Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- Следующая »
- Последняя >>
Трагедия
----------------------------------------------------------------------------
Joost Van Den Vondel
Treurspelen
Йост Ван Ден Вондел
Трагедии
Издание подготовили: Е. Витковский, В. Ошис, Ю. Шичалин
http://lib.ru/NEWPROZA/WITKOWSKIJ/
Серия "Литературные памятники"
М., "Наука", 1988
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
Praecipitemquo immani turbine adogit {1}.
Непобедимейшему князю и государю,
господину Фердинанду Третьему {2},
коронованному императору
Священной Римской империи,
все более возвышающему славу государства.
Подобно тому, как Божественное Величие восседает в неприступном сиянии,
восседает также и Светское Могущество, черпающее свое сияние в отражении
божественных лучей, блистая преславно и неприкосновенно; но, как Божество,
или, лучше сказать, Верховная Добродетель, милует благосклонно тех, кто
приступает к наивысочайшему трону смиренно умалившись, - так да удостоит
современное Могущество также и наималейшего дозволением почтительно
склониться пред высочайшими стопами. В таковой надежде отваживается моя муза
из дальнего края преподнести Вашему Императорскому Величию эту трагедию о
Люцифере, слог коей взыскует быть весьма возвышенным и торжественным:
Omne germs script! gravitate Tragoedia vincit {3}:
Сиять над высшей вышиной
Дано Трагедии одной,
- все же ежели между тем в чем-либо здесь и недостает предполагающейся
возвышенности стиля, то пусть возместят таковую содержание драмы, титул, имя
и светлость того, кто предстает здесь зерцалом всех честолюбцев в небесной
трагедии; того, кто занимал высокое положение в Небесах, кто призван был
восседать по Божью сторону и быть Богу подобным, но от каковой участи
отрекся и по справедливости обречен за то на вечный мрак. Сему злосчастному
примеру Люцифера, архангела, некогда владычествовавшего над всеми ангелами,
следовали с тех пор почти во все столетия различные строптивые тираны, о чем
свидетельствует как древняя, гак и новая история, показывая, как насилие,
подлость и коварно учиняемые удары неправедных, замаскированные под блеск
и сияние законности, бесполезны и бессильны, поскольку Божие предусмотрение
оказывает поддержку изначально освященным Властям и Родам, во имя
спокойствия и безопасности саморазличных государств, кои, не обладая
законным верховным главой, лишаются возможности образовать гражданское
сообщество; именно поэтому Господень провозвеститель на пользу человеческому
роду сто Державу утвердил как свою собственную, повелевая воздавать Богу и
Кесарю соответственно Богово и Кесарево. Христианская империя пребывает
подобно кораблю в бурном море, со всех сторон осажденная в наше время
турками и татарами, и, ввиду угрозы кораблекрушения, требуется в высшей
степени единодушное почитание Императорского дома, дабы сдержать общего
наследственного врага племени Христова и обезопасить императорские земли
вместе с их границами от ущерба, чинимого дикими народами; посему
возблагодарим же Бога за то, что Ему было угодно на последнем рейхстаге
закрепить власть и корону Священной Римской Империи в руках наследника,
Фердинанда Четвертого {4}, в то время как его отец пребывает в добром
здравии; мы усматриваем в этом благословение, прослышав о коем, столь многие
народы воспрянут духом, и сценическая труба пашей нижненемецкой музы
отважнее, чем когда-либо, выведет Люцифера, триумфально побеждаемого
Михаилом, на подмостки перед троном властителя державы Верхних Немцев.
Вашего Императорского Величества
Всепокорнейший слуга
Й. ван Вондел.
ФЕРДИНАНДА ТРЕТЬЕГО
в час, когда Иоахимус Сандрарт {5} из Стокау, из Вены
в Австрии, меня почтил изображением Его Величества,
изукрашенным трофеями и венками.
Deus nobis haec otia fecit {6}.
Светилом Австрии, взнесенным столь высоко,
Послать лучи Земле сегодня решено:
С престола горнего благоволит оно
К искусствам обратить взыскательное око.
О третий Фердинанд, ты словно Август новый,
Наследуешь ему, как верный сын отцу:
Ты знаешь бранный путь к небесному дворцу,
Внося в тревожный мир спокойствия основы {7}.
Блаженный властелин блаженного народа,
10 Всевышний да блюдет тебя, твой век продлив,
И суд весов твоих да будет справедлив!
Орел доставил меч и скипетр с небосвода,
Корону возложил на славное чело, -
Начало дней златых на земли низошло.
И ЦЕНИТЕЛЯМ СЦЕНИЧЕСКОГО ДЕЙСТВА
Здесь преподносится вам, дабы сызнова воспламенить ваше рвение к
искусству и дабы вместе с тем напитать ваши души подкреплением и поучением,
священная Трагедия, имеющая местом действия Небеса. Великие Архангелы -
Люцифер и Михаил, каждый поддержанный приверженцами, взявшими их сторону, -
выходят здесь на подмостки, чтоб сыграть свои роли. Сцены и персонажи столь
ясны и столь величественны, что им подобал бы более возвышенный стиль, более
высокие котурны, нежели я умею для них измыслить. Никто из тех, кому понятен
язык непогрешимых пророков божественного Духа, не станет трактовать, что мы
излагаем историю Салмонея {8}, воспротивившегося Юпитеру среди Элиды,
подражавшего при помощи металлических брусьев своей колесницы грому и
молниям, громом же и убитого; никоим образом не пытаемся мы заново поведать
древний сюжет о битве Исполинов, - каковыми примерами пытается Поэзия
отвратить внемлющих ей от высокомерия я безбожного подрывания основ церкви,
вдохновляя взамен того к познанию природы; именно вихри и поветрия,
замкнутые в нутре земли, в ее заполненной серными испарениями полости, порою
ищут возможности исторгнуться, встопорщивая каменные скалы, творя дым, чад,
пламя, трясение почвы и ужасающий шум, - разразившись же сими производными и
поднявшись в небесную высь, бывают они вновь низвергнуты в основание суши и
моря, и завалены пеплом и каменьями. Среди пророков свидетельствуют нам о
падении Архангелов и их приверженцев Исайя и Иезекииль; также и Христов
Евангелист дал нам наиболее истинное для нашего понимания богодухновенное
известие, наконец, о том же говорит Иуда Фаддей, верный Его апостол,
изречения коего достойны быть запечатлены в вечном диаманте, и еще более
того - в наших сердцах. Исайя восклицает: "Как упал ты с неба, денница, сын
зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: взойду
на небо, выше звезд Божиих взнесу престол мой и сяду на горе в сонме богов
на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему. Но ты
низвержен в ад, в глубины преисподней" {9}. Бог речет через Иезекииля так:
"Ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты. Ты находился в
Эдеме в саду Божием, твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями:
рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и
золото, все, искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе,
приготовлено было в день сотворения твоего. Ты был помазанным херувимом,
чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил
среди огнистых камней. Ты был совершен в путях твоих со дня сотворения
твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония" {10}. Оба эти изречения следует
понимать в буквальном смысле относящимися: одно - к царю Вавилона, другое -
к царю Тира, которые, подобные Люциферу величием и высокомерием, были
наказаны и преданы карам. Иисус Христос также наблюдает падение строптивого
Люцифера. Он речет по этому поводу: "Я видел Сатану, спадшего с неба, как
молнию" {11}. Фаддей описывает картину падения ангелов, их проступок и
воспоследовавшее наказание, без какой-либо таинственности, кратко, так: "И
ангелов, не сохранивших своего достоинства, соблюдает в вечных узах, под
мраком, на суд великого дня" {12}. Мы обороняемся этими золотыми
изречениями, особливо словами Иуды Фаддея, ученика и посланника Небесного
Учителя и Царя всех царей, от стрел всех маловеров, кои стремятся поставить
под сомнение истинность падения Духов. Кроме того, в том же убеждает нас
изобилие достойных уважения, большей частью единодушных в данном вопросе
высказываний отцов церкви; все же, чтобы не злоупотреблять вниманием
сотоварищей по искусству, удовольствуемся мы тремя выдержками; первая - из
Св. Киприана {13}, епископа и мученика Карфагенского, - он пишет: "Сей,
дотоле сподобленный сана ангельского величия, удостоенный быть приятным
Богу, узрел человеков, сотворенных по образу и подобию Божию, проникся
злотворной завистью {14} и пал благодаря оной, дотоле его не обуревавшей,
пал, низринутый, пойманный прежде, нежели сам поймал, испорченный прежде,
нежели сам испортил; тем временем он, снова возбуждаемый завистью, похитил
людей из дарованного им милосердного освобождения от смерти, но я сам также
потерял то, что имел прежде". Григорий Великий {15} даст нам второе речение:
"Этот падший ангел, созданный для того, чтобы выше других ангельских сонмов
сверкать, низвергнут так за свое высокомерие, и поныне остается подчиненным
господству непоколебленных ангелов". Третье и последнее указание обретаем мы
в поучениях медоточивого Бернарда {16}: "Бойся высокомерия, я молю тебя, все
же бойся его! Источником всех преступлений является высокомерие, которое
самого Люцифера, сверкающего яснее всех звезд, затемнило вечным мраком. Оно
не просто одного из ангелов, но высшего Ангела обратило в Диавола".
Высокомерие и Зависть - две побудительные причины ужасающих вспышек раздоров
и войн, когда над нами властвует упряжка из двух созвездий-зверей, Льва и
Дракона, которые впряжены впереди боевой колесницы Люцифера, увлекая его в
бой против Бога и Михаила; следует принять во внимание то, что оба эти зверя
символизируют данные умопомрачения, ибо Лев, царь зверей, воодушевленный
своей мощью, в своей надменности не числит никого высшим себя; зависть же
язвит своим языком тех, к кому она обращена, на расстоянии. Блаженный
Августин {17}, описывая эти два умопомрачения, присущие Люциферу,
характеризует нам его и говорит, что Высокомерие - это любовь к своему
собственному величию, но Зависть - самое ненавистное среди всех прочих
несчастий; здесь явно прослеживается взаимосвязь, ибо каждый подобный -
говорит Августин, - тот, кто собственное величие возлюбил, завидует подобным
же себе, и завидует меньшим себя потому, что они не стали равными ему,
завидует большим себя потому, что они стоят выше его. По той же причине даже
и сами звери одержимы проклятыми Духами и употребляемы ими во зло, подобно
тому, как случилось это в начале времен со Змеем, а в священный век - со
стадом свиней, которые с превеликим шумом бросились в море {18}; поскольку
же созвездия в небесах сами обозначены символами, также упоминаемыми
Пророками {19}, например, Плеяды, они же Семизвездие, Арктур, Орион и
Люцифер, то да будет вам угодно извинить изобильность и назидательность
драматической поэзии, которая, преображая подобным образом пагубных Духов н
нашей трагедии, вооружает их и дозволяет им противоборствовать, ибо адским
чудовищам ничто так не свойственно, как принимать обманные обличья и
злоупотреблять стихиями и тварями во вред славе и имени Всевышнего, заходя
столь далеко, сколь Он им дозволяет; Св. Иоанн в своем Откровении изображает
Небесные Тайны и борьбу в Небесах, говоря о Драконе, чей хвост, утащивший
третью часть звезд {20}, толкуем теологами как образ падения низверженных
ангелов; в поэзии к тому же вошло в традицию не осуждать цветистость
изложения и не предписывать строгости школьных уроков. Так же должны мы
отнестись к второстепенным персонажам, появляющимся в этой Трагедии, именно
к злым и добрым Ангелам, из коих каждый играет свою особую, от других
отличную роль; подобно тому, как сам Цицерон и его последователи учат нас
изображать каждый персонаж согласно его происхождению и положению. Между тем
мы не находим никакого резона в том, чтобы драматург весьма строго следовал
тексту Св. Писания и таковым ограничивался, отлично от случаев, когда дело
касается до мировой истории или же до языческих измышлений, и пренебрегал бы
древними и преславными законоустановлениями поэзии, что изложено Горацием
Флакком в его "Науке поэзии" следующими словами {21}:
Имеют власть решать художник и поэт,
Что на потребу им, а в чем потребы нет.
Здесь в особенности следует уделить внимание тому, как мы, дабы сильнее
распалить ревность высокомерных и завистливых Духов, приоткрываем им в
некоторой мере - устами глашатая Тайн Господних, Божьего Посла Архангела
Гавриила - таинство грядущего вочеловечения. Слова; мы следуем в данном
случае мыслям не большинства, но лишь некоторых теологов, поскольку более
скорбная картина предоставляет больше богатого материала и сценического
блеска; однако в этом пункте, как и в других обстоятельствах причинности,
времени, места и образа действий - мы, воспользовавшись таковым, лишь имели
целью провести трагедию сильнее, пышнее, последовательнее, поучительнее, и
лишь хотели осветить несомненную истину, а не измыслить что-либо по нашему
разумению или счесть возможным что-либо твердо установить. Святой Апостол
Павел, провозвеститель Тайн Господних Евреям, возвещает сам весьма
достохвально - к повреждению царства лживых и совращенных Духов -
господство, власть и божественность вочеловеченного Слова, благодаря Его
вступлению превыше всех ангелов в имя, сан и наследование, в почитание
ангелами, в помазание, в восседание одесную Бога, в вечность Своего
господства как Царя Грядущего Мира, источник и окончание всего сущего и
венчанного главы человеков и ангелов, Ему подвластных, Божьих вестников и
Духов, посланных на службу человекам, наследникам блаженства, природа
которого - Сын Божий, Ангелами предшествуемый, в роду Авраамовом завещанный
{22}. Считаясь с этой несомненностью, я не почитал здесь уместным без
разумения повторять в точности каждое слово Библии, поскольку безупречные
свидетели, устами коих таковые слова проречены, так же иной раз могли бывать
подвержены переменчивости, подобно тому, как у простых правдивых людей
чувственное восприятие не всегда сходно и одинаково. Все достойные уважения
искусства и учения имеют своих приверженцев и противников, так же, как
налицо и справедливое использование оных, и злоупотребление ими. Поэты и
Драматурги, трактующие Священное Писание, ведут свое родословие от древних
евреев, среди коих поэт Иезекииль {23} оставил по себе в греческой
словесности описание исхода двенадцати колен из Египта; среди досточтимых
отцов церкви есть у них также великий светоч, сияющий с Востока - Григорий
Назианзин {24}, драматически изобразивший в греческой поэме распятие
Спасителя, точно также остаемся мы в долгу перед королевским послом Гуго
Гроцием {25}, этим великим пламенником учености и благочестия нашего века,
пошедшим по стопам Св. Григория в своей трагедии о Распятии, написанной на
латинском языке: этой непреходящей по достоинствам работе воздаем мы честь и
благодарность. Среди английских протестантов ученое перо Ричарда Бейкера
{26} также достаточно вольно в нерифмованной форме развернуло образ Люцифера
и всю историю мятежа Духов. Отцы древней церкви имели обыкновение отлучать
от церкви лицедеев, принявших крещение, и сильно порицали драматическое
искусство того времени, но мы будем держаться в стороне от этого факта, -
время и обстоятельства тогда были совершенно иные, нежели теперь. Мир тогда
еще лежал во многих отношениях погруженным в языческое безбожие.
Возникновение христианства было тогда еще свежо в памяти людской;
драматическое же искусство, посвященное Кибеле, таинственной матери богов,
великому идолу, существовало и поддерживалось в качестве вспомогательного
средства, имеющего целью отвести от народа повальные бедствия. Блаженный
Августин свидетельствует, что языческий первосвященник, служитель
установлений Нумы и идолопоклонства, учредил в Риме драматические действа и
закрепил их своею властью, дабы тем самым отвратить свирепствовавшее тогда
черное моровое поветрие. Скалигер {27} признает, что драматические действа
были учреждены и древнем Риме во внушению Сивиллы во имя народного здоровья;
из этого следует, что таковые игры служили укрепляющей пищей слепому
идолопоклонству языческого мира и возвышению идолов; растущее отвращение, с
которым христианские подвижники н продолжительно боровшаяся церковь
относились к лицедейству, оное искореняя, обошлось во множество крови и
пота, но теперь от древних культов в Европе не осталось никаких следов.
Поэтому необходимо и похвально поступали Св. Отцы древности, наказуя
драматическое искусство и равным образом порчу нравов, выражавшиеся в
злоупотреблении показом обнаженных юношей, девушек и женщин, воистину не
долженствующего иметь места. Теперь все это преодолено, пусть на пользу нам
и приличеству послужат поучительные и занимательные представления. Священные
и достойные примеры служат зерцалами, чтобы исповедывать добродетель и
благочестие; чтобы избегать несчастий и бедствий, кои также бывают
показываемы на сцене. Целью и намерением узаконенной Трагедии является
смягчение нравов посредством устрашения, а также возбуждения в душах
сострадания. Обучающаяся молодежь в расцвете лет своих может упражняться
благодаря лицезрению драматических действ в знании языка, в красноречии, в
мудрости, воспитанности, добрых нравах и манерах; таковое же упражнение
установит в их чутких душах и мыслях черты послушания и обходительности,
которые останутся им присущи и в зрелом возрасте и сохранятся до старости:
случается ведь порою и так, что незаурядные умы, не откликаясь и не
ответствуя ничему обыденному, бывают затронуты и подвигнуты к еще более
высоким умышлениям благодаря остроумному и возвышенному драматическому
стиху; в точности так благородный лютнист производит соответственные звуки,
чуть лишь только другой, ему подобный, и на такой же лад настроивший лютню,
тронет струны одухотворенной рукой, каковая имеет возможность раз- веять
угнетенное настроение владетельного и закоснелого Саула. История древней
церкви подкрепляет сие достопамятными примерами Генезия и Ардалиона {28},
двух театральных лицедеев, просвященных и обращенных Св. Духом: в то время,
как они по ходу лицедейства желали унизить христианское богослужение, они
прониклись истиной, постигли ее, следуя возвышенным театральным ролям, в
каковых ядро мудрости можно бывает преподать более достойно изукрашенным,
чем при посредстве неблаговозвышенных проповедей, часами бросаемых на ветер
и скорее неприятных, чем поучительных. Нас также упрекают касательно до
содержания Библии, что никакой игры, связанной со священными предметами, не
следует играть; сие может еще показаться сколько-то обоснованным на нашем
родном наречии, в котором слово "игра" имеет также и неблагородное значение;
однако же кто хотя бы слово - другое в состоянии связать на наречии
греческом, тот хорошо знает, что греки и латиняне подобного употребления
оного слова не знавали; Τραγῳδία представляет собою сложное слово и
обозначает собственно "козлиная песнь", в память о соревновательных
пастушеских песнях, в каковом соревновании победивший получал в награду
козла; отсюда возник обычай трагического пения, и драматическое искусство
обрело свое основное название; если же будут нас и долее все так же
немилосердно заушать за самое слово "игра", как быть нам тогда с игрою
органа, или же с игрою на арфе и пением Давидовым, и с игрой десятиструнного
псалтериона {29}, и с другими видами игры на духовых и струнных
инструментах, различным образом введенными протестантами в свои собрания?
Кто способен постичь смысл и узреть разницу здесь, тот не будет немилосердно
хулить справедливое использование сценического искусства и не отнесется
недоброжелательно к этому прекрасному, даже божественному изобретению,
достойному уважения виду отдохновения, сладостному, словно мед, утешению в
жизненных трудностях для молодежи и благосклонного к искусству бюргерства;
посему мы, воодушевленные зрительским одобрением, выводим в трагедии
Люцифера, каковой, настигаемый Господней молнией, ниспровергается во Ад как
несомненное зерцало всех неблагодарных честолюбцев, упрямо смеющих
восставать против освященных властей, величеств и законоустановленного
начальства.
Люцифер, Архангел, высший и светлейший среди всех Ангелов, высокомерный
и властолюбивый, уязвленный слепою любовию к самому себе, позавидовал
Божьему безграничному величию, а также Человеку, созданному по образу и
подобию Божию и в роскошном Эдеме одаренному господством надо всем земным
наделом. Он позавидовал Богу и Человеку еще более пылко, когда Гавриил,
Глашатай Господних Тайн, объявил всех Ангелов Духами, призванными нести
службу, и раскрыл им тайну грядущего Господнего вочеловечения, однако же,
обойдя Ангельский собор окончательным раскрытием подлинной человеческой
природы, имеющей в будущем соединиться с божественной, коим будут
предустановлены равные Власть и Величие; в ответ на сие гордый и завистливый
Дух, пытающийся самого себя поставить равным Богу и удержать Человека вне
пределов Небес, становится предводителем своих приверженцев, неисчислимых
Ангелов, дымящихся злобою и вооружившихся, несмотря на предупреждение
Рафаила, указывающее на безрассудность войны с небесным Архистратигом
Михаилом и его воинством; пораженный в бою, после проигранной битвы, мстит
он первому Человеку и с ним всем его потомкам, после чего злонравный Дух
низвергается окончательно вместе со всеми своими строптивыми сторонниками во
Ад, где и обязан пребывать проклятым во веки веков.
Драма имеет местом действия Небеса.
Велиал |
Вельзевул } военачальники восставших
Аполлион |
Гавриил, Божий Глашатай
Хор Ангелов
Люцифер, Наместник
Люциферисты, мятежные Духи
Михаил, Архистратиг
Рафаил, Ангел-хранитель
Уриил, оружничий Михаила.
Вельзевул, Велиал, Аполлион
Вельзевул
Мой Велиал ушел в пространства для дозора:
Возвратный путь стремит достаточно ли споро
Наш друг Аполлион, - владыка Люцифер
Тому препоручил сойти с небесных сфер {30}
Затем, чтобы внизу удел Адама, Землю,
Обследовать вполне. Вестям заране внемлю:
Сей Дух, от нижнего вернувшись рубежа,
Все точно сообщит, владыке послужа,
Как и положено достойному клеврету.
Велиал
10 О да, князь Вельзевул: исполнив службу эту,
Сейчас Аполлион уже в просторе зрим:
Он мчит быстрей ветров, и яркий след за ним
Простерт, - он облака взрывает и бичует
Концами крыл, - уже он воздух Неба чует,
Сюда при свете дня спешить благоволя,
Где твердь удвоена лазурью хрусталя {31}.
Планеты смотрят, как, величественно рея,
Стремится он превыспрь, к вершине Эмпирея;
Не Ангел - слышится в их пылкой похвале, -
20 Се огнь, ширяющий могучие крыле!
Вот он приблизился быстрей звезды летучей,
Смотри: прервал полет, восстал над горней кручей,
Златую ветвь держа.
Вельзевул
Аполлион, реки.
Аполлион
Князь Вельзевул, сады Эдема далеки,
Но я усердствовал как должно, уповаю:
Теперь сей плод прими, с ним совокупно - вайю {32};
Их созерцая, ты судить возможешь сам,
Сколь вертоград земной угодой Небесам
И взыскан Господом.
Вельзевул
Я вижу листьев злато, -
30 Сколь перлами росы земная ветвь богата!
Сколь многокрасочен, сколь духовит сей лист!
Сколь плод пленителен, пунцов и золотист!
Сколь сотворен умно, притом - благообразно!
Коснуться ли его? Великого соблазна
Предмет исполнен сей! Отведавший плода -
Про манну позабыть захочет навсегда!
Отныне жребий наш мы числить горшим будем:
Дано блаженствовать, не Ангелам, по людям.
Аполлион
О да, князь Вельзевул: кто правит вышиной,
40 Тот нынче ниже всех. Увиденное мной
Повелевает мне лишь восхищаться немо:
Наш Рай, увы, ничто перед красой Эдема.
Вельзевул
Теперь насыть наш слух не менее, чем зрак.
Аполлион
К чему повествовать велеречиво, как
Я девять сфер пронзил хрустальных, на которых
Светила зиждутся и движутся в просторах.
Не можно б и мигнуть в тот краткий миг, пока
Я, миновав Луну, слетел под облака,
Несомый крыльями однако столь высоко,
50 Чтоб разом обозреть блаженный край Востока {33},
----------------------------------------------------------------------------
Joost Van Den Vondel
Treurspelen
Йост Ван Ден Вондел
Трагедии
Издание подготовили: Е. Витковский, В. Ошис, Ю. Шичалин
http://lib.ru/NEWPROZA/WITKOWSKIJ/
Серия "Литературные памятники"
М., "Наука", 1988
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
Praecipitemquo immani turbine adogit {1}.
Непобедимейшему князю и государю,
господину Фердинанду Третьему {2},
коронованному императору
Священной Римской империи,
все более возвышающему славу государства.
Подобно тому, как Божественное Величие восседает в неприступном сиянии,
восседает также и Светское Могущество, черпающее свое сияние в отражении
божественных лучей, блистая преславно и неприкосновенно; но, как Божество,
или, лучше сказать, Верховная Добродетель, милует благосклонно тех, кто
приступает к наивысочайшему трону смиренно умалившись, - так да удостоит
современное Могущество также и наималейшего дозволением почтительно
склониться пред высочайшими стопами. В таковой надежде отваживается моя муза
из дальнего края преподнести Вашему Императорскому Величию эту трагедию о
Люцифере, слог коей взыскует быть весьма возвышенным и торжественным:
Omne germs script! gravitate Tragoedia vincit {3}:
Сиять над высшей вышиной
Дано Трагедии одной,
- все же ежели между тем в чем-либо здесь и недостает предполагающейся
возвышенности стиля, то пусть возместят таковую содержание драмы, титул, имя
и светлость того, кто предстает здесь зерцалом всех честолюбцев в небесной
трагедии; того, кто занимал высокое положение в Небесах, кто призван был
восседать по Божью сторону и быть Богу подобным, но от каковой участи
отрекся и по справедливости обречен за то на вечный мрак. Сему злосчастному
примеру Люцифера, архангела, некогда владычествовавшего над всеми ангелами,
следовали с тех пор почти во все столетия различные строптивые тираны, о чем
свидетельствует как древняя, гак и новая история, показывая, как насилие,
подлость и коварно учиняемые удары неправедных, замаскированные под блеск
и сияние законности, бесполезны и бессильны, поскольку Божие предусмотрение
оказывает поддержку изначально освященным Властям и Родам, во имя
спокойствия и безопасности саморазличных государств, кои, не обладая
законным верховным главой, лишаются возможности образовать гражданское
сообщество; именно поэтому Господень провозвеститель на пользу человеческому
роду сто Державу утвердил как свою собственную, повелевая воздавать Богу и
Кесарю соответственно Богово и Кесарево. Христианская империя пребывает
подобно кораблю в бурном море, со всех сторон осажденная в наше время
турками и татарами, и, ввиду угрозы кораблекрушения, требуется в высшей
степени единодушное почитание Императорского дома, дабы сдержать общего
наследственного врага племени Христова и обезопасить императорские земли
вместе с их границами от ущерба, чинимого дикими народами; посему
возблагодарим же Бога за то, что Ему было угодно на последнем рейхстаге
закрепить власть и корону Священной Римской Империи в руках наследника,
Фердинанда Четвертого {4}, в то время как его отец пребывает в добром
здравии; мы усматриваем в этом благословение, прослышав о коем, столь многие
народы воспрянут духом, и сценическая труба пашей нижненемецкой музы
отважнее, чем когда-либо, выведет Люцифера, триумфально побеждаемого
Михаилом, на подмостки перед троном властителя державы Верхних Немцев.
Вашего Императорского Величества
Всепокорнейший слуга
Й. ван Вондел.
ФЕРДИНАНДА ТРЕТЬЕГО
в час, когда Иоахимус Сандрарт {5} из Стокау, из Вены
в Австрии, меня почтил изображением Его Величества,
изукрашенным трофеями и венками.
Deus nobis haec otia fecit {6}.
Светилом Австрии, взнесенным столь высоко,
Послать лучи Земле сегодня решено:
С престола горнего благоволит оно
К искусствам обратить взыскательное око.
О третий Фердинанд, ты словно Август новый,
Наследуешь ему, как верный сын отцу:
Ты знаешь бранный путь к небесному дворцу,
Внося в тревожный мир спокойствия основы {7}.
Блаженный властелин блаженного народа,
10 Всевышний да блюдет тебя, твой век продлив,
И суд весов твоих да будет справедлив!
Орел доставил меч и скипетр с небосвода,
Корону возложил на славное чело, -
Начало дней златых на земли низошло.
И ЦЕНИТЕЛЯМ СЦЕНИЧЕСКОГО ДЕЙСТВА
Здесь преподносится вам, дабы сызнова воспламенить ваше рвение к
искусству и дабы вместе с тем напитать ваши души подкреплением и поучением,
священная Трагедия, имеющая местом действия Небеса. Великие Архангелы -
Люцифер и Михаил, каждый поддержанный приверженцами, взявшими их сторону, -
выходят здесь на подмостки, чтоб сыграть свои роли. Сцены и персонажи столь
ясны и столь величественны, что им подобал бы более возвышенный стиль, более
высокие котурны, нежели я умею для них измыслить. Никто из тех, кому понятен
язык непогрешимых пророков божественного Духа, не станет трактовать, что мы
излагаем историю Салмонея {8}, воспротивившегося Юпитеру среди Элиды,
подражавшего при помощи металлических брусьев своей колесницы грому и
молниям, громом же и убитого; никоим образом не пытаемся мы заново поведать
древний сюжет о битве Исполинов, - каковыми примерами пытается Поэзия
отвратить внемлющих ей от высокомерия я безбожного подрывания основ церкви,
вдохновляя взамен того к познанию природы; именно вихри и поветрия,
замкнутые в нутре земли, в ее заполненной серными испарениями полости, порою
ищут возможности исторгнуться, встопорщивая каменные скалы, творя дым, чад,
пламя, трясение почвы и ужасающий шум, - разразившись же сими производными и
поднявшись в небесную высь, бывают они вновь низвергнуты в основание суши и
моря, и завалены пеплом и каменьями. Среди пророков свидетельствуют нам о
падении Архангелов и их приверженцев Исайя и Иезекииль; также и Христов
Евангелист дал нам наиболее истинное для нашего понимания богодухновенное
известие, наконец, о том же говорит Иуда Фаддей, верный Его апостол,
изречения коего достойны быть запечатлены в вечном диаманте, и еще более
того - в наших сердцах. Исайя восклицает: "Как упал ты с неба, денница, сын
зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: взойду
на небо, выше звезд Божиих взнесу престол мой и сяду на горе в сонме богов
на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему. Но ты
низвержен в ад, в глубины преисподней" {9}. Бог речет через Иезекииля так:
"Ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты. Ты находился в
Эдеме в саду Божием, твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями:
рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и
золото, все, искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе,
приготовлено было в день сотворения твоего. Ты был помазанным херувимом,
чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил
среди огнистых камней. Ты был совершен в путях твоих со дня сотворения
твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония" {10}. Оба эти изречения следует
понимать в буквальном смысле относящимися: одно - к царю Вавилона, другое -
к царю Тира, которые, подобные Люциферу величием и высокомерием, были
наказаны и преданы карам. Иисус Христос также наблюдает падение строптивого
Люцифера. Он речет по этому поводу: "Я видел Сатану, спадшего с неба, как
молнию" {11}. Фаддей описывает картину падения ангелов, их проступок и
воспоследовавшее наказание, без какой-либо таинственности, кратко, так: "И
ангелов, не сохранивших своего достоинства, соблюдает в вечных узах, под
мраком, на суд великого дня" {12}. Мы обороняемся этими золотыми
изречениями, особливо словами Иуды Фаддея, ученика и посланника Небесного
Учителя и Царя всех царей, от стрел всех маловеров, кои стремятся поставить
под сомнение истинность падения Духов. Кроме того, в том же убеждает нас
изобилие достойных уважения, большей частью единодушных в данном вопросе
высказываний отцов церкви; все же, чтобы не злоупотреблять вниманием
сотоварищей по искусству, удовольствуемся мы тремя выдержками; первая - из
Св. Киприана {13}, епископа и мученика Карфагенского, - он пишет: "Сей,
дотоле сподобленный сана ангельского величия, удостоенный быть приятным
Богу, узрел человеков, сотворенных по образу и подобию Божию, проникся
злотворной завистью {14} и пал благодаря оной, дотоле его не обуревавшей,
пал, низринутый, пойманный прежде, нежели сам поймал, испорченный прежде,
нежели сам испортил; тем временем он, снова возбуждаемый завистью, похитил
людей из дарованного им милосердного освобождения от смерти, но я сам также
потерял то, что имел прежде". Григорий Великий {15} даст нам второе речение:
"Этот падший ангел, созданный для того, чтобы выше других ангельских сонмов
сверкать, низвергнут так за свое высокомерие, и поныне остается подчиненным
господству непоколебленных ангелов". Третье и последнее указание обретаем мы
в поучениях медоточивого Бернарда {16}: "Бойся высокомерия, я молю тебя, все
же бойся его! Источником всех преступлений является высокомерие, которое
самого Люцифера, сверкающего яснее всех звезд, затемнило вечным мраком. Оно
не просто одного из ангелов, но высшего Ангела обратило в Диавола".
Высокомерие и Зависть - две побудительные причины ужасающих вспышек раздоров
и войн, когда над нами властвует упряжка из двух созвездий-зверей, Льва и
Дракона, которые впряжены впереди боевой колесницы Люцифера, увлекая его в
бой против Бога и Михаила; следует принять во внимание то, что оба эти зверя
символизируют данные умопомрачения, ибо Лев, царь зверей, воодушевленный
своей мощью, в своей надменности не числит никого высшим себя; зависть же
язвит своим языком тех, к кому она обращена, на расстоянии. Блаженный
Августин {17}, описывая эти два умопомрачения, присущие Люциферу,
характеризует нам его и говорит, что Высокомерие - это любовь к своему
собственному величию, но Зависть - самое ненавистное среди всех прочих
несчастий; здесь явно прослеживается взаимосвязь, ибо каждый подобный -
говорит Августин, - тот, кто собственное величие возлюбил, завидует подобным
же себе, и завидует меньшим себя потому, что они не стали равными ему,
завидует большим себя потому, что они стоят выше его. По той же причине даже
и сами звери одержимы проклятыми Духами и употребляемы ими во зло, подобно
тому, как случилось это в начале времен со Змеем, а в священный век - со
стадом свиней, которые с превеликим шумом бросились в море {18}; поскольку
же созвездия в небесах сами обозначены символами, также упоминаемыми
Пророками {19}, например, Плеяды, они же Семизвездие, Арктур, Орион и
Люцифер, то да будет вам угодно извинить изобильность и назидательность
драматической поэзии, которая, преображая подобным образом пагубных Духов н
нашей трагедии, вооружает их и дозволяет им противоборствовать, ибо адским
чудовищам ничто так не свойственно, как принимать обманные обличья и
злоупотреблять стихиями и тварями во вред славе и имени Всевышнего, заходя
столь далеко, сколь Он им дозволяет; Св. Иоанн в своем Откровении изображает
Небесные Тайны и борьбу в Небесах, говоря о Драконе, чей хвост, утащивший
третью часть звезд {20}, толкуем теологами как образ падения низверженных
ангелов; в поэзии к тому же вошло в традицию не осуждать цветистость
изложения и не предписывать строгости школьных уроков. Так же должны мы
отнестись к второстепенным персонажам, появляющимся в этой Трагедии, именно
к злым и добрым Ангелам, из коих каждый играет свою особую, от других
отличную роль; подобно тому, как сам Цицерон и его последователи учат нас
изображать каждый персонаж согласно его происхождению и положению. Между тем
мы не находим никакого резона в том, чтобы драматург весьма строго следовал
тексту Св. Писания и таковым ограничивался, отлично от случаев, когда дело
касается до мировой истории или же до языческих измышлений, и пренебрегал бы
древними и преславными законоустановлениями поэзии, что изложено Горацием
Флакком в его "Науке поэзии" следующими словами {21}:
Имеют власть решать художник и поэт,
Что на потребу им, а в чем потребы нет.
Здесь в особенности следует уделить внимание тому, как мы, дабы сильнее
распалить ревность высокомерных и завистливых Духов, приоткрываем им в
некоторой мере - устами глашатая Тайн Господних, Божьего Посла Архангела
Гавриила - таинство грядущего вочеловечения. Слова; мы следуем в данном
случае мыслям не большинства, но лишь некоторых теологов, поскольку более
скорбная картина предоставляет больше богатого материала и сценического
блеска; однако в этом пункте, как и в других обстоятельствах причинности,
времени, места и образа действий - мы, воспользовавшись таковым, лишь имели
целью провести трагедию сильнее, пышнее, последовательнее, поучительнее, и
лишь хотели осветить несомненную истину, а не измыслить что-либо по нашему
разумению или счесть возможным что-либо твердо установить. Святой Апостол
Павел, провозвеститель Тайн Господних Евреям, возвещает сам весьма
достохвально - к повреждению царства лживых и совращенных Духов -
господство, власть и божественность вочеловеченного Слова, благодаря Его
вступлению превыше всех ангелов в имя, сан и наследование, в почитание
ангелами, в помазание, в восседание одесную Бога, в вечность Своего
господства как Царя Грядущего Мира, источник и окончание всего сущего и
венчанного главы человеков и ангелов, Ему подвластных, Божьих вестников и
Духов, посланных на службу человекам, наследникам блаженства, природа
которого - Сын Божий, Ангелами предшествуемый, в роду Авраамовом завещанный
{22}. Считаясь с этой несомненностью, я не почитал здесь уместным без
разумения повторять в точности каждое слово Библии, поскольку безупречные
свидетели, устами коих таковые слова проречены, так же иной раз могли бывать
подвержены переменчивости, подобно тому, как у простых правдивых людей
чувственное восприятие не всегда сходно и одинаково. Все достойные уважения
искусства и учения имеют своих приверженцев и противников, так же, как
налицо и справедливое использование оных, и злоупотребление ими. Поэты и
Драматурги, трактующие Священное Писание, ведут свое родословие от древних
евреев, среди коих поэт Иезекииль {23} оставил по себе в греческой
словесности описание исхода двенадцати колен из Египта; среди досточтимых
отцов церкви есть у них также великий светоч, сияющий с Востока - Григорий
Назианзин {24}, драматически изобразивший в греческой поэме распятие
Спасителя, точно также остаемся мы в долгу перед королевским послом Гуго
Гроцием {25}, этим великим пламенником учености и благочестия нашего века,
пошедшим по стопам Св. Григория в своей трагедии о Распятии, написанной на
латинском языке: этой непреходящей по достоинствам работе воздаем мы честь и
благодарность. Среди английских протестантов ученое перо Ричарда Бейкера
{26} также достаточно вольно в нерифмованной форме развернуло образ Люцифера
и всю историю мятежа Духов. Отцы древней церкви имели обыкновение отлучать
от церкви лицедеев, принявших крещение, и сильно порицали драматическое
искусство того времени, но мы будем держаться в стороне от этого факта, -
время и обстоятельства тогда были совершенно иные, нежели теперь. Мир тогда
еще лежал во многих отношениях погруженным в языческое безбожие.
Возникновение христианства было тогда еще свежо в памяти людской;
драматическое же искусство, посвященное Кибеле, таинственной матери богов,
великому идолу, существовало и поддерживалось в качестве вспомогательного
средства, имеющего целью отвести от народа повальные бедствия. Блаженный
Августин свидетельствует, что языческий первосвященник, служитель
установлений Нумы и идолопоклонства, учредил в Риме драматические действа и
закрепил их своею властью, дабы тем самым отвратить свирепствовавшее тогда
черное моровое поветрие. Скалигер {27} признает, что драматические действа
были учреждены и древнем Риме во внушению Сивиллы во имя народного здоровья;
из этого следует, что таковые игры служили укрепляющей пищей слепому
идолопоклонству языческого мира и возвышению идолов; растущее отвращение, с
которым христианские подвижники н продолжительно боровшаяся церковь
относились к лицедейству, оное искореняя, обошлось во множество крови и
пота, но теперь от древних культов в Европе не осталось никаких следов.
Поэтому необходимо и похвально поступали Св. Отцы древности, наказуя
драматическое искусство и равным образом порчу нравов, выражавшиеся в
злоупотреблении показом обнаженных юношей, девушек и женщин, воистину не
долженствующего иметь места. Теперь все это преодолено, пусть на пользу нам
и приличеству послужат поучительные и занимательные представления. Священные
и достойные примеры служат зерцалами, чтобы исповедывать добродетель и
благочестие; чтобы избегать несчастий и бедствий, кои также бывают
показываемы на сцене. Целью и намерением узаконенной Трагедии является
смягчение нравов посредством устрашения, а также возбуждения в душах
сострадания. Обучающаяся молодежь в расцвете лет своих может упражняться
благодаря лицезрению драматических действ в знании языка, в красноречии, в
мудрости, воспитанности, добрых нравах и манерах; таковое же упражнение
установит в их чутких душах и мыслях черты послушания и обходительности,
которые останутся им присущи и в зрелом возрасте и сохранятся до старости:
случается ведь порою и так, что незаурядные умы, не откликаясь и не
ответствуя ничему обыденному, бывают затронуты и подвигнуты к еще более
высоким умышлениям благодаря остроумному и возвышенному драматическому
стиху; в точности так благородный лютнист производит соответственные звуки,
чуть лишь только другой, ему подобный, и на такой же лад настроивший лютню,
тронет струны одухотворенной рукой, каковая имеет возможность раз- веять
угнетенное настроение владетельного и закоснелого Саула. История древней
церкви подкрепляет сие достопамятными примерами Генезия и Ардалиона {28},
двух театральных лицедеев, просвященных и обращенных Св. Духом: в то время,
как они по ходу лицедейства желали унизить христианское богослужение, они
прониклись истиной, постигли ее, следуя возвышенным театральным ролям, в
каковых ядро мудрости можно бывает преподать более достойно изукрашенным,
чем при посредстве неблаговозвышенных проповедей, часами бросаемых на ветер
и скорее неприятных, чем поучительных. Нас также упрекают касательно до
содержания Библии, что никакой игры, связанной со священными предметами, не
следует играть; сие может еще показаться сколько-то обоснованным на нашем
родном наречии, в котором слово "игра" имеет также и неблагородное значение;
однако же кто хотя бы слово - другое в состоянии связать на наречии
греческом, тот хорошо знает, что греки и латиняне подобного употребления
оного слова не знавали; Τραγῳδία представляет собою сложное слово и
обозначает собственно "козлиная песнь", в память о соревновательных
пастушеских песнях, в каковом соревновании победивший получал в награду
козла; отсюда возник обычай трагического пения, и драматическое искусство
обрело свое основное название; если же будут нас и долее все так же
немилосердно заушать за самое слово "игра", как быть нам тогда с игрою
органа, или же с игрою на арфе и пением Давидовым, и с игрой десятиструнного
псалтериона {29}, и с другими видами игры на духовых и струнных
инструментах, различным образом введенными протестантами в свои собрания?
Кто способен постичь смысл и узреть разницу здесь, тот не будет немилосердно
хулить справедливое использование сценического искусства и не отнесется
недоброжелательно к этому прекрасному, даже божественному изобретению,
достойному уважения виду отдохновения, сладостному, словно мед, утешению в
жизненных трудностях для молодежи и благосклонного к искусству бюргерства;
посему мы, воодушевленные зрительским одобрением, выводим в трагедии
Люцифера, каковой, настигаемый Господней молнией, ниспровергается во Ад как
несомненное зерцало всех неблагодарных честолюбцев, упрямо смеющих
восставать против освященных властей, величеств и законоустановленного
начальства.
Люцифер, Архангел, высший и светлейший среди всех Ангелов, высокомерный
и властолюбивый, уязвленный слепою любовию к самому себе, позавидовал
Божьему безграничному величию, а также Человеку, созданному по образу и
подобию Божию и в роскошном Эдеме одаренному господством надо всем земным
наделом. Он позавидовал Богу и Человеку еще более пылко, когда Гавриил,
Глашатай Господних Тайн, объявил всех Ангелов Духами, призванными нести
службу, и раскрыл им тайну грядущего Господнего вочеловечения, однако же,
обойдя Ангельский собор окончательным раскрытием подлинной человеческой
природы, имеющей в будущем соединиться с божественной, коим будут
предустановлены равные Власть и Величие; в ответ на сие гордый и завистливый
Дух, пытающийся самого себя поставить равным Богу и удержать Человека вне
пределов Небес, становится предводителем своих приверженцев, неисчислимых
Ангелов, дымящихся злобою и вооружившихся, несмотря на предупреждение
Рафаила, указывающее на безрассудность войны с небесным Архистратигом
Михаилом и его воинством; пораженный в бою, после проигранной битвы, мстит
он первому Человеку и с ним всем его потомкам, после чего злонравный Дух
низвергается окончательно вместе со всеми своими строптивыми сторонниками во
Ад, где и обязан пребывать проклятым во веки веков.
Драма имеет местом действия Небеса.
Велиал |
Вельзевул } военачальники восставших
Аполлион |
Гавриил, Божий Глашатай
Хор Ангелов
Люцифер, Наместник
Люциферисты, мятежные Духи
Михаил, Архистратиг
Рафаил, Ангел-хранитель
Уриил, оружничий Михаила.
Вельзевул, Велиал, Аполлион
Вельзевул
Мой Велиал ушел в пространства для дозора:
Возвратный путь стремит достаточно ли споро
Наш друг Аполлион, - владыка Люцифер
Тому препоручил сойти с небесных сфер {30}
Затем, чтобы внизу удел Адама, Землю,
Обследовать вполне. Вестям заране внемлю:
Сей Дух, от нижнего вернувшись рубежа,
Все точно сообщит, владыке послужа,
Как и положено достойному клеврету.
Велиал
10 О да, князь Вельзевул: исполнив службу эту,
Сейчас Аполлион уже в просторе зрим:
Он мчит быстрей ветров, и яркий след за ним
Простерт, - он облака взрывает и бичует
Концами крыл, - уже он воздух Неба чует,
Сюда при свете дня спешить благоволя,
Где твердь удвоена лазурью хрусталя {31}.
Планеты смотрят, как, величественно рея,
Стремится он превыспрь, к вершине Эмпирея;
Не Ангел - слышится в их пылкой похвале, -
20 Се огнь, ширяющий могучие крыле!
Вот он приблизился быстрей звезды летучей,
Смотри: прервал полет, восстал над горней кручей,
Златую ветвь держа.
Вельзевул
Аполлион, реки.
Аполлион
Князь Вельзевул, сады Эдема далеки,
Но я усердствовал как должно, уповаю:
Теперь сей плод прими, с ним совокупно - вайю {32};
Их созерцая, ты судить возможешь сам,
Сколь вертоград земной угодой Небесам
И взыскан Господом.
Вельзевул
Я вижу листьев злато, -
30 Сколь перлами росы земная ветвь богата!
Сколь многокрасочен, сколь духовит сей лист!
Сколь плод пленителен, пунцов и золотист!
Сколь сотворен умно, притом - благообразно!
Коснуться ли его? Великого соблазна
Предмет исполнен сей! Отведавший плода -
Про манну позабыть захочет навсегда!
Отныне жребий наш мы числить горшим будем:
Дано блаженствовать, не Ангелам, по людям.
Аполлион
О да, князь Вельзевул: кто правит вышиной,
40 Тот нынче ниже всех. Увиденное мной
Повелевает мне лишь восхищаться немо:
Наш Рай, увы, ничто перед красой Эдема.
Вельзевул
Теперь насыть наш слух не менее, чем зрак.
Аполлион
К чему повествовать велеречиво, как
Я девять сфер пронзил хрустальных, на которых
Светила зиждутся и движутся в просторах.
Не можно б и мигнуть в тот краткий миг, пока
Я, миновав Луну, слетел под облака,
Несомый крыльями однако столь высоко,
50 Чтоб разом обозреть блаженный край Востока {33},