Вторая Екатерина. Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)

². Дело было столь жарко и отчаянно от турков произведено, что сему еще примеру не бывало. И естли б Бог не помог, полетел бы и Кинбурн, ведя за собою худые следствия. Должно отдать справедливость усердию и храбрости Александра Васильевича. Он, будучи ранен, не отъехал до конца и тем спас всех. Пришло все в конфузию и бежали разстроенные с места, неся на плечах турок. Кто же остановил? Гранодер Шлиссельбургского полку примером и поощрениями словесными ³. К нему пристали бегущие, и все поворотилось. Сломили неприятеля, и конница ударила, отбили свои пушки и кололи без пощады даже так, что сам Генерал Аншеф не мог уже упросить спасти ему хотя трех живых. И одного, которого взяли, то в руках ведущих ранили штыком. Но он выздоравливает теперь у меня, которого показания послезавтра с курьером отправлю.
   Сегодня имел я сильный параксизм и так ослабел, что не могу много писать. Извините, матушка.
   Я выехал из Кременчуга и спешил сюда с тем, чтобы ехать в Херсон, но так ослабел, что ей Богу не в силах. Дни чрез два отправлюсь и побываю в Кинбурне. Нужда требовала взять мне квартеру здесь по близости к Бугу, где зачали часто показываться партии турецкие. К Херсону же зделал я новую дорогу, по которой отсюда сто верст меньше. Теперь ожидаю, что зделает вооружение херсонское на Лимане. Ежели завтре получу известие, того же часу отправлю.
   В Польше хлеба недостаточно и дорог. Сколько я ни старался, но не мог закупить, кроме весьма малого числа. Простите, матушка Всемилостивейшая Государыня.
   Вернейший и благодарнейший подданный
   Князь Потемкин Таврический
   P.S. Атаку распоряжал француз Тотт ⁴, который просверливал пушки в Царе Граде. Они положили взять или умереть. Потому их суда, на которых перевозили, отошли прочь, оставя без ретирады.
 

803. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
   Друг мой Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 2 октября я получила. Твои безчисленные заботы я понимаю и весьма жалею, что ты ночи не спишь и в крайней слабости. Потеря флота Севастопольского не тебе одному нанесла удар, я сие нещастие с тобою делю. Что ты ничего не упускал, о сем ни я и никто не сумневается, и все твои распоряжения совершенно соответствуют возложенной от меня на тебя полной доверенности. Слава Богу, что успел наполнить магазины.
   О твоих спазмах я такой веры, что они ни что иное, как ветры et qu'en chassent les vents Vos spasmes seront soulages, essayes je Vous prie, et faites Vous donner des choses qui chassent les vents. J'ose croire que les spasmes s'en iront avec les vents; je suis d'opinion que tout spasme est cause par les vents {и что, удалив ветры, облегчатся ваши спазмы. Испытайте, прошу вас, и велите дать вам средства ветрогонные. Смею думать, что спазмы с ветрами удалятся. Я того мнения что все спазмы причиняются ветрами (фр.).}.
   Я знаю, каковы они мучительны, наипаче чувствительным и нетерпеливым людям, как мы с тобою. Радуюсь, что ты теперь покойнее, и надеюсь, что ты стараться будешь о своем здоровье, как о делах моих, всякий раз, когда вспомнишь, что ты мне нужен и надобен. К Князю Репнину я писала, чтоб ехал к тебе.
   Пиши ко мне, что с Кинбурном происходит: уже с двумя курьерами о Кинбурне ни слова не упоминаешь. Дай Боже, чтоб вы предуспели в защищении, но естьли б Очаков был в наших руках, то бы и Кинбурн был приведен в безопасность. Я невозможного не требую, но лишь пишу что думаю. Прошу прочесть терпеливо: от моего письма ничто не портится, не ломается, лишь перо тупится, и то не беда. Будь здоров, а не болен, вот что я желаю. Будешь здоров и сюда приедешь, тогда переговорим, о чем нужно будет. Я свое безпокойство мало щитаю и в щет не ставлю: авось-либо Бог силу даст снести. Один способ есть уменьшить мое безпокойство: чаще пиши и уведоми меня о состоянии дел. С нетерпением ожидаю обещанные детали. Не забудь и о Кинбурне ко мне писать. С Гр[афом] Алек[сеем] Григ[орьевичем] и о его поездке осведомлюсь, а Грейгу, конечно, ехать с ним или и без него. Конечно, луче было, естьли б Equinoxe {равноденствие (фр.)} пропустили, но что делать? Что зделано, то зделано. Разве буря лишь была для нас, разве туркам она вреда не нанесла? Очаковской эскадре разве от бури ничего не зделалось? Adieu, mon Ami, полно писать, тебе недосуг читать, я чаю. Бог с тобою.
   Октября 9 ч., 1787
 

804. Г.А. Потемкин – Екатерине II

 
   Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я отправился в Херсон, Кинбурн и на флот. Возвратясь и увидя сам, донесу обо всем обстоятельно. Из раненых теперь меньше умирает. Реку хуже, Александру Васильевичу, кажется, полутче ¹. Слабость моего здоровья не позволяет мне скакать попрежнему, а для того я не так скоро могу возвратиться.
   Вернейший и благодарнейший
   подданный
   Князь Потемкин Таврический
   13 октября [1787]
 

805. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
   Друг мой Князь Григорий Александрович. Вчерашний день к вечеру привез ко мне подполковник Баур твои письма от 8 октября ¹из Елисаветграда, из коих я усмотрела жаркое и отчаянное дело, от турков предпринятое на Кинбурн. Слава Богу, что оно обратилось так для нас благополучно усердием и храбростию Александра Васильевича Суворова и ему подчиненных войск. Сожалею весьма, что он и храбрый Генерал-Маиор Рек ранены. Я сему еще бы более радовалась, но признаюсь, что меня несказанно обезпокоивает твоя продолжительная болезнь и частые и сильные пароксизмы. Завтра однако назначила быть благодарственному молебствию за одержанную первую победу. Важность сего дела в нынешнее время довольно понимательна, но думаю, что ту сторону (а сие думаю про себя) не можно почитать за обезпеченную, дондеже Очаков не будет в наших руках. Гарнизон сей крепости теперь, кажется, противу прежняго поуменынился; хорошо бы было, естьли б остаточный разбежался, как Хотинский и иные турецкие в прошедшую войну, чего я от сердца желаю.
   Я удивляюсь тебе, как ты в болезни переехал и еще намерен предпринимать путь в Херсон и Кинбурн. Для Бога, береги свое здоровье: ты сам знаешь, сколько оно мне нужно. Дай Боже, чтоб вооружение на Лимане имело бы полный успех и чтоб все корабельные и эскадренные командиры столько отличились, как командир галеры "Десна". Что ты мало хлеба сыскал в Польше, о том сожалительно. Сказывают, будто в Молдавии много хлеба, не прийдет ли войско туда вести ради пропитания?
   Буде французы, кои вели атаку под Кинбурн, с турками были на берегу, то вероятно, что убиты. Буде из французов попадет кто в полон, то прошу прямо отправить к Кашкину в Сибирь, в северную, дабы у них отбить охоту ездить учить и наставить турков ².
   Я рассудила написать к Генералу Суворову письмо, которое здесь прилагаю ³, и естьли находишь, что сие письмо его и войски тамошние обрадует и неизлишно, то прошу оное переслать по надписи. Также приказала я послать к тебе для Ген[ерала] Река крест Егорьевский третьей степени. Еще посылаю к тебе шесть егорьевских крестов, дабы розданы были достойнейшим. Всему войску в деле бывшим жалую по рублю на нижние чины и по два – на унтер-офицеры. Еще получишь несколько медалей на егорьевских лентах для рядовых, хваленых Суворовым. Ему же самому думаю дать либо деньги – тысяч десяток, либо вещь, буде ты чего лутче не придумаешь или с первым курьером ко мне свое мнение не напишешь, чего прошу, однако, чтоб ты учинил всякий раз, когда увидишь, что польза дел того требует. Сказывают, Князь Нассау к тебе поскакал ⁴, а Линь все еще здесь и от своего двора ни о своем произвождении и ни о чем неизвестен.
   Прощай, мой друг. Который день я от тебя имею курьера, тот день я поспокойнее, а в прочие дни в уме и помышлении все одно нетерпение знать, что у вас делается и каков ты.
   Прощай, Бог с тобою.
   Октября 16, 1787
   Пришло мне было на ум, не послать ли к Суворову ленту Андреевскую, но тут паки консидерация та, что старее его Князь Юрья Долг[оруков], Каменский, Меллер и другие – не имеют. Егорья Большого [креста] – еще более консидерации меня удерживают послать ⁵. И так, никак не могу ни на что решиться, а пишу к тебе и прошу твоего дружеского совета, понеже ты еси воистину советодатель мой добросовестный.
 

806. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
   Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Вчерашний день мы молебствовали за победу вашу под Кинбурном. Вы из другого моего письма и из рескрипта усмотрите касательно до того. Бог видит, я день и ночь и во всякий час мысленно с Вами, и меня Ваше здоровье пуще всего безпокоит. Сего утра Линь получил от Цесаря повеление ехать к Вам. Он думал иметь команду, взять Белград, а вместо того его шпионом определяют. Естьли он Вам будет в тягость, то, чаю, его отправить можно в Вену с условием о будущей или нынешней кампании, чтоб истолковал возможность либо невозможность того, чего Вы рассудите, что нам делать или не делать. Кажется, по письму Императора к нему, что нас от Валахии и Молдавии отдалить хотят, да и из Галиции пропитания не обещают, а оставляют все себе. Тут есть, что убавить, как обыкновенно во всех сношениях со всеми дворами, mais il faut les ramener a la raison et les faire agir en conformite de ce qu'il nous convient autant que de ce qui leur convient {Но надобно научить их уму-разуму и заставить действовать согласно тому, как им и нам приличествует (фр.).}.
   Он отправляется завтра к Вам и сам весьма недоволен. Известия гласят, что 60-пушечный корабль севастопольский, а именно "Мария Магдалина", попал на турецкое адмиралтейство и что аглийский капитан Дистель хотел подорвать корабль, но экипаж не допустил ¹. Что делать, быть так. Прошу тебя только сие отнюдь не брать с лишней чувствительностию. Я к тебе уже писала, естьли надобно, то скажи слово, – велю построить на Дону, какие назначишь и какой величины надобны фрегаты в запас. Вперед пригодятся.
   Adieu, mon Ami. С нетерпением жду обещанных курьеров. Дай Боже, чтоб привезли о твоем здоровье лутчие известия.
   Октября 18 ч., 1787
   Что Император пишет о стороне Кавказа, он худо понимает, что тем самым турецкая сила принуждена делиться, и естьли б у нас тамо не было войска, то бы татары и горские народы к нам бы пожаловали по-прежнему ².
 

807. Г.А. Потемкин – Екатерине II

 
   Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я объехал семьсот верст, ослабел очень. Впротчем болезнь моя становится легче. Будучи в Кинбурне, мог я видеть, сколь неприятельское усилие было отчаянно и сколь потому победа сия важна. Александр Васильевич единственно своим присутствием причиною успеха. Мы потеряли 200 человек убитыми и помершими от ран до сего времяни, а раненых у нас за 600, и много побито и ранено лошадей.
   Флот огромный турецкий по малом сражении с нашими вооруженными судами отдалился в море, а потом и совсем ушел ¹. Касательно Очакова будьте, матушка, уверены, что без формальной осады взять его и подумать невозможно. Да и атаку вести надобно со всеми предосторожностьми. Я его смотрел и протчие весьма близко, менее, нежели на пушечный их выстрел. Александр Васильевич при всем своем стремлении и помышлять не советует инако. Генерал Меллер с Корсаковым делают план атаки, который, получа, пришлю ².
   Много меня заботит помещение войск, а особливо конных, в подкреплении Кинбурну. Тамо на всей стороне никакого жилья нету. Прежде, нежели вступить в зимние квартеры, наведу мосты на Буге и переправлю часть Генерала Каменского до Бендер, а от себя пошлю до Очакова, дабы очистить от их деташементов, какие бы нашлись в поле. В это же время прикажу с моря бомбардировать Очаков. Хорошо, естли б Бог послал, чтобы они испугались. Более ж делать нечего. Больные в Херсоне уменьшаются, но долго не приходят в силу. В Таврическом корпусе много становится. Ожидаю рапортов подробных обо всех дефектах флота Севастопольского с прожектом о построении новых судов и какого рода они быть должны, что представлю в самой скорости. Большой некомплект полков мушкатерских по военному времяни требует скорейшего доставления рекрут. Прикажите, матушка, отправлением, что соберется, немедленно, дабы иметь время их обмундировать и выучить.
   Вернейший и благодарнейший
   Ваш подданный
   Князь Потемкин Таврический
   22 октября [1787]. Елисавет
 

808. Г.А. Потемкин – Екатерине II

 

Всемилостивейшая Государыня.

 
   Князь Нассау приехал ко мне с письмами из Парижа от Симолина, который свидетельствует о его ревности к интересам Вашего Императорского Величества. Желание его служить при армии Вашей. Но как в настоящее время идут здесь приуготовления еще, то я и уговорил его ехать в Петербург, где ему дав чувствовать, что он нужен и полезен нам будет пребыванием своим во Франции, а весною к армии возвратиться может, то он тотчас туда поедет. Я могу уверить Ваше Императорское Величество, что он в истину наполнен усердием показать свои услуги.
   Я за сим немедленно вслед отправлю курьера с моим мнением о настоящих делах.
   Вашего Императорского Величества
   вернейший подданный
   Князь Потемкин Таврический
   23 октября [1787]. Елисавет
 

809. Г.А. Потемкин – Екатерине II

 
   Матушка Всемилостивейшая Государыня. Прилагая у сего записку моих мыслей, прошу, чтобы ее другим не открывать и в переговорах с французским министром не показывать, что мы их двора разположение знаем ¹. Из Принца Нассау, ежели прикажете Александру Матвеевичу, – он все вытащит ². Прикажите ему объявить, что Вы уведомлены о его усердии, за что и поблагодарите его, обещая со времянем показать ему на деле Ваше удовольствие. Примите, матушка, его милостиво. Право, он пригодится.
   Князь Николай Васильевич приехал ³третьего дни с большим удовольствием и желанием служить. Я скоро поеду по Бугу в Херсон и Тавриду. Теперь, слава Богу, день от дня прихожу в силу, и параксизмы весьма слабы.
   Я, матушка Государыня, пока жив
   вернейший подданный
   Князь Потемкин Таврический
   P.S. Прикажите потребовать от Сегюра, чтобы они отозвали своих французов, что у турок.
   26 октября [1787]. Елисавет
 

810. Г.А. Потемкин – Екатерине II

 
   Матушка Всемилостивейшая Государыня. Прикажите рескрипты написать к командирам армий, чтобы, получа рекрут, укомплектовать пехотные полки к будущей кампании и кавалерийские иметь в полном числе. Подтвердить также, чтобы полковые командиры пеклись о сохранении людей, а комиссариат доставил бы нужные вещи, дабы ни в чем не было остановки.
   Вернейший подданный
   Князь Потемкин Таврический
   26 октября [1787]
 

811. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
   Друг мой Князь Григорий Александрович. Письмо твое от 13 октября я получила, из которого вижу, что ты предпринял путь в Херсон, Кинбурн и на флот. Дай Боже, чтоб от сего похода ты бы не претерпел в своем здоровье.
   Что раненые выздоравливают, сие мне приятно весьма слышать. Желаю то же услышать о Александре Ва[сильевиче] Суворове и о Реке. Весьма ты зделал хорошо, что поехал потише: "тише едешь, далее будешь" и пословица говорит.
   Здесь по городу носится слух о какой-то знатной победе в Кавказе ¹. Жду о сем от Вас подтверждения и вестей всегда с нетерпением. Дай Бог тебе совершенного здоровия и милостей Божеских тьму. Я здорова. Прощай, Бог с тобою.
   Октября 26, 1787
 

Обрати лист.

 
   Отпиши ко мне, плывучую батарею отыскали ли вы, или она попалась туркам? Неуже[ли] что ветр и ее придул в Царьград к "Марии Магдалине"? Желательно, конечно, чтоб наши корабли военные узнали сей путь, но не таким образом ². С тех пор что тебе полегче, и мне стало полутче на сердце. При сем посылаю тебе лент для солдатских медалей ³.
 

812. Г.А. Потемкин – Екатерине II

 
   Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я чувствую все цену милостивых изъяснений сожаления Вашего, что меня тронет потеря корабля "Св[ятой] Марии". Я уже знал прежде. О чем и донес Вам. Правда, матушка, что рана сия глубоко вошла в мое сердце. Сколько я преодолевал препятствий и труда понес в построении флота, который бы чрез год предписывал законы Царю Граду. Преждевремянное открытие войны принудило меня предприять атаковать разделенный флот турецкий, с чем можно было. Но Бог не благословил. Вы не можете представить, сколь сей несчастный случай меня почти поразил до отчаяния в самое хлопотное время, когда ничего нигде не было еще к защите, и [в] самую жестокую мою болезнь.
   Неужели Бог нам не поможет впредь, он, который столь явно помогал нам на сухом пути, и на воде у Кинбурна. В первые две недели от воли неприятеля зависело взять Кинбурн, сжечь на Глубокой корабли, да и Херсон предать той же участи. Турки два раза покушались прежде на Кинбурн по объявлению выходцев. Но в первый раз помешал сильный дождь. В другой – совсем отъехали от Очакова, вышли на косу ночью несколько, но воротились назад, сказывают, что сами не знают отчего. На всех такой напал страх, что шагу вперед не осмелились зделать.
   Естли бы можно было чрез агличан или других как ни есть достать Ломбарда или выпустить, много он обещал.
   Вернейший и благодарнейший
   подданный
   Князь Потемкин Таврический
   1 ноября [1787]
 

813. Г.А. Потемкин – Екатерине II

 
   Матушка Всемилостивейшая Государыня! Кому больше на сердце Очаков, как мне. Несказанные заботы от сей стороны на меня все обращаются. Не стало бы за доброй волею моей, естли бы я видел возможность. Схватить его никак нельзя, а формальная осада по познему времяни быть не может, и к ней столь много приуготовлений. Теперь еще в Херсоне учат минеров, как делать мины. Также и протчему. До ста тысяч потребно фашин и много надобно габионов. Вам известно, что лесу нету поблизости, я уже наделал в лесах моих польских, откуда повезут к месту. То же и на протчие потребности приказал отпускать.
   Я возвращаюсь на Очаков. Сие место нам нужно, конечно, взять, и для того должны мы употребить все способы верные для достижения сего предмета. Сей город не был разорен в прошлую войну. В мирное ж время турки укрепляли его безпрерывно. Вы изволите помнить, что я в плане моем наступательном по таковой их тут готовности не полагал его брать прежде других мест, где они слабее. Естли бы следовало мне только жертвовать собою, то будьте, Государыня, уверены, что я не замешкаюсь минутою, но сохранение людей столь драгоценных обязывает итить верными шагами и не делать сумнительной попытки, где может случиться, что потеряв несколько тысяч, пойдем не взявши, и расстроимся так, что уменьша старых солдат, будем слабы на будущую кампанию. Притом, не разбив неприятеля в поле, как приступать к городам. Полевое дело с турками можно назвать игрушкою, но в городах и местах тесных дела с ними кровопролитны. Они же, потеряв баталию, и так города оставляют.
   Изволите, матушка, писать, как бы я думал пристойно наградить Александра Васильевича. Прежде, нежели донесу свою мысль, опишу подробно его подвиг. Назначив его командиром Херсонской части, не мог я требовать от его степени быть в место главного корпуса в Херсоне – на передовом пункте. Но он после атаки от флота турецкого наших двух судов, ожидая покушения на Кинбурн, переселился совсем туда, и еще до прибытия 22-х эскадронов конницы и 5 полков донских он тамо выдерживал в разные времяна и почасту стрельбу и бомбардирование, отвращал покушения десантов на наш берег. А как скоро прибудут полки, то долженствовало допустить неприятеля высадить войски; и сие положено было, что пришли помянутые полки, то он, приближа их к Кинбурну, за двои сутки спрятал в укреплении людей и в окружности запретил показываться ¹. Неприятель возомнил, что в Кинбурне людей или нет, или мало, подошел на близкую дистанцию всеми судами и открыл сильную канонаду и бомбардирование. Чрез полторы сутки он все сие выдержал, не отвечая ни из одной пушки, дал неприятелю высаживать свои войски и делать ретраншементы. А как уже они вышли все на наш берег и повели первый удар на крепость, тут первый был из крепости выстрел, и то уже картечный. Приказал Генералу Реку атаковать, который из нескольких укреплений их выгнал, был ранен в ногу. Остался он один. Семь раз наших прогоняли. Три раза подкрепляли от нас новыми. Настала ночь. На тесноте места сперлось множество конницы и пехоты, и, смешавшись с неприятелем, сделали кучу, которую было уже трудно в строй привести. Он своим постоянным присутствием в первых всегда рядах удержал людей на месте. Солдаты сами повторяли бегущим: "Куда вы? Генерал впереди!" Сими словами обращены назад. Ранен будучи пулею и получа картечную контузию, не оставил своего места. Наконец, опроверг неприятеля, и наши так остервенились, что по сказкам турок, греков и протчих выходцев из Очакова единогласно показывают, что было более 5 тысяч, а спаслось до осьмисот, из которых все почти переранены, а больше половины умерло, возвратясь. Такого числа у турок никогда не побивали. Истребление самых лутчих воинов произвело следствие, что их многочисленный флот ушел, лишь показался наш на Лимане. Кто, матушка, может иметь такую львиную храбрость. Генерал Аншеф, получивший все отличности, какие заслужить можно, на шестидесятом году служит с такой горячностию, как двадцатипятилетний, которому еще надобно зделать свою репутацию. Сия важная победа отвратила от нас те худые следствия, какие бы могли быть, естли б нам была неудача удержать Кинбурн.
   Все описав, я ожидаю от правосудия Вашего наградить сего достойного и почтенного старика. Кто больше его заслужил отличность?! Я не хочу делать сравнения, дабы исчислением имян не унизить достоинство Св[ятого] Андрея: сколько таких, в коих нет ни веры, ни верности. И сколько таких, в коих ни службы, ни храбрости. Награждение орденом достойного – ордену честь. Я начинаю с себя – отдайте ему мой. Но, естли Вы отлагаете до будущего случая ему пожаловать, который, конечно, он не замедлит оказать, то теперь что ни есть пожалуйте ². Он отозвался предварительно, что ни деревень, ни денег не желает и почтет таким награждением себя обиженным. Гвардии подполк[овником] (в Преобр[аженском] по штату три) или Генер[ал]-Адъю[тантом] – то или другое с прибавлением бриллиантовой шпаги богато убранной, ибо обыкновенную он имеет. Важность его службы мне близко видна. Вы уверены, матушка, что я непристрастен в одобрениях, хотя бы то друг или злодей мне был. Сердце мое не носит пятна зависти или мщения.
   Перед расположением войск на квартеры я, наведя мост на Буг, пошлю отряды за Очаков и к Бендерам очистить степь. А как реки замерзнут, то много безпокойств будет здесь для охранения жилищ, тем паче, что новый Хан ³, конечно, зделает попытку впасть. Я буду стараться самих их алармировать с помощию Божиею. Непристойно мне оставить такие хлопоты другому, и для того, сколь ни нужно было бы по службе и по своим делам побывать, хотя бы курьером, в Петербурге, но останусь здесь; и так счастье видеть Вас сим мне отдаляется. Впротчем, слава Богу, я прихожу в крепость. Поеду по границе и в Тавриду для многих устроений. Во всю жизнь
   вернейший и благодарнейший
   подданный
   Князь Потемкин Таврический
   1-е ноября [1787]. Елисавет
 

814. Г.А. Потемкин – Екатерине II

 

Матушка Всемилостивейшая Государыня.

 
   Изволите писать, что прикажете построить несколько фрегатов на Дону. Они, конечно, нужны. Но прикажите построить по моему чертежу. Во флоте бдят калибр пушек, а не число ¹. Ежели трехдечной корабль наполнить 12 ф[унтовыми] пушками, то фрегат двадцати пушечный ево побьет, ежели на нем будут 28 ф[унтовые] и 30 ф[унтовые]. Итак нужно, чтобы фрегаты носили большую артиллерию.
   Вернейший и благодарнейший
   подданный
   Князь Потемкин Таврический
   1 ноября 1787
 

815. Екатерина II – Г.А. Потемкину

 
   Друг мой Князь Григорий Александрович, твой курьер, отправленный по твоем возвращении в Елисавет в 23 день октября, вчерашний день привез ко мне твои письма. Что ты, объехав семьсот верст, ослабел, о сем весьма жалею. Желаю скорее слышать о совершенном твоем выздоровлении.
   О важности победы под Кинбурном и заочно понимательно мне было, и для того отправлено молебствие. Знаменитую же заслугу Александра Васильевича в сем случае я предоставила себе наградить тогда, как от тебя получу ответ на мое письмо, о сем к тебе писанное. Из числа раненых и убитых заключить можно, каков бой упорен был. Я думаю, что огромный турецкий флот ушел к своим портам на зимование. Понеже Кинбурнская сторона важна, а в оной покой быть не может, дондеже Очаков существует в руках неприятельских, то заневолю подумать нужно о осаде сей, буде инако захватить не можно, по Вашему суждению. Хорошо бы было, естьли бы то могло зделаться с меньшею потерею всего, паче же людей и времяни. Обещанные о сем от вас планы Меллера и Корсакова ожидать буду.
   Жаль, что для помещения войск, особливо конных, в подкрепление Кинбурна, жилья нет на той стороне. Я того и смотрю, что ты из тростника построишь дома и конюшни, видя, что из того делают в Херсоне. И сие для меня уже не было бы диво. Весьма мне нравится твое намерение: прежде нежели вступить в зимние квартиры, наведя мосты на Буге и переправя часть Генерала Каменского до Бендер, от себя послать до Очакова, дабы очистить от турецких деташементов, и в это время бомбардировать Очаков. Дай Боже тебе успеха и чтоб гарнизон выбежал, как Хотинский и иные подунайские