Воробей Вера и Марина. Черепашкина любовь

   – Не возвращаться же за ними! Пусть там живут.
   Время от времени Люся поглядывала на свои окна. В них горел свет. Значит, мама уже вернулась. Хотя за все то время, пока они тут стояли (а это продолжалось уже полчаса, не меньше), за занавесками ни разу не промелькнул ее знакомый силуэт. Наверное, уставшая мама, как всегда, заснула, сидя в кресле перед телевизором…
   Обычно, когда Черепашка видела свет в своих окнах, на душе делалось тепло, тихо и уютно. Но сейчас ничего похожего на эти привычные чувства Люся не испытывала. Она ощущала в своей душе непонятную враждебность к собственным окнам. Будто бы вся вина за то, что уже поздно и надо возвращаться домой, лежала на них, на этих двух светящихся в ранней январской темноте окошках. И сейчас их свет казался Черепашке не родным, а предательским. И видимо, слишком уж часто Люся косилась на окна, потому что Геша, рассказывавший в это время очень забавную историю про своего кота по кличке Козлик, внезапно замолчал, а потом спросил вдруг:
   – Куда это ты смотришь все время?
   Он устремил взгляд вверх, в самое небо.
   Но окна Черепашки находились гораздо ниже, и она, высунув из кармана руку в черной, расшитой геометрическими узорами варежке, указала туда, где за сиреневыми шторами светился прямоугольник ее окна:
   – Вон там, на третьем этаже, видишь, сиреневое такое? Это окно большой комнаты. А вон то, с красным абажуром, это наша кухня.
   – А у тебя есть своя комната?
   – Есть. – Черепашка сунула руку в карман дубленки. – Только оно выходит во двор.
   – Люсь, а ты современные группы вообще, что ли, не слушаешь? – вдруг ни к селу ни к городу спросил Геша.
   Этот вопрос прозвучал тем более неожиданно, что о музыке за весь вечер не было сказано ни слова.
   – Ну почему? – улыбнулась Черепашка. – Слушаю. Волей-неволей.
   – Это как?
   – У меня мама на телевидении работает редактором в телекомпании «Драйв»…
   – Круто! – не сдержал восхищения Геша.
   – Не знаю… – Люся зябко передернула плечами. – Лучше бы она работала в «Спокойной ночи, малыши».
   – Почему? – не понял юмора он.
   – Меньше бы шума было и больше пользы! – пояснила Черепашка и тихонько напела высоким чистым голоском: – «Спя-я-ят ус-та-лы-е иг-руш-ки, книж-ки спя-я-ят…»
   – Зря ты так, – обиженно возразил Геша. Похоже, судьбы русского рок-н-рола всерьез волновали его. – Сейчас много появилось очень даже неплохих групп… Вот отец Шурика Апарина… Знаешь Шурика?
   – Твой друг? Маленький такой, толстый? – уточнила Люся и тут же осеклась: – В смысле, полноватый…
   Но Геша, казалось, даже не заметил ни ее нелестного отзыва о внешности своего товарища, ни последовавшего за этим смущения.
   – Так вот, его папаша – хозяин рок-клуба. «Нулевой цикл» называется. Слышала? Мы с Шуриком почти каждую неделю туда ходим. Нехилая такая тусовочка там собирается… – Он запнулся и, встретив Люсин строгий взгляд, улыбнулся и поправился: – В смысле, музыка новая, общение, и все такое… Скоро, кстати, должны «Снайперы» из Питера прикатить. Знаешь такую группу – «Ночные снайперы»?
   – Наверняка слышала. – Только теперь Люся поняла, как сильно она продрогла. – Но они мне все на одно лицо кажутся… Ты уж извини.
   – Зря ты так, – уже второй раз за эти полчаса проговорил он. – Слушай, – внезапно он оживился, – а давай я тебе завтра в школу притащу кассету с их последним альбомом? Тебе понравится! Это акустический концерт, в смысле без всякой электронщины…
   Услышав про завтра и про школу, Черепашка почувствовала какую-то необыкновенную, никогда ранее не испытываемую радость, как будто внутри у нее вспыхнул яркий факел. Ей стало жарко, захотелось распахнуть дубленку. Она представила, как Гена на глазах у всех ее одноклассников подойдет к ней на перемене и отдаст кассету. И уже в эту минуту Люся знала, что какая бы дикая и несуразная чушь ни была бы записана на его кассете, она будет слушать ее днем и ночью и выучит наизусть. Потому что ему это нравится. Однако Черепашка не спешила с ответом:
   – Что ж, приноси, – стараясь говорить как можно более безразличным голосом, произнесла она. – Только с одним условием.
   – С каким? – Геша сосредоточенно наморщил лоб.
   – В обмен на одну книжку, которую ты пообещаешь прочитать.
   – Обещаю, – с готовностью согласился он, энергично кивнув.
   – Тогда до завтра. – Черепашка, как маленькая, помахала ему варежкой, а он улыбнулся и тихо ответил:
   – До завтра.

8

   – Привет!
   Мама смотрела на нее так, будто увидела впервые в жизни. И по этому ее взгляду, удивленному и в тоже время изучающему, Черепашка поняла, что хитрить или скрывать что-либо бесполезно.
   – Я влюбилась! – выпалила она, порывисто и как бы виновато стягивая с головы вязаную белую шапочку.
   – Да?! – Мама округлила глаза. – Интересное кино… А тебя тут уже группа товарищей обыскалась.
   – В каком составе? – деловито поинтересовалась Черепашка, расстегивая «молнию» на правом сапоге.
   – В составе лучшей подруги Лу и друга детства Ермолаева Юрия.
   Мама с дочкой почти всегда общались в таком деловито-шутливом тоне, употребляя одним им понятные речевые обороты.
   – Я даже телефон выключила, – пожаловалась дочери Елена Юрьевна. – Звонит каждую секунду! Просто жуть, что творится! А ты эту новость уже кому-нибудь сообщила?
   – Нет, пока только тебе…
   «Молния» на левом сапоге, как это случалось с ней через раз, заела. Люся посмотрела на маму глазами, полными неподдельных слез:
   – Так ведь и умру в одном сапоге!
   – Ну и кто он, этот счастливчик? – Мама, кряхтя и охая, пыталась справиться со сломанным замком. – Все, Черепашка, я тебе обещаю: однажды ты проснешься и не найдешь в прихожей этой антикварной рухляди! – С угрозой в голосе предупредила она. – Похоже, пока я не приговорю эту сладкую парочку к смертной казни через сожжение на костре, ты новые сапоги не наденешь!
   Наконец-то маме удалось справиться с капризным замком. Отшвырнув в угол ненавистный сапог, она спросила, переводя дыхание:
   – Ну и откуда он упал на наши с тобой головы?
   – Да из десятого класса! Мам, он в нашей школе учится, и зовут его Гена! – счастливо рассмеялась Черепашка.
   Нет, больше ни у кого на свете нет такой смешной и умной мамы. Это точно.
   – Уже легче, – улыбнулась в ответ Елена Юрьевна. – Позвони Юрке, ладно? А потом поговорим. Похоже, у него что-то стряслось.
   Едва Люся воткнула в розетку вилку телефона, как тот разразился нетерпеливым и требовательным звонком.
   – Алло! – весело крикнула в трубку Черепашка.
   – Вернулась? – сурово поинтересовались на том конце провода.
   – Да…
   – Ну и что ему от тебя нужно, этому супермену из десятого «Б»?
   – Юрка, ты? – опешила Люся.
   – За ручку он ее держал! Тоже мне Ромео! – вместо ответа зло усмехнулся Ермолаев.
   Никогда раньше Юрка не разговаривал с ней в таком тоне. Да и голоса такого она у него тоже не слышала.
   – А откуда ты… – начала было Люся, но тут же осеклась.
   В эту минуту словно яркая вспышка внезапно озарила ее сознание. Черепашка все поняла: Юрка прочитал записку и пришел в назначенный срок к метро. И значит, ей тогда не почудилось, что за ней следят. И там, в кафе, тоже не почудилось!
   – Ты за нами следил! – Это был не вопрос, а гневное утверждение.
   Ермолаев не стал отпираться:
   – Следил, и что с того?
   – Да как ты мог?! – Сейчас она готова была разрыдаться.
   Он и сам не понимал, что заставило его решиться на такую подлость. Прежде всего он прочитал чужую записку. Это все равно, что вскрыть и прочитать письмо, адресованное не тебе. Или рыться в чужих карманах. За всю свою жизнь Юрка ничего такого себе не позволял. Да главное, и потребности не испытывал! Понятия о чести и порядочности Юрка, казалось, впитал с материнским молоком. Вообще он был очень воспитанным, учтивым и разумным человеком. Так что же тогда с ним произошло? Временное помутнение рассудка? Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Только когда к нему в руки попала эта проклятая записка, и когда он стоял у «Фрунзенской», высматривая Черепашку, и когда дрожал от холода (а может, вовсе и не от холода) за стеклами этой забегаловки, он понял весь глубокий смысл выражения «не принадлежать самому себе». Будто все эти действия совершал не он, а кто-то другой, кто вселился в него в ту секунду, когда взъерошенный второклашка со словами: «Передай это Люсе Черепахиной!» – сунул ему в руку во много раз сложенный листок бумаги.
   Ну хорошо, допустим, прочитал, выследил… Вернее, это, конечно, плохо, но хоть как-то объяснимо. Но зачем же он позвонил и выдал себя с потрохами? Можно ведь было поступить более разумно? Нет, не мог Юрка поступать сейчас разумно. Потому что он просто обезумел от ревности. Да, Ермолаев Юрка был влюблен в Люсю Черепахину. И уже очень и очень давно. Только сам до этой минуты не подозревал об этом. Такое тоже бывает. Впрочем, он и сейчас не чувствовал в душе никакой к ней нежности. Вовсе даже наоборот: ему хотелось нахамить Черепашке, сказать ей что-то обидное, колкое, что угодно сделать, только бы она поняла: тот человек, который подарил ей цветы, а после держал за руку в кафе, ее обманывает.
   – Неужели ты не видишь, что это циничный, самовлюбленный тип! Не верь ему, Люся! – орал в трубку Юрка. – Держись от него подальше, слышишь?
   Откуда взялась в Юрке такая уверенность, он и сам не знал. Наверное, любящее сердце, даже то, что и само о себе не знает пока, что оно любящее, становится зорким и чутким.
   – Это ты теперь держись от меня подальше, понял? – глотая слезы, выдавила из себя Люся.
   Она опустила трубку на рычаг и заплакала. Что это были за слезы? Слезы горечи или радости? Наверное, все вместе. Слишком много событий, необыкновенных, ярких… Слишком много для одного дня. Черепашкино сердце, не привыкшее к таким потрясениям, не могло вместить в себя столько всего разного. В один день она обрела любовь и потеряла друга. Сейчас ей казалось, что и то и другое – навсегда. Ну почему Ермолаев оказался таким болваном? Зачем он прочитал записку? Зачем следил за ней? Зачем он говорил про Гену гадости? Ведь он совсем его не знает! Его никто не знает, кроме нее!
   Елена Юрьевна вошла в комнату и молча присела на краешек дивана. Вытирая руки о кухонное полотонце, болтавшееся у нее на плече, она спросила после некоторой паузы:
   – Это ты из-за Ермолаева так убиваешься?
   – Из-за всего! – всхлипнула Люся, размазывая по щекам слезы.
   – А-а-а, – протянула мама. – Тогда другое дело.
   Она не стала приставать к Люсе с расспросами. Знала: успокоится и сама обо всем расскажет.
   В следующую секунду снова зазвонил телефон.
   – Это Лу. – Мама протянула ей трубку.
   – Где тебя черти носят? – накинулась на Черепашку подруга. – Ты алгебру сделала? Дашь списать? А то мы засиделись в «Клонах», а по МTV сейчас концерт Бритни Спирс начнется…
   – Договорились, – совершенно бесцветным голосом, чтобы только что-то сказать, ответила Черепашка.
   – А чего это у тебя голос как у снежной королевы?
   – Да тут… – Черепашка замялась.
   Любая на ее месте придумала бы дежурную отговорку про головную боль или что-нибудь еще… Любая, но только не Люся. Она вообще не умела лгать. Даже в таких вот мелочах.
   – Я тебе завтра все объясню, ладно?
   – Ну смотри, – с сомнением протянула Лу. – А то я могу концерт Бритни и на видик записать. Хочешь, я к тебе заскочу?
   – Нет, – решительно ответила Черепашка. – Сегодня не надо.
   Виновато отказавшись от ужина, Люся прошла в свою комнату и, плотно прикрыв за собой дверь, села за уроки. Но как она ни силилась, сосредоточиться на них никак не получалось. Все мысли Черепашки были о Гене. Внутри звучал его голос, вот уже в сто тысяч первый раз повторяющий: «Да, я думал о тебе. Я очень давно наблюдаю за тобой…» Как же она могла не почувствовать этого? Какая же она все-таки черствая, невнимательная, нечуткая! Может быть, если б она заметила его раньше, ему бы не пришлось писать ей записку и встреча их произошла бы уже давно и совсем иначе… Гена, Гена, Гена, Гена… Как обманчива порой бывает внешность человека! И как часто люди, занятые своими ничтожными проблемами, словно слепые, проходят, не замечая ничего вокруг… Так, значит, она влюбилась? «Не влюбилась, а полюбила!» – строго поправила себя Черепашка. А противный голосок откуда-то изнутри пропищал с сомнением: «Не слишком ли скоро?»
   «Нет! Нет! Нет! Гена… Гена… Геночка…»

9

   – А Лелик что сказала? – спросила наконец Лу.
   После всего услышанного она пребывала в состоянии некоторого шока и смотрела на Черепашку остекленевшим взглядом. Подруги снова прогуливали первый урок. Только сегодня они бродили по аллеям пустынного сквера, а не сидели в уютной и теплой квартире. У Елены Юрьевны сегодня был выходной.
   – Ничего не сказала. – Черепашка натянула на брови белую вязаную шапочку. – Я только сказала ей, что влюбилась и что он из десятого класса. А больше ничего.
   – А зря! Уж она бы вправила тебе мозги! Ну ты видишь теперь, как все сбывается?
   – Что сбывается? – не поняла Люся.
   С той самой секунды, когда она увидела в шкафу голубой свитерок, она ни разу больше не вспомнила о своем сне.
   – Сон твой сбывается! И красавчик – новые туфли, и обман – кот! Теперь тебе осталось только заболеть!
   – Какой обман? – Черепашка резко вскинула голову. – Нет никакого обмана! И вообще, все эти сны и предсказания – полная чушь!
   – Посмотрим! – ухмыльнулась Лу. – Ты что, поверила в его любовь с первого взгляда?
   – Ни с какого не с первого… Он сказал, что очень долго наблюдал за мной, прежде чем полюбил… – Люся чувствовала, как к горлу подступают слезы: такая реакция лучшей подруги была обидна.
   «Неужели она завидует мне? Завидует, вместо того чтобы порадоваться за меня!» – с удивлением подумала Люся, но тут же поспешила отогнать от себя неприятную догадку. Ей совсем не хотелось думать о Лу плохо.
   – Хорошо, – решительно заявила Лу, – больше я тебе о нем ни слова не скажу! А насчет Ермолаева ты, подруга, не права. Только слепой не увидит, что он по уши в тебя влюблен. А это объясняет и оправдывает многое. Подумаешь, записку прочитал! И молодец, что прочитал! А про этого Ясеновского он тебе все правильно сказал!
   – Юрка в меня влюблен? – Люся была искренне изумлена. – Ты действительно так думаешь?
   – Стал бы он бегать за вами, если б ты была ему безразлична!
   – Нет, я ему, конечно, небезразлична… Но только как друг…
   – Друзьям не закатывают по телефону истерики! – отрезала Лу и надолго замолчала.
   – Что же мне теперь делать? – Черепашка с надеждой смотрела на подругу через большие стекла очков.
   – Ты же все равно никого слушать не станешь… – и добавила вдруг примирительно и тихо: – Я на твоем месте тоже послала бы всех советчиков куда подальше.
   Лу решительно взяла подругу под руку, и они зашагали в сторону школы.

10

   Шурик остался доволен Гешиным подробным отчетом о первом романтическом свидании. Правда, в нескольких местах он все же поморщился. Например, Шурику категорически не понравилась именно та Гешина фраза, которой тот гордился больше всего: про самого одинокого человека на свете.
   – Да, старик, чего тебе явно недостает, так это тонкости! Книжки читать нужно, а не фигню всякую по телику смотреть. Неужели ты сам не слышишь, как пошло это звучит: «Перед тобой сидит самый одинокий человек на свете!» Бр-р-р! – Шурик брезгливо передернул плечами.
   – Не знаю, по-моему, ее зацепило… – неуверенно промямлил Геша.
   – Да быть такого не может! Не случайно же она тебе книжку какую-то собралась всучить. Кстати, как только получишь эту книжку, мухой ко мне, понял? Некоторые места, думаю, придется выучить наизусть… Хорошо, если это будут стихи. А если вдруг проза? – Шурик неприятно усмехнулся.
   – Не собираюсь я ничего учить! – вскинулся Геша.
   – Да брось ты! – Шурик Апарин пренебрежительно махнул рукой. – Тебе только на пользу пойдет!
   Гешины щеки вспыхнули. Он смотрел на Шурика откровенно ненавидящим взглядом.
   – Не дергайся, Гешмуфтий! – Видимо, он понял, что перегнул палку. – Уж и пошутить нельзя. Зато про бабушку – это просто высший класс! Хвалю. Клянусь, мне бы и в голову такое не пришло. А насчет «Снайперов» не волнуйся. Пару билетиков я вам устрою. Хотя концерт этот, сам понимаешь, эксклюзив. А вообще ты молодец! Круто за дело взялся.
 
   Он подошел к ней на большой перемене. Только в действительности все произошло совсем не так, как представляла себе Черепашка. Обыденней, что ли, прозаичней… Геша, как-то смущенно улыбаясь, сунул ей кассету. Она попросила подождать его минутку, побежала в класс за сборником стихов Гумилева. Отдала ему книжку, и все. Нет, он еще буркнул, что вечером позвонит ей. И никто их вместе, казалось, и не видел. Впрочем, это было не совсем так. Два человека – Лу и Юрка Ермолаев, два бывших недруга, сплоченные общей бедой, – наблюдали за этой сценой хотя и по отдельности, но с одинаковой пристальностью. Лу стояла, облокотившись о подоконник, а Юрка – в дверях кабинета английского.
   Когда Черепашка с Геной разошлись, вернее, даже разбежались в разные стороны, – он с томиком стихов, она прижимая к груди драгоценную кассету, – Юрка и Лу обменялись многозначительными взглядами. Юрка был уверен: Черепашка уже успела поделиться с подругой своей радостью. И теперь ему важно было узнать, как Лу ко всему этому относится. Теперь он это знал. Сама же Люся ни разу даже не взглянула в его сторону, хотя ей очень хотелось с ним заговорить. Юрка это чувствовал.
   На уроках Люся откровенно томилась. Ей казалось, что они сегодня никогда не закончатся, эти дурацкие уроки. Хотелось побыстрее послушать концерт «Ночных снайперов». Однако, вернувшись домой, Черепашка достала из сумки кассету и аккуратно положила на свой стол. Она словно нарочно оттягивала этот момент. Ведь это очень важно – понять и почувствовать, что ему нравится! На скорую руку приготовив уроки, она наконец включила магнитофон. «Ночные снайперы» поразили ее с самой первой песни. Даже с самых первых слов. «Я покидаю столицу раненой птицей…» – низким, почти мужским, но каким-то отчаянным и с первого звука проникающим в душу голосом пела девушка, имени которой Черепашка не знала. Потом она несколько раз прослушала песню «Тридцать первая», и в ней Черепашке особенно понравилась строчка: «…И губы часто здесь обветренны мои бывали», снова слушала «Столицу», еще и еще раз всю кассету от начала до конца, и ей казалось, что это Геша разговаривает с ней текстами таких необычных, но глубоких и пронзительных песен.
   – Мама, а «Ночные снайперы» – хорошая группа? – спросила она, останавливаясь на пороге кухни.
   – Приличная, а что? – Елена Юрьевна не скрывала удивления, ведь раньше ее Черепашка никогда не интересовалась подобной музыкой.
   – Мне Гена кассету дал послушать…
   – Ах, Гена… – Елена Юрьевна не знала, что сказать дальше, потому что дочь до сих пор, вопреки ее ожиданиям, ничего про своего нового знакомого ей так и не поведала. И эта необычная для их отношений скрытность уже всерьез начинала беспокоить Люсину маму.
   – Ну и как тебе «Снайперы», понравились? – как бы между прочим поинтересовалась она.
   – Очень.
   – А ты не хочешь пригласить Гену к нам? Купим тортик, а?
   – Сегодня? – Люся испуганно посмотрела на маму.
   – Ну а почему бы и нет? У меня выходной…
   Черепашка неуверенно пожала плечами и отвела взгляд в сторону. Конечно, ей бы очень хотелось, чтобы Гена пришел к ним домой, увидел ее комнату, книги, познакомился бы с Леликом… Но вот решится ли она пригласить его? А вдруг он испугается, подумает еще, что она… Люся не знала, что именно может подумать о ней Гена, если она пригласит его домой и предложит познакомиться с мамой, но только неожиданное предложение Елены Юрьевны отозвалось в ее душе ощущением смутного страха. В эту самую секунду зазвонил телефон. Люся кинулась в комнату. Она знала почти наверняка, что это он. Гена предложил встретиться через час на углу возле булочной. Это было совсем близко, буквально в трех шагах от ее дома, но Черепашка с неописуемой тревогой подумала, что времени на сборы у нее почти не остается.

11

   Уже перед самым выходом Геше позвонил Шурик. Напористым, не терпящим возражений голосом он принялся давать ценные указания:
   – Ты должен как можно быстрее побывать у нее дома, понял? Постарайся понравиться ее предкам. – Ни Шурик, ни Геша пока не знали, что Люся живет вдвоем с мамой. – И не тяни с этим. Мне необходим материал. Хочу описать комнату героини. Так что запомни все как следует, а лучше всего – сделай пару-тройку снимков, – глуповато усмехнулся он.
   Но это была просто неудачная шутка. И Геша решил пропустить ее мимо ушей.
 
   Сколь же велики были радость и удивление Люси, когда Гена, словно прочитав ее мысли и одним махом разрешив все ее сомнения, сам предложил пойти к ней домой. Но уже в следующую секунду Черепашка заволновалась: а вдруг Гена думает, что у нее дома никого нет?
   – Только у меня мама дома, – смущенно улыбнувшись, предупредила она.
   – Вот и отлично! Познакомимся…
   Они зашли в булочную, и Гена купил ее любимый «Наполеон».
   «Жалко, что Лу с нами не будет! Тогда бы она убедилась, как сильно ошиблась в нем!» – с сожалением подумала Люся, но тут же мысленно успокоила себя: «Ничего, успеется, ведь у нас с Геной целая жизнь впереди!»
   По пути они горячо обсуждали концерт «Ночных снайперов». Услышав, что группа Черепашке понравилась, Геша очень обрадовался, а потом признался вдруг, что вместо того чтобы готовиться к контрольной по физике, целый день читал стихи Гумилева.
   – Особенно мне про жирафа понравилось. – Геша наморщил лоб, пытаясь вспомнить первую строчку стихотворения.
   Черепашка поспешила на помощь:

 
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв…
 

   – Ага, точно! – обрадовался он. – Я когда этот стих читал, почему-то тебя представлял…
   Вообще-то эта реплика была придумана Шуриком, но сейчас Геше казалось, будто эти слова сами собой вырвались из его собственной души. Ведь ему и вправду понравилось стихотворение «Жираф». А Шурик просто сумел сформулировать то, что чувствовал сам Геша.
   – Правда?
   Черепашка улыбнулась и с благодарностью посмотрела на него. Сколько раз, читая эти строчки, она ловила себя на ощущении, будто они написаны про нее…
    Свидание второе
   Сколько раз, читая эти строчки, я ловила себя на ощущении, будто они написаны про меня» – так, наверное, подумала она. А уже в следующую секунду я украдкой стянул перчатку и взял ее за руку и до самого дома уже не выпускал ее руку, одетую в мягкую шерстяную варежку, из своей.
   В отличие от самой Черепашки, которая до встречи со мной слушала только Баха, Моцарта и Чайковского, мама ее оказалась на удивление продвинутой и образованной. Впрочем, это меня не удивило. Ведь я уже говорил, что она работала на телевидении редактором в молодежной телекомпании. Телекомпания эта занималась выпуском программ о современной музыке. Словом, через пять минут мы с ее мамой говорили на одном языке. Моя Черепашка молча слушала нашу умную беседу и светилась счастьем. А я украдкой поглядывал на нее и любовался.
   Несколько следующих фраз были перечеркнуты, но прочитать их было довольно легко:
   Мне и сейчас трудно сказать, как на самом деле я относился к этой странной девочке. Честное слово, не знаю… Но случалось, когда я смотрел на ее сосредоточенное, всегда немного строгое лицо, я чувствовал какую-то неизъяснимую, щемящую нежность…
   За счет описаний мыслей и чувств героя Шурик, как ему казалось, делал свою повесть более психологичной, а значит, и достоверной. Далее он подробно описывал скромную обстановку Черепашкиной квартиры. Заканчивалась же эта глава поцелуем в прихожей, которого на самом деле не было. Но Шурик Апарин не ставил перед собой цели передавать события с документальной точностью. Определенная доля вымысла в его повести конечно же присутствовала.
 
   После ухода Геши Черепашка набросилась на маму с расспросами. Будто бы после целых двух дней упорного нежелания говорить на эту тему ее наконец прорвало:
   – Ну как он тебе?
   Елена Юрьевна боялась обидеть дочь неосторожным замечанием. Впрочем, этот красивый, такой раскованный и бойкий парень ей определенно понравился. Но ощущение, что здесь что-то не так, как ни старалась Черепашкина мама, никак не покидало ее. Наверное, ей было трудно представить себе, чем ее робкая, задумчивая и совсем непохожая на своих сверстниц дочь могла заинтересовать и привлечь этого, несомненно, типичного представителя современной продвинутой молодежи.
   Стараясь говорить как можно мягче, она ответила:
   – Он симпатичный, милый… ну и вообще, нормальный такой мальчик… Но скажи: ты уверена, что он относится к тебе так же искренне, как ты к нему?
   Последовала долгая пауза. Какое-то время Люся даже глаза не поднимала на маму, а потом вдруг разрыдалась. Безутешно, бурно, совсем как случалось с ней в детстве.
   – Ну что ты? Я же не хотела… Я совсем не то имела в виду, – кинулась утешать дочь Елена Юрьевна. – Ну прости меня… Я не хотела, слышишь?
   Она подошла к ней, попыталась обнять, но Черепашка дернулась так, будто ее током ударило.