— Добрый вечер, Яр.
   И от ее голоса, как и от рыжих волос, исходило какое-то особое, солнечное тепло, в котором хотелось купаться, нежиться бесконечно. Ярослав очень любил, когда она встречала его вот так, почти на пороге... он каждый раз с нетерпением ждал, когда войдет в дом — и увидит ее, солнечную, яркую, лучащуюся добротой и радостью. Он никогда не говорил ей о своих чувствах в этот момент — но она и сама ощущала его эмоции. Бывало, лучше, чем он сам.
   Ярослав щелкнул пальцами, придавая заключительный аккорд словоформуле. Все прослушивающие устройства, установленные в его доме, он вычислил уже давно, фактически в первый день. С людьми изредка у него возникали сложности, с техникой — никогда. Теперь скрытые микрофоны, отрекшись от прежних хозяев, преданно работали на Ярослава, передавая лишь то, что он считал нужным. Сейчас микрофоны отправят слухачам простенький разговор ни о чем, сначала о погоде и в очередной раз взлетевших ценах, потом — об очередном сериале. И у того, кто будет прослушивать запись, не возникнет ни малейших сомнений, что оба собеседника прикипели к экрану телевизора, комментируя особо душещипательные моменты. Об этом Ярослав позаботился. И теперь можно было говорить свободно.
   — Как прошел день? Снова нашел молодую девчонку?
   — Как ты догадалась?
   К этой игре они обращались довольно часто. Солнышко обладала крошечной, чуть заметной искоркой способностей к футурпрогнозу, которой, несмотря на усилия Ярослава, так и не научилась толком пользоваться. Тем более что эта способность имела вполне определенную ориентацию — на саму Ольгу. Если Ярослав в принципе мог чувствовать грядущие события, к нему непосредственно отношения не имеющие, то Ольга могла ощутить лишь то, что должно было затронуть ее саму. И то очень туманно, очень нечетко. Зато она обладала неплохими способностями к интуитивному анализу — а этими талантами Оленьки Ярослав пользовался не раз и привык доверять ее выводам, в том числе и в случаях, когда на первый взгляд для выводов этих не было никаких оснований. И подобно доктору Ватсону, не упускал случая поинтересоваться цепочкой рассуждений своего Холмса. Бывало, Оля просто разводила руками и, чуть покраснев, бормотала — мол, сама не знаю, почему так думаю. А иногда объясняла.
   — В этот раз все просто, — улыбнулась она. — Духи... ты весь пропах... — она потянула носом, на мгновение задумалась, — нет, не знаю. Но что-то хорошее и наверняка дорогое.
   — Да, наверное...
   — Красивая?
   Ярослав кивнул.
   — Это хорошо, — серьезно заметила Ольга. — Женщина должна быть красивой, нежной и чувственной.
   — Солнышко, это мои слова, — шутливо возмутился Ярослав. — И потом, в твоих устах это звучит как-то уж очень... казенно.
   Она улыбнулась, протянула руку, забирая у него влажный плащ.
   — Ужинать будешь?
   — М-м...
   — Ясно. И зачем я, спрашивается, так старалась... — изобразила она обиду в стотысячный, наверное, раз.
   — А знаешь, — вдруг неожиданно для себя самого сказал он, — пойдем в гости, а? Сосед на день рождения приглашает.
   Разумеется, он никуда идти не собирался и приглашение Германа Игнатьевича изначально воспринимал как пустую формальность, ни к чему не обязывающую. Тем более было в тоне старика что-то такое... не вполне искреннее. Не то чтобы за сказанными словами звучало «не вздумайте и в самом деле в гости завалиться», нет, приглашение — вернее, тот подтекст, что всегда вкладывается в слова и может быть, при надлежащем желании, услышан — говорил, что сосед и в самом деле желает видеть Яра за своим столом. Только вот совсем не для того, чтобы похвастаться своими кулинарными способностями, совсем — истинные побуждения добрейшего Германа Игнатьевича были другими, и вот их-то разгадать Ярослав и не мог. А все непонятное вызывало у него некоторые опасения.
   Как, впрочем, и сам старик. Появился он здесь не так уж и давно — где-то чуть больше года назад. Эта мысль заставила Ярослава нахмуриться — да, именно тогда он и ощутил, в который уж раз, повышенное внимание властей к своей персоне. Почему старик-сосед вдруг вызвал у него ассоциацию с правоохранительными органами, Ярослав с уверенностью сказать не мог, но и отмахнуться от этого ощущения нужным не считал — привык доверять своим чувствам. Пенсионер... обеспеченный, может, даже слишком обеспеченный, хотя и не выставляющий напоказ свои доходы прошлые и, если они есть, конечно, нынешние. Дружелюбный... подчеркнуто дружелюбный. Хозяйственный — дом содержит в порядке, хотя и не ощущается в этом доме присутствие женской заботы.
   Вроде бы совершенно не за что зацепиться — и все же Ярослав чувствовал, что не так прост милейший Герман Игнатьевич, как хочет казаться. Может, и стоило бы держаться от него подальше, так, на всякий случай.
   С другой стороны, может, за столом, в непринужденной обстановке, удастся во всем разобраться? Почему бы нет...
   — В гости... — Ольга немного растерялась.
   — Вот именно. — Он подошел к ней, положил руки на ее хрупкие плечи, которые годы так и не смогли согнуть. — Мы так давно никуда вместе не выходили.
   — Но я ведь... не готова. И прическа, и...
   — С прической мы сейчас разберемся. — Он провел слегка засветившейся ладонью по ее волосам. Казалось, этот свет впитывается рыжей гривой женщины, и волосы словно начинают и сами светиться изнутри, набирая цвет и силу, а заодно и укладываясь красивыми тяжелыми локонами.
   Косметическая магия — первое, чему учили девочек там, в его родном мире. Простейшие заклинания, доступные каждой второй. К тому же почти не требующие энергии. Женщина должна и, что гораздо важнее, может быть красивой. Иногда Ярослав, скользя взглядом по лицам в метро, на улицах — и даже на экране телевизора, куда стараются отбирать лучших, — искренне сочувствовал женщинам, особенно молодым девушкам, ищущим путь к красоте в красках, в декоративной косметике... несложная словоформула, крошечная капля силы — и женщина может стать по-настоящему неотразимой.
   Только вот в этом мире забыли древние умения и, что более важно, давно уже утратили способности к ним. Сколько людей на всей Земле еще могут управлять магическими потоками? Десятки... ну, пусть сотни. Мало... да и они-то, по сути, овладели лишь самыми крохами. Было время, когда волхв, шаман или еще какой жрец древних богов мог призвать дождь, изгнать болезнь, приманить дичь. А теперь? В его родном мире все эти шаманские пляски, сложные ритуалы, жертвоприношения и прочий антураж постепенно свелись к строгим, идеально выверенным словоформулам, подкрепленным потоками магической энергии. Здесь же превратились в шоу, бессмысленное и бесполезное, утратив и те крохи власти над природой, которые были доступны людям изначально. Магов сменили фокусники, и теперь восхваляется не владение высшими силами, а умение ловко обманывать толпу.
   Ольга подошла к зеркалу, вздохнула.
   — Спасибо...
   — Одевайся. Я сейчас...
   Пока Солнышко приводила себя в порядок, он спустился в подвал, небрежно бросил на стол пакет с покупками. Вечером предстоит работа, а пока и в самом деле стоит отвлечься. У Оленьки давно не было никаких развлечений, если бы не её любовь к тишине и домашнему уюту, зачахла бы с тоски. К тому же Герман Игнатьевич — неплохой собеседник, с юмором. Правда, все время какой-то... скованный немного, будто бы вдумывается в каждое произносимое слово, словно опасаясь случайно, расслабившись, брякнуть чего лишнего. До сих пор контакты с соседом для Ярослава носили кратковременный характер — несколько фраз о погоде, о вечно растущих ценах и почему-то не успевающей за ними пенсией, о футболе, пара свежих анекдотов... Оленька, которая в отличие от Яра находилась дома почти постоянно, со скучающим пенсионером общалась гораздо больше. Ярослава это не беспокоило — Солнышко давно и прочно усвоила правила игры и чего-либо «не предусмотренного протоколом» ни в коем случае не скажет.
   Ярослав бросил взгляд в зеркало, усмехнулся невесело. Холодное стекло отразило высокого мужчину, крепкого телосложения — хулиганы не цеплялись к нему никогда, звериным своим чутьем осознавая, что получат отпор, да такой, что мало не покажется. Черные, с проседью волосы — густые, жесткие, непослушные. Щеку пересекает тоненький, почти незаметный шрам. Подбородок гладко выбрит... светлые, зеленовато-голубые глаза смотрят жестко. Мужчине на вид лет сорок, не больше. По паспорту он старше... про таких говорят — «ну надо же, как молодо выглядит». А лет через десять станут говорить иначе — «хорошо сохранился».
   — Яр, я готова, — раздался за спиной голос.
   Он обернулся — Ольга, в мягком трикотажном костюме, в изящных модных туфлях, была очаровательна. Она и в молодости была дивно как хороша, а с годами эта красота лишь упорядочилась, созрела, стала мягче, спокойнее — и от этого только выиграла. Потом появились первые морщинки, они множились, захватывая все новые и новые участки некогда нежной бархатной кожи, но Оля не теряла очарования. А Ярослав делал все, чтобы старость подступала к Солнышку как можно медленнее. Если бы он мог дать ей больше... но в этом мире его силам были установлены незримые, но и непреодолимые пределы.
   — Пойдем?
   В руке она держала яркую коробку конфет, дорогих, изысканных — Ярослав всегда старался побаловать ее чем-то особенным.
   — Ты изумительна...
   Она чуть заметно покраснела.
   Ему всегда было интересно, почему Ольга не ревнует его ко всем женщинам, которые у него были — а им ведь несть числа, и Ярослав вряд ли мог припомнить даже лица тех, с кем пересеклись его пути на одну, реже на две ночи хотя бы пару лет назад. Не потому, что эти женщины не оставили следа в его душе, просто они, каждая, были не целью, а лишь средством.
   Увы, так было надо.
   Может, потому Ольга и не ревновала. Может, потому они так ни разу и не были близки.
   Просто ни ему, ни ей не хотелось, чтобы и Солнышко, пусть на несколько минут, превратилась из самого дорогого ему человека в средство. Средство получить силу, которой в этом мире так мало и в то же время так много. Силу, которую так сложно и одновременно так просто взять.
   Инга сегодня поделилась с ним этой силой — и благодаря ей сотни людей в метро остались живы. Благодаря этой отданной силе и сама Инга проживет долгую жизнь, не омраченную неизлечимой болезнью. Это была плата — то малое, что Ярослав мог сделать для этой девушки и для множества ее предшественниц.
   Кто-то, возможно, назвал бы это вампиризмом. Энергетический вампир — в последние годы это определение стало невероятно модным, в энергетическом вампиризме обвиняли всех и каждого — и склочного соседа, и стерву-жену, и тирана начальника. Многие из тех, кто с умным видом разглагольствовал об этом явлении, на самом деле были очень близки к истине.
 
* * *
 
   Вечер получился так себе. Ярослав чувствовал себя не в своей тарелке — милейший Зобов вел себя не вполне адекватно ситуации, вновь и вновь давая Ярославу повод для беспокойства. Вместо того чтобы пуститься в столь любимые каждым уважающим себя пенсионером многословные рассуждения о том, куда скатилась некогда великая Россия, и что «раньше, что ни говорите, жили лучше», или же, на худой конец, поговорить о нынешнем российском спорте, который, разумеется, тоже уже не тот, старик упрямо переводил нить беседы на личности. Точнее — на личность самого Ярослава. Причем делал это довольно профессионально, настолько, что Яру стало интересно — а в самом ли деле благообразный пенсионеp провел трудовые годы в стенах ничем не примечательного научно-исследовательского института с непроизносимым названием и малопонятными задачами. Хотя, возможно, зафиксировав вполне предсказуемый интерес российских спецслужб, Ярослав теперь готов был увидеть агента в каждом встречном.
   И все-таки вопросы следовали один за другим, заданные то в шутку, то всерьез, то вообще непохожие на вопрос, но подталкивающие собеседника к каким-то ответным репликам, из которых можно сделать далеко идущие выводы. Даже когда разговор заходил о вещах вполне обыденных и безобидных, буквально через несколько ничего не значащих фраз Ярослав с удивлением обнаруживал, что беседа снова сворачивает к теме его персоны. Более того, вдруг осознавал, что уже успел ответить на очередной вопрос куда откровеннее, чем собирался.
   Привычно — в последние полсотни лет это и в самом деле стало делом вполне обыдённым — он просканировал окружающее пространство и даже удивился, не обнаружив ни одного скрытого микрофона. На какой-то момент появилось желание позаботиться о том, чтобы в памяти старика от сегодняшнего вечера остались лишь неясные, смутные обрывки воспоминаний о хорошо проведенном времени. Но по зрелом размышлении оставил все как есть — копаться в памяти человека было поступком в высшей степени неэтичным, и заниматься этим Ярослав не хотел. Да и не сказать, чтобы уж очень хорошо мог это сделать — он не целитель, не чистый волшебник, а всего лишь обычный техномаг. Его стезя — приборы и оборудование, а не живые организмы. Минимум навыков по вмешательству в состояние тела и духа он получил — но это и в самом деле лишь минимум, где-то уровень первого, максимум второго курса высшей школы искусств. Так что попытка редактирования памяти старика — вещь опасная.
   И еще одно — Ярослава беспокоил сам факт подобного допроса. Если бы беседа была организована работниками спецслужб, стали бы они возлагать всю ответственность на деда, пусть и экс-сотрудника никому не нужного НИИ. Скорее, ввели бы какого-нибудь «внучка», да еще непременно нашпиговали бы дом жучками. А дед ведь работу делает грамотно... странно все это.
   — Ты беспокоишься... — Это был не вопрос, утверждение. Оленька хорошо чувствовала эмоции, это был неизбежный побочный результат геронтологической магии, воздействию которой она подвергалась уже добрых пять десятков лет.
   — Есть немного, — не стал спорить он. — Знаешь, я пойду поработаю. Ты ложишься?
   — Если не возражаешь, посижу с тобой.
   — Просто поражаюсь, как же тебе не скучно, — усмехнулся он, подставляя ей руку. Лестница, ведущая в подвал дома, где располагалась его лаборатория, была достаточно крутой.
   — Ты серьезно? — удивилась она и, похоже, искренне. — Это ведь так... интересно. Помнишь тот разговор, что мы подслушивали? С этой... как ты ее назвал?
   — Магически стабилизированная психоматрица личности.
   На этой двери замок был, и Ярослав никогда не забывал его закрыть. В этом мире, насколько он знал, не нашлось бы специалиста, способного вскрыть техномагическую защиту двери, желающему ознакомиться с внутренним пространством лаборатории пришлось бы вышибить дверь целиком. Но и это было совсем не так просто, как казалось на первый взгляд. По хлипкой на вид конструкции пробежала едва видимая глазу волна, и дверь тихо, без скрипа, распахнулась.
   — Я этого никогда не запомню. — Солнышко забралась с ногами в глубокое мягкое кресло, поставленное здесь специально для нее. — Мне кажется, слово «дух» звучит лучше. И короче.
   — Духи — это чистой воды мистика, — усмехнулся он. — А вы отделить свою психоматрицу и стабилизировать ее на сколь угодно долгий срок может любой приличный маг. И если в период этого отделения его убьют... Как в данном случае и получилось. То будет сей дух летать над водою.
   — Ведь это бессмертие, Яр? — тихо сказала Ольга. — Пусть не вполне настоящее, но все же бессмертие.
   Он вздохнул, подошел к ней, взъерошил волосы женщины, она потянулась, чуть не замурлыкав от удовольствия. Но глаза смотрели серьезно и капельку печально.
   — Это не жизнь, Солнышко. — Ярослав старался не встречаться с ней взглядом. — Это не жизнь, это существование. Вдвойне жестокое оттого, что сама психоматрица не может это существование прекратить. Любой сильный маг способен сделать себе такое «бессмертие», по крайней мере при непосредственной угрозе жизни. И ты даже не представляешь себе, сколь редко это все же происходит. Ведь и у этой Эрнис отделение матрицы произошло случайно. Имей она возможность подумать и все взвесить... не знаю, не знаю.
   — А ты тоже можешь?
   Он покачал головой.
   — Увы, нет. Я ведь не маг.
   — Техномаг.
   — Солнышко, я же говорил, это не одно и то же.
   Это и в самом деле обсуждалось уже не раз. И Ярославу не хотелось в очередной раз объяснять вещи, самому ему кажущиеся очевидными. Тем более что он прекрасно понимал — с позиции человека технологического мира что чистая магия, что техномагия... поди разгляди разницу. В самом деле, в чем внешнее различие между боевым фаерболом, излюбленным оружием классического мага, и генерацией шаровой молнии, говоря иначе — боевой заезды? С точки зрения далекого от магии человека — ни в чем.
   — Ладно, давай приступим к делу.
   Он высыпал из пакета на стол груду радиомусора, придвинул к себе большой телевизор со снятым кожухом и принялся менять сгоревшие детали. В последнее время с этим стало заметно проще — еще пару десятков лет назад он неделями разыскивал нужные запчасти, а еще ранее вообще полагался в основном на магию, чем на аппаратную составляющую своего творения, за что расплачивался постоянными головными болями. Поисковая система относилась к одному из высших разделов прикладной техномагии и, следовательно, сил требовала немало.
   Если бы полученную схему — часто просто гроздья деталей и микросхем, висящих в переплетении проводов, — показать какому-нибудь специалисту, он бы решил, что сие творение ваял человек, в синьку пьяный или изрядно обкурившийся. Схема работать не могла в принципе. И специалист, безусловно, был бы прав — со своей точки зрения. Но помимо проводов эту схему связывало и нечто иное, неуловимое — и в то же время вполне реальное. То, что составляло суть техномагии — почти безграничная власть над изделиями человеческих рук.
   Правда, даже эта власть не могла уберечь детали от постоянного сгорания. А искать редкие образцы, что шли в космическую технику... проще было в очередной раз купить несколько пригоршней дешевых деталек на Горбушке или Митинском.
   Наконец последняя деталь встала на место, Ярослав ткнул кнопку включения и экран телевизора заполнился белесой мутью. Пальцы забегали по пульту управления — громоздкой конструкции, усыпанной кнопками, верньерами и переключателями. Несколько раз по туману на экране пробегали какие-то тени, один раз марево сменилось непроглядной чернотой, явно не имеющей ничего общего с обычной ночью, затем все снова заполонило месиво помех.
   — Не торопись, — подала голос Ольга. — Куда спешишь?
   Он фыркнул, не оборачиваясь. Словно в ответ муть с экрана исчезла, уступив место изображению, пока еще нечеткому и черно-белому. Теперь верньеры Ярослав вращал едва заметными прикосновениями пальцев, напряженно вглядываясь в изображение, что становилось все четче, постепенно наливаясь цветом. Ольга уже была рядом, рассматривая картинку чужого мира с неподдельным интересом.
   Лес. Дорога, вьющаяся меж деревьев. Магический глаз завис где-то на высоте метров двадцати, от этого всадники кажутся мелкими — их двое, один существенно крупнее, второй — совсем кроха, подросток или миниатюрная девушка.
   — У них сейчас будут неприятности. — В голосе Ярослава явственно послышалось некоторое разочарование.
   Он снова, в который уже раз попал не в тот мир. Полноценной поисковой системы при существующем здесь уровне технологии и при полном отсутствии развитых магических школ построить было практически невозможно. Тем более что основой любой поисковой машины, способной получить картинку и звук из другого мира, является обостренная чувствительность сенс-оператора, способного улавливать эманации боли, радости или страха через Границы, разделяющие миры. Талантами сенситива Ярослав тоже не обладал, а способности Ольги были слишком слабы, чтобы их использовать. Да он никогда и не рискнул бы подключить ее разум к своему на коленке собранному прибору — слишком хорошо помнил историю, помнил, сколько сенситивов с выжженным до идиотского состояния разумом вышло из-под первых, еще не очень надежных, лишенных многоуровневой магической и технологической защиты шлемов.
   А потому искать приходилось на ощупь — и ошибаться, снова и снова. Сколько миров прошло перед его глазами за последние полвека, с тех пор, как он сумел с грехом пополам собрать первый поисковый прибор? Десятки, сотни? Но среди них не было того, единственного, который был ему необходим, который он искал, чувствуя, как постепенно погибает надежда. Вот и этот был... не тот. В его родном мире уже много веков никто не ездил верхом, имея за плечом здоровенный двуручный рыцарский меч. Хотя бывали случаи, когда магический глаз проваливался в прошлое — но очень неглубоко, максимум на несколько месяцев, на год. Глубже заглянуть в историю не удавалось даже тогда, когда этого намеренно пытались добиться.
   — Ты что имеешь в виду? — отвлек его от тоскливых размышлений голос Оленьки.
   — М-м?..
   — Ты сказал, у них будут неприятности. Откуда?
   — Засада, — ткнул пальцем в экран Ярослав.
   И действительно, среди зеленых кустов виднелись спины людей, явно не желающих, чтобы их обнаружили раньше времени. Скорее всего густой кустарник достаточно надежно закрывал их от взглядов всадников, но сверху их можно было пересчитать легко.
   — Кто из них Страж? — поинтересовалась Ольга.
   — Сложно определить. Поисковый глаз и с наличием хорошей техники проще всего навести именно на Стража, с его характерным биополем, а так, в отсутствие сенса и приличной поисковой системы... Так что один из этой компании непременно Страж. А вот кто — понятия не имею.
   — Ставлю на рыцаря.
   — Где ты видишь здесь рыцаря? — фыркнул Ярослав.
   — Ну, вот этот, с мечом. Подумаешь, без доспехов. Он мне нравится. И потом, не может Страж быть разбойником с большой дороги.
   — Ну вот еще... — Ярослав отчаянно пытался опустить глаз поближе к дороге. Плодом этих усилий являлось снижение магического наблюдателя на два или три метра. Мало, но все-таки лучше, чем ничего. — Солнышко, поверь моему опыту, в латентном состоянии Страж может быть кем угодно. Вором. Убийцей. Святым праведником. Проституткой. Палачом. Паладином. Ученым. Просто осознавший себя Страж уже не будет... как бы это сказать... вести себя сильно уж вразрез с принятыми в обществе этическими нормами. Не сможет просто. Другое дело, что в ином обществе, к примеру» нападение из кустов на одинокого путника с целью завладения его имуществом вполне может считаться занятием достойным всяческого подражания. Как это было, м-м...
   — У Шекли[1], — подсказала Оленька, запоем читавшая любую фантастику, до которой могла дотянуться.
   — Вот именно. Думаешь, если где-то квинтэссенцией воинской доблести является поедание еще дымящейся печени только что поверженного врага, Страж будет вегетарианцем? Весьма сомнительно.
   — И все равно, мне нравится этот рыцарь. Я буду за него болеть, — не сдавалась Ольга. — Ну, еще поближе можно? Хоть чуть-чуть...
   Тем временем события начали стремительно развиваться по вполне предсказуемому сценарию. Засада выползла на дорогу, перегородив всаднику путь и явно предлагая ему очевидный для многих и многих этапов развития общества выбор — ты нам коня, бабу и деньги, а мы тебе позволим унести подобру-поздорову нечто неизмеримо более ценное — твою шкуру. Звука поймать так и не удалось, а крутить сейчас настройку Ярослав опасался, как бы и вовсе не потерять изображение.
   Ожидалось, что сейчас воин выхватит меч и, как полный идиот, бросится защищать честь и достоинство своей дамы — поразмыслив, Ярослав решил, что за всадником следует именно дама, миниатюрная, не слишком хорошо одетая — во что-то вроде рясы. Монашка? Или здесь для женщин мода такая?
   Воин и в самом деле потянулся к мечу — почти сразу позади него на дорогу выползли еще четверо. С такого расстояния видно было плохо, но Ярослав был готов поклясться, что по крайней мере у одного из бандитов в руках арбалет. Видимо, предложение поделиться с ближним ценностями и спутницей прозвучало снова, уже в более настойчивой форме.
   — О-ох!!! — раздался полувздох-полувскрик Оленьки, то ли испуганный, то ли восторженный. А на экране творилось нечто совершенно непредсказуемое — и источником этого был не рыцарь, а его спутница, та самая кроха в монашеской рясе. Прежде всего она оказалась не человеком, а метаморфом — почти в мгновение ока превратилась в какое-то крылатое чудовище, метнулась вперед, по пути что-то сделав с главарем разбойников, затем, на ходу трансформируясь во вполне человекообразное создание, подхватила с седла мечи и занялась теми, кто был позади. В то время как рыцарь еще даже не понял толком, что случилось. Затем и он рванул меч из ножен... но по большому счету схватка была уже выиграна. Ярослав видел, что девчонка больше забавлялась, чем стремилась быстро и эффективно покончить с оставшимися в живых бандитами.
   — Может, это она Страж, — задумчиво пробормотал Ярослав. — В принципе и магией владеет, и с оружием знакома.