Еще давным-давно он понял, что наличие лифта в этом одноэтажном строении означает одно из двух: наличие подвального этажа или - что более вероятно - лифт ведет к "входу 808-В", в Убежища. Нет ничего удивительного в том, что у Великого Судьи был способ быстро скрыться в случае необходимости.
Послышалось тихое жужжание, затем звук скольжения. Когда двери открылись, из лифта хлынул свет. Марин вздрогнул: свет залил коридор и потревожил тени в большой комнате, через которую он только что прошел. Но он остался стоять неподвижно. И, когда двери раскрылись полностью, он шагнул внутрь.
Очутившись внутри, Марин снова ощутил дрожь, на этот раз - от облегчения. Панель управления была комбинационного типа - цифры от "О" до "9" и "пуск". На ней, как на электронном калькуляторе, можно было набрать любое количество этажей.
Марин набрал на панели сотню и нажал на пуск.
Дверь закрылась. Механизм тихо загудел. Лифт быстро пошел вниз. На нумерованных кнопках мерцали цветные огни. От первого до девятого этажа кнопки светились белым. На десятом цифры засветились по-разному - ноль был белым, а единица - красной. На одиннадцатом кнопка "I" стала красной слева и белой на правой половине. На сотом этаже, когда лифт остановился, единица стала синей, а ноль был красным и белым.
Дверь открылась, и Марин увидел типичный унылый коридор Убежищ. Он вышел с бластером наизготовку. На этом уровне провел в поисках немногим больше получаса - если заглядывание в большие пустые бетонные помещения и ходьбу по темным коридорам можно было назвать поисками. Он спустился вниз на один уровень, поднялся на два, спустился на четыре, и так далее.
Он шел с растущим чувством замешательства и не заметил, когда сверху за ним открылся скользящий люк, за которым показался гибкий металлический стержень, прицелился в него и... выстрелил чем-то.
Он продолжал идти, свернул в сторону по приказу голоса, доносившегося из скрытого устройства, и вскоре оказался на поворотном столе. Его восприятие в это время было полностью отключено, слышался только шепот механических устройств - тихий гул, звук, напоминающий тихое хихиканье, когда детали электронных думающих машин переговаривались между собой.
Никаких слов не было произнесено, но были записаны его мозговые вибрации, кратко изучены мыслительные процессы, и, наконец, в нейтральную структуру самого мозга были впечатаны три контрольных устройства.
Затем он был отпущен.
Марин продолжал идти, так и не узнав, что его поиски были прерваны. Незадолго до пяти часов утра, усталый и убежденный в том, что исследовать хотя бы часть Убежищ - и то не под силу одному человеку, он сел в лифт и выбрался на поверхность.
И снова - хотя, как ни странно, не так сильно - он испытал ощущение, что находится на грани открытия. Но ничего не произошло. Он оказался в саду. Вскоре он был уже в сотне футов от бунгало диктатора и понял, что, по крайней мере, удачно избежал опасности немедленного разоблачения.
В слабом свете зари он залез в кровать. И снова на него накатило сожаление о впустую потраченной ночи. Он снова шел, и ощущение все время было тем же; оно не менялось. Каким-то образом он прохлопал истину, и следовательно, пошел на опасный риск и не получил ничего.
Ничего...
Завтрак с Великим Судьей прошел без происшествий. О войне с Джорджией они не говорили.
Вскоре после завтрака Марин покинул Коттедж Судьи.
Снимая с тела Уэйда Траска маскировку, Марин мог мысленно перечислись только два важных происшествия, случившихся в течение его визита. Великий Судья выслушал его просьбу о помиловании Уэйда Траска. И Делинди тайно приходила к нему, чтобы утрясти детали их поездки в Азию.
Ему, привыкшему ничего не оставлять на волю случая, казалось, что любое из этих событий могло послужить причиной его приглашения к Великому Судье. Он вполне мог предположить, что разговор предыдущим вечером был инициирован самим Великим Судьей, а не Эдмундом Слэйтером. И посещение Делинди могло иметь три вероятных объяснения. С одной стороны, Великий Судья мог бесстрастно использовать собственную любовницу для того, чтобы она шпионила за своим бывшим возлюбленным, явно уверенный в том, что она будет действовать в интересах правителя планеты, а не одного из его бесчисленных подчиненных. С другой стороны, Делинди сама могла быть джорджианской шпионкой, использовавшей свое тело, чтобы заманить в Ловушку сначала Руководителя Группы, а затем и диктатора, ради интересов своей страны. Третья вероятность заключалась в том, что она действительно любила Дэвида Марина.
По сути дела, как осознал Марин, была и четвертая вероятность. Она могла быть пешкой Мозга, бессознательно выполняя задания этого механического существа, а сознательно просто являясь тем, что она есть.
Марин с тревогой отбросил эту мысль. Не потому, что она не имела никакого смысла. Просто она была слишком странной, и такое явление он не мог контролировать.
Не об этом ему следует думать утром его третьего дня, когда нужно еще так много сделать.
Глава 18
Марин открыл дверь квартиры Траска и вошел. Большая комната была ярко освещена утренним солнцем. На мгновение ему показалось, что в комнате никого нет. Затем из кресла в углу поднялась Рива Аллен. Издав восторженный вопль, она бросилась ему в объятия.
Она вертелась, крутилась, целовалась и вся извивалась от возбуждения. Внезапно она, казалось, что-то вспомнила, отстранилась и сказала приглушенным голосом:
- У меня есть инструкции от мистера Аралло, чтобы или вы, или я позвонила бы ему в тот момент, как вы войдете.
- А! - сказал Марин.
И вот так просто; день уже, казалось, не полностью принадлежит ему.
На несколько мгновений у него вдруг возникло странное, интенсивное восприятие этого мира вокруг него. Прежде всего, помещение, в котором он находился, было очень интимным - квартира Траска по праву найма, по сути дела, частная собственность, крепость, в которой, теоретически, никто не мог нанести ему вред - разве что только под эгидой закона. Кроме того, Траск располагал официальным правом на свободу вплоть до часа казни. И все же, несмотря на эти права, возможны были покушения на его время. В его действия могли вмешиваться тысячью различных способов; для него было жизненно важно в какой-то минимальной степени подчиниться желаниям всех этих вмешивающихся властей.
Он предположил, что Аралло будет недоволен тем, что он исчез на целый день, и на мгновение ощутил презрение Руководителя Групп к таким подчиненным, как Аралло, но затем вспомнил свою ситуацию. Нет смысла избегать выяснения этого вопроса.
Он нажал кнопку соединения и четким голосом произнес:
- Аралло, Тильден!
Надо было говорить четко, чтобы сработали электронные устройства, обеспечивающие связь только на основе произнесенного имени. Основанное на ранее известной технологии, это оборудование фирмы "Траск Электронике" ставилось в основном только у правительственных работников. Квартира самого Траска была единственным исключением. При нажатии кнопки активировался сервомеханизм, который записывал произнесенные слова. Другой механизм чертил график электрических импульсов, созданных звуком. Затем сканнер исследовал график и классифицировал его по определенным группам звуков. Сервомеханизм отбрасывал все остальные группы звуков, а сканнер просматривал трехмерные пластиковые модели графика, сконструированные заранее, и из примерно двадцати сходных выбирал ту, которая представляла собой звук слова "Тильден Аралло". Другой сервомеханизм последовательно выбирал другую трехмерную пластиковую модель, на этот раз соответствующую телефонному номеру, и процесс доводился до того шага, когда еще один сервомеханизм электрическим способом набирал желаемый номер. Сходная технология использовалась для автоматического перевода с языка на язык и для наговаривания текста на пишущую машинку.
После незначительной паузы этот замысловатый процесс был завершен. Включился настенный экран, и на нем появилось мужское лицо.
- А, это вы, Траск, - сказал Тильден Аралло с экрана.
Он казался неприветливым и невеселым, хотя и оживленным.
Нахмуренные брови, губы поджаты, глаза серьезны. У него был вид человека, озабоченного серьезными проблемами.
- Рива сказала, что вы хотели со мной поговорить, - мягко проговорил Марин.
Аралло кивнул.
- Я хочу вам напомнить, что сегодня вечером состоится очередное собрание группы.
Марин ничего не ответил. Судя по поведению собеседника, вчерашнее исчезновение Траска на целый день способствовало потере благосклонности к нему группы. Он ждал.
- Я ожидаю, что вы на нем будете присутствовать, - продолжал Аралло.
- Не вижу причин, почему бы нет, - ответил Марин.
- Честно говоря, я тоже не вижу, - сказал Аралло и, поколебавшись, добавил. - Я бы предложил вам придерживаться духа дружеского общения, - и с этим он отключился.
Марин сидел молча. Слова и настроение Аралло, казалось, предвещали будущие трудности, которые могли стать серьезной помехой его планам. И все же здесь он практически ничего не мог поделать. О настоящем общении и речи не могло быть. Он выбросил это из головы. Повернувшись, он сказал Риве:
- Я хочу заняться делами в кабинете и не желаю, чтобы меня тревожили.
Он собирался было отвернуться от нее, но по выражению ее лица понял, что был слишком резок с девушкой. Он сказал:
- Сегодня вечером я буду свободен, дорогуша.
Покачав головой, она проговорила с горечью:
- Тебе не удастся меня одурачить. Ты уже мертв.
Она подтолкнула его к двери кабинета.
- Ладно, делай свою работу. Ты бы хотел, чтобы я приготовила ленч?
- Да, - ответил Марин, обрадованный ее готовностью к сотрудничеству.
Тем не менее, закрыв дверь кабинета, он с удивлением осознал, что все еще дрожит. Он не стал тратить время на исследование этого ощущения, поспешно припер дверь стулом, открыл вход в тайную лабораторию и вошел.
Блеск стекла, сверкание инструментов, длинный поблескивающий стол это сразу бросалось в глаза. А на полу...
Одного взгляда Марину было достаточно. Тело - его тело - было в сознании.
Он подошел к нему и посмотрел на своего пленника. Глаза связанного беспокойно его оглядели - хотя скоре с раздражением, чем со страхом.
- Ты меня слышишь? - спросил Марин.
Мужчина на полу кивнул головой.
- Я хочу, чтобы ты сообщил мне, куда ты перевез свое изобретение из "Лабораторий Траска" после того, как оставил меня там.
С легкой циничной улыбкой тот тряхнул головой, затем попытался вытолкнуть кляп.
Марин наклонился и, не забывая о том, какими крепкими были его собственные зубы, осторожно вытащил тряпку. Затем он встал на колени, приготовясь в случае чего снова заткнуть пленнику рот.
- Как тебе удалось заманить самого себя в ловушку? - спросил он с любопытством.
Траск уныло посмотрел на него.
- Теперь, когда ты подошел ближе, я вижу, что ты не носишь мои очки.
Марин уже почти забыл о том эпизоде, когда избавился от очков. Теперь что-то начало для него проясняться. Он кивнул.
- Это произошло внезапно, - напряженным тоном проговорил Траск, - Я пришел сюда, чтобы захватить некоторое оборудование, и - ни с того, ни с сего - у меня ухудшилось зрение.
Я наткнулся на заднюю часть часов, ухватился за них и, должно быть, закоротил какие-то провода. Это вышибло у меня сознание.
Идиотский несчастный случай.
Это воспоминание, казалось, его расстроило. Но Марин почти не обратил на это внимания. Несчастный случай! Не этот ли случай вызвал включение механизмов, из-за которых световые линии полезли из циферблата к его кровати?
Если это так, то становилось еще труднее объяснить эти проблемы.., в которых по сути дела и так не было никакой определенности.
- Дэвид, разве ты не видишь, что это величайшее открытие? - проговорил Траск приглушенным голосом. - Пользуясь только одним направлением аспектом зрения - мы с тобой изменили науку психологии!
Марин пожал плечами. Он прохладно воспринял этот аргумент.
- Психология - это не наука, - авторитетно заявил он. - В ней можно только высказывать мнения, и одна группа никогда не примет мнения другой. Мы отказались от использования психологов в вооруженных силах, разве что только в качестве младших техников под началом солдат.
Траск, казалось, его не слышал.
- Сколько времени... - проговорил он напряженным голосом. - Сколько времена на это потребовалось? Чтобы твое зрение восстановилось.., я имею в виду?
- Часов пятнадцать, - кратко ответил Марин.
- То же самое и со мной, - триумфально заявил Траск. Он сел несмотря на то, что был связан. - Дэвид, разве ты не понимаешь, что это значит? То, что здесь играет роль отношение человека, его философия! С тех пор как я себя помню, я всегда сторонился мира действий. Я был мыслителем, наблюдавшим... с безопасного расстояния. Ученым, наблюдателем, зрителем.
И по причине этой модели поведения мои глаза стали близорукими.
Марин на мгновение заинтересовался тем фактом, что этот человек в столь ужасный период своей жизни способен думать о научных аспектах своего изобретения. Этот ученый сухарь начал казаться ему более человечным. Марин почувствовал, что оттаивает - но лишь отчасти. Он спросил мягким голосом:
- Траск, куда ты дел изобретение? Мне оно нужно.
Возбуждение погасло в глазах Траска. Он мрачно смотрел на Марина.
- Дэвид, мы теперь партнеры, хочешь ты того, или нет. Разве ты этого не понимаешь?
Марин покачал головой.
- Ты будешь делать так, как я скажу. Вот это я понимаю.
- Все, что мне нужно делать, - заявил Траск. - это ничего не делать, и через четыре дня ты отправишься в Конвертер. Так что мое положение довольно выигрышное, - темные глаза, смотревшие на Марина, слегка сузились, будто бы он хотел определить, что Марину нужно на самом деле.
- У меня нет времени на препирательства, - отрезал Марин. - Чем больше препятствий ты будешь ставить у меня на пути, тем меньше желания у меня будет помогать тебе.., потом. Повторяю, и это последний раз, когда я тебя спрашиваю! Где оборудование?
Траск пристально уставился на него. Он выглядел потрясенным до глубины души.
- Ты, чертов негодяй! - чуть ли не всхлипнул он. - Я знаю этот тон. Я сразу распознаю убийцу по тону его голоса. Но ты не можешь нанести вред своему собственному телу.
Марин ждал. Являясь орудием правительства, он убивал. И, несомненно, будет убивать снова и снова. Траск сам усугублял свой страх, предполагая, что ради своих личных целей человек может постараться ничуть не хуже, чем если бы он действовал просто как правительственный агент.
- Послушай, - с отчаяньем заговорил Траск, - если бы у меня было время, я мог бы убедить тебя, что эта комбинация группы и идей свободного предпринимательства имеет столько же недостатков, как и каждая система по отдельности, - он, должно быть, решил, что Марин собирается его перебить, поэтому затараторил с невероятной быстротой. - Дэвид, если бы мы искали супермена, нам нужно было бы начать с готовности встретиться со смертью в любое мгновение. И прежде всего за данными мы обратимся к действующей армии. Там мы наблюдаем невероятный феномен - люди на пике своих возможностей, натренированные, чтобы сражаться со смертью. Когда гениальный лидер видит это, у него возникает опьяняющее ощущение потенциальной мощи человеческих существ. Он может зрительно представить себе массы людей, организованных для достижения великих целей. Однако на практике, похоже, это не работает. Выдерни человека из военной среды - и он теряет все величие, которое получает от окружающей его среды. Пять тысяч лет войн доказали, что армия - это не способ жизни для самодостаточного человека, который, тем не менее, признает свою взаимозависимость с другими людьми.
Он помолчал, явно чувствуя себя несчастным.
- Я вижу, что не очень-то тебя убеждаю, - признался он. - Ты верен Великому Судье, и... - он прервался. - Дэвид, ты когда-нибудь спрашивал себя, откуда взялся Великий Судья? Каково его прошлое? Только, пожалуйста, не лепи мне стандартные ответы из официальной истории. Родился в той части Советов, которая называется сейчас Джорджией, воспитывался в семье инженера, стал армейским офицером. Не эту часть. Ты встречал где-нибудь информацию, которая заполнила бы промежуток между полковником Иваном Проковым и Великим Судьей? Я, честно говоря, не встречал, а я предпочитаю жизненные истории, которые обладают непрерывностью.
- Я могу предоставить тебе эту информацию, - терпеливо ответил Марин. - Это был довольно текучий период в жизни вооруженных сил Объединенных Западных Держав. С течением войны русские полевые офицеры поняли то, что, по-видимому, было недоступно пониманию верховного главнокомандования: что у простого солдата терпение практически кончилось. Ведомые полковником Иваном Проковым, они...
Он замолчал, потому что Траск смотрел на него с ухмылкой.
- Ты, конечно, знаешь свой катехизис назубок, не правда ли? Но, друг мой, как объяснить тот факт, что человек, которому двадцать пять лет назад было почти пятьдесят, сейчас выглядит на тридцать восемь? - он изучающе смотрел на Марина. - Есть какие-либо комментарии?
Марин колебался. У него не было настроения продолжать эту дискуссию, которую он считал бесплодной. Но он вспоминал период, когда он только привыкал к телу Траска. Подобные сновидениям воспоминания - та сцена, когда явно умиравший мужчина просил помощи. Этот случай вполне мог бы стать ключом к прошлому Траска.
Он кратко описал Траску эту сцену и сказал:
- Я так понял, что он мог бы получить помощь, но только в том случае, если бы сказал, почему он болен. Что с ним произошло?
- Это один из моих ранних экспериментов по самодостаточности, - сказал Траск.
- И что доказал этот эксперимент?
Траск нахмурился.
- Это мир недотеп, Дэвид. Огромный процент людей глубоко нуждается в том, чтобы кто-то говорил им, что делать, что думать, что чувствовать и во что верить, и они скорее умрут, чем осознают, что они сами ответственны за свои болезни, неудачи и прочие недостатки. Нам необходимо это изменить. Мы должны создать систему, в которой люди взаимозависимы и в которой авторитет в какой-либо области является просто источником информации для равных себе.
- Этот человек умер?
- Нет, - Траск пожал плечами. - Когда он впал в кому, мы выполнили свою роль заменителя папаши и мамаши и спасли его.
Марин кивнул. Перед тем как перейти к главному вопросу, ему надо было уточнить еще кое-что.
- Где проводились эти эксперименты?
- В Джорджии. Королева и ее сестра, которая тогда была подростком, поощряли любые эксперименты на живых людях, и, поскольку они не задавали слишком много вопросов, я переехал в Джорджию и жил там в течение трех лет.
- За эти три года, - спросил Марин, - с кем ты там был связан?
Траск искательно посмотрел на него, затем слегка съежился.
- У тебя что-то на уме, - обеспокоенно пробормотал он, - Я это вижу. Но я все равно тебе скажу. Прекраснейшие люди, которых я когда-либо встречал, идеалисты, возможно. Но они признавали ценность моих идей относительно того, как люди должны жить вместе. Они побуждали меня экспериментировать.
- Как ты встретился с этими людьми? - спросил Марин с любопытством.
- Двух мужчин и одну женщину я встретил в колледже. Мы могли разговаривать часами. Конечно, тогда мои идеи еще не были доведены до совершенства.
- Ты поехал в Джорджию сразу после университета?
- Нет. Только после того, как разработал резонансное устройство с камерами бесконечного эха, которое сделало возможным теле- и радиовещание по всему миру без всяких искажений.
Это дало мне все деньги, которые мне были нужны. Я был свободен и мог продолжать исследования.
- И тогда ты разыскал этих людей?
Траск заколебался, затем раздраженно заметил:
- Послушай, я стараюсь быть с тобой совершенно честным.
Но все это не относится к делу. Я с радостью расскажу тебе об этом когда-нибудь.
- Ладно, - Марин кивнул. - Но сначала еще два вопроса.
- Давай, - Траск, казалось, совершенно смирился с происходящим.
- Там было много - этих.., идеалистов.., в Джорджии?
- Я встречался сотнями с двумя, - ответил Траск. - У меня было впечатление, что их тысячи. Они, похоже, знали людей со всего света.
- Вопрос второй, - сказал Марин. - Ты рассказал им о своем изобретении, при помощи которого можно поменять себя с другой личностью?
Траск покачал головой.
- Не напрямую.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну... - ученый выглядел несчастным. - Я действительно намекал, что работаю над кое-чем значительным. Но я избегал их вопросов на эту тему.
- Почему?
- Ну... - Траск внезапно задумался. - Я понимаю, к чему ты ведешь. Почему я не доверял им, если они такие достойные?
Я думаю, в этом виноват мой комплекс изобретателя. Кроме того, я считал, что некоторые из них слегка склонны к насилию. Я мог себе представить, как эти индивидуумы силой добиваются обмена телами, и, честно говоря, я считал, что изобретатель столь значимого для истории новшества имеет право на свой голос относительно его использования и влияния, - он хрипло рассмеялся. - Я еще не понимал тогда, что скоро мне придется действовать безумно быстро.
- Чересчур безумно, судя по всему, - мрачно заметил Марин.
Но он испытал невероятное облегчение, услышав все это. Теперь он уже частично представлял себе ситуацию. Мышление Траска представляло собой любопытную смесь идеализма гения и вполне практичного восприятия жизни. Группа, которая его заполучила, обнаружила, что его ум обладает настолько невероятной выносливостью, что они не стали даже пытаться загружать его своими собственными идеями. Они, несомненно, не испытывали к нему доверия, и он даже не являлся членом их организации. Они держали его на длинном поводке, но это оставляло ему много места для маневра.
Траск продолжал говорить.
- Дэвид, - настойчиво твердил он, - ты не понимаешь, как далеко мы отошли от идеи, согласно которой человеческое существо имеет право на признание присущего ему личного достоинства. Сведенная к простейшей формуле, эта идея состоит в следующем: если ты нарушаешь права одного человека, ты нарушаешь права всех. Я под этим подписываюсь.
- Я так понимаю, - заметил Марин, - что этот трюк по обмену тел, который ты сыграл со мной, не является нарушением твоего кодекса чести.
Последовало молчание. В возбуждении спора Траск явно забыл об этом пункте. Наконец он медленно проговорил:
- Сейчас в моей жизни наступил огромный кризис. Человек, который изобрел устройство, призванное изменить историю человеческой расы, - это особая ситуация.
Внезапно он замолчал. Выражение его лица, казалось, говорило о том, что его собственные слова поразили его и подали ему новую идею. Внезапно его лицо покрылось испариной.
Марину пришло в голову, что это его тело испытывает ощущения, напрягается, потеет по мере того, как сущность Треска переживает одну мысль за другой. Это казалось кощунством, загрязнением этого когда-то сильного и здорового тела.
Затем Траск опять заговорил. Поразительная реальность обмена телами отступила перед смыслом его слов. Он хрипло прошептал:
- Дэвид, тебе не придется применять пытки. Я отдам тебе изобретение. И покажу, как им пользоваться.
Глава 19
Марин ждал. Он был поражен, но не убежден. Людей, стоящих перед лицом вечности, по типу реакции можно условно разделить на три группы: они могут быть тихими и застывшими; могут неуемно проявлять эмоции самого разного свойства; наконец, они могут добродушно балагурить. Эти последние обычно были сторонниками оппозиционной философии. Они вступили в игру, проиграли и принимали свою судьбу с шуткой и кривой улыбкой.
Траск начинал вести себя, как эмоциональный тип.
- В тот момент, когда ты овладеешь управлением изобретения, - мрачно заявил он, - ты встанешь на перекрестке истории, ты сможешь изменять мир в соответствии со своими воззрениями. Поэтому у тебя нет никакой альтернативы, кроме как действовать так, как действовал я.
Внезапно став спокойным и решительным, он взглянул на пленившего его человека.
- Ты меня убьешь, конечно, - задумчиво сказал он. - Хотя это зависит... Может, ты сможешь меня использовать.
Этот Траск был так непохож на прежнего, и говорил так убедительно, что на мгновение Марин обратил свой мысленный взгляд в том направлении, куда указывали его слова... И затем, потрясенный, он больше не стал смотреть туда.
... Предательство, личные амбиции, месть - вот что он там увидел. Были, конечно, и идеалы, но туманные.
Он натянуто заметил:
- Это догмат групповой идеи - что человек должен добровольно подчиняться ради блага группы.
Траск ухмыльнулся. Он, казалось, уже пришел в себя и снова чувствовал себя свободным - внутренне, конечно.
- Дэвид, групповая идея не настолько значительна и фундаментальна, чтобы с ее помощью можно было добиться от индивидуума такого вида лояльности. Единственная сила, которая может этого достичь, - это убежденность индивидуума в том, что он является перманентной сущностью в рамках вечности.
- А, - заметил Марин, - движение "назад к Богу".
Это замечание не заставило Траска утратить хорошее расположение духа.
- Я этого не говорил. Я просто сделал логическое утверждение.
Однако, несмотря на по-прежнему добродушный вид, он, должно быть, был уязвлен, потому что первым нарушил тишину.
- Изобретение - в твоем прыголете, - кратко сказал он.
Марин уставился на него.
Послышалось тихое жужжание, затем звук скольжения. Когда двери открылись, из лифта хлынул свет. Марин вздрогнул: свет залил коридор и потревожил тени в большой комнате, через которую он только что прошел. Но он остался стоять неподвижно. И, когда двери раскрылись полностью, он шагнул внутрь.
Очутившись внутри, Марин снова ощутил дрожь, на этот раз - от облегчения. Панель управления была комбинационного типа - цифры от "О" до "9" и "пуск". На ней, как на электронном калькуляторе, можно было набрать любое количество этажей.
Марин набрал на панели сотню и нажал на пуск.
Дверь закрылась. Механизм тихо загудел. Лифт быстро пошел вниз. На нумерованных кнопках мерцали цветные огни. От первого до девятого этажа кнопки светились белым. На десятом цифры засветились по-разному - ноль был белым, а единица - красной. На одиннадцатом кнопка "I" стала красной слева и белой на правой половине. На сотом этаже, когда лифт остановился, единица стала синей, а ноль был красным и белым.
Дверь открылась, и Марин увидел типичный унылый коридор Убежищ. Он вышел с бластером наизготовку. На этом уровне провел в поисках немногим больше получаса - если заглядывание в большие пустые бетонные помещения и ходьбу по темным коридорам можно было назвать поисками. Он спустился вниз на один уровень, поднялся на два, спустился на четыре, и так далее.
Он шел с растущим чувством замешательства и не заметил, когда сверху за ним открылся скользящий люк, за которым показался гибкий металлический стержень, прицелился в него и... выстрелил чем-то.
Он продолжал идти, свернул в сторону по приказу голоса, доносившегося из скрытого устройства, и вскоре оказался на поворотном столе. Его восприятие в это время было полностью отключено, слышался только шепот механических устройств - тихий гул, звук, напоминающий тихое хихиканье, когда детали электронных думающих машин переговаривались между собой.
Никаких слов не было произнесено, но были записаны его мозговые вибрации, кратко изучены мыслительные процессы, и, наконец, в нейтральную структуру самого мозга были впечатаны три контрольных устройства.
Затем он был отпущен.
Марин продолжал идти, так и не узнав, что его поиски были прерваны. Незадолго до пяти часов утра, усталый и убежденный в том, что исследовать хотя бы часть Убежищ - и то не под силу одному человеку, он сел в лифт и выбрался на поверхность.
И снова - хотя, как ни странно, не так сильно - он испытал ощущение, что находится на грани открытия. Но ничего не произошло. Он оказался в саду. Вскоре он был уже в сотне футов от бунгало диктатора и понял, что, по крайней мере, удачно избежал опасности немедленного разоблачения.
В слабом свете зари он залез в кровать. И снова на него накатило сожаление о впустую потраченной ночи. Он снова шел, и ощущение все время было тем же; оно не менялось. Каким-то образом он прохлопал истину, и следовательно, пошел на опасный риск и не получил ничего.
Ничего...
Завтрак с Великим Судьей прошел без происшествий. О войне с Джорджией они не говорили.
Вскоре после завтрака Марин покинул Коттедж Судьи.
Снимая с тела Уэйда Траска маскировку, Марин мог мысленно перечислись только два важных происшествия, случившихся в течение его визита. Великий Судья выслушал его просьбу о помиловании Уэйда Траска. И Делинди тайно приходила к нему, чтобы утрясти детали их поездки в Азию.
Ему, привыкшему ничего не оставлять на волю случая, казалось, что любое из этих событий могло послужить причиной его приглашения к Великому Судье. Он вполне мог предположить, что разговор предыдущим вечером был инициирован самим Великим Судьей, а не Эдмундом Слэйтером. И посещение Делинди могло иметь три вероятных объяснения. С одной стороны, Великий Судья мог бесстрастно использовать собственную любовницу для того, чтобы она шпионила за своим бывшим возлюбленным, явно уверенный в том, что она будет действовать в интересах правителя планеты, а не одного из его бесчисленных подчиненных. С другой стороны, Делинди сама могла быть джорджианской шпионкой, использовавшей свое тело, чтобы заманить в Ловушку сначала Руководителя Группы, а затем и диктатора, ради интересов своей страны. Третья вероятность заключалась в том, что она действительно любила Дэвида Марина.
По сути дела, как осознал Марин, была и четвертая вероятность. Она могла быть пешкой Мозга, бессознательно выполняя задания этого механического существа, а сознательно просто являясь тем, что она есть.
Марин с тревогой отбросил эту мысль. Не потому, что она не имела никакого смысла. Просто она была слишком странной, и такое явление он не мог контролировать.
Не об этом ему следует думать утром его третьего дня, когда нужно еще так много сделать.
Глава 18
Марин открыл дверь квартиры Траска и вошел. Большая комната была ярко освещена утренним солнцем. На мгновение ему показалось, что в комнате никого нет. Затем из кресла в углу поднялась Рива Аллен. Издав восторженный вопль, она бросилась ему в объятия.
Она вертелась, крутилась, целовалась и вся извивалась от возбуждения. Внезапно она, казалось, что-то вспомнила, отстранилась и сказала приглушенным голосом:
- У меня есть инструкции от мистера Аралло, чтобы или вы, или я позвонила бы ему в тот момент, как вы войдете.
- А! - сказал Марин.
И вот так просто; день уже, казалось, не полностью принадлежит ему.
На несколько мгновений у него вдруг возникло странное, интенсивное восприятие этого мира вокруг него. Прежде всего, помещение, в котором он находился, было очень интимным - квартира Траска по праву найма, по сути дела, частная собственность, крепость, в которой, теоретически, никто не мог нанести ему вред - разве что только под эгидой закона. Кроме того, Траск располагал официальным правом на свободу вплоть до часа казни. И все же, несмотря на эти права, возможны были покушения на его время. В его действия могли вмешиваться тысячью различных способов; для него было жизненно важно в какой-то минимальной степени подчиниться желаниям всех этих вмешивающихся властей.
Он предположил, что Аралло будет недоволен тем, что он исчез на целый день, и на мгновение ощутил презрение Руководителя Групп к таким подчиненным, как Аралло, но затем вспомнил свою ситуацию. Нет смысла избегать выяснения этого вопроса.
Он нажал кнопку соединения и четким голосом произнес:
- Аралло, Тильден!
Надо было говорить четко, чтобы сработали электронные устройства, обеспечивающие связь только на основе произнесенного имени. Основанное на ранее известной технологии, это оборудование фирмы "Траск Электронике" ставилось в основном только у правительственных работников. Квартира самого Траска была единственным исключением. При нажатии кнопки активировался сервомеханизм, который записывал произнесенные слова. Другой механизм чертил график электрических импульсов, созданных звуком. Затем сканнер исследовал график и классифицировал его по определенным группам звуков. Сервомеханизм отбрасывал все остальные группы звуков, а сканнер просматривал трехмерные пластиковые модели графика, сконструированные заранее, и из примерно двадцати сходных выбирал ту, которая представляла собой звук слова "Тильден Аралло". Другой сервомеханизм последовательно выбирал другую трехмерную пластиковую модель, на этот раз соответствующую телефонному номеру, и процесс доводился до того шага, когда еще один сервомеханизм электрическим способом набирал желаемый номер. Сходная технология использовалась для автоматического перевода с языка на язык и для наговаривания текста на пишущую машинку.
После незначительной паузы этот замысловатый процесс был завершен. Включился настенный экран, и на нем появилось мужское лицо.
- А, это вы, Траск, - сказал Тильден Аралло с экрана.
Он казался неприветливым и невеселым, хотя и оживленным.
Нахмуренные брови, губы поджаты, глаза серьезны. У него был вид человека, озабоченного серьезными проблемами.
- Рива сказала, что вы хотели со мной поговорить, - мягко проговорил Марин.
Аралло кивнул.
- Я хочу вам напомнить, что сегодня вечером состоится очередное собрание группы.
Марин ничего не ответил. Судя по поведению собеседника, вчерашнее исчезновение Траска на целый день способствовало потере благосклонности к нему группы. Он ждал.
- Я ожидаю, что вы на нем будете присутствовать, - продолжал Аралло.
- Не вижу причин, почему бы нет, - ответил Марин.
- Честно говоря, я тоже не вижу, - сказал Аралло и, поколебавшись, добавил. - Я бы предложил вам придерживаться духа дружеского общения, - и с этим он отключился.
Марин сидел молча. Слова и настроение Аралло, казалось, предвещали будущие трудности, которые могли стать серьезной помехой его планам. И все же здесь он практически ничего не мог поделать. О настоящем общении и речи не могло быть. Он выбросил это из головы. Повернувшись, он сказал Риве:
- Я хочу заняться делами в кабинете и не желаю, чтобы меня тревожили.
Он собирался было отвернуться от нее, но по выражению ее лица понял, что был слишком резок с девушкой. Он сказал:
- Сегодня вечером я буду свободен, дорогуша.
Покачав головой, она проговорила с горечью:
- Тебе не удастся меня одурачить. Ты уже мертв.
Она подтолкнула его к двери кабинета.
- Ладно, делай свою работу. Ты бы хотел, чтобы я приготовила ленч?
- Да, - ответил Марин, обрадованный ее готовностью к сотрудничеству.
Тем не менее, закрыв дверь кабинета, он с удивлением осознал, что все еще дрожит. Он не стал тратить время на исследование этого ощущения, поспешно припер дверь стулом, открыл вход в тайную лабораторию и вошел.
Блеск стекла, сверкание инструментов, длинный поблескивающий стол это сразу бросалось в глаза. А на полу...
Одного взгляда Марину было достаточно. Тело - его тело - было в сознании.
Он подошел к нему и посмотрел на своего пленника. Глаза связанного беспокойно его оглядели - хотя скоре с раздражением, чем со страхом.
- Ты меня слышишь? - спросил Марин.
Мужчина на полу кивнул головой.
- Я хочу, чтобы ты сообщил мне, куда ты перевез свое изобретение из "Лабораторий Траска" после того, как оставил меня там.
С легкой циничной улыбкой тот тряхнул головой, затем попытался вытолкнуть кляп.
Марин наклонился и, не забывая о том, какими крепкими были его собственные зубы, осторожно вытащил тряпку. Затем он встал на колени, приготовясь в случае чего снова заткнуть пленнику рот.
- Как тебе удалось заманить самого себя в ловушку? - спросил он с любопытством.
Траск уныло посмотрел на него.
- Теперь, когда ты подошел ближе, я вижу, что ты не носишь мои очки.
Марин уже почти забыл о том эпизоде, когда избавился от очков. Теперь что-то начало для него проясняться. Он кивнул.
- Это произошло внезапно, - напряженным тоном проговорил Траск, - Я пришел сюда, чтобы захватить некоторое оборудование, и - ни с того, ни с сего - у меня ухудшилось зрение.
Я наткнулся на заднюю часть часов, ухватился за них и, должно быть, закоротил какие-то провода. Это вышибло у меня сознание.
Идиотский несчастный случай.
Это воспоминание, казалось, его расстроило. Но Марин почти не обратил на это внимания. Несчастный случай! Не этот ли случай вызвал включение механизмов, из-за которых световые линии полезли из циферблата к его кровати?
Если это так, то становилось еще труднее объяснить эти проблемы.., в которых по сути дела и так не было никакой определенности.
- Дэвид, разве ты не видишь, что это величайшее открытие? - проговорил Траск приглушенным голосом. - Пользуясь только одним направлением аспектом зрения - мы с тобой изменили науку психологии!
Марин пожал плечами. Он прохладно воспринял этот аргумент.
- Психология - это не наука, - авторитетно заявил он. - В ней можно только высказывать мнения, и одна группа никогда не примет мнения другой. Мы отказались от использования психологов в вооруженных силах, разве что только в качестве младших техников под началом солдат.
Траск, казалось, его не слышал.
- Сколько времени... - проговорил он напряженным голосом. - Сколько времена на это потребовалось? Чтобы твое зрение восстановилось.., я имею в виду?
- Часов пятнадцать, - кратко ответил Марин.
- То же самое и со мной, - триумфально заявил Траск. Он сел несмотря на то, что был связан. - Дэвид, разве ты не понимаешь, что это значит? То, что здесь играет роль отношение человека, его философия! С тех пор как я себя помню, я всегда сторонился мира действий. Я был мыслителем, наблюдавшим... с безопасного расстояния. Ученым, наблюдателем, зрителем.
И по причине этой модели поведения мои глаза стали близорукими.
Марин на мгновение заинтересовался тем фактом, что этот человек в столь ужасный период своей жизни способен думать о научных аспектах своего изобретения. Этот ученый сухарь начал казаться ему более человечным. Марин почувствовал, что оттаивает - но лишь отчасти. Он спросил мягким голосом:
- Траск, куда ты дел изобретение? Мне оно нужно.
Возбуждение погасло в глазах Траска. Он мрачно смотрел на Марина.
- Дэвид, мы теперь партнеры, хочешь ты того, или нет. Разве ты этого не понимаешь?
Марин покачал головой.
- Ты будешь делать так, как я скажу. Вот это я понимаю.
- Все, что мне нужно делать, - заявил Траск. - это ничего не делать, и через четыре дня ты отправишься в Конвертер. Так что мое положение довольно выигрышное, - темные глаза, смотревшие на Марина, слегка сузились, будто бы он хотел определить, что Марину нужно на самом деле.
- У меня нет времени на препирательства, - отрезал Марин. - Чем больше препятствий ты будешь ставить у меня на пути, тем меньше желания у меня будет помогать тебе.., потом. Повторяю, и это последний раз, когда я тебя спрашиваю! Где оборудование?
Траск пристально уставился на него. Он выглядел потрясенным до глубины души.
- Ты, чертов негодяй! - чуть ли не всхлипнул он. - Я знаю этот тон. Я сразу распознаю убийцу по тону его голоса. Но ты не можешь нанести вред своему собственному телу.
Марин ждал. Являясь орудием правительства, он убивал. И, несомненно, будет убивать снова и снова. Траск сам усугублял свой страх, предполагая, что ради своих личных целей человек может постараться ничуть не хуже, чем если бы он действовал просто как правительственный агент.
- Послушай, - с отчаяньем заговорил Траск, - если бы у меня было время, я мог бы убедить тебя, что эта комбинация группы и идей свободного предпринимательства имеет столько же недостатков, как и каждая система по отдельности, - он, должно быть, решил, что Марин собирается его перебить, поэтому затараторил с невероятной быстротой. - Дэвид, если бы мы искали супермена, нам нужно было бы начать с готовности встретиться со смертью в любое мгновение. И прежде всего за данными мы обратимся к действующей армии. Там мы наблюдаем невероятный феномен - люди на пике своих возможностей, натренированные, чтобы сражаться со смертью. Когда гениальный лидер видит это, у него возникает опьяняющее ощущение потенциальной мощи человеческих существ. Он может зрительно представить себе массы людей, организованных для достижения великих целей. Однако на практике, похоже, это не работает. Выдерни человека из военной среды - и он теряет все величие, которое получает от окружающей его среды. Пять тысяч лет войн доказали, что армия - это не способ жизни для самодостаточного человека, который, тем не менее, признает свою взаимозависимость с другими людьми.
Он помолчал, явно чувствуя себя несчастным.
- Я вижу, что не очень-то тебя убеждаю, - признался он. - Ты верен Великому Судье, и... - он прервался. - Дэвид, ты когда-нибудь спрашивал себя, откуда взялся Великий Судья? Каково его прошлое? Только, пожалуйста, не лепи мне стандартные ответы из официальной истории. Родился в той части Советов, которая называется сейчас Джорджией, воспитывался в семье инженера, стал армейским офицером. Не эту часть. Ты встречал где-нибудь информацию, которая заполнила бы промежуток между полковником Иваном Проковым и Великим Судьей? Я, честно говоря, не встречал, а я предпочитаю жизненные истории, которые обладают непрерывностью.
- Я могу предоставить тебе эту информацию, - терпеливо ответил Марин. - Это был довольно текучий период в жизни вооруженных сил Объединенных Западных Держав. С течением войны русские полевые офицеры поняли то, что, по-видимому, было недоступно пониманию верховного главнокомандования: что у простого солдата терпение практически кончилось. Ведомые полковником Иваном Проковым, они...
Он замолчал, потому что Траск смотрел на него с ухмылкой.
- Ты, конечно, знаешь свой катехизис назубок, не правда ли? Но, друг мой, как объяснить тот факт, что человек, которому двадцать пять лет назад было почти пятьдесят, сейчас выглядит на тридцать восемь? - он изучающе смотрел на Марина. - Есть какие-либо комментарии?
Марин колебался. У него не было настроения продолжать эту дискуссию, которую он считал бесплодной. Но он вспоминал период, когда он только привыкал к телу Траска. Подобные сновидениям воспоминания - та сцена, когда явно умиравший мужчина просил помощи. Этот случай вполне мог бы стать ключом к прошлому Траска.
Он кратко описал Траску эту сцену и сказал:
- Я так понял, что он мог бы получить помощь, но только в том случае, если бы сказал, почему он болен. Что с ним произошло?
- Это один из моих ранних экспериментов по самодостаточности, - сказал Траск.
- И что доказал этот эксперимент?
Траск нахмурился.
- Это мир недотеп, Дэвид. Огромный процент людей глубоко нуждается в том, чтобы кто-то говорил им, что делать, что думать, что чувствовать и во что верить, и они скорее умрут, чем осознают, что они сами ответственны за свои болезни, неудачи и прочие недостатки. Нам необходимо это изменить. Мы должны создать систему, в которой люди взаимозависимы и в которой авторитет в какой-либо области является просто источником информации для равных себе.
- Этот человек умер?
- Нет, - Траск пожал плечами. - Когда он впал в кому, мы выполнили свою роль заменителя папаши и мамаши и спасли его.
Марин кивнул. Перед тем как перейти к главному вопросу, ему надо было уточнить еще кое-что.
- Где проводились эти эксперименты?
- В Джорджии. Королева и ее сестра, которая тогда была подростком, поощряли любые эксперименты на живых людях, и, поскольку они не задавали слишком много вопросов, я переехал в Джорджию и жил там в течение трех лет.
- За эти три года, - спросил Марин, - с кем ты там был связан?
Траск искательно посмотрел на него, затем слегка съежился.
- У тебя что-то на уме, - обеспокоенно пробормотал он, - Я это вижу. Но я все равно тебе скажу. Прекраснейшие люди, которых я когда-либо встречал, идеалисты, возможно. Но они признавали ценность моих идей относительно того, как люди должны жить вместе. Они побуждали меня экспериментировать.
- Как ты встретился с этими людьми? - спросил Марин с любопытством.
- Двух мужчин и одну женщину я встретил в колледже. Мы могли разговаривать часами. Конечно, тогда мои идеи еще не были доведены до совершенства.
- Ты поехал в Джорджию сразу после университета?
- Нет. Только после того, как разработал резонансное устройство с камерами бесконечного эха, которое сделало возможным теле- и радиовещание по всему миру без всяких искажений.
Это дало мне все деньги, которые мне были нужны. Я был свободен и мог продолжать исследования.
- И тогда ты разыскал этих людей?
Траск заколебался, затем раздраженно заметил:
- Послушай, я стараюсь быть с тобой совершенно честным.
Но все это не относится к делу. Я с радостью расскажу тебе об этом когда-нибудь.
- Ладно, - Марин кивнул. - Но сначала еще два вопроса.
- Давай, - Траск, казалось, совершенно смирился с происходящим.
- Там было много - этих.., идеалистов.., в Джорджии?
- Я встречался сотнями с двумя, - ответил Траск. - У меня было впечатление, что их тысячи. Они, похоже, знали людей со всего света.
- Вопрос второй, - сказал Марин. - Ты рассказал им о своем изобретении, при помощи которого можно поменять себя с другой личностью?
Траск покачал головой.
- Не напрямую.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну... - ученый выглядел несчастным. - Я действительно намекал, что работаю над кое-чем значительным. Но я избегал их вопросов на эту тему.
- Почему?
- Ну... - Траск внезапно задумался. - Я понимаю, к чему ты ведешь. Почему я не доверял им, если они такие достойные?
Я думаю, в этом виноват мой комплекс изобретателя. Кроме того, я считал, что некоторые из них слегка склонны к насилию. Я мог себе представить, как эти индивидуумы силой добиваются обмена телами, и, честно говоря, я считал, что изобретатель столь значимого для истории новшества имеет право на свой голос относительно его использования и влияния, - он хрипло рассмеялся. - Я еще не понимал тогда, что скоро мне придется действовать безумно быстро.
- Чересчур безумно, судя по всему, - мрачно заметил Марин.
Но он испытал невероятное облегчение, услышав все это. Теперь он уже частично представлял себе ситуацию. Мышление Траска представляло собой любопытную смесь идеализма гения и вполне практичного восприятия жизни. Группа, которая его заполучила, обнаружила, что его ум обладает настолько невероятной выносливостью, что они не стали даже пытаться загружать его своими собственными идеями. Они, несомненно, не испытывали к нему доверия, и он даже не являлся членом их организации. Они держали его на длинном поводке, но это оставляло ему много места для маневра.
Траск продолжал говорить.
- Дэвид, - настойчиво твердил он, - ты не понимаешь, как далеко мы отошли от идеи, согласно которой человеческое существо имеет право на признание присущего ему личного достоинства. Сведенная к простейшей формуле, эта идея состоит в следующем: если ты нарушаешь права одного человека, ты нарушаешь права всех. Я под этим подписываюсь.
- Я так понимаю, - заметил Марин, - что этот трюк по обмену тел, который ты сыграл со мной, не является нарушением твоего кодекса чести.
Последовало молчание. В возбуждении спора Траск явно забыл об этом пункте. Наконец он медленно проговорил:
- Сейчас в моей жизни наступил огромный кризис. Человек, который изобрел устройство, призванное изменить историю человеческой расы, - это особая ситуация.
Внезапно он замолчал. Выражение его лица, казалось, говорило о том, что его собственные слова поразили его и подали ему новую идею. Внезапно его лицо покрылось испариной.
Марину пришло в голову, что это его тело испытывает ощущения, напрягается, потеет по мере того, как сущность Треска переживает одну мысль за другой. Это казалось кощунством, загрязнением этого когда-то сильного и здорового тела.
Затем Траск опять заговорил. Поразительная реальность обмена телами отступила перед смыслом его слов. Он хрипло прошептал:
- Дэвид, тебе не придется применять пытки. Я отдам тебе изобретение. И покажу, как им пользоваться.
Глава 19
Марин ждал. Он был поражен, но не убежден. Людей, стоящих перед лицом вечности, по типу реакции можно условно разделить на три группы: они могут быть тихими и застывшими; могут неуемно проявлять эмоции самого разного свойства; наконец, они могут добродушно балагурить. Эти последние обычно были сторонниками оппозиционной философии. Они вступили в игру, проиграли и принимали свою судьбу с шуткой и кривой улыбкой.
Траск начинал вести себя, как эмоциональный тип.
- В тот момент, когда ты овладеешь управлением изобретения, - мрачно заявил он, - ты встанешь на перекрестке истории, ты сможешь изменять мир в соответствии со своими воззрениями. Поэтому у тебя нет никакой альтернативы, кроме как действовать так, как действовал я.
Внезапно став спокойным и решительным, он взглянул на пленившего его человека.
- Ты меня убьешь, конечно, - задумчиво сказал он. - Хотя это зависит... Может, ты сможешь меня использовать.
Этот Траск был так непохож на прежнего, и говорил так убедительно, что на мгновение Марин обратил свой мысленный взгляд в том направлении, куда указывали его слова... И затем, потрясенный, он больше не стал смотреть туда.
... Предательство, личные амбиции, месть - вот что он там увидел. Были, конечно, и идеалы, но туманные.
Он натянуто заметил:
- Это догмат групповой идеи - что человек должен добровольно подчиняться ради блага группы.
Траск ухмыльнулся. Он, казалось, уже пришел в себя и снова чувствовал себя свободным - внутренне, конечно.
- Дэвид, групповая идея не настолько значительна и фундаментальна, чтобы с ее помощью можно было добиться от индивидуума такого вида лояльности. Единственная сила, которая может этого достичь, - это убежденность индивидуума в том, что он является перманентной сущностью в рамках вечности.
- А, - заметил Марин, - движение "назад к Богу".
Это замечание не заставило Траска утратить хорошее расположение духа.
- Я этого не говорил. Я просто сделал логическое утверждение.
Однако, несмотря на по-прежнему добродушный вид, он, должно быть, был уязвлен, потому что первым нарушил тишину.
- Изобретение - в твоем прыголете, - кратко сказал он.
Марин уставился на него.