Воронин Андрей Николаевич. Комбат

   – Зря ты так, – мрачно проговорил Борис Иванович, чуть нагнулся, схватил за клапан нагрудного кармана своего собеседника, резко рванул. Затрещали нитки, кармана как и не бывало. Он старательно вытер плевок, бросил скомканную тряпку на грудь лежавшего. – Мне много не надо, – продолжал Рублев, поглядывая то на язык пламени, то на побелевшие губы бригадира, – мне хотя бы память про свою машину вернуть. Номер у нее очень красивый был, запоминался легко.
   – Не знаю я никакой машины! Не было здесь «волг»!
   – Врешь.
   Язык пламени лизнул материю брюк. Но комбат довольно быстро поднял руку, и материя не успела загореться, лишь только пошел дым.
   – Второй раз можно и подольше подержать.
   – Не понимаю, о чем ты говоришь, – решил перейти на более миролюбивый тон бригадир, прикинувшись полным идиотом. – Зря, – Рублев вновь опустил руку.
   На этот раз пламя, лизнув промасленную ткань брюк, подожгло ее.
   – Убери! Погаси! – верещал бригадир.
   – Это от тебя зависит.
   Комбат снял ногу с его запястья и чуть отодвинулся вместе с ящиком, спокойно продолжая курить, наблюдая за действиями бандита.
   Тот секунду, словно умалишенный, тряс головой, но при этом умудрялся не сводить глаз с пылающих брюк.
   – Ты же плевать метко умеешь, – спокойно сказал комбат, – вот и заплюй. А еще лучше – намочись в штаны. Мокрое плохо горит.
   Бригадир попытался сбить огонь связанными руками, но, обжегшись, вскрикнул. А затем все-таки, преодолев боль, прижал тлеющие остатки брюк к своему телу. С минуту он скрежетал зубами, морщился, а затем без сил упал на спину, продолжая прикрывать связанными руками то, чем, наверное, дорожил все-таки больше, чем деньгами.
   – Ну что, подержался, убедился? Все на месте? А теперь руки за голову! – прикрикнул комбат.
   И, не дожидаясь, пока бригадир исполнит его приказание, ухватился за обрывки разноцветных проводов и вновь придавил запястья грубой рифленой подошвой.
   – Поумнел немного, приятель, а?
   – Что тебе надо?
   – Номер. Номер от моей машины.
   – Не знаю, не помню…
   – Ну как же! Номер-то легко запоминается, – комбат назвал номер, который сообщила ему Наташа. – А то нехорошо выходит: мой номер на чужую машину нацепили, а потом ко мне гаишники ходят, объяснений спрашивают. А я и сказать ничего не могу, потому что не знаю.
   Просвети меня.
   – Не знаю. Я номер в реке утопил, а кто его вытащил не знаю…
   – Врешь! – оборвал его Рублев.
   – Правду говорю!
   – Нет, приятель, ты определенно жареные бананы любишь. Извращенец.
   Бригадир упрямо молчал.
   – Так любишь или нет?
   – Иди ты… – послышалось в ответ. – И я не люблю, – вздохнул комбат.
   А затем, резко вытянув руку, крикнул Никите, сидевшему возле заднего колеса машины с электроотверткой в руках:
   – Ну-ка, дай свой инструмент!
   Тот не двигался с места.
   – Мне что, подняться? Тогда уж точно ты сам с места не встанешь.
   – Извини, бригадир, – проговорил автомеханик, – ты же сам видишь, ничего не поделаешь.
   Он вложил электрическую отвертку прямо в руку Рублеву. Тот нажал кнопку запуска, полюбовался бешено вращающимся острием инструмента.
   – Красивая, чистая… Жаль, пачкать.
   Он еще раз нажал на кнопку, выключив инструмент. И наступившая тишина напугала бригадира больше, чем визжание отвертки, так напоминавшее звук бормашины в кабинете стоматолога.
   – Да, была у меня твоя машина! Только не краденая она, мне ее твой племянник продал.
   Так что с ним и разбирайся.
   – Мне это не интересно. То, что «волгу» мою Валик продал, я и без тебя знаю.
   – Тогда что же от меня хочешь?
   – Ты ее разбирал, ты номера с нее скручивал. Вот и скажи кому их отдал.
   На лбу бригадира появились глубокие вертикальные морщины. То ли он в самом деле вспоминал кому отдал номера, то ли не мог припомнить, что с ними стало.
   – Ну никак ты по-хорошему разговаривать не научишься! Вот как тебе все хозяйство намотает на отвертку – сразу вспомнишь.
   – Нечего мне вспоминать!
   – Отвертка – такое дело, можно и не рассчитать. Мотанет – и пиши пропало!
   Последние слова комбата потонули в визге двигателя и в крике бригадира. Тот кричал, словно ребенок, завидевший шприц в руках доктора. Еще не сделали укол, но смертельно страшно. Бригадир уже чувствовал ветер, разгоняемый крестовиной, который холодил его обожженное тело.
   – Секель! Секель его кличка! – закричал он.
   – Ты что-то сказал? – переспросил Рублев. – Я не расслышал.
   – Выключи этот мотор! Выключи!
   – А я его и включать-то не хотел, – Борис Иванович отложил отвертку в сторону и весь превратился в слух.
   Бригадир говорил сбивчиво, то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться, но затем, напуганный, снова принимался тараторить.
   – Секель его кличка. Как зовут – не знаю.
   Честное слово! Не видел никогда его документов. Да.., в Питере он живет, здесь… Адреса его не знаю.
   – Непонятливый ты.
   – Не знаю! Знал бы, сказал!
   Но по перепуганным глазам бригадира Рублев видел, знает тот и адрес и скорее всего, настоящее имя. А значит, нужно его дожать.
   Вновь заработал двигатель.
   И нервы у бригадира сдали.
   – Все, доконал ты меня! – прохрипел он. – Будь что будет, скажу. Только выключи этот чертов миксер!
   – Точно, миксер, – ухмыльнулся комбат. – Самое то, чтобы яйца взбивать.
   Но бригадир не оценил его шутку.
   – Его кличка Секель, – говорил он, чеканя каждый слог так, чтобы Рублев понял его с первого раза. – Живет он на Петрозаводской, дом одиннадцать. Квартиру не помню, но в том доме три подъезда. Зайдешь в средний, второй этаж налево, дверь красным дермантином обита.

Глава 20

   Комбат и Наташа стояли перед обитой красным дермантином дверью. Звонок прозвучал уже в третий раз.
   – Так я и знала, – сказала девушка.
   – Что знала?
   – Не будет его дома, уехал… Все зря, ничего мы не добились.
   – А ты-то чего переживаешь, Наташа?
   – Меня это тоже касается и самым непосредственным образом. Все-таки ваш братец втянул меня в неспокойную жизнь.
   – Не нравится – уходи, – спокойно сказал комбат.
   – Нет уж! – Наташа прислонилась к стене и закатила глаза. – Боже мой, как я устала!
   – Нечего по барам ходить.
   – В бар я сходила однажды, а с вами исколесила полгорода.
   – Глупо уходить, не узнав все до конца.
   – Хорошенький совет, если, конечно, знаешь как им воспользоваться.
   – Ты знаешь, Наташа, чем сообразительный человек отличается, скажем, от не очень сообразительного?
   – Догадываюсь.
   – Сообразительный человек знает, что делать, а не сообразительный начинает паниковать, вот совсем как ты сейчас.
   – У нас нет времени ждать! – возмутилась девушка. – Черт его знает, на сколько дней он уехал? А может, и вернется через десять минут? Ну и кликуха у него, конечно – Секель!
   Чем-то непристойным отдает.
   – Тебе объяснить?
   – Нет уж, лучше не надо.
   – Тогда если сама не можешь придумать, что делать, послушай совет умного человека.
   – Ваш совет?
   – Была бы ты умной, я бы тебя слушал. А так придется делать наоборот.
   – Что ж, я готова.
   – Твоя очередь еще не пришла.
   Комбат шагнул в сторону, остановился напротив электрического щитка и, несильно дернув за ручку, распахнул дверцу. Минут пять он молча наблюдал за показаниями счетчика, а затем радостно ухмыльнулся.
   – Подойди сюда.
   – Я в этом ровным счетом ни черта не понимаю.
   – Видишь, крутился, крутился, а затем вместо того, чтобы остановиться, стал крутиться быстрее.
   – О чем это говорит?
   – Значит, кроме холодильника у него в квартире еще что-то включено. Насколько я могу понять – калорифер. Жрет около киловатта.
   – Может быть, – неуверенно отвечала Наташа.
   – Ты оставила бы включенным калорифер, если бы уезжала на неделю или хотя бы на день?
   – Я даже если выхожу на кухню, обычно выключаю.
   – Боишься электричества?
   – Не совсем точно, я боюсь пожара.
   – А вот он не боится.
   – Значит, – задумалась Наташа, – значит, он достаточно скоро вернется.
   – Еще посмотри, – комбат присел на корточки и указал на коврик, лежащий перед дверью.
   – Тоже ничего примечательного.
   – А ты видишь, что его коты весь обмочили?
   – Значит, там живет кошка, – наконец-то сообразила Наташа. – Такая тема была ей ближе и понятнее.
   – Вот именно. Сейчас мы выясним. Если человек уехал надолго, значит, и кошку свою отдал. Звони в соседнюю квартиру.
   – И что я скажу?
   – Скажи, мол, проверяем электричество, что ты из энергонадзора. Только возьми в руки какой-нибудь блокнот. Для солидности. А потом как бы невзначай поинтересуешься, куда уехал сосед.
   – Ясно. Уж что-что, а врать я люблю.
   – Только ври убедительно.
   – Вы бы отошли на этаж пониже.
   – Зачем?
   – У вас лицо страшное, боюсь, дверь не откроют.
   – Тоже правильно, – пожал плечами Борис Рублев, но, правда, не спустился, а поднялся на один пролет выше.
   Для Наташи было все равно – этажом ниже или выше, а вот Борис Иванович прекрасно знал, если ввязываться в драку, то лучше стоять на пару ступенек выше, чем твой противник.
   Пропел мелодичный звонок. Дверь почти тут же открыли.
   – Добрый вечер! Я из энергонадзора, – сказала Наташа. – Минуточку, принесу талоны, – ответила ей молодая женщина.
   – Нет, не надо, мы проверяем правильность установки счетчиков.
   – Что-нибудь не в порядке?
   – Нет, все хорошо. Но я хотела бы узнать, когда вернется ваш сосед, если вы, конечно, знаете.
   Из-под ног женщины выползла на полусогнутых лапах персидская кошка и старательно принялась обнюхивать входную дверь, обитую красным дермантином.
   – Почему же не знаю, могу даже сказать точно. В два часа ночи приедет.
   – О, для меня это поздно. Может, все-таки раньше?
   – Если бы это зависело от меня, я пообещала бы вам, что он будет через пять минут, – улыбнулась разговорчивая женщина. – Но он сегодня на дежурстве. Видите, кошку мне отдал? А поскольку возвращается он поздно, то заберет ее только утром.
   – Спасибо, извините за беспокойство.
   Наташа спрятала ненужный теперь блокнотик и попыталась закрыть дверцу электрического щитка, панически боясь, что ее ударит током. Она дождалась, когда дверь соседей закроется, и позвала:
   – Борис Иванович!
   – Я все слышал.
   – Дверцу закройте.
   – Ну вот, теперь можно прикинуть, что к чему, – Рублев позволил Наташе взять себя под руку, и они стали спускаться с лестницы. – Времени у нас еще пять часов, и я бы рискнул кое-что сделать.
   – Я устала, – взмолилась Наташа, – можно хоть немного передохнуть?
   – А разве передохнуть – это не дело? – наморщил лоб комбат.
   – Моя подружка нас вдвоем больше не пустит, только меня одну.
   – Поехали к моему брату, ключи у меня есть.
   На лице девушки отразился испуг.
   – Ты все еще не забыла встроенный шкаф и средство для обуви?
   – Не забыла.
   – Все еще боишься?
   – С вами – нет.
   – Тогда едем.
   Наташа даже умудрилась задремать, пока они ехали. Проснулась, когда комбат толкнул ее в бок.
   – Что? А? – встрепенулась Наташа.
   – Приехали, говорю. Или ты собираешься спать в машине до утра?
   – Честно говоря, могла бы дремать и здесь.
   Девушка еле держалась на ногах от усталости. Глаза ее слипались, когда они поднимались по лестнице.
   – Молодчина, код запомнила, – просто так, чтобы не молчать, похвалил ее Борис Рублев и открыл дверь квартиры своего брата.
   Наташа тут же потянула носом, словно пыталась уловить запах средства для обуви, который преследовал ее до сегодняшнего дня.
   – Пусто, входи. У меня сразу особое чувство просыпается, если рядом кто чужой есть.
   – А если был? – поинтересовалась девушка.
   – Это уже сложнее. В квартире всегда кто-нибудь бывает. Кто-нибудь, бывает, завладеет ключами, да влезет.
   – Я сделала это не с целью ограбления, а чтобы вернуть вещь.
   – Про тебя никто и не говорит.
   Наташа чувствовала себя неловко. Она до сих пор не привыкла к богатой обстановке и поэтому не могла чувствовать себя раскованной.
   – Где мне можно прилечь?
   – Чувствуй себя, как дома.
   – Говорите, вы здесь хозяин.
   – По сравнению с тобой – конечно хозяин.
   Помойся, а я пока постелюсь.
   Девушка хотела сказать, что она будет спать отдельно, но потом поняла, если сейчас скажет это, то комбат поднимет ее на смех. Мол, и не собирался к тебе приставать, очень надо! Но если она выйдет из ванной, а постель застлана на двоих, то тогда она может высказать ему претензии. Правда, Наташа понимала и другое – сил у нее хватит только на то, чтобы добрести до постели, ни о каких забавах речи быть не может.
   Та же самая проблема встала и перед Борисом Рублевым.
   Стелить отдельно или вместе? Если стелить отдельно, то потом будет глупо переться к ней в постель, да и уснет она минуты через две, лишь только ее голова коснется подушки. А если вместе, то даже в случае, когда она и не против переспать с ним, то не удержится от искушения поддеть. Правда, Рублев не был бы Рублевым, если бы не придумал выход из этой ситуации.
   «Буду стелить очень медленно – так, чтобы к ее выходу не застелить даже и одной кровати, Пусть решает сама. Не очень-то и хотелось».
   В мыслях он начал злиться на Наташу, потому что в какой-то мере она связывала его действия, постоянно приходилось думать не только о себе, но и о ней. Но с другой стороны, она помогала ему.
   Прошло минут десять, когда дверь ванной внезапно отворилась, и Наташа, успевшая только замотаться в махровое полотенце, показалась из-за нее с каким-то странным мешком в руках.
   – Борис Иванович, идите-ка сюда скорее!
   – Что-то на приглашение к развлечению не похоже, – хмыкнул Рублев и нос к носу столкнулся с Наташей в коридоре. Та протянула ему мешок так, словно бы в нем лежала гремучая змея, и ей хотелось от нее как можно скорее избавиться.
   – Что это? – комбат заглянул вовнутрь.
   – Доллары. Много долларов. Ваш Андрей всегда деньги под ванной держит?
   Когда же комбат прочел на мешке отправителя и получателя денег, он сразу же понял, что и куда завертелось.
   – Быстро собирайся, уходим!
   Наташа ничего не могла понять. Она стояла в коридоре, растерянная, мокрая, мерзла. А Борис Рублев тем временем, опустившись на колени, заглядывал под ванную, шарил под нею рукой.
   – Что вы ищете?
   – Оружия там не было?
   – Не знаю.
   – Молодец, конечно, Наташа, но какого черта ты под ванну полезла?
   – Вода на пол пролилась, вот я и искала тряпку, чтобы вытереть.
   – М-да, – только и сказал Рублев.
   – Я что-то не так сделала?
   – Быстрее одевайся!
   – И что?
   – На улицу!
   – У меня голова мокрая, я простыну!
   Не выдержав, комбат схватил ее одежду с вешалки и бросил Наташе.
   – Или ты сейчас же одеваешься, или я иду один!
   – А я?
   – А ты дождешься, когда сюда придут.
   – Кто?
   – Да уж не твой давнишний знакомый, которого можно помазать гуталином и он отвалит.
   Наташа даже не стала уточнять, кого точно имеет в виду комбат. Она мигом натянула кружевные трусики, а затем, повернувшись к Борису Ивановичу спиной, сбросила полотенце.
   Оделась она так быстро, словно служила в армии и ее тренировали отрабатывать команду подъем сержанты. Расчесывалась она уже на лестнице.
   Борис Иванович бросил мешок с деньгами в полиэтиленовый пакет и выбежал с ним из квартиры. Лишь только когда машина отъехала за пару кварталов, девушка спросила:
   – Что это за деньги?
   – Чувствую, только сейчас и начнутся настоящие неприятности.
   Комбат остановил машину возле телефона-автомата и отправился звонить. Сперва он набрал домашний номер Василия Панфилова. Но трубку никто так и не снял. Затем служебный номер.
   Голос полковника, а вернее, его деланно-веселый тон, Рублеву явно не понравился.
   – А, – деланно засмеялся Панфилов, – вот ты и появился. Знаешь, водку пить сегодня поздно, но, как понимаю, если бы у тебя не было дела, то не позвонил бы. Встретиться хочешь?
   – Да.
   – Ты у брата живешь?
   – У тебя что, телефон уже без определителя? – хмыкнул комбат.
   – Откуда ты звонишь?
   – Неважно. Но встретиться мне в самом деле надо.
   – Приезжай ко мне в управление, как в прошлый раз.
   – Нет, давай в кафе «Вернисаж». Помнишь, где мы с тобой коньяк пили?
   – В самом кафе или снаружи?
   – Снаружи.
   – Когда?
   – Прямо сейчас.
   Борис Рублев не очень-то хорошо знал Питер-ресторанный, но кафе «Вернисаж» запомнилось ему. Во-первых, они с Василием и впрямь пили там коньяк, а во-вторых, он совсем недавно проехал возле сияющей неоном вывески.
   – Жди здесь и ничего не бойся, – Борис Иванович, захлопнув дверку машины, насвистывая, запустив руки в карманы, пошел по слабо освещенному тротуару.
   Наташа даже не успела спросить, куда и зачем. Она вновь почувствовала себя уставшей.
   Первая свежесть после душа уже прошла, да и возбуждение от внезапного побега отдалилось.
   Рублев держался настороже. Почему именно – он и сам не мог бы сказать, но чувствовал, опасность приближается, только не знал пока, с какой стороны. Он свернул за угол и остановился под вывеской кафе. Витрину прикрывала толстая труба-поручень, выкрашенная в ярко-красный цвет. Немного подумав, комбат уселся на нее и принялся ждать.
   На Василия Панфилова Борис Рублев вполне мог положиться.
   Тот во время совместной службы не раз выручал его. Но, несмотря на множество оказанных друг другу услуг, отношения между ними оставались достаточно прохладными. Никогда не существовало между теперешним отставным майором и кабинетным полковником, каким стал теперь Василий, настоящей теплоты отношений.
   «Хотя, – подумал комбат, – выбирать мне не приходится. Если кто и может сейчас мне помочь, то только Василий».
   Он чувствовал тяжесть денег, лежащих в полиэтиленовом пакете. Ожидание оказалось недолгим. В переулок на солидной скорости въехала черная «волга» с антенной радиотелефона на крыше и резко затормозила рядом с Рублевым. Он все так же продолжал сидеть на поручне, когда на тротуар ступил полковник Панфилов. Одет он был в штатское – черный плащ, начищенные до зеркального блеска туфли, недавно выбрит, недавно пострижен – типичный лоск столичного офицера. Но как-то странно смотрел Василий на Бориса, как-то странно подал ему руку и слишком рьяно пожал ладонь Рублева. Улыбка, как он ни старался – получилась вымученной.
   И тут комбат чуть скосил глаза.
   «Нет, это не совпадение, – подумал он, и глянул в оба конца переулка, где появилось по одной легковой машине. – Нужно держать ухо востро», – подумал он и исподлобья посмотрел на своего приятеля.
   – Какие у тебя проблемы?
   – Давай так, – отвечал комбат, – выложи мне сначала свои проблемы, а я попробую ответить.
   – Почему?
   – Потому что мне не нравится, как ты на меня смотришь.
   – А как я должен на тебя смотреть? – взбеленился Василий. – Ты приезжаешь ко мне, рассказываешь какую-то небылицу про своего брата и обманом выуживаешь у меня сводку происшествий. А потом выясняется, братец-то твой в банке сказал, что едет к тебе. Пока его не было… Да что я тебе рассказываю, ты наверняка, больше моего знаешь, иначе бы мы с тобой на улице не разговаривали.
   – И ты поверил?
   – Нет, Борис, я не хочу сказать, что вы с ним заодно, но стань на мое место.
   – Ты думаешь, Андрей ограбил банк?
   – Да. Тот самый, в котором работал. Борис, четыре миллиона – большие деньги, и я не знаю никого, кто бы мог устоять против такой суммы, даже ты, даже я.
   – И ты, конечно же, приехал не один?
   – У тебя, Борис, есть всего лишь три минуты, – Василий мельком взглянул на часы, – после этого если ты не расскажешь мне все, что знаешь, мне придется тебя задержать.
   – Я уже заметил твоих людей.
   – Рассказывай.
   – Ты мне не поверишь.
   – Я готов выслушать, а это уже немало.
   – Андрей здесь ни при чем, его просто подставили.
   – Это не объяснение.
   – С меня его достаточно.
   – Я не могу что-то брать на веру.
   – Ты просто отупел, Василий, за последние годы, если считаешь, что мой брат способен на это.
   – Я его почти не знал, видел два раза в жизни и оба раза на пьянках, когда он напивался, как свинья.
   – Ты был не лучше, Василий.
   – Может быть.
   – Но мне-то ты веришь? Или тоже считаешь, что я причастен к пропаже денег?
   – Борис, четыре миллиона – большие деньги.
   – Заладил, дались тебе эти миллионы…
   Комбат не спеша, как бы нехотя, слез с трубы поручня и посмотрел на трех крепко сложенных людей в штатском, которые не торопясь шли по переулку, направляясь к нему и Василию. Еще трое шли с другого конца переулка.
   – Я просто обязан задержать тебя по подозрению в ограблении машины, перевозившей деньги, – спокойно произнес Василий. – И старая дружба, Борис, не в счет. Мир сильно изменился за последние годы.
   – Ты еще увидишь, Василий, что был не прав.
   – Хотелось бы.
   – Дай мне уйти, – произнес комбат и не один мускул не дрогнул у него на лице.
   Василий с сожалением покачал головой.
   – Не получится, комбат.
   – Не все зависит от тебя?
   – Да, мне тоже отдают приказы.
   – Тогда извини. Но я бы хотел, чтобы не эти молокососы надели на меня наручники, а старый приятель, потому что сделаешь это ты куда нежнее их, – и комбат протянул Василию руки. – Чего ты медлишь? Может, и наручников у тебя нет?
   – Есть, – вздохнул полковник и запустил правую руку под полу пиджака. До этого он держал ее в кармане, и комбат не сомневался, что там он поглаживает пальцами рукоять пистолета.
   Лишь только рука Василия оказалась за спиной, Рублев резко ударил его кулаком в челюсть снизу вверх. Полковник клацнул зубами, его каблуки на какое-то мгновение оторвались от асфальта, и он понял, что совершил ошибку, на короткое время доверившись комбату. Рублев рванулся к падающему полковнику и потянул на себя накладной карман его плаща. Тот с треском оторвался. Левой рукой Борис Рублев успел подхватить пистолет и моментально исчез за стеклянной дверью кафе, не забыв повернуть за собой ручку замка.
   Полковник еще не успел подняться с мокрого асфальта, как к нему уже подбежали его люди.
   – Василий Петрович! – один из подбежавших мужчин попытался поднять его.
   – Пошел к черту! – полковник резко толкнул его и бросился к двери.
   Рванул на себя ручку. Тщетно. Фирменный замок держал крепко.
   Тяжелые бархатные шторы качнулись за Борисом Рублевым. Он появился в фойе спокойно и чинно. Пистолет прятался в рукаве куртки.
   Не дожидаясь, пока снаружи начнется крик и гам, он вошел в зал и, не оглядываясь ни на кого, завернул на кухню. Повар, колдовавший над шестью сковородками, расставленными на электрической плите, с недоумением посмотрел на него, мол, кто пустил, кто позволил. Но возмущаться не стал, потому что Борис Иванович вел себя чинно, а смотрелся грозно.
   Сориентироваться на кухне оказалось несложно. Пол был выложен белой кафельной плиткой, и эмаль потускнела под ногами обслуживающего персонала именно в тех местах, где ходили чаще всего. Стереть эмаль лучше всего помогал песок, прилипший к ногам тех, кто входил с улицы. Борис Рублев уже знал, где выход во двор. Единственное, за чем следил повар, так это чтобы комбат не украл бутылку из ящика, стоявшего в коридоре.
   «Надо человеку выйти черным ходом – пусть идет» – подумал повар, возвращаясь к своим сковородкам, когда за комбатом закрылась дверь.
   А полковник тем временем метался вдоль ампирного фасада старого дома, где располагалось кафе «Вернисаж». Подворотня была, но в ней уже давно оборудовали гараж. Как понял Василий, попасть во двор можно только с обратной стороны квартала. Двое его людей, грохоча подошвами тяжелых ботинок, мчались по безлюдному переулку. Двое других колотили кулаками в стеклянную дверь.
   – Откройте, милиция!
   Но, видимо, именно последнее добавление и заставило швейцара не очень-то торопиться. Он в это время как раз ужинал. Старый отставной полковник сидел с фаянсовой тарелкой на коленях, когда раздался стук и первые крики. Он не спеша промокнул губы салфеткой, спрятал тарелку на полку, поправил волосы, глядя в зеркало, и наконец, нахлобучив фуражку, выглянул из-за бархатной шторы.
   – Скорее, твою мать! – надрывался Панфилов. – Случилось что?
   – Дверь открой!
   – Сейчас открою.
   Отставной полковник, не торопясь, словно и здесь, в кафе, ему засчитывали службу, как в армии – по астрономическому времени – наконец-то повернул головку замка. Разбираться с недоумком-швейцаром у Василия времени не было. Он просто грубо оттолкнул его и, совсем забыв, что у него теперь с собой нет оружия, ворвался в зал кафе.
   – Кухня где? – схватил он официанта за плечо.
   У того с подноса посыпались стаканы с коктейлями. Но прежде, чем официант ответил, полковник и сам увидел дверь, прикрытую декоративным панно.
   – Такой сильный, мощный, туда пошел?
   Официант кивнул., Повар как раз успел перевернуть мясо на одной из сковородок, когда полковник со своими людьми ворвался в кухню.
   – Где выход во двор?
   – Вон там. Только осторожнее, ящики не переверните.