Бармен старался поддерживать дружескую атмосферу.
   — Элфи начал с того, что был монополистом, правда, Элфи? — живо вмешался он.
   — Да. Но желающих слишком много. Это занятие для десяти, ну пускай — двадцати человек. А нас сейчас сотни две. Армия и КРРах уже чуть было не сцапали меня, поэтому я и оглядывался по сторонам, пытаясь, подыскать что-нибудь более подходящее. Забавно, что я, вовсе не думая об этом, проделывал эти штуки с самого детства. Мне следовало бы сразу заняться этим делом. Кррахи, — презрительно проговорил он, видимо припоминая, насколько близок он был к тому, чтобы оказаться втянутым в КРР. Армия! — добавил он и сплюнул.
   Несколько солдат и многие из КРР слышали, как он оскорблял их организации, но они только согласно кивали головами, полностью разделяя его презрение.
   Внимание Элфи снова привлек экран.
   — «Детка, милая детка», — сказал он. — Новинка.
   Он заторопился к бару, чтобы более тщательно изучить движения оркестра. Бармен положил руку на регулятор громкости и внимательно следил за знаками Элфи. Элфи приподнимал бровь, и бармен включал звук. Послушав несколько секунд, Элфи кивал, и звук опять отключался.
   — Что заказываете, ребята? — сказала официантка.
   — Хмм? — отозвался Пол, все еще с любопытством следя за Элфи. — О, бурбон с водой, пожалуйста. — Сейчас он ставил опыты со своими глазами и обнаружил, что они плохо его слушаются.
   — Ирландское виски с водой, — сказал Финнерти. — Ты голоден?
   — Да, принесите нам пару крутых яиц, пожалуйста.
   Настроение у Пола было отличным, он чувствовал, что тесные узы братства связывают его с людьми в этом салуне, а если идти дальше, то и со всем человечеством, с целой вселенной. Он чувствовал себя мудрым, стоящим на пороге какого-то блестящего открытия. И тут он припомнил:
   — Боже мой, Анита!
   — Где Анита?
   — Дома, ждет нас…
   Он пошел через зал, неуверенно держась на ногах, бормоча извинения и раскланиваясь со всеми встречными. Так он добрался до телефонной будки, которая все еще хранила запах сигары предыдущего своего обитателя, и позвонил домой.
   — Послушай, Анита, я не приеду к обеду. Мы с Финнерти заговорились и…
   — Все в порядке, дорогой. Шеферд сказал мне, чтобы я не ждала.
   — Шеферд?
   — Да, он видел тебя там и сказал мне, что не похоже, чтобы ты скоро попал домой.
   — А когда ты его видела?
   — А он сейчас здесь. Он пришел извиниться за вчерашний вечер. Все уже улажено, и мы очень хорошо проводим время.
   — О? Ты приняла его извинения?
   — Мы, можно сказать, пришли к взаимопониманию. Он боится, что ты представишь его в плохом виде перед Кронером, и я сделала все, что было в моих силах, чтобы заставить его думать, будто ты всерьез намерен это предпринять.
   — Так послушай же, я совсем не собираюсь выставлять в плохом виде этого…
   — Это ведь его метод. С огнем нужно бороться при помощи огня. Я заставила его пообещать, что он не будет распространять о тебе никаких сплетен. Разве ты не гордишься мной?
   — Да, конечно.
   — Теперь тебе следует наседать на него, не давать ему успокоиться.
   — Угу.
   — А теперь продолжай свое дело и хорошенько развлекись. Иногда тебе бывает полезно вырваться.
   — Угу.
   — И пожалуйста, заставь как-нибудь Финнерти уехать.
   — Угу.
   — Разве я пилю тебя?
   — Нет.
   — Пол! Тебе ведь не хочется, чтобы я была безразлична к твоим делам?
   — Нет.
   — Хорошо. А теперь пей и постарайся напиться. Это пойдет тебе на пользу. Только поешь чего-нибудь. Я люблю тебя, Пол.
   — Я люблю тебя, Анита.
   Он повесил трубку и повернулся лицом к миру, видневшемуся сквозь мутное стекло телефонной будки. Одновременно с легким головокружением к нему пришло ощущение новизны — новое и сильное чувство солидарности, идущее изнутри. Это была всеобъемлющая любовь, особенно к маленьким людям, простым людям, господи благослови их всех. Всю свою жизнь он был скрыт от них стенами своей железной башни. И вот сейчас, этой ночью, он пришел к ним разделить их надежды и разочарования, понять их стремления, вновь открыть для себя их красоту и их земную ценность. Это было настоящее — этот берег реки, и Пол любил этих простых людей, он хотел оказать им помощь и дать им понять, что их любят и понимают, но ему хотелось также, чтобы и они в свою очередь любили его.
   Когда он вернулся обратно в кабину, с Финнерти сидели две молодые женщины, и Пол немедленно полюбил их.
   — Пол… разреши представить тебе мою кузину Агнесу из Детройта, — сказал Финнерти. Он положил руку на колено полной веселой рыжеголовой женщины, сидевшей рядом с ним. — А это, сказал он, указывая через стол на высокую некрасивую брюнетку, это твоя кузина Агнеса.
   — Здравствуйте, Агнеса и Агнеса.
   — Вы что — такой же тронутый, как и он? — подозрительно спросила брюнетка. — Если да, то я собираюсь домой.
   — Пол — хороший, чистый, любящий американские развлечения парень, — сказал Финнерти.
   — Расскажите мне о себе, — горячо попросил Пол.
   — Меня зовут не Агнеса, а Барбара, — сказала брюнетка. — А ее Марта.
   — Что будете заказывать? — спросила официантка.
   — Двойное шотландское с содовой, — сказала Марта.
   — Мне тоже, — сказала Барбара.
   — Четыре доллара за напитки для дам, — сказала официантка.
   Пол дал ей пятерку.
   — Ух ты, господи! — воскликнула Барбара, глядя на удостоверение в бумажнике Пола. — А ведь этот малый Инженер!
   — Вы с той стороны реки? — спросила Марта у Финнерти.
   — Мы дезертиры.
   Девушки отодвинулись и, упираясь спинами в стены кабины, с удивлением смотрели на Пола и Финнерти.
   — Черт побери, — произнесла, наконец, Марта, — о чем вы хотите, чтобы мы разговаривали? У меня в школе были хорошие отметки, по алгебре.
   — Мы простые парни.
   — Что будете заказывать? — спросила официантка.
   — Двойное шотландское с водой, — сказала Марта.
   — Мне тоже, — сказала Барбара.
   — Иди сюда и плюнь на все, — сказал Финнерти, притягивая опять к себе Марту.
   Барбара все еще сидела, отодвинувшись от Пола, и неприязненно глядела на него.
   — А что вы делаете здесь, приехали посмеяться над глупыми простачками?
   — Мне здесь нравится, — честно сказал Пол.
   — Вы смеетесь надо мной.
   — Честно, я совсем не смеюсь. Разве я сказал что-нибудь обидное?
   — Вы это думаете, — сказала она.
   — Четыре доллара за напитки для дам, — сказала официантка.
   Пол опять уплатил. Он не знал, что ему еще сказать Барбаре. Ему вовсе не хотелось заигрывать с ней. Ему просто нужно было, чтобы она была дружелюбной и компанейской и чтобы она поняла, что он совсем не важничает. Отнюдь нет.
   — Когда дают диплом инженера, не кастрируют, — говорил Финнерти Марте.
   — Свободно могли бы кастрировать, — сказала Марта. — Если говорить о некоторых мальчиках, которые приезжают к нам с того берега, так можно подумать, что их и в самом деле кастрировали.
   — Это более поздние выпуски, — сказал Финнерти. — Им, может, и не требуется этого.
   Чтобы создать белее интимную и дружескую атмосферу, Пол взял один из стаканчиков Барбары и отхлебнул из него. И тут до него дошло, что стаканы дорогого шотландского виски, которые подавались к ним на стол, как из рога изобилия, содержали просто окрашенную в коричневый цвет воду.
   — Слабовато, — сказал он.
   — А ты что — ждешь, что я умру от раскаяния? — сказала Барбара. — Пусти меня отсюда.
   — Не нужно, прошу тебя. Все в порядке. Просто поговори со мной. Я понимаю.
   — Что будете заказывать? — спросила официантка.
   — Двойное шотландское с водой, — сказал Пол.
   — Хочешь, чтобы я, себя чувствовала неловко?
   — Я хочу, чтобы ты чувствовала себя хорошо. Если тебе нужны деньги, я хотел бы помочь. — Он говорил от чистого сердца.
   — Ишь какой лихач, заботься о себе, — сказала Барбара. Она беспокойно оглядывала зал.
   Веки Пола становились все тяжелее, тяжелее и тяжелее, пока он пытался обдумать фразу, которая сломила бы лед между ним и Барбарой. Скрестив руки, он положил их на стол и, только чтобы передохнуть на минутку, опустил на них голову.
   Когда он снова открыл глаза, Финнерти расталкивал его, а Барбары и Марты уже не было. Финнерти помог ему выбраться на тротуар подышать свежим воздухом.
   На улице стоял шум, все было освещено каким-то колдовским светом. Пол сообразил, что происходит что-то вроде факельного шествия. Он принялся выкрикивать приветствия, когда узнал Люка Люббока, которого проносили мимо него на носилках.
   Когда Финнерти водворил его обратно в кабину, в сознании у Пола начала формироваться речь, самородок, найденный на дне туманных впечатлений вечера; речь эта оформлялась и набирала духовный блеск совершенно помимо его воли. Стоило ему только произнести ее, чтобы стать новым мессией, а Айлиум превратить в новый Эдем. Первая фраза уже вертелась у него на устах, пытаясь вырваться наружу.
   Пол вскарабкался на скамейку, а с нее на стол. Он высоко поднял руки над головой, призывая к вниманию.
   — Друзья! Друзья мои! — выкрикнул он. — Мы должны встретиться посреди моста!
   Хрупкий стол подломился под ним. Он услышал треск сломанного дерева, чьи-то выкрики, а потом погрузился в темноту.
   Первое, что он услышал, очнувшись, был голос бармена.
   — Пошли, пошли, время закрывать. Мне нужно запирать, заботливо говорил бармен.
   Пол уселся и застонал. Во рту у него пересохло, голова болела. Столик исчез из кабины, а только обвалившаяся штукатурка да головки винтов указывали на место, где он когда-то был прикреплен к стене.
   Салун выглядел опустевшим, но воздух все равно был наполнен лязгающими звуками. Пол выглянул из кабины и увидел, что человек моет пол шваброй. Финнерти сидел за механическим пианино и яростно импровизировал что-то на старом расстроенном инструменте.
   Пол с трудом дотащился до пианино и положил Финнерти на плечо руку.
   — Пошли домой.
   — Я остаюсь! — выкрикнул Финнерти, продолжая колотить до клавишам. — Иди домой.
   — А где же ты собираешься остаться?
   И тут только Пол заметил Лэшера, который скромно сидел в тени, прислонив стул к стене. Лэшер постучал по своей толстой груди.
   — У меня, — произнес он одними губами.
   Финнерти, не говоря ни слова, подал Полу на прощание руку.
   — Порядок, — легко сказал Пол. — Пока.
   Спотыкаясь, он вышел на улицу и отыскал свою машину. На минуту он приостановился, вслушался в дьявольскую музыку Финнерти, отражающуюся эхом от фасадов домов спящего города. Бармен почтительно держался в сторонке от взбесившегося пианиста, не решаясь прервать игру.

X

   После ночи, проведенной с Финнерти и Лэшерем, с добрыми маленькими людьми — Элфи, Люком Люббоком, барменом, Мартой и Барбарой, — доктор Пол Протеус проснулся, когда солнце уже здорово перевалило за полдень. Аниты дома не было, и он с пересохшим ртом, воспаленными глазами и желудком, будто битком набитым кошачьей шерстью, отправился на свой ответственный пост на Заводах Айлиум.
   Глаза доктора Катарины Финч, его секретаря, были воспаленными совсем по иной, чем у Пола, причине, по причине, которая занимала ее настолько, что ей недосуг было заниматься подобным же состоянием Пола.
   — Звонил доктор Кронер, — механически сказала она.
   — О? Он хотел, чтобы я ему позвонил?
   — Доктор Шеферд подходил к телефону.
   — Да? Что-нибудь еще?
   — Полиция.
   — Полиция? А им что нужно?
   — Доктор Шеферд подходил к телефону.
   — Ладно. — Ему все казалось горячим, светящимся и усыпляющим. Он присел на краешек ее стола и передохнул. — Попросите-ка этого сторонника конкуренции к телефону.
   — Это ни к чему. Он сейчас в вашем кабинете.
   Мрачно прикидывая, по поводу каких жалоб, недочетов или нарушений правил захотел его увидеть Шеферд, Пол бодро распахнул дверь своего кабинета.
   Шеферд сидел за столом Пола, погрузившись в подписывание целой пачки докладных. Он не поднял глаз. Все еще не отрывая взгляда от кипы бумаг, он энергично включил интерком.
   — Мисс Финч…
   — Да, сэр?
   — Я по поводу месячного доклада о состоянии безопасности: говорил вам что-нибудь доктор Протеус относительно того, что он собирается делать с этим вчерашним допуском Финнерти на территорию завода без сопровождающего?
   — Я и рта не раскрою по этому поводу, — сказал Пол.
   Шеферд глянул на него снизу вверх с наигранной радостью и удивлением.
   — О волке помолвка… — Он даже не сделал попытки освободить место Пола. — Скажи-ка, — продолжал он с налетом дружеского участия в голосе; — я думаю, что после вчерашнего у тебя трещит голова, а? Нужно было взять свободный день. Я достаточно хорошо знаю дело и мог бы тебя заменить.
   — Спасибо.
   — Не стоит благодарности. Ничего особенного.
   — Я хотел, чтобы Катарина присмотрела здесь за всем и, если нужно, вызвала меня.
   — А ты знаешь, что подумал бы об этом Кронер? Не стоит нарываться на неприятности. Пол.
   — Не скажешь ли ты мне, чего хотел Кронер?
   — О, конечно, скажу, он хотел, чтобы ты вместо четверга пришел к нему сегодня вечером. Завтра вечером ему нужно быть в Вашингтоне, и он останется там до конца недели.
   — Ну и чудесно. А какие приятные новости приготовила мне полиция?
   Шеферд благодушно рассмеялся.
   — Какая-то белиберда. Они всполошились относительно пистолета, который они нашли у реки. Проверка показала, что согласно номеру на этом пистолете он закреплен за тобой. Я им сказал, чтобы они еще раз проверили, — человек, у которого достаточно ума, чтобы управлять Заводами Айлиум, не так глуп, чтобы швыряться пистолетами.
   — Здорово ты их, Шеф. Не возражаешь, если я позвоню?
   Шеферд пододвинул через стол телефон и продолжал ставить подписи: «Лоусон Шеферд за отсутствием П.Протеуса».
   — Ты ему сказал, что я с похмелья?
   — Что ты, Пол. Я отлично прикрыл тебя.
   — А что ты ему сказал?
   — Нервы.
   — Грандиозно! — Катарина как раз соединяла кабинет Кронера с Полом.
   — Доктор Протеус из Айлиума хочет поговорить с доктором Кронером. Он звонит в ответ на звонок доктора Кронера, — сообщила Катарина.
   Сегодняшний день не годился для правильных оценок. Пол готов был на всякие неприятности с Кронером, Шефердом и полицией и относился ко всему этому с какой-то апатией. А вот сейчас его взбесила церемония, отнимающая массу времени телефонного этикета, взбесила; помпезность и условность, с любовью поддерживаемая занимающими высокие должности сторонниками максимальной эффективности.
   — Доктор Протеус у телефона? — спросила секретарь Кронера. Доктор Кронер у себя.
   — Минуточку, — сказала Катарина. — Доктор Протеус, доктор Кронер у себя и будет разговаривать с вами.
   — Хорошо. Я у телефона.
   — Доктор Протеус на линии, — сказала Катарина.
   — Доктор Кронер, доктор Протеус на линии.
   — Пусть разговаривает, — сказал Кронер.
   — Скажите доктору Протеусу, пусть разговаривает, — сказала секретарь Кронера.
   — Доктор Протеус, разговаривайте, пожалуйста, — сказала Катарина.
   — Это доктор Протеус, доктор Кронер. Я звоню в ответ на ваш звонок. — Маленький звоночек зазвонил «тинк-тинк-тинк», давая ему знать, что разговор его записывается на пленку.
   — Шеферд сказал мне, мальчик, что у тебя неважно с нервами.
   — Это не совсем так. По-видимому, я подхватил какой-то вирус.
   — Сейчас много летает этой гадости. Ну как, достаточно ли хорошо ты себя чувствуешь, чтобы прийти ко мне сегодня вечером?
   — С превеликим удовольствием. Нужно ли мне что-нибудь принести с собой — какие-нибудь материалы, которые вы хотели бы со мной обсудить?
   — Вроде Питсбурга? подсказал Шеферд театральным шепотом. Нет, это совершенно частный визит, Пол, — просто хорошенько поболтаем, и все. Нам уже давно не удавалось хорошенько поболтать. Мама и я, мы хотим повидать тебя совершенно частным образом.
   Пол прикинул. Его не приглашали частным образом к Кронеру уже целый год, с того момента, как он получил свое последнее повышение.
   — Это звучит очень соблазнительно. В котором часу?
   — В восемь — восемь тридцать.
   — Анита тоже приглашена? — Это была ошибка. Он брякнул это, не подумав.
   — Конечно! Надеюсь, ты не наносишь частных визитов без нее, не так ли?
   — О, конечно, нет, сэр.
   — Я надеюсь. — Кронер покровительственно рассмеялся. — Ну, до свидания.
   — Что он сказал? — спросил Шеферд.
   — Он сказал, что это не твое собачье дело — подписывать за меня эти докладные. Он сказал, чтобы Катарина Финч сразу же сняла твои подписи смывателем для чернил.
   — Ну-ну, валяй, валяй, — сказал Шеферд, вставая.
   Пол увидел, что все ящики его стола приоткрыты. В нижнем на самом виду торчало горлышко бутылки из-под виски. Он с грохотом задвинул. один за другим все ящики. Дойдя до нижнего, он вытащил бутылку и протянул ее Шеферду.
   — Вот, пожалуйста, — хочешь? Это может очень пригодиться. Она сверху донизу в отпечатках моих пальцев.
   — Ты собираешься меня вышибить — так я должен это понимать? — с готовностью заявил Шеферд. — Ты хочешь поднять вопрос перед Кронером? Ну давай. Я всегда готов. Посмотрим, что у тебя получится.
   — Отправляйся, откуда пришел. Валяй. Очисти помещение и не появляйся здесь, пока я тебя не позову. Катарина!
   — Да?
   — Если доктор Шеферд придет опять в этот кабинет без моего разрешения, стреляйте в него.
   Шеферд промчался мимо Пола и Катарины и выбежал наружу.
   — Доктор Протеус, полиция у телефона, — сказала Катарина.
   Пол крадучись выбрался из кабинета и пошел домой.
   Сегодня у прислуги был выходной день, и Пол застал Аниту на кухне. «Домашняя идиллия, детишек только не хватает», — подумал он.
   Кухня, если только можно так выразиться, была единственным детищем Аниты. Анита испытала все муки и, радости созидательного труда, планируя ее, — мучимая сомнениями, проклиная ограниченность средств, одновременно страстно желая и страшно боясь мнения других.
   Теперь кухня была закончена, ею восхищались, а вердикт всего общества порешил: Анита обладает художественными наклонностями.
   Это была большая, просторная, просторнее большинства жилых комната. Грубо обтесанные балки, добытые из старого сарая, держались у потолка скрытыми болтами, вделанными в стальные конструкции дома. Стены были обшиты сосновыми досками, отделанными под старину, желтоватый налет на них был нанесен льняным маслом.
   Огромный очаг и датская печь из дикого камня занимали одну стену. Над ними висело длинное, заряжающееся с дула ружье, рог с порохом и мешочек для пуль. На каминной доске со следами от восковых свечей стояли, кофейная мельница и утюг, а к решетке камина был прикреплен таган со ржавым котелком. Чугунный котел, достаточно вместительный, чтобы в нем можно было сварить миссионера, висел на длинном стержне над очагом, а под ним находился целый выводок маленьких черных горшочков. Деревянная, маслобойка не давала закрыться двери, а пучки кукурузных початков свешивались с полки через очень хорошо рассчитанные интервалы. В углу к стене прислонена была старомодная коса, а два бостонских кресла-качалки стояли на коврике ручной работы перед холодным очагом, на котором оставленный без присмотра котел так никогда и не кипел.
   Прищурившись, Пол смотрел на эту живописно-колониальную сценку и представил себе, что они с Анитой живут в отдаленном закоулке страны, в глуши, где ближайший сосед находится в двадцати восьми милях от них. Она сама варит дома мыло, делает свечи и вяжет грубые шерстяные вещи в ожидании надвигающейся суровой зимы, а он отливает пули, чтобы застрелить медведя, мясо которого избавит их от голода. Сосредоточив все свое внимание на этой картине, Пол сумел даже вызвать в себе чувство благодарности к Аните за ее присутствие здесь, благодарность богу за женщину, которая находится рядом с ним и помогает в ошеломляющем количестве работы, необходимой для того, чтобы просто выжить. И когда он в своих мечтах притащил Аните добытого медведя, а она разделала и засолила тушу, он почувствовал колоссальный подъем — вот они вдвоем своими мышцами и умом отбили целую гору доброго красного мяса у этого негостеприимного мира. И он отольет еще много пуль, а она наварит мыла и наделает свечей из медвежьего жира, пока, наконец, поздним вечером они не свалятся рядом на вязанку соломы в углу, потные и чертовски усталые, и будут любить друг друга, а потом спать крепким сном до самого холодного рассвета…
   — Урдл-урдл-урдл, — булькала автоматическая стиральная машина. — Урдл-урдл-ур-далл!!
   Пол неохотно окинул взглядом остальную часть комнаты, где в кожаном кресле сидела Анита перед фальшивыми полками вишневого цвета, скрывавшими гладильную доску. Сейчас гладильная доска была выкачена из-за полок, которые снаружи представляли собой целый фасад из ящиков и дверец, напоминающий маленький гараж для гладильного оборудования. Дверцы углового отделения были открыты. За ними находился экран телевизора, на который внимательно смотрела Анита. На экране доктор как раз говорил старой леди, что ее внук будет парализован от пояса и ниже на всю жизнь.
   «Урдл- урдл-урдл», — продолжала бормотать стиральная машина. Анита не обращала на нее внимания. «Дзз-зз! Тарк!» — зазвенели колокольчики. Но Анита продолжала игнорировать их. «Азззззз! Фрумп!» Верхушка стиральной машины отскочила, и коробка с сухим бельем выскользнула оттуда, как большая хризантема, белая, благоухающая и безукоризненно чистая.
   — Хелло! — сказал Пол.
   Анита знаком показала ему, чтобы он молчал, пока не кончится передача, а это означало — и рекламные передачи тоже.
   — Хорошо, — наконец сказала она и выключила телевизор. — Твой синий костюм лежит на кровати.
   — Да? А зачем?
   — То есть как это «зачем»? Для того чтобы идти к Кронерам.
   — А ты откуда знаешь?
   — Лоусон Шеферд позвонил и сказал мне.
   — Чертовски мило с его стороны.
   — Это мило со стороны любого — сказать мне, что происходит, если ты сам не делаешь этого.
   — А что еще он сказал?
   — Он полагает, что вы с Финнерти отлично провели время, судя по тому, как ужасно ты выглядел сегодня.
   — По-видимому, он знает об этом больше меня.
   Анита зажгла сигарету, красиво отшвырнула спичку и покосилась на Пола сквозь выпущенные носом струйки дыма.
   — Там были девушки, Пол?
   — Можно сказать, были. Марта и Барбара. Только не спрашивай меня, кто с кем был.
   — Был?
   — Сидел.
   Она сгорбилась в кресле, спокойно поглядела в окно, раскуривая сигарету короткими сильными затяжками, глаза ее увлажнились при драматическом пошмыгивании носа.
   — Ты и не обязан говорить мне, если тебе не хочется.
   — Говорить я не буду просто потому, что не помню. — Он усмехнулся. — Одну звали Барбара, а вторую звали Марта, а все остальное, как говорится, покрыто мраком.
   — Значит, ты не знаешь, что случилось? Я говорю, значит, могло произойти все что угодно.
   Улыбка сошла с его лица.
   — Я говорю, что все действительно было покрыто мраком и ничего не могло произойти. Я лежал как тряпка, свернувшись в кабине.
   — И ты ничего не помнишь?
   — Я помню человека по имени Элфи, который зарабатывает себе на жизнь при помощи телевизора; человека по имени Люк Люббок, который может быть чем угодно в зависимости от костюма; проповедника, которого тошнит, когда он наблюдает, как весь мир валится ко всем чертям, и…
   — И Барбару с Мартой.
   — И Барбару с Мартой. И еще парады — да, боже мой, ведь там еще были и парады.
   — Тебе стало лучше?
   — Нет. Но тебе должно стать лучше, потому что Финнерти, кажется, нашел себе новый дом и нового друга.
   — Слава богу и на этом. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты объяснил Кронеру, что Финнерти просто злоупотребил нашим гостеприимством и что мы так же недовольны им, как и все остальные.
   — Это не совсем соответствует действительности.
   — Ну что ж, держи тогда это про себя, если уж он так тебе нравится.
   Она подняла крышку своего бюро, где составляла ежедневные меню и вела запись домашним расходам, сверяв свои записи с поступающими из банка счетами, и вытащила оттуда три листка бумаги.
   — Я знаю, что ты считаешь меня глупой, но иногда стоит немного побеспокоиться, чтобы все шло по-хорошему, Пол.
   На бумаге были записаны какие-то, тезисы с основными разделами, пронумерованными римскими цифрами и с под-под-под и подразделами, помеченными маленькими буквами. С полным сознанием, что его головная боль набирает все большую силу, он наугад выбрал раздел III, А, I, а): «Не кури. Кронер пытается бросить курить».
   — Может быть, имело бы смысл прочесть это вслух, — сказала Анита.
   — Может быть, будет лучше, если я прочитаю это в одиночестве, когда ничто не будет меня отвлекать.
   — На это у меня ушел почти весь день.
   — Еще бы. Это самая обстоятельная работа из всех сделанных тобой. Спасибо, милая, я просто в восторге.
   — Я люблю тебя, Пол.
   — Я люблю тебя, Анита.
   — Милый, а что касается Марты и Барбары…
   — Даю тебе слово, я и не коснулся их.
   — Я хотела только спросить, видел ли кто-нибудь тебя с ними?
   — Полагаю, что видели, но не те люди, которые могли бы причинить мне какой-нибудь вред, Шеферд-то уж конечно, не видел.
   — Если бы это дошло до Кронера, то я просто не знала бы, что и делать. Он может посмеяться над выпивкой, но что касается женщин…
   — Я спал с Барбарой, — внезапно сказал Пол.