— У меня есть кое-какая идея насчет того, кто хотел убить Росарио и почему, — задумчиво сказала я. — Не то, чтобы я могла назвать какие-то конкретные фамилии, но я представляю, откуда ветер дует. Кстати, Адела, ты знаешь, где жил Чайо?
— Конечно, знаю, — ответила подруга. — Там же, где и всегда. Он снимал комнату в районе Филей у одной забавной старушки, Агафьи Прокопьевны. Чайо звал ее баба Гафа.
А что?
— Мне бы хотелось взглянуть на эту комнату, — сказала я.
— Уверен, что там уже побывала милиция, — вмешался Бобчик. — Адела сказала им адрес Росарио. Наверняка комнату уже осмотрели и опечатали.
— А вдруг еще нет, — понадеялась я. — У нас в стране такой бардак, что милиция вполне может поехать туда завтра или даже послезавтра.
— Не думаю, — покачал головой Дима. — Когда речь идет об убийстве, они действуют быстро.
— И все-таки надо попробовать. Адела, ты съездишь со мной, — обратилась я к подруге. — Наверняка баба Гафа тебя хорошо знает и позволит зайти в комнату Росарио.
К сожалению, милиция нас опередила. Баба Гафа пребывала в растрепанных чувствах.
— Адела, внученька, — запричитала она, с трубным звуком сморкаясь в большой клетчатый носовой платок. — Чайю-то нашего убили, ироды поганые! Совсем от этих хиллеров житья не стало!
— От киллеров, бабушка, — поправила ее Адела. — Хиллеры лечат, а киллеры убивают.
— Какое там лечат! — возмутилась баба Гафа. — По мне что хиллер, что киллер, все одно — убивца! Вот Парашка с пятого подъезда третьего дня в больницу попала — сказали, язва желудка, а как померла — оказалось от воспаления легких. А Митьке, алкашу этому проклятому, как аппендицит резали, так ножницы в брюхе позабыли. По мне что в больницу, что на тот свет — все одно. Да я уж стара — помирать давно пора, а все ноги носят, а уж Чайю, Чайю-то наш — и молод, и обходителен, и пригож, а все одно — убили, паразиты, ни дна им, ни покрышки!
— Такова наша жизнь, баба Гафа, — сочувственно покивала головой Адела. — А можем мы в комнату Чайо заглянуть? Я ему книгу почитать давала, хочу забрать.
— Нельзя, внученька, нельзя! — замахала руками баба Гафа. — Милиция как уходила, дверь опечатала, открывать ее не велела. Говорят, скоро снова придут. А уж в комнате что творилось — ужас, как домовой пошалил! Все перевернуто, перина вспорота, подушки вспороты, ящики на пол вывалены, повсюду книги валяются, прям бедлам какой-то! А ведь наш Чайю такой аккуратный был, такой аккуратный, такой обходительный…
— А кто устроил в комнате разгром? Неужели сам Чайо? — уже догадываясь об ответе, спросила я.
— Уж не знаю, что и думать, — заохала баба Гафа. — Я все утро у Дуньки была, она мне рассказывала, как ее зять упился в дымину и спьяну жену именем полюбовницы назвал. Уж там такое творилось, такое творилось!
— Да бог с ним, с зятем, — прервала ее я. — Вы лучше про Чайо расскажите.
— Так я и говорю, — зачастила баба Гафа. — Я от Дуньки шла, по лестнице подымалась, вдруг навстречу мне Чайю прямо как угорелый летит, а сам бледный, лица на нем нет, даже поздороваться забыл. С тех пор я его и не видела, а потом милиция пришла, говорит, убили вашего Чайю.
Баба Гафа снова всхлипнула и уткнулась в клетчатый платок.
Я посмотрела на часы. Было без пятнадцати одиннадцать. Я вспомнила, что в одиннадцать ко мне должен прийти Луис — реальный кандидат на роль убийцы Захара и Чайо. День оказался на редкость насыщенным.
— Мне надо ехать, — сказала я Аделе. — Думаю, сейчас нам не стоит осматривать комнату Росарио.
Мы попрощались с бабой Гафой, Адела довезла меня до своего дома, где я пересела в свою машину и отправилась домой.
Луис ждал меня у калитки. В руках он держал букет роз и огромную коробку конфет с ликером. Он был так обаятелен и красив, что я просто не могла представить его в роли расчетливого хладнокровного убийцы. Впрочем, внешность бывает обманчива. Недавно по телевизору показывали серийного убийцу-людоеда, так у него была такая невинная мордочка — прямо красавчик семинарист, загляденье, да и только!
Колумбиец меня поцеловал, но в моем ответном поцелуе явно недоставало страсти — мысль о том, что он может оказаться убийцей, не давала мне покоя.
— Ты мне не рада? — спросил он.
— Конечно, рада, — ответила я. — Просто я очень устала.
Мы вошли в дом. Я поставила розы в вазу. Луис вызвался приготовить кофе. Я налила себе апельсинового сока.
— Что с тобой происходит? — испытующе посмотрев на меня, спросил Луис. — Ты не похожа не женщину, которая устает от мужчины, проведя с ним всего одну ночь.
— Росарио убили, — сказала я. Колумбиец напрягся.
— Росарио Чавеса Хуареса? — уточнил он.
— А ты его знал? — спросила я.
— Конечно, знал, — пожал плечами Луис. — Его знали все, кто бывал в «Кайпиринье». Как это случилось?
— Адела обнаружила его мертвым в своей постели. Чайо закололи длинным узким ножом, похоже, навахой или стилетом, — объяснила я. — Я как раз от нее.
Луис подошел ко мне и обнял.
— Извини, — сказал он. — Теперь я понимаю, что с тобой. А я-то думал, что дело во мне.
— И в тебе тоже, — сказала я. Неожиданно я решила сыграть ва-банк.
— Что ты имеешь в виду? — спросил колумбиец.
— Ты знаешь Захара Ильина? — задала я встречный вопрос.
— Нет, — удивился он. — А кто это?
— Это человек, которого вчера зарезали в подъезде дома моей подруги, — объяснила я. — У меня есть подозрение, что его убили тем же оружием, которым закололи Чайо.
— Понятно, — кивнул головой колумбиец.
— И это все, что ты можешь сказать?
— А что ты хочешь от меня услышать? Мне жаль, что все это так расстраивает тебя.
— И ты продолжаешь утверждать, что не знаешь этого человека?
Луис укоризненно посмотрел на меня.
— У тебя в очередной раз разыгралось воображение, — сказал он. — Ты снова ведешь себя так, словно подозреваешь меня в этом убийстве. Приди в себя. Это реальная жизнь, а не детектив.
— Тогда почему ты следил за Захаром, когда он встречался с другим латиноамериканцем в ресторане «Харакири»? — завелась я. — Или это тоже плод моей фантазии? Между прочим, тебя опознали.
— Кто опознал? — Лицо колумбийца окаменело.
Я чувствовала, что пора остановиться и, прежде чем продолжить разговор, на всякий случай вооружиться помповым ружьем, но меня уже понесло.
— Есть свидетели, — сказала я. — Кроме того, я знаю, что именно тебя интересует. Речь идет об оружии, точнее, об уникальном автомате, разработанном Захаром Ильиным, весящем чуть больше двух килограммов, с прицельной дальностью 3800 метров, принципиально новой конструкцией подачи патронов, что позволяет загружать в легкий магазин 70 патронов, а в стальной — 90, и с уникальными химическими добавками в заряде, увеличивающими дальность полета и пробойную силу пули. Мне продолжить?
— Кто ты? — коротко спросил Луис. Я пожала плечами.
— По-моему, я уже упоминала, что пишу книги, — заметила я.
— Меня интересует, на кого ты работаешь.
— На себя, — ответила я. — Я делаю именно то, что говорю, — пишу книги, и больше ничего. А вот ты уж точно не только бизнесмен.
Колумбиец тяжело вздохнул и задумался.
Я молчала. Посещавшие меня мысли были не слишком веселыми. Похоже, моя роскошная любовная история закончилась. Кроме того, я явно сваляла дурака. После всего, что я наговорила, Луис мог счесть меня опасной и убрать так же, как он убил Захара и Чайо.
Луис молча сварил себе новую порцию кофе и выпил его.
Я допила апельсиновый сок и аккуратно поставила чашку на стол.
Потом колумбиец еще раз вздохнул и спросил:
— Почему ты решила завести со мной роман?
Я посмотрела на него с удивлением.
— Потому что ты мне понравился, — ответила я. — А ты?
— Ты тоже мне понравилась, — сказал он, как мне показалось, искренне.
Мы немного помолчали.
— Так ты знал Захара Ильина? — снова спросила я.
— Можно, прежде чем ответить, я тебя поцелую? — поинтересовался он.
— Валяй, — сказала я. — По правде говоря, мне гораздо больше нравится целоваться с тобой, чем выяснять отношения.
— Мне тоже, — улыбнулся Луис.
Он обнял меня. Его губы были влажными и горячими. Мне хотелось, чтобы поцелуй длился вечно, но, к сожалению, иногда надо переводить дыхание. Колумбиец еще крепче прижал меня к себе, и я почувствовала, как мне в грудь уперлось что-то твердое.
— Что у тебя в кармане рубашки? — спросила я.
— Водительское удостоверение, — улыбнулся Луис. — А ты думала, пластиковая взрывчатка или детонатор от атомной бомбы?
— Можно я посмотрю? — попросила я.
— Если хочешь, можем поиграть в инспектора ГИБДД и нарушителя правил дорожного движения, — предложил колумбиец, доставая из кармана документ.
Я развернула удостоверение и, сличив фотографию с оригиналом, прочитала: «Луис Хорхе Матаморос Вильяпинеда».
— Матаморос! — с ужасом повторила я. — Твоя фамилия Матаморос? Это означает «Убей мавров»?
— Ну да, — подтвердил Луис. — А почему это тебя вдруг так шокировало? Матаморос — очень распространенная фамилия. В средние века испанские феодалы давали эту фамилию своим вассалам, уничтожившим большое количество мавров. Не хватало еще, чтобы ты теперь убийства мавров на меня повесила. С тебя станется. Кстати, в средние века убийство мавров считалось подвигом, а не преступлением, так что мои предки были вполне достойными людьми.
Я тупо смотрела на колумбийца, не в силах сказать ни слова.
— Да что с тобой! — рассердился он. — Тебе обязательно вести себя, как сумасшедшая? Ты меня пугаешь!
— Прежде чем воскреснуть из мертвых, Росарио Чавес Хуарес дважды произнес слово «матаморос», — загробным голосом произнесла я.
— Воскреснуть из мертвых? — переспросил Луис. — Он что, Лазарь или пациент Кашпировского? Так он жив или мертв, в конце концов?
— Сначала Чайо воскрес и сказал «матаморос», а потом его снова убили, и больше он не воскресал, — объяснила я.
— Ты что, издеваешься надо мной? — сердито спросил Луис. — Или ты действительно психопатка?
— Чего ради мне над тобой издеваться? — возмутилась я. — Мне самой уже эта история порядком надоела. Я даже жалею о том, что сдуру решила писать детективы. Тогда я не накопала бы на тебя столько компромата и, как наивная дурочка, продолжала бы считать тебя обычным бизнесменом.
— А я-то думал, что обычные бизнесмены слишком скучны для тебя, — заметил он. — Обычно женщины твоего склада мечтают встретить как минимум Джеймса Бонда.
— Этого бабника? — фыркнула я. — Он только на экране хорош, а в жизни от него одни неприятности, впрочем, как и от тебя. Я бы не возражала, будь ты более или менее приличным мафиози, обманывающим государство, но убийцы мне не нравятся, особенно когда они убивают невинных людей.
— Я не убийца, — по слогам произнес Луис. — Возможно, я действительно не только бизнесмен, но, клянусь тебе, я не убивал Захара и Росарио. Я действительно был около ресторана «Харакири», но я следил не за Захаром, а за человеком, с которым он встречался. Этот человек тоже колумбиец, как и я. Я знал, что речь идет об оружии, но подробности мне не были известны. И вообще, до того как ты сказала, мне не была известна даже фамилия Захара, а уж до Чавеса мне просто никакого дела не было. Я не знал, что его убили, не представляю, почему его убили, и не имею ни малейшего представления, почему, «воскреснув», он произнес мою фамилию. Мы с ним почти незнакомы. К тому же я не верю в воскрешение из мертвых. Так что давай успокоимся, и ты расскажешь мне, что именно происходит.
— Ну уж нет, — засмеялась я. — Я вовсе не собираюсь делиться с тобой информацией до того, как ты объяснишь мне, кто ты, чем занимаешься, почему тебя интересует автомат Захара и чего ради ты следил за тем колумбийцем.
— У меня есть идея получше, — сказал Луис. — Пойдем в спальню.
— Не меняй тему разговора, — рассердилась я.
— Я и не меняю, — улыбнулся колумбиец. — Просто в спальне удобнее беседовать. Уже поздно, и ты, наверное, устала. Мы ляжем на кровать, я тебя обниму, и в темноте мы сможем шепотом делиться нашими секретами.
— Почему шепотом? — удивилась я.
— Так романтичнее, — пожал плечами Луис. — Ты же у нас романтичная натура.
— Не издевайся, — обиделась я.
— А я серьезно, — сказал он.
Я посмотрела на колумбийца, и у меня тоже возникла идея.
— Ладно, пойдем в спальню, — согласилась я.
Луис с подозрением посмотрел на меня.
— Ты что-то задумала, — заметил он.
— Почему ты так решил?
— Интуиция, — усмехнулся он. — В бизнесе без интуиции никак нельзя.
Колумбиец подхватил меня на руки и, откровенно развлекаясь, сказал:
— Я отнесу тебя в постель. Так будет романтичнее.
Я не стала протестовать.
Луис аккуратно уложил меня на кровать и нежно поцеловал. Затем он соскочил на пол и, быстрым движением выхватив из-под кровати ружье, передернул затвор и направил его на меня.
Такого я не ожидала.
— Ты ведь именно это хотела сделать, — сказал колумбиец. — Поэтому ты так легко согласилась пойти со мной в спальню.
Про себя я была вынуждена признать, что интуиция у него действительно работает.
— Оно не заряжено, — соврала я.
— Заряжено, — улыбнулся Луис. — Прошлой ночью ты оставила патроны на туалетном столике. Теперь их там нет.
— Может, и заряжено, — с неохотой согласилась я. — И что ты теперь собираешься делать?
— А как ты думаешь?
— Убить меня?
— Не угадала.
— Мы что, всю ночь будем играть в «Угадайку»? — недовольно поморщилась я, прикидывая, имеет ли смысл запустить в колумбийца настольной лампой. Смысла не было, но идея мне нравилась.
— Не надо. Такую красивую лампу испортишь, — покачал головой он.
— Ты что, телепат? — поразилась я.
— Тебя выдают идеомоторные движения глаз, рук и лица, — усмехнулся Луис. — Ты же сама об этом пишешь, так что нечего удивляться.
— Ну и зрение у тебя, — восхитилась я. — А я вот со своей близорукостью никаких идеомоторных движений не замечаю. Долго еще ты собираешься в меня целиться?
Колумбиец взглянул на часы.
— Еще двадцать восемь секунд, — с невинным видом сказал он.
— А что потом? — забеспокоилась я. — Выстрелишь?
Луис расхохотался.
— Потом я отдам тебе ружье, — объяснил он.
— Что? — опешила я.
— Отдам тебе ружье, — повторил Луис.
— Зачем?
— Как зачем? Ты же сама хотела уложить меня в постель, а затем схватить ружье, прицелиться в меня и допросить. Я, как джентльмен, решил сам слазить под кровать и подать тебе оружие. Только не забудь снять его с предохранителя. Помнишь, какая кнопка?
Аккуратно развернув ружье стволом к себе, колумбиец протянул мне его.
Я нерешительно взяла ружье за приклад.
— До чего же оно тяжелое, — недовольно пожаловалась я.
— Ну давай, допрашивай, — подбодрил меня Луис.
— Ты псих, — сказала я.
— Просто мне любопытно посмотреть, как ты будешь это делать, — усмехнулся он. — Держу пари, что ты еще ни разу никого не допрашивала.
— Ошибаешься, — хмуро сказала я. — Не далее, как неделю назад я пыталась выяснить у Мелей, куда делся вареный коровий язык, который я на десять минут оставила на кухонном столе.
— Ну и как? — поинтересовался колумбиец.
— Она намекала, что это проделки кота, — объяснила я, — но я ей не поверила.
— Я бы тоже не поверил, — согласился Луис. — Давай начинай.
— Что начинать?
— Как что? Допрос!
— Иди к черту, — сказала я, протягивая ему ружье. — Засунь эту штуку обратно под кровать, только сначала вытащи патрон из ствола, а то я боюсь, что оно нечаянно выстрелит. Я устала и хочу спать. Допрошу тебя в другой раз.
Сделав то, что я просила, колумбиец забрался на кровать и улегся рядом со мной.
— Ты должна верить мне. Я действительно не убийца, — сказал он.
— Хорошо бы это оказалось правдой, — зевнула я. — Мне не нравится разочаровываться в людях. Я так устала, что глаза слипаются.
Луис обнял меня и поцеловал.
— Спи, — прошептал он. — Завтра поговорим.
Сквозь сон я услышала осторожные шаги. Я вздрогнула и открыла глаза. Мне повсюду мерещились убийцы. Возможно, я была недалеко от истины, поскольку в комнату вошел Луис. В руках он держал поднос с завтраком. За ним, задрав вверх нос, как лунатик, брела Мелей. Она старательно принюхивалась к запахам, распространяющимся с подноса, видимо, в душе надеясь, что все это для нее.
— Завтрак в постель, — улыбаясь, сказал колумбиец.
— Ты всегда так обращаешься с женщинами? — поинтересовалась я.
— Только с любимыми, — ответил Луис. Я вздохнула.
— Ты такой милый, что еще немного, и я смирюсь с твоей профессией киллера, — сказала я. — В конце концов, кто-то должен выполнять грязную работу, особенно если за нее хорошо платят.
Колумбиец аккуратно поставил поднос на кровать и примостился рядом со мной. Мелей тут же нахально втиснулась между нами.
— Я не киллер. Я полицейский, — сказал он. От удивления я чуть не пролила апельсиновый сок.
— Ты полицейский? — повторила я. — Вот уж в это я точно ни за что не поверю.
— Почему? — удивился Луис. — Я больше похож на бизнесмена?
— Для латиноамериканского полицейского у тебя чересчур высокий уровень интеллекта, — сказала я. — К тому же ты слишком хорошо воспитан. Не могу представить тебя патрулирующим улицы Каракаса и вымогающим взятки у торговцев наркотиками.
— Хорошее же у тебя мнение о колумбийских полицейских, — усмехнулся Луис.
— Поверь мне, я знаю, о чем говорю, — сказала я. — Несколько моих друзей эмигрировали в Мексику. Уж они мне такого понарассказали о тамошних полицейских — волосы встают дыбом. Латиноамериканские полицейские еще хуже, чем преступники, потому что они только и делают, что нарушают закон, но при этом почему-то считается, что они представители закона. Кроме того, на зарплату полицейского никак не купишь золотой «Роллекс», — я указала на часы, поблескивающие на руке колумбийца.
— Ты отчасти права, — сказал Луис. — Но я не обычный полицейский. Я работаю на правительство. Можно сказать, что я секретный агент.
— И чем же ты занимаешься, секретный агент? — скептически поинтересовалась я.
— Медельинский картель осваивает рынки сбыта наркотиков в России, — объяснил Луис. — Множество латиноамериканцев, живущих в Москве, вовлечены в торговлю наркотиками. Клуб «Кайпиринья» финансируется Медельинским картелем. Я собираю информацию и посылаю ее в соответствующее ведомство. Только надеюсь, что все это останется между нами. Ты понимаешь, что я не должен был тебе этого говорить, но ты каким-то образом оказалась причастна к двум убийствам. Кроме того, тебе вдруг стало известно о продаже документации на изобретенный Захаром автомат. Я сам еще до конца не выяснил, что происходит, и не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности, копаясь в этом деле.
— Какой кошмар, — грустно сказала я.
— Что ты имеешь в виду? — не понял колумбиец.
— Я могла ожидать всего, чего угодно, но только не того, что ты окажешься полицейским, если, конечно, это правда, — окончательно загрустив, подытожила я.
— Не ожидал, что так разочарую тебя, — сказал Луис. — А ты бы предпочла, чтобы я оказался мафиози?
— Не в этом дело. Просто я не верю в то, что есть какой-то смысл в борьбе с наркомафией, особенно в Колумбии. Там все политики так или иначе повязаны с преступным миром. Речь идет о слишком больших деньгах. Доходы наркобаронов в несколько раз превышают бюджет Колумбии. Если ты всерьез веришь в то, что делаешь, тогда ты просто безумец. Как только ты действительно подберешься к чему-либо серьезному, тебя просто уничтожат. Или же ты станешь продажным полицейским. Мне обидно, что ты рискуешь жизнью из-за миража. В твоем случае игра не стоит свеч.
— Во многом я готов согласиться с тобой, — сказал Луис. — Но это я понимаю сейчас. Мой отец был преуспевающим бизнесменом, и я должен был занять его место во главе фирмы. Но когда мой пятнадцатилетний младший брат погиб от передозировки наркотиков, я поклялся отомстить, сам не понимая кому. Мне было всего девятнадцать. Я учился в университете. Один из знакомых моего отца занимал высокий пост в отделе по борьбе с наркотиками. Я посоветовался с ним и, не прерывая учебы, стал выполнять для него кое-какие задания. Потом меня отправили на курсы спецподготовки в Соединенные Штаты. Я окончил университет и, продолжая карьеру бизнесмена, время от времени выполнял задания отдела по борьбе с наркотиками. Мне нравилось быть секретным агентом так же, как тебе нравится писать книги. Меня бодрило ощущение опасности, мне нравилось вести двойную жизнь, ощущая, что я делаю что-то полезное. Но, возможно, через несколько лет я все брошу и стану обычным бизнесменом или начну жить на ренту, как плейбой, путешествуя по всему миру и играя в гольф и в теннис. Я не из тех безумцев, которые испытывают кайф, рискуя жизнью. Я достаточно расчетлив и осторожен, так что на этот счет ты можешь быть спокойна.
— И как меня только угораздило влюбиться в секретного агента, — покачала головой я. — Будь на моем месте Иоанна Хмелевская, она бы визжала от счастья. Но если ты занимаешься наркотиками, то при чем тут Захар и его автомат?
— Я объясню тебе это, но только потом ты расскажешь мне все, что знаешь. Договорились? — спросил колумбиец.
— Договорились, — согласилась я.
— Как я уже упоминал, клуб «Кайпиринья» финансируется Медельинским картелем, — сказал Луис. — Хосе Муньос, управляющий клубом, занимает высокий пост в организации. Мое дело — сбор информации, касающейся сбыта колумбийских наркотиков в России. К сожалению, Муньос крайне осторожен, и я не могу пользоваться стандартными подслушивающими устройствами, поскольку его кабинет несколько раз в день проверяется на наличие «жучков», кроме того, там установлены аппараты, генерирующие помехи при прослушивании. Но тем не менее кое-что интересное мне удалось узнать. У меня есть несколько информаторов, и один из них недавно сообщил мне, что Хосе собирается купить документацию на автомат принципиально новой конструкции, по своим боевым качествам значительно превышающий все известные аналоги.
Производство подобного оружия может дать невероятные прибыли. Только патент подобного автомата может стоить десятки миллионов долларов.
Но прежде чем информировать об этом мое начальство, я решил побольше узнать о сделке, поскольку все это могло оказаться вымыслом. Информатор сказал, что Муньос должен встретиться с Захаром в ресторане «Харакири» и обсудить окончательные условия покупки автомата. Я наблюдал за рестораном, собираясь затем проследить за Захаром. Муньос повез его куда-то на своей машине. Я попытался ехать за ними, но мне приходилось держаться поодаль., чтобы Хосе не заметил слежки, и в конце концов я потерял их. Вот и все, что мне известно. Теперь твоя очередь.
Я достала из сумочки листок, который нашла в кармане рубашки Чайо, и протянула его Луису.
— Но это же характеристики автомата! — воскликнул колумбиец. — Откуда они у тебя?
Я объяснила.
— Странно, — сказал Луис. — Росарио, конечно, был жиголо и бабником, он мухлевал в карты и приторговывал шмотками, но, насколько мне известно, ни к торговле наркотиками, ни к другим сомнительным операциям он не имел никакого отношения. Кажется, ты упоминала, что он воскрес из мертвых, сказав «матаморос», а потом его снова убили. Ты не могла бы рассказать мне все по порядку?
Я вздохнула и изложила всю историю с того момента, как обнаружила в багажнике труп Чайо, не забыв упомянуть и о Захаре.
Колумбиец слушал меня с нарастающим интересом.
— Ты молодец, — заметил он, когда я закончила. — Почти в рекордные сроки выяснила, как труп индейца оказался в твоем багажнике. Из тебя бы вышел хороший полицейский.
— Нет, спасибо, — с чувством оскорбленного достоинства сказала я. — Уж кем я точно не хочу быть, так это полицейским.
— Думаю, Росарио каким-то образом случайно узнал о сделке между Муньосом и Захаром и, возможно, даже похитил документацию на автомат, — задумчиво произнес Луис.
— А слово «матаморос» должно быть ключевым, — подхватила я. — Потому что в бессознательном состоянии или выходя из обморока человек произносит наиболее важные для него слова.
— К сожалению, он имел в виду не мою фамилию, — покачал головой колумбиец. — Скорее всего он даже не знал ее.
— А в клубе «Кайпиринья» есть кто-нибудь еще с фамилией Матаморос? — спросила я.
— Мне такой человек неизвестен, — ответил Луис.
— А что если мы съездим к бабе Гафе, у которой снимал комнату Росарио? — предложила я. — Вчера мы с Аделой были там совсем недолго и ничего не успели узнать. Вдруг Чайо упоминал слово «матаморос» в разговоре с бабой Гафой? А если повезет, то, может, и комнату осмотрим, хотя милиция и опечатала ее.
— Странно, что тебе не нравится работа в полиции, — усмехнулся колумбиец.
Открывшая дверь баба Гафа на сей раз не сморкалась в клетчатый платок. Ее глаза были красными, словно она недавно плакала.
— Здравствуйте, баба Гафа, — сказала я. — Я знакомая Чайо. Может, вы помните, вчера я была у вас вместе с Аделой. А это Луис, мой жених. Он тоже хорошо знал Чайо. Можно мы зайдем к вам поговорить?
— Как же, внученька, тебя не помнить, — запричитала баба Гафа. — Помню, еще как помню, а уж Чайю-то нашего никогда позабыть не смогу. Как подумаю, что убили беднягу, так и плачу, плачу. Проходите на кухню, гости дорогие, уж я вам чайку заварю.
— Конечно, знаю, — ответила подруга. — Там же, где и всегда. Он снимал комнату в районе Филей у одной забавной старушки, Агафьи Прокопьевны. Чайо звал ее баба Гафа.
А что?
— Мне бы хотелось взглянуть на эту комнату, — сказала я.
— Уверен, что там уже побывала милиция, — вмешался Бобчик. — Адела сказала им адрес Росарио. Наверняка комнату уже осмотрели и опечатали.
— А вдруг еще нет, — понадеялась я. — У нас в стране такой бардак, что милиция вполне может поехать туда завтра или даже послезавтра.
— Не думаю, — покачал головой Дима. — Когда речь идет об убийстве, они действуют быстро.
— И все-таки надо попробовать. Адела, ты съездишь со мной, — обратилась я к подруге. — Наверняка баба Гафа тебя хорошо знает и позволит зайти в комнату Росарио.
К сожалению, милиция нас опередила. Баба Гафа пребывала в растрепанных чувствах.
— Адела, внученька, — запричитала она, с трубным звуком сморкаясь в большой клетчатый носовой платок. — Чайю-то нашего убили, ироды поганые! Совсем от этих хиллеров житья не стало!
— От киллеров, бабушка, — поправила ее Адела. — Хиллеры лечат, а киллеры убивают.
— Какое там лечат! — возмутилась баба Гафа. — По мне что хиллер, что киллер, все одно — убивца! Вот Парашка с пятого подъезда третьего дня в больницу попала — сказали, язва желудка, а как померла — оказалось от воспаления легких. А Митьке, алкашу этому проклятому, как аппендицит резали, так ножницы в брюхе позабыли. По мне что в больницу, что на тот свет — все одно. Да я уж стара — помирать давно пора, а все ноги носят, а уж Чайю, Чайю-то наш — и молод, и обходителен, и пригож, а все одно — убили, паразиты, ни дна им, ни покрышки!
— Такова наша жизнь, баба Гафа, — сочувственно покивала головой Адела. — А можем мы в комнату Чайо заглянуть? Я ему книгу почитать давала, хочу забрать.
— Нельзя, внученька, нельзя! — замахала руками баба Гафа. — Милиция как уходила, дверь опечатала, открывать ее не велела. Говорят, скоро снова придут. А уж в комнате что творилось — ужас, как домовой пошалил! Все перевернуто, перина вспорота, подушки вспороты, ящики на пол вывалены, повсюду книги валяются, прям бедлам какой-то! А ведь наш Чайю такой аккуратный был, такой аккуратный, такой обходительный…
— А кто устроил в комнате разгром? Неужели сам Чайо? — уже догадываясь об ответе, спросила я.
— Уж не знаю, что и думать, — заохала баба Гафа. — Я все утро у Дуньки была, она мне рассказывала, как ее зять упился в дымину и спьяну жену именем полюбовницы назвал. Уж там такое творилось, такое творилось!
— Да бог с ним, с зятем, — прервала ее я. — Вы лучше про Чайо расскажите.
— Так я и говорю, — зачастила баба Гафа. — Я от Дуньки шла, по лестнице подымалась, вдруг навстречу мне Чайю прямо как угорелый летит, а сам бледный, лица на нем нет, даже поздороваться забыл. С тех пор я его и не видела, а потом милиция пришла, говорит, убили вашего Чайю.
Баба Гафа снова всхлипнула и уткнулась в клетчатый платок.
Я посмотрела на часы. Было без пятнадцати одиннадцать. Я вспомнила, что в одиннадцать ко мне должен прийти Луис — реальный кандидат на роль убийцы Захара и Чайо. День оказался на редкость насыщенным.
— Мне надо ехать, — сказала я Аделе. — Думаю, сейчас нам не стоит осматривать комнату Росарио.
Мы попрощались с бабой Гафой, Адела довезла меня до своего дома, где я пересела в свою машину и отправилась домой.
Луис ждал меня у калитки. В руках он держал букет роз и огромную коробку конфет с ликером. Он был так обаятелен и красив, что я просто не могла представить его в роли расчетливого хладнокровного убийцы. Впрочем, внешность бывает обманчива. Недавно по телевизору показывали серийного убийцу-людоеда, так у него была такая невинная мордочка — прямо красавчик семинарист, загляденье, да и только!
Колумбиец меня поцеловал, но в моем ответном поцелуе явно недоставало страсти — мысль о том, что он может оказаться убийцей, не давала мне покоя.
— Ты мне не рада? — спросил он.
— Конечно, рада, — ответила я. — Просто я очень устала.
Мы вошли в дом. Я поставила розы в вазу. Луис вызвался приготовить кофе. Я налила себе апельсинового сока.
— Что с тобой происходит? — испытующе посмотрев на меня, спросил Луис. — Ты не похожа не женщину, которая устает от мужчины, проведя с ним всего одну ночь.
— Росарио убили, — сказала я. Колумбиец напрягся.
— Росарио Чавеса Хуареса? — уточнил он.
— А ты его знал? — спросила я.
— Конечно, знал, — пожал плечами Луис. — Его знали все, кто бывал в «Кайпиринье». Как это случилось?
— Адела обнаружила его мертвым в своей постели. Чайо закололи длинным узким ножом, похоже, навахой или стилетом, — объяснила я. — Я как раз от нее.
Луис подошел ко мне и обнял.
— Извини, — сказал он. — Теперь я понимаю, что с тобой. А я-то думал, что дело во мне.
— И в тебе тоже, — сказала я. Неожиданно я решила сыграть ва-банк.
— Что ты имеешь в виду? — спросил колумбиец.
— Ты знаешь Захара Ильина? — задала я встречный вопрос.
— Нет, — удивился он. — А кто это?
— Это человек, которого вчера зарезали в подъезде дома моей подруги, — объяснила я. — У меня есть подозрение, что его убили тем же оружием, которым закололи Чайо.
— Понятно, — кивнул головой колумбиец.
— И это все, что ты можешь сказать?
— А что ты хочешь от меня услышать? Мне жаль, что все это так расстраивает тебя.
— И ты продолжаешь утверждать, что не знаешь этого человека?
Луис укоризненно посмотрел на меня.
— У тебя в очередной раз разыгралось воображение, — сказал он. — Ты снова ведешь себя так, словно подозреваешь меня в этом убийстве. Приди в себя. Это реальная жизнь, а не детектив.
— Тогда почему ты следил за Захаром, когда он встречался с другим латиноамериканцем в ресторане «Харакири»? — завелась я. — Или это тоже плод моей фантазии? Между прочим, тебя опознали.
— Кто опознал? — Лицо колумбийца окаменело.
Я чувствовала, что пора остановиться и, прежде чем продолжить разговор, на всякий случай вооружиться помповым ружьем, но меня уже понесло.
— Есть свидетели, — сказала я. — Кроме того, я знаю, что именно тебя интересует. Речь идет об оружии, точнее, об уникальном автомате, разработанном Захаром Ильиным, весящем чуть больше двух килограммов, с прицельной дальностью 3800 метров, принципиально новой конструкцией подачи патронов, что позволяет загружать в легкий магазин 70 патронов, а в стальной — 90, и с уникальными химическими добавками в заряде, увеличивающими дальность полета и пробойную силу пули. Мне продолжить?
— Кто ты? — коротко спросил Луис. Я пожала плечами.
— По-моему, я уже упоминала, что пишу книги, — заметила я.
— Меня интересует, на кого ты работаешь.
— На себя, — ответила я. — Я делаю именно то, что говорю, — пишу книги, и больше ничего. А вот ты уж точно не только бизнесмен.
Колумбиец тяжело вздохнул и задумался.
Я молчала. Посещавшие меня мысли были не слишком веселыми. Похоже, моя роскошная любовная история закончилась. Кроме того, я явно сваляла дурака. После всего, что я наговорила, Луис мог счесть меня опасной и убрать так же, как он убил Захара и Чайо.
Луис молча сварил себе новую порцию кофе и выпил его.
Я допила апельсиновый сок и аккуратно поставила чашку на стол.
Потом колумбиец еще раз вздохнул и спросил:
— Почему ты решила завести со мной роман?
Я посмотрела на него с удивлением.
— Потому что ты мне понравился, — ответила я. — А ты?
— Ты тоже мне понравилась, — сказал он, как мне показалось, искренне.
Мы немного помолчали.
— Так ты знал Захара Ильина? — снова спросила я.
— Можно, прежде чем ответить, я тебя поцелую? — поинтересовался он.
— Валяй, — сказала я. — По правде говоря, мне гораздо больше нравится целоваться с тобой, чем выяснять отношения.
— Мне тоже, — улыбнулся Луис.
Он обнял меня. Его губы были влажными и горячими. Мне хотелось, чтобы поцелуй длился вечно, но, к сожалению, иногда надо переводить дыхание. Колумбиец еще крепче прижал меня к себе, и я почувствовала, как мне в грудь уперлось что-то твердое.
— Что у тебя в кармане рубашки? — спросила я.
— Водительское удостоверение, — улыбнулся Луис. — А ты думала, пластиковая взрывчатка или детонатор от атомной бомбы?
— Можно я посмотрю? — попросила я.
— Если хочешь, можем поиграть в инспектора ГИБДД и нарушителя правил дорожного движения, — предложил колумбиец, доставая из кармана документ.
Я развернула удостоверение и, сличив фотографию с оригиналом, прочитала: «Луис Хорхе Матаморос Вильяпинеда».
— Матаморос! — с ужасом повторила я. — Твоя фамилия Матаморос? Это означает «Убей мавров»?
— Ну да, — подтвердил Луис. — А почему это тебя вдруг так шокировало? Матаморос — очень распространенная фамилия. В средние века испанские феодалы давали эту фамилию своим вассалам, уничтожившим большое количество мавров. Не хватало еще, чтобы ты теперь убийства мавров на меня повесила. С тебя станется. Кстати, в средние века убийство мавров считалось подвигом, а не преступлением, так что мои предки были вполне достойными людьми.
Я тупо смотрела на колумбийца, не в силах сказать ни слова.
— Да что с тобой! — рассердился он. — Тебе обязательно вести себя, как сумасшедшая? Ты меня пугаешь!
— Прежде чем воскреснуть из мертвых, Росарио Чавес Хуарес дважды произнес слово «матаморос», — загробным голосом произнесла я.
— Воскреснуть из мертвых? — переспросил Луис. — Он что, Лазарь или пациент Кашпировского? Так он жив или мертв, в конце концов?
— Сначала Чайо воскрес и сказал «матаморос», а потом его снова убили, и больше он не воскресал, — объяснила я.
— Ты что, издеваешься надо мной? — сердито спросил Луис. — Или ты действительно психопатка?
— Чего ради мне над тобой издеваться? — возмутилась я. — Мне самой уже эта история порядком надоела. Я даже жалею о том, что сдуру решила писать детективы. Тогда я не накопала бы на тебя столько компромата и, как наивная дурочка, продолжала бы считать тебя обычным бизнесменом.
— А я-то думал, что обычные бизнесмены слишком скучны для тебя, — заметил он. — Обычно женщины твоего склада мечтают встретить как минимум Джеймса Бонда.
— Этого бабника? — фыркнула я. — Он только на экране хорош, а в жизни от него одни неприятности, впрочем, как и от тебя. Я бы не возражала, будь ты более или менее приличным мафиози, обманывающим государство, но убийцы мне не нравятся, особенно когда они убивают невинных людей.
— Я не убийца, — по слогам произнес Луис. — Возможно, я действительно не только бизнесмен, но, клянусь тебе, я не убивал Захара и Росарио. Я действительно был около ресторана «Харакири», но я следил не за Захаром, а за человеком, с которым он встречался. Этот человек тоже колумбиец, как и я. Я знал, что речь идет об оружии, но подробности мне не были известны. И вообще, до того как ты сказала, мне не была известна даже фамилия Захара, а уж до Чавеса мне просто никакого дела не было. Я не знал, что его убили, не представляю, почему его убили, и не имею ни малейшего представления, почему, «воскреснув», он произнес мою фамилию. Мы с ним почти незнакомы. К тому же я не верю в воскрешение из мертвых. Так что давай успокоимся, и ты расскажешь мне, что именно происходит.
— Ну уж нет, — засмеялась я. — Я вовсе не собираюсь делиться с тобой информацией до того, как ты объяснишь мне, кто ты, чем занимаешься, почему тебя интересует автомат Захара и чего ради ты следил за тем колумбийцем.
— У меня есть идея получше, — сказал Луис. — Пойдем в спальню.
— Не меняй тему разговора, — рассердилась я.
— Я и не меняю, — улыбнулся колумбиец. — Просто в спальне удобнее беседовать. Уже поздно, и ты, наверное, устала. Мы ляжем на кровать, я тебя обниму, и в темноте мы сможем шепотом делиться нашими секретами.
— Почему шепотом? — удивилась я.
— Так романтичнее, — пожал плечами Луис. — Ты же у нас романтичная натура.
— Не издевайся, — обиделась я.
— А я серьезно, — сказал он.
Я посмотрела на колумбийца, и у меня тоже возникла идея.
— Ладно, пойдем в спальню, — согласилась я.
Луис с подозрением посмотрел на меня.
— Ты что-то задумала, — заметил он.
— Почему ты так решил?
— Интуиция, — усмехнулся он. — В бизнесе без интуиции никак нельзя.
Колумбиец подхватил меня на руки и, откровенно развлекаясь, сказал:
— Я отнесу тебя в постель. Так будет романтичнее.
Я не стала протестовать.
Луис аккуратно уложил меня на кровать и нежно поцеловал. Затем он соскочил на пол и, быстрым движением выхватив из-под кровати ружье, передернул затвор и направил его на меня.
Такого я не ожидала.
— Ты ведь именно это хотела сделать, — сказал колумбиец. — Поэтому ты так легко согласилась пойти со мной в спальню.
Про себя я была вынуждена признать, что интуиция у него действительно работает.
— Оно не заряжено, — соврала я.
— Заряжено, — улыбнулся Луис. — Прошлой ночью ты оставила патроны на туалетном столике. Теперь их там нет.
— Может, и заряжено, — с неохотой согласилась я. — И что ты теперь собираешься делать?
— А как ты думаешь?
— Убить меня?
— Не угадала.
— Мы что, всю ночь будем играть в «Угадайку»? — недовольно поморщилась я, прикидывая, имеет ли смысл запустить в колумбийца настольной лампой. Смысла не было, но идея мне нравилась.
— Не надо. Такую красивую лампу испортишь, — покачал головой он.
— Ты что, телепат? — поразилась я.
— Тебя выдают идеомоторные движения глаз, рук и лица, — усмехнулся Луис. — Ты же сама об этом пишешь, так что нечего удивляться.
— Ну и зрение у тебя, — восхитилась я. — А я вот со своей близорукостью никаких идеомоторных движений не замечаю. Долго еще ты собираешься в меня целиться?
Колумбиец взглянул на часы.
— Еще двадцать восемь секунд, — с невинным видом сказал он.
— А что потом? — забеспокоилась я. — Выстрелишь?
Луис расхохотался.
— Потом я отдам тебе ружье, — объяснил он.
— Что? — опешила я.
— Отдам тебе ружье, — повторил Луис.
— Зачем?
— Как зачем? Ты же сама хотела уложить меня в постель, а затем схватить ружье, прицелиться в меня и допросить. Я, как джентльмен, решил сам слазить под кровать и подать тебе оружие. Только не забудь снять его с предохранителя. Помнишь, какая кнопка?
Аккуратно развернув ружье стволом к себе, колумбиец протянул мне его.
Я нерешительно взяла ружье за приклад.
— До чего же оно тяжелое, — недовольно пожаловалась я.
— Ну давай, допрашивай, — подбодрил меня Луис.
— Ты псих, — сказала я.
— Просто мне любопытно посмотреть, как ты будешь это делать, — усмехнулся он. — Держу пари, что ты еще ни разу никого не допрашивала.
— Ошибаешься, — хмуро сказала я. — Не далее, как неделю назад я пыталась выяснить у Мелей, куда делся вареный коровий язык, который я на десять минут оставила на кухонном столе.
— Ну и как? — поинтересовался колумбиец.
— Она намекала, что это проделки кота, — объяснила я, — но я ей не поверила.
— Я бы тоже не поверил, — согласился Луис. — Давай начинай.
— Что начинать?
— Как что? Допрос!
— Иди к черту, — сказала я, протягивая ему ружье. — Засунь эту штуку обратно под кровать, только сначала вытащи патрон из ствола, а то я боюсь, что оно нечаянно выстрелит. Я устала и хочу спать. Допрошу тебя в другой раз.
Сделав то, что я просила, колумбиец забрался на кровать и улегся рядом со мной.
— Ты должна верить мне. Я действительно не убийца, — сказал он.
— Хорошо бы это оказалось правдой, — зевнула я. — Мне не нравится разочаровываться в людях. Я так устала, что глаза слипаются.
Луис обнял меня и поцеловал.
— Спи, — прошептал он. — Завтра поговорим.
Сквозь сон я услышала осторожные шаги. Я вздрогнула и открыла глаза. Мне повсюду мерещились убийцы. Возможно, я была недалеко от истины, поскольку в комнату вошел Луис. В руках он держал поднос с завтраком. За ним, задрав вверх нос, как лунатик, брела Мелей. Она старательно принюхивалась к запахам, распространяющимся с подноса, видимо, в душе надеясь, что все это для нее.
— Завтрак в постель, — улыбаясь, сказал колумбиец.
— Ты всегда так обращаешься с женщинами? — поинтересовалась я.
— Только с любимыми, — ответил Луис. Я вздохнула.
— Ты такой милый, что еще немного, и я смирюсь с твоей профессией киллера, — сказала я. — В конце концов, кто-то должен выполнять грязную работу, особенно если за нее хорошо платят.
Колумбиец аккуратно поставил поднос на кровать и примостился рядом со мной. Мелей тут же нахально втиснулась между нами.
— Я не киллер. Я полицейский, — сказал он. От удивления я чуть не пролила апельсиновый сок.
— Ты полицейский? — повторила я. — Вот уж в это я точно ни за что не поверю.
— Почему? — удивился Луис. — Я больше похож на бизнесмена?
— Для латиноамериканского полицейского у тебя чересчур высокий уровень интеллекта, — сказала я. — К тому же ты слишком хорошо воспитан. Не могу представить тебя патрулирующим улицы Каракаса и вымогающим взятки у торговцев наркотиками.
— Хорошее же у тебя мнение о колумбийских полицейских, — усмехнулся Луис.
— Поверь мне, я знаю, о чем говорю, — сказала я. — Несколько моих друзей эмигрировали в Мексику. Уж они мне такого понарассказали о тамошних полицейских — волосы встают дыбом. Латиноамериканские полицейские еще хуже, чем преступники, потому что они только и делают, что нарушают закон, но при этом почему-то считается, что они представители закона. Кроме того, на зарплату полицейского никак не купишь золотой «Роллекс», — я указала на часы, поблескивающие на руке колумбийца.
— Ты отчасти права, — сказал Луис. — Но я не обычный полицейский. Я работаю на правительство. Можно сказать, что я секретный агент.
— И чем же ты занимаешься, секретный агент? — скептически поинтересовалась я.
— Медельинский картель осваивает рынки сбыта наркотиков в России, — объяснил Луис. — Множество латиноамериканцев, живущих в Москве, вовлечены в торговлю наркотиками. Клуб «Кайпиринья» финансируется Медельинским картелем. Я собираю информацию и посылаю ее в соответствующее ведомство. Только надеюсь, что все это останется между нами. Ты понимаешь, что я не должен был тебе этого говорить, но ты каким-то образом оказалась причастна к двум убийствам. Кроме того, тебе вдруг стало известно о продаже документации на изобретенный Захаром автомат. Я сам еще до конца не выяснил, что происходит, и не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности, копаясь в этом деле.
— Какой кошмар, — грустно сказала я.
— Что ты имеешь в виду? — не понял колумбиец.
— Я могла ожидать всего, чего угодно, но только не того, что ты окажешься полицейским, если, конечно, это правда, — окончательно загрустив, подытожила я.
— Не ожидал, что так разочарую тебя, — сказал Луис. — А ты бы предпочла, чтобы я оказался мафиози?
— Не в этом дело. Просто я не верю в то, что есть какой-то смысл в борьбе с наркомафией, особенно в Колумбии. Там все политики так или иначе повязаны с преступным миром. Речь идет о слишком больших деньгах. Доходы наркобаронов в несколько раз превышают бюджет Колумбии. Если ты всерьез веришь в то, что делаешь, тогда ты просто безумец. Как только ты действительно подберешься к чему-либо серьезному, тебя просто уничтожат. Или же ты станешь продажным полицейским. Мне обидно, что ты рискуешь жизнью из-за миража. В твоем случае игра не стоит свеч.
— Во многом я готов согласиться с тобой, — сказал Луис. — Но это я понимаю сейчас. Мой отец был преуспевающим бизнесменом, и я должен был занять его место во главе фирмы. Но когда мой пятнадцатилетний младший брат погиб от передозировки наркотиков, я поклялся отомстить, сам не понимая кому. Мне было всего девятнадцать. Я учился в университете. Один из знакомых моего отца занимал высокий пост в отделе по борьбе с наркотиками. Я посоветовался с ним и, не прерывая учебы, стал выполнять для него кое-какие задания. Потом меня отправили на курсы спецподготовки в Соединенные Штаты. Я окончил университет и, продолжая карьеру бизнесмена, время от времени выполнял задания отдела по борьбе с наркотиками. Мне нравилось быть секретным агентом так же, как тебе нравится писать книги. Меня бодрило ощущение опасности, мне нравилось вести двойную жизнь, ощущая, что я делаю что-то полезное. Но, возможно, через несколько лет я все брошу и стану обычным бизнесменом или начну жить на ренту, как плейбой, путешествуя по всему миру и играя в гольф и в теннис. Я не из тех безумцев, которые испытывают кайф, рискуя жизнью. Я достаточно расчетлив и осторожен, так что на этот счет ты можешь быть спокойна.
— И как меня только угораздило влюбиться в секретного агента, — покачала головой я. — Будь на моем месте Иоанна Хмелевская, она бы визжала от счастья. Но если ты занимаешься наркотиками, то при чем тут Захар и его автомат?
— Я объясню тебе это, но только потом ты расскажешь мне все, что знаешь. Договорились? — спросил колумбиец.
— Договорились, — согласилась я.
— Как я уже упоминал, клуб «Кайпиринья» финансируется Медельинским картелем, — сказал Луис. — Хосе Муньос, управляющий клубом, занимает высокий пост в организации. Мое дело — сбор информации, касающейся сбыта колумбийских наркотиков в России. К сожалению, Муньос крайне осторожен, и я не могу пользоваться стандартными подслушивающими устройствами, поскольку его кабинет несколько раз в день проверяется на наличие «жучков», кроме того, там установлены аппараты, генерирующие помехи при прослушивании. Но тем не менее кое-что интересное мне удалось узнать. У меня есть несколько информаторов, и один из них недавно сообщил мне, что Хосе собирается купить документацию на автомат принципиально новой конструкции, по своим боевым качествам значительно превышающий все известные аналоги.
Производство подобного оружия может дать невероятные прибыли. Только патент подобного автомата может стоить десятки миллионов долларов.
Но прежде чем информировать об этом мое начальство, я решил побольше узнать о сделке, поскольку все это могло оказаться вымыслом. Информатор сказал, что Муньос должен встретиться с Захаром в ресторане «Харакири» и обсудить окончательные условия покупки автомата. Я наблюдал за рестораном, собираясь затем проследить за Захаром. Муньос повез его куда-то на своей машине. Я попытался ехать за ними, но мне приходилось держаться поодаль., чтобы Хосе не заметил слежки, и в конце концов я потерял их. Вот и все, что мне известно. Теперь твоя очередь.
Я достала из сумочки листок, который нашла в кармане рубашки Чайо, и протянула его Луису.
— Но это же характеристики автомата! — воскликнул колумбиец. — Откуда они у тебя?
Я объяснила.
— Странно, — сказал Луис. — Росарио, конечно, был жиголо и бабником, он мухлевал в карты и приторговывал шмотками, но, насколько мне известно, ни к торговле наркотиками, ни к другим сомнительным операциям он не имел никакого отношения. Кажется, ты упоминала, что он воскрес из мертвых, сказав «матаморос», а потом его снова убили. Ты не могла бы рассказать мне все по порядку?
Я вздохнула и изложила всю историю с того момента, как обнаружила в багажнике труп Чайо, не забыв упомянуть и о Захаре.
Колумбиец слушал меня с нарастающим интересом.
— Ты молодец, — заметил он, когда я закончила. — Почти в рекордные сроки выяснила, как труп индейца оказался в твоем багажнике. Из тебя бы вышел хороший полицейский.
— Нет, спасибо, — с чувством оскорбленного достоинства сказала я. — Уж кем я точно не хочу быть, так это полицейским.
— Думаю, Росарио каким-то образом случайно узнал о сделке между Муньосом и Захаром и, возможно, даже похитил документацию на автомат, — задумчиво произнес Луис.
— А слово «матаморос» должно быть ключевым, — подхватила я. — Потому что в бессознательном состоянии или выходя из обморока человек произносит наиболее важные для него слова.
— К сожалению, он имел в виду не мою фамилию, — покачал головой колумбиец. — Скорее всего он даже не знал ее.
— А в клубе «Кайпиринья» есть кто-нибудь еще с фамилией Матаморос? — спросила я.
— Мне такой человек неизвестен, — ответил Луис.
— А что если мы съездим к бабе Гафе, у которой снимал комнату Росарио? — предложила я. — Вчера мы с Аделой были там совсем недолго и ничего не успели узнать. Вдруг Чайо упоминал слово «матаморос» в разговоре с бабой Гафой? А если повезет, то, может, и комнату осмотрим, хотя милиция и опечатала ее.
— Странно, что тебе не нравится работа в полиции, — усмехнулся колумбиец.
Открывшая дверь баба Гафа на сей раз не сморкалась в клетчатый платок. Ее глаза были красными, словно она недавно плакала.
— Здравствуйте, баба Гафа, — сказала я. — Я знакомая Чайо. Может, вы помните, вчера я была у вас вместе с Аделой. А это Луис, мой жених. Он тоже хорошо знал Чайо. Можно мы зайдем к вам поговорить?
— Как же, внученька, тебя не помнить, — запричитала баба Гафа. — Помню, еще как помню, а уж Чайю-то нашего никогда позабыть не смогу. Как подумаю, что убили беднягу, так и плачу, плачу. Проходите на кухню, гости дорогие, уж я вам чайку заварю.