Страница:
Вавилон стоял по обоим берегам Евфрата — огромный четырехугольник в двадцать два километра.
Город был богат. Трехэтажные и четырехэтажные дома теснились на его улицах. Это был старый город, стоявший много веков. Его не раз захватывали, разрушали и сжигали враги. Но Вавилон восставал, сбрасывал иго покорителей и вновь отстраивался, упорно защищая свою независимость.
Очень много строил вавилонский царь Навуходоносор П. Он вообще любил строить, но особенно ему хотелось украсить и возвеличить свой Вавилон, который он считал столицей всего мира.
Навуходоносор оставил такую надпись: «… С давних дней, до царствования Набопаласара, моего родителя, многие цари, мои предшественники, строили дворцы в других городах, которые они избирали; там они устраивали себе место жительства, собирали сокровища, складывали дары и только в день праздника Вагвук (Нового года) являлись к выходу бога Мардука. Когда же Мардук призвал меня к царскому сану, а Набу, его истинный сын, поручил мне свой народ, возлюбил я, как свою драгоценную жизнь, сооружение их чертогов. Кроме Вавилона и Борсиппы, у меня не было резиденции. В Вавилоне, который я ставлю выше всего и который я люблю, я заложил дворец — удивление людей…»
Навуходоносор строил храмы и дворцы. Он восстановил разрушенную ассирийцами священную дорогу — дорогу религиозных процессий — и поставил по ее сторонам невысокие красивые стены из голубых эмалированных кирпичей, на которых были изображены белые и желтые львы — сто двадцать львов, идущих по голубому полю.
Он задумал восстановить разрушенную ассирийцами огромную башню — зиккурат, как назывались эти квадратные ступенчатые, похожие на пирамиды башни. Этот зиккурат должен был, по его выражению, «встать на груди преисподней так, чтобы его вершина достигла неба». Начиная эту работу, сам царь и его сыновья принесли на головах золоченые корзины с кирпичом и положили этот кирпич в основание башни.
Навуходоносор II много заботился о защите города от врагов. Ассирийская Ниневия всегда угрожала ему. Но пришел мидиец Киаксар, и от Ниневии остались развалины. В то время вавилоняне вместе с Киаксаром громили Ассирию. Но можно ли доверять этой дружбе? Кто поручится, что мидийцы не придут снова и не поступят с Вавилоном так же, как с Ниневией?
Вот он и строил вокруг Вавилона стены «вышиной с гору». Чтобы защитить подступы к городу, Навуходоносор велел насыпать валы и обложить их кирпичом. Валы тянулись от Евфрата до Тигра. Кроме того, вдали от города он устроил огромный, выложенный камнем водоем, до краев наполненный водой. Теперь он мог, в случае вражеского нашествия, спустить воду и затопить всю равнину, среди которой Вавилонская область поднялась бы подобно острову.
»…Собрать воды, подобные волнам моря, вокруг города», — говорил царь.
Весной в месяце нисане (март-апрель) персидский царь Кир со своим войском перешел Тигр.
В это время Навуходоносора уже давно не было на свете. В Вавилоне царствовал слабый, подслеповатый, страстно приверженный богам царь Набонид.
Набонид не любил никаких новшеств. Восстанавливая древние храмы богов, он гордился тем, что ничего не изменял в них «даже на толщину пальца». Его жизнь проходила в чаду курений ладана перед алтарями, в дыму жертвоприношений. Даже свою дочь он сделал жрицей в храме бога луны — Сина.
Однако Набонид понимал, какая опасность надвигается на Вавилон. Он, как умел, готовился к войне, пытался объединить подвластные ему племена для защиты Вавилона.
Но народы, порабощенные Вавилоном, уже давно изнемогали от непосильных налогов и поборов. Скот, хлеб, изделия ремесел — все шло в кладовые царя и жрецов. Услышав о приближении Кира, подвластные Вавилону племена заволновались: они ждали его как избавителя и готовы были помогать ему.
Власть Вавилона зашаталась.
Набонид молился Мардуку:
»…Защити меня, Набонида, царя Вавилонского, от преступлений против твоего божества и подай мне долголетнюю жизнь… «
А Кир в это время уже вступил в Междуречье.
Набонид бросился защищать Вавилон. Он велел спустить шлюзы и окружить город водой.
Но самой главной защитой он считал богов. В ужасе перед надвигающимися персидскими полчищами он приказал всех идолов из старых вавилонских городов — из Марада, из Кита, из Хурсагкаламы и вообще из всей страны Аккада — перевезти к себе в Вавилон. Боги спасут его от Кира!
Это возмутило не только народ, но и жрецов. Жители городов, из которых были взяты боги, негодовали, что их святыни так унизили: их везли в повозках, запряженных скотом — волами и мулами. Плакали, что храмы их оставили пустыми…
А жрецы Вавилона были оскорблены. У них есть свой бог Мардук, которого они называли всемогущим. Мардук здесь, в Вавилоне, — для чего же другие боги?
Но бедный, перепуганный Набонид не слушал ничьих жалоб. Боги должны спасти его и спасти Вавилон. Чем больше богов, тем крепче защита!
Город был богат. Трехэтажные и четырехэтажные дома теснились на его улицах. Это был старый город, стоявший много веков. Его не раз захватывали, разрушали и сжигали враги. Но Вавилон восставал, сбрасывал иго покорителей и вновь отстраивался, упорно защищая свою независимость.
Очень много строил вавилонский царь Навуходоносор П. Он вообще любил строить, но особенно ему хотелось украсить и возвеличить свой Вавилон, который он считал столицей всего мира.
Навуходоносор оставил такую надпись: «… С давних дней, до царствования Набопаласара, моего родителя, многие цари, мои предшественники, строили дворцы в других городах, которые они избирали; там они устраивали себе место жительства, собирали сокровища, складывали дары и только в день праздника Вагвук (Нового года) являлись к выходу бога Мардука. Когда же Мардук призвал меня к царскому сану, а Набу, его истинный сын, поручил мне свой народ, возлюбил я, как свою драгоценную жизнь, сооружение их чертогов. Кроме Вавилона и Борсиппы, у меня не было резиденции. В Вавилоне, который я ставлю выше всего и который я люблю, я заложил дворец — удивление людей…»
Навуходоносор строил храмы и дворцы. Он восстановил разрушенную ассирийцами священную дорогу — дорогу религиозных процессий — и поставил по ее сторонам невысокие красивые стены из голубых эмалированных кирпичей, на которых были изображены белые и желтые львы — сто двадцать львов, идущих по голубому полю.
Он задумал восстановить разрушенную ассирийцами огромную башню — зиккурат, как назывались эти квадратные ступенчатые, похожие на пирамиды башни. Этот зиккурат должен был, по его выражению, «встать на груди преисподней так, чтобы его вершина достигла неба». Начиная эту работу, сам царь и его сыновья принесли на головах золоченые корзины с кирпичом и положили этот кирпич в основание башни.
Навуходоносор II много заботился о защите города от врагов. Ассирийская Ниневия всегда угрожала ему. Но пришел мидиец Киаксар, и от Ниневии остались развалины. В то время вавилоняне вместе с Киаксаром громили Ассирию. Но можно ли доверять этой дружбе? Кто поручится, что мидийцы не придут снова и не поступят с Вавилоном так же, как с Ниневией?
Вот он и строил вокруг Вавилона стены «вышиной с гору». Чтобы защитить подступы к городу, Навуходоносор велел насыпать валы и обложить их кирпичом. Валы тянулись от Евфрата до Тигра. Кроме того, вдали от города он устроил огромный, выложенный камнем водоем, до краев наполненный водой. Теперь он мог, в случае вражеского нашествия, спустить воду и затопить всю равнину, среди которой Вавилонская область поднялась бы подобно острову.
»…Собрать воды, подобные волнам моря, вокруг города», — говорил царь.
Весной в месяце нисане (март-апрель) персидский царь Кир со своим войском перешел Тигр.
В это время Навуходоносора уже давно не было на свете. В Вавилоне царствовал слабый, подслеповатый, страстно приверженный богам царь Набонид.
Набонид не любил никаких новшеств. Восстанавливая древние храмы богов, он гордился тем, что ничего не изменял в них «даже на толщину пальца». Его жизнь проходила в чаду курений ладана перед алтарями, в дыму жертвоприношений. Даже свою дочь он сделал жрицей в храме бога луны — Сина.
Однако Набонид понимал, какая опасность надвигается на Вавилон. Он, как умел, готовился к войне, пытался объединить подвластные ему племена для защиты Вавилона.
Но народы, порабощенные Вавилоном, уже давно изнемогали от непосильных налогов и поборов. Скот, хлеб, изделия ремесел — все шло в кладовые царя и жрецов. Услышав о приближении Кира, подвластные Вавилону племена заволновались: они ждали его как избавителя и готовы были помогать ему.
Власть Вавилона зашаталась.
Набонид молился Мардуку:
»…Защити меня, Набонида, царя Вавилонского, от преступлений против твоего божества и подай мне долголетнюю жизнь… «
А Кир в это время уже вступил в Междуречье.
Набонид бросился защищать Вавилон. Он велел спустить шлюзы и окружить город водой.
Но самой главной защитой он считал богов. В ужасе перед надвигающимися персидскими полчищами он приказал всех идолов из старых вавилонских городов — из Марада, из Кита, из Хурсагкаламы и вообще из всей страны Аккада — перевезти к себе в Вавилон. Боги спасут его от Кира!
Это возмутило не только народ, но и жрецов. Жители городов, из которых были взяты боги, негодовали, что их святыни так унизили: их везли в повозках, запряженных скотом — волами и мулами. Плакали, что храмы их оставили пустыми…
А жрецы Вавилона были оскорблены. У них есть свой бог Мардук, которого они называли всемогущим. Мардук здесь, в Вавилоне, — для чего же другие боги?
Но бедный, перепуганный Набонид не слушал ничьих жалоб. Боги должны спасти его и спасти Вавилон. Чем больше богов, тем крепче защита!
КИР НАКАЗЫВАЕТ РЕКУ
Кир вступил в Междуречье.
Это уже не был юноша, горячий, запальчивый, жадно рвущийся к победам, деливший со своими лучниками и копьеносцами пищу у костра и ложе на земле. Это был царь великой державы, покоривший всю Азию, Лидию и все эллинские города Азиатского побережья.
Роскошно одетый, с короткой, красной от хны бородой, завитой в мелкие колечки, с кудрями, падающими до плеч из-под высокой шапки — тиары, в украшенном золотом панцире, Кир, окруженный свитой, ехал на белом коне впереди своего войска.
Эту роскошь Кир перенял у лидян и эллинов. У карийцев он взял обычай украшать султанами шлемы солдат. Да и щиты персы стали делать по их образцу — с рукоятками. А раньше носили их на кожаном ремне, перекидывая ремень на шею через левое плечо.
Армия Кира стала несметной. Тут были и персы, и мидяне, и лидяне, и карийцы, и эллины. У Кира были опытные в военных делах полководцы.
Рядом с ним ехал навсегда преданный ему мидянин Гарпаг. Целую страну — богатую Лидию — отдал Кир Гарпагу в наследственное управление. Кир не забывал ни зла, ни добра.
На пути к Вавилону Кира остановила река Гинда, или, как ее еще называют, Дийала. Эта большая бурная река преградила ему дорогу. Солдаты пытались перейти ее то в одном месте, то в другом, но никак не удавалось. А уж о том, чтобы переправить обоз, и думать не приходилось.
У персов был обычай держать при войске особой красоты и благородства коней, которые считались священными. В важных случаях по их поступи, по их ржанию маги-жрецы предсказывали грядущие события. Такие вот священные кони следовали и за Киром.
Когда войско стояло на берегу Гинды, вдруг один из этих коней отважно кинулся в реку, стремясь переплыть ее. Но река тотчас подхватила коня, закружила и, захлестнув волной, утащила на дно.
Кир вознегодовал.
— За это насилие, — пригрозил он Гинде, — я сделаю тебя такой незначительной, такой мелководной, что женщины будут переходить вброд и колен не замочат!
Кир приостановил поход.
Он приказал раскинуть лагерь. Скоро по всей долине загорелись костры, задымились котлы. Люди и лошади были рады отдохнуть от долгого пути.
Наутро Кир разделил свое войско на две части. Одна половина войска осталась на этом берегу. Другая — переправилась на тростниковых плотах на тот берег. Кир наметил на обоих берегах Гинды по сто восемьдесят канав и приказал копать.
Это была тяжелая работа. Солнце палило свирепо. Откуда-то из пустыни приносило горячий красный песок, и он, словно дым, висел в воздухе, не давая дышать. Тучи песчаных мух мучили людей, от укусов их зудило кожу, возникала лихорадка с высокой температурой и болью в суставах. Ночью налетали полчища комаров, от которых ничем нельзя было укрыться. Воспалялись и болели глаза…
Неожиданно, откуда-то из страны демонов, налетали черные смерчи, и там, где они проносились, оставалась пустыня. В самую страшную жару, когда раскаленный воздух словно кипел от зноя, вдруг разражались неистовые грозы, все небо полыхало молниями. Чужая земля старалась уничтожить пришельцев, испепелить их, сжечь.
Но люди работали. Целое лето копали они эти триста шестьдесят каналов, чтобы наказать Гинду мелководьем, как пригрозил Кир.
Наказать реку!
Люди, поклонявшиеся солнцу, ветрам и воде, не видели в этом ничего необыкновенного: река поступила вероломно, она погубила лучшую лошадь Кира, хотя этой реке никто не нанес ни обиды, ни оскорбления. Значит, надо отомстить ей, наказать ее.
А Кир молчал. И когда слышал проклятия, посылаемые Гинде, глаза его светились усмешкой. Но он прятал эту усмешку. Никто не должен знать его планов, его военных замыслов. Ему было известно, что в любом войске всегда найдется перебежчик и шпион, готовый предать своего полководца. Пускай так и думают, что он наказывает реку, а вовсе не готовит путь своему войску для продвижения в глубь месопотамской земли.
О замыслах его знали только старые военачальники, с которыми он советовался. Знал это и старый царь Крез, которого Кир всюду возил с собой. Когда река была наказана и обмелела, как угрожал ей Кир, его войска и обозы свободно перешли ее.
Войска Набонида встретили Кира недалеко от Вавилона и преградили путь. Набонид, богомольный царь, много молился перед походом и был уверен, что боги помогут ему победить и прогнать врага. Поэтому он не очень тревожился о том, как вооружены его солдаты, как они обеспечены провиантом. Но сам он не отказался ни от удобств, к которым привык, ни от роскоши, в которой жил. За ним всюду следовал обоз со всякими припасами, гнали стадо скота для жертвоприношений богам и для того, чтобы у царя было всегда свежее мясо.
Войска встретились. И у стен самой столицы Вавилонии Кир разбил Набонида.
Набонид бежал и закрылся в Вавилоне, захлопнув за собой все сто медных вавилонских ворот.
Это уже не был юноша, горячий, запальчивый, жадно рвущийся к победам, деливший со своими лучниками и копьеносцами пищу у костра и ложе на земле. Это был царь великой державы, покоривший всю Азию, Лидию и все эллинские города Азиатского побережья.
Роскошно одетый, с короткой, красной от хны бородой, завитой в мелкие колечки, с кудрями, падающими до плеч из-под высокой шапки — тиары, в украшенном золотом панцире, Кир, окруженный свитой, ехал на белом коне впереди своего войска.
Эту роскошь Кир перенял у лидян и эллинов. У карийцев он взял обычай украшать султанами шлемы солдат. Да и щиты персы стали делать по их образцу — с рукоятками. А раньше носили их на кожаном ремне, перекидывая ремень на шею через левое плечо.
Армия Кира стала несметной. Тут были и персы, и мидяне, и лидяне, и карийцы, и эллины. У Кира были опытные в военных делах полководцы.
Рядом с ним ехал навсегда преданный ему мидянин Гарпаг. Целую страну — богатую Лидию — отдал Кир Гарпагу в наследственное управление. Кир не забывал ни зла, ни добра.
На пути к Вавилону Кира остановила река Гинда, или, как ее еще называют, Дийала. Эта большая бурная река преградила ему дорогу. Солдаты пытались перейти ее то в одном месте, то в другом, но никак не удавалось. А уж о том, чтобы переправить обоз, и думать не приходилось.
У персов был обычай держать при войске особой красоты и благородства коней, которые считались священными. В важных случаях по их поступи, по их ржанию маги-жрецы предсказывали грядущие события. Такие вот священные кони следовали и за Киром.
Когда войско стояло на берегу Гинды, вдруг один из этих коней отважно кинулся в реку, стремясь переплыть ее. Но река тотчас подхватила коня, закружила и, захлестнув волной, утащила на дно.
Кир вознегодовал.
— За это насилие, — пригрозил он Гинде, — я сделаю тебя такой незначительной, такой мелководной, что женщины будут переходить вброд и колен не замочат!
Кир приостановил поход.
Он приказал раскинуть лагерь. Скоро по всей долине загорелись костры, задымились котлы. Люди и лошади были рады отдохнуть от долгого пути.
Наутро Кир разделил свое войско на две части. Одна половина войска осталась на этом берегу. Другая — переправилась на тростниковых плотах на тот берег. Кир наметил на обоих берегах Гинды по сто восемьдесят канав и приказал копать.
Это была тяжелая работа. Солнце палило свирепо. Откуда-то из пустыни приносило горячий красный песок, и он, словно дым, висел в воздухе, не давая дышать. Тучи песчаных мух мучили людей, от укусов их зудило кожу, возникала лихорадка с высокой температурой и болью в суставах. Ночью налетали полчища комаров, от которых ничем нельзя было укрыться. Воспалялись и болели глаза…
Неожиданно, откуда-то из страны демонов, налетали черные смерчи, и там, где они проносились, оставалась пустыня. В самую страшную жару, когда раскаленный воздух словно кипел от зноя, вдруг разражались неистовые грозы, все небо полыхало молниями. Чужая земля старалась уничтожить пришельцев, испепелить их, сжечь.
Но люди работали. Целое лето копали они эти триста шестьдесят каналов, чтобы наказать Гинду мелководьем, как пригрозил Кир.
Наказать реку!
Люди, поклонявшиеся солнцу, ветрам и воде, не видели в этом ничего необыкновенного: река поступила вероломно, она погубила лучшую лошадь Кира, хотя этой реке никто не нанес ни обиды, ни оскорбления. Значит, надо отомстить ей, наказать ее.
А Кир молчал. И когда слышал проклятия, посылаемые Гинде, глаза его светились усмешкой. Но он прятал эту усмешку. Никто не должен знать его планов, его военных замыслов. Ему было известно, что в любом войске всегда найдется перебежчик и шпион, готовый предать своего полководца. Пускай так и думают, что он наказывает реку, а вовсе не готовит путь своему войску для продвижения в глубь месопотамской земли.
О замыслах его знали только старые военачальники, с которыми он советовался. Знал это и старый царь Крез, которого Кир всюду возил с собой. Когда река была наказана и обмелела, как угрожал ей Кир, его войска и обозы свободно перешли ее.
Войска Набонида встретили Кира недалеко от Вавилона и преградили путь. Набонид, богомольный царь, много молился перед походом и был уверен, что боги помогут ему победить и прогнать врага. Поэтому он не очень тревожился о том, как вооружены его солдаты, как они обеспечены провиантом. Но сам он не отказался ни от удобств, к которым привык, ни от роскоши, в которой жил. За ним всюду следовал обоз со всякими припасами, гнали стадо скота для жертвоприношений богам и для того, чтобы у царя было всегда свежее мясо.
Войска встретились. И у стен самой столицы Вавилонии Кир разбил Набонида.
Набонид бежал и закрылся в Вавилоне, захлопнув за собой все сто медных вавилонских ворот.
КИР В ВАВИЛОНЕ
Кир начинал гневаться. Время шло, а осажденный Вавилон не сдавался. Стены были так крепки, что пробить их не хватало ни умения, ни сил. И так они были высоки, что никакой насыпи, чтобы подняться выше их, сделать было невозможно.
Вавилонские правители всегда опасались врагов — то Ассирии, то Мидии. А больше всего Кира. Они видели, как он идет по азиатским землям, все захватывая на своем пути, они были готовы к тому, что рано или поздно Кир явится у стен Вавилона. И поэтому заготовили съестных припасов на многие годы.
Однако сидеть всю жизнь среди заболоченной долины за «Мидийской стеной», как называли персидскую осаду, вавилоняне не могли. Их положение было безвыходным. У них не было сильных союзников, которые пришли бы помочь Вавилону. Народы, платившие Вавилону дань, отложились. Порабощенные восстали и освободились из-под вавилонского ига. А те, которые не могли освободиться сами, ждали Кира как освободителя, как избавителя от неволи. По всей Азии уже шли слухи о том, что Кир не притесняет покоренные народы, не разрушает городов, не оскорбляет религии…
В эти томительные дни осады Кир часто собирал своих военачальников. Их было семь; среди них неизменно присутствовал и Гарпаг. Советовались. Думали. Искали путей, как взять этот неприступный город?
Иногда, оставшись один, Кир с возмущением вспоминал все те годы, через которые он добирался до Вавилона. Однажды он уже отправился на Вавилон. Но вернулся, потому что начались волнения и неурядицы в его азиатских владениях. Надо было покорить и привести к повиновению еще не покоренные племена, которые своими набегами и грабежами мешали ему. Как злорадно тогда подшучивал над ним его дед Астиаг, как злобно он веселился!
«Что, сын перса? Не дотянулся до Вавилона? Глупейший! Отнял у меня власть, а сделал ли больше, чем сделал бы я? Я бы уже давно взял Вавилон, уже давно он лежал бы в развалинах и дымился, как Ниневия! И еще считаешь себя великим царем!»
И как долго потом Кир добирался до Вавилона! Вот уже скоро семь лет этот недостижимый город занимает его время, его думы, его расчеты, его замыслы…
Он победит Набонида. Он уже давно победил бы этого робкого, нерешительного царя. Набонид пытался сражаться с Киром. Но каждый раз, побежденный, поспешно отступал за высокие стены города-крепости. А теперь закрылся там и сидит среди — своих храмов, зиккуратов и богов.
Как одолеть его?
И вот однажды, в трудную минуту раздумий, Кир вдруг понял, что ему нужно сделать.
Тотчас по его приказу войска персов пришли в движение. Одна часть войска подошла к тому месту реки, где она вливается в город. А другая часть встала там, где река вытекает из города. Прежде чем разделить войско, Кир сказал:
— Как только река станет удобна для перехода, вступайте по руслу в город.
Приказ был краткий, точный и повторения не требовал. Персы стояли по обе стороны города у самых берегов Евфрата.
Кир тем временем собрал воинов, не способных более к сражению — раненых, заболевших, уставших, — и вместе с ними ушел к озеру, к тому водоему, который сделан был Навуходоносором для запаса воды.
Сейчас водоем был пуст, вода разлилась по долине, защищая Вавилон. Вместо озера здесь лежало болото.
И тогда Кир сделал то, что делал когда-то Навуходоносор, запасаясь водой на засушливое время. Он открыл плотину, и Евфрат хлынул в этот водоем.
Военачальники Кира и сами солдаты, стоявшие под Вавилоном, напряженно следили за тем, как незаметно, но неудержимо убывает в реке вода, как все глубже обнажается ее русло.
Пора!
Командовал Гобрий, один из военачальников Кира.
Пора!
По его знаку солдаты спустились в русло. Вода не доходила до пояса, и. персы тихо, стараясь не шуметь, вошли с двух сторон в город.
Если бы вавилоняне увидели их в это время, персы погибли бы. Вавилоняне «захватили бы персов как рыбу в верше», говорит Геродот. Набережные Евфрата внутри города были защищены стенами, улицы, ведущие к реке, запирались медными воротами. Вавилоняне могли бы закрыть эти ворота и, заняв набережные, истребить персидское войско.
Но в Вавилоне в это время справляли какой-то праздник. На всех улицах слышались песни, на площадях звенела музыка, всюду пели и танцевали.
А в городе уже было полно персов. Персы предстали с ошеломляющей неожиданностью. В средней части города еще продолжали танцевать, а окраины уже были в плену у врага. Вавилоняне глазам своим не верили, ушам своим не верили. Персы, гремя оружием, заполняли город.
Так, по свидетельству Геродота, был взят Вавилон.
Может быть, так.
А может, и не так.
Вавилонские жрецы были недовольны Набонидом за то, что он, по их мнению, недостаточно почитал их бога Мардука, а значит, и их самих.
Богатые вавилонские купцы не могли долго терпеть осады, не могли согласиться с потерей торговых путей, занятых персами. Им нужны были эти пути для перевозки товаров по всей Азии, и только Персидская держава открывала им свободные дороги.
И вернее всего, что вот эти влиятельные люди, договорившись между собой, изменили своему царю и сами открыли персам вавилонские ворота.
И Кир без боя полновластным владыкой вошел в Вавилон.
Царь Набонид отсиживался в древнем городе Борсиппе, в храме, окруженном крепкими стенами. Однако это длилось недолго. Набонид понял, что дело его безнадежно, и сдался.
Он вышел навстречу Киру с опущенной головой. Какие муки готовит ему Кир? Какой смертью заставит умереть?
Но Кир не мучил и не убивал тех, кто сдается. Не убил он и Набонида.
— Уезжай в Карманию, — сказал Кир. — Возьми себе эту область и живи там. Но Вавилон покинь навсегда.
Набонид, не ожидавший такой милости, тотчас уехал в Карманию. Там он и жил до конца своей жизни.
Кир с детства был наслышан о богатствах Вавилона.
Своим войскам он еще заранее отдал строжайший приказ: не грабить, не убивать, не осквернять храмов. Кир был убежден, что ничем нельзя так скоро и так прочно завоевать доверие побежденных народов, как уважением их религий. И войска Кира знали, что ослушаться нельзя. За много лет, проведенных в походах и завоеваниях, они уже твердо усвоили эти необычные правила их необычного царя.
Кир, окруженный свитой, шел по красивым прямым улицам Вавилона. Все удивляло его. Двухэтажные и трехэтажные дома, теснившиеся по сторонам, — он еще никогда не видел таких домов; тяжелые медные ворота, пламенеющие под солнцем; ворота богини Иштар…
У этих ворот, куда привела его широкая, вымощенная плитами дорога процессий, Кир остановился. Нельзя было пройти мимо их величавой красоты. Ворота были двойные, внутренние в два раза больше наружных. Они светились глубокой глазурью, фантастические существа глядели с их стен на Кира — не то быки, не то носороги, и еще кто-то таинственный, соединивший в себе и орла, и змею, и скорпиона «Сирруш»…
Кир увидел, что Вавилон полон храмов. Он захотел узнать, сколько их. Жрецы Вавилона тотчас сообщили ему, что храмов великих богов у них пятьдесят три, да пятьдесят святилищ царя богов Мардука, да триста святилищ земных божеств, да шестьсот святилищ небесных божеств, да сто восемьдесят алтарей Нергал и Адада и двенадцать других алтарей…
«Сколько понадобилось труда, чтобы построить эти храмы! — думал Кир. — Сколько жрецов занято служением богам, а ведь всех их надо кормить. Им всем нужен не только хлеб, но и золото нужно. Но не тронем жрецов. Они сильны. Они сильнее царя. Пусть берегут свои храмы и приносят жертвы своим богам».
Перед храмом божественного владыки Вавилона, владыки богов Бел-Мардука, как называли его жрецы, Кир остановился в изумлении. Этот храм был огромен. Кир пожелал войти — жрецы угодливо открыли украшенные бронзовыми пластинками двери. Прохлада, тишина, дымка ладана…
Здесь, среди мраморных, с золотом и лазурным камнем стен, Кир увидел огромную, в шесть метров высотой, статую Бел-Мардука. Мардук сидел в длинном, осыпанном звездами одеянии. На голове его светилась золотая тиара. Отсвет покрытого чистым золотом потолка озарял Мардука, словно сияньем солнца. На шее блистало драгоценное ожерелье.
— Почему у владыки богов такие огромные уши? — удивился Кир.
— Жрецы говорят, — ответил переводчик, — что ведь не мозг, а уши являются вместилищем разума и духа!
Кир, не противореча, кивнул головой.
Вблизи храма Эсагила Кир увидел необыкновенно прекрасную башню — зиккурат. А так как вавилонский народ особенно чтил этот храм, Кир поставил здесь свою охрану.
Зиккурат в Эсагиле неожиданно напомнил ему далекие Экбатаны. Башня была почти так же раскрашена, как дворец Дейока: нижняя ступень — черная, выше — белая, дальше — фиолетовая. Потом — синяя, красная, серебряная. И самая верхняя — золотая. Значит, Дейок знал об этих вавилонских зиккуратах!
Кир любовался городом: Вавилон нравился ему. Нравились эти прямые улицы, крепкие высокие жилища горожан, площади с неожиданной зеленью финиковых рощ, золотящиеся гроздьями сладких плодов… Он любовался богатыми дворцами, которые построил Навуходоносор.
Нравилась Киру и одежда вавилонян — льняная туника, спускающаяся до ног, сверху другая туника, шерстяная. И белый плащ, непринужденно накинутый на плечи… Может быть, такая одежда подошла бы и персам?
Волосы у вавилонян длинные, на голове они носят повязку. Такие волосы будут мешать в походах. Но обычай носить перстень с печатью и палку, украшенную то искусно сделанным яблоком, то розой, то орлом, — это, пожалуй, красиво…
— Этот город будет моей столицей, — решил Кир. — Столицей всего моего царства!
И с этого дня он стал так писать свой титул:
«Я, Кир, царь народов, великий царь, могучий царь, царь Вавилона, царь четырех стран света».
Царство его теперь уже простиралось от Средней Азии до Средиземного моря.
Вавилонские правители всегда опасались врагов — то Ассирии, то Мидии. А больше всего Кира. Они видели, как он идет по азиатским землям, все захватывая на своем пути, они были готовы к тому, что рано или поздно Кир явится у стен Вавилона. И поэтому заготовили съестных припасов на многие годы.
Однако сидеть всю жизнь среди заболоченной долины за «Мидийской стеной», как называли персидскую осаду, вавилоняне не могли. Их положение было безвыходным. У них не было сильных союзников, которые пришли бы помочь Вавилону. Народы, платившие Вавилону дань, отложились. Порабощенные восстали и освободились из-под вавилонского ига. А те, которые не могли освободиться сами, ждали Кира как освободителя, как избавителя от неволи. По всей Азии уже шли слухи о том, что Кир не притесняет покоренные народы, не разрушает городов, не оскорбляет религии…
В эти томительные дни осады Кир часто собирал своих военачальников. Их было семь; среди них неизменно присутствовал и Гарпаг. Советовались. Думали. Искали путей, как взять этот неприступный город?
Иногда, оставшись один, Кир с возмущением вспоминал все те годы, через которые он добирался до Вавилона. Однажды он уже отправился на Вавилон. Но вернулся, потому что начались волнения и неурядицы в его азиатских владениях. Надо было покорить и привести к повиновению еще не покоренные племена, которые своими набегами и грабежами мешали ему. Как злорадно тогда подшучивал над ним его дед Астиаг, как злобно он веселился!
«Что, сын перса? Не дотянулся до Вавилона? Глупейший! Отнял у меня власть, а сделал ли больше, чем сделал бы я? Я бы уже давно взял Вавилон, уже давно он лежал бы в развалинах и дымился, как Ниневия! И еще считаешь себя великим царем!»
И как долго потом Кир добирался до Вавилона! Вот уже скоро семь лет этот недостижимый город занимает его время, его думы, его расчеты, его замыслы…
Он победит Набонида. Он уже давно победил бы этого робкого, нерешительного царя. Набонид пытался сражаться с Киром. Но каждый раз, побежденный, поспешно отступал за высокие стены города-крепости. А теперь закрылся там и сидит среди — своих храмов, зиккуратов и богов.
Как одолеть его?
И вот однажды, в трудную минуту раздумий, Кир вдруг понял, что ему нужно сделать.
Тотчас по его приказу войска персов пришли в движение. Одна часть войска подошла к тому месту реки, где она вливается в город. А другая часть встала там, где река вытекает из города. Прежде чем разделить войско, Кир сказал:
— Как только река станет удобна для перехода, вступайте по руслу в город.
Приказ был краткий, точный и повторения не требовал. Персы стояли по обе стороны города у самых берегов Евфрата.
Кир тем временем собрал воинов, не способных более к сражению — раненых, заболевших, уставших, — и вместе с ними ушел к озеру, к тому водоему, который сделан был Навуходоносором для запаса воды.
Сейчас водоем был пуст, вода разлилась по долине, защищая Вавилон. Вместо озера здесь лежало болото.
И тогда Кир сделал то, что делал когда-то Навуходоносор, запасаясь водой на засушливое время. Он открыл плотину, и Евфрат хлынул в этот водоем.
Военачальники Кира и сами солдаты, стоявшие под Вавилоном, напряженно следили за тем, как незаметно, но неудержимо убывает в реке вода, как все глубже обнажается ее русло.
Пора!
Командовал Гобрий, один из военачальников Кира.
Пора!
По его знаку солдаты спустились в русло. Вода не доходила до пояса, и. персы тихо, стараясь не шуметь, вошли с двух сторон в город.
Если бы вавилоняне увидели их в это время, персы погибли бы. Вавилоняне «захватили бы персов как рыбу в верше», говорит Геродот. Набережные Евфрата внутри города были защищены стенами, улицы, ведущие к реке, запирались медными воротами. Вавилоняне могли бы закрыть эти ворота и, заняв набережные, истребить персидское войско.
Но в Вавилоне в это время справляли какой-то праздник. На всех улицах слышались песни, на площадях звенела музыка, всюду пели и танцевали.
А в городе уже было полно персов. Персы предстали с ошеломляющей неожиданностью. В средней части города еще продолжали танцевать, а окраины уже были в плену у врага. Вавилоняне глазам своим не верили, ушам своим не верили. Персы, гремя оружием, заполняли город.
Так, по свидетельству Геродота, был взят Вавилон.
Может быть, так.
А может, и не так.
Вавилонские жрецы были недовольны Набонидом за то, что он, по их мнению, недостаточно почитал их бога Мардука, а значит, и их самих.
Богатые вавилонские купцы не могли долго терпеть осады, не могли согласиться с потерей торговых путей, занятых персами. Им нужны были эти пути для перевозки товаров по всей Азии, и только Персидская держава открывала им свободные дороги.
И вернее всего, что вот эти влиятельные люди, договорившись между собой, изменили своему царю и сами открыли персам вавилонские ворота.
И Кир без боя полновластным владыкой вошел в Вавилон.
Царь Набонид отсиживался в древнем городе Борсиппе, в храме, окруженном крепкими стенами. Однако это длилось недолго. Набонид понял, что дело его безнадежно, и сдался.
Он вышел навстречу Киру с опущенной головой. Какие муки готовит ему Кир? Какой смертью заставит умереть?
Но Кир не мучил и не убивал тех, кто сдается. Не убил он и Набонида.
— Уезжай в Карманию, — сказал Кир. — Возьми себе эту область и живи там. Но Вавилон покинь навсегда.
Набонид, не ожидавший такой милости, тотчас уехал в Карманию. Там он и жил до конца своей жизни.
Кир с детства был наслышан о богатствах Вавилона.
Своим войскам он еще заранее отдал строжайший приказ: не грабить, не убивать, не осквернять храмов. Кир был убежден, что ничем нельзя так скоро и так прочно завоевать доверие побежденных народов, как уважением их религий. И войска Кира знали, что ослушаться нельзя. За много лет, проведенных в походах и завоеваниях, они уже твердо усвоили эти необычные правила их необычного царя.
Кир, окруженный свитой, шел по красивым прямым улицам Вавилона. Все удивляло его. Двухэтажные и трехэтажные дома, теснившиеся по сторонам, — он еще никогда не видел таких домов; тяжелые медные ворота, пламенеющие под солнцем; ворота богини Иштар…
У этих ворот, куда привела его широкая, вымощенная плитами дорога процессий, Кир остановился. Нельзя было пройти мимо их величавой красоты. Ворота были двойные, внутренние в два раза больше наружных. Они светились глубокой глазурью, фантастические существа глядели с их стен на Кира — не то быки, не то носороги, и еще кто-то таинственный, соединивший в себе и орла, и змею, и скорпиона «Сирруш»…
Кир увидел, что Вавилон полон храмов. Он захотел узнать, сколько их. Жрецы Вавилона тотчас сообщили ему, что храмов великих богов у них пятьдесят три, да пятьдесят святилищ царя богов Мардука, да триста святилищ земных божеств, да шестьсот святилищ небесных божеств, да сто восемьдесят алтарей Нергал и Адада и двенадцать других алтарей…
«Сколько понадобилось труда, чтобы построить эти храмы! — думал Кир. — Сколько жрецов занято служением богам, а ведь всех их надо кормить. Им всем нужен не только хлеб, но и золото нужно. Но не тронем жрецов. Они сильны. Они сильнее царя. Пусть берегут свои храмы и приносят жертвы своим богам».
Перед храмом божественного владыки Вавилона, владыки богов Бел-Мардука, как называли его жрецы, Кир остановился в изумлении. Этот храм был огромен. Кир пожелал войти — жрецы угодливо открыли украшенные бронзовыми пластинками двери. Прохлада, тишина, дымка ладана…
Здесь, среди мраморных, с золотом и лазурным камнем стен, Кир увидел огромную, в шесть метров высотой, статую Бел-Мардука. Мардук сидел в длинном, осыпанном звездами одеянии. На голове его светилась золотая тиара. Отсвет покрытого чистым золотом потолка озарял Мардука, словно сияньем солнца. На шее блистало драгоценное ожерелье.
— Почему у владыки богов такие огромные уши? — удивился Кир.
— Жрецы говорят, — ответил переводчик, — что ведь не мозг, а уши являются вместилищем разума и духа!
Кир, не противореча, кивнул головой.
Вблизи храма Эсагила Кир увидел необыкновенно прекрасную башню — зиккурат. А так как вавилонский народ особенно чтил этот храм, Кир поставил здесь свою охрану.
Зиккурат в Эсагиле неожиданно напомнил ему далекие Экбатаны. Башня была почти так же раскрашена, как дворец Дейока: нижняя ступень — черная, выше — белая, дальше — фиолетовая. Потом — синяя, красная, серебряная. И самая верхняя — золотая. Значит, Дейок знал об этих вавилонских зиккуратах!
Кир любовался городом: Вавилон нравился ему. Нравились эти прямые улицы, крепкие высокие жилища горожан, площади с неожиданной зеленью финиковых рощ, золотящиеся гроздьями сладких плодов… Он любовался богатыми дворцами, которые построил Навуходоносор.
Нравилась Киру и одежда вавилонян — льняная туника, спускающаяся до ног, сверху другая туника, шерстяная. И белый плащ, непринужденно накинутый на плечи… Может быть, такая одежда подошла бы и персам?
Волосы у вавилонян длинные, на голове они носят повязку. Такие волосы будут мешать в походах. Но обычай носить перстень с печатью и палку, украшенную то искусно сделанным яблоком, то розой, то орлом, — это, пожалуй, красиво…
— Этот город будет моей столицей, — решил Кир. — Столицей всего моего царства!
И с этого дня он стал так писать свой титул:
«Я, Кир, царь народов, великий царь, могучий царь, царь Вавилона, царь четырех стран света».
Царство его теперь уже простиралось от Средней Азии до Средиземного моря.
МАНИФЕСТ КИРА
Кир не тронул города. Но он приказал немедленно разрушить внешние стены Вавилона. Еще могут быть смуты, и вавилоняне захотят освободиться и закрыть от персов все свои медные ворота. А тогда снова трудная осада, снова война…
Неприступные стены Вавилона рушились в ров. Страну Междуречья охватило смятение. Жители древнего города Ура, что стоял к югу от Вавилона, решили, что и для них все кончено — погибнет их город, их свобода… Ни укрепления, ни рвы, ни стены не защитили Вавилона, враг победил. Будет побежден и Ур. У победителей свои боги, — так разве они пощадят богов, стоящих в храмах Ура?
А это казалось самым страшным: погибнут боги — погибнет и Ур!
Но Кир никогда не испытывал вражды к людям другой веры. Он не разорил Ура, не тронул богов. Но, к изумлению жителей, восстановил их разоренное святилище Эннунмах. И даже отремонтировал лицевую стену храма Сина — бога Луны.
Иудеев, которых Навуходоносор когда-то увел в плен, Кир отпустил на родину и приказал вернуть им священные сосуды, которые отнял у них Навуходоносор. Пять тысяч четыреста драгоценных чаш собрали освобожденные из плена вавилонского иудеи и повезли в свою страну.
Кир приказал вернуть всем городам и землям их богов, которых в страхе увез Набонид и собрал у себя в Вавилоне. И народ принял свои святыни, благословляя имя персидского царя.
Бел-Мардук снова возвысился. Вавилонские жрецы не находили слов для восхваления Кира и для поношения своего незадачливого царя Набонида.
»…Слабый был поставлен властвовать над своей страной…
Он… отменил ежедневные жертвы… Почитание Мардука, царя богов… и постоянно делал то, что было ко злу для его града… его жителей довел до погибели, наложив на них тяжкое иго. Владыка богов разгневался грозно из-за стены их; он оставил их область; боги, жившие в них, оставили свои жилища из-за гнева за их перенесение в Вавилон…
Мардук, великий владыка, защитник людей своих, радостно воззрел на его (Кира) благословенные деяния и его праведное сердце и повелел ему шествовать к своему граду Вавилону… сопутствуя ему, как друг и товарищ. Его широко растянувшиеся войска, неисчислимые, подобно воде, реки, шли вооруженные с ним… Набонида, царя, не почитавшего его, Мардука, он предал в его (Кира) руки… «
Вот что писали о нем жрецы.
Кир слушал это с непроницаемым и торжественным лицом. В глубине глаз, под длинными ресницами таилась насмешка. Он был слишком умен, чтобы поддаваться лести.
Но в манифесте своем он выдержал тот же тон, те же высокопарные речи, те же титулы.
— «Я, Кир, царь мира, великий царь, могучий царь, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырех стран, сын Камбиза, великого царя, царя города Аншана… «
«Если это и не совсем так, — добавлял про себя Кир, диктуя свой манифест, — нужно, чтобы они видели во мне потомка великих царей. Разве лестно покориться сыну перса Камбиза, который никогда не был царем? Пощадим их самолюбие, их тщеславие… «
И диктовал дальше:
— «…потомок Теиспа, великого царя, царя города Аншана, отрасль вечного царства, которого династия любезна Белу и Набу, которого владычество приятно их сердцу. Когда я мирно вошел в Вавилон и при ликованиях и веселии во дворце царей занял царское жилище, Мардук, великий владыка, склонил ко мне благородное сердце жителей Вавилона за то, что я ежедневно помышлял о его почитании… «
Кир повторил почти все, что сказали о его деяниях жрецы, принял все почести и титулы, которыми его награждали, восхвалил Мардука, как того хотели, не забыл и других богов.
Но главное для него было не титулы и не почести. Главное для него было умиротворить покоренные народы, чтобы его власть не тяготила их, чтобы не искали они других царей и не стремились свергнуть его, Кира. Кир понимал, что угнетением и жестокостью многого не достигнешь. Он видел это на примере многих великих царей и царств. Пала всемогущая Ниневия. Пал Вавилон. И его дед Астиаг разве не из-за собственной свирепости утратил царскую власть?
Иногда странные, не подобающие царю мысли посещали его. «Митридат был пастух, — думал Кир, — Спако — жена пастуха. А разве не достойнее они были, простые пастухи, чем великий царь Астиаг?»
Этими мыслями Кир ни с кем не делился, даже с Крезом и даже с Гарпагом.
Но в такие минуты раздумья перед его глазами зеленело горное пастбище, над головой смыкались ветви дубов и платанов, пронизанные солнцем. И милый далекий голос, ласковый голос звал его: «Куруш! Куруш! Где ты, сынок?»
Неприступные стены Вавилона рушились в ров. Страну Междуречья охватило смятение. Жители древнего города Ура, что стоял к югу от Вавилона, решили, что и для них все кончено — погибнет их город, их свобода… Ни укрепления, ни рвы, ни стены не защитили Вавилона, враг победил. Будет побежден и Ур. У победителей свои боги, — так разве они пощадят богов, стоящих в храмах Ура?
А это казалось самым страшным: погибнут боги — погибнет и Ур!
Но Кир никогда не испытывал вражды к людям другой веры. Он не разорил Ура, не тронул богов. Но, к изумлению жителей, восстановил их разоренное святилище Эннунмах. И даже отремонтировал лицевую стену храма Сина — бога Луны.
Иудеев, которых Навуходоносор когда-то увел в плен, Кир отпустил на родину и приказал вернуть им священные сосуды, которые отнял у них Навуходоносор. Пять тысяч четыреста драгоценных чаш собрали освобожденные из плена вавилонского иудеи и повезли в свою страну.
Кир приказал вернуть всем городам и землям их богов, которых в страхе увез Набонид и собрал у себя в Вавилоне. И народ принял свои святыни, благословляя имя персидского царя.
Бел-Мардук снова возвысился. Вавилонские жрецы не находили слов для восхваления Кира и для поношения своего незадачливого царя Набонида.
»…Слабый был поставлен властвовать над своей страной…
Он… отменил ежедневные жертвы… Почитание Мардука, царя богов… и постоянно делал то, что было ко злу для его града… его жителей довел до погибели, наложив на них тяжкое иго. Владыка богов разгневался грозно из-за стены их; он оставил их область; боги, жившие в них, оставили свои жилища из-за гнева за их перенесение в Вавилон…
Мардук, великий владыка, защитник людей своих, радостно воззрел на его (Кира) благословенные деяния и его праведное сердце и повелел ему шествовать к своему граду Вавилону… сопутствуя ему, как друг и товарищ. Его широко растянувшиеся войска, неисчислимые, подобно воде, реки, шли вооруженные с ним… Набонида, царя, не почитавшего его, Мардука, он предал в его (Кира) руки… «
Вот что писали о нем жрецы.
Кир слушал это с непроницаемым и торжественным лицом. В глубине глаз, под длинными ресницами таилась насмешка. Он был слишком умен, чтобы поддаваться лести.
Но в манифесте своем он выдержал тот же тон, те же высокопарные речи, те же титулы.
— «Я, Кир, царь мира, великий царь, могучий царь, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырех стран, сын Камбиза, великого царя, царя города Аншана… «
«Если это и не совсем так, — добавлял про себя Кир, диктуя свой манифест, — нужно, чтобы они видели во мне потомка великих царей. Разве лестно покориться сыну перса Камбиза, который никогда не был царем? Пощадим их самолюбие, их тщеславие… «
И диктовал дальше:
— «…потомок Теиспа, великого царя, царя города Аншана, отрасль вечного царства, которого династия любезна Белу и Набу, которого владычество приятно их сердцу. Когда я мирно вошел в Вавилон и при ликованиях и веселии во дворце царей занял царское жилище, Мардук, великий владыка, склонил ко мне благородное сердце жителей Вавилона за то, что я ежедневно помышлял о его почитании… «
Кир повторил почти все, что сказали о его деяниях жрецы, принял все почести и титулы, которыми его награждали, восхвалил Мардука, как того хотели, не забыл и других богов.
Но главное для него было не титулы и не почести. Главное для него было умиротворить покоренные народы, чтобы его власть не тяготила их, чтобы не искали они других царей и не стремились свергнуть его, Кира. Кир понимал, что угнетением и жестокостью многого не достигнешь. Он видел это на примере многих великих царей и царств. Пала всемогущая Ниневия. Пал Вавилон. И его дед Астиаг разве не из-за собственной свирепости утратил царскую власть?
Иногда странные, не подобающие царю мысли посещали его. «Митридат был пастух, — думал Кир, — Спако — жена пастуха. А разве не достойнее они были, простые пастухи, чем великий царь Астиаг?»
Этими мыслями Кир ни с кем не делился, даже с Крезом и даже с Гарпагом.
Но в такие минуты раздумья перед его глазами зеленело горное пастбище, над головой смыкались ветви дубов и платанов, пронизанные солнцем. И милый далекий голос, ласковый голос звал его: «Куруш! Куруш! Где ты, сынок?»
ЦАРИЦА ТОМИРИС
В таинственных бескрайних просторах закаспийских степей жили племена, которые еще беспокоили Кира. В крытых шкурами и войлоком повозках, с пронзительным скрипом грубых колес кочевали эти опасные скифские племена со своими бесчисленными стадами по берегам рек, по раздольям равнин, то приближаясь к подножию Кавказских гор, то скрываясь где-то в неизвестной дали пустынных северных земель.
Разные племена скифов жили за Каспием. Были и оседлые. Одни жили в горах, пасли свои стада, питаясь дикорастущими плодами, мясом и молоком. Их узнавали по яркой, пестрой раскраске одежды.
Жили скифские племена и на островах. Они не знали хлеба — каменистая земля островов не годилась для посевов. Коренья, дикие плоды деревьев и кустарников были им пищей, а одежду делали из лыка, которое они мяли и обрабатывали как могли.
Разные племена скифов жили за Каспием. Были и оседлые. Одни жили в горах, пасли свои стада, питаясь дикорастущими плодами, мясом и молоком. Их узнавали по яркой, пестрой раскраске одежды.
Жили скифские племена и на островах. Они не знали хлеба — каменистая земля островов не годилась для посевов. Коренья, дикие плоды деревьев и кустарников были им пищей, а одежду делали из лыка, которое они мяли и обрабатывали как могли.