Страница:
— Сдержите его хоть немного! — крикнула волшебница, лихорадочно пытаясь зарядить свое громоздкое оружие. Мысль о применении колдовских способностей у нее, по-видимому, пока не возникла.
На мгновение противники замерли, затем тролль рванулся вперед, прямо на выставленные против него клинки. Впрочем, его равнодушие к стали было, в общем, оправданно.
Рон прыгнул навстречу твари, прекрасно понимая, что их единственный шанс — навалиться скопом. Правда, для этого троих бойцов было маловато, требовалось как минимум четверо.
Брик, в голове у которого в один миг промелькнуло все, что он когда-либо слышал о троллях, включая сказки из далекого детства, чуть замешкался с атакой, и тролль не замедлил воспользоваться этой ошибкой. Могучая лапа, снабженная внушительными когтями, резким ударом отбросила гнома в сторону, вторая устремилась к горлу Рона. Рыцарь изо всех сил рубанул клинком по кисти тролля — чувство было такое, что меч ударился о мореное дерево — тварь взвизгнула и отдернула лапу, но непохоже было, чтобы удар Рона причинил ему какие-нибудь повреждения. Брик, наконец оправившийся от оцепенения, тоже попытался атаковать, но был тут же сбит с ног небрежным тычком в грудь.
Чудовище продолжало нападать, и теперь ему противостоял только Рон, оставшийся на ногах. Брик лежал на снегу ничком, гном, кряхтя, вылезал из глубокого сугроба, Айрин все еще возилась с арбалетом. Черный Барс пока что успешно отражал атаки изголодавшегося монстра, однако с каждой секундой осознавал, что долго это продолжаться не сможет — удары обозленной твари грозили в любой момент выбить меч из его руки.
— Эй, ты, урод! Иди сюда! — завопила Айрин, нисколько не сомневаясь, что ее поймут.
Тролль мгновенно обернулся. Теперь перед собой он видел человеческую самку — гораздо вкуснее и желаннее, чем эти потные, жилистые мужики. Тролль сделал шаг к ней и…
«Хлоп!» — железная арбалетная стрела почти на всю длину ушла в его брюхо. Зеленоватая кровь брызнула на снег, но тролль даже не замедлил движения.
«Хлоп!» — вторая стрела ударила в бок. Прицел был не очень точен, поэтому наконечник лишь выдрал большой клок мяса с шерстью, вызвав еще один фонтанчик крови. Зеленых пятен на снегу прибавилось.
«Хлоп!» — еще одна стрела увязла в предплечье тролля, пронзив его насквозь. Человек от такой раны полностью потерял бы способность владеть рукой. Для тролля — чуть больше, чем незначительная царапина.
«Хлоп!» — четвертая стрела легла на редкость удачно. Айрин подняла арбалет повыше, рискуя промахнуться, но все же попала. Прямо в правый глаз, и теперь торчавшая из брызжущей кровью глазницы стрела сделала тролля слепым на один глаз. Останется в живых — раны затянутся, но это если останется…
Тролль взревел, в его рыке с трудом можно было разобрать исковерканные слова общего языка «убью» и «сожру»…
«Хлоп!» — пятая, и последняя, стрела вошла точно в разинутую пасть, пробив череп. Тролль пошатнулся и рухнул на спину, раскинув лапы в стороны.
— Добивай его! — заорал Рон, замахиваясь мечом. В том, что тролль еще боеспособен, он нисколько не сомневался.
Гном, хакнув, опустил секиру, намереваясь разрубить троллю горло. Если бы удар достиг цели, все было бы кончено, однако чудовище, получив ранения, безусловно смертельные для подавляющего числа живых существ, уже оправилось и приняло лезвие топора на лапу. И все же гномья сталь победила — отсеченная кисть отлетела в сторону, но и сила удара оказалась погашена. Второй лапой тролль перехватил меч Рона, вырвал его из рук рыцаря с такой силой, что тот чуть не лишился пальцев, и отбросил клинок далеко в сугроб.
— Брик, мне нужен огонь! — крикнула уже очнувшемуся юноше волшебница и, вскинув руки, ровным голосом начала читать заклинание. Непонятные слова давно забытого языка лились из ее уст гладко, складываясь во что-то подобное чарующей песне.
Парень, сумевший к тому времени встать на четвереньки, рванул из кармана огниво. Видимо, он понял, чего именно хочет от него сания, в конце концов чему-то ж его научили. Сорвав с себя шапку, он бросил в нее вспыхнувший трут и отпрыгнул назад. И вовремя.
Казалось, засветился сам воздух между ладонями волшебницы. Мириады сияющих искр исполняли свой стремительный танец, постепенно образуя сгусток самого настоящего пламени, чудесным образом не касавшегося беззащитной кожи. Наконец волшебница произнесла последние слова заклинания и метнула пламенный ком прямо в зажженный Бриком трут. Взметнулся столб ярчайшего пламени…
* * *
ОТСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Духи стихий, они же элементами. Порождения Первой волны жизни.
Духи стихий были первыми существами, созданными Торном, фактически — его слугами. Каждая из пяти стихий была представлена своими духами — земли, воды, огня, воздуха и природы. Согласно некоторым предположениям, драконы, созданные приблизительно в то же время, также относились к духам стихий — их иногда называют духами времени.
Духи стихий не имеют постоянной формы, размера или характера. Поскольку задумывались Торном они как слуги, способные выполнять любые поручения, то и размеры, тенденции к разрушению или созиданию, продолжительность существования в данной форме, а также интеллектуальный уровень элементалей определяются заклинанием, вызывающим их в этот мир. Предполагается, что в своем естественном состоянии духи стихий обитают каждый в своей стихии, как бы растворены в ней. По завершении надобности заклинатель обязан вернуть духа в прежнее состояние, не дожидаясь истечения срока его существования в этом мире.
Согласно действующей теории, число духов каждой стихии конечно, хотя и различно. Процессу старения они не подвержены, однако могут быть уничтожены с помощью заклинаний, а также иных методов. За истекшие века предположительно число «живых», то есть готовых к вызову, элементалей сильно сократилось, однако, по всей видимости, все еще велико. Исключение составляют драконы времени (великие драконы), которые к настоящему моменту считаются исчезнувшими без следа.
После вызова дух способен выполнять некоторые команды, которые не входят в противоречие с его природой. Элементами огня, как правило, применялись в военных целях. Духи воздуха в основном оказывали воздействие на погоду. Эльфы активно использовали духов природы для выращивания своих лесов, а духи земли неоднократно вызывались гномами для прокладки наиболее сложных тоннелей. Тем не менее при правильной формулировке заклятия любой элементаль является могучим оружием.
В некоторых ситуациях, как правило, в случае, когда гибнет вызвавший элементаля маг, дух не может самостоятельно вернуться в свою стихию. Обычно это приводит к их гибели, однако во времена Третьей волны бешеное солнце породило ряд мутаций и появились лесные феи (видоизмененные духи природы), саламандры (произошедшие от духов огня), водяные и русалки (потомки духов воды), джинны («дети» духов воздуха). Мутантов, порожденных от духов земли, не установлено, хотя их существование и не исключается. Саламандры, в отличие от других перечисленных существ, ни к разумным, ни к полуразумным не относятся и считаются животными.
(Бестиарий: духи стихий. Школа Сан)
* * *
Взметнувшийся ввысь столб пламени стремительно обретал форму. Даже тролль замер, пораженный увиденным, — похоже, с таким противником ему сталкиваться не приходилось.
Теперь в огненном вихре отчетливо просматривалось нечто, напоминающее человеческую фигуру. Сотканные из пламени руки, лишенные пальцев, на могучих плечах нарост, который можно было бы с некоторой натяжкой назвать головой… И только внизу, там, где у человека начинаются ноги, бушевал сплошной огненный вихрь.
Повинуясь повелительному жесту волшебницы, огневик метнулся к остолбеневшему троллю и обхватил его своими, похожими на щупальца, руками. Воздух прорезал дикий вопль заживо сгорающего в первородном огне тролля. Он еще бился, еще пытался вырваться из смертельных объятий, однако его чудовищная сила и острейшие когти были не страшны не имеющему плоти пламенному существу, и лапы чудовища лишь бессильно рассекали огненное тело элементаля, обугливаясь прямо на глазах.
Но и духу стихии приходилось несладко: он столкнулся со своим естественным врагом — с водой, и теперь снег, шипящий и мгновенно превращающийся в пар при соприкосновении со шлейфом духа, нес ему скорую гибель… Все с напряжением ждали, что произойдет быстрее — невероятно живучий тролль погибнет в пламени, зажженном самим Торном, либо снег и лед заставят огневика уйти навсегда в небытие…
Тролль сдался первым. На самой высокой ноте оборвался жуткий вой, и обугленная туша рухнула в пропитанный водой снег. Айрин начала было читать заклинание освобождения, но слишком слаб был вызванный ею элементаль, слишком много сил отняла у него борьба, и прежде всего борьба с водой… Она не успела — со странным звуком, напоминающим стон, элементаль исчез, оставив после себя лишь воронку во льду, проплавленном до скального основания. Волшебница закусила губу и отвернулась — первородное существо, стоявшее у самых истоков этого мира, погибло и, можно сказать, по ее вине…
Рон подошел к Айрин и осторожно дотронулся до ее плеча. Она повернулась к нему, и рыцарь увидел, что в глазах девушки сверкают слезы…
— Я… я убила его… я ошиблась…
— Прошу, Айрин… Ведь вы спасли нас всех, это тоже важно. Если бы не это создание, тролль уничтожил бы нас.
— Я… не должна была… торопиться… Если бы он… дух…, родился бы хоть ненамного сильнее, я бы успела… успела бы отпустить его.
Айрин сама не заметила, как сжала руку Черного Барса. Ее ногти с силой впились в его ладонь, пальцы побелели…
— Если бы вы не торопились, — заметил Рон, — эта тварь убила бы меня. Или, скорее всего, Тьюрина. А может, и обоих… Стрелы его не остановят и даже не замедлят. Не корите себя, сания…
— Вы не понимаете, Рон… Он же бессмертное создание, он видел самого Торна… и так вот глупо из-за меня… — Она всхлипнула, затем выпустила его руку, вытерла слезы и, отвернувшись, глухо попросила: — Давайте двинемся дальше. Я не могу больше оставаться здесь…
* * *
Уже стемнело, когда перевал наконец остался позади. Тропу через заснеженные склоны они нашли относительно легко, да и вообще этот перевал не считался трудным.
Айрин ехала молча, погруженная в свои переживания. Рон отчасти ее понимал — хотя и не был согласен. Тем не менее он не стал больше лезть к девушке со своими утешениями, справедливо рассудив, что она справится сама. В конце концов, любой волшебник, вызывая духа стихии, осознает, что он, дух, почти безмозглое создание, единственное достоинство которого — огромные силы, которые опытный маг может направить в нужное русло…
Больше всего его беспокоило нечто иное. Он, длительное время поддерживая дружеские связи с самим Архимагом Сандором, не мог не узнать кое-какие детали того, как обучают волшебников в знаменитой школе Сан. И он очень сомневался, что в их юные головки вдалбливают одно из самых сложных и опасных заклинаний — вызов духа стихии… Может быть, конечно, Айрин безмерно талантлива, но все же…
Эта мысль так его мучила, что он наконец решился:
— Простите, Айрин-сан… Позвольте вопрос?
— Да?
— Мне доводилось слышать, что заклинание вызова духа доступно лишь магистрам… Может быть, я просто чего-то не знаю, но вы же, как сами мне признались, лишь выпускница… аколитка… И до звания магистра вам еще лет пятнадцать-двадцать…
— А… вот что вас волнует… Знаете, эти заклинания не так уж и сложны, как говорят. Если вас это не слишком покоробит, сэр, то я могу сказать, что украла его… в некотором роде. То есть их действительно не показывают аколитам и адептам, не говоря уж об учениках… Но в библиотеку имеет вход каждый, а в архивах изредка попадаются самые невероятные вещи. Мне просто повезло, я нашла свиток, описывающий заклятие. И выучила… ну, на всякий случай. Вам не кажется, что случай не замедлил представиться?
Сказав последнюю фразу, она даже улыбнулась.
Рон тоже улыбнулся, кивнул и принялся болтать с девушкой о разных пустяках, касающихся школы, сплетен и анекдотов из ученической жизни… Она отвечала охотно, постепенно оттаивая и даже пытаясь шутить в ответ.
А Рона меж тем не покидала назойливая мысль: стоило ли давать столь многословное объяснение там, где вполне хватило бы короткого «Простите, но это мое дело, сэр»? И это было несколько странно…
* * *
Гном, по-прежнему шедший впереди отряда, уже в третий раз проворчал, что явственно чует в воздухе запах дыма, а это означает, что где-то рядом жилье. А спустя полчаса показалась околица селения.
Глава 2 НЕКРОМАНТ. УЧЕНИК
На мгновение противники замерли, затем тролль рванулся вперед, прямо на выставленные против него клинки. Впрочем, его равнодушие к стали было, в общем, оправданно.
Рон прыгнул навстречу твари, прекрасно понимая, что их единственный шанс — навалиться скопом. Правда, для этого троих бойцов было маловато, требовалось как минимум четверо.
Брик, в голове у которого в один миг промелькнуло все, что он когда-либо слышал о троллях, включая сказки из далекого детства, чуть замешкался с атакой, и тролль не замедлил воспользоваться этой ошибкой. Могучая лапа, снабженная внушительными когтями, резким ударом отбросила гнома в сторону, вторая устремилась к горлу Рона. Рыцарь изо всех сил рубанул клинком по кисти тролля — чувство было такое, что меч ударился о мореное дерево — тварь взвизгнула и отдернула лапу, но непохоже было, чтобы удар Рона причинил ему какие-нибудь повреждения. Брик, наконец оправившийся от оцепенения, тоже попытался атаковать, но был тут же сбит с ног небрежным тычком в грудь.
Чудовище продолжало нападать, и теперь ему противостоял только Рон, оставшийся на ногах. Брик лежал на снегу ничком, гном, кряхтя, вылезал из глубокого сугроба, Айрин все еще возилась с арбалетом. Черный Барс пока что успешно отражал атаки изголодавшегося монстра, однако с каждой секундой осознавал, что долго это продолжаться не сможет — удары обозленной твари грозили в любой момент выбить меч из его руки.
— Эй, ты, урод! Иди сюда! — завопила Айрин, нисколько не сомневаясь, что ее поймут.
Тролль мгновенно обернулся. Теперь перед собой он видел человеческую самку — гораздо вкуснее и желаннее, чем эти потные, жилистые мужики. Тролль сделал шаг к ней и…
«Хлоп!» — железная арбалетная стрела почти на всю длину ушла в его брюхо. Зеленоватая кровь брызнула на снег, но тролль даже не замедлил движения.
«Хлоп!» — вторая стрела ударила в бок. Прицел был не очень точен, поэтому наконечник лишь выдрал большой клок мяса с шерстью, вызвав еще один фонтанчик крови. Зеленых пятен на снегу прибавилось.
«Хлоп!» — еще одна стрела увязла в предплечье тролля, пронзив его насквозь. Человек от такой раны полностью потерял бы способность владеть рукой. Для тролля — чуть больше, чем незначительная царапина.
«Хлоп!» — четвертая стрела легла на редкость удачно. Айрин подняла арбалет повыше, рискуя промахнуться, но все же попала. Прямо в правый глаз, и теперь торчавшая из брызжущей кровью глазницы стрела сделала тролля слепым на один глаз. Останется в живых — раны затянутся, но это если останется…
Тролль взревел, в его рыке с трудом можно было разобрать исковерканные слова общего языка «убью» и «сожру»…
«Хлоп!» — пятая, и последняя, стрела вошла точно в разинутую пасть, пробив череп. Тролль пошатнулся и рухнул на спину, раскинув лапы в стороны.
— Добивай его! — заорал Рон, замахиваясь мечом. В том, что тролль еще боеспособен, он нисколько не сомневался.
Гном, хакнув, опустил секиру, намереваясь разрубить троллю горло. Если бы удар достиг цели, все было бы кончено, однако чудовище, получив ранения, безусловно смертельные для подавляющего числа живых существ, уже оправилось и приняло лезвие топора на лапу. И все же гномья сталь победила — отсеченная кисть отлетела в сторону, но и сила удара оказалась погашена. Второй лапой тролль перехватил меч Рона, вырвал его из рук рыцаря с такой силой, что тот чуть не лишился пальцев, и отбросил клинок далеко в сугроб.
— Брик, мне нужен огонь! — крикнула уже очнувшемуся юноше волшебница и, вскинув руки, ровным голосом начала читать заклинание. Непонятные слова давно забытого языка лились из ее уст гладко, складываясь во что-то подобное чарующей песне.
Парень, сумевший к тому времени встать на четвереньки, рванул из кармана огниво. Видимо, он понял, чего именно хочет от него сания, в конце концов чему-то ж его научили. Сорвав с себя шапку, он бросил в нее вспыхнувший трут и отпрыгнул назад. И вовремя.
Казалось, засветился сам воздух между ладонями волшебницы. Мириады сияющих искр исполняли свой стремительный танец, постепенно образуя сгусток самого настоящего пламени, чудесным образом не касавшегося беззащитной кожи. Наконец волшебница произнесла последние слова заклинания и метнула пламенный ком прямо в зажженный Бриком трут. Взметнулся столб ярчайшего пламени…
* * *
ОТСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Духи стихий, они же элементами. Порождения Первой волны жизни.
Духи стихий были первыми существами, созданными Торном, фактически — его слугами. Каждая из пяти стихий была представлена своими духами — земли, воды, огня, воздуха и природы. Согласно некоторым предположениям, драконы, созданные приблизительно в то же время, также относились к духам стихий — их иногда называют духами времени.
Духи стихий не имеют постоянной формы, размера или характера. Поскольку задумывались Торном они как слуги, способные выполнять любые поручения, то и размеры, тенденции к разрушению или созиданию, продолжительность существования в данной форме, а также интеллектуальный уровень элементалей определяются заклинанием, вызывающим их в этот мир. Предполагается, что в своем естественном состоянии духи стихий обитают каждый в своей стихии, как бы растворены в ней. По завершении надобности заклинатель обязан вернуть духа в прежнее состояние, не дожидаясь истечения срока его существования в этом мире.
Согласно действующей теории, число духов каждой стихии конечно, хотя и различно. Процессу старения они не подвержены, однако могут быть уничтожены с помощью заклинаний, а также иных методов. За истекшие века предположительно число «живых», то есть готовых к вызову, элементалей сильно сократилось, однако, по всей видимости, все еще велико. Исключение составляют драконы времени (великие драконы), которые к настоящему моменту считаются исчезнувшими без следа.
После вызова дух способен выполнять некоторые команды, которые не входят в противоречие с его природой. Элементами огня, как правило, применялись в военных целях. Духи воздуха в основном оказывали воздействие на погоду. Эльфы активно использовали духов природы для выращивания своих лесов, а духи земли неоднократно вызывались гномами для прокладки наиболее сложных тоннелей. Тем не менее при правильной формулировке заклятия любой элементаль является могучим оружием.
В некоторых ситуациях, как правило, в случае, когда гибнет вызвавший элементаля маг, дух не может самостоятельно вернуться в свою стихию. Обычно это приводит к их гибели, однако во времена Третьей волны бешеное солнце породило ряд мутаций и появились лесные феи (видоизмененные духи природы), саламандры (произошедшие от духов огня), водяные и русалки (потомки духов воды), джинны («дети» духов воздуха). Мутантов, порожденных от духов земли, не установлено, хотя их существование и не исключается. Саламандры, в отличие от других перечисленных существ, ни к разумным, ни к полуразумным не относятся и считаются животными.
(Бестиарий: духи стихий. Школа Сан)
* * *
Взметнувшийся ввысь столб пламени стремительно обретал форму. Даже тролль замер, пораженный увиденным, — похоже, с таким противником ему сталкиваться не приходилось.
Теперь в огненном вихре отчетливо просматривалось нечто, напоминающее человеческую фигуру. Сотканные из пламени руки, лишенные пальцев, на могучих плечах нарост, который можно было бы с некоторой натяжкой назвать головой… И только внизу, там, где у человека начинаются ноги, бушевал сплошной огненный вихрь.
Повинуясь повелительному жесту волшебницы, огневик метнулся к остолбеневшему троллю и обхватил его своими, похожими на щупальца, руками. Воздух прорезал дикий вопль заживо сгорающего в первородном огне тролля. Он еще бился, еще пытался вырваться из смертельных объятий, однако его чудовищная сила и острейшие когти были не страшны не имеющему плоти пламенному существу, и лапы чудовища лишь бессильно рассекали огненное тело элементаля, обугливаясь прямо на глазах.
Но и духу стихии приходилось несладко: он столкнулся со своим естественным врагом — с водой, и теперь снег, шипящий и мгновенно превращающийся в пар при соприкосновении со шлейфом духа, нес ему скорую гибель… Все с напряжением ждали, что произойдет быстрее — невероятно живучий тролль погибнет в пламени, зажженном самим Торном, либо снег и лед заставят огневика уйти навсегда в небытие…
Тролль сдался первым. На самой высокой ноте оборвался жуткий вой, и обугленная туша рухнула в пропитанный водой снег. Айрин начала было читать заклинание освобождения, но слишком слаб был вызванный ею элементаль, слишком много сил отняла у него борьба, и прежде всего борьба с водой… Она не успела — со странным звуком, напоминающим стон, элементаль исчез, оставив после себя лишь воронку во льду, проплавленном до скального основания. Волшебница закусила губу и отвернулась — первородное существо, стоявшее у самых истоков этого мира, погибло и, можно сказать, по ее вине…
Рон подошел к Айрин и осторожно дотронулся до ее плеча. Она повернулась к нему, и рыцарь увидел, что в глазах девушки сверкают слезы…
— Я… я убила его… я ошиблась…
— Прошу, Айрин… Ведь вы спасли нас всех, это тоже важно. Если бы не это создание, тролль уничтожил бы нас.
— Я… не должна была… торопиться… Если бы он… дух…, родился бы хоть ненамного сильнее, я бы успела… успела бы отпустить его.
Айрин сама не заметила, как сжала руку Черного Барса. Ее ногти с силой впились в его ладонь, пальцы побелели…
— Если бы вы не торопились, — заметил Рон, — эта тварь убила бы меня. Или, скорее всего, Тьюрина. А может, и обоих… Стрелы его не остановят и даже не замедлят. Не корите себя, сания…
— Вы не понимаете, Рон… Он же бессмертное создание, он видел самого Торна… и так вот глупо из-за меня… — Она всхлипнула, затем выпустила его руку, вытерла слезы и, отвернувшись, глухо попросила: — Давайте двинемся дальше. Я не могу больше оставаться здесь…
* * *
Уже стемнело, когда перевал наконец остался позади. Тропу через заснеженные склоны они нашли относительно легко, да и вообще этот перевал не считался трудным.
Айрин ехала молча, погруженная в свои переживания. Рон отчасти ее понимал — хотя и не был согласен. Тем не менее он не стал больше лезть к девушке со своими утешениями, справедливо рассудив, что она справится сама. В конце концов, любой волшебник, вызывая духа стихии, осознает, что он, дух, почти безмозглое создание, единственное достоинство которого — огромные силы, которые опытный маг может направить в нужное русло…
Больше всего его беспокоило нечто иное. Он, длительное время поддерживая дружеские связи с самим Архимагом Сандором, не мог не узнать кое-какие детали того, как обучают волшебников в знаменитой школе Сан. И он очень сомневался, что в их юные головки вдалбливают одно из самых сложных и опасных заклинаний — вызов духа стихии… Может быть, конечно, Айрин безмерно талантлива, но все же…
Эта мысль так его мучила, что он наконец решился:
— Простите, Айрин-сан… Позвольте вопрос?
— Да?
— Мне доводилось слышать, что заклинание вызова духа доступно лишь магистрам… Может быть, я просто чего-то не знаю, но вы же, как сами мне признались, лишь выпускница… аколитка… И до звания магистра вам еще лет пятнадцать-двадцать…
— А… вот что вас волнует… Знаете, эти заклинания не так уж и сложны, как говорят. Если вас это не слишком покоробит, сэр, то я могу сказать, что украла его… в некотором роде. То есть их действительно не показывают аколитам и адептам, не говоря уж об учениках… Но в библиотеку имеет вход каждый, а в архивах изредка попадаются самые невероятные вещи. Мне просто повезло, я нашла свиток, описывающий заклятие. И выучила… ну, на всякий случай. Вам не кажется, что случай не замедлил представиться?
Сказав последнюю фразу, она даже улыбнулась.
Рон тоже улыбнулся, кивнул и принялся болтать с девушкой о разных пустяках, касающихся школы, сплетен и анекдотов из ученической жизни… Она отвечала охотно, постепенно оттаивая и даже пытаясь шутить в ответ.
А Рона меж тем не покидала назойливая мысль: стоило ли давать столь многословное объяснение там, где вполне хватило бы короткого «Простите, но это мое дело, сэр»? И это было несколько странно…
* * *
Гном, по-прежнему шедший впереди отряда, уже в третий раз проворчал, что явственно чует в воздухе запах дыма, а это означает, что где-то рядом жилье. А спустя полчаса показалась околица селения.
Глава 2 НЕКРОМАНТ. УЧЕНИК
Конечно, я знаю, что такое мать. Я знаю даже, что она у меня непременно была, поскольку я живой человек, а не результат магических упражнений Учителя. Конечно, когда имеешь дело с Учителем, ни в чем нельзя быть полностью уверенным, но у меня горячая красная кровь, а Учитель говорит, что у нежити кровь не может быть и горячей, и красной одновременно. Если она, кровь, вообще есть. Правда, я сильно подозреваю, что Учитель может многое, о чем мне не говорит. Пока. Я уверен, что рано или поздно я смогу постичь все, что известно ему.
Так что мать у меня наверняка есть. Или была. Я не раз спрашивал Учителя о своей матери, но он никогда почему-то не отвечает. Говорит, что не знает. Это очень странно, тем более что на любые другие вопросы он отвечает охотно и подробно, особенно если вопросы касаются магических упражнений. И знает он, как мне кажется, все на свете.
А вот мой отец меня не интересует. Даже не знаю почему… просто, в моем понимании, мать — это нечто такое… такое… ну, в общем, очень важное, а отец… Учитель объяснял мне, и не раз, про те отношения между мужчинами и женщинами, после которых появляются дети. Не могу сказать, что я все понял, но это дело времени, разберусь. Важно одно: кто является отцом — это иногда большой вопрос, а вот с матерью всегда все полностью ясно:
— О чем ты замечтался, Берг?
Я потупился.
Это было нешуточной провинностью — погрузиться в свои мысли в то время, когда перед тобой лежат свитки. И не стоит надеяться, что хоть один раз Учитель не заметит оплошности… Он все замечает даже тогда, когда я нахожусь в комнате один. Сколько раз я слышал это мрачное «Не отвлекайся, Берг!» из-за закрытой двери…
— Извините, Учитель…
— Ты должен быть настойчивее. Только овладев знаниями, ты сможешь назвать себя магом. Не верхушками, которых ты нахватался, а истинными, глубокими знаниями…
Я почтительно склонил голову и старательно делаю вид, что внимательно слушаю. На самом деле я сам мог бы повторить его речь, практически ни в чем не уступив оригиналу. Пятнадцать лет я слышу одни и те же поучения, набившие оскомину. Пятнадцать лет я слышу сетования на недостаточную старательность, недостаточную усидчивость, недостаточное прилежание… И вообще, по словам Учителя, достаточным у меня является только аппетит.
Учитель сидит в глубоком кресле в углу комнаты и рассеянно, не прекращая своей обвинительной речи, листает книгу. Совершенно бесполезное для него занятие, я не раз убеждался, что он помнит наизусть каждую строчку в своей обширной библиотеке.
Я слушаю. Он говорит. Все как всегда…
* * *
Я помню тот день, когда впервые увидел Учителя, хотя сам он не раз выражал сомнения в моей памяти. И все же я помню… Правда, надо заметить, это первые связные воспоминания моего детства. Мне было тогда лет пять, не больше…
Учитель говорит, что нашел меня в лесу. По его словам, я потерялся, и он спас меня от верной смерти и более того — сделал меня своим учеником, а это дорогого стоит. Не каждому удается попасть в ученики к магу. Он иногда называет себя магистром, давая понять, что его опыт куда больше, чем у обычного мага. Так что я должен гордиться — я привлек внимание магистра.
Помню, что и тогда, пятнадцать лет назад, он был все таким же — седым мужчиной лет шестидесяти на вид, хотя теперь я знаю, что ему больше, много больше. Возраст мага измеряется не годами, а его умением. Конечно, даже самый лучший маг не сможет прожить столько же, сколько, скажем, гном, но и обычному смертному с ним не сравниться. Сам Учитель говорит, что давно потерял счет годам и прожил лет этак двести, а то и более. Я верю — за то время, что я его знаю, он ничуть не изменился.
Как и тогда, он носит только черное — либо жесткую кожу, если собирается в дорогу, либо мягкую мантию, когда сидит дома. А дома он сидит почитай все время. Причину этого он тоже объяснил, но об этом позже.
Его глаза постоянно меняют цвет — то чернота заливает их непроглядной ночью, то красный огонь разгорается посреди зрачка, пронзая, кажется, насквозь. Сейчас я привык. А тогда этот взгляд казался мне столь страшным, что я заплакал и попытался вырваться из его цепких пальцев. Его рука держала меня крепко, и я укусил ее — от неожиданности он разжал пальцы и я бросился бежать. Он что-то сделал — теперь-то я знаю, что именно, — и дверь захлопнулась прямо перед моим носом, а я, испуганный и зареванный, с разбегу налетел на нее лбом. Помню, что было ужасно больно и страшно. А он смеялся — старческим, кудахтающим смехом, — и мне становилось от этого еще страшней.
А потом он снова взял меня за руку, повернул к себе лицом и заставил смотреть ему прямо в глаза.
С тех пор мы вместе.
Я хорошо усвоил порядок продвижения по лестнице знаний и умений. Кандидат… Это — в самом начале, когда учитель еще не знает, есть ли у ребенка способности и каковы они. Чаще всего кандидаты возвращаются к родителям, если они у них есть, несолоно хлебавши — мало кто может похвастаться Даром. Думаю, у меня он был, иначе тогда, пятнадцать лет назад, все и завершилось бы, не успев начаться.
Ученик… Это может длиться долго, а для некоторых — всегда. Совершенно необязательно, что ученик становится аколитом. Некоторые просто не могут — крошечную искорку их Дара не раздуть даже самому опытному учителю. И они до конца жизни проводят время, переписывая старинные манускрипты или подавая своему наставнику сок в постель. Незавидная участь… Но и самый плохой ученик выше простолюдина, каждый обязан поклониться ученику, каждый обязан отдать ему любую вещь, которая тому приглянется. Некоторые смерды, правда, об этом не ведают… что ж, их следует просвещать, а упрямых — примерно наказывать. Это я так считаю… Учитель же всегда проповедует терпимость к холопам, в том смысле, что мы не должны не только требовать свое, но и вообще говорить кому бы то ни было о том, кто мы есть. Мне кажется, это глупо. Если не объяснить смерду, что он должен склонить перед тобой голову, то он этого никогда и не станет делать.
Учитель сказал, что я достиг звания аколита пять лет назад. Это высокое и почетное звание, дающее право называться магом. Низшей, конечно, ступени, но все же… Аколит имеет право на Эмблему Знания, но Учитель не дает ее мне и не носит сам. Почему — это отдельный разговор, и я к нему еще вернусь.
После аколита идет адепт. Это — маг безо всяких скидок. Знающий многое, хотя и не все. Умеющий достаточно, чтобы не только сиволапый мужик, но и сиятельный лорд счел более безопасным для себя проявлять вежливость. Опять-таки если знает, с кем имеет дело. А ежели ему не говорить, как предпочитает Учитель, то…
Ну и магистр, конечно. Это — высший ранг, до которого может подняться маг. Магистру подвластно все… ну, или почти все. В конечном счете всемогущ только Торн, но кто и когда его видел… А после Торна магистры магии были и остаются самыми сильными в этом мире. Мой Учитель — магистр, и, я уверен, лучший из всех. А я буду еще лучше.
Помню, как-то я спросил учителя, почему он не носит свой Знак. Эта занятная вещица, круглый кулон из светящегося в темноте красноватого камня с черным изображением в виде черепа, постоянно лежит на полке в библиотеке, я не разу не видел, чтобы Учитель надевал его. Красивая вещь, к тому же, увидев ее, каждый должен склонить голову перед ее владельцем. Когда я буду иметь такую штуку, думал я тогда, то и спать с ней, пожалуй, буду. Поэтому и попытался разобраться, в чем дело.
— Скажи мне, Берг, что есть, по-твоему, магия белая и что есть магия черная? — вопросом на вопрос ответил Учитель, поудобнее располагаясь в кресле. Я понял, что разговор будет долгим.
— Ну… белая, это… это…
Странно. Казалось бы, все понятно и очевидно, но высказать это словами оказалось очень трудно. Он, видимо, решил не дожидаться и ответил на свой вопрос сам:
— Видишь ли, ученик… Не существует в принципе ни белой, ни черной магии… ни бурой в крапинку. Невежды в своем стремлении вешать на все ярлыки называют нас черными магами, а черный цвет у всех считается чем-то плохим. Ты знаешь, что скрывается за именем Мрак?
— Да, конечно… Мрак — один из семи великих драконов, черный…
— Как ты считаешь, это злое или доброе создание?
— Не знаю… наверное, злое? Ведь мрак — это ночь, а ночь опасна.
— Ошибаешься, так же как и те, кто считает, что имена великих драконов отражают их характер. Мрак, Вьюга, Ураган, Буря… ночную мглу люди назвали именем черного дракона, ветер, несущий снег, — именем серебристо-белого, шквальный ветер — именем самого быстрого из великих… А ведь драконы не были ни добрыми, ни злыми. Человечество их занимало мало, потому что они были много старше людей и повидали куда больше их. У них были свои заботы. Так же и магия… Мы, некроманты, всегда занимались тем, что пугает холопов и доводит до обморока благородных леди. Оживление мертвых, вызов духов… Это пугает людей, вот они и привыкли называть нас черными. Но ведь ночь имеет свои прелести: тишина, покой, серебристый лунный свет — это ведь так хорошо.
Учитель долго молчал, и я не решался нарушить тишину. Затем он стал рассказывать мне о том, как зародилась у людей магия и как дороги разных школ все больше и больше расходились.
Магия появилась на свете вместе с Торном, который, создавая мир, прибегнул к таинствам колдовства. Это колдовство никуда не ушло, оно осталось здесь, пропитав собой все деревья и камни, воду и ветер, огонь и лед. Драконы были знатоками магии огня, эльфы отдавали предпочтение силе природы, а гномы властвовали среди заклинаний земли…
Люди же смогли объединить это, смогли постичь тайны всех заклинаний и придумать новые, ранее неведомые. Правда, некоторые пессимисты утверждают, что никто не способен придумать новые заклинания, можно лишь обрести что-то из утраченного в минувшие века. По-моему, это несущественно — какая, к Чару, разница, придумана ли формула или найдена древняя рукопись, ее описывающая. Важно лишь то, что ее можно применить.
Но человеку всегда нужен враг, и враг должен быть силен, иначе мало чести побеждать его. В роли врага побывали многие — и эльфы с их пренебрежительно высокомерным отношением к смертным, и гномы, владельцы недоступных людям подземных копей, — что может злить больше, чем богатства, лежащие, можно сказать, под носом, но до которых невозможно дотянуться… Люди враждовали с орками, охотились на грифонов, отлавливали и уничтожали троллей. Но все это было не то. Враг — он должен быть конкретным… и не где-нибудь там, в непроходимых горах Седого хребта, засевший в неприступных крепостях, — нет. Враг должен быть рядом, чтобы его можно было изловить и торжественно вздернуть… или отправить на костер, на дыбу, на кол… да мало ли фантазии у смердов. Враг должен кричать от боли, и крики эти чернь хочет слышать… И люди выбрали врага — самого сильного, самого опасного. Врагом стали некроманты, маги тьмы, маги смерти — как только не называли нас те, кто и лучину зажечь усилием воли не сумеет.
Случалось, Пламенные маги, отдавшие жизнь изучению огня, выжигали целые города, случалось, маги жизни насылали мор на целые племена, не оставляя в живых никого, — об этом не помнили. Все считали — и у меня в голове эго не укладывается, — что все деяния так называемых «светлых» магов — к добру. Даже если число оставленных ими вдов перевалит за тысячу. Но стоило некроманту поднять пару мертвецов просто для того, чтобы было кому нарубить дров или сделать какую другую работу, — и толпы оборванцев с факелами и кольями стремились смешать прах колдуна с землей.
Некроманты были вынуждены прятаться. Когда твой противник — толпа, единственный способ победить — это перебить толпу всю целиком или почти целиком — да и тогда от непредусмотрительно оставленных в живых в любой момент можно было ожидать нож в спину. Поэтому некроманты ушли в тень. Их наука, рожденная еще темными магами эльфов, развивалась втайне от всех, манускрипты, содержащие сложные формулы активации, переписывались от корки до корки, и горе тому, кто по пьянке, в таверне, расскажет о проделанной работе — не перевелись еще осины на земле, да и крепких веревок всегда под руками оказывается предостаточно.
Некромантов искали — и охотники-одиночки, возомнившие себя борцами с Тьмой, и шпионы школы Сан (эти-то были менее опасны, поскольку «охотничий сезон» они обычно не открывали, ограничиваясь увещеваниями). Не раз толпа крестьян буквально на куски разрывала какого-нибудь старика, весь грех которого состоял в стремлении жить отдельно и незаметно — толпа не склонна слушать объяснения или оправдания, толпа жаждет крови. Эльфы, которым природа дала дар чувствовать темные силы, сначала метко стреляли, а только потом смотрели, в кого. Да мало ли их было, искателей приключений, странствующих рыцарей, герцогских гвардейцев…
Так что мать у меня наверняка есть. Или была. Я не раз спрашивал Учителя о своей матери, но он никогда почему-то не отвечает. Говорит, что не знает. Это очень странно, тем более что на любые другие вопросы он отвечает охотно и подробно, особенно если вопросы касаются магических упражнений. И знает он, как мне кажется, все на свете.
А вот мой отец меня не интересует. Даже не знаю почему… просто, в моем понимании, мать — это нечто такое… такое… ну, в общем, очень важное, а отец… Учитель объяснял мне, и не раз, про те отношения между мужчинами и женщинами, после которых появляются дети. Не могу сказать, что я все понял, но это дело времени, разберусь. Важно одно: кто является отцом — это иногда большой вопрос, а вот с матерью всегда все полностью ясно:
— О чем ты замечтался, Берг?
Я потупился.
Это было нешуточной провинностью — погрузиться в свои мысли в то время, когда перед тобой лежат свитки. И не стоит надеяться, что хоть один раз Учитель не заметит оплошности… Он все замечает даже тогда, когда я нахожусь в комнате один. Сколько раз я слышал это мрачное «Не отвлекайся, Берг!» из-за закрытой двери…
— Извините, Учитель…
— Ты должен быть настойчивее. Только овладев знаниями, ты сможешь назвать себя магом. Не верхушками, которых ты нахватался, а истинными, глубокими знаниями…
Я почтительно склонил голову и старательно делаю вид, что внимательно слушаю. На самом деле я сам мог бы повторить его речь, практически ни в чем не уступив оригиналу. Пятнадцать лет я слышу одни и те же поучения, набившие оскомину. Пятнадцать лет я слышу сетования на недостаточную старательность, недостаточную усидчивость, недостаточное прилежание… И вообще, по словам Учителя, достаточным у меня является только аппетит.
Учитель сидит в глубоком кресле в углу комнаты и рассеянно, не прекращая своей обвинительной речи, листает книгу. Совершенно бесполезное для него занятие, я не раз убеждался, что он помнит наизусть каждую строчку в своей обширной библиотеке.
Я слушаю. Он говорит. Все как всегда…
* * *
Я помню тот день, когда впервые увидел Учителя, хотя сам он не раз выражал сомнения в моей памяти. И все же я помню… Правда, надо заметить, это первые связные воспоминания моего детства. Мне было тогда лет пять, не больше…
Учитель говорит, что нашел меня в лесу. По его словам, я потерялся, и он спас меня от верной смерти и более того — сделал меня своим учеником, а это дорогого стоит. Не каждому удается попасть в ученики к магу. Он иногда называет себя магистром, давая понять, что его опыт куда больше, чем у обычного мага. Так что я должен гордиться — я привлек внимание магистра.
Помню, что и тогда, пятнадцать лет назад, он был все таким же — седым мужчиной лет шестидесяти на вид, хотя теперь я знаю, что ему больше, много больше. Возраст мага измеряется не годами, а его умением. Конечно, даже самый лучший маг не сможет прожить столько же, сколько, скажем, гном, но и обычному смертному с ним не сравниться. Сам Учитель говорит, что давно потерял счет годам и прожил лет этак двести, а то и более. Я верю — за то время, что я его знаю, он ничуть не изменился.
Как и тогда, он носит только черное — либо жесткую кожу, если собирается в дорогу, либо мягкую мантию, когда сидит дома. А дома он сидит почитай все время. Причину этого он тоже объяснил, но об этом позже.
Его глаза постоянно меняют цвет — то чернота заливает их непроглядной ночью, то красный огонь разгорается посреди зрачка, пронзая, кажется, насквозь. Сейчас я привык. А тогда этот взгляд казался мне столь страшным, что я заплакал и попытался вырваться из его цепких пальцев. Его рука держала меня крепко, и я укусил ее — от неожиданности он разжал пальцы и я бросился бежать. Он что-то сделал — теперь-то я знаю, что именно, — и дверь захлопнулась прямо перед моим носом, а я, испуганный и зареванный, с разбегу налетел на нее лбом. Помню, что было ужасно больно и страшно. А он смеялся — старческим, кудахтающим смехом, — и мне становилось от этого еще страшней.
А потом он снова взял меня за руку, повернул к себе лицом и заставил смотреть ему прямо в глаза.
С тех пор мы вместе.
Я хорошо усвоил порядок продвижения по лестнице знаний и умений. Кандидат… Это — в самом начале, когда учитель еще не знает, есть ли у ребенка способности и каковы они. Чаще всего кандидаты возвращаются к родителям, если они у них есть, несолоно хлебавши — мало кто может похвастаться Даром. Думаю, у меня он был, иначе тогда, пятнадцать лет назад, все и завершилось бы, не успев начаться.
Ученик… Это может длиться долго, а для некоторых — всегда. Совершенно необязательно, что ученик становится аколитом. Некоторые просто не могут — крошечную искорку их Дара не раздуть даже самому опытному учителю. И они до конца жизни проводят время, переписывая старинные манускрипты или подавая своему наставнику сок в постель. Незавидная участь… Но и самый плохой ученик выше простолюдина, каждый обязан поклониться ученику, каждый обязан отдать ему любую вещь, которая тому приглянется. Некоторые смерды, правда, об этом не ведают… что ж, их следует просвещать, а упрямых — примерно наказывать. Это я так считаю… Учитель же всегда проповедует терпимость к холопам, в том смысле, что мы не должны не только требовать свое, но и вообще говорить кому бы то ни было о том, кто мы есть. Мне кажется, это глупо. Если не объяснить смерду, что он должен склонить перед тобой голову, то он этого никогда и не станет делать.
Учитель сказал, что я достиг звания аколита пять лет назад. Это высокое и почетное звание, дающее право называться магом. Низшей, конечно, ступени, но все же… Аколит имеет право на Эмблему Знания, но Учитель не дает ее мне и не носит сам. Почему — это отдельный разговор, и я к нему еще вернусь.
После аколита идет адепт. Это — маг безо всяких скидок. Знающий многое, хотя и не все. Умеющий достаточно, чтобы не только сиволапый мужик, но и сиятельный лорд счел более безопасным для себя проявлять вежливость. Опять-таки если знает, с кем имеет дело. А ежели ему не говорить, как предпочитает Учитель, то…
Ну и магистр, конечно. Это — высший ранг, до которого может подняться маг. Магистру подвластно все… ну, или почти все. В конечном счете всемогущ только Торн, но кто и когда его видел… А после Торна магистры магии были и остаются самыми сильными в этом мире. Мой Учитель — магистр, и, я уверен, лучший из всех. А я буду еще лучше.
Помню, как-то я спросил учителя, почему он не носит свой Знак. Эта занятная вещица, круглый кулон из светящегося в темноте красноватого камня с черным изображением в виде черепа, постоянно лежит на полке в библиотеке, я не разу не видел, чтобы Учитель надевал его. Красивая вещь, к тому же, увидев ее, каждый должен склонить голову перед ее владельцем. Когда я буду иметь такую штуку, думал я тогда, то и спать с ней, пожалуй, буду. Поэтому и попытался разобраться, в чем дело.
— Скажи мне, Берг, что есть, по-твоему, магия белая и что есть магия черная? — вопросом на вопрос ответил Учитель, поудобнее располагаясь в кресле. Я понял, что разговор будет долгим.
— Ну… белая, это… это…
Странно. Казалось бы, все понятно и очевидно, но высказать это словами оказалось очень трудно. Он, видимо, решил не дожидаться и ответил на свой вопрос сам:
— Видишь ли, ученик… Не существует в принципе ни белой, ни черной магии… ни бурой в крапинку. Невежды в своем стремлении вешать на все ярлыки называют нас черными магами, а черный цвет у всех считается чем-то плохим. Ты знаешь, что скрывается за именем Мрак?
— Да, конечно… Мрак — один из семи великих драконов, черный…
— Как ты считаешь, это злое или доброе создание?
— Не знаю… наверное, злое? Ведь мрак — это ночь, а ночь опасна.
— Ошибаешься, так же как и те, кто считает, что имена великих драконов отражают их характер. Мрак, Вьюга, Ураган, Буря… ночную мглу люди назвали именем черного дракона, ветер, несущий снег, — именем серебристо-белого, шквальный ветер — именем самого быстрого из великих… А ведь драконы не были ни добрыми, ни злыми. Человечество их занимало мало, потому что они были много старше людей и повидали куда больше их. У них были свои заботы. Так же и магия… Мы, некроманты, всегда занимались тем, что пугает холопов и доводит до обморока благородных леди. Оживление мертвых, вызов духов… Это пугает людей, вот они и привыкли называть нас черными. Но ведь ночь имеет свои прелести: тишина, покой, серебристый лунный свет — это ведь так хорошо.
Учитель долго молчал, и я не решался нарушить тишину. Затем он стал рассказывать мне о том, как зародилась у людей магия и как дороги разных школ все больше и больше расходились.
Магия появилась на свете вместе с Торном, который, создавая мир, прибегнул к таинствам колдовства. Это колдовство никуда не ушло, оно осталось здесь, пропитав собой все деревья и камни, воду и ветер, огонь и лед. Драконы были знатоками магии огня, эльфы отдавали предпочтение силе природы, а гномы властвовали среди заклинаний земли…
Люди же смогли объединить это, смогли постичь тайны всех заклинаний и придумать новые, ранее неведомые. Правда, некоторые пессимисты утверждают, что никто не способен придумать новые заклинания, можно лишь обрести что-то из утраченного в минувшие века. По-моему, это несущественно — какая, к Чару, разница, придумана ли формула или найдена древняя рукопись, ее описывающая. Важно лишь то, что ее можно применить.
Но человеку всегда нужен враг, и враг должен быть силен, иначе мало чести побеждать его. В роли врага побывали многие — и эльфы с их пренебрежительно высокомерным отношением к смертным, и гномы, владельцы недоступных людям подземных копей, — что может злить больше, чем богатства, лежащие, можно сказать, под носом, но до которых невозможно дотянуться… Люди враждовали с орками, охотились на грифонов, отлавливали и уничтожали троллей. Но все это было не то. Враг — он должен быть конкретным… и не где-нибудь там, в непроходимых горах Седого хребта, засевший в неприступных крепостях, — нет. Враг должен быть рядом, чтобы его можно было изловить и торжественно вздернуть… или отправить на костер, на дыбу, на кол… да мало ли фантазии у смердов. Враг должен кричать от боли, и крики эти чернь хочет слышать… И люди выбрали врага — самого сильного, самого опасного. Врагом стали некроманты, маги тьмы, маги смерти — как только не называли нас те, кто и лучину зажечь усилием воли не сумеет.
Случалось, Пламенные маги, отдавшие жизнь изучению огня, выжигали целые города, случалось, маги жизни насылали мор на целые племена, не оставляя в живых никого, — об этом не помнили. Все считали — и у меня в голове эго не укладывается, — что все деяния так называемых «светлых» магов — к добру. Даже если число оставленных ими вдов перевалит за тысячу. Но стоило некроманту поднять пару мертвецов просто для того, чтобы было кому нарубить дров или сделать какую другую работу, — и толпы оборванцев с факелами и кольями стремились смешать прах колдуна с землей.
Некроманты были вынуждены прятаться. Когда твой противник — толпа, единственный способ победить — это перебить толпу всю целиком или почти целиком — да и тогда от непредусмотрительно оставленных в живых в любой момент можно было ожидать нож в спину. Поэтому некроманты ушли в тень. Их наука, рожденная еще темными магами эльфов, развивалась втайне от всех, манускрипты, содержащие сложные формулы активации, переписывались от корки до корки, и горе тому, кто по пьянке, в таверне, расскажет о проделанной работе — не перевелись еще осины на земле, да и крепких веревок всегда под руками оказывается предостаточно.
Некромантов искали — и охотники-одиночки, возомнившие себя борцами с Тьмой, и шпионы школы Сан (эти-то были менее опасны, поскольку «охотничий сезон» они обычно не открывали, ограничиваясь увещеваниями). Не раз толпа крестьян буквально на куски разрывала какого-нибудь старика, весь грех которого состоял в стремлении жить отдельно и незаметно — толпа не склонна слушать объяснения или оправдания, толпа жаждет крови. Эльфы, которым природа дала дар чувствовать темные силы, сначала метко стреляли, а только потом смотрели, в кого. Да мало ли их было, искателей приключений, странствующих рыцарей, герцогских гвардейцев…