Страница:
— Как? — сказал я. Я пытался его не слушать, и уставился, чтобы отвлечься, в самую неподходящую точку — в лицо моей тещи. Ведь эта будущая жертва безумия, которой некуда податься, станет постоянной спутницей нашей жизни. Это было яснее ясного.
— Ну — вы же побывали на войне, — сказал он. По его тону было понятно, что он считал войну моим личным делом, его она не касалась. — Я хочу сказать, что вашему брату пришлосьтаки повозиться с разными отбросами.
Тут паренек как раз и погладил меня против шерсти. Мой мозг взорвался, как канистра с нитроглицерином.
Я ему рассказал, что мой дедушка с материнской стороны считал, что непристойности и богохульство как бы дают другим людям право пропускать мимо ушей то, что им говорят.
Я рассказал ему старую притчу, которую мне поведал Дедушка Уиллс, — про город, где в полдень ежедневно палили из пушки. Как-то раз пушкарю стало худо, и он настолько ослаб в последнюю минуту, что не смог выстрелить из пушки.
Так что в полдень пушка молчала.
Все население города света не взвидело, когда солнце достигло зенита. Люди в тревоге спрашивали друг друга:
— Так-перетак! Что стряслось?
Мой адвокат полюбопытствовал, какое это имеет отношение к тому, что я отказался от сквернословия.
Я ответил, что в наше время сплошного сквернословия «так-перетак» может ударить по мозгам не хуже пушечного выстрела.
Он пошел в ресторан, как-то ухитрился всех успокоить и предложил оплатить весь причиненный ущерб из своего кармана, прямо на месте. У него была очень богатая жена, Андреа, которая стала Деканом Женского отделения после того, как он покончил с собой. Андреа умерла за 2 года до массового побега из тюрьмы, поэтому она не зарыта рядом с остальными, возле конюшни, куда достигает тень Мушкет-горы на закате.
Она похоронена рядом со своим мужем в Брин Мор, штат Пенсильвания. Но ледник и их 2-их сметет в Западную Виргинию или в Мэриленд. Bon voyage![12]
— Я думала, ты в Павильоне, ешь омара, — сказала она.
— Аппетита нет, — сказал я.
— Просто невыносимо, что их варят живьем, — сказала она. — Знаешь, что мне только что сказал Дэмон Стерн?
— Уверен — что-то интересное, — сказал я.
— Во времена Генриха восьмого, — сказала она, — в Англии фальшивомонетчиков варили живьем.
— Хлеба и зрелищ, — сказал я. — Их варили живьем при всем народе?
— Он не сказал, — ответила она. — А ты что тут делаешь?
— Греюсь на солнышке, — сказал я.
Она поверила мне на слово. Села рядышком. Она уже нарядилась в академическую мантию для парада выпускников. По этому наряду было сразу видно, что она окончила Сорбонну, в Париже, во Франции. В дополнение к обязанностям Декана — ей в основном приходилось разбираться с нежелательными беременностями или наркоманией — она еще преподавала Французский, Итальянский и Живопись. Она родилась в настоящей старинной, аристократической семье, в Филадельфии, ее семья дала цивилизованному миру замечательное количество просветителей, адвокатов, врачей, художников. Вполне возможно, что она и вправду была тем, чем воображали себя Джейсон Уайлдер и некоторые Попечители Таркингтона, — венцом творения, вершиной эволюции на нашей планете.
Она была намного умнее своего мужа.
Я все время собирался спросить у нее, как получилось, что квакерша вышла замуж за профессионального военного, но так и не спросил.
Теперь уже поздно.
У меня с Андреа никогда не было романа. Она была слишком удовлетворена жизнью, да и старше, чем нужно.
— Почему?
— Ты так добр к своей жене и теще.
— Это полегче того, что я сделал для Президента, и Генералов, и Генри Киссинджера, — сказал я.
— Но это ты делаешь добровольно, — сказала она.
— Как и тогда, — сказал я. — Я был натуральным ура-патриотом.
— Знаете, они не хотели сюда переезжать, — сказал я. — Им очень нравилось в Балтиморе, и Маргарет собиралась стать физиотерапевтом.
— Но они заболели не потому, что приехали в эту долину, правда? — сказала Андреа. — Долина не виновата. Мой муж тоже не из-за нее заболел.
— Нет, в их болезни виноваты часы, — сказал я. — Они все равно пробили бы полночь для обеих, где бы это их ни застало.
— Вот и про Сэма я думаю так же, — сказала она. — Не могу почувствовать себя виноватой.
— И не надо, — сказал я.
— Когда он вышел в отставку и примкнул к движению Борцов за мир, — сказала она, — мне кажется, он хотел остановить часы. Не вышло.
— Плохо без него, — сказал я.
— Не позволяй войне убить тебя, как его, — сказала она.
— Можете не беспокоиться, — сказал я.
— Я о них даже не думаю, — сказал я. — Вероятнее всего, их уже кто— нибудь нашел. Может, ребятишки. Может, кто-то из прислуги. Но тот, кто нашел, с ними не прибежит.
Речь шла о 45 000 долларов, с мелочью.
— Знаю, что надо бы пожалеть, — сказал я. — Только вот ни фига мне не жалко.
— Это война тебя таким сделала, — сказала она.
— Кто знает? — сказал я.
— Адские Ангелы? — сказала она. — Неужели в самом деле?…
Это была шутка: Текс Джонсон, Президент Колледжа, насмотревшись кинофильмов с мотоковбоями, искренне опасался, что когда-нибудь студенческий городок и вправду будет атакован Адскими Ангелами. Эта фантазия была для него такой реальной, что он купил снайперскую винтовку производства Израиля, с телескопическим прицелом и боеприпасами — в аптеке в Портленде, штат Орегон. Они с Зузу гостили у ее сводной сестры. Из-за этой самой винтовки его потом и распяли.
Но тогда казалось, что Текс не без оснований ждал нападения Адских Ангелов, и было не так уж смешно. Мощный, как труба архангела в Судный день, рокот 2-колесных басов в низком регистре становился все громче, все ближе. Нет сомнения! Кто бы там ни был, что бы там ни было — оно направлялось прямиком в Таркингтон!
Процессию замыкал грузовик с громкоговорителем и автоплатформа, на которой везли оболочку воздушного шара. Когда шар надуют горячим воздухом посреди Лужайки, окажется, что это копия замка, который Кларк купил в Ирландии!
Кхе, кхе. Пауза. Еще 2 раза: кхе, кхе. Ну вот, со мной все в порядке. Кхе. Хорошо. Все о'кей, теперь уж точно. Мир.
Это был не Артур Кларк, писатель-фантаст, который написал кучу книг про участь человечества в разных концах Вселенной. Это был Артур Кларк, миллиардер, биржевой игрок и издатель журналов и книг о крупных финансовых махинациях.
Кхе. Прошу прощения. На этот раз — «немного крови». Говоря бессмертными словами Эвонского Барда:
Во Вьетнаме я два раза видел «2001». Помню, на один из этих сеансов в первом ряду сидели два раненых солдата на инвалидных колясках. Весь первый ряд был составлен из инвалидных колясок. Те два солдата, кажется, потеряли ноги, но выше пояса все у них было в порядке, и боли они не испытывали. Они, насколько я понимаю, ждали транспортировки в Штаты, где им обещали сделать протезы. Не думаю, что им было больше 18. Один был черный, а один — белый.
Когда зажегся свет, я слышал, как черный сказал белому:
— А теперь скажи мне: что тут к чему? А белый сказал:
— Не знаю, не знаю. Мне бы только добраться до Каира, что в Иллинойсе, и больше ничего не надо.
Он произносил «Каир» как «Кэйр».
А моя теща из Перу, что в Индиане, произносит название родного города «Пэйру».
Старушка Милдред и название другого города в Индиане, Брэзил, произносит как «Бреззл».
Закон не допускал, чтобы колледж присуждал какие бы то ни было ученые степени — предполагалось, что степень присуждается за серьезную работу. Помнится, Пол Шлезингер, наш прежний Приглашенный Литератор, считал, что любое высшее учебное заведение (настоящее) не имеет права выдавать почетные дипломы, где стояло бы слово «Доктор». Он предлагал заменять его выражением «важная шишка».
Во время Вьетнамской войны, однако, мальчишка мог отвертеться от мобилизации, поступив в Таркингтон. Военные Комиссии считали, что Таркингтон — такой же настоящий колледж, как МТИ. Должно быть, по политическим соображениям.
Да, все дело в политике, как видно.
А затем Кларк, Глория Уайт и все прочие, в том числе и Генри Киссинджер, прибыли из Рочестерского аэропорта в закрытых лимузинах, в сопровождении грузовика с радиоаппаратурой. Киссинджер ехать на мотоцикле не захотел. Еще несколько человек отказались, и их доставили на Лужайку прямо в лимузинах.
Но те, кто ехал в лимузинах, были, как и мотоциклисты, в золотых защитных шлемах, украшенных знаком доллара.
Мотоциклисты в блещущих золотом шлемах выстроились в каре по периметру Лужайки, спиной к центру, и их могучие машины храпели и ржали, как бешеные кони.
Рабочие в белых комбинезонах принялись надувать воздушный шар.
Грузовик с радиоустановкой растерзал воздух в клочки, транслируя оглушительный джаз из волынок.
Артур Кларк, сидя в седле мотоцикла, смотрел в мою сторону. Оказалось, что его закадычные друзья, члены Попечительского Совета, приветствовали его из окон строения, находившегося прямо у меня за спиной. Я почувствовал себя глубоко оскорбленным очередным доказательством того, что большие деньги могут купить большую удачу.
Я нарочно зевнул. Я повернулся спиной и к нему, и к его показухе. Я пошел прочь, всем своим видом показывая, что у меня есть дела поинтереснее, чем глазеть на придурка.
Из-за этого я не видел, как воздушный шар сорвался с привязи и, свободный, как и я, поплыл над озером, над тюрьмой на том берегу,
«Есть в мире тьма, Гораций, кой-чего, что вашей философии не снилось"[14]. — Бартлетт, «Крылатые слова».
Надутый замок с обрывком каната, игрушка ветра, был очень похож на меня. Это сходство было настолько велико, что я тоже неожиданно явился в тюрьму в тот же день, еще засветло.
Если бы шар плыл близко к земле, как я, его бы непременно мотало из стороны в сторону, прежде чем он набрал бы достаточную высоту и настоящий ветер унес бы его за озеро. Но меня заставляли двигаться зигзагами не случайные порывы ветра, а нежелание наткнуться на того, кто мог причинить мне еще какие-то неприятные ощущения. В частности, мне совсем не хотелось столкнуться с Зузу Джонсон или с готовой к отъезду Приглашенной Художницей, Памелой Форд Холл.
Но жизнь есть жизнь, и я, конечно, столкнулся и с той, и с другой.
Памела пришла в безутешное отчаяние вовсе не из-за меня. Всему виной была ее личная, персональная выставка в Буффало, месяца за два до того. То, что там случилось, показалось смешным всем, кроме нее, и об этом раззвонили и газеты, и ТВ. На пару дней случившееся отвлекло зрителей от сообщений о стремительном росте ледниковых шапок на полюсах и о пустынях на месте дождевых лесов Амазонки. И еще, конечно, об очередном разбитом танкере с нефтью. Эта нефть у них вроде дежурного блюда.
И если Денвер, и Санта Фе, и Гавр, что во Франции, пока еще не эвакуированы из-за загрязнения питевой воды радиоактивными отходами, то это не за горами.
Как я уже говорил, Памела работала с полиуретаном, который легко поддается обработке и практически невесом, а при нагревании пахнет мочой. Она вытачивала небольшие фигурки, женщин в широких кринолинах, которые сидели, согнувшись, так что нельзя было рассмотреть их лица. В коробку из-под ботинок свободно помещалась 1 из них.
Их расставили по пьедестальчикам в Буффало, но приклеивать не стали. Никаких сквозняков не предвиделось, потому что между фигурками и главным входом в музей, обращенным к озеру Эри, были 3 закрытых двери.
Пресса присутствовала потому, что это было торжественное открытие Центра. Персональная выставка работ Памелы, которые она называла «Леди— Колокольчики», оказалась здесь случайно, и она разместилась в галерее, где играл струнный квартет и подавали тосты и шампанское. Все были в смокингах.
Дарительница, мисс Хэнсон, явилась последней. Ее вместе с коляской доставили на верхнюю ступеньку лестницы. А потом все 3 двери, отгораживавших Леди-Колокольчиков Памелы от Северного Полюса, распахнули настежь. И все Леди-Колокольчики слетели со своих пьедсстальчиков. Они прошелестели по полу и собрались кучкой возле деревянных плинтусов, за которыми были скрыты трубы парового отопления.
Камеры телевидения запечатлели все, за исключением запаха разогретого полиуретана. Какое отдохновение от мирских забот! Кто это говорит, что ежедневные новости — сплошная чернуха?
До массового пробега из тюрьмы оставались годы, а в том месте уже были зарыты два человеческих тела и одна голова, Про два тела знали все, потому что они были погребены с почестями и над ними водрузили надгробье. А вот голова явилась полной неожиданностью, когда стали рыть новые могилы после побега, с помощью эскаватора.
Чья это была голова?
Гробовщик из городка внизу, который взялся за эту работу в 1987 году, сообщил, что тела на удивленье хорошо сохранились. Он звал меня посмотреть, но я сказал, что верю ему на слово.
Я пролистал «Библию Атеиста» и «Крылатые слова» Бартлетта, надеясь найти какой-нибудь намек на подобную неожиданную чувствительность. Лучше всего подходит к случаю то, что леди Макбет сказала своему мужу— подкаблучнику:
— Фи! Воин, и вдруг испугался?
Вся проповедь была построена на том, в чем он был твердо уверен: в окопах Атеистов нет.
После проповеди я спросил у Джека, что он думает, и он сказал:
— Вот тебе армейский священник, который пороху не нюхал.
— Даже без современных методов бальзамирования праху, чтобы возвратиться в прах, нужно куда больше времени, чем думают многие люди, — сказал он.
— Приятно слышать, — сказал я. — Обнадеживает.
Я пока еще никому не говорил, что меня вышвырнули, а уж чужому человеку и подавно не собирался выкладывать эту новость. Я ему сказал, что крайне расстроен ледяными шапками, пустынями, экономическими кризисами и межнациональными конфликтами и прочим в этом роде.
Он возразил: не стоит отчаиваться, потому что 1 000 000 000 Китайцев вот-вот сбросят ярмо Коммунизма. А после этого, сказал он, им всем понадобятся автомобили, и шины, и бензин и так далее.
Я заметил, что практически все предприятия американской индустрии, имеющие отношение к автомобилестроению, или скуплены или разорены Японцами.
— А что вам мешает поступить так, как поступил я? — сказал он. — У нас же свободная страна.
Он сказал, что вложил все средства в акции японских корпораций.
Представляете себе, что натворят друг с другом 1 000 000 000 Китайцев, получив автомобили, и что останется от нашей атмосферы?
Надгробье было обращено ко мне той стороной, где была надпись.
Студентам крупно повезло. Если бы во время эпидемии шли занятия, многие, многие из них разделили бы судьбу Шульцев и упокоились сначала на месте, где теперь стоит Павильон Пахлави, а потом возле конюшни, куда достигает тень Мушкет-горы на закате.
А позже, 2 года назад, студентам опять крупно повезло. Они все разъехались на зимние каникулы, когда преступники-рецидивисты захватили наш заштатный провинциальный городишко.
— Нет.
Я еще ни слова не успел сказать. Она подумала, что я захочу заниматься с ней любовью. Понимаю, почему ей это пришло в голову.
Я и сам стал об этом подумывать.
А потом она сказала:
— Этот год был самым лучшим в моей жизни, и я благодарю тебя за то, что ты так много для меня значил.
Она иронизировала. Она нарочно притворялась, чтобы поддеть меня побольнее.
— Когда уезжаешь? — сказал я.
— Никогда, — сказала она. — У меня полетела коробка передач.
Она имела в виду старый лимузин, марки «Бьюик», выпущенный 12 лет назад. Она получила его при разделе имущества после развода с мужем. Он всегда издевался над ней, высмеивал ее усилия стать настоящим скульптором, а случалось, угощал ее пинком или оплеухой. Так что он, должно быть, покатывался со смеху больше, чем ктолибо другой, когда ее творения слетели с пьедесталов на персональной выставке в Буффало.
Она сказала, что в городе новая коробка передач стоит 850 долларов, и механик хочет получить эту сумму в иенах, но намекнул, что ремонт обойдется намного дешевле, если она ляжет с ним в постель.
— Наверно, ты так и не нашел, куда твоя теща спрятала те деньги, — сказала она.
— Нет, — сказал я.
— Ну — вы же побывали на войне, — сказал он. По его тону было понятно, что он считал войну моим личным делом, его она не касалась. — Я хочу сказать, что вашему брату пришлосьтаки повозиться с разными отбросами.
Тут паренек как раз и погладил меня против шерсти. Мой мозг взорвался, как канистра с нитроглицерином.
* * *
Мой адвокат, который сильно приободрился, увидев мои 2 списка и узнав, что я никогда не занимался рукоблудием и любил наводить чистоту в доме, спросил меня вчера, почему я никогда не бранюсь. Когда он пришел, я мыл окна тут, в библиотеке, добровольно, без приказа.Я ему рассказал, что мой дедушка с материнской стороны считал, что непристойности и богохульство как бы дают другим людям право пропускать мимо ушей то, что им говорят.
Я рассказал ему старую притчу, которую мне поведал Дедушка Уиллс, — про город, где в полдень ежедневно палили из пушки. Как-то раз пушкарю стало худо, и он настолько ослаб в последнюю минуту, что не смог выстрелить из пушки.
Так что в полдень пушка молчала.
Все население города света не взвидело, когда солнце достигло зенита. Люди в тревоге спрашивали друг друга:
— Так-перетак! Что стряслось?
Мой адвокат полюбопытствовал, какое это имеет отношение к тому, что я отказался от сквернословия.
Я ответил, что в наше время сплошного сквернословия «так-перетак» может ударить по мозгам не хуже пушечного выстрела.
* * *
Там, на Гарвардской площади, в далеком 1975 году, Сэм Уэйкфилд снова стал кормчим моей судьбы. Он велел мне оставаться на боковой дорожке, где я чувствовал себя в безопасности. Я дрожал как лист. Мне хотелось лаять по-собачьи.Он пошел в ресторан, как-то ухитрился всех успокоить и предложил оплатить весь причиненный ущерб из своего кармана, прямо на месте. У него была очень богатая жена, Андреа, которая стала Деканом Женского отделения после того, как он покончил с собой. Андреа умерла за 2 года до массового побега из тюрьмы, поэтому она не зарыта рядом с остальными, возле конюшни, куда достигает тень Мушкет-горы на закате.
Она похоронена рядом со своим мужем в Брин Мор, штат Пенсильвания. Но ледник и их 2-их сметет в Западную Виргинию или в Мэриленд. Bon voyage![12]
* * *
Андреа Уэйкфилд была 2м человеком, с которым я говорил после того, как меня выгнали из Таркингтона. Первым был Дэмон Стерн. Я снова рассказываю про 1991 год. Все остальные ели омаров. Андреа подошла ко мне после того, как повстречалась со Стерном на Главной аллее.— Я думала, ты в Павильоне, ешь омара, — сказала она.
— Аппетита нет, — сказал я.
— Просто невыносимо, что их варят живьем, — сказала она. — Знаешь, что мне только что сказал Дэмон Стерн?
— Уверен — что-то интересное, — сказал я.
— Во времена Генриха восьмого, — сказала она, — в Англии фальшивомонетчиков варили живьем.
— Хлеба и зрелищ, — сказал я. — Их варили живьем при всем народе?
— Он не сказал, — ответила она. — А ты что тут делаешь?
— Греюсь на солнышке, — сказал я.
Она поверила мне на слово. Села рядышком. Она уже нарядилась в академическую мантию для парада выпускников. По этому наряду было сразу видно, что она окончила Сорбонну, в Париже, во Франции. В дополнение к обязанностям Декана — ей в основном приходилось разбираться с нежелательными беременностями или наркоманией — она еще преподавала Французский, Итальянский и Живопись. Она родилась в настоящей старинной, аристократической семье, в Филадельфии, ее семья дала цивилизованному миру замечательное количество просветителей, адвокатов, врачей, художников. Вполне возможно, что она и вправду была тем, чем воображали себя Джейсон Уайлдер и некоторые Попечители Таркингтона, — венцом творения, вершиной эволюции на нашей планете.
Она была намного умнее своего мужа.
Я все время собирался спросить у нее, как получилось, что квакерша вышла замуж за профессионального военного, но так и не спросил.
Теперь уже поздно.
* * *
Андреа была лучшей фигуристкой среди преподавателей, хотя ей тогда было около 60, она была на 10 лет старше меня. Мне кажется, что фигурное катание, если бы Андреа Уэйкфилд нашла подходящего партнера, заменило бы ей всю эротику, какая ей была нужна. Генерал Уэйкфилд на коньках стоять не мог. Лучшим партнером в Таркингтоне, наверно, был для нее Брюс Бержерон — мальчуган, который застрял в лифте в Блумингдейле, ставший юн— цом, которого не принимали ни в один колледж, кроме Таркингтона, ставший мужчиной, который поступил в кордебалет айс-ревю, а потом был убит кемто, кто ненавидел гомосексуалистов, а может, любил одного из них слишком сильно.У меня с Андреа никогда не было романа. Она была слишком удовлетворена жизнью, да и старше, чем нужно.
* * *
— Я хочу, чтобы ты знал: я считаю, что ты — Святой, — сказала она.— Почему?
— Ты так добр к своей жене и теще.
— Это полегче того, что я сделал для Президента, и Генералов, и Генри Киссинджера, — сказал я.
— Но это ты делаешь добровольно, — сказала она.
— Как и тогда, — сказал я. — Я был натуральным ура-патриотом.
* * *
— Как подумаешь, сколько мужчин в наше время расторгают брак из-за малейшего разногласия или дискомфорта, — сказала она, — то ты — настоящий Святой, по-моему.— Знаете, они не хотели сюда переезжать, — сказал я. — Им очень нравилось в Балтиморе, и Маргарет собиралась стать физиотерапевтом.
— Но они заболели не потому, что приехали в эту долину, правда? — сказала Андреа. — Долина не виновата. Мой муж тоже не из-за нее заболел.
— Нет, в их болезни виноваты часы, — сказал я. — Они все равно пробили бы полночь для обеих, где бы это их ни застало.
— Вот и про Сэма я думаю так же, — сказала она. — Не могу почувствовать себя виноватой.
— И не надо, — сказал я.
— Когда он вышел в отставку и примкнул к движению Борцов за мир, — сказала она, — мне кажется, он хотел остановить часы. Не вышло.
— Плохо без него, — сказал я.
— Не позволяй войне убить тебя, как его, — сказала она.
— Можете не беспокоиться, — сказал я.
* * *
— Деньги так и не нашлись? — сказала она. Она спрашивала про деньги, которые Милдред выручила за дом в Балтиморе. Тогда Милдред еще была в своем уме и вложила деньги в Сципионское отделение Первого Национального банка, в Рочестере. Но потом она забрала все наличными, после того, как банк купил султан Бруней, а мне и Маргарет ни слова не сказала. Потом она их куда-то спрятала, а куда — не помнит.— Я о них даже не думаю, — сказал я. — Вероятнее всего, их уже кто— нибудь нашел. Может, ребятишки. Может, кто-то из прислуги. Но тот, кто нашел, с ними не прибежит.
Речь шла о 45 000 долларов, с мелочью.
— Знаю, что надо бы пожалеть, — сказал я. — Только вот ни фига мне не жалко.
— Это война тебя таким сделала, — сказала она.
— Кто знает? — сказал я.
* * *
Мы сидели на солнышке и болтали, как вдруг внизу, в долине, взревел мотор мощного мотоцикла, где-то возле кафе «Черный Кот». Потом зарычал другой, третий.— Адские Ангелы? — сказала она. — Неужели в самом деле?…
Это была шутка: Текс Джонсон, Президент Колледжа, насмотревшись кинофильмов с мотоковбоями, искренне опасался, что когда-нибудь студенческий городок и вправду будет атакован Адскими Ангелами. Эта фантазия была для него такой реальной, что он купил снайперскую винтовку производства Израиля, с телескопическим прицелом и боеприпасами — в аптеке в Портленде, штат Орегон. Они с Зузу гостили у ее сводной сестры. Из-за этой самой винтовки его потом и распяли.
Но тогда казалось, что Текс не без оснований ждал нападения Адских Ангелов, и было не так уж смешно. Мощный, как труба архангела в Судный день, рокот 2-колесных басов в низком регистре становился все громче, все ближе. Нет сомнения! Кто бы там ни был, что бы там ни было — оно направлялось прямиком в Таркингтон!
23
* * *
Это были вовсе не Адские Ангелы. Вообще это не были люди из низших классов. Это была моторизованная кавалькада самых процветающих американцев, в большинстве своем на мотоциклах, но кое-кто и в лимузинах, под предводительством Артура Кларка, миллиардера, который любил всякие забавы. Сам он ехал на мотоцикле, а на заднем сиденье, вцепившись в него изо всех сил, с юбкой, задравшейся чуть ли не до пупа, ехала Глория Уайт, кинозвезда чуть ли не с пеленок и до сих пор — а ей стукнуло 60!Процессию замыкал грузовик с громкоговорителем и автоплатформа, на которой везли оболочку воздушного шара. Когда шар надуют горячим воздухом посреди Лужайки, окажется, что это копия замка, который Кларк купил в Ирландии!
Кхе, кхе. Пауза. Еще 2 раза: кхе, кхе. Ну вот, со мной все в порядке. Кхе. Хорошо. Все о'кей, теперь уж точно. Мир.
Это был не Артур Кларк, писатель-фантаст, который написал кучу книг про участь человечества в разных концах Вселенной. Это был Артур Кларк, миллиардер, биржевой игрок и издатель журналов и книг о крупных финансовых махинациях.
Кхе. Прошу прощения. На этот раз — «немного крови». Говоря бессмертными словами Эвонского Барда:
Аминь. И особенная благодарность «Крылатым словам» Бартлетта.
Прочь, проклятое пятно!
Прочь, говорю! один; два; значит, пора.
В аду темно. Стыдно, милорд, стыдно!
Воин, и вдруг испугался?
Чего нам бояться, не знает ли кто-нибудь, раз никто не может призвать нашу власть к ответу? Но кто бы мог подумать, что в старике так много крови?[13]
* * *
В армии я прочел кучу научной фантастики, в том числе «Конец детства» Артура Кларка, настоящий шедевр. Больше всего он прославился после киноэпопеи «2001», a это тот самый год, когда я здесь пишу и кашляю.Во Вьетнаме я два раза видел «2001». Помню, на один из этих сеансов в первом ряду сидели два раненых солдата на инвалидных колясках. Весь первый ряд был составлен из инвалидных колясок. Те два солдата, кажется, потеряли ноги, но выше пояса все у них было в порядке, и боли они не испытывали. Они, насколько я понимаю, ждали транспортировки в Штаты, где им обещали сделать протезы. Не думаю, что им было больше 18. Один был черный, а один — белый.
Когда зажегся свет, я слышал, как черный сказал белому:
— А теперь скажи мне: что тут к чему? А белый сказал:
— Не знаю, не знаю. Мне бы только добраться до Каира, что в Иллинойсе, и больше ничего не надо.
Он произносил «Каир» как «Кэйр».
А моя теща из Перу, что в Индиане, произносит название родного города «Пэйру».
Старушка Милдред и название другого города в Индиане, Брэзил, произносит как «Бреззл».
* * *
Здешний Артур Кларк прибыл в Таркингтон, чтобы получить степень Великого Покровителя Искусств и Наук.Закон не допускал, чтобы колледж присуждал какие бы то ни было ученые степени — предполагалось, что степень присуждается за серьезную работу. Помнится, Пол Шлезингер, наш прежний Приглашенный Литератор, считал, что любое высшее учебное заведение (настоящее) не имеет права выдавать почетные дипломы, где стояло бы слово «Доктор». Он предлагал заменять его выражением «важная шишка».
Во время Вьетнамской войны, однако, мальчишка мог отвертеться от мобилизации, поступив в Таркингтон. Военные Комиссии считали, что Таркингтон — такой же настоящий колледж, как МТИ. Должно быть, по политическим соображениям.
Да, все дело в политике, как видно.
* * *
Все знали, что Артур Кларк получит никому не нужную бумажку. Но только Текс Джонсон, полисмены колледжа и проректор знали заранее, с какой помпой он намерен явиться в колледж. Это была настоящая военная операция. И мотоциклы, а их было штук 30, и воздушный шар доставили на стоянку позади кафе «Черный Кот» на рассвете.А затем Кларк, Глория Уайт и все прочие, в том числе и Генри Киссинджер, прибыли из Рочестерского аэропорта в закрытых лимузинах, в сопровождении грузовика с радиоаппаратурой. Киссинджер ехать на мотоцикле не захотел. Еще несколько человек отказались, и их доставили на Лужайку прямо в лимузинах.
Но те, кто ехал в лимузинах, были, как и мотоциклисты, в золотых защитных шлемах, украшенных знаком доллара.
* * *
Хорошо еще, что Текса Джонсона предупредили, что Кларк приедет на мотоцикле, а то он мог бы снять гостя с седла при посредстве израильской винтовки, купленной в Орегоне.* * *
Явление Кларка во всем блеске и славе вполне сошло бы за генеральную репетицию Второго Пришествия. Св. Иоанну Богослову могла только присниться такая сногсшибательная феерия, с грохотом, дымом, золотом, львами и орлами, тронами и звездами, чудесами в небесах и так далее. Но Артур К. Кларк сотворил все это на самом деле, с помощью современной технологии и кучи денег!Мотоциклисты в блещущих золотом шлемах выстроились в каре по периметру Лужайки, спиной к центру, и их могучие машины храпели и ржали, как бешеные кони.
Рабочие в белых комбинезонах принялись надувать воздушный шар.
Грузовик с радиоустановкой растерзал воздух в клочки, транслируя оглушительный джаз из волынок.
Артур Кларк, сидя в седле мотоцикла, смотрел в мою сторону. Оказалось, что его закадычные друзья, члены Попечительского Совета, приветствовали его из окон строения, находившегося прямо у меня за спиной. Я почувствовал себя глубоко оскорбленным очередным доказательством того, что большие деньги могут купить большую удачу.
Я нарочно зевнул. Я повернулся спиной и к нему, и к его показухе. Я пошел прочь, всем своим видом показывая, что у меня есть дела поинтереснее, чем глазеть на придурка.
Из-за этого я не видел, как воздушный шар сорвался с привязи и, свободный, как и я, поплыл над озером, над тюрьмой на том берегу,
* * *
Заключенные на том берегу внешнего мира не видели, им было видно только небо. Те, кто оказался на прогулочном дворе, видели, как там, вверху, промелькнул замок. Интересно, какое объяснение им пришло в голову?«Есть в мире тьма, Гораций, кой-чего, что вашей философии не снилось"[14]. — Бартлетт, «Крылатые слова».
Надутый замок с обрывком каната, игрушка ветра, был очень похож на меня. Это сходство было настолько велико, что я тоже неожиданно явился в тюрьму в тот же день, еще засветло.
Если бы шар плыл близко к земле, как я, его бы непременно мотало из стороны в сторону, прежде чем он набрал бы достаточную высоту и настоящий ветер унес бы его за озеро. Но меня заставляли двигаться зигзагами не случайные порывы ветра, а нежелание наткнуться на того, кто мог причинить мне еще какие-то неприятные ощущения. В частности, мне совсем не хотелось столкнуться с Зузу Джонсон или с готовой к отъезду Приглашенной Художницей, Памелой Форд Холл.
Но жизнь есть жизнь, и я, конечно, столкнулся и с той, и с другой.
* * *
Я предпочел бы встретиться с Зузу, а не с Памелой, потому что Памела совсем раскисла, а Зузу — нет. Но, как я уже сказал, мне пришлось повстречаться с обеими.Памела пришла в безутешное отчаяние вовсе не из-за меня. Всему виной была ее личная, персональная выставка в Буффало, месяца за два до того. То, что там случилось, показалось смешным всем, кроме нее, и об этом раззвонили и газеты, и ТВ. На пару дней случившееся отвлекло зрителей от сообщений о стремительном росте ледниковых шапок на полюсах и о пустынях на месте дождевых лесов Амазонки. И еще, конечно, об очередном разбитом танкере с нефтью. Эта нефть у них вроде дежурного блюда.
И если Денвер, и Санта Фе, и Гавр, что во Франции, пока еще не эвакуированы из-за загрязнения питевой воды радиоактивными отходами, то это не за горами.
* * *
То, что случилось на персональной выставке Памелы, дало многим лишний повод для того, чтобы позубоскалить над современным искусством — мол, только богачи делают вид, что оно им нравится.Как я уже говорил, Памела работала с полиуретаном, который легко поддается обработке и практически невесом, а при нагревании пахнет мочой. Она вытачивала небольшие фигурки, женщин в широких кринолинах, которые сидели, согнувшись, так что нельзя было рассмотреть их лица. В коробку из-под ботинок свободно помещалась 1 из них.
Их расставили по пьедестальчикам в Буффало, но приклеивать не стали. Никаких сквозняков не предвиделось, потому что между фигурками и главным входом в музей, обращенным к озеру Эри, были 3 закрытых двери.
* * *
Музей, новехонький Хэнсовский Центр Искусств, подарила городу наследница Рокфеллеров, живущая в Буффало, — она получила крупную сумму за проданный японцам Рокфеллеровский центр на Манхэттене. Это была старушка в инвалидной коляске. Нет, на мине во Вьетнаме она не подрывалась. Я думаю, она просто обезножела от старости, да и устала ждать, пока все владения Рокфеллеров будут распроданы и ей, наконец, перепадет хоть немного наличных денег.Пресса присутствовала потому, что это было торжественное открытие Центра. Персональная выставка работ Памелы, которые она называла «Леди— Колокольчики», оказалась здесь случайно, и она разместилась в галерее, где играл струнный квартет и подавали тосты и шампанское. Все были в смокингах.
Дарительница, мисс Хэнсон, явилась последней. Ее вместе с коляской доставили на верхнюю ступеньку лестницы. А потом все 3 двери, отгораживавших Леди-Колокольчиков Памелы от Северного Полюса, распахнули настежь. И все Леди-Колокольчики слетели со своих пьедсстальчиков. Они прошелестели по полу и собрались кучкой возле деревянных плинтусов, за которыми были скрыты трубы парового отопления.
Камеры телевидения запечатлели все, за исключением запаха разогретого полиуретана. Какое отдохновение от мирских забот! Кто это говорит, что ежедневные новости — сплошная чернуха?
24
* * *
Памела, в мрачном настроении, сидела возле конюшни. Тень Мушкет-горы пока еще сюда не достигала. До заката оставалось еще 7 часов.До массового пробега из тюрьмы оставались годы, а в том месте уже были зарыты два человеческих тела и одна голова, Про два тела знали все, потому что они были погребены с почестями и над ними водрузили надгробье. А вот голова явилась полной неожиданностью, когда стали рыть новые могилы после побега, с помощью эскаватора.
Чья это была голова?
* * *
Те 2 тела, которые всем были знакомы, принадлежали первому в Таркинггоне учителю Ботаники и Немецкого и Игры на флейте, мастеру— пивовару Герману Шульцу, и его жене, Софии. Они умерли почти в один день, во время эпидемии дифтерита в 1893 году. Могилы были еще довольно свежие в тот день, когда меня выгнали, хотя общее надгробье насчитывало 98 лет. Тела перезахоронили, а надгробье передвинули, чтобы освободить место для Павильона Пахлави.Гробовщик из городка внизу, который взялся за эту работу в 1987 году, сообщил, что тела на удивленье хорошо сохранились. Он звал меня посмотреть, но я сказал, что верю ему на слово.
* * *
Можете себе представить? После кучи трупов, которые я видел, а отчасти и сам нагромоздил во Вьетнаме, я не мог себя заставить взглянуть еще на два трупа, которые ко мне не имели ни малейшего отношения. Ничего не понимаю. Разве что я опять стал в душе маленьким, невинным мальчуганом.Я пролистал «Библию Атеиста» и «Крылатые слова» Бартлетта, надеясь найти какой-нибудь намек на подобную неожиданную чувствительность. Лучше всего подходит к случаю то, что леди Макбет сказала своему мужу— подкаблучнику:
— Фи! Воин, и вдруг испугался?
* * *
Кстати, об Атеизме: мы с Джеком Паттоном как-то раз во Вьетнаме пошли на проповедь, которую читал самый высокопоставленный капеллан в армии. Он был в чине генерала.Вся проповедь была построена на том, в чем он был твердо уверен: в окопах Атеистов нет.
После проповеди я спросил у Джека, что он думает, и он сказал:
— Вот тебе армейский священник, который пороху не нюхал.
* * *
Гробовщик, теперь, кстати, тоже зарытый в траншее возле конюшни, по имени Норман Апдайк, был потомком первых голландских поселенцев. Он тогда, в 1987 году, добавил, с веселой развязностью, что люди обычно не понимают, быстро ли все разлагается, превращаясь в старую добрую грязь, или в удобрение, или в прах и пыль, и так далее. Он сказал, что ученые раскопали в недрах городских свалок почти свежее мясо и овощи, выброшенные туда много лет назад. Точно так же, как Герман и София Шульц, эти теоретически скоропортящиеся творения Природы, не подверглись гниению из-за отсутствия влаги, без которой не могут жить ни черви, ни грибки, ни бактерии.— Даже без современных методов бальзамирования праху, чтобы возвратиться в прах, нужно куда больше времени, чем думают многие люди, — сказал он.
— Приятно слышать, — сказал я. — Обнадеживает.
* * *
Когда я заметил Памелу Форд Холл возле конюшни, было слишком поздно удирать в другую сторону. Я старался не столкнуться ни с Памелой, ни с Зузу, но меня отвлек один из родителей, сбежавший от рева волынок на Лужайке. Он сказал, что вид у меня очень огорченный.Я пока еще никому не говорил, что меня вышвырнули, а уж чужому человеку и подавно не собирался выкладывать эту новость. Я ему сказал, что крайне расстроен ледяными шапками, пустынями, экономическими кризисами и межнациональными конфликтами и прочим в этом роде.
Он возразил: не стоит отчаиваться, потому что 1 000 000 000 Китайцев вот-вот сбросят ярмо Коммунизма. А после этого, сказал он, им всем понадобятся автомобили, и шины, и бензин и так далее.
Я заметил, что практически все предприятия американской индустрии, имеющие отношение к автомобилестроению, или скуплены или разорены Японцами.
— А что вам мешает поступить так, как поступил я? — сказал он. — У нас же свободная страна.
Он сказал, что вложил все средства в акции японских корпораций.
Представляете себе, что натворят друг с другом 1 000 000 000 Китайцев, получив автомобили, и что останется от нашей атмосферы?
* * *
Я так спешил отделаться от этого типичного представителя Правящего Класса, от этого недоумка, что не заметил Памелу, пока не оказался с ней рядом. Она сидела прямо на земле и пила черносмородиновую наливку, привалившись спиной к надгробному памятнику Шульцев. Она смотрела вверх, на вершину Мушкет-горы. Алкоголь стал серьезной проблемой в ее жизни. Я тут ни при чем. Самая страшная напасть в жизни любого алкоголика — это алкоголь.Надгробье было обращено ко мне той стороной, где была надпись.
* * *
Эпидемия дифтерита, унесшая множество жителей этой долины, разразилась в то время, когда почти все студенты Таркингтона разъехались на каникулы.Студентам крупно повезло. Если бы во время эпидемии шли занятия, многие, многие из них разделили бы судьбу Шульцев и упокоились сначала на месте, где теперь стоит Павильон Пахлави, а потом возле конюшни, куда достигает тень Мушкет-горы на закате.
А позже, 2 года назад, студентам опять крупно повезло. Они все разъехались на зимние каникулы, когда преступники-рецидивисты захватили наш заштатный провинциальный городишко.
* * *
Чудеса, да и только.* * *
Я поинтересовался, кто такие Свободомыслящие. Это были члены недолговечной секты, в большинстве германского происхождения, которые, как и мой Дедушка Уиллс, считали, что в Загробной Жизни и праведных, и неправедных ждет просто непробудный сон, что наука доказала несостоятельность всех официальных конфессий, что Бог непознаваем и что человек может посвятить свою жизнь только одной великой цели: чтобы всем людям, всем членам общества, жить стало легче и веселее.* * *
Герман и София Шульц были далеко не единственными жертвами эпидемии дифтерита. Но они были единственными, кто на смертном одре высказал пожелание быть похороненными в земле студенческого городка, потому что для них это была священная земля, как они сказали.* * *
Увидев меня, Памела не удивилась. Алкоголь надежно защищал ее от всех неожиданностей. Она сразу же сказала мне:— Нет.
Я еще ни слова не успел сказать. Она подумала, что я захочу заниматься с ней любовью. Понимаю, почему ей это пришло в голову.
Я и сам стал об этом подумывать.
А потом она сказала:
— Этот год был самым лучшим в моей жизни, и я благодарю тебя за то, что ты так много для меня значил.
Она иронизировала. Она нарочно притворялась, чтобы поддеть меня побольнее.
— Когда уезжаешь? — сказал я.
— Никогда, — сказала она. — У меня полетела коробка передач.
Она имела в виду старый лимузин, марки «Бьюик», выпущенный 12 лет назад. Она получила его при разделе имущества после развода с мужем. Он всегда издевался над ней, высмеивал ее усилия стать настоящим скульптором, а случалось, угощал ее пинком или оплеухой. Так что он, должно быть, покатывался со смеху больше, чем ктолибо другой, когда ее творения слетели с пьедесталов на персональной выставке в Буффало.
Она сказала, что в городе новая коробка передач стоит 850 долларов, и механик хочет получить эту сумму в иенах, но намекнул, что ремонт обойдется намного дешевле, если она ляжет с ним в постель.
— Наверно, ты так и не нашел, куда твоя теща спрятала те деньги, — сказала она.
— Нет, — сказал я.