Страница:
(1 Тим. 3, 1-13)
В другом месте ап. Павел пишет Тимофею:
«Руки ни на кого не возлагай поспешно»(1 Тим. 5, 22), т. е. не будь легкомыслен, совершая Таинство рукоположения, будь особенно строгим и разборчивым. Отсюда и из других посланий апостолов мы имеем учение о необходимых условиях для совершения Таинства рукоположения.
Существуют некоторые канонические препятствия к Таинству рукоположения, которые отчасти взяты из послания ап. Павла к Тимофею, только что приведенного, отчасти были сформулированы впоследствии Церковью. Не может быть рукоположен убийца или прелюбодей, или вор, или тот, кто подпал какому-то справедливому суду за совершенное преступление. Потому что рукоположенный должен иметь «доброе свидетельство от внешних», он не должен навлекать на Церковь какое-либо справедливое осуждение неверующих. Если бы в священство поставлялись люди порочные, или те, кого внешний мир считает порочными, то этим бы затруднилось обращение к вере неверующих людей. Поставляться в священство должны те, кто у неверующих считаются хорошими, добрыми людьми.
Необходимым условием является целомудрие, моногамия. Рукоположен может быть только тот, кто один раз женат, на девственнице. Если человек женат на потерявшей свое девство, то он не может быть рукоположен. Здесь требуется осуществление той идеальной нормы, которая Христом указана для всех христиан: нормы абсолютной моногамии и для мужчин, и для женщин. И конечно, священник, как особый служитель Церкви, должен в своей жизни воплощать этот идеал.
Наконец, очень важно, чтобы у кандидата в священство была добрая семья. Нельзя рукополагать человека, у которого, например, жена неверующая, нецерковная. Очевидно, что тому, кто не может в своей семье достигнуть единства веры, своей жене объяснить достоинство христианства или не может воспитать своих детей в вере, нельзя доверить приведение к вере и христианское воспитание других людей.
Неблагополучная семья также является препятствием для священнослужения. Священник, в семье которого начинаются какие-то непорядки, будет постоянно затруднен в своем служении.
Есть еще один очень важный принцип:
«Не вы Меня избрасте, но Аз избрах вас»(Ин. 15, 16). Эти слова утверждают необходимость Божия избрания для священства. Это не противоречит слову ап. Павла, который говорит:
«Кто епископства желает, доброго дела желает»(1 Тим. 3, 1). Это не значит, что самому человеку нельзя желать священства. Можно, но этого недостаточно, так как требуется еще и Божие избрание.
Такое избрание может быть различным. Бывают случаи, когда человеку бывает явное откровение Божие о том, что Господь призывает его на священническое служение. Бывает, человека благословит какой-то святой, имеющий дар прозорливости. Но в древности считалось, что есть некий как бы систематический способ избрания Божьего — это избрание народом Божиим. Потому что именно в народе Божием является воля Божия. Это типичное понимание христианской жизни, характерное для харизматической эпохи, когда полнота благодатных даров Божиих даровалась народу Божьему — всей Церкви, и поэтому избрание Церковью, народом Божиим, считалось избранием Божиим.
И вот, кандидата в священство Церковь должна была представить епископу. Епископ же должен был утвердить это избрание и рукоположить ставленника. В истории много потерялось и повредилось. В наше время такое избрание народом Божиим мало где практикуется, в России же, может быть, утрачено в наибольшей степени. Бывают, конечно, такие случаи, но всегда очень редко.
Подготавливают ставленников по-разному. Со времен блаженного Августина, который начал собирать у себя в доме желающих послужить Церкви и образовывать их, постепенно возникала такая традиция и у других архиереев, и появились семинарии — специальные училища для подготовки кандидатов в священство. По существу такой порядок как бы заменил собой отчасти избрание народом Божиим кандидатов, потому что в истории стала более предпочтительной практика постепенной долговременной подготовки к священству, даже начиная еще с юношеского возраста.
В России священников готовят в духовных семинариях, духовных академиях. Но если, как сейчас, таких кандидатов не хватает, священники поставляют епископам кандидатов, не имеющих духовного образования, но все же прошедших некоторую подготовку. Во-первых, они, как правило, готовятся на приходе у своего духовника, как-то прислуживая в Церкви, читая, на клиросе. Кроме того, они, конечно, должны быть определенным образом воспитаны в церковной жизни. Епископ беседует с таким ставленником, испытывает его. Здесь еще не утрачена стадия подготовки, как она часто бывает утрачена в других случаях, например, при крещении или венчании. От ставленника требуется подробная исповедь за всю жизнь перед духовником, который свидетельствует, что у него нет канонических препятствий к священству. Кандидат дает ставленническую присягу, в которой обещается быть верным Церкви. Далее его благословляют в подрясник, и по традиции он читает шестопсалмие накануне дня рукоположения. На другой день перед началом Литургии во время архиерейского облачения в середине храма совершается его хиротесия во чтеца и иподиакона. Хиротесией теперь называют малое рукоположение, которое не считается еще Таинством священства, и есть некое поставление на низшее церковное служение. Совершается такая хиротесия возложением архиерейской руки, с благословением и чтением определенной молитвы.
Чтецу, который поставляется, дается прочитать Апостол, потом на него надевают короткую фелонь в знак его служения. Тут же постригаются его власы и совершается следующая его хиротесия — во иподиакона.
Это последняя степень до священнического сана.
Эти две хиротесии совершаются теперь, как правило, прямо перед рукоположением во диакона, потому что после хиротесии и чтецы, и иподиаконы уже не должны больше вступать в брак. Человек, избираемый и посвящаемый на духовное служение, не должен больше думать об устроении своей личной жизни. Он должен с этого момента совершенно уже, полностью посвятить себя Церкви, Богу. Неприлично тому, кто призван Богом и поступает на церковное служение, дальше предаваться своим матримониальным заботам.
Как совершается чин поставления?
Этот чин удивительно трогателен и торжествен. Это поистине одно из величайших событий в жизни человека и оставляет всегда неизгладимый след в его душе. После хиротесии во время литургии совершается Таинство хиротонии, рукоположения. Это Таинство только одно теперь и совершается по-прежнему во время литургии, кроме Таинства причащения.
На Великом входе, когда поют Херувимскую песнь, ставленник в белом стихаре с воздухом на лице идет перед диаконами и священниками, которые несут дискос с Агнцем и чашу с вином. Он спускается с амвона, поворачивается лицом к Царским вратам, и после того, как епископ принимает чашу и дискос, ставленника подводят к иконе Спасителя на солее. Там он стоит до момента хиротонии.
Диаконская хиротония совершается в конце литургии, после «Отче наш». Служащий диакон громко возглашает: «Повелите». Из Царских врат выходят два диакона, берут ставленника под руки, вводят его через Царские врата (он впервые входит через Царские врата) в алтарь, подводят к Престолу и к епископу. Епископ сидит обычно с левого края Престола. Два диакона ведут ставленника вокруг Престола, они трижды обходят Престол, каждый раз ставленник целует Престол у четырех углов и, обойдя Престол, делает поклон епископу. А в это время поются те тропари, которые поются и в Таинстве брака: «Святии мученицы», «Слава Тебе, Христе Боже», и потом «Исаия, ликуй».
Этот обряд называют часто «венчанием с Престолом». В Русской Церкви принято, что епископ снимает с руки ставленника обручальное кольцо и полагает его на Престол. Больше диакон или священник это кольцо никогда не надевает в знак того, что отныне он уже не принадлежит своей семье полностью, как раньше. Теперь семья его отходит как бы на второй план, а первая его семья — это Церковь, так что он теперь первую очередь обручен с Церковью. Это очень характерный момент. Вы помните, что в посланиях Апостолов Церковь называется Невестой Христовой, а Христос называется Женихом Церкви. И вот, если священник обручается Церкви, это значит, что он принимает образ Жениха Церковного, т. е. образ Христа.
После того, как он троекратно обведен вокруг Престола, он становится у правого угла Престола на колени, а епископ возлагает на него руки и читает молитву хиротонии. В этой молитве есть очень замечательные, знаменательные слова: «Божественная Благодать, всегда немощствующих врачующая и оскудевающих восполняющая, проручествует(т. е. хиротонисует, рукополагает) благоговейнейшаго иподиакона(имя рек) в диакона. Помолимся убо о нем, да приидет на него Благодать Святаго Духа».
И после этого рукоположения читается еще молитва, громко, вслух. Затем народ, а теперь это обычно клирос и духовенство, поют «Аксиос», это очень торжественный последний момент Таинства. Епископ выводит на амвон новопоставленного диакона (или священника), надевает на него отдельные части соответствующего облачения, каждый раз показывая их народу, и восклицает: «Аксиос» («достоин» — греч.), и весь народ поет: «Аксиос, аксиос, аксиос». Это и есть знак того участия народа в рукоположении, значит, что народ его принимает. Народ должен обязательно совершить то, что называется рецепцией, т. е. принятием этого Таинства, он как бы удостоверяет это Таинство.
И так же совершается рукоположение священника, только раньше — в начале литургии верных после Великого входа. Рукоположенный тут же участвует в литургии.
Интересно, что когда совершится на «Святая — святым» раздробление Агнца, священнику дается в руки на специальном дискосе часть Агнца «Иисус». Епископ говорит священнику: «Приими залог сей, о немже будешь истязай при кончине своей на Страшнем судищи Христовом». То есть, говорит о том, что — вот, тебе дается Тело Христово (а вы помните, что Церковь есть Тело Христово), и ты должен будешь отвечать на Страшном суде за то, как ты служил Церкви Христовой, как ты служил этому Телу Христову. Этот залог служения является удивительно глубоким и важным символом этого чина. Т. е. здесь говорится об ответственности за Церковь перед Богом, говорится о том, какое страшное служение возлагается на новопоставленного священника.
Действительно, священническое служение есть служение особенное. Прежде всего естественно спросить: «Что же дается в этом Таинстве человеку?» Конечно, в каждом Таинстве дается благодать Св. Духа, но дается, если можно так сказать, по-разному, с особенным, самым главным назначением. В одном Таинстве дается благодать родиться и стать членом Церкви, в другом Таинстве дается благодать очищения, в третьем Таинстве человек соединяется со Христом, соединяется с другими членами Церкви во единое Тело Христово. Что же дается именно в Таинстве священства?
Вопрос этот немаловажный и не такой уж простой. Стоит сказать об этом в двух аспектах. С точки зрения устроения души человека, здесь нужно обязательно отметить, что в этом Таинстве дается человеку благодать пастырской любви, любви Христовой, потому что без такой пастырской любви священника быть не может. И если нет этого дара любить, то тогда, хотя человек и рукоположен, и облагодатствован, он не может священствовать, он, можно сказать, не воспринял этот дар.
Это бывает очень часто: Таинство совершается, дар благодатный Церковью дается, но человек не способен его принять. Мы имеем на сегодняшний день массу таких несостоявшихся священников, и они являются страшным бременем для Церкви. Они разочаровывают людей: страшно видеть священника, не являющегося таковым по духу своему, по устроению своего сердца. Это страшное явление в жизни Церкви теперь часто воспринимается почти что норма.
Можно говорить и о другом аспекте этого благодатного дара, а именно — что дается человеку в этом Таинстве в смысле устроения дальнейшей его деятельности, его жизни? Какую функцию он должен теперь иметь? Чем является его служение?
Когда мы говорим, что оно является любовью, это, конечно, несомненно. Но любовью является и брак, например, и все вообще в христианстве должно быть любовью. Как устраивается это новое функциональное назначение человека, что это такое?
Здесь можно сказать, что священнику дается носить на себе образ Христов. Мы знаем, что всякий человек создан по образу и подобию Божию, — это известная всем аксиома. Встает вопрос: «Что же нового получает священник?» Это то новое, что мы имеем в связи с пришествием Христовым на землю. Пришествие Христово есть тайна Богочеловечества, Боговоплощения, есть особенное, если так можно сказать, служение Бога этому миру. Именно Христос, Сын Божий, приходит в этот мир для того, чтобы послужить ему, как и говорит Он:
«Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих»(Мк. 10, 45). Это служение Христово особенный образ этого служения, образ пришествия Божия на землю — именно он запечатлевается в человеке, когда он получает дар священства. Ему дается власть вязать и решить, по образу власти Христовой. Ему дается быть пастырем, по образу Христова пастырства. Ему дается быть учителем, по образу учительства Христова. Ему дается власть священнослужения, по образу Христову. Ему, конечно, дается удел быть жертвой, по образу Христа, и как Христос принес себя в жертву, так и священник должен быть обязательно жертвой, он должен себя приносить в жертву. Это очевидно из того, что любовь Христова имеет крестную, жертвенную природу.
Дар этой пастырской любви, любви Христовой, есть, конечно, дар любви самоотверженной, бескорыстной, крестной, любви, которая отдает себя на смерть. Образ Христов означают и священнические облачения. Крест, который надевается священнику на грудь, на котором всегда изображается распятие Христово, — это есть образ его служения, образ того дара, который он получил в Таинстве священства. Если обычный нательный крест, который дается при крещении есть символ, то здесь мы имеем икону, образ.
Какая же власть дается священнику? Это есть самая большая, самая сильная власть не только в этом мире, но вообще — власть любви. Власть, которая не требует ни армии, ни милиции, никакого административного аппарата. Не требуется приказов и никаких иных мер для того, чтобы эта власть осуществлялась. Достаточно нам узнать, например, что какой-то святой где-то за тысячи километров сказал так-то, и мы готовы все бросить и на смерть идти за то, что он сказал, потому что его слово несет в себе эту удивительную власть. Таким образом, управляли, можно сказать, тысячами и сотнями тысяч людей, и управляют всегда святые, управляют и даже после смерти своей.
Возьмите, скажем, преп. Серафима: его слово, его образ имеют и сейчас над нами особенную власть. Можно привести примеры других очень многих святых.
Эта свойство в особенности присуще Священному Писанию. Есть особенный авторитет, авторитет святости, самый высший, непререкаемый, его не нужно подтверждать и доказывать. Он открывается сам собой людям, открывается сердцу человека без слов: когда видишь перед собой святого, все делается совершенно ясным и очевидным.
Авторитет святости, власть любви — они и должны быть священническим авторитетом и властью. Если священник начнет апеллировать к тому, что — «я священник, поэтому вы должны меня слушаться», — немногие люди пойдут за ним. Бывает, особенно молодые священники, говорят: «Я говорю вам как священник, вы должны учесть мои слова». Никогда это не произведет ни на кого сильного впечатления и не побудит человека к действию, если за этими словами не почувствует человек святости, настоящей любви. Есть очень интересный эпизод из жизни отца Иоанна Кронштадтского. В последние годы жизни своей он был уже столь известен, что его приглашали на торжественные заседания Святейшего Синода. Там собирался, конечно, сонм архиереев, были митрополиты Москвы, Петербурга, в XIX веке было много людей совершенно замечательных. И вот, пригласили туда отца Иоанна Кронштадтского, который, хотя и был очень известным по всей России человеком, «всероссийским батюшкой», как говорили, но он был всего-навсего протоиереем. Он, конечно, не мог пренебречь этим приглашением, пришел и присутствовал молча на этом заседании. Синод заседание свое закончил, и все присутствующие бросились вперед, окружили отца Иоанна и стали просить у него благословение. Архиереям невозможно было выйти из зала, на них никто не обращал никакого внимания. И биограф по этому поводу замечает, что этот святой оказался народу дороже, чем Святейший Синод. Именно эту власть святости в этом мире должна являть Церковь.
Этот дар и призвание даются священнику в особенной степени. Конечно, святой имеет такую власть и авторитет, но пресвитер имеет даже такое название: «священник» — это значит, что он освящен, он должен быть святым. Всякий христианин должен быть святым, но священник тем более призывается к святой жизни, и его имя «иерей» — «святой, освященный, священник».
Здесь необходимо перейти к теме о недостоинстве священства, потому что, хотя священник должен быть святым, священство в своей массе таковым не является, так же, как и христиане все должны быть святыми, но святыми не являются. И тогда случается, что священник исполняет обязанности своего сана, не умея их осуществить духовно. Получается разрыв, получается, что все действия его должны иметь благодатную, освящающую силу, но это должно быть в гармонии с его душой, с его устроением, с его жизнью. Если же этого не происходит, то получается страшный и трагический разрыв, который всегда травмирует всякого приходящего и отталкивает от Церкви. Чем недостойней священник, тем тяжелее быть в Церкви. Если даже просто священник не молится, не умеет молиться, если он не умеет любить, то уже трудно с ним общаться. Если же он подвержен каким-то тяжелым страстям, порокам, то общение с ним делается буквально невыносимым! Такой священник себе «собирает горящие уголья на голову», он компрометирует Церковь и людей отталкивает от Христа, потому что он, призванный являть образ Христов, этот образ подменяет. Получается совсем иной образ, который имеет совершенно четкое определенное название в Церкви — антихрист. Антихрист в буквальном переводе означает — вместо Христа, подмена Христа, тот, кто придет и объявит себя Христом, не будучи Им. И если священник получает дар являть образ Христов, но подменяет этот образ, это служение чем-то другим, тогда он являет уже образ антихриста.
Из этого рассуждения делается особенно ясным, как важна ответственность священника, сколь страшно это служение и недаром святитель Иоанн Златоуст говорит о священниках: «Немногие из нас спасутся», по слову Христа:
«Кому дано много, оттого много и потребуется»(Лк. 12, 48). Легко, конечно, понять, что трудно спастись священнику: слишком много ему дано и слишком много с него спросится. И в этом мире к нему относятся гораздо строже, чем к обычным христианам. То и дело приходится слышать упреки: «Батюшка, а почему вы так делается, а почему вы вот так не делаете?». И это вообще-то естественно: такая требовательность, ожидание от священника особенного совершенства, особенной любви, особенной святости, чтобы все в нем было благодатно, чтобы он умел бы чувствовать каждое сердце, каждую душу, чтобы он мог ответить человеку, нес бы благодать — это ожидание совершенно естественно. Сами понимаете, как трудно ответить на эти требования: как трудно в своей жизни священнику воплотить тот образ, который он призван воплотить. И поэтому немногие делаются пастырями.
Это опасный путь, и древняя традиция церковная дает нам, быть может, самый лучший образ того, как вставать на этот путь. Лучше всего иметь на это очевидное призвание Божие, лучше, чтобы человек был на это призван, чтобы он поступал не по своей воле, чтобы не добивался этого сам. Когда священник уже получит свой сан и начнутся в его жизни тяжелейшие скорби, то трудно ему будет найти опору и устоять, если он будет сознавать, что ошибся, что напрасно добивался, напрасно восхитил себе образ Христа. Тогда для него утешением и опорой будет мысль: «Господи, ты же меня призвал, я же сам к этому не стремился, я же не шел по своей воле». Вы помните, как пророк Моисей вопиял к Богу и говорил:
«Господи, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего?.. Разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка?»(Чис. 11, 12-14). И Господь услышал его и даровал ему силы.
Это будет утешением для священника, который был смиренным, и пришел на этот путь, будучи призван Богом.
Недостоинство какого-то конкретного священника, или даже многих священников — это еще не есть недостоинство священства вообще. Очень часто у нас на практике встает вопрос, как быть, если в Церкви служит грешный священник? Если известно, например, что он двоеженец, или что он пьяница, или известно, что он любит деньги и за деньги готов на все, или другие пороки имеет, — как быть? Обычно в таких случаях начинают утешать народ и говорить, что это ничего, какой бы священник ни был, ангел за него литургию совершит, остальные христиане не соучаствуют в его грехах, так что нечего волноваться, пускай служит…
Эти рассуждения вряд ли могут быть вполне оправданы. Они говорятся для того, чтобы как-то человека утешить, предотвратить очень тяжелые конфликты народа и священника, но эти же рассуждения очень часто потакают грехам священника. Таинства совершаются Церковью, и до тех пор, пока священник не извергнут из священного сана, не запрещен в служении, мы не должны допускать сомнении в действенности совершаемых им Таинств. Но участвовать с этим священником в Таинствах, служить с ним может быть очень тяжело и опасно. Поэтому, не судить священника надо, Бог ему судья, но если мы видим воочию, что он совершает не должное, то лучше от него уйти, отойти. Пусть хотя бы такое бегство народа от недостойного священника его вразумит — для того, чтобы наша церковная жизнь не подменялась постепенно неизвестно чем.
Можно сказать, что кроме, конечно, каких-то особенных случаев, исключительных, это недостойное совершение служения может отражаться и на народе Божием, на тех людях, которые приходят к этому священнику. И тому в жизни много доказательств. Если священник плохо вас исповедует, вряд ли вы уйдете с исповеди с облегчением. Если священник плохо служит, то вы не почувствуете того, что вы должны почувствовать на литургии. Это не может не сказываться на людях. Если на глазах твоих воруют, а ты видишь и молчишь, то являешься соучастником воровства; на твоих глазах кого-то убивают, а ты посмотрел и пошел дальше, — значит, ты покрыл этого убийцу, ты промолчал и таким образом соучаствовал с ним. Так и здесь, если священник беззаконно живет и народ никак не выражает своего отношения, а только — «Батюшка, батюшка, благословите», то это есть потаковничество, некое соучастие в этом беззаконии. Народ Божий не должен быть равнодушным к этим явлениям.
Конечно, тут нужно обязательно оговориться, что есть очень тяжелая опасность начать судить священника, судить духовенство, подумать, что у нас есть право судить священников или епископов… Это очень тяжкое искушение. Как всегда, жизнь как бы по острию ножа ведет нас — и там ошибка, и там ошибка, и ошибка очень пагубная. Мы очень часто вместо того, чтобы совершить подвиг искания истины, чтобы найти путь ответственный, но более истинный, стараемся идти более легким путем. Поэтому-то обычно и говорят: «Не твое дело священника судить, никого судить нельзя. Какое твое дело, кто там служит, ты ходи в Церковь, молись, никого не осуждай». С духовной точки зрения это правильно тогда, когда мы думаем о душе конкретного человека, ему лучше никого не осуждать. Но если весь народ будет так всегда безмолвствовать в ответ на всякие беззакония, то получится плохо. Мы имеем на сегодняшний день массу совершенно ужасных случаев. Часто рассказывают, что вот батюшка, например, имеет две семьи: здесь у него одна семья, а там другая, и там и здесь жена, и там и здесь дети, и он мечется между этими двумя домами, а в промежутках служит литургию. Об этом все знают, но он продолжает служить. Почему? Потому что он умеет договориться с начальством, и его там держат, он умеет устроить легкую жизнь. А народ? Куда народу деваться, если другой церкви нет. А дурной священник пользуется потаковничеством. Если бы народ ему сказал: как тебе поступать — Бог тебе судья, но служить с тобой литургию мы не можем. Может быть, Господь тебя оправдает, может быть, ты покаешься, но пока служить литургию мы не можем, из твоих рук причащаться мы не будем. Если бы народ так сказал, уверяю вас, все было бы по-другому. Так что нужно уметь, не допуская в свое сердце осуждение, а лучше жалея этого грешного человека, не соучаствовать в его грехах. Недаром говорится: «Каков поп, таков и приход», или наоборот, есть такая древняя поговорка: «Каждый народ достоин своего правителя». Так же можно сказать и про приход и про общину: «Каждая община, каждый приход достоин своего священника». Если будет ревность о Боге, о святой жизни в народе Божием, то и священники будут другие.