Страница:
аменует чело его и перси трижды, возлагает руку на главу его, глаголя: «Господу помолимся». Очевидно, что чин оглашения является естественным продолжением этих молитв. Потому-то и нет в чине оглашения возгласа, что возглас уже был, при наречении имени или при чтении молитв матери. Здесь нужно оговориться, что в современной приходской практике матери не дают присутствовать при крещении младенца, хотя обычно уже прошло больше сорока дней. Младенцев приводят крестить, когда им уже исполнилось несколько лет, т. е. очистительное время прошло. Но практика изгнания матерей осталась. Это имеет некоторое оправдание, потому что в той суматохе, в том беспорядке, в котором сейчас чаще всего происходит крещение, матери часто мешают. Но если бы мы крестили должным образом, не торопясь, а как следует, то нужно было бы поступать наоборот. Нужно было бы прочитать молитвы матери, если с рождения ребенка прошло 40 дней (как правило, так и бывает), и как раз это будет соответствовать расположению молитв в Требнике. После прочтения этих молитв и молитв на воцерковление ребенка мать вполне может присутствовать при крещении. Ребенок при матери будет вести себя спокойнее, и все будет гораздо благопристойнее, и мать будет слушать молитвы, и само крещение принесет ей большую пользу, т. к. она тоже почувствует это великое благодатное Таинство, которое совершается над ее ребенком. Поэтому священники, желающие нормализовать крестины, именно так теперь и поступают: читают сначала молитву матери, молитву воцерковления ребенка, а потом оставляют матерей при крестинах. Чин оглашения начинается со следующей молитвы:
У католиков этот принцип уже богословски оформлен и оправдан. Там есть учение о сакраментальных формулах, которые сами по себе обладают такой силой, —это чистый магизм. Так вот, если мы будем молиться, если будем помнить, в чье Имя мы действуем, во Имя Кого мы действуем, если будем с любовью к Богу и со смирением призывать помощь Божию и выступать от имени Бога как люди, облеченные властью божественной, то здесь никакого магизма нет. Нет ничего неестественного в том, что пришел человек в церковь, и именно здесь, в доме Божием, сатана может быть изгнан именем Христовым, властью Божией. Поэтому очень важно, чтобы священник, когда он читает эти странные запретительные молитвы, не чувствовал себя совершенно автономным экзорцистом (есть такое понятие, это значит изгонитель бесов), чтобы он не думал: «Я теперь изгоняю бесов». Он должен помнить, что он это делает по поручению Божию, по милости Божией, по дару Христову, а не своей силой. Сам же он ничего не может. Он должен помнить, что сила Божия в немощи совершается. Как только священник забудет об этом, ему грозит прелесть. И не только ему, но всем тем, кто последует за ним. Здесь мы опять возвращаемся к изначальному вопросу о соотношении формы и содержания. Вы помните, как в Евангелии Господь говорит:
После чина запрещения идет четвертая молитва, обращенная к Богу. Священник поворачивается лицом к алтарю и говорит:
После этой молитвы священник дует на уста оглашенного, на чело его и на перси, глаголя:
Во всяком случае, мы должны здесь помнить главный принцип христианской жизни: не должно человека отталкивать, мы можем звать его добровольно и отказывать ему только в том случае, когда он кощунственно относится к жизни Церкви, когда он по существу является неверующим человеком. Если же в нем теплится искра веры, то мы должны эту искру возгревать любовью, и пойти на те условия, которые для него являются приемлемыми. И, как правило, в наше время эти условия очень мягкие. Мы должны побеседовать, дать ему почитать что-либо, пригласить его на огласительные лекции или беседы, как-то приготовиться. А в некоторых случаях приходится крестить даже сразу, если человек хочет и просит со слезами.
Принесение крещальных обетов в наше время почти повсеместно комкается и профанируется, как только возможно. Представьте себе толпу крестных и родителей, когда крестится несколько десятков младенцев, современных родителей и крестных, которых священник будет спрашивать:
«Отрекаешься ли ты сатаны?». Что кроме улыбки вы увидите в ответ, а если он скажет: «Дунь и плюнь на него», то конечно, если здесь хохота не будет, то хорошо. А между тем это чрезвычайно существенный момент. Когда мы далее будем изучать чинопоследования разных Таинств, мы увидим, что в каждом Таинстве есть аналогичный момент исповедания и принятия на себя определенных обязательств. Обещание Богу, что отныне ты будешь жить исключительно для Него, будешь соблюдать заповеди Божий. В чине оглашения присяга, или церковные обеты, звучат в виде ответов на вопрос: «Отрицаеши ли ся сатаны, и всех дел его, и всех ангелов его, и всея гордыни его?». И должно сказать: «Отрицаюся». Вопрос повторяется трижды. Затем священник снова спрашивает:
«Отрекся ли еси сатаны?». И крещаемый говорит: «Отрекохся». Тоже трижды. Все это говорится, повернувшись лицом к западу. Восток — это алтарь, это символ Небесного Царства, а запад — это царство тьмы, от всякой связи с ним и отрекается крещаемый. Эти древние и прекрасные слова должны быть прочувствованы каждым, желающим креститься. Это условие его крещения. И если он потом вступает в общение с темной силой (колдунами, экстрасенсами, биоэнергетикой и т. п.), то он нарушает свои крещальные обеты. Церковь подчеркивает значение этой присяги: после шестикратного отречения священник говорит: «И дуни и плюни на него» (на сатану). Современными людьми такое дуновение воспринимается как детская игра, но для древних христиан это было не так, они совершенно искренне понимали, что этот образ отречения является наиболее подходящим. Как естественно священнику дуть в лицо оглашенного, так естественно дунуть и плюнуть на сатану. Никто не понимал этого буквально, но это выражает отношение к темному миру. После отречения следуют вопросы положительные: «Сочетаваеши ли ся Христу?» — «Сочетаваюся». И так трижды. Потом: «Сочетался ли еси Христу?» — «Сочетахся». В греческом языке есть слово «апостасия», которое переводится на русский язык словом «отпадение», и употребляется там, где речь идет об отречении от сатаны. Именно отпадение, отделение, некое избавление от власти темного мира — вот что здесь происходит. Человек, бывший в плену этого темного мира, теперь отпадает от него. А на месте слова «сочетахся» греческое слово «синтаксис», что значит «соединение». Говоря русским языком, мы спрашиваем: «Имеешь ли ты желание соединиться со Христом отныне и до века (навсегда, навечно)? Открываешь ли ты свое сердце для Христа и отдаешь ли его Христу — вот смысл слова «сочетахся». Соблюдение крещальных обетов необходимо, чтобы человек крестился правильно. Когда крестится младенец, все эти вопросы предлагаются крестным. И крестные, принося эти крещальные обеты, берут на себя обязательство воспитать ребенка так, чтобы он эти обеты подтвердил, когда станет взрослым. И за это они будут отвечать на Страшном Суде Господнем. Поэтому быть крестным младенца — это очень большая ответственность, трудная и опасная, особенно в наше время. И не следует на это соглашаться легкомысленно. После того, как оглашенный отвечает, что он сочетался Христу, священник спрашивает: «И веруеши ли Ему?». Он должен ответить: «Верую Ему, яко Царю и Богу». И дальше должен произнести Символ Веры наизусть. Оглашенный должен понимать все двенадцать членов Символа Веры, т. е. смысл всех догматов, которые в Символе Веры имеются. Именно объяснение Символа Веры часто является существенной частью огласительных бесед.
По Требнику после прочтения Символа Веры священник снова спрашивает: «Сочетался ли еси Христу?» — «Сочетахся», — и опять читает Символ Веры, и так трижды. И только после этого в четвертый раз спрашивает: «Сочетался ли еси Христу?» Опять трижды. И в ответ на третье «Сочетахся», священник говорит: «И поклонися ему». Оглашенный поклоняется, говоря: «Поклоняюся Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущной и нераздельней». Троекратное чтение Символа Веры оглашенным — подчеркивает значение этого момента. Без сознательного к этому отношения крещение было недопустимо. У нас же теперь на практике все приходящие (99,99%) о Символе Веры вообще не имеют понятия. Они часто не знают ничего о Святой Троице, не знают почти ничего о Христе. И священник должен рассказать об этих главных догматах христианской веры и получить от них уверение, что они верят, хотят верить в эти догматы. После такого исповедания веры совершается последнее благословение и молитва, и на этом чин оглашения оканчивается.
В Константинополе чин оглашения и крещения получил свое максимальное развитие. Возглавлял этот чин Пасхального крещения сам Патриарх.
Эта молитва очень похожа на молитву наречения имени. И поэтому теперь, когда мы вынуждены сокращать крещение, ввиду наших обстоятельств, мы чаще всего молитву наречения имени опускаем, а начинаем прямо с оглашения. Затем следуют 3 запретительные молитвы, которые читаются лицом к оглашаемому. Эти молитвы обращены к дьяволу, это есть заклинание. Звучат они так:
«О имени Твоем, Господи Боже истины, и Единороднаго Твоего Сына и Святаго Твоего Духа, возлагаю руку мою на раба Твоего сего, сподобльшагося прибегнути ко святому имени Твоему, и под кровом крил Твоих сохранитися. Отстави от него ветхую оную прелесть и исполни его еже в Тя веры и надежды и любве: да разумеет, яко Ты еси един Бог истинный, и Единородный Твой Сын, Господь наш Иисус Христос, и Святый Твой Дух».
И дальше эта молитва продолжается со ссылками на Евангельские сюжеты, где Господь изгоняет бесов, и говорится о смысле пришествия Христова. Затем следуют вторая и третья молитвы. Эти молитвы могут на нас произвести впечатление некоторого магизма. И мы с вами так и привыкли думать, что заклинатели — это суть маги, это такие волшебники и колдуны. И наоборот, всякие ворожеи и колдуны именно заклинают. Поэтому после длинных наших объяснений несовместимости христианской жизни с магией, довольно странно слышать, что в самом начале нашей церковной жизни находятся именно заклинательные молитвы. Как это нужно понять? Здесь нужно вспомнить, что Христос в Евангелии дает своим ученикам власть вязать и решить, власть изгонять нечистых духов и запрещать им. Вы помните, как 70 апостолов, возвращаясь после своей миссии, рассказывают Христу с радостью, что и духи повинуются им. Поэтому в самих словах молитвы мы еще не имеем никакого магизма. Это не есть признак магизма, если мы запрещаем или изгоняем нечистого духа. Магизм есть отношение к этой молитве. Если священник думает, что достаточно ему просто произнести какие-то формулы заклинательные, и тогда нечистая сила изыдет из человека, который перед ним стоит, то это будет магизм. Это довольно тонкое и существенное место. Таким образом, магизм — это наше отношение, это то, что мы делаем в своем сердце. Если человек запрещает диаволу властью, данной ему от Бога, именно силой Божией, именем Христовым запрещает ему, то тут никакого магизма нет, тут просто некий диалог с темным духовным миром (мы верим, что он существует), и поэтому естественно, что мы призваны Христом к духовной жизни, мы вступаем в общение с этим духовным миром, мы молимся Богу, мы отрекаемся от сатаны, мы запрещаем сатане, — здесь ничего магического нет. Если мы помним, что здесь действует сила Божия, мы действуем именно по повелению Божию, по той власти, которая дана нам от Бога. Если же мы забудем об этой своей миссии, об этой власти, данной нам Христом, и начнем действовать в свое имя, т. е. начнем думать, что есть какие-то волшебные слова, что именно эта формула сама по себе обладает такой чудотворной волшебной силой, т. е. если мы переведем наши отношения с Богом — отношения любви и послушания, отношения дара — в некие условия договора: «Ты — мне, я — тебе», то здесь уже проявляется магизм. Если мы забудем, что мы действуем по дару Божию, по дару благодати (например, в Литургии оглашенных есть слова: «По дару Христа Твоего», т. е. мы совершаем Таинство по дару Христа), и будем думать, что просто нам дано здесь совершать какие-то чудеса в силу некоей договоренности, от нас не требуется ни любви, ни веры, ничего, а требуется просто соблюдение формальных признаков этого договора, т. е. сами слова, сама формула обладает такою силою, то это и есть магизм. К сожалению, (а может быть, это вполне естественно) священник часто забывает об этом. Он забывает, что как только он перестанет молиться, как только он перестанет верить, как только он перестанет обращаться к Богу, то сразу же кончаются эти настоящие отношения с Богом, и он превращается в мага. Когда крещение происходит в таких невыносимых условиях, уже невозможно молиться, и тогда формально вычитываются какие-то тексты, и это уже, конечно, магизм.
«Запрещает тебе, дияволе, Господь, пришедый в мир и вселивыйся в человецех, да разруш ит твое мучительство и человеки измет, Иже на древе сопротивныя силы победи, солнцу померкшу, и земли поколебавшейся, и гроб ом отверзающымся, и телесем святых восстающым, Иже разруш исмертию смерть и упраздни имуща державу смерти, с иесть тебе, диавола. Запрещаю тебе Богом, показавшим древо живота, и уставившим херувимы, и пламенное оружие, обращающееся стрещи то: запрещен буди. Оным убо тебе запрещаю...»
У католиков этот принцип уже богословски оформлен и оправдан. Там есть учение о сакраментальных формулах, которые сами по себе обладают такой силой, —это чистый магизм. Так вот, если мы будем молиться, если будем помнить, в чье Имя мы действуем, во Имя Кого мы действуем, если будем с любовью к Богу и со смирением призывать помощь Божию и выступать от имени Бога как люди, облеченные властью божественной, то здесь никакого магизма нет. Нет ничего неестественного в том, что пришел человек в церковь, и именно здесь, в доме Божием, сатана может быть изгнан именем Христовым, властью Божией. Поэтому очень важно, чтобы священник, когда он читает эти странные запретительные молитвы, не чувствовал себя совершенно автономным экзорцистом (есть такое понятие, это значит изгонитель бесов), чтобы он не думал: «Я теперь изгоняю бесов». Он должен помнить, что он это делает по поручению Божию, по милости Божией, по дару Христову, а не своей силой. Сам же он ничего не может. Он должен помнить, что сила Божия в немощи совершается. Как только священник забудет об этом, ему грозит прелесть. И не только ему, но всем тем, кто последует за ним. Здесь мы опять возвращаемся к изначальному вопросу о соотношении формы и содержания. Вы помните, как в Евангелии Господь говорит:
«Кто не примет Царствия Божия как дитя, тот не войдет в него». (Мф. 10, 15.) И вот для первых веков христианства было характерно такое детское восприятие. Первые христиане не разделяли форму и содержание. Как, скажем, ребенок не анализирует, где у него душа, а где тело. Для него человек есть единое целое. Когда он повзрослеет, когда станет свидетелем смерти, то он поймет, что есть душа и есть тело, у каждого может быть своя судьба. Поймет, что это трагедия падшести, трагедия греха в человеке. А вначале этого анализа нет. И лучше, когда его нет, когда есть цельное, нераздельное сознание. Но мы теперь уже не можем вернуться к нему, потому что анализ такого рода уже давно произведен в истории. Поэтому мы вынуждены этот анализ проследить и сделать для себя должные выводы. Тем не менее, мы должны всегда стремиться к цельности, к цельному сознанию. Должны помнить, что обряд, который есть форма, свят, он освящен, поэтому он, безусловно, причастен к содержанию. И все молитвы, все формы обрядовые, все чины богослужебные несут в себе благодатную силу.
После чина запрещения идет четвертая молитва, обращенная к Богу. Священник поворачивается лицом к алтарю и говорит:
Здесь имеются очень важные для нас слова: «Отверзи его очи мысленныя во еже озаряти в нем просвещению Евангелия Твоего». Эти слова могли бы быть основанием для того, чтобы запретить читать Евангелие до святого крещения. С другой стороны они отчасти разрешают это делать, потому что чин оглашения проводился в древности до крещения, поэтому эти слова как бы готовят к тому, чтобы дойти до Евангелия.
«Сый, Владыко Господи, сотворивый человека по образу Твоему и по подобию, и давый ему власть жизни вечныя, таже... и создание Твое сие избавль от работы вражия, приими в Царство Твое пренебесное, отверзи его очи мысленныя во еже озаряти в нем просвещению Евангелия Твоего, сопрязи животу его ангела светла, избавляюща его от всякаго навета сопротиволежащаго, от сретения лукаваго, от демона полуденнаго, и от мечтаний лукавых».
После этой молитвы священник дует на уста оглашенного, на чело его и на перси, глаголя:
И потом распространяет эти слова, говоря:
«Изжени из него всякаго лукаваго и нечистаго духа, сокрытаго и гнездящагося в сердце его».
И после этого наступает чрезвычайно важный для нас момент, когда оглашенный должен произнести крещальные обеты. Сейчас мы не можем поставить кафедру, посадить на нее епископа и в сонме клириков выслушать каждого оглашенного, и опросить свидетелей о его доброй жизни или о его недостатках. Но мы можем сделать другое, мы можем исповедать того, кто приходит креститься. Это не значит, что мы должны совершить Таинство покаяния над ним, потому что никакое таинство не может быть совершено над некрещеным, но исповедь есть только часть таинства покаяния, исповедь собственно означает откровение сердца человеческого, когда человек говорит о всем том, что сокрыто в глубинах его сердца. И вот такую исповедь оглашенного священник обязательно должен принять и должен настаивать на ней. Хотя бы уже потому, что это есть самое сильное, самое радикальное средство к тому, чтобы человека приготовить. Очень часто, когда к нам приходят желающие креститься, и мы начинаем их уговаривать жить по-христиански после крещения, ходить в церковь, причащаться часто Святых Христовых Тайн, читать Евангелие, они кивают головой или молча, или с ухмылкой, и мы очень часто не чувствуем никакого ответа. Они выслушивают то, что мы говорим, но очевидно, что они не проникаются нашими словами, они просто хотят креститься, чтобы быть крещеными, и уйти. И объяснить им величие этой тайны мы никак не умеем. И вот тогда очень уместно священнику сказать: «Расскажи, какие у тебя грехи на совести». И очень часто желающий креститься не хочет рассказывать. Это как раз выдает несерьезное его отношение. Но ему можно объяснить, что это необходимо, потому что ты пришел начать новую жизнь и для старой своей жизни ты должен умереть. Сегодня совершается над тобой тайна смерти для прежней жизни и рождение в жизнь новую, воскресение в новую жизнь. Поэтому нужно тебе понять, какой должна быть эта жизнь, нужно почувствовать различие между жизнью прежней и жизнью новой. Необходимо, чтобы ты сказал, как ты жил до сих пор, а я тебе скажу, как тебе жить дальше, и что из прежней жизни может у тебя остаться, а от чего ты должен отречься. Очень часто бывает так, что оглашаемый, только начинающий исповедываться, вдруг совершенно меняется, в глазах его появляются слезы, он с помощью священника, а иногда и сам начинает чувствовать, что жизнь его была ужасна. Он начинает чувствовать себя преступником, если были аборты, был блуд, кощунства, злоба, если в жизни было столько черноты. Как только почувствует он горечь этой жизни, почувствует, что сегодня он может умереть для этого и начать жить заново, то здесь и обретается корень, залог того, что человек может стать христианином в действительности, а не формально. Поэтому такая исповедь необходима. Она является как бы заменой того испытания, о котором писала Сильвия Аквитанская. Конечно, мы не можем сейчас готовить к крещению годами. Хотя попытка такая есть. У нас в Москве в общине о. Георгия Кочеткова в Сретенском монастыре чин оглашения совершается примерно так, как это делали первые христиане. Нужно сказать, что эта попытка имеет в себе очень много интересного. О. Георгий очень глубоко вник в то, как святое крещение совершалось в древности. И результаты тоже очень часто бывают замечательные. Те, кто проходит такой искус (1 год), как правило, остаются в Церкви. Но дело в том, что далеко не все сегодняшние люди согласятся на годовое испытание. Это могут быть совсем молодые люди, более или менее свободные, еще в своей жизни не устроившиеся, не обремененные. А остальные, имеющие семьи, просто физически не могут пройти такую школу. И поэтому эти формы не всегда пригодны. Мы должны довести до сердца ищущего крещения основные истины христианского учения, должны огласить его Евангельским словом, должны добиться того, чтобы он захотел умереть для прежней своей греховной жизни и начать новую жизнь. Без этого по-настоящему крестить нельзя.
«Духа прелести, духа лукавства, духа идолослужения и всякого лихоимства, духа лжи и всякия нечистот ы, действуемыя по научению диаволю: и сотвори его овча словесное святаго стада Христа Твоего, уд честен Церкве Твоея, сына и наследника Царствия Твоего, да по заповедем Твоим жительствовав, и сохранив печать нерушимую, и соблюд ризу нескверную получит блаженства Святых во Царствии Твоем, благодатию и щедротами и человеколюбием Единороднаго Сына Твоего, с Ним же благословен еси со Пресвятым и Благим, и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Во всяком случае, мы должны здесь помнить главный принцип христианской жизни: не должно человека отталкивать, мы можем звать его добровольно и отказывать ему только в том случае, когда он кощунственно относится к жизни Церкви, когда он по существу является неверующим человеком. Если же в нем теплится искра веры, то мы должны эту искру возгревать любовью, и пойти на те условия, которые для него являются приемлемыми. И, как правило, в наше время эти условия очень мягкие. Мы должны побеседовать, дать ему почитать что-либо, пригласить его на огласительные лекции или беседы, как-то приготовиться. А в некоторых случаях приходится крестить даже сразу, если человек хочет и просит со слезами.
Принесение крещальных обетов в наше время почти повсеместно комкается и профанируется, как только возможно. Представьте себе толпу крестных и родителей, когда крестится несколько десятков младенцев, современных родителей и крестных, которых священник будет спрашивать:
«Отрекаешься ли ты сатаны?». Что кроме улыбки вы увидите в ответ, а если он скажет: «Дунь и плюнь на него», то конечно, если здесь хохота не будет, то хорошо. А между тем это чрезвычайно существенный момент. Когда мы далее будем изучать чинопоследования разных Таинств, мы увидим, что в каждом Таинстве есть аналогичный момент исповедания и принятия на себя определенных обязательств. Обещание Богу, что отныне ты будешь жить исключительно для Него, будешь соблюдать заповеди Божий. В чине оглашения присяга, или церковные обеты, звучат в виде ответов на вопрос: «Отрицаеши ли ся сатаны, и всех дел его, и всех ангелов его, и всея гордыни его?». И должно сказать: «Отрицаюся». Вопрос повторяется трижды. Затем священник снова спрашивает:
«Отрекся ли еси сатаны?». И крещаемый говорит: «Отрекохся». Тоже трижды. Все это говорится, повернувшись лицом к западу. Восток — это алтарь, это символ Небесного Царства, а запад — это царство тьмы, от всякой связи с ним и отрекается крещаемый. Эти древние и прекрасные слова должны быть прочувствованы каждым, желающим креститься. Это условие его крещения. И если он потом вступает в общение с темной силой (колдунами, экстрасенсами, биоэнергетикой и т. п.), то он нарушает свои крещальные обеты. Церковь подчеркивает значение этой присяги: после шестикратного отречения священник говорит: «И дуни и плюни на него» (на сатану). Современными людьми такое дуновение воспринимается как детская игра, но для древних христиан это было не так, они совершенно искренне понимали, что этот образ отречения является наиболее подходящим. Как естественно священнику дуть в лицо оглашенного, так естественно дунуть и плюнуть на сатану. Никто не понимал этого буквально, но это выражает отношение к темному миру. После отречения следуют вопросы положительные: «Сочетаваеши ли ся Христу?» — «Сочетаваюся». И так трижды. Потом: «Сочетался ли еси Христу?» — «Сочетахся». В греческом языке есть слово «апостасия», которое переводится на русский язык словом «отпадение», и употребляется там, где речь идет об отречении от сатаны. Именно отпадение, отделение, некое избавление от власти темного мира — вот что здесь происходит. Человек, бывший в плену этого темного мира, теперь отпадает от него. А на месте слова «сочетахся» греческое слово «синтаксис», что значит «соединение». Говоря русским языком, мы спрашиваем: «Имеешь ли ты желание соединиться со Христом отныне и до века (навсегда, навечно)? Открываешь ли ты свое сердце для Христа и отдаешь ли его Христу — вот смысл слова «сочетахся». Соблюдение крещальных обетов необходимо, чтобы человек крестился правильно. Когда крестится младенец, все эти вопросы предлагаются крестным. И крестные, принося эти крещальные обеты, берут на себя обязательство воспитать ребенка так, чтобы он эти обеты подтвердил, когда станет взрослым. И за это они будут отвечать на Страшном Суде Господнем. Поэтому быть крестным младенца — это очень большая ответственность, трудная и опасная, особенно в наше время. И не следует на это соглашаться легкомысленно. После того, как оглашенный отвечает, что он сочетался Христу, священник спрашивает: «И веруеши ли Ему?». Он должен ответить: «Верую Ему, яко Царю и Богу». И дальше должен произнести Символ Веры наизусть. Оглашенный должен понимать все двенадцать членов Символа Веры, т. е. смысл всех догматов, которые в Символе Веры имеются. Именно объяснение Символа Веры часто является существенной частью огласительных бесед.
По Требнику после прочтения Символа Веры священник снова спрашивает: «Сочетался ли еси Христу?» — «Сочетахся», — и опять читает Символ Веры, и так трижды. И только после этого в четвертый раз спрашивает: «Сочетался ли еси Христу?» Опять трижды. И в ответ на третье «Сочетахся», священник говорит: «И поклонися ему». Оглашенный поклоняется, говоря: «Поклоняюся Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущной и нераздельней». Троекратное чтение Символа Веры оглашенным — подчеркивает значение этого момента. Без сознательного к этому отношения крещение было недопустимо. У нас же теперь на практике все приходящие (99,99%) о Символе Веры вообще не имеют понятия. Они часто не знают ничего о Святой Троице, не знают почти ничего о Христе. И священник должен рассказать об этих главных догматах христианской веры и получить от них уверение, что они верят, хотят верить в эти догматы. После такого исповедания веры совершается последнее благословение и молитва, и на этом чин оглашения оканчивается.
В Константинополе чин оглашения и крещения получил свое максимальное развитие. Возглавлял этот чин Пасхального крещения сам Патриарх.
Так происходил чин оглашения в Константинополе в храме св. Ирины. В нашем Требнике после чина оглашения идет раздел, который так и называется: «Последование святаго крещения». И говорится:
«Патриарх восходит на амвон, стоящий посреди храма, делает со свечами три поклона, трижды ими благословляет народ и снимает омофор. Архидиакон возглашает: «Вонмем». Патриарх: «Мир всем». Народ: «И духови твоему». Патриарх: «Станьте со страхом, проститесь, просвещайтесь, разуйтесь и разденьтесь. Это конец вашего оглашения, настало время вашего избавления. Сегодня изложите учение веры христианской письменно: бумага, чернила и трости (перья) — перед вами, есть у вас и совесть, и язык, и образ (мысли). Итак, смотрите, как вы изложите на бумаге ваше исповедание: не погрешите, чтобы не обмануться. Намеревающиеся умереть, пишут и отказывают имение своему иному наследнику, и вы желаете умереть греху, и перед концем смертным греха желаете сделать и оставить завещание и отречение, и делаете наследником своего греха диавола, и оставьте ему грехи как отеческое наследство. Если из вас кто-нибудь имеет что-нибудь диавольское в душе, пусть бросит ему, ибо умерший не владеет имуществом… Почему и стояще высоко, простирайте руки, как я вам вещаю: пусть ничто диавольское не гнездится в вас, пусть никто не имеет гнева, пусть никто не таит вражды, пусть не держит лести, пусть никто не слушает лицемерия, презорства диавольского, всякой нечистоты и излишней злобы, стойте как пленники, ибо такими вас Христос покупает, ибо каждый из вас как бы видя и презирая диавола, так дунь на него».
Когда оглашенные совершат дуновение, патриарх продолжает:
«Обратитесь к своей совести и укрепите сердца своя, рассмотрите, что каждый из вас сделал, и если что неправое в вас найдется, выплюньте с дуновением». По плюновении продолжает патриарх:
«Пусть никто не будет лицемерить, как иудей, никто о таинстве пусть не разномыслит. Слово Божие испытует сердца наши и острее, чем всякий обоюдоострый меч. Ныне стоит на западе диавол, скрежещет зубами, ерошит волосы, плещет руками, кусает губы, неистово рыдая о своем лишении, не веруя в вашу свободу, поэтому Христос поставил вас против него, и, отвергшись его, дуньте на то, что от него, восприимите брань. На западе стоит диавол, где и начало тьмы, отрицайтеся его и дуньте». Оглашенные дуют и поворачиваются на восток. Патриарх продолжает: «Итак, обратитесь на восток и сочетайтесь со Христом, чтобы никто вас не обидел. Стойте со страхом. Все страшное действующее и грозное, все силы небесные сюда явились: все ангелы, архангелы ваши речи записывают, херувимы и серафимы с неба явились ныне, чтобы принять ваши обещания и принести Владыке. Итак, смотрите же, как врага отрицаетесь и Создателю сочетаваетесь». И говорит оглашенным: «Обратитесь назад, имея руки свои кверху, и что я говорю, говорите и вы за мною:
«Отрицаюся сатаны, и всех дел его, и всего служения его, и всех ангел его, и всей гордыни его». Эти слова произносятся трижды, и потом Патриарх говорит: «Дуньте на него». Оглашенные дуют. И Патриарх вещает им: «Обратитесь на восток, руки свои имея опущенными вниз, и что я говорю, говорите и вы: «И сочетаваюся Христу и верую во единого Бога Отца Вседержителя…» трижды. После этого снова спрашивает: «Сочетались ли Христу?» Отвечают: «Сочетались». Патриарх говорит: «Поклонитесь Ему и приносите молитву: «Благословен Бог, хотяй всем человеком спастися и в разум истины прийти, ныне и присно, и во веки веков». За этим следует обширное увещание к оглашенным: «Вот вы отреклись диавола, сочетались Христу, запись совершили, и Владыка на небе ее имеет. Старайтесь соблюдать обеты; это писание вам представится в день Суда. Не грешите против своего письменного обязательства, потому что на Страшном и грозном Суде будете более всего запрошены, когда подвижутся все силы небесныя и когда все человеческое предстанет на суд… Если ты человеколюбив и милостив, тотчас получишь помилование, если же будешь бесчеловечен, не щедр, не милостив, досадителен, клеветлив на тех, кто тебя не обижал, тогда станет пред тобой диавол и скажет: «Господин, на словах ты отрекся, а на деле ты остался слугою». Посему ангелы скорбят, и плачут праведники. Конец ответа тяжел и говорит: если кто в настоящей жизни впадет в беду, то заступника находит и умоляет других о помощи; там же ничего подобного: ни отец не поможет, ни мать не окажет милости… но каждый человек одинок и беззащитен, и только от своих дел или оправдан или осужден…, итак смотрите и крепитесь: вы отреклись диавола и ненавидите его до конца, вы сочетались Христу и до конца, до последнего издыхания славословьте Его».