Теперь мы ждали караван, и я, дав указание воинам попрятаться в тени деревьев, позволил себе удобно устроиться на зеленом пригорке и предаться отдыху. И наконец подышать чистым воздухом — запашок от зомби исходил омерзительный.
   Кроме смрада мои бойцы, замершие по обе стороны дороги, не выдавали себя ничем. В этом отношении я был спокоен: зомби не кашляют, не переминаются с ноги на ногу, не богохульствуют и не переругиваются друг с другом, то есть не делают всего того, что обычно выдает засаду. Ну а запах— что ж, может, здесь неделю назад лошадь сдохла… Правда, это больше похоже на целый табун.
   Лэш, как всегда неподвижно, стояла у меня за спиной. Мне хотелось пустить ее в бой, но рисковать стражем пока не стоило — мало ли, вдруг среди охраны обоза найдется кто-нибудь не в меру умелый. К тому же я в последнее время чувствовал себя куда спокойней, когда она находилась рядом.
   Наконец фыркающие, почуявшие смерть лошади, тащившие здоровенную, тяжело нагруженную фуру, показались из-за поворота. По обе стороны от повозки ехали стражники в кольчугах и с копьями, однако щиты были небрежно закинуты за спину, а тяжелые шлемы приторочены к седлам. Они весело болтали между собой, совершенно забыв о том, что им следовало бы поглядывать по сторонам. Значит, есть все же какая-то справедливость: за такое несение службы они сейчас будут наказаны.
   Наконец стражники соизволили заметить меня — к этому моменту на поляну выехала уже третья фура. Один из солдат пришпорил коня и двинулся по направлению ко мне, вероятно намереваясь задать какой-нибудь вопрос. Выражение его лица, насколько я видел, было вполне умиротворенное.
   — Мир тебе, добрый человек! — вежливо поздоровался он, стараясь не обращать внимания на стоящую позади меня девушку, одетую в кольчугу.
   — И тебе мир, воин…
   — Не подскажешь ли, скоро ль будет Серебряный Бор?
   Разумеется, он знал о том, что до деревни ехать еще с час, иначе грош ему цена. Хороший охранник, тем более не первый год работающий на Рыжего, должен знать дорогу. Вопрос был, скорее, данью вежливости.
   — Скоро, воин, скоро. Если вы оставите повозки здесь, то как раз за час и доскачете, — улыбнулся я ему.
   Некоторое время до этого тугодума доходило услышанное, затем по его лицу пробежала тень. Похоже, он все же понял намек — а я уж и не надеялся. Но все же солдат попытался уточнить:
   — Что ты, добрый человек, разве ж можно бросить наши фуры. Перед тобой караван Сийкста Рыжего, известного в здешних местах человека. Мы продаем оружие, лучшее оружие, может, твою деву-воительницу заинтересует наш товар?
   Он говорил складно и вежливо, не иначе как образованный человек, редкость среди наемников. На мгновение мне даже стало его жаль.
   — Конечно, заинтересует, воин. Мы бы взяли весь ваш товар… и цену я могу предложить высокую, куда выше, чем в Серебряном Бору.
   Он понял. Я заметил, как рука воина еле заметно сместилась к рукояти меча. Что ж, я все равно не собирался отпускать их.
   — Какова же будет твоя цена? — В его голосе вежливости стало намного меньше, зато отчетливо проявились стальные нотки.
   — Жизнь, конечно. Твоя и твоих спутников. И даже ваших лошадей… Разве это плохая цена? Мне кажется, я очень щедр.
   — Это плохая шутка. — Пальцы воина стиснули эфес.
   — Я не шучу.
   Я сунул в рот пальцы и оглушительно свистнул. Казалось, придорожные кусты пришли в движение — три сотни зомби, размахивая в основном дубинами, двинулись к каравану.
   Вдоль обоза прокатился звон извлекаемых из ножен мечей. Стражники еще не поняли, кто им противостоит, но это не займет у них много времени. Впрочем, это ничего не изменит. Воины не боятся зомби, по крайней мере мне всегда так казалось, значит, не побегут.
   Что-то блеснуло у меня перед глазами, и я снова перевел взгляд на своего недавнего собеседника. Он медленно валился с лошади, его рука, отсеченная на локоть, лежала на земле, все еще сжимая в пальцах меч. Лэш спокойно вытирала лезвие своего оружия. Прекрасно, девочка действует замечательно быстро.
   Тем временем моим бойцам до повозок оставалось с десяток шагов, не больше. Двигались они все же недостаточно быстро — обычные разбойники, конечно, хлынули бы со всех сторон бегом, с криками и воплями, стараясь подбодрить друг друга и запугать обреченных солдат. Зомби, разумеется, в этом не нуждались, они шли молча и неотвратимо. Защелкали арбалеты — с обеих сторон, понятно, хотя с нашей их было, увы, немного. Зато эффект от выстрелов был весьма впечатляющ: один из стражей медленно сполз с фуры, судорожно пытаясь вырвать из живота тяжелый болт, а несколько зомби, получивших такие же болты кто в грудь, кто в живот, а кто и в голову, продолжали так же уверенно надвигаться на противника. Даже на меня это произвело впечатление.
   Впрочем, как я и предполагал, стражники оказались не робкого десятка и в панику не ударились. Шанс на спасение у них был — даже без лошади человек может двигаться намного быстрее зомби, а уж мешать им убегать в мои планы не входило… Да и что я мог сделать? Ну, сжечь их всех… а потом дня три отходить от слабости. Нет уж, пусть мои солдатики себя покажут. Да и не будет беглецов, не станут воины отступать.
   Убедившись, что стрелы пользы им не принесут, солдаты схватились за мечи и топоры. Еще мгновение, и сталь встретилась с импровизированными дубинами, и началась бойня. Внезапно мне пришла в голову неприятная мысль: а ведь порубят они моих солдатиков, порубят. А у меня каждый боец на вес золота — неизвестно, что ждет впереди.
   Я обернулся к Лэш:
   — Давай займись ими. Только на части не руби, они нужны мне целыми… по возможности.
   Я еще не успел закончить фразу, а она уже была в гуще схватки. Сейчас, сидя на пригорке, можно было спокойно наблюдать за ее мастерством. Лэш была подобна вихрю — удар, парирование, бросок, еще удар…
   Я заметил, как один из купцов, помоложе, запрыгнул в седло с явным намерением спасти свою шкуру. К этому времени я уже решил, что свидетели мне не нужны, и банальный огненный шарик смел его с коня — на землю мужик упал хорошенько прожаренным. Остальные поняли, что попытки бегства ни к чему хорошему не приведут, и теперь сражались с отвагой обреченных, стараясь если и не победить, то хоть продать жизнь подороже. Это было достойно уважения, но не настолько, чтобы сохранить им эту самую жизнь. Все было кончено очень быстро.
   * * *
   Пожалуй, Лэш следовало отправить в бой с самого начала — мне предстояло лишний раз убедиться, что солдаты из зомби весьма посредственные. Каких-то четыре десятка стражников умудрились изрубить в куски по крайней мере двадцать моих бойцов. Успели бы и больше — но их задавили числом, не считая тех, с кем справилась Лэш. Эти двадцать были первыми понесенными мною потерями, хотя трупы стражников с лихвой эти потери возместят. Но вымотаюсь я к вечеру изрядно, это уж наверняка. Активировать столько тел подряд без отдыха — это не прогулку совершить.
   Очередное тело, принимая в себя заклинание, выгнулось дугой, опало, а затем медленно поднялось. Это был тот молодец, что разговаривал со мной — не стоило, пожалуй, Лэш отрубать ему руку, без руки он принесет меньше пользы, чем хотелось бы. Но какой-никакой, а боец, сойдет и так. Я сплюнул, смахнул со лба пот и занялся следующим — у него был выбит один глаз, это тоже было не слишком хорошо, ну да ладно… Мой страж, пока я возился с новообращенными соратниками, занималась раздачей оружия — в фурах действительно оказалось достаточно железа, чтобы неплохо вооружить весь отряд: кого мечом и щитом, кого копьем или алебардой. И главное — теперь в моем распоряжении было полсотни арбалетчиков — немалая сила против любого врага.
   Много было и свободных лошадей, но я, к сожалению, воспользоваться ими не мог. Можно, конечно, взвалить на коня разлагающийся труп, но вот заставить этого коня хотя бы более или менее слушаться — сомнительно. Да и на всех лошадей не хватит. Нет уж, придется моим вонючим бойцам проделать весь предстоящий путь пешком. Я-то, разумеется, пешком не пойду.
   Лэш ни с того ни с сего прыгнула ко мне, на лету выхватывая из ножен клинки, и встала чуть впереди, закрывая хозяина от все еще неизвестной тому опасности.
   Опасность вскоре обнаружилась, и я ощутил, как по коже пробежала волна предательской дрожи— на опушке стоял, опершись на огромный двуручный меч, высокий человек в тускло отливающих серебром доспехах и глухом шлеме без плюмажа. Я сразу почувствовал, сразу понял, кого вижу перед собой — память Учителя не позволяла ошибиться. Это был Серый Паладин, и он пришел за мной.
   Никто не знал, как Серый находит свои жертвы — чутье у него на них, что ли… Но ведь находит же, труп ходячий! С наибольшим энтузиазмом, конечно, он охотится на вампиров — я знал его историю, Учитель в свое время рассказывал, поэтому понять его было можно. Но мы-то чем ему помешали? Подумаешь, перебили несколько десятков тупоголовых солдат. Однако факт остается фактом: Серый убил Учителя и теперь добрался до меня… тут-то ему и обломится. Учитель был один, и он не был готов к нападению, но я-то знал, что наша встреча неизбежна. Я бы предпочел, чтобы она произошла попозже, сейчас у меня другие проблемы, но это Судьба, и против нее не попрешь. Придется, видимо, принимать бой — миром договориться с Паладином пока ни у кого не получалось, иногда даже сомневаешься, что он вообще слышит то, что ему говорят. Слышит, гад, еще как слышит — слух у него, как у собаки, и в темноте видит почти как днем. Уж сколько раз вампиры пытались с ним разобраться — ночью, в самое их время. Конец, как правило, был один: вампиров в этом мире становилось несколько меньше, а Серый отправлялся искать новую жертву.
   Он спокойно стоял и оглядывал мое воинство — по крайней мере страха он не испытывал, страх, осторожность и чувство самосохранения присущи живому существу, а он, как и мои солдатики, к этой категории не относится.
   Я швырнул в него фаербол — детская выходка, Учитель наверняка лишь посмеялся бы над ней. Уж сколько раз он мне твердил, что магия как таковая против Серого совершенно бесполезна… Была, правда, одна идейка на этот счет, и на эту идею, собственно, я и рассчитывал. Согласно элементарной логике, раз оружие его не берет в принципе, значит, следует пользоваться магией, но не абы как, а продуманно. Обычные нападки типа этого огненного мячика для него не более чем булавочный укол. И того менее — огненный шар бессильно разбился о доспехи, Серый же даже не вздрогнул.
   Простояв так несколько секунд, он вскинул меч на плечо и неторопливо зашагал в мою сторону. В этом спокойном, размеренном движении было что-то до дрожи пугающее — да и стыдно ли испугаться, когда прямо на тебя прет этот монстр, настолько уверенный в себе, что просто не считает нужным обращать внимание на какие-либо препятствия. Ряды зомби сомкнулись на его пути, однако рыцарь ни на мгновение не замедлил шаг. Так же неторопливо он сомкнул обе руки на рукояти меча и принялся… Нет, это был не бой, это было… избиение. Мое сердце обливалось кровью — не от жалости к рубимым в капусту зомби, а от осознания того, что мое войско, потребное совсем для других дел, в настоящий момент медленно, но верно уменьшается в размерах.
   Меч Серого описывал сверкающие восьмерки, и там, где проходило смертоносное лезвие, ничто не могло оказать ему сопротивления — сталь клинков, дубленая кожа щитов, дерево толстых дубин, гниющая плоть или кости, — все распадалось под ударами призрачного меча — страшного оружия, созданного магией. Несколько арбалетных болтов ударили в броню и бессильно отлетели, расплющив наконечники, — доспехи Серого, также созданные одним лишь волшебством, невозможно было пробить обычным оружием.
   Это зрелище заставило меня на несколько секунд оторопеть — и за эти секунды Серый искромсал чуть не два десятка зомби, неуклонно приближаясь ко мне. Кажется, он даже шаг не замедлил, словно не сквозь ряды каких-никаких, а бойцов прорубался, а просто шел сквозь туман, разгоняя его взмахами призрачной стали.
   — Взять его! — заорал я. — Повалите его! Держите его за руки!
   Считается, что Серый бессмертен, — это не так. Считается, что он непобедим, — это тем более не так. Победить Паладина можно, по крайней мере, как говорил Учитель, теоретически, но простым смертным это не под силу. Прежде всего потому, что призрачные доспехи Серого сами по себе опасное оружие — достаточно до них дотронуться, и больше никогда вам не владеть рукой. Можно поймать его арканом, но и веревка выдержит лишь несколько секунд, потом просто расползется, как гнилая. Но для зомби это было не смертельно… на них попросту не действовал колдовской паралич.
   Паладин, видимо, оценил опасность и попытался найти защиту для спины — для этой цели ему вполне подошла ближайшая фура. Нет, похоже, кое-что человеческое ему все же не чуждо — или это просто стремление нанести максимум ущерба? Прикрывшись от атаки сзади, он вновь принялся орудовать клинком, снося головы, отрубая держащие оружие руки, рассекая туловища пополам. Груда шевелящихся обрубков у его ног все росла и росла, но усталости он, как и мои солдаты, не чувствовал. Я видел, как Лэш рвется в бой, но приказал ей стоять на месте, Серый разделается со стражем так же легко и быстро, ничто не способно противостоять призрачному оружию.
   — Повалите его! — снова заорал я на тупых мертвецов, которые продолжали надвигаться на Серого, давая ему возможность превратить еще нескольких зомби в гуляш. Меня бесило то, что с таким трудом собранные Учителем солдаты находят свой бесславный конец один за другим, не имея никаких шансов на победу. А Серый продолжал рубить и кромсать…
   Наконец им все же удалось повалить его — это было нелегко и стоило мне по меньшей мере полусотни изрубленных в куски тел. Но главное, цель была достигнута — теперь Паладин лежал на спине, в каждую его руку и ногу вцепилось по пять-шесть зомби, не давая Серому пошевелиться. Его сила, полученная от колдовского ритуала, была велика, но небеспредельна — вырваться он не мог. Пока не мог — я ясно отдавал себе в этом отчет, поэтому следовало торопиться. У меня, вернее, у Учителя был план, и сейчас мне предстояло попытаться его реализовать. План казался безупречным, но в таких вещах ничего нельзя сказать заранее.
   Я отдал Лэш необходимые указания и начал читать заклинание, торопиться не следовало, малейшая ошибка, и ничего не выйдет, придется начинать сначала. Лэш, откопав в сумке нужную бутыль, неторопливо поливала пытающегося освободиться Паладина темной густой жидкостью со специфическим запахом. От того, как тщательно она его обольет, зависел успех всего дела.
   У меня мелькнула крамольная мысль о том, что это деяние, безусловно, достойно быть вписанным в историю: победить Серого Паладина — это не шутка, это доказательство высшего мастерства. Не само заклинание, конечно — оно вполне обычно, хотя и достаточно высокого уровня, — а способ его применения, хитрый способ, и если я… Учитель… в общем, если мы правы, то для Серого все будет кончено.
   Непонятные, но крепко заученные слова ложились свободно, как будто я всю жизнь занимался этим делом. Заклинание шестого уровня — мне вообще не приходилось подниматься выше четвертого, так что правильность словоформ исключительно на совести Учителя… его памяти, точнее. Память услужливо подсказывала мне фразу за фразой — заклинание длинное и сложное, выучить его не так просто.
   Наконец оно стало подходить к концу; Лэш, заранее проинструктированная, зажгла факел и ткнула им в щедро политую фигуру. Взметнулось пламя, охватив и Серого Паладина, и большую часть держащих его зомби. Жаль, но ими придется пожертвовать — Серый куда важнее, чем еще два десятка смердящих мертвецов, которых в конце концов можно будет заменить другими.
   Коптящий столб пламени вздымался на высоту в два, а то и в три моих роста — жидкость горела просто изумительно. Интересный, кстати, состав — некоторые используют его как оружие. Сам я не видел, но, говорят, корабли герцога оснащены катапультами, стреляющими этим составом. Им это очень даже часто помогает, когда они с пиратами дерутся, — один выстрел, и на месте пиратского корабля факел. И никакой тебе магии.
   И вот я произнес последние слова заклятия — огненный столб внезапно скрутился в воронку, затем полыхнул в разные стороны, разметав державших Паладина зомби и сразу превратив половину из них в обгорелые остовы… Передо мной стоял огненный дух, огромный, намного выше меня, и очень злой.
   Паладина больше не существовало — дух, возникший из живого пламени, охватившего Серого со всех сторон, вобрал Паладина в себя, растворив его в потоках огня, но и для самого духа это не прошло бесследно. Я мог бы сейчас произнести формулу освобождения, но это было опасно — уходя, дух мог оставить Паладина целым, с него станется. Смешение этих двух существ причиняло элементалю страшные мучения, если, конечно, он вообще способен ощущать боль. Сейчас он умирал, и лишь произнесенное заклинание не давало ему наброситься на меня, своего хозяина. А духу этого явно хотелось, он пытался двигаться ко мне, но выходило у него это медленно, натужно — вся его сущность протестовала против нападения на господина. Поэтому мне было достаточно время от времени делать шаг назад, чтобы сохранять дистанцию. Дух корчился в агонии — ждать оставалось недолго.
   Наконец раздался долгожданный стон, в последний раз полыхнуло пламя, и элементаль исчез. Лишь оплавленные камни свидетельствовали, что еще несколько секунд назад здесь бушевало древнее огненное существо. Камни… и два десятка заживо… ну, в общем, до костей обгоревших зомби. Они теперь, конечно, никуда не годились, хотя и продолжали слабо шевелиться — вложенные в них заклинания были достаточно сильны.
   От Серого Паладина не осталось ничего — ни меча, ни доспехов, ни даже пепла. Он исчез. Навсегда.

Глава 11 НАЕМНИКИ. ПОГОНЯ.

   — Хо-хо, а вот и мои друзья! — заплетающимся языком провозгласил Тьюрин, из чего мог быть сделан только один достоверный вывод. Гном, похоже, пьянствовал весь период их отсутствия, иначе нельзя было объяснить его состояние — напоить гнома дело весьма и весьма непростое.
   — Приветствую, Тьюрин, — поздоровался Рон, опускаясь на скамью.
   — Хорошо ли прошла ваша п… поездка? — слегка заикаясь, поинтересовался гном, протягивая лапищу к новой кружке эля. Брюхо его основательно раздулось, похоже, этих кружек туда было вылито уже превеликое множество.
   Рон жестом подозвал хозяина таверны и потребовал пива — в горле першило от пыли. Сделав несколько жадных глотков, он перевел дыхание и кивнул:
   — В некотором роде, дружище. Могло бы быть и лучше, но…
   — Фее ани такие! — убежденно заявил гном, икнув. — Нихто, па-анимаешь, камандир, нихто не хо-тит ваевать… Я этих… ик… трусов уга-аваривал, я их золотом… ик… соблазнял. Ба-аятся, смер-рды!
   — Слушай, Тьюрин, может, тебе пойти поспать? Мы завтра выступаем.
   — Ты шо, думаешь, я пьян? Я не пьян. Я немного выпил… ик… са-авсем немного. И я хачу ишо. Эй, ты… у меня кружка уже сухая… а па-ачему, спраш-вается? А патаму, што здеся все трусы и… ик… лентяи. Даже кружку налить не хатят, зар-разы!
   — Конечно, ты не пьян, почтенный гном, — миролюбиво сказал Рон, движением брови давая понять хозяину таверны, что больше наливать гному не следует. Тот, как будто давно ожидавший этой команды, с напускной деловитостью начал обслуживать других клиентов.
   — Па-ачему мине не наливают? — обиженно поинтересовался гном, внимательно разглядывая пустую кружку в слабой надежде, что на дне еще что-то осталось. — Я щас обижусь. А ты знаешь, камандир, шо будет, ежели я обижусь? Вижу, не знаешь… я эту паганую таверну, Чар ее задери… по бревнышкам раскачу… Будут знать, жлобы, как пачтенного гнома… ик… пива лишать. Я им… па-кажу… смер-рдам… удумали… тоже… пива… им… жалко…
   Рон подумал, что гном последние часы держался только за счет своего могучего организма да из стремления дождаться их возвращения. Теперь же, когда Тьюрин убедился, что его спутники живы и здоровы, сопротивляться выпитому он уже не мог, его речь становилась все бессвязней, пока он наконец не упал лицом на стол и не захрапел так громко, что все взгляды обратились в его сторону.
   Рон кивнул Брику, и они вместе, подхватив низенького, но чудовищно тяжелого гнома, потащили его наверх, в комнату, где уложили подземного воителя на койку и оставили отсыпаться.
   Им же еще предстояло сделать немало дел. Вьючные лошади, запас провизии, карты — много чего требовалось подготовить заранее, и командир, как самый опытный, и Брик, как самый молодой, отправились решать эти важные проблемы. Айрин же, как Рон и ожидал, заперлась в комнате, потребовав у хозяина таверны здоровенную охапку свечей, и снова углубилась в изучение своего сокровища, полностью отключившись от иных забот. Правда, прежде чем уйти, Рон позаботился о том, чтобы девушка хотя бы поела.
   Сам он отправился к мэру — надо было объяснить ему, что охотиться на грифона больше не стоит.
   * * *
   Эти сны опять вернулись… Тьюрин уже начал было надеяться, что та боль оставит его, ну или хотя бы станет чуть помягче, не заставляя его кричать во сне и просыпаться в холодном поту. Со времени последнего кошмара прошло больше месяца. Да, пожалуй, уже больше — их встреча с толпой ходячих мертвецов, закончившаяся отчаянной стычкой, была еще зимой. Та драка, из которой он единственный вышел невредимым, дала облегчение, и он уже решил, что это навсегда.
   И ошибся. Они снова вернулись — Тайрина и Твар…
   Может, дело было в том, что он остался один. Друзья… ну, пусть не друзья, пусть просто спутники… в общем, Рон и остальные уехали искать этого своего грифона, а он остался совсем один, и не было ничего, что смогло бы отвлечь его от тягостных мыслей. В то, что Торном проклятые химеры окажут помощь их отряду, он не верил. Куда больше надежд он возлагал на людей и гномов, но все усилия пошли прахом: каким бы плохим оратором ни был сэр Сейшел, сам Тьюрин в этом искусстве был еще более далек от совершенства. У него ничего не вышло, что и следовало ожидать. Ничего не вышло… как и тогда, много лет назад…
   Корона третьего колена подгорного племени лежала в мешке, надежно укрытая от посторонних глаз, но гном явственно ощущал тяжелый металл на своей голове. Корона… Эх, вернись она в этот мир раньше, вернись вместе с рассказом великого дракона — и многое бы изменилось. Они бы остались живы, Тайрина и Твар… его жена и его сын.
   Народ, потерявший своего короля… Люди немало переняли от гномов, как, впрочем, и от других народов. Тьюрин слышал, что, если полк терял свое знамя, оставшихся бойцов разгоняли по другим частям, а название полка, сколь бы гордым и грозным оно ранее ни было, предавали забвению. Но эта традиция была лишь жалким подобием того, что обрушилось на третье колено, когда им не удалось обнаружить в подземных лабиринтах ни своего короля, ни его тело, ни на худой конец корону.
   Ни один человеческий пария не испытывает такого унижения, такого всеобщего презрения, как гном, принадлежащий к «проклятому» роду. Даже сейчас, спустя столетия, это презрение осталось столь же бескомпромиссным, что и раньше. Гномы сильны своими традициями, даже когда они им же во вред. Третье колено было сильным родом, богатым — и в одночасье лишилось всего, тем самым ослабив и весь род гномов в целом, но кому до этого дело, если традиция требует подвергнуть виновных унизительной процедуре «отлучения от гор». И отлучение состоялось…
   При всем притязании на всеведение люди многого не знают. Они рады, что гномы куют им оружие, строят им замки или просто участвуют в их войнах, зачастую вынося на своих плечах основную тяжесть битв. Какое им дело до того, что гномы идут на это только ради одного — чтобы быть хоть кому-то нужными. Пусть даже и людям — ведь соплеменники, не принадлежащие к проклятому роду, не скажут «отлученным» ни одного доброго слова, не откроют двери своих пещер, не пустят к столу даже умирающего от голода, а к очагу — замерзающего на их глазах. Традиции сильны…
   Конечно, на людях гномы стараются не показывать свою боль — ни к чему простым смертным лезть в душу подгорному народу…
   Тогда, много лет назад, их просто в очередной раз изгнали с насиженных мест. И никто не возмутился, никто не затаил обиду на соплеменников, потребовавших, чтобы «проклятые» освободили пещеры, чем-то приглянувшиеся королю шестого колена. Сильны традиции…
   Зима… гномы, живущие у вечно горячего сердца земли, не любили холодов. И все же никто не возражал — собрали свой нехитрый скарб и ушли в снежную тьму, как требовал приказ. Ослушаться его было выше их сил, да они и не особо пытались, за века привыкнув и смирившись со своей долей вечно гонимого, презираемого рода. Они ушли во тьму, таща за собой повозки, неся на руках детей, которые не могли идти сами… Таких было немного, дети у гномов рождаются нечасто.