Маги хорошо научились прятаться, а кто не научился, тот… В общем, у всего этого были и положительные стороны, во всяком случае, не обремененные заботами практикующих «светлых», некроманты могли куда больше времени уделить теоретическим изысканиям.
   Великий Зог открыл много лет назад, что способности некроманта неизмеримо возрастают, если он перестает быть просто человеком — лучше всего пройти обряд смешения крови с высшим вампиром… Это подняло некромантов на недосягаемую высоту, но не прибавило им популярности.
   Разумеется, некроманты, смешавшие свою кровь с вампиром, не вампиры. Те не могут жить при солнечном свете, осиновый кол, пробивший сердце, убивает их на месте… хотя с колом в сердце и некромант не выживет… Конечно, мы пьем кровь — это придает силы, да и очень вкусно, признаться, — но можем обойтись и без нее. И свет нам не вредит. И убить опытного адепта — задача непростая. Но главное — это Сила, которую мы получаем… и именно этой силе завидуют остальные маги, исподволь натравливая на нас людей.
   И там, где Пламенный маг с гордостью носит свой дымчатый кристалл, некромант должен прятать Знак от чужих глаз.
   * * *
   — Берг, ты снова отлыниваешь? — мрачно заметил Учитель, и я вздрогнул. Да, сегодня явно день не для занятий, что-то меня потянуло на воспоминания.
   По-видимому, магистр это понял, поэтому он поднялся со своего кресла и, потягиваясь, прошелся по комнате.
   — Ладно, Берг, занятия на сегодня окончены. Но для тебя есть еще одно дело…
   А вот этого я ждал. Как ни гордится Учитель своим всегда непроницаемым видом, но непроницаем он только для посторонних. Я-то еще со вчерашнего вечера чувствую, что у него что-то на уме. Посудите сами, уехал куда-то, два дня отсутствовал, потом вернулся довольный, да к тому же ни с того ни с сего запрещает мне подходить к сараю. Явно прячет что-то… Вот сейчас и узнаем.
   Я взмахнул рукой, и свитки, взлетев со стола, ровными рядами улеглись на полке. Учитель кивнул и направился к двери, поманив меня за собой. Мог бы и похвалить… Хотя когда такое было?
   Я так и знал: наш путь лежит к сараю — это добротное строение, возведенное руками наших невольных помощников. Они управились быстро, хотя трупы были для этого не вполне подходящие — лучше всего для оживления подходят свежие покойники, а тут пришлось довольствоваться… несвежими. Запах стоял пренеприятнейший, но дело того стоило. Пожалуй, этот сарайчик простоит не один десяток лет.
   Учитель подошел к двери и осмотрел тяжелый железный замок, который я лично видел впервые. Сарай никогда не запирался, там же одни дрова… Такие замки делали специально для магов — никакой тебе замочной скважины, она не нужна колдуну. Щелчок пальцев, и толстая стальная дужка открылась.
   Учитель распахнул дверь и, пропуская меня вперед, коротко приказал:
   — Свет!
   Я взял прислоненный к стене сарая факел, заученным движением сфокусировал на его кончике поток энергии и бросил короткое заклинание из Пламенного цикла. Факел вспыхнул, освещая мне путь. Разумеется, света он давал гораздо больше, чем зажженный от обычной лучины, — в конце концов я тоже кое-что умею. Повинуясь безмолвному приказу, я вошел.
   Дрова здесь действительно были, правда, не так уж и много, похоже, скоро предстоит поработать. Далее пол сарая был усыпан толстым слоем соломы, а в углу…
   На меня уставились огромные глаза, испуганно глядевшие из-под густой, золотисто-зеленоватой челки. Острые ушки, прижатые к голове, тоже выдают страх. Девочка… да, это самая настоящая эльфийская девушка, лет пятнадцати от роду. Она вжалась в угол, стараясь казаться меньше, и настороженно, со страхом следит за моим приближением. Видимо, знает, что ее ждет. Да что там, наверняка знает, у них же, эльфов, прирожденная чувствительность к таким делам, как темная магия, — и это при том, что первыми «темными» как раз и были эльфы.
   Жаль, что такое выпадает не часто — не более одного-двух раз в год. Учитель говорит, что живая кровь дает дополнительную силу, и это было верно, но сделать глоток горячей, солоноватой, густой крови удавалось до обидного редко — разумеется, мы никогда не брали… ну… их… людей, в общем, в ближних селениях. Опасно. Но иногда Учитель покупал рабов, которые и доставляли мне эти блаженные минуты. Правда, за ними приходилось далеко ездить, опять-таки чтобы не вызывать подозрений.
   Я почувствовал, что непроизвольно начал отращивать клыки. Обычно это удается мне сделать за минуту, иногда быстрее… Сейчас же они стали увеличиваться просто с пугающей скоростью. Девушка задрожала и тихонько завыла — даже не закричала, а именно завыла, понимая всю бесполезность зова о помощи и ни на что не надеясь, лишь жалея себя этим тоненьким, жалобным воем.
   Учитель положил руку мне на плечо:
   — Не сейчас, Берг…
   — Простите, Учитель?
   — Не сейчас. Я привел ее, потому что тебе пора разобраться на практике в том, что ты столь прилежно изучал в теории. Итак, перед тобой женщина… и поступи с ней так, как поступают с женщинами. — Он некоторое время помолчал, потом добавил, как мне показалось, без особой охоты: — Ну а потом… можешь…
   Я снова повернулся к эльфийке. В свете факела ее расширенные от ужаса зеленые глаза отливали красным и желтым огнем, на лбу выступили капли пота, а руки поднялись на защиту в тщетной надежде испугать меня нежными длинными ноготками.
   Я бросил одно из самых необычных в этом мире заклинаний. По словам Учителя, это его изобретение, сделанное много лет назад, когда он был еще очень молод…
   Мы не вампиры. Лично я считаю себя человеком… ну, чем-то получше, разумеется, чем просто человек, но все же не вампиром. То, на что способны высшие вампиры, получается у них рефлекторно. Их считают разумными созданиями, и в кое-каком разуме им действительно не откажешь, но многие свойства они приобретают изначально, с момента рождения. Я имею в виду рождение вампира, то, чем или кем он был до «рождения», значения, само собой, не имеет.
   Так что их способности нам в общем-то не свойственны. Я, к примеру, не могу превратиться в летучую мышь. Вообще, трансформацией тела владеют только вампиры и в несколько меньшей степени — оборотни. Всем остальным существам это недоступно. И ни одному магу, насколько мне известно, тоже. Я не могу сделать человека вампиром, настоящим, по крайней мере. Хотя с помощью заклинаний можно добиться похожих, а иногда и лучших результатов.
   Да… кстати, еще одно свойство, которое приписывают вампирам, — необычайный успех у женщин. Я говорю «приписывают», поскольку лично не проверял. Но вот заклинание Учителя — это, я вам скажу… просто произведение искусства.
   Короткая фраза, и я почувствовал, как щеки начинают гореть… не слишком приятное ощущение, но оно скоро пройдет, по опыту знаю. Зато теперь я имею возможность оценить эффект этой магии не по книгам, а непосредственно в действии…
   Девочка дышит уже иначе… дыхание становится тяжелым, глаза, кажется, раскрылись еще больше, и в них уже не бьется ужас, теперь выражение их совсем, совсем другое… И пальцы уже не скрючены демонстрацией исконно женского оружия…
   Кончик розового язычка облизывает верхнюю губу. Ее взгляд становится масленым и горячим, я вижу, как она слегка отводит плечи назад, благодаря чему ее прелестная грудь приподымается и кажется больше… Она протягивает ко мне руки, и теперь в ней нет ни капли страха — только желание, все растущее и растущее с каждым мгновением.
   Я приникаю к ее пухлым губкам и получаю в ответ страстный, пьянящий поцелуй — первый поцелуй в моей жизни. Я, возможно, неловок, но она сейчас не способна ничего замечать, она хочет только одного и намерена получить это. И я тоже не возражаю…
   Я беру ее резко, даже грубо — она вскрикивает… Надо же, она девственна… У меня мелькает мысль о невероятной сумме, которую Учитель должен был заплатить за девственницу эльфийку… Но мысль тут же уходит, сметенная волной незнакомых ранее ощущений. Я помню, что надо делать, но, как мне кажется, тело и само прекрасно знает, как себя вести… Я чувствую приближение чего-то — мне не раз приходилось испытывать это во сне, но сейчас, наяву, все куда острее, куда сильнее…
   У меня вырывается стон, пальцы впиваются в обнаженные плечи девушки, пронзая кожу до крови… Она не чувствует боли, она стонет и изгибается дугой, с силой обхватывая меня своими неожиданно длинными и очень стройными ногами… Ее коготки, еще несколько минут назад нацеленные мне в лицо, сейчас царапают мне спину, но в этом нет угрозы — только страсть…
   Ее голова откидывается назад, зеленоватые волосы разметались по соломе… я целую ее покрытую нежным пушком шею и чувствую, как стремительно растут клыки… Уже не в силах удержаться, я впиваюсь в эту чудесную лебяжью шею, уверенно находя пульсирующую жилку, и струя свежей горячей крови брызжет на мое пересохшее нёбо. Девушка бьется подо мной, но я знаю, что она не чувствует ни боли, ни страха… Она счастлива, она испытала такие ощущения, которые недоступны женщине, если ее партнер — обычный человек…
   Наконец все заканчивается. Я медленно поднимаюсь, тяжело дыша. Ее нежное, хрупкое тело еще содрогается — смесь экстаза и предсмертных конвульсий. Тыльной стороной кисти вытираю губы— на коже остается ярко-алая полоса, и я с наслаждением слизываю кровь. Клыки уже убрались, я постепенно успокаиваюсь… и — только сейчас замечаю Учителя, который одобрительно смотрит на меня.

Глава 3 НАЕМНИКИ. КРАТЧАЙШИЙ ПУТЬ

   — Так, значит, говоришь, семь дней?
   — Точно так, ваша милость, точно так. Семь дён, а то и поболе. Это ж его сиятельства курьеры за семь ден доезжают, так у них же, поди, и лошади заводные, да и поклажи кот наплакал. Да уж, тут, пожалуй, и все восемь, а то и девять…
   — Ясно, — махнул рукой Рон в призрачной надежде прервать словопрения хозяина постоялого двора, который готов был разбиться в лепешку, лишь бы угодить сиятельным господам.
   Хозяина можно было понять — село хоть и большое, но стоит меж двух горных хребтов, караваны наведываются редко, даром что дорога дальняя и не то чтобы совсем уж спокойная. Да и что с местных взять-то купцам? Зерно, шкуры коровьи да прочие нехитрые деревенские товары — так это можно было взять и поближе к местам обетованным, и риска меньше. А что до дешевизны местного барахла, так ведь на одной охране обоза больше потеряешь — стражники, они звонкую деньгу любят и за просто так беречь чужое добро не станут.
   Посему купцы сюда наезжали редко и останавливались ненадолго — дела денежные сидеть на одном месте не велят. А уж благородные гости, которые за постой золотом платят, — и вовсе редкость, почитай раз в год забредет какой дворянин… да и те больше в рыло норовят дать, чем с монетой-другой расстаться. И ведь жаловаться на них — себе дороже, его сиятельство герцог завсегда за благородного заступится, вот уж точно, ворон ворону глаз не выклюет…
   Эти мысли заставляли хозяина постоялого двора буквально стелиться перед благородными господами, заявившимися вчера. Господа ясно дали понять, что задерживаться не собираются, чем донельзя огорчили предприимчивого хозяина, уже готовившегося подсчитывать барыши. От огорчения, наверное, он содрал с них за постой вдвое против обычного — и ведь ничего, заплатили не поморщившись. «Видать, не потом и кровью нажиты деньги-то, — думал трактирщик, постепенно приходя в привычное благодушное настроение. — Таких и обобрать не грех, все одно уйдут их монеты не мне, так кому другому. Так почему бы и не мне?»
   — А дороги нынче, ваша милость, неспокойные… — Он, казалось, не замечал жеста рыцаря, призывающего к молчанию. — Прям скажем, недобрые времена нынче. Говорят, разбойники повадились на обозы нападать…
   Он, собственно, даже и не врал… почти. Бандитов в здешних лесах и впрямь хватало — это там, поближе к герцогским владениям, их повывели, а тут, в глухомани… Да только хоть на обозы и нападали, но было это в последний раз год, а то и полтора назад. С тех пор обозов-то и не было, и разбойники, пожалуй, с голодухи перемерли.
   — Оно конечно, с караваном каким вам, ваша милость, куда как сподручнее будет и отож безопаснее, охрана какая-никакая. А обозы здесь ходют, не так уж и часто, понятно, но ходют, куда ж без них…
   Конечно, никакого обоза не предвиделось в обозримом будущем, но благородным господам об этом знать вовсе не обязательно.
   «И ведь доброе дело делаю, — думал хитрец, убеждая себя в том, что ложь во спасение в некоторых случаях просто необходима, — Так ведь могут и взаправду нарваться на разбойников, порежут их почем зря. И золото уведут. А так, глядишь, поживут здесь недельку-другую, авось и раздумают ехать… а счетец тем временем расти будет».
   — Так, любезный… а карта у тебя есль? — вдруг спросил Рон.
   — Есть, ваша милость, есть, — засуетился хозяин и рванул в чулан. Он просто нюхом чуял запах денег.
   Некоторое время из чулана доносился шум отодвигаемых сундуков, что-то посыпалось, что-то зазвенело — хозяин с энтузиазмом занимался поисками. Наконец он вынырнул из недр своих запасников, несколько пыльный, зато с довольной улыбкой на лице.
   — Вот, ваша милость… Начертана клириком одним, проезжим. Денег у него не было, вот он за постой со мной этим свитком и расплатился. Должен много был, да уговорил, сказал — вещь эта больших денег стоит…
   Рон, не вслушиваясь в болтовню хозяина, рассматривал карту. Кое в чем тот был, безусловно, прав. Карта действительно стоила недешево — таких прекрасных карт ему не доводилось встречать уже давно. Обычно попадались дешевые поделки или в лучшем случае плохие копии, выполненные кое-как, дерьмовыми, расплывающимися от первой же капли чернилами, без особой заботы о точности масштаба. Эта же была сработана на совесть, — похоже, делал мастер.
   Карта охватывала довольно большую часть местных угодий. Рон без труда нашел на ней ту тропу, по которой они пересекли перевал, — тропа была нарисована столь аккуратно, что и ребенок, пожалуй, не мог бы заблудиться. И со всей очевидностью карта говорила о том, что их конечная цель очень далека.
   Ехать предстояло на север, по тракту, затем, обогнув горный хребет, поворачивать чуть ли не на юг и далее проделать еще почти такой же путь. Огромная петля, хотя напрямую, через горы, — рукой подать.
   — Сколько хочешь, хозяин, за карту? — спросил Рон, лишний раз подумав про себя, что пора бы уже и научиться сохранять равнодушие при виде понравившегося товара. Пока у него это не особо получалось, и любой торговец, профессиональным взглядом замечая интерес клиента, тут же беззастенчиво вдвое увеличивал цену. Торговаться Рон, кстати, тоже не умел и не любил. Хотя иногда приходилось…
   — О господин, клирик тот задолжал мне четыре золотых… — Увидев, как нахмурился Рон, хозяин тут же продолжил: — И если мне удалось бы вернуть хотя бы половину этой суммы, я был бы безмерно…
   Рон в глубине души сознавал, что работа мастера могла бы стоить, пожалуй, и побольше пары золотых монет, но он нисколько не сомневался и в том, что сам трактирщик не только не представляет истинной цены этого произведения искусства, но и будет рад сбыть карту гораздо дешевле. Поскольку альтернативой является возвращение свитка на пыльную полку, где он может с тем же успехом пролежать еще не один год.
   Рон небрежно бросил свиток на стол:
   — Нет.
   Хозяин покраснел, жадность боролась в нем с желанием сбыть лежалый товар, и последнее в конечном счете победило.
   — Может, господин назначит свою цену? — неуверенно спросил он.
   Рон снова взял карту, развернул ее, просмотрел, хмурясь время от времени, словно обращая внимание на только ему одному видимые изъяны, затем достал из кошеля пять серебряных монет и, сложив их столбиком, чуть подтолкнул пальцем к хозяину постоялого двора.
   Тот некоторое время молчал, разглядывая монеты — сумму, в четыре раза меньшую, чем та, что была названа изначально. Затем несколько униженно поклонился и пробормотал:
   — Не будет ли господин столь милостив… Еще бы две монеты… И эта карта ваша.
   Рон выдержал длинную паузу и, ни слова не говоря, положил на стопку еще одну монету. В том, что торг на этом завершится, он был совершенно уверен. Так же как и в том, что рассказ о столь сильно задолжавшем клирике — чистейшей воды сказка. Даже живи здесь полгода в долг, и то не то что на четыре золотых, и на один-то не наешь…
   Хозяин понял, что больше он не получит. Прикинув, что, с одной стороны, можно было бы еще и поторговаться, а с другой — шесть сребреников— это лучше, чем пыльный свиток в кладовке, он смахнул деньги со стола и, угодливо улыбаясь, принялся ждать дальнейших пожеланий гостя.
   — А теперь скажи-ка мне, нет ли здесь какой другой дороги. Прямиком через горы?
   Конечно, хозяин мог и соврать — соврать недолго, да вдруг благородный господин кого другого для проверки спросит. А ведь всему селу не накажешь молчать, да и с чего бы. И потом, ежели про ложь узнает, может и шкуру спустить — с них, благородных, станется. Так что врать надо умеючи…
   — Как же, как же, ваша милость… Есть и прямая дорога, только плоха уж очень. Почитай, сколько здесь живу, никто и не ходил тем путем… Да и какая дорога-то, одно название. Тропа скорее… Повозка там не пройдет, да и коней в поводу вести придется по кручам. И потом… бают людишки, твари там всякие водятся… — понизил он голос, стараясь придать словам своим побольше веса и искренности. — Скот, что в той стороне пасется, пропадать стал. И ведь что интересно, находили коровушек… одни бошки да копыта. И кровищи… Не ходите вы, господин, той дорогой, дождитесь каравана. И вам спокойней, и мне грех на душу не брать, что указал вам дорогу на верную смерть…
   — Ладно, хозяин… — прервал его Рон, заметив, что в зал входят его товарищи. — Тащи-ка нам еще пива, да побольше, и готовь ужин. Там видно будет…
   * * *
   — Брешет он как сивый мерин, — хмуро процедил сквозь зубы гном. — Поговорил я тут кое с кем, каравана нам не дождаться и до осени.
   Рон вкратце пересказал спутникам содержание беседы с хозяином постоялого двора и продемонстрировал карту. Карта была встречена с одобрением, правда, когда Рон признался, что отдал за нее шесть сребреников, гном выразил желание пойти к каналье, взять его за шиворот и немного потрясти. Ровно столько, чтобы вытрясти половину из неосмотрительно отданного Роном серебра. Впрочем, поскольку серебро было в общем-то не его, гном быстро успокоился, но взгляды на хозяина постоялого двора бросал столь красноречивые, что тот вскоре перестал самолично подходить к столу, направив на замену себе двоих весьма хорошеньких служанок. То ли по наущению хозяина, то ли по собственному желанию одна из них поглядывала на широкоплечего гнома столь призывно, что Рон понял: выспаться этой ночью Тьюрину не удастся. Тем более что тот постепенно размяк под горячими взглядами невысокой пухленькой девушки и был, похоже, не прочь познакомиться с ней поближе. В миру ходило немало слухов о немереной мужской силе гномов, и не только селянки, но и многие весьма уважаемые матроны согласились бы проверить достоверность этих слухов на деле. Впрочем, сам-то Рон прекрасно знал, что преувеличений в этой болтовне не так уж и много.
   Убедившись, что гном не намерен в ближайшем будущем учинять разгром в таверне, Рон предложил обсудить дальнейшие действия.
   Айрин согласилась с Тьюрином — ждать каравана не имеет смысла. Разбойников, разумеется, Пламенный маг нисколько не боялась, однако потеря восьми, а то и девяти дней в дороге никого не радовала. Причем время для путешествия было и впрямь не вполне подходящее — снег хотя и сошел, но было холодно, да и ночевка под открытым небом не самое приятное дело.
   — Тогда, может, все же пойдем через горы?
   — Насколько это короче? — спросила Айрин. Брик, как самый молодой в отряде, предусмотрительно не подавал голоса, пока его не спрашивали, хотя парня так и распирало от желания вставить словечко.
   Рон еще раз внимательно посмотрел на карту. Вряд ли хозяин так уж сильно врал — по крайней мере, на свитке никаких троп через хребет указано не было. Но, Чар подери, есть же дорога…
   — Думаю, дойдем за пару дней, ну или за три, если ничего не случится.
   — Придется проводника искать среди местных, — заметил гном. — Опять расходы…
   — Расходы — это ерунда. Проводника еще найти надо.
   — Найдем, — усмехнулась Айрин. — Пара сребреников способна творить чудеса почище магических заклинаний.
   — А твари эти… — не выдержал Брик — Как с тварями-то быть?
   — Как быть? — рассмеялся Рон. — Бить…
   — Ага, бить, — хмыкнул юноша. — Намедни встретили одну тварь, так до сих пор без дрожи вспомнить не могу.
   — Если ты, парень… — Рон изо всех сил искал замену слова «боишься», поскольку понимал, что обвинение в трусости — верный способ заставить Брика очертя голову броситься навстречу любой опасности. — Может, будет лучше, если мы разделимся. В конце концов должен же кто-то вернуться и принести весть о гибели Драйгара… Да и матери Петера и Лютера надо… сообщить…
   Лицо Брика вспыхнула, он чуть ли не картинно сжал руку на эфесе меча. Несколько мгновений он молчал, затем заговорил, и в голосе его звучала такая обида и злость, что Рон даже оторопел.
   — Ты что, командир? Ты… меня… трусом считаешь? Да как… как ты…
   — Тихо, парень, — пробасил гном, кладя тяжелую ладонь на плечо взбешенного юноши. — Никто тебя не считает трусом. Командир предложил, ты вправе отказаться.
   — Прости, Брик. Я не хотел тебя обидеть. Ладно, друзья, значит, поход через горы считаем делом решенным? Тогда, Айрин-сан, не могли бы вы взять на себя поиски проводника?
   * * *
   Как и предсказывала волшебница, пара серебряных монет сделала свое дело. Молодой парень, для которого эти монеты означали не иначе как дорогой подарок какой-нибудь хорошенькой девушке, не раздумывая, согласился провести их по заброшенной горной дороге. Он же рассказал и о том, что нечисть на этом пути действительно водилась, только уж почитай лет с десяток и скотина не пропадала, и охотники ничего особенного не видели. Сам парень тоже промышлял охотой, и окрестности, как и положено следопыту, знал преотлично.
   На всякий случай Рон все же попытался выяснить, о какой нечисти идет речь. Заставив парня рассказать ему и Айрин все были, небылицы и байки, рыцарь пришел к выводу, что в здешних лесах действительно видели дракониду…
   * * *
   ОТСТУПЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
   Великие драконы. Порождения Первой волны жизни. Иногда их называют духами (или драконами) времени. Разумны. Не подвержены старению. Всего семь: Мрак, Вихрь, Ураган — самцы, Вьюга, Бездна, Прорва и Буря — самки. Размеры колебались от тридцати пяти локтей в длину с размахом крыльев в пятьдесят локтей (Вьюга) до пятидесяти и восьмидесяти локтей соответственно (Мрак). Способны (согласно летописям) выдыхать пламя.
   Дракониды, или виверны. Потомки великих драконов, формально — порождения Второй волны жизни. Долгоживущие. Считаются частично разумными. Размеры — до двадцати локтей в длину при размахе крыльев до сорока локтей.
   Великие драконы, как и духи стихий, были первыми существами, созданными Торном. В отличие от духов, великих драконов, как утверждают летописи эльфов, было семь. Отсюда происходит идиома «история о восьмом драконе», то есть нечто вымышленное настолько, что просто не вызывает сомнений в своей недостоверности.
   Великие драконы были заведомо защищены почти от всех направлений магии контроля, или власти, а также малочувствительны к магии огня и льда. Дракониды иммунитетом к магии не обладают.
   Считалось, что великие драконы, как и духи, были созданы для того, чтобы служить Торну. После того как Торн отошел от дел этого мира, надобность в великих драконах отпала, и они были предоставлены сами себе.
   В отличие от духов стихий, не способных к продолжению рода, великие драконы смогли произвести на свет потомство, однако оно радикально отличалось от своих прародителей. Виверны, хотя и обладающие достаточно большим сроком жизни, твари жестокие, злобные и могут быть названы разумными лишь с большой натяжкой. После участившихся случаев нападения виверн на эльфийские леса экспедиционный корпус эльфов практически уничтожил основное гнездовье виверн, уцелели лишь единичные экземпляры, до настоящего времени встречающиеся в северных лесах. Виверны могут давать потомство, но происходит это относительно редко.
   В настоящее время великие драконы вымерли. Мрак и Ураган погибли в битве друг с другом за обладание Вьюгой. После их гибели Вьюга покончила с собой. Бездна уничтожена самим Торном — якобы за непослушание. Вихрь убит в схватке со стаей мантикор. Его подруга Буря покончила с собой, поскольку не успела прийти на помощь. Последняя, Прорва, была убита армией короля людей Раху Второго ради шкуры. Во время охоты погибло около восьми тысяч солдат.
   Существование ряда религиозных сект, отколовшихся в свое время от основного учения о создании мира Торном, основывается на поклонении великим драконам, а в ряде случаев и драконидам — детям великих. В последних случаях имеют место человеческие жертвы — эти секты, прежде всего «Крылатое Братство» и «Дети Воздуха», были объявлены вне закона.
   (Бестиарий: драконы и дракониды. Школа Сан)
   * * *
   — Если виверна и охотилась в этих лесах, то это было давно, — уверенно заявила Айрин. — Иначе и по сей день пропадал бы скот. Или она ушла искать лучшие места, или ее кто-нибудь убил.