Воробей Вера и Марина. Рыцарь-невидимка

   – Не знаю, – неуверенно пожала плечами Наумлинская. – Я и сама думала, чтобы такое сделать, чтоб измениться. Но прическа… А вдруг я еще хуже стану?
   – Что значит «еще хуже»? – искренне возмутилась Галя. – Ты мне эти разговоры брось! С такими мыслями мы с тобой далеко не уедем! И давай сразу договоримся: раз уж ты выбрала меня… – Тут девушка осеклась в поисках нужного слова, но, так и не подобрав его, махнула рукой: – Короче, если хочешь, чтобы я тебе в этом деле помогла, то постарайся прислушиваться к моим советам. И не только в смысле стихов, договорились?
   Наумлинская покорно кивнула, а Снегирева, довольная собой, тряхнула головой. Галя знала за собой один недостаток – ее всегда тянуло… не то чтобы помыкать кем-то, нет… Скажем мягче: руководить, наставлять на путь истинный, советовать, поучать. Но поскольку никто из ее ближайшего окружения даже и не думал прислушиваться к ее мудрым советам и наставлениям, то сейчас девушка была весьма рада неожиданно представившейся возможности. Галя всегда стремилась быть наставницей. А лучшей кандидатуры на роль покорной ученицы, чем Наумлинская, и представить себе было трудно! Словом, для обеих девушек все складывалось на редкость удачно.
   – Прежде всего вымой руки, – бросила Снегирева, заметив, что Наумлинская собирается усесться в кресло.
   – Да, да… – поспешно кивнула та. – А где у вас ванная?
   Когда все условности были соблюдены и девушки расположились в креслах напротив друг друга, Снегирева важно прокашлялась и попросила:
   – А теперь расскажи мне, пожалуйста, все по порядку. С самого первого дня. И не думай только, что мною движет праздное любопытство… Просто я…
   – Да я и не думаю, – перебила ее Ирина. – Я понимаю, что тебе, чтобы написать хорошее стихотворение, необходимо знать о нас как можно больше.
   Произнеся это «о нас», девушка и сама, казалось, перепугалась. Снегирева тоже обратила внимание на оговорку Наумлинской.
   – Так между вами что-то уже было? – строго вскинула она тонкие брови.
   Вообще-то вместе они выглядели довольно забавно. Особенно когда стояли рядом – высоченная и уверенная в себе Снегирева и маленькая, щуплая, робко жмущаяся к стенке Наумлинская. И хотя Ира в лучах хрустальной люстры так и сверкала вся блестками на роскошном блузоне, а Снегирева была одета по-домашнему скромно – в спортивные брюки и видавший виды джемперок, держалась она с достоинством истинной королевы. Впрочем, и Снегирева далеко не всегда была такой. Не так давно она сама страдала от осознания собственной никчемности и уверенности в том, что не родился еще на свет человек, способный влюбиться в такую нелепую и никому не нужную девицу, какой она сама себя считала.
   Залившись краской, Ира молчала, и Снегирева была вынуждена повторить вопрос:
   – Так было между вами что-нибудь или нет? Это очень важно, пойми.
   – Не знаю, как это назвать… – робко начала Наумлинская. – Если ты имеешь в виду поцелуи там всякие… то ничего такого между нами не было…
   – Но что-то все-таки было? – напирала Снегирева, все глубже вживаясь в роль строгой, но справедливой наставницы.
   – Что-то было… – сказала Ира, опуская глаза. – А можно я водички попью?
   – Ну почему водички? – снисходительно улыбнулась Галя. – Хочешь чаю? У меня и тортик вафельный есть…
   Ира с благодарностью кивнула, и они отправились на кухню ставить на плиту чайник.
   – Да я бы и сама справилась, – сказала Снегирева, жестом показывая Наумлинской на табуретку.
   – Ничего, – тихо отозвалась та. – На кухне как-то уютнее…
   На какое-то время над столом повисла пауза. Снегирева мысленно ругала себя, что опять перегнула палку, да так, что бедная одноклассница, скорее всего, передумает и, выпив чаю, в ужасе убежит домой. А Ира просто пыталась решиться рассказать Гале о том памятном походе на выставку рептилий, с которого все и началось.

5

   Наумлинская никак не ожидала, что ее рассказ произведет на Галю такое сильное впечатление. Но, увидев реакцию новой подруги, девушка нисколько не усомнилась в ее искренности:
   – Да! – закатила глаза к потолку Снегирева. – Никогда бы не подумала, что тихоня Надыкто способен на такой героический поступок!
   – Я тоже, – тихо откликнулась Ира.
   – Это ж представить страшно, – сокрушалась Галя, – до какой степени нам дела друг до друга нет! Сидим каждый в своей раковине и ничего и никого вокруг не замечаем!
   Эти мысли были настолько созвучны мыслям Наумлинской, что она не смогла сдержаться и, вскочив на ноги, выкрикнула:
   – Вот и я о том же, Галь! Ужас, скажи?!
   – Да что там далеко за примером ходить, – махнула рукой Снегирева. – Вот взять, к примеру, тебя… – на секунду девушка задумалась. – Вот если б ты ко мне не подошла вчера и не попросила стихотворение написать, так бы я и не узнала никогда, какая ты классная девчонка. И смотрела бы на тебя невидящим взглядом, как на пустое место!
   – А ты, правда, считаешь меня классной? – спросила Ира, пропустив мимо ушей вторую часть снегиревской фразы.
   – Да, – просто ответила Галя, но тут же, смутившись, поспешила перевести разговор на другую тему: – Только знаешь, мне кажется, что ты упустила время.
   – То есть как? – подняла на нее свои раскосые глаза Ирина.
   – Нужно было сразу действовать, понимаешь? По горячим следам. Наверняка Надыкто тогда, в тот момент, когда прыгал в луже, тоже что-то к тебе почувствовал. То есть иначе просто быть не могло. Ведь ты говоришь, что провела потом рукой по его щеке и все такое?..
   – Да, провела, – не стала отпираться Наумлинская. – Только вряд ли он это заметил.
   – Не скажи… – сощурилась Снегирева. – Мужики никогда такие вещи без внимания не оставляют, – с видом многоопытной матроны добавила она. – И если бы ты сразу или на следующий день подошла к нему, завела какой-нибудь разговор, пригласила бы в кино или на ту же самую выставку, например… Уверяю тебя, все было бы в тысячу раз проще!
   – Так, значит, ты считаешь, что время упущено? – упавшим голосом спросила Наумлинская. – И ничего уже нельзя сделать?
   – Ну почему же? Разве я сказала, что ничего уже нельзя сделать?! – улыбнулась Галя, решительно поднимаясь с кресла. – Пойдем, я тебе кое-что покажу. Только учти, от тебя потребуются усилия. Кстати, а как ты собираешься передать ему это послание? По почте?
   – Зачем? – пожала плечами Наумлинская. – В дневник подложу или в тетрадку.
   – Понятно.
   Стихотворение было еще совсем сырым. Больше оно походило на черновик или набросок, Галя знала это, но почему-то все равно решила прочитать его Ире. Оно было написано от первого лица, и речь в нем шла о вещах, напрямую не относящихся ни к самой Наумлинской, ни к Надыкто. Галя сравнила свою лирическую героиню, от лица которой были написаны стихи, с Татьяной Лариной, а человека, к которому та обращалась, с Евгением Онегиным. Героиня надеялась, что ее избранник окажется не таким жестоким и холодным, как герой Пушкина. Еще в стихотворении говорилось, что автор не хочет называть своего имени в надежде, что адресат обладает чутким и зорким сердцем, способным все понять без всяких слов.
   Ира не решалась поднять на Галю глаза: этот набросок стихотворения откровенно не понравился ей, но девушка боялась обидеть новую подругу. Ведь человек старался, писал, тратил в конце концов свое время… Но Галя и так все поняла, как говорилось в ее стихотворении, «без всяких слов».
   – Не понравилось, значит? – с оттенком агрессии в голосе, как показалось Ире, спросила она. И, не дожидаясь ответа одноклассницы (поскольку та так и стояла с опущенной головой), юная поэтесса резким и неожиданным движением разорвала листок пополам.
   – Ой! – слабо вскрикнула Наумлинская. – Зачем ты так?
   – Да я сама теперь вижу, что это совершенно не то, – на этот раз миролюбиво отозвалась Снегирева. – Слушай! А давай как-нибудь намекнем в стихах на эту лужу? Ну типа, «как брызги грязи на твоих щеках»… Или: «и забрызганные джинсы все висят в моем шкафу».
   – Нет, ни в коем случае! – Ира испуганно замахала на Галю руками. – Тогда он сразу все поймет! А я хочу, чтобы он мучился в догадках, понимаешь? Хочу посмотреть вначале на его реакцию… Конечно, Володя не подумает на Лу и начнет думать, присматриваться… И только он успокоится или решит, что это чья-то шутка, как я ему второе письмо… Нет! – неожиданно выкрикнула девушка. – Ты не думай, я сама второе письмо напишу, в прозе… У меня получится, я знаю. Просто начать хотелось бы со стихов. Во-первых, Володя очень любит стихи. Он мне сам об этом сказал. А во-вторых, первое письмо должно стать чем-то вроде шока, понимаешь? – Наумлинская с надеждой заглянула в глаза одноклассницы.
   – А может быть, сочинить что-то типа рыцарской баллады, только как бы от женского лица? Как ты на это посмотришь? – В глазах Снегиревой заплясали веселые огоньки.
   – Здорово! – поддержала ее Ирина.
   Но Галя, словно не слыша ее, закатив глаза к потолку, вдруг заголосила трубным голосом:
   – Где гладиаторы сойдутся, там места нет пустым словам… Там реки крови шумно льются, тарам-тарам-тарам-тарам!
   – Ужас! – прикрыла ладошкой рот Наумлинская. – При чем тут гладиаторы и кровь?
   – Да шутка! – широко улыбнулась Снегирева. – Не волнуйся. Все будет в лучшем виде. Я, кажется, нащупала ниточку!
 
   Уже около девяти вечера Снегирева позвонила Ире и прочитала стихотворение «Рыцарь-невидимка». На этот раз у нее получилось просто здорово. Без гладиаторов, Татьяны Лариной и рек крови. В стихотворении речь шла об обычном школьнике, который на самом деле был средневековым рыцарем и ходил в тяжелых рыцарских доспехах. Только почему-то никто ни этих доспехов, ни меча со щитом не видел, никто, кроме одной девушки… Но когда она попыталась однажды рассказать об этом своей подружке:

 
– Он настоящий, он без страха, без упрека.
Он рыцарь, правда! У него доспехи есть!
Ты присмотрись к нему получше на уроке,
Увидишь, как блестит на солнце шлема жесть…—
 

   та подняла ее на смех. Да еще всему классу рассказала, что у Маши Рабкиной (так Снегирева назвала героиню стихотворения) «поехала крыша».
   Но вот однажды посредине урока с грохотом распахнулось окно, и в класс влетел огнедышащий трехглавый дракон. Все замерли от ужаса, и только рыцарь-невидимка не растерялся. Он выхватил из ножен меч и кинулся навстречу чудовищу. Тогда-то все и увидели, кто он на самом деле! Рыцарь побеждает дракона, а та девушка, которая всегда знала, кто он такой, дарит ему свою любовь.
   – Ну ты даешь! – в восхищении выдохнула Ира, когда Галя закончила читать. – Если честно, я такого не ожидала…
   – Стараемся, – с шутливой скромностью ответила Снегирева. – Правда понравилось?
   – Спрашиваешь!
   – Тогда пиши, – вернулась к своему наставническому тону Галя и принялась медленно, по строчкам, диктовать.

6

   Они договорились встретиться возле школы в восемь часов. Наумлинская пришла даже раньше, и минут пятнадцать ей пришлось прохаживаться взад-вперед по асфальтированной дорожке в ожидании Гали.
   – Представляешь, Галь, он только что прошел! Буквально минуту назад! – возбужденно затараторила Ира, выбежав навстречу Снегиревой.
   – Кто? – не поняла та.
   – Как кто? Володя!
   – Вот и замечательно, – улыбнулась Галя. – Значит, план действий такой: пока народу мало, я под любым предлогом выманиваю Надыкто из класса, а ты тем временем…
   – Да! Так и сделаем, – не дослушала Ира. Она очень волновалась и поэтому казалась какой-то взвинченной, будто бы ее кто-то за ниточку дергал все время.
   – Ты знаешь что, – Галя строго взглянула на новую подругу, – прежде всего давай-ка успокойся. Так у нас ничего не получится.
   – Почему это? – обиделась Ира.
   – Да потому, – отрезала Галя, резко потянув на себя тяжелую школьную дверь.
   …Володя раскладывал на парте тетради, когда почувствовал, что кто-то осторожно дотронулся до его плеча.
   – Привет, – улыбнулся он, увидев Галю. – Что-то случилось?
   – Володя, можно тебя на пару слов? – тихо обратилась она к парню.
   – Можно, – пожал плечами он, продолжая при этом сидеть на месте.
   – Нет, это не для посторонних ушей, – зловеще прошипела Снегирева, хотя в эту секунду даже не представляла, о чем поведет речь, когда они выйдут в коридор.
   Надыкто, не скрывая удивления, все-таки вылез из-за парты и послушно поплелся за девушкой к выходу.
   Наумлинская вытащила из кармана сумки сложенный вчетверо листок, оглянулась по сторонам. В классе находились трое – Фишкин, Андреева и Черепахина. К счастью, в ее сторону никто из них не смотрел. Одноклассники, сгрудившись возле парты Кати Андреевой, возбужденно обсуждали новую телевизионную программу. До Наумлинской лишь долетали обрывки фраз: «Вот увидите, эта передача продержится пару месяцев – не больше!» – убеждала товарищей Катя Андреева. «А по-моему, прикольно, – возражал Фишкин. – И ведущая очень даже ничего…»
   На всякий случай Ира еще раз взглянула на одноклассников, потом на дверь и, сделав три неуверенных шага, дрожащей рукой потянулась к дневнику Надыкто. В этот миг ей показалось, что голоса одноклассников внезапно смолкли, и девушка даже ощутила устремленные на нее взгляды. Одернув руку, она резко обернулась. Нет, все было в порядке. Фишкин и Черепахина в этот момент склонились над партой Андреевой, разглядывая картинку в каком-то журнале. Так, во всяком случае, показалось Ирине. Не дав себе более времени на колебания, девушка решительно открыла дневник Надыкто и вложила между страниц листок со стихотворением. И хотя все было проделано ею с молниеносной быстротой, краем глаза Ира успела выхватить числа, написанные аккуратным почерком Надыкто. Случайно Ира открыла дневник как раз на текущей неделе. «Ну и ничего, – успокаивала себя Наумлинская. – Быстрее заметит». Девушка перевела дух. Сердце колотилось, как после стометровой пробежки. Ира чувствовала, как пульсирует в висках кровь. Кончики пальцев замерзли и даже слегка посинели. Так случалось с ней всегда – в минуты сильного волнения начинали мерзнуть руки. Наумлинская спрятала их в карманы вязаного жакета и с силой сжала кулаки.
 
   А в это время за стеной класса, в коридоре, происходил следующий диалог:
   – Володь… понимаешь… В общем, мне…
   – Да говори, что случилось-то? У тебя вид такой…
   Глаза Снегиревой и вправду казались ненормальными. Они горели лихорадочным блеском, взгляд метался от одного предмета к другому, будто хотел, но не мог ни на чем остановиться. Наконец девушка резко, даже, как показалось Володе, со свистом выдохнула из легких воздух и выпалила на одном дыхании:
   – Володя, мне срочно нужны деньги… Я уже ко всем обращалась, но ни у кого…
   – Сколько? – перебил ее Надыкто. При этом его правая рука уже шарила в заднем кармане джинсов в поисках кошелька. – Куда же я его сунул, черт, – пробубнил Володя себе под нос, после чего снова обратился к Снегиревой: – Так сколько тебе нужно, Галь?
   – Триста рублей, – брякнула она первое, что пришло в голову. – Только ты не думай. Я отдам, обязательно отдам…
   – Короче, слушай… – Наконец Надыкто удалось отыскать кошелек. Тот лежал во внутреннем кармане его вельветовой песочного цвета куртки. – Столько у меня при себе нет, – быстро, по-деловому заговорил парень, доставая из кошелька деньги. – Вот, возьми… Тут около ста восьмидесяти рублей. На большой перемене я смотаюсь домой и принесу остальные. Или тебе прямо сейчас нужно? – спросил он с такой готовностью, что, если бы Галя ответила «да», он тут же сорвался бы с места и понесся домой сломя голову. Но девушка горячо поблагодарила его, спрятала деньги и сказала:
   – Нет, что ты! Не беспокойся… И на перемене тоже не надо… Я смогу спокойно подождать до завтра.
   – Если хочешь, мы можем после уроков ко мне зайти…
   – Спасибо, – повторила Галя, постаравшись вложить в это слово всю теплоту, которую ощущала сейчас в своем сердце по отношению к этому парню. – Я правда могу до завтра подождать… Честное слово.
   – Ну смотри, – с недоверием покосился на нее Володя, однако больше настаивать не стал.
   Через минуту оба уже сидели в классе. Каждый на своем месте. Снегирева слегка качнув головой, дала Наумлинской знать, что у нее, мол, все в порядке. В ответ Ирина прикрыла глаза, что означало: «У меня тоже».
   Первым уроком у них в этот день была химия. Девушки с замиранием сердца ждали, когда химичка вызовет к доске Надыкто. Но этого не случилось. На истории Володю тоже не вызывали, зато вызвали Наумлинскую, и она схлопотала «пару», так как вчера даже не открыла учебник, поглощенная совсем другими заботами и переживаниями.
   – А если его вообще сегодня не спросят? – теребила рукав Снегиревой Наумлинская, когда во время большой перемены подруги направлялись в буфет.
   – Ну ничего… – попыталась успокоить ее Галя. – Дома, значит, увидит.
   – Ну как ты не понимаешь, я же хотела посмотреть на его реакцию! – выкрикнула Наумлинская так громко, что две девчонки-первоклашки, чинно прогуливавшиеся по коридору, обернулись на них и даже остановились в ожидании продолжения интересного разговора. Но его не последовало, потому что Галя схватила Ирину под руку, и, резко развернувшись, одноклассницы зашагали в обратном направлении.
   – Куда ты меня тащишь? Мы же в буфет собирались? – возмутилась Наумлинская, выдергивая руку.
   – Не пойду я с тобой ни в какой буфет. Вон все на нас оборачиваются.
   Гале всегда было важно, что о ней думают окружающие. Даже если эти окружающие были неразумными первоклашками.
   – Нет, ну ты скажи, – продолжала ныть Наумлинская, не слишком-то расстроившись от внезапной перемены планов. – Почему он домашнее задание в дневник не записывает?
   – А ты много в дневник записываешь? – начинала уже всерьез злиться Галина. – Я тоже, например, кружочками в учебниках все отмечаю…
   Девушки не заметили, как ноги сами привели их к классу, хотя до начала урока оставалось еще целых десять минут.

7

   – Это про кого? Про меня, что ли? Вот, блин, сюрпризик! – Володя стоял возле своей парты.
   В руках он держал написанное от руки, печатными буквами на обыкновенном тетрадном листочке стихотворение «Рыцарь-невидимка». Вокруг него собралось человек семь. В основном это были девушки. Ошарашенные же Наумлинская со Снегиревой так и замерли на пороге класса.
   Видимо, Надыкто успел дочитать стихотворение до конца, потому что щеки его сплошь были покрыты пунцовыми пятнами.
   – Ой, что там? Дай посмотреть? – так и прыгала на месте, пытаясь заглянуть в листок, любопытная Катя Андреева.
   Володя одернул руку и, обводя класс растерянным взглядом, спросил, обращаясь непонятно к кому:
   – А может, это случайно ко мне попало?
   – Ой! – взвизгнула Катя Андреева, получившая от Юрки Ермолаева за свой неугомонный нрав прозвище Каркуша. – Там стихи! Я точно видела!
   – Значит, это наша народная поэтесса постаралась! – высокомерно изрекла Луиза Геранмае, заметив стоящих на пороге Снегиреву с Наумлинской. – Ясный пень, она! Кто же еще на такое способен?
   После этих слов Снегирева с высоко поднятой головой приблизилась к группе однокласcников и, выбросив вперед руку, потребовала, глядя Надыкто прямо в глаза:
   – Дай сюда!
   – Зачем? – еще больше краснея, спросил Надыкто.
   В этот момент перед Володиными глазами быстро мелькнула чья-то рука, а уже в следующий миг взгляды всех одноклассников были устремлены на Тополян. Она же, крепко зажав в обеих руках листок, пятилась, отходя к доске. Когда спина Светы уперлась в стену, она вздрогнула, подняла голову и сказала:
   – Не думала я, что ты окажешься таким дураком!
   И хотя девушка в этот момент смотрела куда-то вверх, все поняли, что слова эти были адресованы Надыкто.
   – Извини… – начал оправдываться он, – но я правда думал, что это по ошибке ко мне в дневник попало…
   – Считай, что это так и есть, – тряхнув русоволосой шевелюрой, парировала Тополян и решительно зашагала к своей парте.
   – Так, значит… О боже! – застонал Надыкто и, обхватив голову руками, со всего маху плюхнулся на стул. – Какой же я осел!
   – Вот именно, – бросила Тополян, даже не повернув в его сторону головы. – Похоже, Володечка, я в тебе очень сильно ошиблась.
   – Но это же не ты написала! – не выдержала Снегирева.
   – А кто? – повернула в ее строну голову Тополян. – Может, ты?
   – Нет… – почти простонала Снегирева, отворачиваясь к окну.
   Все это время Ира Наумлинская продолжала стоять в дверях. Ее то и дело толкали спешащие к началу урока одноклассницы, но она, не замечая этого, почему-то не сходила с места, будто по каким-то причинам не могла его покинуть. На самом же деле девушка находилась в состоянии шока, плохо понимая, что затеяли ее одноклассники. Наконец до Иры начал доходить весь страшный смысл происходящего. Она метнулась было к выходу, но тут же развернулась и медленно пошла на свое место. В следующий миг к ней подсела Снегирева.
   – Успокойся… Я тебя прошу, пожалуйста, возьми себя в руки, – в самое ухо Иры зашептала Галя. – Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я тебе обещаю!
   – Зря я тебя не послушала… – еле шевеля губами, отозвалась Наумлинская. – Нужно было подойти к нему и без всяких стихов поговорить…
   – Да теперь-то уж чего, – с досадой выдохнула Галя. – Слушай, – внезапно оживилась она. – А ведь еще не поздно!
   – В смысле? – захлопала ресницами Наумлинская.
   – Встань прямо сейчас и скажи, что это ты написала, и все дела!
   – Я не смогу, – глухо отозвалась Ира, роняя голову на руки.
   Больше до конца урока она не произнесла ни звука.
   И лишь по дороге, когда Галя провожала Иру домой, между девушками состоялся такой разговор:
   – Если ты не можешь, значит, я сама подойду к Надыкто и все расскажу.
   – Ты не сделаешь этого, – угрюмо пробубнила Наумлинская. – А если сделаешь, то для меня ты просто перестанешь существовать, – с неожиданной твердостью в голосе добавила она.
   – Но так нельзя! Нужно бороться за свое счастье! – размахивала руками Снегирева. На ее щеках выступил румянец.
   – Ой, – поморщилась Ира. – Только давай без громких фраз.
   – Неужели ты не понимаешь, что Тополян не из тех людей, что останавливаются на полпути? – продолжала возмущаться Снегирева. – Если она, не моргнув глазом, присвоила себе наше стихотворение, то можешь не сомневаться, через неделю Надыкто будет бегать за ней, как теленок! Ты видела, какими глазами он на нее смотрел?!
   – Видела.
   – Но это же несправедливо! – выходила из себя Галя. – А главное, что Надыкто ей на фиг не нужен! Ты себе не представляешь, что это за человек! – Снегирева остановилась. – Знаешь, сколько она мне гадостей сделала… Да я просто уверена, что эта дурочка думает, что я влюбилась в Надыкто! Иначе бы она не стала присваивать себе авторство. Решила дорогу мне перебежать! Вот дуреха! – невесело усмехнулась Снегирева. – Не удивлюсь, если она позвонит Игорю…
   – Короче, Галь, я тебе все, что хотела, сказала, – произнесла Наумлинская с таким выражением лица, что у Снегиревой отпала всякая охота продолжать разговор.
   Все кончилось тем, что Ира взяла с Гали клятву, что та ни при каких обстоятельствах не станет вмешиваться в ситуацию.

8

   Чувство вины – очень мощная вещь. В некоторых ситуациях оно зачастую перевешивает все другие чувства, играя в судьбах людей самую главную роль. А если человек испытывает острое чувство вины на протяжении длительного времени, то в нем формируется и растет так называемый комплекс вины. И потом этот комплекс начинает руководить всеми поступками человека, подминая под себя его волю, разум и чувства.
   Конечно, в нашем случае ни о каком комплексе вины не могло быть и речи. Но все же Володя Надыкто испытывал настолько острое и жгучее чувство вины перед Светой Тополян, что первые три дня после того злополучного происшествия буквально не находил себе места.
   Целыми днями слонялся он по улицам города, «забив» на все – на школу, секцию дзюдо, друзей, телевизор, музыку. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если б не телефонный звонок, раздавшийся в четверг около шести часов вечера. Дело в том, что некоторые люди обожают провоцировать в других чувство вины. А уж если им удается это самое чувство вызвать, то они тут же начинают ловко использовать его для своей выгоды. Именно к таким людям и относилась Света Тополян. Увидев, что Надыкто «повелся», да так, что даже в школу перестал ходить, Тополян решила выждать денька три, чтобы «клиент», как говорится, «дозрел».
 
   – Алло, привет…
   В первую же секунду Володя узнал ее голос.
   – Света! Я все эти дни думал о тебе! – закричал он в трубку. – Прости меня! Я и вправду поступил тогда как настоящий дурак!
   Ответом ему было красноречивое молчание в трубке. Но если бы Света не хотела его слушать, то могла бы уже давно бросить трубку! Да не позвонила бы она просто-напросто, если б ей от него ничего не надо было…
   – Света… Света… Ну не хочешь, не отвечай… Я буду сам говорить… Я так рад, что ты позвонила! Ты просто даже не представляешь себе, как я рад! Я бы сейчас, наверное, полжизни бы отдал, чтобы еще раз хоть одним глазком взглянуть на твое стихотворение! Оно мне очень понравилось… Вот только… даже не верится, чтобы обо мне кто-то мог так думать… Неужели я похож на рыцаря? Нет, сейчас-то ты уже поняла, что я болван, а никакой не рыцарь… Но поверь… Честное слово, я подумал, что этот листок по ошибке попал в мой дневник. Иначе я бы ни за что на свете… Правда, Света…