Воронкова Любовь Федоровна. Село Городище

   Грунин отец и сам копал вместе с бабами. Он землю любил и всегда повторял:
   – Земля – она фальшивить не будет. Только обработай ее хорошенько да удобри, а уж она с тобой за все расплатится – и хлебом тебя завалит, и одежей, и всякими богатствами!
   А по ночам долго кряхтел и охал. Грунин отец был ранен в ногу еще в первые дни войны, и каждый раз после трудной работы нога его очень болела.
   Но дни проходили. Все новые и новые поднимались грядки на огородах – и там, где у реки копали под капусту, и на Кулиге, где собирались посадить красную свеклу и помидоры. Уж начали копать и приусадебные огороды. И опять получалось очень странно и непривычно: огороды есть, а изб нету!
   В этот день ребятишки копали огород у соседки Федосьи. Тетка Федосья осталась на свете одна: сына ее убили на войне, а больше у нее никого не было. Ей огород копали всем миром. Народу собралось много, работать было весело. Женька дурачился – притворялся, будто он трактор, и рычал, копая землю.
   Только Ромашка молчал. А когда его уж очень разбирал смех, он отворачивался, и потихоньку улыбался, чтоб никто не видел.
   В сумерках Груня и Стенька сидели у пруда. Пруд был розовый от заката. Черные стрижи летали над ним. Груня молча глядела на ракитовую ветку, которая, почти касаясь воды, отчетливо отражалась в ней. И казалось, что две ветки – одна сверху, а другая снизу – смотрели друг на друга.
   – Стенька, как ты думаешь, кто же это все-таки гряды истоптал?
   Стенька развела руками:
   – Придумать не могу! Женька? Нет, Женька не зловредный. Уж не Раиса ли?
   – Неужели она? Тогда уж пусть созналась бы!
   – Сознайся попробуй! Ромашка живо колотушек надает.
   – Пахнет хорошо – травой, что ли, не то лесом… – помолчав, сказала Груня. – Но, Стенька, ты подумай, как же он может мне не верить?
   Стенька махнула рукой:
   – Опять за свое! Ну, не верит – и не надо. Вон Трофим свое стадо гонит!
   По деревне шли три козы. Беленькие козлята бежали за ними.
   А сзади, с хворостиной в руке, шагал Трофим.
   – А где же его сподручные-то? – усмехнулась Груня.
   – Убежали небось! – сказала Стенька. – Они его то и дело обдуривают.
   Грунин отец купил для колхоза трех коз с козлятами. Коров пока нет, неизвестно, когда вернется эвакуированное стадо. А маленьким ребятишкам все-таки нужно молоко.
   Коз пасти отрядили Трофима и двух подружек, Анюту и Полю-Полянку, – по козе на человека. Но лукавые девчонки часто обманывали Трофима:
   – Ты погляди за нашими козами, ладно? А мы пойдем сморчков поищем. Говорят, на вырубке – пропасть! Мы и тебе дадим!
   – Да, как же, дадите!
   – Дадим! Все поровну разделим!
   – Да, уйдете на целый день.
   – Ну что ты! Мы скоро!
   И убегали – то за сморчками, то за столбечиками, то на реку за ракушками. Только никогда ничего не приносили Трофиму.
   – Да там и нет ничего! Искали-искали…
   Иногда пробегают целый день, придут, когда Трофим уж подгоняет коз к деревне. А то забудут и совсем не придут. Вот как сегодня.
   Груня и Стенька с улыбкой провожали глазами Трофима.
   – О, важничает-то как! – сказала Стенька. – Пастух! А тут как-то раз пришел запыленный весь, даже волосы на лбу прилипли. Козы у него удрали.
   – Прозевал?
   – Не знаю. Не рассказывает.
   Груня уставилась на Стеньку:
   – Стенька, а когда это было?
   – Да не помню. Третьего дня, кажется. А что?
   – Стенька! А уж не он ли со своими козами в огороде был?
   У Стеньки широко открылись глаза.
   – Ой! И правда! Ой!.. Там и следы-то были маленькие! И потом – круглые такие, будто палкой натыканы. Это, наверно, козы бегали!
   – Стенька, позови его! Сейчас мы его допросим!
   – Только ты, Груня, его не ругай. Испугается – не скажет… Трофим! Как коз загонишь, приходи сюда! Мы тебе одну историю расскажем!
   Трофим загнал коз и пришел. Он спокойно смотрел на них ясными голубыми глазами.
   – Какую историю? – спросил он.
   – Мы, Трофим, историю тебе потом расскажем, – с улыбкой сказала Груня, – а сначала ты нам расскажи.
   – А про что?
   – Ну, хоть бы вот про то, как у тебя козы убежали!
   Трофим густо покраснел и насупил свои белые брови:
   – Они не убежали.
   – Ну, сегодня-то не убежали. А вот третьего дня?
   Трофим мрачно молчал. Ему это «третьего дня» запомнилось очень хорошо.
   …Трофим стоял один на бугорке среди желтых одуванчиков и ждал шмелиного меду. Девчонки уверили Трофима, что видели под большой липой шмелиное гнездо, полное меду, и сказали, что сейчас найдут это гнездо, принесут и они все втроем это мед съедят.
   А козы – они хитрые. Особенно старая, с длинной серой шерстью и острыми рогами. Щиплет, щиплет траву, а потом поднимет голову и смотрит на Трофима своими желтыми глазами – следит за нею Трофим или не следит.
   Трофим грозился хворостиной:
   – Я тебе!
   «Следит!» – соображала коза и снова принималась щипать траву.
   Трофим ждал меду и глядел со своего бугорка туда, где сквозь молодую зелень ракитовых кустов светилась река. Там, возле переезда, ребята поставили забой.
   «Небось теперь рыбы набилось! – думал Трофим. – Плотвы этой, язей!.. Сбегать бы посмотреть, может, козы не заметят!»
   Но, оглянувшись, он вдруг увидел, что ни одной козы нет на пастбище. Горе взяло Трофима.
   «Это не козы, а просто собаки какие-то! Так вот и норовят убежать. Ну, так вот и смотрят!»
   Трофим вздохнул, вспоминая, как он выгонял в тот день коз из огорода, как они скакали и бегали по грядам… Хорошо хоть, что никто не видел!
   И, не глядя на Груню, Трофим сказал:
   – И третьего дня не убегали!
   – Ну? – удивилась Стенька. – Значит, твои помощницы нам неправду сказали? Ну, погоди, вот я их сейчас позову да проберу за это!
   – А они почем знают? – сердито сказал Трофим. – Их тогда и не было даже! Я все время один за козой по грядкам гонялся.
   Груня и Стенька от души рассмеялись. И Трофим понял, что проговорился. Он отвернулся и молча пошел домой.
   У Груни словно гора с плеч свалилась. Она весело вскочила:
   – Стенька, пойдем в горелки играть! Пойдем ребят позовем. А сначала – к Ромашке!
   – Ладно! И сейчас при всех хорошенько с ним посчитаемся – не разобрал, что у него на грядках козиные следы были, а скорей взъерепенился! Пускай ему при народе стыдно будет!
   – Нет, Стенька, не надо, – сказала Груня, – уж я ему одному потихоньку скажу. Так будет лучше.
   Груня и Стенька в этот вечер напрасно искали Ромашку. А потом Федя сказал, что Ромашка ушел в лес срезать удилище.
   Груне так не терпелось рассказать ему все, объяснить, оправдаться – вот, как нарочно, нет его!
   – Может, нам в лес пойти?
   Но Стенька отмахнулась:
   – Вот еще! Авось придет, волки не съедят!
   За ужином Груня сказала отцу:
   – Вот ругал меня за гряды… А это Трофимовы козы бегали.
   – Да ну? – живо отозвался отец. – Значит, нашелся виновник? Ну, надо ему взбучку дать!
   – Да нет, не надо! Ведь он нечаянно!
   Отец не настаивал. И Груня видела – он очень рад, что это дело случайное и никакого зла тут нет.
   Как-то особенно мирно и хорошо было в этот вечер дома. Спали с открытой дверью, потому что в сараюшке было душно.
   И Груня перед сном долго смотрела на звездный краешек неба, мерцающий и таинственный.

Ромашка командует

   Утром первой заботой Груни было повидать Ромашку. Она пришла в ригу. Но оказалось, что Ромашка уже ушел к забоям.
   Груня побежала на реку.
   Утро было свежее. Пели жаворонки. Цветы на лугу открывались навстречу солнцу, а на каждой травинке висела светлая капелька росы.
   Груня еще издали увидела Ромашку. Он прилаживал удочку возле кустов.
   – Ромашка! – дружелюбно окликнула его Груня.
   Ромашка быстро взглянул на нее, но не ответил, а продолжал делать свое дело, будто тут и нет никого. Груня усмехнулась:
   – Ромашка, ты что говорил?
   – Ничего не говорил.
   – Ты говорил, что мы твои гряды испортили…
   – Ну и что?
   – А вот и не мы! Это Трофим. У него козы убежали. А он их сгонял. Вот как было! А ты ничего не разобрал! Ничего! И скорей – на нас! А товарищи разве так делают? Товарищи так не делают. Товарищи сначала узнают, сначала спросят. И товарищи если им говорят «нет» или «да», так они верят. А ты – и не спросил и не поверил! Эх, ты!
   Груня не собиралась ссориться. Но против воли обида одолела ее. Она повернулась и, не оглядываясь, быстро пошла от реки.
   Ромашка молча смотрел ей вслед. Но тут плеснула вода, удочка дрогнула, и все внимание Ромашки устремилось на нее.
   Однако, вытягивая из воды жерлицу, на конце которой дергалась и металась узкая молодая щучка, Ромашка машинально повторял вполголоса:
   – Трофим… Так бы и говорили сразу, что Трофим… А я почем знал?
   Вытащив щучку, Ромашка беззлобно погрозил кулаком по направлению к деревне:
   – Ну, подожди ты у меня, Белый Гриб! Я тебе бубны выбью! Запустил коз – так и скажи, что запустил. А людей в обман вводить нечего!
   В этот день в огородах сажали последнюю рассаду. Ромашка еще хмурился, он не знал, как ему повернуть свои отношения с ребятами. Он чувствовал свою вину, а сознаться в этом не мог. Он делал ямки для рассады и поглядывал исподлобья то на Женьку, то на Груню. Что бы это им сказать? Вот сейчас он спросит, кто за рассадой ходил.
   Ну и глупый вопрос! И так всем известно, что за рассадой ходили Федя и Козлик.
   Пока Ромашка раздумывал, с чего бы ему начать, Груня сама обратилась к нему.
   – Ромашка, – как всегда дружелюбно, сказала она, – ты ямки сделаешь и уйдешь? Или с нами сажать будешь?
   – А чего ж я уйду? – мирным голосом ответил Ромашка, втайне обрадованный. – Конечно, сажать буду.
   – Вот и хорошо, – сказала Груня. – А то тетка Елена просила подольше поработать сегодня, потому что рассады много…
   Ромашка поглядел на голубовато-зеленую грудку капустной рассады:
   – Рассады-то много. Только вот работают у тебя больно лениво. Кабы я бригадир был…
   – А пожалуйста, – весело согласилась Груня, – вот бы мне-то хорошо было!
   – Так ведь сразу нельзя, – возразил Ромашка, – это ведь снова выбирать надо… А вот помочь, если хочешь, помогу. С ними круче надо. Надо, чтобы они боялись. А ты что? Ты – как курица. Но подожди, я сейчас наведу порядок… Эй, Раиса! – закричал он через минуту. – Ты что – живая или мертвая? Шевели руками!
   – А ты что за начальник?
   – Вот и начальник. Работать надо… Федь, оглянись назад!
   – А что? – спросил Федя оглядываясь.
   – А то. Не видишь – что?
   Ромашка подошел к Феде, неожиданно взял его сзади за шею и пригнул почти к самой грядке.
   – Как сажаешь? У тебя рассада на боку лежит! Видишь теперь?
   – Отпусти шею!
   Федя высвободился из Ромашкиных рук и, надувшись, отошел к изгороди.
   – Куда пошел? Сажай капусту! – крикнул Ромашка.
   Но Федя не обернулся. Он стоял, обиженно посапывая носом, и ворчал:
   – Что большой – то и шею гнуть? Подожди, я тебе припомню. Не буду капусту сажать, вот и все! Сажай сам!
   – Раиса! – снова закричал Ромашка. – Ты опять спишь? Опять отстаешь?
   – Ну и не кричи! – рассердилась Раиса. – Только и кричит! Как делаю, так и буду делать.
   – Нет, не так будешь делать! А будешь делать, как я велю!
   – Ох, какой!
   – А вот такой! Будешь работать как следует или нет?
   Раиса вскочила, швырнула в межу рассаду и решительно пошла с огорода.
   – Ромашка, – негромко сказала Груня, – ну, что ты!
   – Пусть идет, – ответил Ромашка, – все равно от нее толку нет.
   Все молчали. Женька, усмехаясь, поглядывал на Ромашку, строил ему рожи исподтишка. А потом, чтобы развлечься, начал придумывать.
   – Как вы думаете, что вырастет вот из этого корня? – спросил он.
   – Кочан. А то что же?
   – Из этого корня у меня вырастет дыня. Сейчас я скажу волшебное слово. Тише! «Фун-ти-брыня – вырасти дыня!» Готово! – И он проворно примял землю вокруг корешка.
   Девочки засмеялись.
   – А вот из этого вырастет у меня… хм… ананас! Тише! «Фун-ти-брас – будет ананас!» Готово!
   Вдруг толчок в спину заставил его покачнуться. Ромашка стоял перед ним:
   – Ты что это, на работе или фокусник на ярмарке?
   Женька обозлился и, размахнувшись, ударил Ромашку в грудь.
   Они вцепились друг в друга, как петухи.
   Стенька подскочила разнимать их.
   – Бросьте сейчас же! Бросьте! – кричала она и стучала кулаками по спине то одного, то другого.
   Козлик со страху убежал в дальний угол, забился в смородиновый куст и глядел оттуда. Ромашка опомнился первый и выпустил Женьку.
   – Очень надо с дураками работать! – сказал Женька и, сверкая черными злыми глазами, с пылающим лицом, пошел на другой огород, где работали взрослые.
   Груня с сокрушением смотрела на потоптанную грядку, на испорченный корешок рассады, на опустевший огород.
   – Вот как ты мне помог, Ромашка! Вот как ты мне помог! – сказала она. – Знаешь что?.. Лучше уж ты сажай капусту, Ромашка… А мне больше не помогай. Уж я как-нибудь сама.
   – Как хочешь, – пробурчал Ромашка и отошел на свою борозду.
   Груня вызвала Козлика из куста. Уговорила и умаслила Федю.
   В этот день работали наравне с большими дотемна и очень устали. Еле заступы до дому доволокли.
   Но зато завтра! Завтра – отдых! Больше никаких дел ребятишкам нет, гуляй, пока сорняки в огород не нагрянут!

Дядя Сергей

   Стоял горячий полдень. Усталый и загорелый, заглянул в сараюшку солдат.
   – Входи! Кто там? – отозвалась больная бабушка со своего сундука.
   Солдат вошел, спустил с плеча котомку. Улыбаясь, подошел к бабушке; крупные белые зубы блестели на смуглом лице.
   – Здравствуй, мама!
   – Сергей! Сынок! – ахнула бабушка и протянула к нему руки. – Вернулся!
   И заплакала.
   Бабушка заплакала от радости, а солдат подумал, что, значит, в доме несчастье. Оглянулся – никого нет в сараюшке. И спросил нерешительно:
   – Где же… народ? Живы?
   – Живы! Все живы! Только я вот все хвораю. Простыла в ямах-то этих… Ведь мы тут от немцев ямы копали, прятались. Да я встану сейчас, всех позову… Ах ты, батюшки, радость какая!
   – Значит, живы, мама? Все живы – сестра, зять, Груня?
   – Все! Пережить тут пришлось… Слов нет!
   – Но пережили! Выдержали! Нет, нет, уж ты, мама, не вставай. Я сейчас сам всех найду.
   – А деревню-то, видал, как спалили? Одни березы стоят!
   – Видел. Чуть мимо не прошел. Но это, мама, ничего. Лесу кругом много, отстроимся. Руки-то – вот они. Целы!
   – Целы! А что спина осколком пробита – забыл?
   – Э, спина, спина! Спину под рубашкой не видно!
   Груня развешивала на кустиках только что выполосканное белье. Услышав знакомый голос, она бросила все рубашки и кофты на траву и побежала в сараюшку.
   В дверях она застенчиво остановилась.
   – Дядя Сергей… – сказала она шепотом.
   – А, Грунюшка, здравствуй! – отозвался солдат. Он вскочил, стукнулся лбом о низкую притолоку и крякнул: – Вот так дом у вас! Ни встать человеку, ни выйти. А мать где? А отец? Пойдем, пойдем, поищем!
   Груня засмеялась:
   – А чего их искать-то? Вон они из лесу идут.
   И побежала им навстречу:
   – Дядя Сергей приехал! Дядя Сергей приехал!
   Только один человек прибавился в деревне, а стало заметно веселее. Уж очень живой и расторопный был молодой солдат Сергей, Грунин дядя.
   В первый же день он пошел с девушками таскать воду, поливать огороды. Обошел всю колхозную землю – и поле, где посеян овес, и картофельное поле, и капусту посмотрел.
   А вечером бабы осаждали его вопросами:
   – Ну как, Сергей, немец-то еще силен?
   – Виден ли конец войне-то?
   Как только заходил разговор о войне, у дяди Сергея сразу темнело лицо. Вспоминалось все пережитое, все, что пришлось вынести и увидеть.
   Отвечал он скупо, сдержанно: конец войне тогда наступит, когда немца разобьем. Еще грозные бои будут. Под Орлом и Курском немец собрал большие силы. Придется повоевать. Но уж если с Волги погнали – погоним и здесь…
   Ребята так и ходили за дядей Сергеем стайкой.
   – Покажи медали-то… Что ж ты только ленточки носишь?
   – Когда-нибудь покажу. А пока глядите вот на это. – Он показал желтую ленточку на правой стороне гимнастерки. – Вот это ордена стоит!
   – Я знаю, – сказал Ромашка, – это тяжелое ранение.
   – Правильно. Медали – за то, что хорошо воевал. А это – за то, что крови своей не жалел за Родину.
   – А как тебя ударило, дядя Сергей? Осколком или бомбой?
   – А раненого тебя на чем везли?
   – Ох и дотошные! И все-то им нужно! Уходите вы от меня, потом расскажу!
   Однажды ребята увидели, как Грунин отец и дядя Сергей прошли по улице с пилой и топорами.
   – Это они пошли лес резать, – задумчиво сказал Ромашка, – избу ставить будут. Вот бы и нам надо с матерью!
   – И нам бы, – негромко отозвалась Стенька, – да только у нас некому. Вот Трофим подрастет – тогда мы с ним лес валить будем.
   – А когда к нам брат Виктор приедет, – гордо сказала Раиса, – он еще и не такую избу построит! Только вот лес возить – на чем? – добавила она, помолчав. – Лошадей-то небось председатель не даст. Пока себе не навозит.
   – Значит, у одного только председателя изба будет, да? – вдруг спросил молчаливый Федя. – Так одна и будет стоять во всей деревне?
   – А что ж? Очень просто, – сказала Раиса. – Лошадями кто распоряжается? Он! Вот и будет себе возить. А что же? Председателям хорошо!
   – Грунь, правда? – Стенька обернулась к Груне. – Только вы одни строиться будете, да?
   – А она почем знает? – вдруг заступился за Груню Ромашка. – И никто ничего не знает. Вот когда привезут бревна, тогда и увидим.
   Груня в этот день снова пошла на старую усадьбу. На пепелище буйно разрослись седые лопухи и веселая, словно кружевная, крапива. Они совсем закрыли черные обломки пожарища. В палисаднике цвела сирень. Нижние ветки кто-то обломал – наверное, маленькие девчонки. А наверху празднично красовались лиловые цветы. Груня видела, как ветерок покачивал их, а потом уносил маленькие бледные лепестки.
   – Сирень облетает, лето на порог ступило…
   Это бабушкина примета. Старые люди все примечают – и как облака идут, к ведру или к ненастью, и как туман стелется, и как солнце садится… Это очень интересно – все примечать. Вот и Груня тоже кое-чему научилась от бабушки: сирень облетает – кончилась весна, лето на порог ступило.
   Снова вспомнился разговор с начальником. Значит, начинается стройка! И Груня уже видела, как везут из лесу бревна, как складывают их костром вот тут, на усадьбе… А потом отец и дядя Сергей чистят их, обрубают… И вот – венец за венцом поднимается новая, совсем новенькая изба! Со смолкой!
   Какие наличники у них будут? Наличники у них будут голубые с белым, как небо с облаками. Или нет – красные, малиновые, как иван-чай! Вот они с матерью убираются в новой избе, топят печку, вешают занавески… И по всем окнам ставит Груня баночки с цветами!
   Груня покосилась на бурьян и улыбнулась. Где изба? Ее еще нет. Но она скоро будет. Уже ходят по лесу отец и дядя Сергей, уже звенит пила, трещат и валятся деревья. Для кого звенит пила? Для кого валят деревья?
   – Для нас… – шепчет Груня, – для нашей избы. А как будет хорошо лежать бабушке в высокой горнице у светлого окна!
   Но тут почему-то вспомнились Стенька и Трофим. А как же они? У них отец в госпитале, говорят – очень тяжело ранен, может, и домой не приедет… Как же они? Значит, пока Трофим не вырастет, они так и будут, как мыши, в соломе жить?
   А тетка Федосья? Ей и вовсе некого ждать. А Ромашка?
   И снова увидела Груня свою новую высокую избу с малиновыми наличниками, которая стоит и сверкает окнами над сиренью. Одна изба на всей улице.
   А в деревне – по-прежнему бурьян да обгорелые трубы… Но как же тогда сможет жить Груня в своей новой высокой избе?
   И, полная раздумья, она пошла спросить об этом у матери.
   А мать сказала:
   – Нам строиться? Что за спешка? У людей вон ребятишки маленькие, отец на войне, а то и вовсе нет отца… Вот им и надо избы в первую очередь, а мы и повременить можем.
   И Груня увидела, как рухнула и рассыпалась ее новая изба с малиновыми наличниками… Сердце у Груни слегка сжалось. Но у других будут дома – и у них когда-нибудь будет. А чтобы один дом на пустой улице стоял – нет, лучше не надо.

В деревне пахнет стружками

   И все случилось не так, как говорила Раиса. Пришла первая подвода из лесу. Но лошадью правила тетка Дарья Соколова, а не председатель. И не на председателеву усадьбу свалила она лес, а на свою. У тетки Дарьи не было мужиков в доме. Муж погиб на войне смертью героя. А у нее осталось четверо ребятишек, и самая старшая – кудрявая Анюта, Трофимова помощница.
   Анюта ходила гордая и всем говорила:
   – А у нас изба будет!
   Веселое наступило время – зацвели луга, солнце грело по-летнему, а если выпадали дожди, то им только радовались: огороды польют. Появилась новая забота – нагрянули на огороды сорняки.
   Огородница тетка Елена назначила норму Груниной бригаде – каждый день четыре часа полоть.
   Ребятишки ходили полоть с утра. Болела спина, уставали руки, саднило ладони, исколотые молочаем, изрезанные пыреем. Но зато с обеда и до вечера убегали кто куда хотел – в лес, на луг, на реку.
   Груня и Стенька собирали всех маленьких ребятишек и уходили с ними на реку. Купались в тихой мелкой воде, бегали по теплому песку, собирали на лугу столбечики.
   А когда возвращались домой, слышно было, как стучат в деревне топоры. Это плотники пришли из района и взялись за дело.
   – Анюта, слышишь? Тебе дом строят!
   Анюта улыбалась и протяжно отвечала:
   – Слы-ышу…
   Как-то встретился с Анютой председатель и тоже спросил:
   – Ну? Кому дом строят – как думаешь?
   – На-ам… – отвечала Анюта и сразу начала улыбаться.
   – А меня как – пустишь когда ночевать? Али уж не рассчитывать?
   – Пущу-у…
   – А Груньку?
   – И Груньку-у… И Трофима. А Женьку длинноногого не пущу-у… Он меня пастухом зовет.
   – Ну и пусть зовет, – сказал председатель. – Это очень хорошо. Значит, у тебя тоже своя специальность есть. Только ты смотри справляй получше свою специальность. Чтобы зря не говорили. А?
   Анюта поглядела на него. Наверно, уж узнал, что она от коз убегает. Вот ведь какой – хромой, а все знает!
   – Это все врут! Я справляю! Спроси Трофима!
   И опять испугалась: а вдруг он и правда сейчас пойдет да и спросит?
   Но председатель только усмехнулся себе в усы.
   – Да я и так тебе верю – чего ж мне у Трофима спрашивать!
   И пошел своей дорогой.
   Анюта немножко постояла, подумала… Девчонки на реке… А потом хотели на косогор идти – говорят, там на припеке уже ягоды показались…
   Но, подумав, она все-таки повернула на луг, где паслись козы и одиноко страдал Трофим.
   «Конечно, справля-яю… – повторяла она сама себе. – А что ж? Обманываю? Конечно, справля-яю…»
   Голые, омытые соком бревна лежали под солнцем. Они были светлые и желтые, как мед. Прозрачная смола стекала по свежим срезам.
   Вечером, когда плотников уже не было на усадьбе, Женька и Ромашка вкатили одно бревно на кучку кирпичей и устроили качели. Бревно было длинное, почти все ребятишки уселись. Ну и радость у них была, ну и веселье! Такого крику и смеху давно уже не слышало село Городище.
   А потом девочки придумали свою игру. Из чурок и щепок строили дворы, загоны, шалаши. Куклы из тряпок жили в шалашах. Квадратные чурочки изображали лошадей и коров. Девочки выгоняли свое стадо на лужок, рвали для стада траву, водили поить на пруд, а потом ставили в стойла. В эту игру можно было играть целый день.

Кто приехал?

   Еще один человек пришел с фронта. Только этот человек не радость и не веселье принес с собою. Он принес с собой свое большое несчастье, понуренную голову и раньше времени поседевшие виски.
   Неожиданно днем пришла из района подвода и остановилась среди деревни. С телеги слезла чужая женщина в белой больничной косынке. А потом слез солдат. Он слезал осторожно, на ощупь, хватаясь за руку женщины. Откуда-то быстро собрался народ.
   – Кто?
   – Кто приехал?
   Солдат остановился, поднял голову, глядя куда-то поверх голов, и все увидели, что лицо у него в синих точках ожогов и что он слепой.
   Все молчали – догадывались, узнавали.
   Вдруг Трофим крикнул:
   – Папка!
   Солдат вздрогнул, протянул руки в сторону Трофима:
   – Сынок!
   И сразу зашумели, заговорили бабы. Крикнула и замолкла, будто у нее перехватило дух, Трофимова мать. Трофим подбежал к отцу, обхватил его колени. А солдат поднял его, прижал к себе и заплакал.
   – Первый узнал! – повторял он хриплым от слез голосом. – Первый отца узнал! Ах, ты!.. Слепого… слепого отца узнал!
   А потом поднял свое незрячее лицо и сказал:
   – Ну что ж, здравствуйте, граждане. Вот какой я к вам нынче вернулся. Где тут родня-то моя? Ведите в избу – один ходить не могу.
   – Здравствуй, Егор, – сказала Трофимова мать. Она вытерла фартуком слезы и старалась говорить веселым голосом: – Давай руку, вот она – я. Вся родня твоя тут, с тобой!
   И радость и слезы одолевали ее. Она крепко обняла мужа, поцеловала его седые виски и слепые глаза.
   – А Стенька где?
   – И я здесь, папынька! – живо отозвалась Стенька. – Я тоже здесь. Только у нас избы нету, мы в соломенном шалаше живем. А потом всем миром будем избы строить. Тетке Дарье уже строят – плотники пришли!