Страница:
— А что? Вполне… — похвалила Танечка свой внешний вид. — Вполне сошла бы за Хиллари Клинтон.
— Дура, — заметил я, — ей же небось за полсотню…
— Мне тоже не двадцать, — вздохнула Кармела. В номере появились очень крупные мордовороты в черных очках, которые построились в боевой ордер вокруг нас с Татьяной. Во второе кольцо вошли служащие корпорации, возглавляемые Перальтой, и еще несколько охранников, а в третье, внешнее — хайдийские полицейские под командой теньенте Гонсалеса. Именно такой толпой мы пошли по коридору, куда уже просочились местные журналюги с видеокамерами, фотовспышками и диктофонами. Полицейские и мордовороты из охраны торопливо разгоняли их в стороны, они галдели, толкались и, по-моему, готовы были друг друга затоптать за право пролезть поближе.
— Сеньор Родригес! — Все орали наперебой, и даже понять то, что спрашивают эти идиоты, я не сумел бы.
Наконец репортеров удалось куда-то вытолкать, и мы относительно спокойно спустились в подземный гараж. Здесь стояло два могучих бронированных «Кадиллака» и штук пять машинок поменьше — для эскорта. Нас с Танечкой и четырьмя детинами из охраны усадили в один из «Кадиллаков», где из всяких возможных удобств разве что бассейна не имелось, остальные тоже распихались по машинам, и весь конвой выкатил из-под земли наружу. При выезде из отеля в голову колонны встала полицейская машина с мигалкой, эскортные машины пошли справа и слева от «Кадиллаков» и еще одна прикрывала с тылу.
По кольцевой автостраде вся эта эскадра шла со скоростью под семьдесят, поскольку головная полицейская машина, включив сирену и мигалку, разгоняла с проезжей части всех и вся, а хайдийские гаишники перекрыли движение на боковых дорогах.
«Кадиллак», в который посадили нас с Танечкой, шел вторым, а впереди нас ехал сеньор Перальта со «штабом», который оттуда руководил всем движением. Очевидно, именно он дал команду притормозить у поворота на аэропорт Сан-Исидро, где к конвою пристроились еще три машины. «Кадиллак» с Чудо-юдом на борту занял место следом за нашим, эскортирующие машины встали по бокам, и вся автоколонна понеслась дальше.
В Сан-Исидро нам дали «зеленую улицу», и где-то в 17.50 мы въехали в ворота президентского дворца на Пласа дель Армас.
Когда я первый раз посетил это заведение, то есть во времена Кискиной революции, в здании царил полный бардак и запустение, везде валялись бумаги, патронные гильзы, пустые бутылки и банки из-под пива, где-то было наблевано, а кое-где даже наложены кучи. Теперь тут все блистало и сверкало, на постах стояли бравые гвардейцы в канареечно-попугайской расцветки мундирах, увешанные регалиями. На каждом висело не меньше чем по три кило всяких блях, медалей, висюлек и аксельбантов, сапоги были начищены так, что в них можно было смотреться, как в зеркало, а звездочки шпор напоминали по размерам маленькие диски циркулярных пил. Когда кортеж остановился перед парадным крыльцом, эти орлы лихо отсалютовали полутораметровыми никелированными палашами. Навстречу нам в окружении солидной свиты вышел дон Хосе Соррилья с очень толстой супругой, которая в Африке сошла бы за королеву красоты где-нибудь у племени баконго. Сам Соррилья был креол, ростом примерно на полголовы ниже своей негритянки, а по ширине уступал ей раза в полтора. Через правое плечо у него была надета сине-бело-зеленая лента.
— Я чрезвычайно рад, — сказал дон Хосе, — что вы столь быстро откликнулись на наше приглашение, сеньор Баринов-Родригес. Думаю, что наши консультации будут весьма плодотворными.
— Я могу только присоединиться к выраженной вами убежденности, господин президент! — Мне всегда казалось, что в дипломатии надо говорить как можно более вежливо и непонятно — за умного сойдешь.
Поручкавшись с президентом и обменявшись улыбками — тут тоже имелись фотокоры и телевизионщики, которым не терпелось запечатлеть все это дело, — оба коллектива поднялись наверх. Заседаловка состоялась все в том же хорошо знакомом мне кабинете, где некогда компаньера Киска принимала сперва советского, а потом американского послов. Мебель почти не изменилась. Исчез только красно-черный флаг со звездой и мотыгами позади президентского стола. Теперь там стоял обычный сине-бело-зеленый триколор Республики Хайди. Зато на правой от входа стене появились портреты. После не то пяти, не то шести Лопесов разных поколений и исторических эпох в военных мундирах и Эстеллы Рамос в камуфляжной куртке и краснозвездном берете висел портрет самого дона Соррильи.
— Мы бережем свою историю, сеньор Баринов, — заметил дон Хосе.
Охранники разместились по стенам, Танечку и толстую президентиху куда-то сопроводили, а мы уселись за длинный переговорный стол, причем я оказался прямо напротив президента, по правую руку от меня — Перальта, а по левую — отец родной.
— Привет, — спросил я шепотом по-русски, — чего делать-то?
— Сидеть спокойно, — посоветовал Чудо-юдо. — И слушать, что умные люди скажут. А вообще, конечно, за все, что вы тут успели наворотить, надо головы откручивать. Шутка!
Утешаясь той мыслью, что в натуре он мне голову не открутит, во всяком случае не сделает это тут же, за столом переговоров, я попытался принять солидный вид.
— Сеньоры! — торжественно обратился к присутствующим дон Хосе. — Позвольте мне поприветствовать президента корпорации «Rodriguez AnSo incorporated» и сопровождающих его лиц и выразить убеждение, что наши консультации дадут новый импульс к развитию дружественных отношений и экономического сотрудничества между народами Хайди и Колумбии!
Потом президент начал вспоминать многовековую историю торгово-экономических связей между хайдийским и колумбийским народами, которая начиналась еще тогда, когда испанские галеоны, отправляясь из Картахены (Колумбийской) в Кадис (или наоборот), изредка швартовались в гавани Сан-Исидро для пополнения запасов пресной воды. Это, правда, случалось редко, чаще всего, если галеоны сбивались с курса и вместо Кубы или Эспаньолы забредали на Малые Антильские острова. Наверное, для меня это было бы очень познавательной лекцией, поскольку я об истории обеих стран знал очень мало. Насчет Колумбии я даже толком не знал, кто у них нынче президент. Где-то вертелись такие имена, как Симон Боливар и Пабло Эскобар, но каким боком они прилегали к Колумбии — черт его знает!
— Слушай меня внимательно, — прошептал папаша. — Сейчас он закончит, и ты должен будешь сказать ответное слово. Развозить не надо. Поблагодаришь за теплый прием и выразишь надежду, что консультации пройдут в атмосфере полного взаимопонимания.
Так я и сделал. Чудо-юдо показал мне из-под стола большой палец: мол, «во! все о'кей!», после чего я приземлил зад на стул. Президент Соррилья предоставил слово исполняющему обязанности министра экономики и государственных имуществ сеньору Вальдесу. Как я понял, он заменял недавно застрелившегося министра, а до этого был его замом и поэтому чувствовал себя очень и очень хреново. Слово ему дали для сообщения, но получился доклад аж на полчаса чистого времени.
Нельзя сказать, что я лично уловил из этого доклада хотя бы суть ситуации. Здешний «Чубайс» утверждал, что экономика Хайди находится в цветущем состоянии, приводил цифры, в которых отмечался устойчивый рост снижения темпов инфляции, обращал внимание на большую стабилизацию местного песо по отношению к доллару США, отмечал рост доходов основной отрасли местного бизнеса — туристического. Все это было приятно слышать, и можно было бы поздравить славных представителей хайдийского предпринимательства с выдающимися трудовыми победами, но оставалось непонятным, от какой такой тоски душевной штатный министр подал в отставку и пустил себе пулю в лоб.
Наверное, в нормальной обстановке я бы обязательно спросил об этом, но, поскольку совсем дураком все-таки не был, счел за лучшее выполнять инструкции Чудо-юда и не выступать.
Значительно лучше и понятнее, на мой взгляд, было сообщение сеньора Перальты. Из него я, например, четко уловил, что на данный момент «Rodriguez AnSo inc.» владеет закладными на 85 процентов пахотных земель и 82 процента земель, находящихся под постройками на острове Хайди. Что средний процент количества акций хайдийских предприятий и компаний, находящихся в собственности моей разлюбезной корпорации, превышает 75 и не опускается ниже 65 процентов. Что общая сумма долгов правительства и частных граждан республики превышает валовый национальный доход в 4,5 раза. Сеньор Даниэль тем самым скромно намекал местным ребятам, что, вообще говоря, дон Хосе Соррилья сидит на стуле, от которого ему как президенту принадлежит половина одной из ножек.
Чудо-юдо был очень доволен тем, что хайдийское правительство почувствовало себя хреново, хотя разглядеть это смог, пожалуй, только я. И то потому, что не первый год наблюдал за отцом, рассматривая его в упор. Почти уверен, что Соррилья & Cё смотрели прежде всего на меня, даже не очень понимая, какое отношение Сергей Сергеевич имеет к делам «Rodriguez AnSo inc.». Его реакция на сообщение Перальты мало кого заинтересовала. Все жаждали увидеть, что будет написано на роже у таинственного Анхеля Родригеса. От него, как полагала почтеннейшая публика, зависела дальнейшая судьба скупленной на корню республики.
Однако на меня можно было сколько угодно смотреть, анализировать мои реакции на выступления и так далее, но сделать правильных выводов никто бы не сумел. Я сидел с очень мрачным видом, поскольку над такими словами отца, как «за то, что вы тут наворотили, надо головы откручивать», стоило всерьез задуматься и по крайней мере поразмыслить над тем, что именно он имеет в виду под словом «наворотили». Судя по всему, покупка острова Хайди мне в вину не ставилась, тем более что мои личные заслуги тут были чисто номинальные. Если папаню волновало, что Хрюшка сидит у Эухении под контролем и расковыривает закодированные мозги Сесара Мендеса, то на фига нас было к этой Эухении направлять? Именно сам Чудо-юдо нам дал ее адресок, и, судя по его инструкциям, сеньора Дорадо должна была быть нам верным помощником и боевым резервом, как комсомол — партии. Правда, то, что сеньора Дорадо тесно
дружит с «койотами» разных поколений, «G & К», а также с краснымипартизанами Сорокиным и Брауном, оставалось для нас маленькой тайной довольно долгое время, но винить в этом ни меня, ни Ленку не стоило. Уж кому-кому, а Сергею Сергеевичу надо было самому уточнить, на кого, кроме нас, работает супергадалка, и выработать соответствующие инструкции.
Наиболее уязвимым для критики местом являлось наше вынужденное сотрудничество с Сорокиным-Сарториусом, а также с «койотами». Но опять-таки насчет того, с кем сотрудничать можно, а с кем нельзя, папаня инструкций не дал. Более того, он еще задолго до начала нашей с Ленкой поездки в Лондон убеждал меня, будто Сорокин — это Сорокин, и больше ничего, а «Главный камуфляжник» вообще в природе не существует и является только элементом искусственной реальности. Танечка во время третьего дурацкого сна это дело подтвердила, но, к сожалению, до сих пор я еще толком не понял, каким образом она переместилась из России за океан… Да и вообще, появление товарища Кармелюк в наших стройных рядах сеньора Баринова-старшего, как мне казалось, больше всего расстроило. То ли он очень был озабочен моим семейным счастьем, то ли его беспокоило, что через Танечку я могу пополнить свои мозги нежелательной информацией. Впрочем, откуда приходило то, что сообщала мне Таня во время дурацких снов, тоже оставалось неизвестным.
Но пора было вернуться к нашим барранкильерос. Точнее, к тому впечатлению, которое их представитель произвел на правительственную делегацию Хайди. Сказать, что их ткнули носом в дерьмо — значит, сказать очень мало. Дон Хосе Соррилья, например, выглядел как юная девица, впервые узнавшая, что дети рождаются не от поцелуев в губы, а от того, чем она привыкла заниматься на сеновале с пастухом Федей. Сеньор Хоакин Фьерро, госсоветник 1-го ранга и начальник канцелярии президента, которому надлежало выступать следующим и оглашать предлагаемый хайдийской стороной круг вопросов для обсуждения на консультациях, явно боялся того, что ужасному разбойнику Родригесу что-нибудь может прийтись не по вкусу, после чего служебная карьера госсоветника закончится в ближайшем канализационном люке. Возможно, я и перегнул маленько, но волновался он не на шутку.
Когда он заговорил, все мои предположения подтвердились тут же. Почтенный госсоветник, которому только и требовалось, что прочесть с бумажки уже давным-давно согласованный с президентом Соррильей и прочими начальниками список вопросов, начал путаться и заикаться так, будто испанской грамотой овладел только вчера, да и то в советском ликбезе времен культурной революции. В результате перечень вопросов остался непонятным не только нашей стороне, но и хайдийской, а пуще всего самому товарищу Фьерро.
Я думаю, что, если бы со стороны нашего российско-колумбийского СП не выступил гражданин Чудо-юдо, консультации пришлось бы отложить до морковкина заговенья. Но товарищ генерал-майор госбезопасности предложил хайдийской стороне обсудить следующие условия безоговорочной капитуляции:
— Первое. В связи с полным банкротством компания «ANSO Limited» как самостоятельное юридическое лицо ликвидируется, а на ее базе восстанавливается в правах хайдийский филиал «Rodriguez AnSo incorporated». Филиал будет состоять из банка «Rodriguez AnSo banko de Haidie», торговой фирмы «AnSo trade» и агропромышленного объединения «FarmAnSovhoz».
Второе. Вся земельная и иная недвижимая собственность, приобретенная «ANSO Limited» и ее акционерами, отчуждается в пользу «Rodriguez AnSo incorporated» по остаточной стоимости в счет уплаты долгов по векселям и иным кредитным обязательствам, согласно прилагаемой описи…
Тут Сергей Сергеевич начал перечислять, что и как он собирается отчуждать, по списочку листов на двадцать. В каждой строчке были, конечно, не садово-огородные участки и не коммерческие палатки, а имения по нескольку десятков гектаров, отели, виллы, шале, супермаркеты, рестораны и прочая, прочая, прочая. Списочек этот он достал из той самой папки в крокодиловом переплете, которую мне приносил на подпись Перальта. Грешным делом, не запомнил, когда его подписывал, но закорючки мои на нем были.
Чем дольше Чудо-юдо читал список, тем больше апатии и безвольной покорности прочитывалось на лицах экспроприируемых экспроприаторов. Дон Хосе Соррилья время от времени посматривал на своих подручных с некоей фаталистической укоризной: «Ну вот, а вы мне говорили, друзья мои, что по морде нас бить не будут…»
Когда чтение списка было закончено, Чудо-юдо продолжил оглашать свои «пункты».
— Третье. Ввиду того, что общая стоимость вышеперечисленного недвижимого имущества не покрывает полностью суммы долговых обязательств «ANSO Limited» перед кредиторами, интересы которых представляет «Rodriguez AnSo incorporated», а также ввиду того, что все долговые обязательства третьих компаний перед «ANSO Limited» выкуплены нашей корпорацией, в счет погашения долговых обязательств подлежит отчуждению имущество следующих зарегистрированных на Хайди компаний…
И Чудо-юдо, поправив золоченые очки, вытащил из крокодиловой папки еще один списочек…
На лице дона Соррильи отразилась счастливая мысль: «А ведь я могу застрелиться прямо после заседания! И никто уже не отберет у меня те несколько квадратных метров земли, на которые я буду претендовать после смерти!»
— Все это, — вежливо потряхивая бородищей, сказал отец, — может быть оформлено официальным иском. Не думаю, что хайдийское правительство сможет добиться отклонения этого иска или попытаться воспрепятствовать уплате долгов этих банкротов, тем более что по конституции Республики Хайди правительство не несет ответственности по финансовым обязательствам частных лиц и компаний. Если бы такая попытка была предпринята, то нанесла бы серьезнейший ущерб экономике республики и означала бы полное свертывание экономических отношений. В условиях, когда на острове производится примерно 0,5 процента от всей потребляемой промышленной продукции и не более 20 процентов сельскохозяйственной, это может иметь фатальные последствия.
Соррилья слушал это почти безучастно, как закоренелый убийца, свыкшийся с перспективой неизбежного повешения.
— Однако, — тоном милосердного падре, отпускающего все грехи умирающему, заявил Чудо-юдо, — «Rodriguez AnSo incorporated» предлагает более мягкий вариант решения этих финансовых проблем. Во-первых, мы могли бы предоставить известную отсрочку от уплаты долгов для тех компаний, в отношении которых кредитором являлась «ANSO Limited». Во-вторых, мы бы могли произвести определенную переоценку стоимости имущества «ANSO Limited» в сторону ее увеличения и тем самым сократить размер долговой суммы, не погашающейся отчуждаемой собственностью этой компании. Взамен мы рассчитываем на понимание со стороны хайдийского правительства…
Он многозначительно помолчал, выдерживая актерскую паузу, и вся хайдийская сторона посмотрела на него так, как, должно быть, в старину приговоренный к четвертованию смотрел на палача: может, пожалеет и сразу отрубит голову?
— Вот условия «мягкого» варианта, которые мы передаем на рассмотрение хайдийской стороне. — Отец родной вынул из крокодильей папки еще пару листочков, скрепленных розовой пластмассовой скрепочкой, и поглядел на меня, якобы дожидаясь молчаливого одобрения. Естественно, что я сделал разрешающий кивок — спасибо за уроки актерского мастерства, Соледадочка! — и листочки были вручены сеньору Хоакину Фьерро.
— Сеньоры, — поспешил объявить президент Хайди, — я думаю, что настало время сделать перерыв на полчаса, а затем продолжить наши консультации…
МАССАЖ ВО ВРЕМЯ ТАЙМ-АУТА
— Дура, — заметил я, — ей же небось за полсотню…
— Мне тоже не двадцать, — вздохнула Кармела. В номере появились очень крупные мордовороты в черных очках, которые построились в боевой ордер вокруг нас с Татьяной. Во второе кольцо вошли служащие корпорации, возглавляемые Перальтой, и еще несколько охранников, а в третье, внешнее — хайдийские полицейские под командой теньенте Гонсалеса. Именно такой толпой мы пошли по коридору, куда уже просочились местные журналюги с видеокамерами, фотовспышками и диктофонами. Полицейские и мордовороты из охраны торопливо разгоняли их в стороны, они галдели, толкались и, по-моему, готовы были друг друга затоптать за право пролезть поближе.
— Сеньор Родригес! — Все орали наперебой, и даже понять то, что спрашивают эти идиоты, я не сумел бы.
Наконец репортеров удалось куда-то вытолкать, и мы относительно спокойно спустились в подземный гараж. Здесь стояло два могучих бронированных «Кадиллака» и штук пять машинок поменьше — для эскорта. Нас с Танечкой и четырьмя детинами из охраны усадили в один из «Кадиллаков», где из всяких возможных удобств разве что бассейна не имелось, остальные тоже распихались по машинам, и весь конвой выкатил из-под земли наружу. При выезде из отеля в голову колонны встала полицейская машина с мигалкой, эскортные машины пошли справа и слева от «Кадиллаков» и еще одна прикрывала с тылу.
По кольцевой автостраде вся эта эскадра шла со скоростью под семьдесят, поскольку головная полицейская машина, включив сирену и мигалку, разгоняла с проезжей части всех и вся, а хайдийские гаишники перекрыли движение на боковых дорогах.
«Кадиллак», в который посадили нас с Танечкой, шел вторым, а впереди нас ехал сеньор Перальта со «штабом», который оттуда руководил всем движением. Очевидно, именно он дал команду притормозить у поворота на аэропорт Сан-Исидро, где к конвою пристроились еще три машины. «Кадиллак» с Чудо-юдом на борту занял место следом за нашим, эскортирующие машины встали по бокам, и вся автоколонна понеслась дальше.
В Сан-Исидро нам дали «зеленую улицу», и где-то в 17.50 мы въехали в ворота президентского дворца на Пласа дель Армас.
Когда я первый раз посетил это заведение, то есть во времена Кискиной революции, в здании царил полный бардак и запустение, везде валялись бумаги, патронные гильзы, пустые бутылки и банки из-под пива, где-то было наблевано, а кое-где даже наложены кучи. Теперь тут все блистало и сверкало, на постах стояли бравые гвардейцы в канареечно-попугайской расцветки мундирах, увешанные регалиями. На каждом висело не меньше чем по три кило всяких блях, медалей, висюлек и аксельбантов, сапоги были начищены так, что в них можно было смотреться, как в зеркало, а звездочки шпор напоминали по размерам маленькие диски циркулярных пил. Когда кортеж остановился перед парадным крыльцом, эти орлы лихо отсалютовали полутораметровыми никелированными палашами. Навстречу нам в окружении солидной свиты вышел дон Хосе Соррилья с очень толстой супругой, которая в Африке сошла бы за королеву красоты где-нибудь у племени баконго. Сам Соррилья был креол, ростом примерно на полголовы ниже своей негритянки, а по ширине уступал ей раза в полтора. Через правое плечо у него была надета сине-бело-зеленая лента.
— Я чрезвычайно рад, — сказал дон Хосе, — что вы столь быстро откликнулись на наше приглашение, сеньор Баринов-Родригес. Думаю, что наши консультации будут весьма плодотворными.
— Я могу только присоединиться к выраженной вами убежденности, господин президент! — Мне всегда казалось, что в дипломатии надо говорить как можно более вежливо и непонятно — за умного сойдешь.
Поручкавшись с президентом и обменявшись улыбками — тут тоже имелись фотокоры и телевизионщики, которым не терпелось запечатлеть все это дело, — оба коллектива поднялись наверх. Заседаловка состоялась все в том же хорошо знакомом мне кабинете, где некогда компаньера Киска принимала сперва советского, а потом американского послов. Мебель почти не изменилась. Исчез только красно-черный флаг со звездой и мотыгами позади президентского стола. Теперь там стоял обычный сине-бело-зеленый триколор Республики Хайди. Зато на правой от входа стене появились портреты. После не то пяти, не то шести Лопесов разных поколений и исторических эпох в военных мундирах и Эстеллы Рамос в камуфляжной куртке и краснозвездном берете висел портрет самого дона Соррильи.
— Мы бережем свою историю, сеньор Баринов, — заметил дон Хосе.
Охранники разместились по стенам, Танечку и толстую президентиху куда-то сопроводили, а мы уселись за длинный переговорный стол, причем я оказался прямо напротив президента, по правую руку от меня — Перальта, а по левую — отец родной.
— Привет, — спросил я шепотом по-русски, — чего делать-то?
— Сидеть спокойно, — посоветовал Чудо-юдо. — И слушать, что умные люди скажут. А вообще, конечно, за все, что вы тут успели наворотить, надо головы откручивать. Шутка!
Утешаясь той мыслью, что в натуре он мне голову не открутит, во всяком случае не сделает это тут же, за столом переговоров, я попытался принять солидный вид.
— Сеньоры! — торжественно обратился к присутствующим дон Хосе. — Позвольте мне поприветствовать президента корпорации «Rodriguez AnSo incorporated» и сопровождающих его лиц и выразить убеждение, что наши консультации дадут новый импульс к развитию дружественных отношений и экономического сотрудничества между народами Хайди и Колумбии!
Потом президент начал вспоминать многовековую историю торгово-экономических связей между хайдийским и колумбийским народами, которая начиналась еще тогда, когда испанские галеоны, отправляясь из Картахены (Колумбийской) в Кадис (или наоборот), изредка швартовались в гавани Сан-Исидро для пополнения запасов пресной воды. Это, правда, случалось редко, чаще всего, если галеоны сбивались с курса и вместо Кубы или Эспаньолы забредали на Малые Антильские острова. Наверное, для меня это было бы очень познавательной лекцией, поскольку я об истории обеих стран знал очень мало. Насчет Колумбии я даже толком не знал, кто у них нынче президент. Где-то вертелись такие имена, как Симон Боливар и Пабло Эскобар, но каким боком они прилегали к Колумбии — черт его знает!
— Слушай меня внимательно, — прошептал папаша. — Сейчас он закончит, и ты должен будешь сказать ответное слово. Развозить не надо. Поблагодаришь за теплый прием и выразишь надежду, что консультации пройдут в атмосфере полного взаимопонимания.
Так я и сделал. Чудо-юдо показал мне из-под стола большой палец: мол, «во! все о'кей!», после чего я приземлил зад на стул. Президент Соррилья предоставил слово исполняющему обязанности министра экономики и государственных имуществ сеньору Вальдесу. Как я понял, он заменял недавно застрелившегося министра, а до этого был его замом и поэтому чувствовал себя очень и очень хреново. Слово ему дали для сообщения, но получился доклад аж на полчаса чистого времени.
Нельзя сказать, что я лично уловил из этого доклада хотя бы суть ситуации. Здешний «Чубайс» утверждал, что экономика Хайди находится в цветущем состоянии, приводил цифры, в которых отмечался устойчивый рост снижения темпов инфляции, обращал внимание на большую стабилизацию местного песо по отношению к доллару США, отмечал рост доходов основной отрасли местного бизнеса — туристического. Все это было приятно слышать, и можно было бы поздравить славных представителей хайдийского предпринимательства с выдающимися трудовыми победами, но оставалось непонятным, от какой такой тоски душевной штатный министр подал в отставку и пустил себе пулю в лоб.
Наверное, в нормальной обстановке я бы обязательно спросил об этом, но, поскольку совсем дураком все-таки не был, счел за лучшее выполнять инструкции Чудо-юда и не выступать.
Значительно лучше и понятнее, на мой взгляд, было сообщение сеньора Перальты. Из него я, например, четко уловил, что на данный момент «Rodriguez AnSo inc.» владеет закладными на 85 процентов пахотных земель и 82 процента земель, находящихся под постройками на острове Хайди. Что средний процент количества акций хайдийских предприятий и компаний, находящихся в собственности моей разлюбезной корпорации, превышает 75 и не опускается ниже 65 процентов. Что общая сумма долгов правительства и частных граждан республики превышает валовый национальный доход в 4,5 раза. Сеньор Даниэль тем самым скромно намекал местным ребятам, что, вообще говоря, дон Хосе Соррилья сидит на стуле, от которого ему как президенту принадлежит половина одной из ножек.
Чудо-юдо был очень доволен тем, что хайдийское правительство почувствовало себя хреново, хотя разглядеть это смог, пожалуй, только я. И то потому, что не первый год наблюдал за отцом, рассматривая его в упор. Почти уверен, что Соррилья & Cё смотрели прежде всего на меня, даже не очень понимая, какое отношение Сергей Сергеевич имеет к делам «Rodriguez AnSo inc.». Его реакция на сообщение Перальты мало кого заинтересовала. Все жаждали увидеть, что будет написано на роже у таинственного Анхеля Родригеса. От него, как полагала почтеннейшая публика, зависела дальнейшая судьба скупленной на корню республики.
Однако на меня можно было сколько угодно смотреть, анализировать мои реакции на выступления и так далее, но сделать правильных выводов никто бы не сумел. Я сидел с очень мрачным видом, поскольку над такими словами отца, как «за то, что вы тут наворотили, надо головы откручивать», стоило всерьез задуматься и по крайней мере поразмыслить над тем, что именно он имеет в виду под словом «наворотили». Судя по всему, покупка острова Хайди мне в вину не ставилась, тем более что мои личные заслуги тут были чисто номинальные. Если папаню волновало, что Хрюшка сидит у Эухении под контролем и расковыривает закодированные мозги Сесара Мендеса, то на фига нас было к этой Эухении направлять? Именно сам Чудо-юдо нам дал ее адресок, и, судя по его инструкциям, сеньора Дорадо должна была быть нам верным помощником и боевым резервом, как комсомол — партии. Правда, то, что сеньора Дорадо тесно
дружит с «койотами» разных поколений, «G & К», а также с краснымипартизанами Сорокиным и Брауном, оставалось для нас маленькой тайной довольно долгое время, но винить в этом ни меня, ни Ленку не стоило. Уж кому-кому, а Сергею Сергеевичу надо было самому уточнить, на кого, кроме нас, работает супергадалка, и выработать соответствующие инструкции.
Наиболее уязвимым для критики местом являлось наше вынужденное сотрудничество с Сорокиным-Сарториусом, а также с «койотами». Но опять-таки насчет того, с кем сотрудничать можно, а с кем нельзя, папаня инструкций не дал. Более того, он еще задолго до начала нашей с Ленкой поездки в Лондон убеждал меня, будто Сорокин — это Сорокин, и больше ничего, а «Главный камуфляжник» вообще в природе не существует и является только элементом искусственной реальности. Танечка во время третьего дурацкого сна это дело подтвердила, но, к сожалению, до сих пор я еще толком не понял, каким образом она переместилась из России за океан… Да и вообще, появление товарища Кармелюк в наших стройных рядах сеньора Баринова-старшего, как мне казалось, больше всего расстроило. То ли он очень был озабочен моим семейным счастьем, то ли его беспокоило, что через Танечку я могу пополнить свои мозги нежелательной информацией. Впрочем, откуда приходило то, что сообщала мне Таня во время дурацких снов, тоже оставалось неизвестным.
Но пора было вернуться к нашим барранкильерос. Точнее, к тому впечатлению, которое их представитель произвел на правительственную делегацию Хайди. Сказать, что их ткнули носом в дерьмо — значит, сказать очень мало. Дон Хосе Соррилья, например, выглядел как юная девица, впервые узнавшая, что дети рождаются не от поцелуев в губы, а от того, чем она привыкла заниматься на сеновале с пастухом Федей. Сеньор Хоакин Фьерро, госсоветник 1-го ранга и начальник канцелярии президента, которому надлежало выступать следующим и оглашать предлагаемый хайдийской стороной круг вопросов для обсуждения на консультациях, явно боялся того, что ужасному разбойнику Родригесу что-нибудь может прийтись не по вкусу, после чего служебная карьера госсоветника закончится в ближайшем канализационном люке. Возможно, я и перегнул маленько, но волновался он не на шутку.
Когда он заговорил, все мои предположения подтвердились тут же. Почтенный госсоветник, которому только и требовалось, что прочесть с бумажки уже давным-давно согласованный с президентом Соррильей и прочими начальниками список вопросов, начал путаться и заикаться так, будто испанской грамотой овладел только вчера, да и то в советском ликбезе времен культурной революции. В результате перечень вопросов остался непонятным не только нашей стороне, но и хайдийской, а пуще всего самому товарищу Фьерро.
Я думаю, что, если бы со стороны нашего российско-колумбийского СП не выступил гражданин Чудо-юдо, консультации пришлось бы отложить до морковкина заговенья. Но товарищ генерал-майор госбезопасности предложил хайдийской стороне обсудить следующие условия безоговорочной капитуляции:
— Первое. В связи с полным банкротством компания «ANSO Limited» как самостоятельное юридическое лицо ликвидируется, а на ее базе восстанавливается в правах хайдийский филиал «Rodriguez AnSo incorporated». Филиал будет состоять из банка «Rodriguez AnSo banko de Haidie», торговой фирмы «AnSo trade» и агропромышленного объединения «FarmAnSovhoz».
Второе. Вся земельная и иная недвижимая собственность, приобретенная «ANSO Limited» и ее акционерами, отчуждается в пользу «Rodriguez AnSo incorporated» по остаточной стоимости в счет уплаты долгов по векселям и иным кредитным обязательствам, согласно прилагаемой описи…
Тут Сергей Сергеевич начал перечислять, что и как он собирается отчуждать, по списочку листов на двадцать. В каждой строчке были, конечно, не садово-огородные участки и не коммерческие палатки, а имения по нескольку десятков гектаров, отели, виллы, шале, супермаркеты, рестораны и прочая, прочая, прочая. Списочек этот он достал из той самой папки в крокодиловом переплете, которую мне приносил на подпись Перальта. Грешным делом, не запомнил, когда его подписывал, но закорючки мои на нем были.
Чем дольше Чудо-юдо читал список, тем больше апатии и безвольной покорности прочитывалось на лицах экспроприируемых экспроприаторов. Дон Хосе Соррилья время от времени посматривал на своих подручных с некоей фаталистической укоризной: «Ну вот, а вы мне говорили, друзья мои, что по морде нас бить не будут…»
Когда чтение списка было закончено, Чудо-юдо продолжил оглашать свои «пункты».
— Третье. Ввиду того, что общая стоимость вышеперечисленного недвижимого имущества не покрывает полностью суммы долговых обязательств «ANSO Limited» перед кредиторами, интересы которых представляет «Rodriguez AnSo incorporated», а также ввиду того, что все долговые обязательства третьих компаний перед «ANSO Limited» выкуплены нашей корпорацией, в счет погашения долговых обязательств подлежит отчуждению имущество следующих зарегистрированных на Хайди компаний…
И Чудо-юдо, поправив золоченые очки, вытащил из крокодиловой папки еще один списочек…
На лице дона Соррильи отразилась счастливая мысль: «А ведь я могу застрелиться прямо после заседания! И никто уже не отберет у меня те несколько квадратных метров земли, на которые я буду претендовать после смерти!»
— Все это, — вежливо потряхивая бородищей, сказал отец, — может быть оформлено официальным иском. Не думаю, что хайдийское правительство сможет добиться отклонения этого иска или попытаться воспрепятствовать уплате долгов этих банкротов, тем более что по конституции Республики Хайди правительство не несет ответственности по финансовым обязательствам частных лиц и компаний. Если бы такая попытка была предпринята, то нанесла бы серьезнейший ущерб экономике республики и означала бы полное свертывание экономических отношений. В условиях, когда на острове производится примерно 0,5 процента от всей потребляемой промышленной продукции и не более 20 процентов сельскохозяйственной, это может иметь фатальные последствия.
Соррилья слушал это почти безучастно, как закоренелый убийца, свыкшийся с перспективой неизбежного повешения.
— Однако, — тоном милосердного падре, отпускающего все грехи умирающему, заявил Чудо-юдо, — «Rodriguez AnSo incorporated» предлагает более мягкий вариант решения этих финансовых проблем. Во-первых, мы могли бы предоставить известную отсрочку от уплаты долгов для тех компаний, в отношении которых кредитором являлась «ANSO Limited». Во-вторых, мы бы могли произвести определенную переоценку стоимости имущества «ANSO Limited» в сторону ее увеличения и тем самым сократить размер долговой суммы, не погашающейся отчуждаемой собственностью этой компании. Взамен мы рассчитываем на понимание со стороны хайдийского правительства…
Он многозначительно помолчал, выдерживая актерскую паузу, и вся хайдийская сторона посмотрела на него так, как, должно быть, в старину приговоренный к четвертованию смотрел на палача: может, пожалеет и сразу отрубит голову?
— Вот условия «мягкого» варианта, которые мы передаем на рассмотрение хайдийской стороне. — Отец родной вынул из крокодильей папки еще пару листочков, скрепленных розовой пластмассовой скрепочкой, и поглядел на меня, якобы дожидаясь молчаливого одобрения. Естественно, что я сделал разрешающий кивок — спасибо за уроки актерского мастерства, Соледадочка! — и листочки были вручены сеньору Хоакину Фьерро.
— Сеньоры, — поспешил объявить президент Хайди, — я думаю, что настало время сделать перерыв на полчаса, а затем продолжить наши консультации…
МАССАЖ ВО ВРЕМЯ ТАЙМ-АУТА
Перерыв, конечно, был очень кстати. Как-то незаметно просидели почти час, и многие соскучились по туалету. Колумбийцы смогли спокойно справить необходимые нужды, а вот хайдийцам пришлось большую часть перерыва пропреть в комнатке, смежной с кабинетом президента, чтобы обсудить дела свои горькие. А точнее — «мягкий» вариант Чудо-юда. Я не сомневался, что наш пахан придумал такой «мягкий» вариант, который оставил Соррилье примерно такой выбор, который бывает у пациента, которому предлагают либо поставить клистир, либо выпить столовую ложку касторки. И то, и другое неприятно, но каждое — по-своему.
У меня наконец-то появилась возможность побеседовать с Сергеем Сергеевичем, чтобы попытаться выяснить, за что он мне голову собирался откручивать. А то, когда открутит, уже не спросишь.
— Вас за рубеж отпускать — себя не уважать, — сообщил он с доброй улыбкой. — Вечно создаете проблемы. Правильно делала советская власть, что держала вас под колпаком. Балдежники! Все то же, что мы делаем сейчас едва ли не при полной засветке со стороны спецслужб и всей мировой прессы, можно было сделать тихо, не выползая на поверхность. Ты скажи-ка мне, друг любезный, зачем это вы, зная о том, что папа не давал санкции лезть на телеэкран, все-таки полезли? Я имею в виду случай с Хименесом. Тебе что, оклад спасателя на водах положили? Или медаль «За спасение утопающих» пообещали? Ну, исчез товарищ с поверхности воды. Вы купаетесь, молодые, веселые, здоровые, орете, плещетесь… Могли не увидеть или не обратить внимания? Могли. А вы суетесь. Ты суешься! Не дурак ведь, знаешь, что и в полицию могут пригласить для дачи показаний, и на пленку снять. Но лезешь! Дальше… Тут уж невестушка молодец. Романтика заиграла в каком-то месте! Но и с тебя вины не списываю. Ты мужик или нет? А если Ленке в следующий раз захочется в президентском дворце потрахаться? Что, тоже не сможешь отговорить? Я уж не говорю, как вам повезло, когда не Сифилитик вас, а вы его замочили. Даже если б вы просто в полицию угодили за вторжение в частное владение, можно было ждать неприятностей. А уж за то, как вы себя вели у сеньоры Дорадо, надо было разложить обоих да ремня всыпать!
Он посмотрел из-под мохнатых бровей, наморщил лобище и захохотал, довольный тем, что на моей физиономии отразился испуг.
— Боисся? — спросил Чудо-юдо, придав голосу некий псевдодеревенский акцент. — Правильно, что боисся. Боисся — значит, уважаешь!
Я все еще не мог понять, зол он на нас с Ленкой или нет, когда отец, посерьезнев, сказал:
— Ладно. Если уж совсем серьезно, то ты вел себя молодцом. И Елена тоже. Я ведь все знаю — от и до. Во многих случаях вам везло, но, как говорил Суворов, «надобно и уменье». В том, что сейчас у нас на руках так много полезных людей и вещей, — твоя заслуга немалая.
— Слушай, — спросил я, собравшись с духом, — ты можешь объяснить дураку, зачем нам вся эта экзотика: «Зомби-7», фонд О'Брайенов, перстни Аль-Мохадов?
— А ты еще не понял? — прищурился Чудо-юдо. — Миром володеть будем.
— Шутить изволите? — пробормотал я, кишками ощущая, что он сказал это даже больше чем всерьез, хотя и кривляясь по семейной привычке.
— Может, и шучу. А может, и нет… Русский человек не может жить примитивной целью. Если ему сказать: «Вань, живи смирно, зарабатывай деньги, корми семью, откладывай по копеечке, не пей водку сверх меры, воспитывай детей и молись Богу, чтоб войны не было — и будешь тем счастлив» , он не поверит. Все время будет искать смысл жизни. Ему обязательно чего-то еще захочется. Или в космос полететь, или в рыло кому-нибудь настучать.
— Украсть — так миллион, любить — так королеву… — вспомнил я старую присказку в той редакции, которую во сне услышал от Тани.
— Именно так! Суть русской души, которую все иноземцы уже второй век изучают и ни хрена понять не могут, есть тяга к невероятному и невозможному. Просто так жить скучно. Надо обязательно что-нибудь сотворить, отчебучить, накуролесить от души — вот тогда и счастлив. Даже если за это башку снесут и даже если это «что-то» никому на фиг не нужно. Вот такие мы люди…
— Но насчет «миром володеть» это фигурально или как?
— Не знаю. Посмотрим… Это еще перспектива. А сейчас надо о делах практических думать. То есть о ситуации на наших консультациях.
— Что ты им там предложил на бумажке?
— Ничего особенного. Передать нам захваченную ими Бетти Мэллори, выслать из страны Дэрка в 24 часа, запретить деятельность «G & К» на территории Хайди…
— Значит, они расправились с «джикеями» по твоей указке?
— Не совсем. Я просто организовал утечку информации по поводу фонда О'Брайенов. Хайдийцы увидели в этом надежду поправить финансовое положение и расплатиться с твоей колумбийской корпорацией. Вот и рванули ва-банк, а заодно решили разом прихлопнуть всех конкурентов, включая и «джикеев», и «койотов», и Сорокина. Хороший парень Сережа, но много на себя взял. Он ведь действительно мировой революцией одержим. И все то же, что и мы, искал по той же причине. Но силенки не рассчитал, надорвался… Зря он, конечно, со мной разминулся, может, по старой дружбе и нашли бы с ним общий язык. А теперь — все. Горшок об горшок. К тому же остался он, судя по всему, вдвоем с Брауном. Полегла его «сотня юных бойцов». И Стержнев погиб, и Веселов… А эти двое — ушли в подземелья. Сейчас их «тигры» ловят. Если не поленятся — может, и живыми возьмут. Только вряд ли. Браун еще может руки поднять, а Сарториус нет. Не та выучка.
— А если возьмут все-таки?
— Тогда я его выдерну от них и еще раз попробую с ним договориться. Не поймет меня — пусть не жалеет.
Он говорил так, как будто уже давным-давно и не один раз рассказывал мне о своем знакомстве с Сорокиным-Сарториусом. Между тем все, что я знал об этом знакомстве, было почерпнуто из дурацких снов, которые мы видели вместе с Таней. Это могло означать одно. Чудо-юдо знал действительно ВСЕ. Его информировала об этом моя микросхема. И можно было не спрашивать о том, откуда он, всего пару часов назад прилетев в Сан-Исидро, уже знает то, чего еще не знаю я. Например, о том, что Бетти Мэллори находится в руках хайдийского правительства. Микросхема, поставленная Сарториусом биологической маме Танечки-Вик, работает на моего отца. И он, перехватив инициативу, идет сейчас напролом. Туда, к «Бронированному трупу», к заветному сейфу с компьютером, позволяющим заполучить десятки миллиардов в свое бесконтрольное распоряжение… Вот так. Живешь рядом, думаешь, что твой папаша просто хитрый и умный пройдоха, а он — супермен в высшем понимании этого слова, то есть Сверхчеловек! А я так, что-то вроде когтя у него на пальце…
— Ладно, — сказал Сергей Сергеевич, как будто я все эти соображения произнес в полный голос, — не забивай себе голову. У нас сейчас будет второй тайм, где тебе придется играть поактивнее. Все, что они могут нам возразить, я знаю. Сейчас главное — твердость. Если они не увидят «железного босса», то постараются еще поюлить, повертеться, отложат решение вопроса до завтра или до послезавтра. А этого делать нельзя. Дэрк сейчас сидит в американском посольстве и трезвонит во все колокола. Конечно, нынче ему будет туго достучаться туда, куда прежде ногой дверь открывал. У него в Штатах много сильных врагов, и они ему спуску не дадут. Но все-таки друзья у него тоже еще есть. Если вопрос будет отложен до завтра, их станет больше. Послезавтра они могут найти способ перекупить здешнее правительство. Разумеется, в расчете на деньги О'Брайенов. Так что ты должен быть неумолим. И всем видом, слышишь, обалдуй, — всем видом! — должен показать, что у них нет другого выхода.
У меня наконец-то появилась возможность побеседовать с Сергеем Сергеевичем, чтобы попытаться выяснить, за что он мне голову собирался откручивать. А то, когда открутит, уже не спросишь.
— Вас за рубеж отпускать — себя не уважать, — сообщил он с доброй улыбкой. — Вечно создаете проблемы. Правильно делала советская власть, что держала вас под колпаком. Балдежники! Все то же, что мы делаем сейчас едва ли не при полной засветке со стороны спецслужб и всей мировой прессы, можно было сделать тихо, не выползая на поверхность. Ты скажи-ка мне, друг любезный, зачем это вы, зная о том, что папа не давал санкции лезть на телеэкран, все-таки полезли? Я имею в виду случай с Хименесом. Тебе что, оклад спасателя на водах положили? Или медаль «За спасение утопающих» пообещали? Ну, исчез товарищ с поверхности воды. Вы купаетесь, молодые, веселые, здоровые, орете, плещетесь… Могли не увидеть или не обратить внимания? Могли. А вы суетесь. Ты суешься! Не дурак ведь, знаешь, что и в полицию могут пригласить для дачи показаний, и на пленку снять. Но лезешь! Дальше… Тут уж невестушка молодец. Романтика заиграла в каком-то месте! Но и с тебя вины не списываю. Ты мужик или нет? А если Ленке в следующий раз захочется в президентском дворце потрахаться? Что, тоже не сможешь отговорить? Я уж не говорю, как вам повезло, когда не Сифилитик вас, а вы его замочили. Даже если б вы просто в полицию угодили за вторжение в частное владение, можно было ждать неприятностей. А уж за то, как вы себя вели у сеньоры Дорадо, надо было разложить обоих да ремня всыпать!
Он посмотрел из-под мохнатых бровей, наморщил лобище и захохотал, довольный тем, что на моей физиономии отразился испуг.
— Боисся? — спросил Чудо-юдо, придав голосу некий псевдодеревенский акцент. — Правильно, что боисся. Боисся — значит, уважаешь!
Я все еще не мог понять, зол он на нас с Ленкой или нет, когда отец, посерьезнев, сказал:
— Ладно. Если уж совсем серьезно, то ты вел себя молодцом. И Елена тоже. Я ведь все знаю — от и до. Во многих случаях вам везло, но, как говорил Суворов, «надобно и уменье». В том, что сейчас у нас на руках так много полезных людей и вещей, — твоя заслуга немалая.
— Слушай, — спросил я, собравшись с духом, — ты можешь объяснить дураку, зачем нам вся эта экзотика: «Зомби-7», фонд О'Брайенов, перстни Аль-Мохадов?
— А ты еще не понял? — прищурился Чудо-юдо. — Миром володеть будем.
— Шутить изволите? — пробормотал я, кишками ощущая, что он сказал это даже больше чем всерьез, хотя и кривляясь по семейной привычке.
— Может, и шучу. А может, и нет… Русский человек не может жить примитивной целью. Если ему сказать: «Вань, живи смирно, зарабатывай деньги, корми семью, откладывай по копеечке, не пей водку сверх меры, воспитывай детей и молись Богу, чтоб войны не было — и будешь тем счастлив» , он не поверит. Все время будет искать смысл жизни. Ему обязательно чего-то еще захочется. Или в космос полететь, или в рыло кому-нибудь настучать.
— Украсть — так миллион, любить — так королеву… — вспомнил я старую присказку в той редакции, которую во сне услышал от Тани.
— Именно так! Суть русской души, которую все иноземцы уже второй век изучают и ни хрена понять не могут, есть тяга к невероятному и невозможному. Просто так жить скучно. Надо обязательно что-нибудь сотворить, отчебучить, накуролесить от души — вот тогда и счастлив. Даже если за это башку снесут и даже если это «что-то» никому на фиг не нужно. Вот такие мы люди…
— Но насчет «миром володеть» это фигурально или как?
— Не знаю. Посмотрим… Это еще перспектива. А сейчас надо о делах практических думать. То есть о ситуации на наших консультациях.
— Что ты им там предложил на бумажке?
— Ничего особенного. Передать нам захваченную ими Бетти Мэллори, выслать из страны Дэрка в 24 часа, запретить деятельность «G & К» на территории Хайди…
— Значит, они расправились с «джикеями» по твоей указке?
— Не совсем. Я просто организовал утечку информации по поводу фонда О'Брайенов. Хайдийцы увидели в этом надежду поправить финансовое положение и расплатиться с твоей колумбийской корпорацией. Вот и рванули ва-банк, а заодно решили разом прихлопнуть всех конкурентов, включая и «джикеев», и «койотов», и Сорокина. Хороший парень Сережа, но много на себя взял. Он ведь действительно мировой революцией одержим. И все то же, что и мы, искал по той же причине. Но силенки не рассчитал, надорвался… Зря он, конечно, со мной разминулся, может, по старой дружбе и нашли бы с ним общий язык. А теперь — все. Горшок об горшок. К тому же остался он, судя по всему, вдвоем с Брауном. Полегла его «сотня юных бойцов». И Стержнев погиб, и Веселов… А эти двое — ушли в подземелья. Сейчас их «тигры» ловят. Если не поленятся — может, и живыми возьмут. Только вряд ли. Браун еще может руки поднять, а Сарториус нет. Не та выучка.
— А если возьмут все-таки?
— Тогда я его выдерну от них и еще раз попробую с ним договориться. Не поймет меня — пусть не жалеет.
Он говорил так, как будто уже давным-давно и не один раз рассказывал мне о своем знакомстве с Сорокиным-Сарториусом. Между тем все, что я знал об этом знакомстве, было почерпнуто из дурацких снов, которые мы видели вместе с Таней. Это могло означать одно. Чудо-юдо знал действительно ВСЕ. Его информировала об этом моя микросхема. И можно было не спрашивать о том, откуда он, всего пару часов назад прилетев в Сан-Исидро, уже знает то, чего еще не знаю я. Например, о том, что Бетти Мэллори находится в руках хайдийского правительства. Микросхема, поставленная Сарториусом биологической маме Танечки-Вик, работает на моего отца. И он, перехватив инициативу, идет сейчас напролом. Туда, к «Бронированному трупу», к заветному сейфу с компьютером, позволяющим заполучить десятки миллиардов в свое бесконтрольное распоряжение… Вот так. Живешь рядом, думаешь, что твой папаша просто хитрый и умный пройдоха, а он — супермен в высшем понимании этого слова, то есть Сверхчеловек! А я так, что-то вроде когтя у него на пальце…
— Ладно, — сказал Сергей Сергеевич, как будто я все эти соображения произнес в полный голос, — не забивай себе голову. У нас сейчас будет второй тайм, где тебе придется играть поактивнее. Все, что они могут нам возразить, я знаю. Сейчас главное — твердость. Если они не увидят «железного босса», то постараются еще поюлить, повертеться, отложат решение вопроса до завтра или до послезавтра. А этого делать нельзя. Дэрк сейчас сидит в американском посольстве и трезвонит во все колокола. Конечно, нынче ему будет туго достучаться туда, куда прежде ногой дверь открывал. У него в Штатах много сильных врагов, и они ему спуску не дадут. Но все-таки друзья у него тоже еще есть. Если вопрос будет отложен до завтра, их станет больше. Послезавтра они могут найти способ перекупить здешнее правительство. Разумеется, в расчете на деньги О'Брайенов. Так что ты должен быть неумолим. И всем видом, слышишь, обалдуй, — всем видом! — должен показать, что у них нет другого выхода.