Страница:
Пистолет и документы сержанта Иванова он распихал по местам: пистолет в кобуру, а бумаги в карман куртки. У него мелькнула мысль, что было бы неплохо иметь при себе какое-нибудь оружие, более удобное в использовании, чем ампула с инфарктным газом, но он тут же одернул себя: оружие – вещь коварная. Вооруженный человек перестает чувствовать себя дичью, расправляет плечи и начинает ступать уверенно и твердо. Ему кажется, что от его поступи содрогается земля, а враги в ужасе забиваются по норам, и вот тут-то его, болезного, и шлепают, потому как врагов много и все они тоже вооружены и тоже сотрясают своей поступью несчастную земную твердь. Кроме того, стрелять в случае чего придется не в каких-то там абстрактных врагов, а в офицеров милиции. Перестрелки с ментами Абзац всегда считал признаком дурного тона. Кроме того, это было очень нездоровое занятие: мстя за своих, менты буквально рыли землю, а как они умеют работать при большом желании, Абзац знал хорошо.
Без приключений дойдя до забора кондрашовской дачи, Абзац взобрался на елку, ободрав при этом все руки, оцарапав обе щеки и едва не оставив в колючих ветвях свои накладные бакенбарды. На первый взгляд во дворе все было спокойно: водитель в рабочей куртке возился у распахнутых ворот гаража, перетирая какие-то замасленные железки, внутри дома кто-то неумело упражнялся на пианино. Потом фальшивые стоны пианино смолкли, и в лесной тиши Абзац очень четко уловил странный звук: кто-то переворачивал кассету в магнитофоне. Потом щелкнула клавиша, и пианино забренчало снова.
Абзац ухмыльнулся и напряг слух. Откуда-то доносилось неразборчивое бормотание, время от времени прерываемое звуками, которые получаются, когда кто-нибудь упоенно и мощно сморкается в два пальца. Где-то в доме, а может быть, поблизости от него работала портативная рация.
«Великое дело – хороший слух, – подумал Абзац, сидя на дереве и осторожно отмахиваясь от комаров. – Что бы я без него делал? Мне бы к этому слуху еще и голос, я бы горя не знал. Пел бы в Большом, и не надо было бы в парике по елкам лазить. Впрочем, в Большом ведь тоже парики… Зато елок там не бывает, кроме новогодней, а это уже плюс.»
Водитель или человек, изображавший водителя, потянулся, зевнул и скрылся в гараже. Через мгновение там закудахтал стартер и с ревом ожил мощный мотор. Абзац опасно отклонился влево, изо всех сил вытянул шею и увидел, что внутри гаража стоит огромный пикап – кажется, «шевроле». Он разглядывал машину в течение нескольких секунд, время от времени переводя взгляд с нее на крепкие ворота мореного дуба, окованные металлическими уголками. Машина была тяжелая, полноприводная, с высоким клиренсом и отличной проходимостью. Кроме того, она наверняка очень дорого обошлась своему владельцу.
«Ворота тоже не дешевые, – решил Абзац, осторожно сползая с елки. – Вот бы устроить цирк! Несерьезно это все, если честно. Уважающий себя мокрушник – мужчина серьезный, а уж когда он идет на дело, у него и вовсе пропадает чувство юмора. А у вас, дорогой товарищ Абзац, один цирк в голове. Хотя смешного, между прочим, ничего нет…»
Смешного действительно было мало. Абзац понял это до конца, когда две пары крепких рук ни с того ни с сего вцепились в его одежду и попытались стащить его с нижней ветки дерева. Вернее было бы сказать, что они его стащили: рывок был таким сильным, что Абзац поневоле выпустил шершавый ствол и полетел вниз.
Его рефлексы, хоть и сработали с небольшой задержкой, все же помогли ему выкрутиться. Падая, он полностью расслабился, да еще и оттолкнулся ногой от ствола, увеличивая и без того большую инерцию. Схватившие Абзаца люди не устояли на ногах и вместе со своей добычей рухнули на землю. Оказавшись сверху, Абзац немедленно пустил в ход все четыре конечности и голову в придачу. Он брыкался, бил локтями и затылком, а когда хватка на его плечах ослабла, крутанулся ужом, вывернулся из захвата, поднялся на колени и свалил своих противников двумя сокрушительными ударами. Драка была короткой и происходила в полной тишине, нарушаемой лишь возней, треском разбросанного повсюду хвороста да глухими звуками ударов.
Освободившись, Абзац вскочил. Один из его противников оказался на удивление крепким мужчиной – он уже стоял на четвереньках и пытался подтянуть под себя правую ногу, чтобы принять вертикальное положение. Его повернутое к Абзацу лицо было искажено от нечеловеческих усилий, которые этот тип прилагал, чтобы преодолеть земное притяжение. Шкабров поправил сбившийся парик и толкнул милиционера в ребра носком ботинка. Это был не удар, а именно толчок, но мент послушно завалился на бок и затих, испустив напоследок протяжный вздох, в котором Абзацу почудилось облегчение.
Справа трещали кусты: еще кто-то рвался сюда, торопясь изо всех сил. Стальные челюсти капкана сжимались буквально на глазах, и Абзац понял, что пешком ему не уйти. Между делом он подумал, что уже добрых четверть часа делает что-то не то. Нужно было уносить ноги сразу же после встречи с тем сержантом, а он вместо этого по собственной инициативе полез прямиком в ловушку. Похоже, он опять бродил лесом в веселом янтарном тумане.
«Да кто вам сказал, что я пьян?!» – мысленно возмутился Абзац, набирая темп. Тренированное тело не подвело и на этот раз. Руки в старых кожаных перчатках крепко ухватились за верхний край забора, на котором не оказалось ни колючей проволоки, ни битого стекла, ноги в растоптанных армейских ботинках разбежались по сырым занозистым доскам, и в следующее мгновение он упал на четвереньки по ту сторону высокого, в полтора человеческих роста, забора.
Внутри дачи на его появление не успели среагировать. Никто не ожидал, что он попрет напролом, и Абзац оказался у ворот гаража, когда первые преследователи только-только показались из-за угла дома. Фальшивый водитель стоял возле машины спиной к воротам, беседуя с кем-то по рации. Двигатель пикапа работал, дверца со стороны водителя была открыта. Лучшего нельзя было и желать!
Абзац свалил водителя двумя хорошо нацеленными хуками и прыгнул за руль пикапа. Машина вырвалась из гаража, заставив охрану броситься врассыпную из-под колес. Их было много – человек десять, не меньше. Стоявший у ворот охранник успел дважды выстрелить из пистолета, бампер «шевроле» с хрустом вломился в ворота, разнося в щепки мореный дуб, ворота слетели с петель и с грохотом рухнули под колеса.
Узкая и прямая как стрела аллея была пуста. Абзац переключился на третью передачу, и тут из леса с правой стороны дороги рывком выпрыгнула потрепанная белая «Волга» и замерла как вкопанная, полностью перегородив проезд. «Та самая, – понял Абзац. – Водитель отдыхает в лесу со связанными конечностями и кепкой в зубах, а его машина по собственной инициативе принимает участие в задержании опасного преступника…»
Конечно же, за рулем сидел человек. В течение какого-то мига Абзац и сумасшедший мент, решивший принести себя в жертву неизвестно чему и кому, смотрели друг другу в глаза. Лица Шкабров не разглядел: он видел только глаза, которые с бешеной скоростью приближались к нему.
Потом сидевший за рулем «Волги» человек исчез, боком повалившись на сиденье. Абзац вышел из ступора и крутанул руль влево, чтобы не протаранить чертову жестянку под прямым углом. Удар пришелся на переднее крыло, «Волгу» развернуло вдоль оси и отбросило в сторону. Абзац с трудом вывел пикап на дорогу, задев бортом старую толстую ель.
– Кретин, – сквозь зубы процедил он, глядя в зеркало заднего вида на догоняющую его изуродованную «Волгу». – Чего ты привязался, идиот? Все равно не догонишь, только бензин зря сожжешь…
…Он закончил обрабатывать царапину на шее, залепил ее пластырем и закурил. Во рту у него пересохло, и хотелось не столько курить, сколько выпить чего-нибудь холодненького. Пивка, например. Того самого, которое нес, да так и не донес старший сержант Иванов. Выпить пивка и уносить отсюда ноги, пока не перекрыты все дороги и тропинки, по которым можно выбраться из этого леса.
Абзац запустил руку в наколенный карман, пошарил там и выудил закрытое алюминиевым колпачком стеклянное горлышко – только горлышко, больше ничего. До сих пор он был занят другими проблемами, но теперь как-то сразу ощутил, что правая штанина у него промокла от колена до лодыжки. Он повертел горлышко перед глазами, пожал плечами и отбросил его в сторону. Пытаться вспомнить, при каких обстоятельствах разбилась бутылка, не имело смысла: уж очень активно он сегодня бегал, прыгал, лазил по деревьям и дрался…
Шкабров выгреб из кармана осколки. Теперь, когда он обнаружил свою потерю, дурманящий запах алкоголя, казалось, заполнил всю кабину пикапа. Один из осколков пропорол ткань брюк и вонзился в колено, так что пропитавший штанину скотч в равных пропорциях смешался с кровью. «Дезинфекция, – с кривой улыбкой подумал Абзац, вынимая осколок. – Водка с томатным соком – это „кровавая Мэри“. А скотч с кровью – это что за коктейль?»
Нужно было торопиться, но он все же потратил несколько минут на то, чтобы перевязать колено. Рана была совсем пустяковая, но кровь продолжала сочиться, пропитывая штанину. Можно было, конечно, стянуть колено бинтом прямо поверх брюк, однако у него и без того был чересчур экзотический вид. Пока что кровавые пятна были почти незаметны на пестром фоне камуфляжных разводов.
Покончив с перевязкой, Абзац застегнул брюки и выбрался из машины. Нужно было как-то добираться до Москвы. Никаких планов на этот счет у него не мелось: Абзац вовсе не рассчитывал угодить в подобную передрягу. Получалось, что придется импровизировать, и такая перспектива не вызывала у Олега Шкаброва ни малейшего восторга: импровизация хороша в музыке или в разговорном жанре, но не там, где речь идет о жизни и смерти.
Выбирать, однако, не приходилось, и Абзац двинулся вперед по лесной дороге, на ходу заталкивая в чудом уцелевший джинсовый рюкзачок осточертевшие парик, бакенбарды и усы. Идиотские черные очки с круглыми стеклами последовали туда же. Сверху Шкабров затолкал кожанку. Теперь оставалось набрести на какое-нибудь озерцо или болото, и тогда проблема с окончанием маскарада решилась бы раз и навсегда.
Как назло, водоемов у него на пути не было. Абзац уже начал подумывать о том, чтобы закопать рюкзак в лесу, но тут впереди между деревьями мелькнуло что-то ядовито-желтое, и, миновав поворот дороги, он увидел старенький «москвич», скучавший у обочины в ожидании хозяев, которые, судя по всему, рыскали по лесу, охотясь за грибами.
Это был настоящий подарок судьбы. Абзац осмотрелся, чутко вслушиваясь в лесной шум, потом сложил ладони рупором и протяжно крикнул: «Ау!». Ему никто не ответил. Грибники бродили где-то далеко. Он подошел к машине и подергал дверцу, которая, как и следовало ожидать, оказалась запертой. На возню с замком у Абзаца не было времени, поэтому он просто разбил стекло локтем, предварительно обернув его кожанкой.
Старая машина безумно долго кудахтала стартером, не желая заводиться, но в конце концов двигатель с недовольным ревом ожил, выбросив из выхлопной трубы облако сизого дыма. Шкабров огляделся напоследок, ожидая увидеть бегущего к машине хозяина с грибным ножом в руке, но вокруг по-прежнему не было ни одной живой души.
Угнанную машину он бросил в километре от поста ГИБДД и добрался до города на попутке. Переодевшись в своей запасной берлоге на Остоженке, он вернулся домой. К этому времени над городом уже повисли летние сумерки, воздух казался густым и сладким, как кленовый сок, а между домами угадывалась смутная золотистая дымка. По дороге Абзац заскочил в бар, так что теперь ему было довольно сложно определить, была эта янтарная дымка реальной или существовала только в его подогретом алкоголем воображении.
Он отпустил такси за два квартала от своего дома и пошел пешком, чисто рефлекторно проверяя, нет ли за ним слежки. Утренняя гонка на джипах очень ясно показала, что Хромой не намерен выпускать его из поля зрения. Впрочем, здесь в двух шагах от дома, после того как все дневные дела остались позади, на слежку можно было не обращать внимания.
Абзац дошел до своего дома, так и не заметив за собой «хвоста». Это было странно: он никак не ожидал, что Хромой после первой неудачи оставит его в покое. Не такой это был человек, и ситуация сложилась не из тех, которые можно пустить на самотек.
Стоя в кабине медленно поднимавшегося на восьмой этаж лифта, Шкабров придирчиво оглядел свое отражение в большом, во всю стену, зеркале и остался доволен своим видом. Из зеркальной глубины на него смотрел одетый с элегантной небрежностью широкоплечий и стройный господин средних лет. Лицо у господина было слегка бледным и усталым, а белки глаз, если приглядеться, казались розоватыми. Абзац усмехнулся: после такого дня можно выглядеть и хуже. Бывали моменты – особенно по утрам, с похмелья, – когда он боялся смотреть в зеркало, ожидая увидеть там красноносую дрожащую тварь с кожистыми мешками под глазами и трясущимися руками. В такие дни он подолгу медлил, прежде чем пойти в ванную и побриться: зеркало у него в ванной было большое, освещение превосходное, так что любые изменения в собственной внешности легче всего было заметить именно там. Но всякий раз, преодолев себя и войдя в ванную, он обнаруживал, что с его внешностью все в порядке. Вот и сейчас он видел в зеркале не пьяного неудачника, а немного усталого после трудного рабочего дня респектабельного бизнесмена. В образ не вписывался разве что пластырь на шее, но ведь даже с самыми крутыми бизнесменами чего только не бывает! Порезался бритвой, например. Или любовница оцарапала…
"Надо бы Лике позвонить, – вспомнил он. – Кажется, я с ней вчера договорился о встрече. Или не договорился? Надо позвонить и, если все-таки договорился, извиниться и все отменить. Нет у меня сегодня никаких сил. Ни сил, ни желания… Она обидится, конечно, но эти ее обиды просто игра. Она знает, что в таких ситуациях уважающая себя дама просто обязана оскорбиться, вот и оскорбляется. Тем более что за ссорой неизбежно следует примирение, а примирение – это, помимо всего прочего, подарки. И чем крупнее ссора, тем дороже подарки и прочнее наступающий после нее мир.
Цинизм – оружие слабых. Вот Лика, например, никогда не опускается до цинизма. Хотя откуда мне знать, до чего она опускается, когда я ее не вижу? В ее присутствии я тоже веду себя пристойно. А мысли… Мысли – материя тонкая, им не прикажешь. Бродят, где хотят, и разрешения не спрашивают. Хорошо, что телепатии не существует. Контролировать свои слова и поступки хоть и тяжело порой, но все-таки возможно, а вот попробуй-ка держать под контролем мысли! И потом, кому интересно знать, что о нем думают окружающие? Если человек говорит, что ему это интересно, значит, он просто хочет, чтобы его похвалили. И если сказать ему, что на самом деле он просто тщеславный дурак, он станет твоим смертельным врагом. А кому нужен тщеславный и глупый враг? Только такому же, как он, тщеславному и глупому человеку…"
Он почувствовал, что начинает путаться в своих рассуждениях, но тут лифт наконец доставил его на восьмой этаж и с негромким лязгом раздвинул двери. Абзацу нравился этот звук. Он был какой-то очень сдержанный, корректный и почему-то всегда вызывал в воображении образ идеально вышколенного дворецкого, который, распахнув перед гостями дверь, четким движением отступает в сторону, склонив голову в полупоклоне. Бесшумные автоматические двери в супермаркетах нравились ему меньше: в них не было души.
Шагнув на лестничную площадку, он закурил сигарету и принялся шарить по карманам в поисках ключей от квартиры, между делом думая о том, что в последнее время у него появилась очередная дурацкая привычка закуривать, перешагнув порог. Порог мог быть любой: порог лифта, подъезда, автомобиля или магазина. Неделю назад, задумавшись о чем-то, он закурил, выйдя на платформу из поезда метро, и через минуту очутился в каморке с письменным столом и сейфом в компании двух сердитых сержантов милиции и томного – судя по всему, с перепоя – старшего лейтенанта.
Он хмыкнул, вспомнив эту историю, и, позвенев связкой ключей, отпер дверь. Квартира встретила его прохладным полумраком и сдержанным благородным блеском темного дерева. Зеркальные двери раздвижных шкафов в прихожей отразили его во весь рост, от носков туфель до макушки. Из открытой двери кухни сочился тот же золотистый свет, на который он обратил внимание на улице: к вечеру тучи разошлись, давая москвичам возможность полюбоваться закатом.
Он прошел в кухню, негромко постукивая кожаными подошвами по матово блестящему паркету, и первым делом стряхнул пепел сигареты в мойку. На фоне сухой и чистой нержавеющей стали рассыпавшийся серо-черный столбик пепла выглядел неопрятно, напоминая пятнышко куриного помета, и Абзац смыл его струей из-под крана.
Держа дымящуюся сигарету в зубах, он открыл шкафчик над мойкой, взял оттуда бутылку, стакан и плеснул себе немного виски. В этих придорожных забегаловках можно было рассчитывать в лучшем случае на дешевый коньяк, продаваемый по цене настоящего «Хенесси», а Абзац остро нуждался в хорошей выпивке. Всякий раз, когда ему приходилось пить всякую дрянь вне дома, он сразу же по возвращении запивал ее скотчем. Эта процедура у него называлась «восстановить кислотно-щелочной баланс».
«Восстановив баланс», он почувствовал себя совсем хорошо. Перед глазами начинало понемногу плыть, и брошенный в унитаз окурок, ударившись о край фаянсовой чаши, отскочил и завалился в угол, продолжая дымиться, как сбитый истребитель. Абзац пробормотал короткое ругательство и полез доставать норовистый бычок, поскольку знал, что, если не будет поддерживать порядок, дом быстро превратится в свинарник.
Разобравшись с окурком, он с удовольствием стащил с себя сбившийся до самых лопаток модный черный пиджак и, волоча его по полу за рукав, двинулся в спальню, чтобы переодеться. Войдя в эту выдержанную в холодноватых серебристо-белых тонах просторную комнату, он в тысячный, наверное, раз удивился: на кой черт, спрашивается, ему нужна такая огромная и роскошно обставленная спальня, если он не рискует даже привести сюда свою девушку? Для кого он обставлял и отделывал этот пятикомнатный сарай – для себя, что ли? Здесь не бывает гостей, потому что он никому не верит и всех опасается. Здесь живут только наемный убийца по кличке Абзац и его коллекция записей «Битлз» – очень богатая коллекция, одна из самых богатых в Москве…
В гостиной кто-то кашлянул – негромко, но и не особенно скрываясь. Потом там звякнуло стекло и булькнула наливаемая в стакан жидкость. Абзац бесшумно уронил на пол пиджак и выпрямился, прислушиваясь. В доме царила тишина, но он был уверен, что кашель и звяканье стекла ему не почудились. Легкое опьянение несколько сглаживало грозный смысл этого происшествия. Подумаешь, кашель! Просто кто-то заглянул в гости, решив скоротать вечерок в приятной компании. Кто-то, ухитрившийся проникнуть в запертую квартиру без ключа и, судя по состоянию двери, даже без взлома. Форточка, конечно, открыта, но восьмой этаж…
«К черту, – решил Абзац. – Это будет очень невежливо, но я ведь никого не звал…»
Оружия в доме не было никакого, если не считать кухонных ножей и висевшего над фальшивым камином в гостиной древнего «Манлихера» с серебряной отделкой. «Манлихер» в данной ситуации был не более полезным предметом, чем ножка стула, тем более что гости, если только они не померещились, сидели именно в гостиной. С холодным оружием Абзац управлялся мастерски и мог бы, пожалуй, изрядно удивить любого противника, имея в руках обыкновенный хлебный нож. Вот только устраивать бойню у себя дома ему чертовски не хотелось. Победа в таком сражении обошлась бы чересчур дорого: испорченные полы и обои, испачканная, переломанная мебель да плюс к тому неизбежное милицейское расследование…
«А ведь я, пожалуй, поторопился, – подумал Абзац. – С чего это я взял, что не хочу сегодня встречаться с Ликой? Если задуматься, то дома абсолютно нечего делать…»
Он повернулся к выходу и увидел, что на пороге спальни стоит совершенно незнакомый ему человек. У незнакомца было квадратное лицо неприятного красного оттенка, тяжелый недружелюбный взгляд и расширяющаяся книзу фигура с мощными покатыми плечами. Волосатые кулачища болтались где-то в районе колен, а в правом Абзац разглядел казавшийся игрушечным по сравнению с фигурой пистолет.
Он испытал что-то вроде шока, поскольку это была именно та ситуация, на предотвращение которой он потратил столько времени и сил. Кто-то все-таки вышел на него и проник в его дом именно тогда, когда он был к этому не готов.
«Хватит юлить, – сказал себе Абзац, разглядывая стоявшую в дверном проеме вооруженную гориллу. – Что значит – „кто-то“? Хромой, вот кто. Больше некому. Он знает про меня все, хоть и непонятно, как этот подонок ухитрился меня выследить. Не знаю, что теперь делать.»
Он сжал кулаки, повел плечами, но тут же расслабился, мысленно махнув рукой: пытаться опрокинуть загородившего путь здоровяка было все равно что таранить головой каменную стену. Между тем незнакомец поднял правую руку и сделал повелительный жест вороненым стволом пистолета, указав им в сторону гостиной. Абзац пожал плечами, засунул руки в карманы и двинулся прямо на него. Человек с пистолетом посторонился. Когда Шкабров проходил мимо, его обдало смешанным ароматом одеколона и чеснока. Абзац поморщился и вышел в прихожую.
У входной двери, задумчиво почесывая щеку мушкой старенького парабеллума, стоял еще один человек. Этот выглядел вполне прилично и даже щеголевато, хотя его тупоносые ботинки на толстой подошве были бы уместны где-то в октябре или даже в ноябре. Эти ботинки почему-то очень не понравились Абзацу, хотя он затруднился бы объяснить свою странную неприязнь к чужой обуви. Обладатель ботинок, увидев Шкаброва, приветственно помахал ему пистолетом. На его губах заиграла блудливая ухмылочка.
В гостиной, удобно устроившись в любимом кресле Абзаца, сидел Хромой собственной персоной. На столике перед ним стояла начатая бутылка «Баллантайна», а в покрытой старческим пушком костлявой пятерне был зажат хрустальный стакан, из которого старый хрыч с нескрываемым удовольствием прихлебывал виски. Он пил скотч маленькими глоточками, как чай, подолгу задерживая его во рту. Стакан был полон на две трети, как будто там и в самом деле был чай: Хромой не скупился на чужое добро.
«Пропадать, так с музыкой», – решил Абзац и перешел в атаку.
– Очень мило! – воскликнул он. – Может быть, ты объяснишь, какого черта забрался ко мне в квартиру и жрешь мою выпивку? Да еще горилл своих приволок. Они мне весь паркет истопчут…
Хромой молча шевельнул бровью и сделал движение указательным пальцем сжимавшей стакан руки. В то же мгновение на шею Абзаца обрушился страшный удар, который бросил его на колени. У Шкаброва возникло странное ощущение. Комната стала тошнотворно поворачиваться вокруг какой-то невидимой глазу оси, расположенной где угодно, только не по центру помещения, паркетный пол накренился и косо поплыл навстречу Абзацу. Абзац вытянул перед собой руку и оттолкнулся от этой матово поблескивающей плоскости, пока она не ударила его в лицо.
Пол послушно выровнялся и, качнувшись еще разок-другой, принял нормальное положение. Абзац тряхнул головой, приходя в себя, и понял, что стоит перед Хромым на коленях. Он согнул правую ногу в колене и оперся на нее, как кавалер, предлагающий даме руку и сердце. Нужно было встать. Зачем это нужно, Абзац не понимал и к тому же был уверен, что ничего, кроме новых неприятностей, из этого не выйдет, но все же попытался подняться: уж очень унизительно было стоять на коленях перед этой старой сволочью.
Встать на ноги ему так и не дали. Кто-то схватил его сзади за волосы и бесцеремонно намотал его роскошный «конский хвост» на кулак. Голова Абзаца запрокинулась, из глаз посыпались искры. Толчок между лопаток снова бросил его на колени, в щеку уперлось холодное дуло, воняющее пороховой гарью.
Хромой снова отхлебнул из стакана и наконец-то заговорил.
– Вот ты и вернулся, – начал он. – А мы уже заждались! Пришли, понимаешь, в гости, а хозяина нету. Хозяин, понимаешь, в бегах. Бегает он хорошо. Быстро бегает…
– Даже собаке не нравится, когда у нее на хвосте консервная банка, – сказал Абзац. – А я не собака. Скажи своему придурку, чтобы отпустил волосы.
– Ты не собака, – слегка дребезжащим старческим голосом сказал Хромой. Он, как обычно, немного переигрывал, изображая из себя немощного старца, который не может передвигаться без посторонней помощи. На самом деле Хромой пребывал в весьма неплохой физической форме, да и не так уж он был стар – лет шестьдесят или шестьдесят пять, никак не больше. – Нет, ты не собака, – повторил он. – Знаешь, кто ты? Ты – падло! Вонючий конченый алкаш, который пропил мои деньги и не может выполнить пустяковую работу.
Абзац рванулся. Это оказалось очень больно.
– Слушай, – сквозь зубы сказал он, – если ты пришел говорить о деле, то это очень странная манера вести разговор…
– О деле! – саркастически воскликнул Хромой. – О каком деле можно говорить с алкоголиком?! Ты же опять пьян!
– По-моему, это касается только меня, – процедил Абзац. – И потом, для человека, который стаканами пьет чужой скотч, ты слишком часто повторяешь слово «алкоголик».
Без приключений дойдя до забора кондрашовской дачи, Абзац взобрался на елку, ободрав при этом все руки, оцарапав обе щеки и едва не оставив в колючих ветвях свои накладные бакенбарды. На первый взгляд во дворе все было спокойно: водитель в рабочей куртке возился у распахнутых ворот гаража, перетирая какие-то замасленные железки, внутри дома кто-то неумело упражнялся на пианино. Потом фальшивые стоны пианино смолкли, и в лесной тиши Абзац очень четко уловил странный звук: кто-то переворачивал кассету в магнитофоне. Потом щелкнула клавиша, и пианино забренчало снова.
Абзац ухмыльнулся и напряг слух. Откуда-то доносилось неразборчивое бормотание, время от времени прерываемое звуками, которые получаются, когда кто-нибудь упоенно и мощно сморкается в два пальца. Где-то в доме, а может быть, поблизости от него работала портативная рация.
«Великое дело – хороший слух, – подумал Абзац, сидя на дереве и осторожно отмахиваясь от комаров. – Что бы я без него делал? Мне бы к этому слуху еще и голос, я бы горя не знал. Пел бы в Большом, и не надо было бы в парике по елкам лазить. Впрочем, в Большом ведь тоже парики… Зато елок там не бывает, кроме новогодней, а это уже плюс.»
Водитель или человек, изображавший водителя, потянулся, зевнул и скрылся в гараже. Через мгновение там закудахтал стартер и с ревом ожил мощный мотор. Абзац опасно отклонился влево, изо всех сил вытянул шею и увидел, что внутри гаража стоит огромный пикап – кажется, «шевроле». Он разглядывал машину в течение нескольких секунд, время от времени переводя взгляд с нее на крепкие ворота мореного дуба, окованные металлическими уголками. Машина была тяжелая, полноприводная, с высоким клиренсом и отличной проходимостью. Кроме того, она наверняка очень дорого обошлась своему владельцу.
«Ворота тоже не дешевые, – решил Абзац, осторожно сползая с елки. – Вот бы устроить цирк! Несерьезно это все, если честно. Уважающий себя мокрушник – мужчина серьезный, а уж когда он идет на дело, у него и вовсе пропадает чувство юмора. А у вас, дорогой товарищ Абзац, один цирк в голове. Хотя смешного, между прочим, ничего нет…»
Смешного действительно было мало. Абзац понял это до конца, когда две пары крепких рук ни с того ни с сего вцепились в его одежду и попытались стащить его с нижней ветки дерева. Вернее было бы сказать, что они его стащили: рывок был таким сильным, что Абзац поневоле выпустил шершавый ствол и полетел вниз.
Его рефлексы, хоть и сработали с небольшой задержкой, все же помогли ему выкрутиться. Падая, он полностью расслабился, да еще и оттолкнулся ногой от ствола, увеличивая и без того большую инерцию. Схватившие Абзаца люди не устояли на ногах и вместе со своей добычей рухнули на землю. Оказавшись сверху, Абзац немедленно пустил в ход все четыре конечности и голову в придачу. Он брыкался, бил локтями и затылком, а когда хватка на его плечах ослабла, крутанулся ужом, вывернулся из захвата, поднялся на колени и свалил своих противников двумя сокрушительными ударами. Драка была короткой и происходила в полной тишине, нарушаемой лишь возней, треском разбросанного повсюду хвороста да глухими звуками ударов.
Освободившись, Абзац вскочил. Один из его противников оказался на удивление крепким мужчиной – он уже стоял на четвереньках и пытался подтянуть под себя правую ногу, чтобы принять вертикальное положение. Его повернутое к Абзацу лицо было искажено от нечеловеческих усилий, которые этот тип прилагал, чтобы преодолеть земное притяжение. Шкабров поправил сбившийся парик и толкнул милиционера в ребра носком ботинка. Это был не удар, а именно толчок, но мент послушно завалился на бок и затих, испустив напоследок протяжный вздох, в котором Абзацу почудилось облегчение.
Справа трещали кусты: еще кто-то рвался сюда, торопясь изо всех сил. Стальные челюсти капкана сжимались буквально на глазах, и Абзац понял, что пешком ему не уйти. Между делом он подумал, что уже добрых четверть часа делает что-то не то. Нужно было уносить ноги сразу же после встречи с тем сержантом, а он вместо этого по собственной инициативе полез прямиком в ловушку. Похоже, он опять бродил лесом в веселом янтарном тумане.
«Да кто вам сказал, что я пьян?!» – мысленно возмутился Абзац, набирая темп. Тренированное тело не подвело и на этот раз. Руки в старых кожаных перчатках крепко ухватились за верхний край забора, на котором не оказалось ни колючей проволоки, ни битого стекла, ноги в растоптанных армейских ботинках разбежались по сырым занозистым доскам, и в следующее мгновение он упал на четвереньки по ту сторону высокого, в полтора человеческих роста, забора.
Внутри дачи на его появление не успели среагировать. Никто не ожидал, что он попрет напролом, и Абзац оказался у ворот гаража, когда первые преследователи только-только показались из-за угла дома. Фальшивый водитель стоял возле машины спиной к воротам, беседуя с кем-то по рации. Двигатель пикапа работал, дверца со стороны водителя была открыта. Лучшего нельзя было и желать!
Абзац свалил водителя двумя хорошо нацеленными хуками и прыгнул за руль пикапа. Машина вырвалась из гаража, заставив охрану броситься врассыпную из-под колес. Их было много – человек десять, не меньше. Стоявший у ворот охранник успел дважды выстрелить из пистолета, бампер «шевроле» с хрустом вломился в ворота, разнося в щепки мореный дуб, ворота слетели с петель и с грохотом рухнули под колеса.
Узкая и прямая как стрела аллея была пуста. Абзац переключился на третью передачу, и тут из леса с правой стороны дороги рывком выпрыгнула потрепанная белая «Волга» и замерла как вкопанная, полностью перегородив проезд. «Та самая, – понял Абзац. – Водитель отдыхает в лесу со связанными конечностями и кепкой в зубах, а его машина по собственной инициативе принимает участие в задержании опасного преступника…»
Конечно же, за рулем сидел человек. В течение какого-то мига Абзац и сумасшедший мент, решивший принести себя в жертву неизвестно чему и кому, смотрели друг другу в глаза. Лица Шкабров не разглядел: он видел только глаза, которые с бешеной скоростью приближались к нему.
Потом сидевший за рулем «Волги» человек исчез, боком повалившись на сиденье. Абзац вышел из ступора и крутанул руль влево, чтобы не протаранить чертову жестянку под прямым углом. Удар пришелся на переднее крыло, «Волгу» развернуло вдоль оси и отбросило в сторону. Абзац с трудом вывел пикап на дорогу, задев бортом старую толстую ель.
– Кретин, – сквозь зубы процедил он, глядя в зеркало заднего вида на догоняющую его изуродованную «Волгу». – Чего ты привязался, идиот? Все равно не догонишь, только бензин зря сожжешь…
…Он закончил обрабатывать царапину на шее, залепил ее пластырем и закурил. Во рту у него пересохло, и хотелось не столько курить, сколько выпить чего-нибудь холодненького. Пивка, например. Того самого, которое нес, да так и не донес старший сержант Иванов. Выпить пивка и уносить отсюда ноги, пока не перекрыты все дороги и тропинки, по которым можно выбраться из этого леса.
Абзац запустил руку в наколенный карман, пошарил там и выудил закрытое алюминиевым колпачком стеклянное горлышко – только горлышко, больше ничего. До сих пор он был занят другими проблемами, но теперь как-то сразу ощутил, что правая штанина у него промокла от колена до лодыжки. Он повертел горлышко перед глазами, пожал плечами и отбросил его в сторону. Пытаться вспомнить, при каких обстоятельствах разбилась бутылка, не имело смысла: уж очень активно он сегодня бегал, прыгал, лазил по деревьям и дрался…
Шкабров выгреб из кармана осколки. Теперь, когда он обнаружил свою потерю, дурманящий запах алкоголя, казалось, заполнил всю кабину пикапа. Один из осколков пропорол ткань брюк и вонзился в колено, так что пропитавший штанину скотч в равных пропорциях смешался с кровью. «Дезинфекция, – с кривой улыбкой подумал Абзац, вынимая осколок. – Водка с томатным соком – это „кровавая Мэри“. А скотч с кровью – это что за коктейль?»
Нужно было торопиться, но он все же потратил несколько минут на то, чтобы перевязать колено. Рана была совсем пустяковая, но кровь продолжала сочиться, пропитывая штанину. Можно было, конечно, стянуть колено бинтом прямо поверх брюк, однако у него и без того был чересчур экзотический вид. Пока что кровавые пятна были почти незаметны на пестром фоне камуфляжных разводов.
Покончив с перевязкой, Абзац застегнул брюки и выбрался из машины. Нужно было как-то добираться до Москвы. Никаких планов на этот счет у него не мелось: Абзац вовсе не рассчитывал угодить в подобную передрягу. Получалось, что придется импровизировать, и такая перспектива не вызывала у Олега Шкаброва ни малейшего восторга: импровизация хороша в музыке или в разговорном жанре, но не там, где речь идет о жизни и смерти.
Выбирать, однако, не приходилось, и Абзац двинулся вперед по лесной дороге, на ходу заталкивая в чудом уцелевший джинсовый рюкзачок осточертевшие парик, бакенбарды и усы. Идиотские черные очки с круглыми стеклами последовали туда же. Сверху Шкабров затолкал кожанку. Теперь оставалось набрести на какое-нибудь озерцо или болото, и тогда проблема с окончанием маскарада решилась бы раз и навсегда.
Как назло, водоемов у него на пути не было. Абзац уже начал подумывать о том, чтобы закопать рюкзак в лесу, но тут впереди между деревьями мелькнуло что-то ядовито-желтое, и, миновав поворот дороги, он увидел старенький «москвич», скучавший у обочины в ожидании хозяев, которые, судя по всему, рыскали по лесу, охотясь за грибами.
Это был настоящий подарок судьбы. Абзац осмотрелся, чутко вслушиваясь в лесной шум, потом сложил ладони рупором и протяжно крикнул: «Ау!». Ему никто не ответил. Грибники бродили где-то далеко. Он подошел к машине и подергал дверцу, которая, как и следовало ожидать, оказалась запертой. На возню с замком у Абзаца не было времени, поэтому он просто разбил стекло локтем, предварительно обернув его кожанкой.
Старая машина безумно долго кудахтала стартером, не желая заводиться, но в конце концов двигатель с недовольным ревом ожил, выбросив из выхлопной трубы облако сизого дыма. Шкабров огляделся напоследок, ожидая увидеть бегущего к машине хозяина с грибным ножом в руке, но вокруг по-прежнему не было ни одной живой души.
Угнанную машину он бросил в километре от поста ГИБДД и добрался до города на попутке. Переодевшись в своей запасной берлоге на Остоженке, он вернулся домой. К этому времени над городом уже повисли летние сумерки, воздух казался густым и сладким, как кленовый сок, а между домами угадывалась смутная золотистая дымка. По дороге Абзац заскочил в бар, так что теперь ему было довольно сложно определить, была эта янтарная дымка реальной или существовала только в его подогретом алкоголем воображении.
Он отпустил такси за два квартала от своего дома и пошел пешком, чисто рефлекторно проверяя, нет ли за ним слежки. Утренняя гонка на джипах очень ясно показала, что Хромой не намерен выпускать его из поля зрения. Впрочем, здесь в двух шагах от дома, после того как все дневные дела остались позади, на слежку можно было не обращать внимания.
Абзац дошел до своего дома, так и не заметив за собой «хвоста». Это было странно: он никак не ожидал, что Хромой после первой неудачи оставит его в покое. Не такой это был человек, и ситуация сложилась не из тех, которые можно пустить на самотек.
Стоя в кабине медленно поднимавшегося на восьмой этаж лифта, Шкабров придирчиво оглядел свое отражение в большом, во всю стену, зеркале и остался доволен своим видом. Из зеркальной глубины на него смотрел одетый с элегантной небрежностью широкоплечий и стройный господин средних лет. Лицо у господина было слегка бледным и усталым, а белки глаз, если приглядеться, казались розоватыми. Абзац усмехнулся: после такого дня можно выглядеть и хуже. Бывали моменты – особенно по утрам, с похмелья, – когда он боялся смотреть в зеркало, ожидая увидеть там красноносую дрожащую тварь с кожистыми мешками под глазами и трясущимися руками. В такие дни он подолгу медлил, прежде чем пойти в ванную и побриться: зеркало у него в ванной было большое, освещение превосходное, так что любые изменения в собственной внешности легче всего было заметить именно там. Но всякий раз, преодолев себя и войдя в ванную, он обнаруживал, что с его внешностью все в порядке. Вот и сейчас он видел в зеркале не пьяного неудачника, а немного усталого после трудного рабочего дня респектабельного бизнесмена. В образ не вписывался разве что пластырь на шее, но ведь даже с самыми крутыми бизнесменами чего только не бывает! Порезался бритвой, например. Или любовница оцарапала…
"Надо бы Лике позвонить, – вспомнил он. – Кажется, я с ней вчера договорился о встрече. Или не договорился? Надо позвонить и, если все-таки договорился, извиниться и все отменить. Нет у меня сегодня никаких сил. Ни сил, ни желания… Она обидится, конечно, но эти ее обиды просто игра. Она знает, что в таких ситуациях уважающая себя дама просто обязана оскорбиться, вот и оскорбляется. Тем более что за ссорой неизбежно следует примирение, а примирение – это, помимо всего прочего, подарки. И чем крупнее ссора, тем дороже подарки и прочнее наступающий после нее мир.
Цинизм – оружие слабых. Вот Лика, например, никогда не опускается до цинизма. Хотя откуда мне знать, до чего она опускается, когда я ее не вижу? В ее присутствии я тоже веду себя пристойно. А мысли… Мысли – материя тонкая, им не прикажешь. Бродят, где хотят, и разрешения не спрашивают. Хорошо, что телепатии не существует. Контролировать свои слова и поступки хоть и тяжело порой, но все-таки возможно, а вот попробуй-ка держать под контролем мысли! И потом, кому интересно знать, что о нем думают окружающие? Если человек говорит, что ему это интересно, значит, он просто хочет, чтобы его похвалили. И если сказать ему, что на самом деле он просто тщеславный дурак, он станет твоим смертельным врагом. А кому нужен тщеславный и глупый враг? Только такому же, как он, тщеславному и глупому человеку…"
Он почувствовал, что начинает путаться в своих рассуждениях, но тут лифт наконец доставил его на восьмой этаж и с негромким лязгом раздвинул двери. Абзацу нравился этот звук. Он был какой-то очень сдержанный, корректный и почему-то всегда вызывал в воображении образ идеально вышколенного дворецкого, который, распахнув перед гостями дверь, четким движением отступает в сторону, склонив голову в полупоклоне. Бесшумные автоматические двери в супермаркетах нравились ему меньше: в них не было души.
Шагнув на лестничную площадку, он закурил сигарету и принялся шарить по карманам в поисках ключей от квартиры, между делом думая о том, что в последнее время у него появилась очередная дурацкая привычка закуривать, перешагнув порог. Порог мог быть любой: порог лифта, подъезда, автомобиля или магазина. Неделю назад, задумавшись о чем-то, он закурил, выйдя на платформу из поезда метро, и через минуту очутился в каморке с письменным столом и сейфом в компании двух сердитых сержантов милиции и томного – судя по всему, с перепоя – старшего лейтенанта.
Он хмыкнул, вспомнив эту историю, и, позвенев связкой ключей, отпер дверь. Квартира встретила его прохладным полумраком и сдержанным благородным блеском темного дерева. Зеркальные двери раздвижных шкафов в прихожей отразили его во весь рост, от носков туфель до макушки. Из открытой двери кухни сочился тот же золотистый свет, на который он обратил внимание на улице: к вечеру тучи разошлись, давая москвичам возможность полюбоваться закатом.
Он прошел в кухню, негромко постукивая кожаными подошвами по матово блестящему паркету, и первым делом стряхнул пепел сигареты в мойку. На фоне сухой и чистой нержавеющей стали рассыпавшийся серо-черный столбик пепла выглядел неопрятно, напоминая пятнышко куриного помета, и Абзац смыл его струей из-под крана.
Держа дымящуюся сигарету в зубах, он открыл шкафчик над мойкой, взял оттуда бутылку, стакан и плеснул себе немного виски. В этих придорожных забегаловках можно было рассчитывать в лучшем случае на дешевый коньяк, продаваемый по цене настоящего «Хенесси», а Абзац остро нуждался в хорошей выпивке. Всякий раз, когда ему приходилось пить всякую дрянь вне дома, он сразу же по возвращении запивал ее скотчем. Эта процедура у него называлась «восстановить кислотно-щелочной баланс».
«Восстановив баланс», он почувствовал себя совсем хорошо. Перед глазами начинало понемногу плыть, и брошенный в унитаз окурок, ударившись о край фаянсовой чаши, отскочил и завалился в угол, продолжая дымиться, как сбитый истребитель. Абзац пробормотал короткое ругательство и полез доставать норовистый бычок, поскольку знал, что, если не будет поддерживать порядок, дом быстро превратится в свинарник.
Разобравшись с окурком, он с удовольствием стащил с себя сбившийся до самых лопаток модный черный пиджак и, волоча его по полу за рукав, двинулся в спальню, чтобы переодеться. Войдя в эту выдержанную в холодноватых серебристо-белых тонах просторную комнату, он в тысячный, наверное, раз удивился: на кой черт, спрашивается, ему нужна такая огромная и роскошно обставленная спальня, если он не рискует даже привести сюда свою девушку? Для кого он обставлял и отделывал этот пятикомнатный сарай – для себя, что ли? Здесь не бывает гостей, потому что он никому не верит и всех опасается. Здесь живут только наемный убийца по кличке Абзац и его коллекция записей «Битлз» – очень богатая коллекция, одна из самых богатых в Москве…
В гостиной кто-то кашлянул – негромко, но и не особенно скрываясь. Потом там звякнуло стекло и булькнула наливаемая в стакан жидкость. Абзац бесшумно уронил на пол пиджак и выпрямился, прислушиваясь. В доме царила тишина, но он был уверен, что кашель и звяканье стекла ему не почудились. Легкое опьянение несколько сглаживало грозный смысл этого происшествия. Подумаешь, кашель! Просто кто-то заглянул в гости, решив скоротать вечерок в приятной компании. Кто-то, ухитрившийся проникнуть в запертую квартиру без ключа и, судя по состоянию двери, даже без взлома. Форточка, конечно, открыта, но восьмой этаж…
«К черту, – решил Абзац. – Это будет очень невежливо, но я ведь никого не звал…»
Оружия в доме не было никакого, если не считать кухонных ножей и висевшего над фальшивым камином в гостиной древнего «Манлихера» с серебряной отделкой. «Манлихер» в данной ситуации был не более полезным предметом, чем ножка стула, тем более что гости, если только они не померещились, сидели именно в гостиной. С холодным оружием Абзац управлялся мастерски и мог бы, пожалуй, изрядно удивить любого противника, имея в руках обыкновенный хлебный нож. Вот только устраивать бойню у себя дома ему чертовски не хотелось. Победа в таком сражении обошлась бы чересчур дорого: испорченные полы и обои, испачканная, переломанная мебель да плюс к тому неизбежное милицейское расследование…
«А ведь я, пожалуй, поторопился, – подумал Абзац. – С чего это я взял, что не хочу сегодня встречаться с Ликой? Если задуматься, то дома абсолютно нечего делать…»
Он повернулся к выходу и увидел, что на пороге спальни стоит совершенно незнакомый ему человек. У незнакомца было квадратное лицо неприятного красного оттенка, тяжелый недружелюбный взгляд и расширяющаяся книзу фигура с мощными покатыми плечами. Волосатые кулачища болтались где-то в районе колен, а в правом Абзац разглядел казавшийся игрушечным по сравнению с фигурой пистолет.
Он испытал что-то вроде шока, поскольку это была именно та ситуация, на предотвращение которой он потратил столько времени и сил. Кто-то все-таки вышел на него и проник в его дом именно тогда, когда он был к этому не готов.
«Хватит юлить, – сказал себе Абзац, разглядывая стоявшую в дверном проеме вооруженную гориллу. – Что значит – „кто-то“? Хромой, вот кто. Больше некому. Он знает про меня все, хоть и непонятно, как этот подонок ухитрился меня выследить. Не знаю, что теперь делать.»
Он сжал кулаки, повел плечами, но тут же расслабился, мысленно махнув рукой: пытаться опрокинуть загородившего путь здоровяка было все равно что таранить головой каменную стену. Между тем незнакомец поднял правую руку и сделал повелительный жест вороненым стволом пистолета, указав им в сторону гостиной. Абзац пожал плечами, засунул руки в карманы и двинулся прямо на него. Человек с пистолетом посторонился. Когда Шкабров проходил мимо, его обдало смешанным ароматом одеколона и чеснока. Абзац поморщился и вышел в прихожую.
У входной двери, задумчиво почесывая щеку мушкой старенького парабеллума, стоял еще один человек. Этот выглядел вполне прилично и даже щеголевато, хотя его тупоносые ботинки на толстой подошве были бы уместны где-то в октябре или даже в ноябре. Эти ботинки почему-то очень не понравились Абзацу, хотя он затруднился бы объяснить свою странную неприязнь к чужой обуви. Обладатель ботинок, увидев Шкаброва, приветственно помахал ему пистолетом. На его губах заиграла блудливая ухмылочка.
В гостиной, удобно устроившись в любимом кресле Абзаца, сидел Хромой собственной персоной. На столике перед ним стояла начатая бутылка «Баллантайна», а в покрытой старческим пушком костлявой пятерне был зажат хрустальный стакан, из которого старый хрыч с нескрываемым удовольствием прихлебывал виски. Он пил скотч маленькими глоточками, как чай, подолгу задерживая его во рту. Стакан был полон на две трети, как будто там и в самом деле был чай: Хромой не скупился на чужое добро.
«Пропадать, так с музыкой», – решил Абзац и перешел в атаку.
– Очень мило! – воскликнул он. – Может быть, ты объяснишь, какого черта забрался ко мне в квартиру и жрешь мою выпивку? Да еще горилл своих приволок. Они мне весь паркет истопчут…
Хромой молча шевельнул бровью и сделал движение указательным пальцем сжимавшей стакан руки. В то же мгновение на шею Абзаца обрушился страшный удар, который бросил его на колени. У Шкаброва возникло странное ощущение. Комната стала тошнотворно поворачиваться вокруг какой-то невидимой глазу оси, расположенной где угодно, только не по центру помещения, паркетный пол накренился и косо поплыл навстречу Абзацу. Абзац вытянул перед собой руку и оттолкнулся от этой матово поблескивающей плоскости, пока она не ударила его в лицо.
Пол послушно выровнялся и, качнувшись еще разок-другой, принял нормальное положение. Абзац тряхнул головой, приходя в себя, и понял, что стоит перед Хромым на коленях. Он согнул правую ногу в колене и оперся на нее, как кавалер, предлагающий даме руку и сердце. Нужно было встать. Зачем это нужно, Абзац не понимал и к тому же был уверен, что ничего, кроме новых неприятностей, из этого не выйдет, но все же попытался подняться: уж очень унизительно было стоять на коленях перед этой старой сволочью.
Встать на ноги ему так и не дали. Кто-то схватил его сзади за волосы и бесцеремонно намотал его роскошный «конский хвост» на кулак. Голова Абзаца запрокинулась, из глаз посыпались искры. Толчок между лопаток снова бросил его на колени, в щеку уперлось холодное дуло, воняющее пороховой гарью.
Хромой снова отхлебнул из стакана и наконец-то заговорил.
– Вот ты и вернулся, – начал он. – А мы уже заждались! Пришли, понимаешь, в гости, а хозяина нету. Хозяин, понимаешь, в бегах. Бегает он хорошо. Быстро бегает…
– Даже собаке не нравится, когда у нее на хвосте консервная банка, – сказал Абзац. – А я не собака. Скажи своему придурку, чтобы отпустил волосы.
– Ты не собака, – слегка дребезжащим старческим голосом сказал Хромой. Он, как обычно, немного переигрывал, изображая из себя немощного старца, который не может передвигаться без посторонней помощи. На самом деле Хромой пребывал в весьма неплохой физической форме, да и не так уж он был стар – лет шестьдесят или шестьдесят пять, никак не больше. – Нет, ты не собака, – повторил он. – Знаешь, кто ты? Ты – падло! Вонючий конченый алкаш, который пропил мои деньги и не может выполнить пустяковую работу.
Абзац рванулся. Это оказалось очень больно.
– Слушай, – сквозь зубы сказал он, – если ты пришел говорить о деле, то это очень странная манера вести разговор…
– О деле! – саркастически воскликнул Хромой. – О каком деле можно говорить с алкоголиком?! Ты же опять пьян!
– По-моему, это касается только меня, – процедил Абзац. – И потом, для человека, который стаканами пьет чужой скотч, ты слишком часто повторяешь слово «алкоголик».