Страница:
Я поставил кресло с Кармелой в вертикальное положение и похлопал Таню по замурзанным щекам.
— Кончай ржать, а то свихнешься, — посоветовал я.
— Кончила, — Таня согнала с лица улыбку, но смотрела все-таки весело. Мне уже ясно было, что кейс куда-то тю-тю.
— Ну, так чем ты так довольна? — спросил я.
— Смешно. Ты только что Дэрка пристрелил, его парня зарезал, а все зря. Кейс-то уже у Сереги Сорокина. А сам он вместе с Диком Брауном в американском посольстве. У них обоих паспорта в порядке. И за неуплату налогов их не разыскивают, как Дэрка, и связи есть кое-какие.
— Откуда ж они взялись? — удивился я.
— Оттуда, — Таня мотнула головой в дальний от двери конец комнаты, где просматривалось что-то вроде ниши электрораспределительного щита. — Там был лаз, через который можно попасть в личную подземную систему Лопеса.
— Кресла на самодвижущейся платформе? — вспомнил я. — Да ведь я на ней с Киской ездил… Неужели осталось?
— С киской или с сосиской, меня не колышет, — ухмыльнулась Таня, — а вот то, что твоего папочку нам удалось наколоть, меня радует. Несказанно радует, помереть теперь не страшно.
Я уже все понял. И не знал, что теперь делать. Убить ее? А толку? Даже душу не отведешь…
— Между прочим, — явно стараясь разозлить меня, продолжала Кармела, — там, в сейфе, лежал пузырек с «Зомби-7». Готовым. И он остался здесь, даже вместе со шприцем. И перстеньки тоже здесь остались… А знаешь, почему? Потому что на земле их не нужно. И отсюда их никто никогда не достанет.
— Ну, если захотят, — попытался я взбодриться, — достанут!
— Нет, не достанут! — упрямо улыбнулась Кармела. — Здесь, в нескольких десятках метров по прямой — центр управления «Бронированным трупом». Так вот, Сарториус, уходя, вскрыл секретную панель самоликвидации объекта. Через полчаса сработает та самая ядерная бомба, которую тут некогда потеряли американцы. Она не очень большая, объект хорошо забетонирован, пожалуй, даже выброса радиоактивных веществ не будет. Так, землетрясение в три-четыре балла по шкале Рихтера. Тебя устраивает?
— Шутки шутишь? — спросил я, хватая Таню за подбородок и глядя ей в глаза. Нет, не шутила… Смотрела нагло и весело.
— Не бойся! — чуть скривив рот, сказала она. — Это мгновенно и быстро. Фук! — и все. Испаримся.
— Где перстни и «Зомби-7»?
— Вон, на столике, можешь убедиться. Перстни лежали рядом с пузырьком, чуть поодаль — одноразовый шприц.
ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ НЕВОЗМОЖНОЕ
БОЛЬШОЙ ФИНАЛ
— Кончай ржать, а то свихнешься, — посоветовал я.
— Кончила, — Таня согнала с лица улыбку, но смотрела все-таки весело. Мне уже ясно было, что кейс куда-то тю-тю.
— Ну, так чем ты так довольна? — спросил я.
— Смешно. Ты только что Дэрка пристрелил, его парня зарезал, а все зря. Кейс-то уже у Сереги Сорокина. А сам он вместе с Диком Брауном в американском посольстве. У них обоих паспорта в порядке. И за неуплату налогов их не разыскивают, как Дэрка, и связи есть кое-какие.
— Откуда ж они взялись? — удивился я.
— Оттуда, — Таня мотнула головой в дальний от двери конец комнаты, где просматривалось что-то вроде ниши электрораспределительного щита. — Там был лаз, через который можно попасть в личную подземную систему Лопеса.
— Кресла на самодвижущейся платформе? — вспомнил я. — Да ведь я на ней с Киской ездил… Неужели осталось?
— С киской или с сосиской, меня не колышет, — ухмыльнулась Таня, — а вот то, что твоего папочку нам удалось наколоть, меня радует. Несказанно радует, помереть теперь не страшно.
Я уже все понял. И не знал, что теперь делать. Убить ее? А толку? Даже душу не отведешь…
— Между прочим, — явно стараясь разозлить меня, продолжала Кармела, — там, в сейфе, лежал пузырек с «Зомби-7». Готовым. И он остался здесь, даже вместе со шприцем. И перстеньки тоже здесь остались… А знаешь, почему? Потому что на земле их не нужно. И отсюда их никто никогда не достанет.
— Ну, если захотят, — попытался я взбодриться, — достанут!
— Нет, не достанут! — упрямо улыбнулась Кармела. — Здесь, в нескольких десятках метров по прямой — центр управления «Бронированным трупом». Так вот, Сарториус, уходя, вскрыл секретную панель самоликвидации объекта. Через полчаса сработает та самая ядерная бомба, которую тут некогда потеряли американцы. Она не очень большая, объект хорошо забетонирован, пожалуй, даже выброса радиоактивных веществ не будет. Так, землетрясение в три-четыре балла по шкале Рихтера. Тебя устраивает?
— Шутки шутишь? — спросил я, хватая Таню за подбородок и глядя ей в глаза. Нет, не шутила… Смотрела нагло и весело.
— Не бойся! — чуть скривив рот, сказала она. — Это мгновенно и быстро. Фук! — и все. Испаримся.
— Где перстни и «Зомби-7»?
— Вон, на столике, можешь убедиться. Перстни лежали рядом с пузырьком, чуть поодаль — одноразовый шприц.
ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ НЕВОЗМОЖНОЕ
Наверно, мозги у меня в этот момент уже понимали, что этот выход — единственный шанс. Я отчетливо вспомнил, как еще утром на «Дороти», когда яхта только подходила к лагуне Лос-Панчос, Чудо-юдо сказал: «Киска, перед тем как состыковать перстеньки на руках разноцветных девочек, вколола им одну дозу „Зомби-7“. Он мог сыграть роль усилителя внутренней энергии…»
Я взял пузырек в руки. Да, в нем было что-то желтоватое и на крышке фломастером было написано «Z-7». Это, однако, не гарантировало ровным счетом ничего, И я подумал, что не будет особого вреда, если я вколю его Кармеле. Я сломал колпачок на игле, проколол крышку пузырька, потянул поршень на себя…
Какая там доза? Плевать! Полпузырька в шприц.
— Ты зачем это? — спросила Таня без особого беспокойства.
— Как зачем? — ответил я с ухмылкой. — Сделаю из тебя послушную куклу и буду забавляться. Как-никак минут двадцать осталось…
Куда колоть? Кармела в гидрокостюме. В плечо куда-нибудь, по типу шприц-тюбика. Нет нужды заботиться о дезинфекции, все одно крышка, если что… Спрыснул каплю препарата через иголку, проколол резину гидрокостюма, вонзил иглу в плечо, вдавил поршень…
— Больно… — заметила Таня.
Я отошел и посмотрел. Если ее начнет корчить и мучить, то, значит, это была какая-то обманка, стало быть, она как раз промучается до атомного взрыва. То есть если по ее сведениям, то минут двадцать, не больше. А если это «Зомби-7», то небось как-нибудь да сработает… Авантюра! Но что делать?
Несколько минут Таня сидела неподвижно, с закрытыми глазами. Я даже подумал, уж не померла ли она как-нибудь тихо и спокойно.
Но тут глаза открылись. Теперь они были совсем иными. Неподвижными, неживыми. Сама Кармела была похожа на живую. Цвет лица не изменился, дышала, вены на прикованных к креслу руках пульсировали. А вот глаза были как у куклы.
— Ты слышишь меня? — спросил я.
— Да. — Это был голос робота, а не женщины.
— Ты можешь встать с кресла?
— Да.
— Встань!
Это надо было видеть. Кресло было из очень крепкой породы дерева. Уверен, что ко двору Лопеса некачественной продукции не поставляли. Наручники у «джикеев» тоже были не худшего качества. Крак! — оба подлокотника одним рывком были оторваны и от сиденья, и от спинки. Кармела смотрела на меня уже по-иному. Теперь в ее глазах появилось некое выражение полной преданности, такое, как у Мэри и Синди. Она ждала приказа, команды.
— Сними браслеты!
Мне бы ее силушку три часа назад! Обломки подлокотников с пристегнутыми к ним браслетами полетели на пол. А те половинки наручников, что оставались на руках, она сломала… большим и указательным пальцами.
Я решил, что больше экспериментировать не стоит. Вот они, перстенечки! Вогнутый плюс — на указательный палец Таниной правой руки, вогнутый минус — на указательный левой. Выпуклые — себе соответственно: плюс — на левую, минус — на правую…
Не стоит думать, будто я легко решился на соединение перстеньков. Сам-то я «Зомби-7» не вкалывал. У меня соответственно и сомнения были и все такое. Самым смешным мне показалось то обстоятельство, что выбора у меня нет. Или превращаться в смесь атомов азота, углерода и кислорода — из чего там состоит человеческий пар? — или, превратившись в какой-то энергетический вихрь, унестись черт знает куда, без особой гарантии, что там, куда улетишь, вновь превратишься в то, чем был, с головой, руками, ногами и прочими деталями.
А не врет ли красотка? Не прикидывается ли? Я осторожно взял автомат, кося взглядом на Таню, чтобы не пропустить в очередной раз ее коронный вырубающий удар. Но нет, она спокойно позволила мне поднять оружие.
Отступив от нее подальше, я снял пустой магазин и, все так же опасливо поглядывая на Кармелу, заменил его полным. Проверить?
Снял с предохранителя и навел прямо ей в лицо. Какая бы ни была у человека выдержка, глаза и мимика на это отреагируют… А она хоть бы что.
— Я убью тебя, — объявил я, вовсе не собираясь этого делать. Кармела не отреагировала. И все-таки не верилось…
— Встань на колени! — приказал я. — Возьмись рукой за ствол…
Она проделала это так, как проделал бы робот.
— Приставь ствол ко лбу!
Без проблем. В этот момент я понял, что стоит мне приказать ей нажать на спуск — и она это сделает.
— Отпусти ствол. Встань с колен. Сколько будет, если перемножить 7932 на 6745?
— 53 501 340. — Она ответила это через секунду.
Я хотел было проверить результат, но тут вовремя вспомнил, что заниматься этими бестолковыми вычислениями мне некогда.
— Сколько времени до взрыва? — спросил я.
— Ноль часов, десять минут, тридцать секунд.
Я машинально засек время: 21.50. Стало быть, взрыв будет ровно в 22.00.
И все-таки я не мог понять, почему Сарториус и Браун оставили здесь перстеньки и пузырек с «Зомби-7». Ведь знали же, что Таня остается наедине с «джикеями»…
— Почему ты не ушла с Сарториусом и Брауном?
— Не хотела. «Джикеи» убили маму. Я хотела отомстить. И кому-то надо было прикрыть отход. Я убила того, кто застрелил маму.
— Почему Сарториус и Браун оставили здесь перстни и пузырек?
— Потому что не хотели выносить их на поверхность.
— Ты сообщила Сарториусу код, открывающий кейс?
— Да.
— Зачем Сарториусу деньги О'Брайенов?
— Чтобы спасти мир от твоего отца.
Ладно, пусть спасают, если больше делать нечего. Мне надо от взрыва как-то уберечься. Как-никак всего пять минут осталось. Я рискнул и набрал остатки «Зомби-7» в шприц — 21.57. Воткнул иглу в плечо и вкатил себе препарат — 21.58. Взял Таню за руки и, уже чувствуя, что с организмом начинает твориться что-то необычное, состыковал перстеньки — 21.59.
В этот момент сверкнула ярчайшая вспышка. Я даже подумал на секунду, что опоздал… Но все-таки это была не внешняя, всесжигающая вспышка атомного взрыва, а некая внутренняя, которую я помнил по переносам «я» от негритенка Мануэля к донье Мерседес и от Мерседес к капитану О'Брайену. Но там в обоих случаях соединяли только по паре перстеньков, а кроме того, никто из них не получал доз «Зомби-7». И когда Белогорский — если это не смоделировал Чудо-юдо — соединил перстеньки, которые потом оказались у меня, тоже не было «Зомби-7».
Вспышка длилась секунду, не больше. После этого на сотую или десятую долю секунды я увидел Таню (только лицо, обращенное ко мне), а затем это изображение словно бы сдул некий вихрь.
Вихрь выглядел как некая полоса из бесчисленного множества разноцветных, сверкающих, мерцающих и несущихся куда-то линий. Нечто похожее можно видеть на экране телевизора, когда перематывается кассета видеомагнитофона. Эта искрящаяся масса неслась все быстрее и быстрее с каким-то невиданным, космическим ускорением. В то же время я начал ощущать, будто подхвачен этим вихрем, перестал чувствовать собственное тело, потерял вес и устойчивую форму. Затем угасло и вообще какое-либо представление о том, что я такое. Последней более или менее четкой мыслью было осознание своего превращения в часть энергетического потока, состоящего из неких элементарных частиц… И все. Дальше полный провал, ничего запомнить не сумел. И вряд ли сумел бы,
даже если бы очень старался. Скорее всего, я при всем желании не смог бызапомнить, что было дальше, так как на какое-то время ПЕРЕСТАЛ СУЩЕСТВОВАТЬ… Точнее, перестал быть человеком, имеющим линейные размеры, массу покоя, вещественный состав, анатомию, психику и физиологию. Я был чем-то иным, неизвестным, невозможным, с точки зрения рядового обывателя.
Впрочем, все это продлилось очень недолго. Начался обратный процесс. Он шел как бы зеркально, все явления повторялись, но в обратном направлении. Первым, что я увидел после провала, был все тот же сверкающий вихрь, но теперь его вращение становилось все более медленным и плавным, как движение останавливающейся карусели. Сплошной поток несущихся линий стал редеть, нет-нет да и проглядывали между этими линиями какие-то расплывчатые очертания, с каждым разом все более четкие. Вернулось ощущение веса, постепенно возвращалось чувство формы собственного тела, опять мигнула вспышка, мелькнуло лицо Тани, свистнуло в ушах, обдало потоком воздуха. В глазах мелькнули большие яркие звезды на темно-синем небе, а ноги, подчиняясь какому-то давно выработанному рефлексу, поддались, чтобы самортизировать удар… Плюх!
Соленые брызги поднялись столбом, я метра на три ушел под воду. Вынырнул, глотнул воздуха, ошалело повертел головой.
Я точно помнил, что не снимал с себя ни гидрокостюма, ни автомата, ни ножа. Но их не было. Как корова языком слизнула. Не было даже плавок — испарились навовсе. И что уж совсем любопытно — оба перстня, выпуклые «плюс» и «минус», исчезли, как будто их и не было.
Похоже, я находился… в сотне метров от пляжа «Каса бланки де Лос-Панчос». Почти у самой противоакульей сетки, с внутренней ее стороны. Отель был ярко освещен, а на пляже две пары вовсю стучали в волейбол. Кто-то хихикал в темноте, повизгивал, покачиваясь на небольших лагунных волнах.
— Таня! — позвал я, оглядываясь. Сзади плыл кто-то, я дождался и в отсветах фонарей с пляжа увидел лицо… Ленки.
— Какая Таня? — явно обалдев от того, что я назвал ее чужим женским именем, грозно спросила Хрюшка.
— А ты разве не улетела? — спросил я, что наверняка выглядело очень глупо.
— Куда ж я без тебя, кобеля растакого-то, улечу? У нас билеты только на завтра… Куда ты поплыл-то, чудила? Мы с тобой вон там раздевались, где темно… Сам же затеял голышом купаться. А теперь ему Таню подавай.
Доплыли. В этом углу пляжа действительно было полутемно, но разглядеть, что из воды вылезла Ленка, а не Таня, я все-таки сумел. Правда, пока не пощупал, все еще не верил…
— Ладно, ладно… — проворчала Хрюшка, — не подлизывайся, серое животное! Воздух на тебя здешний так действует, что ли? Хоть до номера доведи… Ишь, темперамент разыгрался!
— Какой темперамент? — пробормотал я. — Чего ты мелешь?
— Ой-ой! — запищала Ленка. — Заскромничал, Волчарочка… Ты меня только прошлой ночью раз шесть будил… Весь отпуск спать не давал, сукин сын.
Я промолчал. Мне уже стало ясно: опять что-то произошло. То ли Ленка беспардонно врет, выполняя очередные инструкции Чудо-юда, то ли я действительно прожил этот отпуск как бы в двух измерениях. Ведь говорила же Эухения о том, что солдаты во Вьетнаме, которым она давала сигареты с сушеной травкой «зомби», разделялись на «внешнего» и «внутреннего» человека с независимым сознанием и жизнью! То есть я, приехав сюда, вроде бы и не занимался ничем предосудительным. Нормально отдыхал, купался, загорал, нюхал цветочки и спал с законной женой. А во сне лазал по подземельям, дрался, стрелял и убивал… Впрочем, делать выводы было еще рано.
Одевшись, мы прошли мимо волейболистов. Точь-в-точь, как несколько дней назад с Таней. Когда пошли по ярко освещенной дорожке, я поглядел на свои ноги и бок. Еше утром — если, конечно, я не перепутал — там было полно ссадин и царапин. Таких, которые за неделю не проходят. Сейчас я их не увидел. И даже следов от них не имелось… Значит, все эти подземелья, подводные приключения, перестрелки — сон, миф, фантазия?
— Может, сегодня не пойдем играть в компьютер? — спросила Ленка таким тоном, будто я каждый вечер надоедал ей с этими играми.
— Хорошо, — согласился я и подумал, что вот оно, еще одно убедительное объяснение моей запутавшейся памяти. Играл-играл тут, понимаешь, во всякие «стрелялки-догонялки» и доигрался… Крыша чуть-чуть поехала. Перестает понимать, что было во сне, а что наяву.
Да, но ведь здесь, в «Каса бланке», полно народу, которые видели, какой шум тут поднялся, когда явились люди Перальты. Неужели они не запомнили сеньора Анхеля Родригеса?
Мы вошли в вестибюль, и первым встречным оказался хозяин Фелипе Морено под руку со своей благоверной супругой Мануэлей, которая к прежним девяноста килограммам живого веса прибавила за истекшие одиннадцать лет не менее полусотни.
— Буэнос ночес, сеньор Баринов! — поклонился экс-мэр. — Завтра собираетесь улетать? Жаль, за десять дней вы даже не успели посмотреть наш остров. Кстати, вы знакомы с моей супругой?
— Увы, не имел чести, — пробормотал я. — Позвольте представиться — Димитрий! А это моя супруга Елена.
— Очень приятно… Мануэла Морено, — снизошла рекордистка.
Мы прошли мимо портье в номер. Навстречу нам попалась Анита. Черт побери, она опять заметно удивилась! Приехал сюда с блондинкой, в промежутке привел брюнетку, а теперь опять блондинка? Правда, вслух она ничего не сказала, но такое удивление вряд ли могло иметь место на этом личике, если бы мы тихо и спокойно прожили тут десять дней…
В номере царил обычный беспорядок, свойственный нашему милому семейству. Мне как-то вдруг удивительно поверилось в то, что ничего, кроме дурных снов, на самом деле не было. Ленка отправилась под душ, а я присел в кресло недалеко от входной двери. В коридоре я услышал голоса. Это топало семейство Коллинзов: папа, мама и дите, пол которого я так и не определил.
— Папа, — пискнуло дите, — а почему земля тряслась?
— Видишь ли, Пат, — солидно ответил папа Мартин, — здешние острова вулканического происхождения, здесь нередки подземные толчки. То, что имело место в десять часов, просто небольшая подвижка горной массы…
Сердце у меня как-то екнуло. Значит, в десять часов, то бишь в 22.00, что-то все-таки тряхануло.
— Дима! — позвала Ленка. — Я шлепанцы забыла! Они под кроватью лежат, принеси, пожалуйста!
Я полез под кровать, нащупал один шлепанец, потом другой и вытянул наружу. Вместе с ними на свет божий показался обрезок дорогой белой ткани, из которой шьют приличные костюмы для приличных людей… Ручаюсь, это был лоскут, оставленный закройщиками, шившими парадный мундир для владельца 7/8 острова Хайди Анхеля Родригеса. К нему с одной стороны прилипла прядь черных волос. Таких не было ни у Ленки, ни у меня. Они были только у Тани…
Но это было еще не все. Когда я поглядел на Ленкины электронные часики, оставленные ею на краю кровати, то что-то заставило меня нажать на кнопку и переключить их с показа времени на показ числа и месяца — интуиция, наверное. Так вот, часы показывали 22.45 по местному времени, но… завтрашнего числа. То есть, конечно, сегодняшнего, но того, которое я считал завтрашним. Иными словами, кто-то вырезал из моей памяти целые сутки.
Я взял пузырек в руки. Да, в нем было что-то желтоватое и на крышке фломастером было написано «Z-7». Это, однако, не гарантировало ровным счетом ничего, И я подумал, что не будет особого вреда, если я вколю его Кармеле. Я сломал колпачок на игле, проколол крышку пузырька, потянул поршень на себя…
Какая там доза? Плевать! Полпузырька в шприц.
— Ты зачем это? — спросила Таня без особого беспокойства.
— Как зачем? — ответил я с ухмылкой. — Сделаю из тебя послушную куклу и буду забавляться. Как-никак минут двадцать осталось…
Куда колоть? Кармела в гидрокостюме. В плечо куда-нибудь, по типу шприц-тюбика. Нет нужды заботиться о дезинфекции, все одно крышка, если что… Спрыснул каплю препарата через иголку, проколол резину гидрокостюма, вонзил иглу в плечо, вдавил поршень…
— Больно… — заметила Таня.
Я отошел и посмотрел. Если ее начнет корчить и мучить, то, значит, это была какая-то обманка, стало быть, она как раз промучается до атомного взрыва. То есть если по ее сведениям, то минут двадцать, не больше. А если это «Зомби-7», то небось как-нибудь да сработает… Авантюра! Но что делать?
Несколько минут Таня сидела неподвижно, с закрытыми глазами. Я даже подумал, уж не померла ли она как-нибудь тихо и спокойно.
Но тут глаза открылись. Теперь они были совсем иными. Неподвижными, неживыми. Сама Кармела была похожа на живую. Цвет лица не изменился, дышала, вены на прикованных к креслу руках пульсировали. А вот глаза были как у куклы.
— Ты слышишь меня? — спросил я.
— Да. — Это был голос робота, а не женщины.
— Ты можешь встать с кресла?
— Да.
— Встань!
Это надо было видеть. Кресло было из очень крепкой породы дерева. Уверен, что ко двору Лопеса некачественной продукции не поставляли. Наручники у «джикеев» тоже были не худшего качества. Крак! — оба подлокотника одним рывком были оторваны и от сиденья, и от спинки. Кармела смотрела на меня уже по-иному. Теперь в ее глазах появилось некое выражение полной преданности, такое, как у Мэри и Синди. Она ждала приказа, команды.
— Сними браслеты!
Мне бы ее силушку три часа назад! Обломки подлокотников с пристегнутыми к ним браслетами полетели на пол. А те половинки наручников, что оставались на руках, она сломала… большим и указательным пальцами.
Я решил, что больше экспериментировать не стоит. Вот они, перстенечки! Вогнутый плюс — на указательный палец Таниной правой руки, вогнутый минус — на указательный левой. Выпуклые — себе соответственно: плюс — на левую, минус — на правую…
Не стоит думать, будто я легко решился на соединение перстеньков. Сам-то я «Зомби-7» не вкалывал. У меня соответственно и сомнения были и все такое. Самым смешным мне показалось то обстоятельство, что выбора у меня нет. Или превращаться в смесь атомов азота, углерода и кислорода — из чего там состоит человеческий пар? — или, превратившись в какой-то энергетический вихрь, унестись черт знает куда, без особой гарантии, что там, куда улетишь, вновь превратишься в то, чем был, с головой, руками, ногами и прочими деталями.
А не врет ли красотка? Не прикидывается ли? Я осторожно взял автомат, кося взглядом на Таню, чтобы не пропустить в очередной раз ее коронный вырубающий удар. Но нет, она спокойно позволила мне поднять оружие.
Отступив от нее подальше, я снял пустой магазин и, все так же опасливо поглядывая на Кармелу, заменил его полным. Проверить?
Снял с предохранителя и навел прямо ей в лицо. Какая бы ни была у человека выдержка, глаза и мимика на это отреагируют… А она хоть бы что.
— Я убью тебя, — объявил я, вовсе не собираясь этого делать. Кармела не отреагировала. И все-таки не верилось…
— Встань на колени! — приказал я. — Возьмись рукой за ствол…
Она проделала это так, как проделал бы робот.
— Приставь ствол ко лбу!
Без проблем. В этот момент я понял, что стоит мне приказать ей нажать на спуск — и она это сделает.
— Отпусти ствол. Встань с колен. Сколько будет, если перемножить 7932 на 6745?
— 53 501 340. — Она ответила это через секунду.
Я хотел было проверить результат, но тут вовремя вспомнил, что заниматься этими бестолковыми вычислениями мне некогда.
— Сколько времени до взрыва? — спросил я.
— Ноль часов, десять минут, тридцать секунд.
Я машинально засек время: 21.50. Стало быть, взрыв будет ровно в 22.00.
И все-таки я не мог понять, почему Сарториус и Браун оставили здесь перстеньки и пузырек с «Зомби-7». Ведь знали же, что Таня остается наедине с «джикеями»…
— Почему ты не ушла с Сарториусом и Брауном?
— Не хотела. «Джикеи» убили маму. Я хотела отомстить. И кому-то надо было прикрыть отход. Я убила того, кто застрелил маму.
— Почему Сарториус и Браун оставили здесь перстни и пузырек?
— Потому что не хотели выносить их на поверхность.
— Ты сообщила Сарториусу код, открывающий кейс?
— Да.
— Зачем Сарториусу деньги О'Брайенов?
— Чтобы спасти мир от твоего отца.
Ладно, пусть спасают, если больше делать нечего. Мне надо от взрыва как-то уберечься. Как-никак всего пять минут осталось. Я рискнул и набрал остатки «Зомби-7» в шприц — 21.57. Воткнул иглу в плечо и вкатил себе препарат — 21.58. Взял Таню за руки и, уже чувствуя, что с организмом начинает твориться что-то необычное, состыковал перстеньки — 21.59.
В этот момент сверкнула ярчайшая вспышка. Я даже подумал на секунду, что опоздал… Но все-таки это была не внешняя, всесжигающая вспышка атомного взрыва, а некая внутренняя, которую я помнил по переносам «я» от негритенка Мануэля к донье Мерседес и от Мерседес к капитану О'Брайену. Но там в обоих случаях соединяли только по паре перстеньков, а кроме того, никто из них не получал доз «Зомби-7». И когда Белогорский — если это не смоделировал Чудо-юдо — соединил перстеньки, которые потом оказались у меня, тоже не было «Зомби-7».
Вспышка длилась секунду, не больше. После этого на сотую или десятую долю секунды я увидел Таню (только лицо, обращенное ко мне), а затем это изображение словно бы сдул некий вихрь.
Вихрь выглядел как некая полоса из бесчисленного множества разноцветных, сверкающих, мерцающих и несущихся куда-то линий. Нечто похожее можно видеть на экране телевизора, когда перематывается кассета видеомагнитофона. Эта искрящаяся масса неслась все быстрее и быстрее с каким-то невиданным, космическим ускорением. В то же время я начал ощущать, будто подхвачен этим вихрем, перестал чувствовать собственное тело, потерял вес и устойчивую форму. Затем угасло и вообще какое-либо представление о том, что я такое. Последней более или менее четкой мыслью было осознание своего превращения в часть энергетического потока, состоящего из неких элементарных частиц… И все. Дальше полный провал, ничего запомнить не сумел. И вряд ли сумел бы,
даже если бы очень старался. Скорее всего, я при всем желании не смог бызапомнить, что было дальше, так как на какое-то время ПЕРЕСТАЛ СУЩЕСТВОВАТЬ… Точнее, перестал быть человеком, имеющим линейные размеры, массу покоя, вещественный состав, анатомию, психику и физиологию. Я был чем-то иным, неизвестным, невозможным, с точки зрения рядового обывателя.
Впрочем, все это продлилось очень недолго. Начался обратный процесс. Он шел как бы зеркально, все явления повторялись, но в обратном направлении. Первым, что я увидел после провала, был все тот же сверкающий вихрь, но теперь его вращение становилось все более медленным и плавным, как движение останавливающейся карусели. Сплошной поток несущихся линий стал редеть, нет-нет да и проглядывали между этими линиями какие-то расплывчатые очертания, с каждым разом все более четкие. Вернулось ощущение веса, постепенно возвращалось чувство формы собственного тела, опять мигнула вспышка, мелькнуло лицо Тани, свистнуло в ушах, обдало потоком воздуха. В глазах мелькнули большие яркие звезды на темно-синем небе, а ноги, подчиняясь какому-то давно выработанному рефлексу, поддались, чтобы самортизировать удар… Плюх!
Соленые брызги поднялись столбом, я метра на три ушел под воду. Вынырнул, глотнул воздуха, ошалело повертел головой.
Я точно помнил, что не снимал с себя ни гидрокостюма, ни автомата, ни ножа. Но их не было. Как корова языком слизнула. Не было даже плавок — испарились навовсе. И что уж совсем любопытно — оба перстня, выпуклые «плюс» и «минус», исчезли, как будто их и не было.
Похоже, я находился… в сотне метров от пляжа «Каса бланки де Лос-Панчос». Почти у самой противоакульей сетки, с внутренней ее стороны. Отель был ярко освещен, а на пляже две пары вовсю стучали в волейбол. Кто-то хихикал в темноте, повизгивал, покачиваясь на небольших лагунных волнах.
— Таня! — позвал я, оглядываясь. Сзади плыл кто-то, я дождался и в отсветах фонарей с пляжа увидел лицо… Ленки.
— Какая Таня? — явно обалдев от того, что я назвал ее чужим женским именем, грозно спросила Хрюшка.
— А ты разве не улетела? — спросил я, что наверняка выглядело очень глупо.
— Куда ж я без тебя, кобеля растакого-то, улечу? У нас билеты только на завтра… Куда ты поплыл-то, чудила? Мы с тобой вон там раздевались, где темно… Сам же затеял голышом купаться. А теперь ему Таню подавай.
Доплыли. В этом углу пляжа действительно было полутемно, но разглядеть, что из воды вылезла Ленка, а не Таня, я все-таки сумел. Правда, пока не пощупал, все еще не верил…
— Ладно, ладно… — проворчала Хрюшка, — не подлизывайся, серое животное! Воздух на тебя здешний так действует, что ли? Хоть до номера доведи… Ишь, темперамент разыгрался!
— Какой темперамент? — пробормотал я. — Чего ты мелешь?
— Ой-ой! — запищала Ленка. — Заскромничал, Волчарочка… Ты меня только прошлой ночью раз шесть будил… Весь отпуск спать не давал, сукин сын.
Я промолчал. Мне уже стало ясно: опять что-то произошло. То ли Ленка беспардонно врет, выполняя очередные инструкции Чудо-юда, то ли я действительно прожил этот отпуск как бы в двух измерениях. Ведь говорила же Эухения о том, что солдаты во Вьетнаме, которым она давала сигареты с сушеной травкой «зомби», разделялись на «внешнего» и «внутреннего» человека с независимым сознанием и жизнью! То есть я, приехав сюда, вроде бы и не занимался ничем предосудительным. Нормально отдыхал, купался, загорал, нюхал цветочки и спал с законной женой. А во сне лазал по подземельям, дрался, стрелял и убивал… Впрочем, делать выводы было еще рано.
Одевшись, мы прошли мимо волейболистов. Точь-в-точь, как несколько дней назад с Таней. Когда пошли по ярко освещенной дорожке, я поглядел на свои ноги и бок. Еше утром — если, конечно, я не перепутал — там было полно ссадин и царапин. Таких, которые за неделю не проходят. Сейчас я их не увидел. И даже следов от них не имелось… Значит, все эти подземелья, подводные приключения, перестрелки — сон, миф, фантазия?
— Может, сегодня не пойдем играть в компьютер? — спросила Ленка таким тоном, будто я каждый вечер надоедал ей с этими играми.
— Хорошо, — согласился я и подумал, что вот оно, еще одно убедительное объяснение моей запутавшейся памяти. Играл-играл тут, понимаешь, во всякие «стрелялки-догонялки» и доигрался… Крыша чуть-чуть поехала. Перестает понимать, что было во сне, а что наяву.
Да, но ведь здесь, в «Каса бланке», полно народу, которые видели, какой шум тут поднялся, когда явились люди Перальты. Неужели они не запомнили сеньора Анхеля Родригеса?
Мы вошли в вестибюль, и первым встречным оказался хозяин Фелипе Морено под руку со своей благоверной супругой Мануэлей, которая к прежним девяноста килограммам живого веса прибавила за истекшие одиннадцать лет не менее полусотни.
— Буэнос ночес, сеньор Баринов! — поклонился экс-мэр. — Завтра собираетесь улетать? Жаль, за десять дней вы даже не успели посмотреть наш остров. Кстати, вы знакомы с моей супругой?
— Увы, не имел чести, — пробормотал я. — Позвольте представиться — Димитрий! А это моя супруга Елена.
— Очень приятно… Мануэла Морено, — снизошла рекордистка.
Мы прошли мимо портье в номер. Навстречу нам попалась Анита. Черт побери, она опять заметно удивилась! Приехал сюда с блондинкой, в промежутке привел брюнетку, а теперь опять блондинка? Правда, вслух она ничего не сказала, но такое удивление вряд ли могло иметь место на этом личике, если бы мы тихо и спокойно прожили тут десять дней…
В номере царил обычный беспорядок, свойственный нашему милому семейству. Мне как-то вдруг удивительно поверилось в то, что ничего, кроме дурных снов, на самом деле не было. Ленка отправилась под душ, а я присел в кресло недалеко от входной двери. В коридоре я услышал голоса. Это топало семейство Коллинзов: папа, мама и дите, пол которого я так и не определил.
— Папа, — пискнуло дите, — а почему земля тряслась?
— Видишь ли, Пат, — солидно ответил папа Мартин, — здешние острова вулканического происхождения, здесь нередки подземные толчки. То, что имело место в десять часов, просто небольшая подвижка горной массы…
Сердце у меня как-то екнуло. Значит, в десять часов, то бишь в 22.00, что-то все-таки тряхануло.
— Дима! — позвала Ленка. — Я шлепанцы забыла! Они под кроватью лежат, принеси, пожалуйста!
Я полез под кровать, нащупал один шлепанец, потом другой и вытянул наружу. Вместе с ними на свет божий показался обрезок дорогой белой ткани, из которой шьют приличные костюмы для приличных людей… Ручаюсь, это был лоскут, оставленный закройщиками, шившими парадный мундир для владельца 7/8 острова Хайди Анхеля Родригеса. К нему с одной стороны прилипла прядь черных волос. Таких не было ни у Ленки, ни у меня. Они были только у Тани…
Но это было еще не все. Когда я поглядел на Ленкины электронные часики, оставленные ею на краю кровати, то что-то заставило меня нажать на кнопку и переключить их с показа времени на показ числа и месяца — интуиция, наверное. Так вот, часы показывали 22.45 по местному времени, но… завтрашнего числа. То есть, конечно, сегодняшнего, но того, которое я считал завтрашним. Иными словами, кто-то вырезал из моей памяти целые сутки.
БОЛЬШОЙ ФИНАЛ
Наверное, я бы задал Хрюшке немало вопросов. Может быть, она даже согласилась бы на них ответить. Но задать эти вопросы я просто не успел. С грохотом распахнулась дверь, и на пороге возник Чудо-юдо. В общем-то, отцу родному, благословлявшему меня на боевые подвиги, надо было хотя бы для виду порадоваться тому, что сынишка жив и здоров. Однако у него не нашлось для этого времени, тем более что он, должно быть, уже сутки назад знал, что все со мной обстоит благополучно. Это я его не видел, а он-то видел меня ВЧЕРА. Что произошло в эти стертые из моей памяти сутки? Аллах, наверно, ведает…
— Десять минут на сборы! — рявкнул Чудо-юдо, распахивая дверцы стенного шкафа и выбрасывая на постель мой «президентский» костюмчик, пошитый местными асами. Тот лоскуток, что я нашел под кроватью, был именно от такого же материала.
— Как десять минут? — перепуганно пискнула Хавронья, высовываясь из душа в намотанном полотенце. — Мы же брали билеты на завтра.
— Тебе сказано: десять минут! — Я таким папочку еще не видел. Впечатление было такое, что если через десять минут мы не будем готовы, генерал нас расстреляет на месте без суда и следствия.
Так или иначе, но я понял: что-то опять стряслось, вмешались какие-то непредвиденные обстоятельства и мы работаем по какому-нибудь аварийному, даже, скорее, «пожарному» варианту.
Я торопливо всунулся в штаны, натянул носки, влез в рубаху… Чудо-юдо смотрел на часы.
— Бросайте все ваши тряпки и сумки! — приказал он. — Только деньги и документы! Больше ни шиша! Все барахло компенсирую вам в Москве.
Ленка надела платье и аж со слезами поглядела на тряпки… В Москве, помнится, чуть не неделю их подбирала.
— Быстрее, быстрее! — рычал отец. Куда его хваленая вальяжность и хладнокровие подевались? Должно быть, крепко его на сей раз поджимают. Только вот кто?
— Все! — заорал он, едва Ленка надела туфли. — Идем!
Он буквально потащил нас к лифту, бесцеремонно отпихнув с дороги услужливого боя, и втолкнул в дверь кабины. Все несколько минут, что мы ехали в подземный гараж, он нервно барабанил пальцами по обшивке кабины, будто поторапливал лифт.
Едва двери открылись, как он чуть ли не вышвырнул нас из лифта. В гараже уже фырчал «Судзуки-Самурай» — джипенок не больше нашего «уазика», к тому же ухрюканный, будто на нем полгода ездил председатель отсталого колхоза. Чудо-юдо пихнул нас на заднее сиденье, а сам уселся впереди. За рулем был какой-то незнакомый мужик, скорее всего из конторы Перальты.
— В аэропорт! — приказал Чудо-юдо. Водила круто вывернул на пандус. «Самурай» выкатил на дорогу, ведущую к кольцевой автостраде, нырнул в путепровод, вышмыгнул из-под него, вывернул по «лепестку» — и дунул под 120.
— Ой! — ахнула Ленка, когда колумбиец так классно подрезал какую-то «Гранаду», что в Москве, наверно, ему бы полчаса били за это морду. Водила и дальше орудовал в таком же духе. Как мы не расплющились о некое штатовское чудище с капотом, как у «КрАЗа», — сам черт не разберет! И это при том, что время уже близилось к полуночи и машин на автостраде было не так много.
— Ч-черт! — прошипел Чудо-юдо, увидев что-то позади нас, когда машина выкатилась на развязку, ведущую к аэропорту.
Я оглянулся. За нами пер «Чероки-Ларедо», точь-в-точь такой, как у покойного Бернардо Сифилитика. Он был потяжелее, на лобещнике у него была наварена крепенькая «бодалка» из стальных труб, а дорожка, как это ни противно, шла по высокой, пятнадцати-двадцатиметровой насыпи, под которой через каменную трубу протекала грязнющая Рио-де-Санта-Исабель. Уклон был в сторону аэропорта, и были все опасения, что, если «Ларедо» нас боднет в борт на скорости, «Самурай» запросто полетит в речку. Опасности утонуть, конечно, не было, но вот расплющиться и сгореть — сколько угодно.
Чудо-юдо выдернул из-под сиденья «бизон-2» и коротко приказал:
— На пол!
Мне такие команды дважды повторять не надо. Облапив Ленку, я свалил ее на пол кабины, а Чудо-юдо со своим пистолетом-пулеметом залез на наше место.
Та-та-та-та! Гильзы посыпались мне на спину, послышались звонкий хлопок лопнувшего баллона, мерзкий скрежет голого колесного диска по асфальту, лязг, звон разбитых стекол, дребезжание сминаемого железа. Потом уже издали долетело: бум-м-м! У «Ларедо» взорвался бак.
С пола мы не поднимались до тех пор, пока Чудо-юдо не сказал:
— Все, приехали!
Я выбрался первым, затем Ленка и Чудо-юдо. Джип уже докатил до аэропорта, но только не до здания, а прямо до стоянки частных самолетов. Фары «Самурая» освещали реактивную, с двигателями на хвосте «птичку» типа «Гольфстрима», около которой нервно прохаживался сеньор Перальта.
— Слава Спасителю! — воскликнул он. — Как раз вовремя!
Ленка, я, водитель «Самурая», Чудо-юдо и Перальта — вот в таком порядке мы вбежали в неосвещенный салон самолета. В этом воздушном микроавтобусе уже было немало пассажиров, но места для нас оставались. Я уселся к иллюминатору, Ленка рядом.
Турбинки самолетика засвистели, он покатил по дорожке, выруливая на взлетную полосу. В это самое время где-то в паре километров на другом краю летного поля взвилась красная ракета. Замелькали фары нескольких машин, с разных сторон мчавшихся к нашему самолету. Но он уже выкатил на ВПП.
— Что ж он? — прошипел Чудо-юдо, сжимая кулаки. — Живее нельзя?
От здания аэропорта наперерез разгоняющемуся самолету на полной скорости несся тяжелый грузовик… Блин! Если не разминемся — полный абзац!
Но разминулись. Наша птичка опередила-таки грузовик и сорвалась с полосы в небо, оставив этого «рожденного ползать» с носом. Впрочем, водитель, как видно, и сам был не камикадзе, а потому, когда увидел, что не успевает, вовремя притормозил.
Ту-ту-ту-ту! — глуховато прозвучала где-то за хвостом самолета недлинная пулеметная очередь, и строчка трассеров прочиркала воздух где-то метрах в пяти под крылом.
— Поздно, батя! Улетели! — злорадно прошипел Чудо-юдо. Они с Перальтой сидели впереди нас.
— Классно! — произнес Перальта по-русски. — Ты гений, Серхио!
— Не сглазь, — ответил, помрачнев, отец. — У Соррильи истребители имеются…
— Исключено, — сказал Перальта, вновь переходя на испанский. — Одно дело
— захватить на земле самолет с наркотиками, которые они для нас уже приготовили, другое — сбить над океаном частный колумбийский самолет. У нас все документы в порядке. И вылет был разрешен. Наш парень, сидевший на связи, сообщил начальнику аэропорта о том, что вылет запрещается распоряжением президента, только после того, как мы вырулили на старт… Пока приказ дойдет до дежурных ПВО, мы уже выйдем из воздушного пространства Хайди.
— Ну, дай Бог, Даниэль! — Похоже, что Чудо-юдо успокаивался.
Из пилотской кабины вышел парень с усами, в рубашке с погончиками, при гастучке и доложил:
— Вышли из воздушного пространства Хайди, сеньор Перальта.
— Все! — торжественно сказал Чудо-юдо.
В салоне зажегся свет. Я осмотрелся. Оказывается, вместе с нами летела теплая компания: Сесар Мендес, Лусия Рохас, Эухения Дорадо с верной Ауророй, пара служащих «Rodriguez AnSo inc.» и… Таня-Кармела-Вик.
— У вас тут минералочки не найдется? — спросил Чудо-юдо.
— Пор фавор, компаньеро! — улыбнулся Перальта, нажал кнопочку и сказал в микрофончик, встроенный в сиденье: — Уна буттилья де борсоми!
Через минуту из хвостового закутка появилась стюардесса и принесла «буттилью» плюс пару бумажных стаканчиков одноразового пользования. Как это ни странно, но таинственное «борсоми» оказалось всего лишь боржомом, правда, в экспортной пластиковой бутылке с надписью «Borzomi». Чудо-юдо выхлебнул полный стакан, утер пот со лба и окончательно остыл.
Тут я решился напомнить о своем присутствии.
— Бать, ты бы ввел меня в курс дела, а? Чудо-юдо обернулся не сразу, потому что налил еще один стакан, но пить не стал, а подал его мне.
— На, попей. Успокой нервишки.
По правде сказать, я даже особо испугаться не успел. Все происходило на такой скорости, что опасность воспринималась лишь как короткие импульсы: могли врезаться — не врезались, могли нас спихнуть под откос — не спихнули, могли расшибить самолет о грузовик — не расшибли. Захватит дух — отпустит, опять захватит — опять отпустит… Но от водички я не отказался, и даже Ленке оставил.
— Вы бы объяснились все же, Сергей Сергеевич! — прямо-таки потребовала Хавронья. — Уж объясните, ради Бога, почему я до сих пор тут торчу, когда уже второй день как должна быть в Москве? И почему вы меня врать заставили? Сами заставили и сами все переиграли.
— Десять минут на сборы! — рявкнул Чудо-юдо, распахивая дверцы стенного шкафа и выбрасывая на постель мой «президентский» костюмчик, пошитый местными асами. Тот лоскуток, что я нашел под кроватью, был именно от такого же материала.
— Как десять минут? — перепуганно пискнула Хавронья, высовываясь из душа в намотанном полотенце. — Мы же брали билеты на завтра.
— Тебе сказано: десять минут! — Я таким папочку еще не видел. Впечатление было такое, что если через десять минут мы не будем готовы, генерал нас расстреляет на месте без суда и следствия.
Так или иначе, но я понял: что-то опять стряслось, вмешались какие-то непредвиденные обстоятельства и мы работаем по какому-нибудь аварийному, даже, скорее, «пожарному» варианту.
Я торопливо всунулся в штаны, натянул носки, влез в рубаху… Чудо-юдо смотрел на часы.
— Бросайте все ваши тряпки и сумки! — приказал он. — Только деньги и документы! Больше ни шиша! Все барахло компенсирую вам в Москве.
Ленка надела платье и аж со слезами поглядела на тряпки… В Москве, помнится, чуть не неделю их подбирала.
— Быстрее, быстрее! — рычал отец. Куда его хваленая вальяжность и хладнокровие подевались? Должно быть, крепко его на сей раз поджимают. Только вот кто?
— Все! — заорал он, едва Ленка надела туфли. — Идем!
Он буквально потащил нас к лифту, бесцеремонно отпихнув с дороги услужливого боя, и втолкнул в дверь кабины. Все несколько минут, что мы ехали в подземный гараж, он нервно барабанил пальцами по обшивке кабины, будто поторапливал лифт.
Едва двери открылись, как он чуть ли не вышвырнул нас из лифта. В гараже уже фырчал «Судзуки-Самурай» — джипенок не больше нашего «уазика», к тому же ухрюканный, будто на нем полгода ездил председатель отсталого колхоза. Чудо-юдо пихнул нас на заднее сиденье, а сам уселся впереди. За рулем был какой-то незнакомый мужик, скорее всего из конторы Перальты.
— В аэропорт! — приказал Чудо-юдо. Водила круто вывернул на пандус. «Самурай» выкатил на дорогу, ведущую к кольцевой автостраде, нырнул в путепровод, вышмыгнул из-под него, вывернул по «лепестку» — и дунул под 120.
— Ой! — ахнула Ленка, когда колумбиец так классно подрезал какую-то «Гранаду», что в Москве, наверно, ему бы полчаса били за это морду. Водила и дальше орудовал в таком же духе. Как мы не расплющились о некое штатовское чудище с капотом, как у «КрАЗа», — сам черт не разберет! И это при том, что время уже близилось к полуночи и машин на автостраде было не так много.
— Ч-черт! — прошипел Чудо-юдо, увидев что-то позади нас, когда машина выкатилась на развязку, ведущую к аэропорту.
Я оглянулся. За нами пер «Чероки-Ларедо», точь-в-точь такой, как у покойного Бернардо Сифилитика. Он был потяжелее, на лобещнике у него была наварена крепенькая «бодалка» из стальных труб, а дорожка, как это ни противно, шла по высокой, пятнадцати-двадцатиметровой насыпи, под которой через каменную трубу протекала грязнющая Рио-де-Санта-Исабель. Уклон был в сторону аэропорта, и были все опасения, что, если «Ларедо» нас боднет в борт на скорости, «Самурай» запросто полетит в речку. Опасности утонуть, конечно, не было, но вот расплющиться и сгореть — сколько угодно.
Чудо-юдо выдернул из-под сиденья «бизон-2» и коротко приказал:
— На пол!
Мне такие команды дважды повторять не надо. Облапив Ленку, я свалил ее на пол кабины, а Чудо-юдо со своим пистолетом-пулеметом залез на наше место.
Та-та-та-та! Гильзы посыпались мне на спину, послышались звонкий хлопок лопнувшего баллона, мерзкий скрежет голого колесного диска по асфальту, лязг, звон разбитых стекол, дребезжание сминаемого железа. Потом уже издали долетело: бум-м-м! У «Ларедо» взорвался бак.
С пола мы не поднимались до тех пор, пока Чудо-юдо не сказал:
— Все, приехали!
Я выбрался первым, затем Ленка и Чудо-юдо. Джип уже докатил до аэропорта, но только не до здания, а прямо до стоянки частных самолетов. Фары «Самурая» освещали реактивную, с двигателями на хвосте «птичку» типа «Гольфстрима», около которой нервно прохаживался сеньор Перальта.
— Слава Спасителю! — воскликнул он. — Как раз вовремя!
Ленка, я, водитель «Самурая», Чудо-юдо и Перальта — вот в таком порядке мы вбежали в неосвещенный салон самолета. В этом воздушном микроавтобусе уже было немало пассажиров, но места для нас оставались. Я уселся к иллюминатору, Ленка рядом.
Турбинки самолетика засвистели, он покатил по дорожке, выруливая на взлетную полосу. В это самое время где-то в паре километров на другом краю летного поля взвилась красная ракета. Замелькали фары нескольких машин, с разных сторон мчавшихся к нашему самолету. Но он уже выкатил на ВПП.
— Что ж он? — прошипел Чудо-юдо, сжимая кулаки. — Живее нельзя?
От здания аэропорта наперерез разгоняющемуся самолету на полной скорости несся тяжелый грузовик… Блин! Если не разминемся — полный абзац!
Но разминулись. Наша птичка опередила-таки грузовик и сорвалась с полосы в небо, оставив этого «рожденного ползать» с носом. Впрочем, водитель, как видно, и сам был не камикадзе, а потому, когда увидел, что не успевает, вовремя притормозил.
Ту-ту-ту-ту! — глуховато прозвучала где-то за хвостом самолета недлинная пулеметная очередь, и строчка трассеров прочиркала воздух где-то метрах в пяти под крылом.
— Поздно, батя! Улетели! — злорадно прошипел Чудо-юдо. Они с Перальтой сидели впереди нас.
— Классно! — произнес Перальта по-русски. — Ты гений, Серхио!
— Не сглазь, — ответил, помрачнев, отец. — У Соррильи истребители имеются…
— Исключено, — сказал Перальта, вновь переходя на испанский. — Одно дело
— захватить на земле самолет с наркотиками, которые они для нас уже приготовили, другое — сбить над океаном частный колумбийский самолет. У нас все документы в порядке. И вылет был разрешен. Наш парень, сидевший на связи, сообщил начальнику аэропорта о том, что вылет запрещается распоряжением президента, только после того, как мы вырулили на старт… Пока приказ дойдет до дежурных ПВО, мы уже выйдем из воздушного пространства Хайди.
— Ну, дай Бог, Даниэль! — Похоже, что Чудо-юдо успокаивался.
Из пилотской кабины вышел парень с усами, в рубашке с погончиками, при гастучке и доложил:
— Вышли из воздушного пространства Хайди, сеньор Перальта.
— Все! — торжественно сказал Чудо-юдо.
В салоне зажегся свет. Я осмотрелся. Оказывается, вместе с нами летела теплая компания: Сесар Мендес, Лусия Рохас, Эухения Дорадо с верной Ауророй, пара служащих «Rodriguez AnSo inc.» и… Таня-Кармела-Вик.
— У вас тут минералочки не найдется? — спросил Чудо-юдо.
— Пор фавор, компаньеро! — улыбнулся Перальта, нажал кнопочку и сказал в микрофончик, встроенный в сиденье: — Уна буттилья де борсоми!
Через минуту из хвостового закутка появилась стюардесса и принесла «буттилью» плюс пару бумажных стаканчиков одноразового пользования. Как это ни странно, но таинственное «борсоми» оказалось всего лишь боржомом, правда, в экспортной пластиковой бутылке с надписью «Borzomi». Чудо-юдо выхлебнул полный стакан, утер пот со лба и окончательно остыл.
Тут я решился напомнить о своем присутствии.
— Бать, ты бы ввел меня в курс дела, а? Чудо-юдо обернулся не сразу, потому что налил еще один стакан, но пить не стал, а подал его мне.
— На, попей. Успокой нервишки.
По правде сказать, я даже особо испугаться не успел. Все происходило на такой скорости, что опасность воспринималась лишь как короткие импульсы: могли врезаться — не врезались, могли нас спихнуть под откос — не спихнули, могли расшибить самолет о грузовик — не расшибли. Захватит дух — отпустит, опять захватит — опять отпустит… Но от водички я не отказался, и даже Ленке оставил.
— Вы бы объяснились все же, Сергей Сергеевич! — прямо-таки потребовала Хавронья. — Уж объясните, ради Бога, почему я до сих пор тут торчу, когда уже второй день как должна быть в Москве? И почему вы меня врать заставили? Сами заставили и сами все переиграли.