себе блиндаж. Занимая боевую позицию, обкладывает норку по периметру кварцевыми камешками. Кварц отменно передает звук, и муравьиный лев различает эти звуки – напев ветра, шум дождя. Но стоит лапке муравья коснуться камешка – других насекомых этот паук не трогает – как муравьиный лев делает стремительный бросок, и жертва оказывается в его нежных объятиях.
Один в один как та украинская снайперша Оксана, чьи черты он безуспешно ищет в каждой встречной женщине.
Оглянувшись, Скотч поманил девчонку-подростка, тащившуюся, судя по безрадостному выражению лица, из школы.
– Сгоняй для дяди вон в тот магазинчик, купи пивца – «Балтику», «трешку». А на сдачу – себе шоколадку, – сказал Скотч, протягивая ей тысячную – меньше в кармане не нашлось.
– Себе я лучше джин-тоник возьму, – просияла девица. – Можем вместе поколбаситься. А если мне всю сдачу оставишь, то…
– Бери что хочешь, – перебил Скотч лазутчицу. – Только вали быстрее, времени нет с тобой бакланить!
Через пять минут девчонка вернулась без пива и тоника, зато с ценной информацией: менты магазин шмонать закончили, опечатывают.
А ведь могли бы! Любой нормальный фартовый на месте Скотча уже давно бы сделал ноги. Уканал куда подальше и залег на дно, раз выпала такая счастливая карта: уклейстерить зеленого оперка, обманув того ментовской ксивой. Ксивой, которую Скотчу много раз советовали заныкать в пятый угол его тертые подельники.
Нет, сегодня он еще раз убедился, что задвинуть подальше нужно именно их, лагерных отморозков. Милицейское удостоверение с идеально подогнанной фотографией выручало его не раз. Больше того, позволяло носить, спокойно возить в машине оружие. Вот и сейчас Скотч, потирая саднящие от наручников запястья, шел к своей «Хонде-легенда». Под капотом этой «японки» дремало в ожидании хозяина 280 «лошадок», а под крышкой багажника – оружие, которое могло быть названо универсальным.
Опытный в своем деле человек, Скотч понимал, что оружием, причем безопасно носимым в любой обстановке и при любых ситуациях, надо запасаться в хозяйственном магазине. На первом месте по эффективности применения стоят пилы. Взяв в каждую руку по ножовке, можно легко отмахаться от толпы в десяток лбов. Отвертка с узким жалом – тот же стилет, по-воровски – заточка. Ну а кухонный нож, тот и вообще наиболее распространенное оружие, которым совершается три четверти всех убийств, однако же продается без всякой лицензии.
Но Скотч не мог побороть своей страсти к оружию огнестрельному. Дома на совершенно законном основании, как добродпорядочный индивидуальный предприниматель, он хранил разрешенные пять охотничьих ружей – от классики советского времени ИЖ-54 до супер-винтовки фирмы «Хейм» SR-21. Эта игрушка с двумя сменными стволами под наиболее мощные патроны 308 «Винчестер» и 9,3×62 позволяла намертво валить лося на дистанции триста метров первым же выстрелом, и Скотч часто жалел, что у него не было такой винтовки в Чечне.
Конечно, там были бесшумные снайперские винтовки «Вал»[28] – тоже калибром девять миллиметров и с прекрасной оптикой. Но поступили они сначала противнику. Поэтому первый такой «винт» Скотч увидел, когда они взяли снайпершу, завалившую трех человек и одного прапора из сводной роты внутренних войск, где Скотч, тогда младший сержант Сазанов, тоже числился снайпером.
С первого его выстрела из этой винтовки все и началось. А может быть, закончилось…
«Хонда» была припаркована во дворе большого «сталинского» дома. Скотч выгнал машину на Бассейную улицу, примыкающую к парку Победы. Аккуратно притер к бровке тротуара, надел поверх куртки просторный нейлоновый дождевик и, наконец, открыл багажник. Нет, там был, конечно же, не «Вал», но тоже неплохая в городских условиях «стрелялка», смешно именуемая ОФ – оружие фермера.
Скотч давно и успешно пользовался ОФ для работы, изготовив диоптрический прицел и самодельный глушитель. Он легко навинчивался на ствол однозарядного ружья 12-го калибра, похожего на большую ракетницу с проволочным прикладом, который Скотч сделал складным.
Тренировки на стрельбище помогли Скотчу так наловчиться в перезаряжании, что он легко делал из этой штуки 5–6 прицельных выстрелов в минуту, поражая цель на расстоянии 50 метров. А что еще нужно вольному стрелку, учитывая опять-таки положительный момент в применении гладкоствольных дробовиков – картечь и даже пулю не идентифицировать, не привязать к конкретному стволу.
К тому же никто еще не запретил возить в багажнике охотничьи ружья.
Вот носить под мышкой в ременной петельке по культурному парку – другое дело. Но Скотч надеялся управиться меньше чем в минуту. В карман он положил четыре патрона. Два с картечью – «по мясу», два пулевых с изготовленными по его спецзаказу жаканами, – для техники, шьют навылет даже легкую броню. Ну, это на крайний случай.
Улыбнувшись молодой мамаше, катившей коляску в том же направлении, куда шел и он, Скотч быстро зашагал по расчищенной от снега аллее. Надо же, кто-то еще рожает уродов на свою голову. Себе на шею! Впрочем, в отношении этой мамаши у Скотча появились определенные планы. Нужно только не терять ее из виду, что просто – расчищены только несколько аллеей. По ним она и будет таскаться взад-вперед.
Как и предполгал Скотч, менты все еще кучковались у ларька Мамедова. Куда же им деться от богатой поживы? Двое в брониках с автоматами мирно сосали пиво у своей «синеглазки», к которой наручником был пристегнут Талгат Мамедов, и Скотч порадовался последнему обстоятельству. Когда ему придется отходить с позиции, беспечные гаврилы не сумеют быстро отстегнуть задержанного, чтобы организовать преследование на машине.
Прислонившись к холодному стволу клена, Скотч закурил. Когда-то он и сам был таким – молодым, глупым, беспечным. Теперь это время прошло. Он вспоминал об этом без сожаления, как об утраченной девственности. Теперь наступило время Паука – так его тоже иногда называли. Но только за глаза, зная, что он предпочитает иное прозвище – Скотч.
Хотя и в погоняле Паук не было ничего обидного. Скорее, наоборот – паук самое талантливое членистоногое. Какую замечательную, многофункциональную паутину он выпускает из своего брюшка, какие узоры из нее выплетает! Как крепко держит добычу, – не вырвется!
Есть пауки, которые обходятся без паутины. Скотч, в свободное от работы время любивший читать, а не пьянствовать, восхищался муравьиным львом. Как солдат на войне, он роет себе блиндаж. Занимая боевую позицию, обкладывает норку по периметру кварцевыми камешками. Кварц отменно передает звук, и муравьиный лев различает эти звуки – напев ветра, шум дождя. Но стоит лапке муравья коснуться камешка – других насекомых этот паук не трогает – как муравьиный лев делает стремительный бросок, и жертва оказывается в его нежных объятиях.
Один в один как та украинская снайперша Оксана, чьи черты он безуспешно ищет в каждой встречной женщине.
Оглянувшись, Скотч поманил девчонку-подростка, тащившуюся, судя по безрадостному выражению лица, из школы.
– Сгоняй для дяди вон в тот магазинчик, купи пивца – «Балтику», «трешку». А на сдачу – себе шоколадку, – сказал Скотч, протягивая ей тысячную – меньше в кармане не нашлось.
– Себе я лучше джин-тоник возьму, – просияла девица. – Можем вместе поколбаситься. А если мне всю сдачу оставишь, то…
– Бери что хочешь, – перебил Скотч лазутчицу. – Только вали быстрее, времени нет с тобой бакланить!
Через пять минут девчонка вернулась без пива и тоника, зато с ценной информацией: менты магазин шмонать закончили, опечатывают.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента