- Всё равно непонятно. Мне казалось, ты не общаешься со своими соседями.
- Естественно, нет. Мы встретились, когда она выгуливала своего пса. Пёс занозил лапу, а когда она попыталась вытащить занозу, он чуть было её не цапнул. Само собой, я пришёл ей на помощь.
- Ты вытащил занозу?
- Да.
- И влюбился с первого взгляда?
- Да.
- Прах меня побери! Раз тебе так подфартило с псом, почему ты сразу не взял быка за рога и не объяснился?
- У меня не хватило духу.
- А что было потом?
- Мы немного поболтали.
- О чём?
- Э-э-э, о птичках.
- О птичках? Каких птичках?
- Которые порхали вокруг и около. И о природе, ну и о всякой всячине. Потом она сказала, что скоро уезжает, но будет рада меня видеть, если я когда-нибудь появлюсь в Лондоне.
- И даже после этого ты её не обнял или, на худой конец, не сжал страстно руку?
- Конечно, нет.
Сами понимаете, говорить больше было не о чем. Если парень дрейфит, когда дело его практически в шляпе, а судьба подносит ему шанс на блюдечке с голубой каёмочкой, помочь ему невозможно. Однако я напомнил себе, что с этим увальнем мы вместе учились в школе, а помогать старым школьным друзьям - святая обязанность.
- Ничего страшного, - сказал я. - Пораскинем мозгами и обязательно что-нибудь придумаем. По крайней мере могу тебя утешить: я целиком и полностью к твоим услугам. Берти Вустер стоит за тебя горой, Гусик. Можешь на меня положиться.
- Спасибо, старина. На тебя и, конечно, на Дживза, а это самое главное.
Не стану от вас скрывать, я поморщился. Вряд ли он хотел меня подколоть, но должен признаться, его бестактность задела меня за живое. По правде говоря, меня подкалывают, кому не лень. Я имею в виду, дают понять, что Бертрам Вустер не бог весть кто, таракан какой-то, а Дживз - единственный и неповторимый.
Такое отношение друзей и близких выбивает меня из колеи, дальше некуда, а сегодня я выбился из колеи как никогда, потому что был сыт Дживзом по горло. Из за клубного пиджака, как вы сами понимаете. Само собой, я прижал строптивого малого к ногтю, и он спасовал перед моей непоколебимой волей, но тем не менее меня до сих пор бесило, что у него хватило нахальства завести разговор на эту тему. Видно, пришла пора управлять Дживзом железной рукой.
- И чем он тебе помог, позволь узнать? - сквозь стиснутые зубы спросил я.
- Дживз обдумал всё до последней мелочи.
- Вот как?
- Это по его совету я иду на бал-маскарад.
- Зачем?
- Медлин тоже там будет. По правде говоря, это она прислала мне пригласительный билет. И Дживз решил:
- Да, но почему ты не надел костюм Пьеро? - Между нами говоря, мысль эта не давала мне покоя с тех самых пор, как я увидел Гусика. - К чему нарушать старые, добрые английские традиции?
- Видишь ли, Дживз решил, что я должен быть Мефистофелем.
Честно признаюсь, глаза у меня полезли на лоб.
- Дживз?! Ты хочешь сказать, он рекомендовал тебе именно этот костюм?
- Да.
- Ха!
- Что?
- Нет, ничего. Я сказал: <Ха!>
И я объясню вам, почему я сказал: <Ха!> Посудите сами, только что Дживз мутил воду, грубо говоря, из кожи лез вон, пытаясь разлучить меня с самым обыкновенным белым клубным пиджаком, одеянием не только tout ce qu`il a de chic, но, безусловно, de riguer, и одновременно, не переводя дыхания, если так можно выразиться, предлагал Гусику замарать лондонский пейзаж алыми трико в обтяжку. Забавно, что? Двуличность, вот как это называется. Самая настоящая двуличность.
- Чем ему не нравятся Пьеро? С чего вдруг он на них ополчился?
- Дело не в том, что они ему не нравятся. Насколько я понял, Дживз ничего не имеет против Пьеро. Но в моём случае он пришёл к выводу, что костюм Пьеро не соответствует поставленной перед ним задаче.
- В каком смысле?
- Он сказал, что костюм Пьеро, хоть и радует глаз, лишен властности, присущей костюму Мефистофеля.
- Всё равно не понял.
- Ну, Дживз объяснил мне, что тут дело в психологии.
Было время, когда подобные высказывания загнали бы меня в тупик, как собаки - оленя. Но долгое общение с Дживзом пополнило словарный запас Вустера, лучше не придумаешь. Дживза хлебом не корми, дай поговорить о психологии индивида. В этом вопросе он большой дока, и теперь я слежу, так сказать, за ходом его мысли, как те самые собаки за оленем.
- Говоришь, в психологии?
- Да. Дживз считает, что поведение человека зависит от его одежды. Он убеждён, что чем смелее я оденусь, тем скорее избавлюсь от своей робости. Костюм Главаря Пиратов мне тоже подошёл бы. По правде говоря, вначале Дживз предложил мне одеть именно этот костюм, но я отказался. Не умею ходить на высоких каблуках.
И слава богу. Жизнь достаточно печальна, и не следует омрачать её зрелищем таких типов, как Гусик Финк-Ноттль, щеголяющих в пиратских сапогах.
- Ну, и как? Ты избавился от своей робости?
- Видишь ли, Берти, старина, если честно, то нет.
Мне стало жалко его, ну просто до слёз. В конце концов, хоть мы и не общались много лет, когда-то этот парень и я кидались друг в друга дротиками, предусмотрительно обмакнув их в чернила.
- Гусик, - сказал я, - послушай совета старого друга и не подходи к этому балу-маскараду на пушечный выстрел.
- Но это мой последний шанс увидеть Медлин! Завтра она уезжает в поместье каких-то своих знакомых. К тому же, ты не знаешь.
- Чего я не знаю?
- Сработает идея Дживза или нет. Сейчас я чувствую себя последним идиотом, это так, но что произойдёт, когда я окажусь в толпе людей, одетых в карнавальные костюмы? Должен тебе сказать, что в юном возрасте на Рождество меня вырядили кроликом, и я испытал такие стыд и ужас, что описать их словами невозможно. И тем не менее стоило мне оказаться среди детей, многие из которых выглядели куда омерзительнее меня, я мгновенно развеселился, принял участие в торжествах, а потом наелся до такой степени, что по дороге домой меня дважды стошнило в кэбе. Так что, сам понимаешь, никому не известно, что я почувствую, очутившись на бале-маскараде.
Я наморщил лоб. В чём-то, конечно, он был прав.
- К тому же, Берти, ты не можешь не согласиться, что в принципе идея Дживза верна на все сто. В ослепительном костюме Мефистофеля я, быть может, решусь на такое, что поразит её воображение. Тут всё дело в цвете. Чем ярче, тем лучше. Возьмем, к примеру, тритонов. Поверишь ли, Берти, во время брачного периода самец тритона сверкает всеми цветами радуги. Это придаёт ему смелости.
- Ты не самец тритона.
- Очень жаль. Знаешь, как самец тритона делает предложение, Берти? Он стоит перед самкой тритона, вибрируя хвостом и плавно наклоняя тело то в одну сторону, то в другую. Для меня это - раз плюнуть. Поверь мне, если б я был самцом тритона, то не стал бы терять времени даром.
- Если бы ты был самцом тритона, Медлин Бассет не посмотрела бы в твою сторону. Я имею в виду, она никогда бы в тебя не влюбилась.
- Нет, влюбилась бы, если б была самкой тритона.
- Но она не самка тритона.
- Допустим, она была бы самкой тритона.
- Если б она была самкой тритона, тогда ты в неё не влюбился бы.
- Нет, влюбился бы, если б был самцом тритона.
Ломота в висках подсказала мне, что наша дискуссия ни к чему хорошему не приведёт.
- Послушай, - сказал я, - давай отбросим в сторону вибрирующие хвосты и всё такое прочее, и поговорим о жизни. Разберёмся, что к чему. Пойми, ты идёшь на бал-маскарад, и, поверь человеку опытному, который не раз участвовал в подобных мероприятиях, ты не получишь от него удовольствия, Гусик.
- Я иду туда вовсе не для того, чтобы получить удовольствие.
- На твоем месте я бы не пошёл, Гусик.
- Не могу. Сколько раз можно повторять, что завтра она уезжает?
Я сдался.
- Ладно. Будь по-твоему: Да, Дживз?
- Кэб мистера Финк-Ноттля, сэр.
- Что? Ах, кэб: Твой кэб, Гусик.
- Что? Кэб? Да, конечно. Само собой,.кэб: Спасибо, Дживз: Пока, Берти.
И, выдавив из себя жалкую улыбку, которой, должно быть, гладиаторы улыбались римскому императору перед выходом на арену, Гусик испарился. Я повернулся к Дживзу. Пришла пора поставить его на место, и я жалел только о том, что не сделал этого раньше.
Сами понимаете, разговор мне предстоял трудный, дальше некуда, и, по правде говоря, я не знал, с чего начать. Я имею в виду, хоть я и решил больше не церемониться с упрямым малым, мне не хотелось слишком сильно ранить его чувства. Мы, Вустеры, умеем управлять железной рукой, но всегда надеваем на неё лайковую перчатку.
- Дживз, - сказал я, - могу я поговорить с тобой откровенно?
- Безусловно, сэр.
- То, что я скажу, может тебя обидеть.
- Никогда, сэр.
- Ну, в таком случае знай, что я переговорил с мистером Финк-Ноттлем, и он сообщил мне об этом твоём мефистофельском плане.
- Да, сэр?
- Давай разберёмся. Если я понял твою мысль правильно, ты считаешь, что под влиянием красной тряпки, которая обтягивает его с головы до ног, Гусик начнёт вовсю вибрировать хвостом перед предметом своей страсти и объяснится ей в любви?
- По моему мнению, сэр, мистер Финк-Ноттль перестанет испытывать чувство робости.
- Я с тобой не согласен, Дживз.
- Нет, сэр?
- Нет, Дживз. Мягко говоря, из всех самых бестолковых, беспомощных и бесполезных планов, какие мне доводилось слышать, этот самый глупый, бездарный и безнадёжный. Ты впустую, без толку, подверг мистера Финк-Ноттля неописуемым кошмарам бала-маскарада. И это не первая твоя промашка, Дживз. С сожалением должен отметить, что в последнее время твои планы стали слишком: Как называется это слово?
- Не могу сказать, сэр.
- Вынужденными? Нет, не вынужденными. Вымученными? Нет, не вымученными. Подожди, так и вертится на кончике языка. Начинается на <в> и означает что-то сложное и ненужное.
- Вычурными, сэр?
- Вот-вот. Именно это слово здесь подходит, лучше некуда. Твои планы стали слишком вычурными, да и ты сам скоро станешь вычурным, если вовремя не остановишься. Надо действовать прямо и просто, а ты напускаешь тумана и наводишь тень на плетень. Нет, Дживз, так не пойдёт. Нашему Гусику нужен дружеский совет опытного человека, знающего жизнь, так сказать, от и до. Поэтому отныне этим делом я займусь лично. Можешь больше не беспокоиться, Дживз.
- Слушаюсь, сэр.
- Дай своим мозгам передышку и посвяти себя домашним обязанностям.
- Слушаюсь, сэр
- Я буду прям и прост, Дживз, и, можешь не сомневаться, пользуясь этим своим методом, решу проблему Гусика в шесть секунд. Когда он придёт, немедленно направь его ко мне.
- Слушаюсь, сэр.
- Это всё, Дживз.
Но на следующее утро меня завалили телеграммами, и, по правде говоря, проблемы бедолаги Гусика начисто вылетели у меня из головы, уступив место моим проблемам, которые взбудоражили меня, дальше некуда.
ГЛАВА 3
Первую телеграмму Дживз принёс мне на подносе вместе с коктейлем, который я обычно пью перед ленчем. Она была отправлена тётей Делией из Маркет-Снодсбери, небольшого городка, расположенного милях в двух от её поместья.
Вот содержание телеграммы:
Немедленно приезжай. Траверс.
Я не смогу передать охватившего меня изумления, даже если скажу, что у меня отвалилась нижняя челюсть, а глаза полезли на лоб. Должно быть, впервые в истории телеграф передал столь загадочное и таинственное послание. Я смотрел на него, не отрываясь, и, честно говоря, даже не помню, как осушил два бокала сухого мартини. Я прочитал его справа налево. Я перечитал его слева направо. По-моему, я даже понюхал текст, но это мне тоже не помогло. С каждой минутой я всё больше терялся в догадках.
Сами понимаете, что я имею в виду. Ни для кого не секрет, что дня не прошло, как мы расстались с тётушкой, до этого постоянно общаясь с ней на протяжении почти что двух месяцев. Тем не менее (а мой прощальный поцелуй не успел ещё, образно говоря, остыть на её щеке) она, судя по всему, жаждала вновь меня увидеть. Бертрам Вустер не привык к тому, чтобы кто-то за ним охотился, как удав за кроликом. Спросите кого угодно, и вам скажут, что после двух месяцев пребывания в моей компании любой нормальный человек решит, что с него довольно. Честно говоря, я знаю некоторых типов, которые не выдерживали меня и двух дней.
Исходя из вышеизложенных фактов, я, прежде чем усесться за шикарный ленч, отправил тёте Делии следующую телеграмму:
Удивлён. Не понял. Берти.
Ответ я получил, когда прилёг вздремнуть после ленча.
Чего ты не понял, олух царя небесного? Немедленно приезжай. Траверс.
Выкурив три сигареты и побродив по комнате, я сочинил очередное послание:
Что ты имеешь в виду под словом <немедленно>? С уважением. Берти.
Ответ не заставил себя ждать.
Под словом <немедленно> я имею в виду <немедленно>. Как ты думаешь, что ещё я могла иметь в виду? Немедленно приезжай, или я наведу на тебя порчу. Целую. Траверс.
Желая всё уяснить до конца, чтобы потом не было недоразумений, я написал (перед тем, как отправиться в <Трутень>, где, между прочим, отдохнул от души, состязаясь с лучшими из лучших в метании карт в цилиндр):
Когда ты говоришь <приезжай>, ты хочешь сказать <приезжай в Бринкли-корт>? А когда ты говоришь <немедленно>, ты хочешь сказать <немедленно>? В недоумении. Растерян. Большой привет. Берти.
Ответную телеграмму я прочитал, вернувшись из клуба.
Да, да, да, да, да, да, да! Мне плевать, растерян ты или нет. Говорю тебе, приезжай немедленно и, ради всего святого, прекрати со мной препираться. Я пока что не печатаю деньги, а потому не могу посылать тебе телеграммы каждые пять минут. Перестань упрямиться и приезжай немедленно. Целую. Траверс.
Именно в эту минуту я понял, что окончательно запутаюсь, если с кем-нибудь срочно не посоветуюсь. Я нажал на кнопку звонка.
- Дживз, - сказал я, - ураган, зародившийся в недрах Вустершира, достиг моего дома. Прочти, - и я протянул ему пачку бланков.
Он пробежал их глазами за несколько секунд.
- Ты что-нибудь понял, Дживз?
- Я думаю, миссис Траверс просит вас приехать немедленно, сэр.
- Ты в этом уверен?
- Да, сэр.
- Должно быть, ты прав. Но с чего вдруг? Разрази меня гром, только что она находилась в моём обществе без малого два месяца.
- Да, сэр.
- Многие говорят, что два дня в моей компании - это перебор.
- Да, сэр. Я прекрасно вас понимаю. Тем не менее миссис Траверс совершенно очевидно считает ваше присутствие в Бринкли-корте необходимым. Мне кажется, её желание следует удовлетворить.
- Ты имеешь в виду, я должен отправиться в её поместье?
- Да, сэр.
- Ну уж нет. При всём желании я не могу поехать к ней <немедленно>. Сегодня вечером меня ждёт очень важное мероприятие. Сам знаешь, день рождения Гориллы Твистлтона.
Если можно так выразиться, наступило неловкое молчание. Нет сомнений, мы оба вспомнили о нашей небольшой размолвке и почувствовали себя неуютно. Понимая, что бедный малый всё ещё испытывает горечь поражения, я решил хоть как-то его утешить:
- Зря ты ополчился на мой клубный пиджак, Дживз. Большая ошибка с твоей стороны.
- Я лишь высказал своё мнение, сэр.
- Когда я надевал его в Каннах, женщины в казино переглядывались и шёпотом спрашивали: <Кто он такой?>
- Континентальные казино славятся отсутствием вкуса, сэр.
- А вчера вечером я рассказал о нём Горилле, и он пришёл в полный восторг.
- Вот как, сэр?
- И не он один. Я худого слова не услышал. Ребята в клубе дружно заявили, что мне жутко подфартило.
- Вот как, сэр?
- Мой пиджак, Дживз, просто загляденье, и я убеждён, что рано или поздно ты его оценишь.
- Вряд ли, сэр.
Я сдался. Объяснить Дживзу по-хорошему, по-отечески, что он не прав, невозможно. Упрям как осёл, иначе о нём не скажешь. Остаётся лишь посожалеть, что он не желает внять голосу разума. Безнадёжный случай.
- Вернёмся к нашим баранам, Дживз. Ни о каком <немедленно> речи быть не может. Я не готов сломя голову мчаться в Бринкли-корт или куда-то там ещё. Даже не обсуждается. Так что дай мне бумагу и карандаш, и я черкну, что появлюсь у неё через недельку-другую. Надеюсь, у тёти Делии хватит силы воли, чтобы пережить моё отсутствие в течение нескольких дней. Пусть стиснет зубы покрепче и ждёт. Я появлюсь. Тебе всё понятно, Дживз?
- Да, сэр.
- Значит, решено. Сбегай на почту и отстучи что-нибудь вроде: <Буду завтра через две недели>. И покончим с этим делом.
- Слушаюсь, сэр.
День тянулся томительно, но в конце концов пришла пора переодеваться и идти праздновать знаменательное событие в жизни Гориллы Твистлтона.
Болтая со мной вчера вечером в клубе, Горилла клятвенно обещал, что закатит пирушку, какой не видывал мир, и, должен признаться, он не обманул моих ожиданий. Домой я вернулся около четырёх ночи и, по правде говоря, почти не помню, как очутился в постели. И вообще у меня сложилось такое впечатление, что не успел я коснуться подушки, как меня разбудил звук открывающейся двери.
Не совсем соображая, на каком я свете, я с трудом разлепил одно веко.
- Чай, Дживз?
- Нет, сэр. Миссис Траверс.
Спустя мгновение послышался вой ветра, и моя родственница пересекла порог со скоростью пятьдесят миль в час, пыхтя, как паровоз.
ГЛАВА 4
Широко известно, что Бертрам Вустер - строгий судья и весьма критически относится к своим ближайшим и дражайшим. Тем не менее он справедлив, этого у него не отнять. И если вы внимательно читали мои мемуары, то вне всякого сомнения помните, как я неоднократно утверждал, что моя тётя Делия - женщина высшей пробы.
Она вышла замуж за старикана Тома Траверса en secondes noces, - если это выражение здесь подходит, - в тот год, когда Василёк выиграл скачки в Кембридшире, и, если вы не забыли, однажды заставила меня написать статью <Что носит хорошо одетый мужчина> в свой журнал <Будуар миледи>. У тёти Джулии большая, добрая душа, и общаться с ней одно удовольствие, чего никак не скажешь о моей тёте Агате - грозе Лондона и проклятье многих домов Англии. Короче говоря, на тёте Агате проб негде ставить, а тётю Делию нельзя не ценить за её весёлость, спортивный дух и глубокое понимание жизни.
Тем более представьте моё изумление, когда я увидел её у своей кровати в столь ранний до неприличия час. Я имею в виду, уж кому-кому, а тёте Делии прекрасно известно, что я никого не принимаю по утрам до тех пор, пока не выпью чашечку чая. Заметьте, она ворвалась ко мне нежданно-негаданно, заранее зная, что нарушает мои уединение и покой, а это уже никуда не годилось. Помнится, у меня мелькнула ужасная мысль, что тётя Делия стала не той, что раньше.
К тому же с какой стати она притащилась в Лондон? Вот вопрос, на который я не находил ответа. Посудите сами, когда добропорядочная жена попадает в родные пенаты после почти двухмесячного отсутствия, она не сбегает из дому на следующий день после своего возвращения, ведь ей надлежит заняться своими прямыми обязанностями: хлопотать вокруг мужа, кормить кошку, причёсывать собаку, и так далее, и тому подобное. А посему неудивительно, что я посмотрел на неё сурово и с упрёком, насколько мне позволили слипшиеся веки.
Должно быть, она не поняла моего взгляда.
- Берти, болван, немедленно просыпайся! - вскричала она голосом, который ударил меня в лоб и вышел из затылка.
Есть у тёти Делии один недостаток: она разговаривает со своим vis-a-vis, как будто тот скачет в полумиле от неё на резвом скакуне, давя копытами охотничьих собак. Видимо, ей трудно избавиться от старых привычек. В своё время тётя Делия считала день потерянным, если не носилась как угорелая по лугам и полям, затравливая какую-нибудь несчастную лисицу.
Я вновь посмотрел на неё сурово и с упрёком, и на сей раз она уловила мой взгляд. Впрочем, он не произвёл на неё ни малейшего впечатления. Более того, она тут же перешла на личности.
- Прекрати мне подмигивать, старый развратник, - сказала она, глядя на меня примерно так же, как Гусик, должно быть, на какого-нибудь заблудшего тритона. - Хотела бы я знать, ты хоть представляешь себе, как похабно выглядишь? Ты похож на нечто среднее между спившимся дебилом и жабой. Небось, нализался до чёртиков вчера вечером?
- Вчера вечером я вращался в высшем свете, - холодно ответил я. - Горилла Твистлтон пригласил меня на свой день рождения. Естественно, я не мог его подвести. Noblesse oblige.
- Ладно, вставай и одевайся.
Мне показалось, я неправильно её расслышал.
- Вставать и одеваться?
- Вот именно.
Застонав, я попытался повернуться на другой бок, и в это время в комнату вошёл Дживз с чашкой живительной влаги на подносе. Я уцепился за неё, как утопающий за соломенную шляпку. Глоток, другой: Нет, я не стал, как новенький, - обыкновенный чай не в состоянии сделать новеньким человека, побывавшего на дне рождения Гориллы Твистлтона, - но мне немного полегчало. По крайней мере я сообразил, что на Бертрама свалились какие-то неприятности, хотя никак не мог взять в толк, что такое приключилось.
- Что такое, тётя Делия? - прохрипел я.
- Если ты имеешь в виду содержимое чашки, мне кажется, это чай. Но тебе виднее.
Если бы не боязнь пролить целебный напиток, я бы нетерпеливо взмахнул рукой, можете не сомневаться в этом ни на минуту.
- Я не имею в виду содержимое чашки. Я имею в виду: что такое приключилось? С какой стати ты вваливаешься ко мне ни свет ни заря и говоришь, чтобы я встал, оделся и всё такое прочее?
- Я ввалилась к тебе, как ты учтиво заметил, потому что мои телеграммы не возымели на тебя никакого действия. Я сказала, чтобы ты встал и оделся, потому что я хочу, чтобы ты встал и оделся. Вернёшься со мной в Бринкли-корт. Не ожидала, что у тебя хватит нахальства телеграфировать, что навестишь меня чуть ли не в следующем году. Поедешь сейчас, как миленький. Для тебя есть работа.
- Мне не нужна работа.
- Нужна она тебе или нет, роли не играет, мой мальчик. Тебе предстоит работа, на которую способен только мужчина. И чтоб через двадцать минут ты был застёгнут до последней пуговицы.
- Но, послушай, у меня нет сил застёгивать пуговицы. Я умираю.
Тётя Делия нахмурилась.
- Ну ладно, - неохотно сказала она. - Из человеческого сострадания я дам тебе денёк-другой, чтобы встать на ноги. Жду тебя не позднее тридцатого.
- Но, прах побери, что в конце концов случилось? О какой работе ты говоришь? Зачем мне работа? В каком смысле работа?
- Если ты заткнёшься хоть на минуту, я отвечу. Работа простая и к тому же доставит тебе массу удовольствия. Ты знаешь Маркет-Снодсберийскую классическую среднюю школу?
- Конечно, нет.
- Это классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери.
Как вы понимаете, ответ мой был ироничен, дальше некуда.
- Не трудно догадаться, - сказал я.
- Откуда мне было знать, что до тебя так быстро дойдёт? Твои умственные способности вошли в поговорку. Ну, хорошо. Итак, Маркет-Снодсберийская классическая средняя школа это, как ты догадался, классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери, и я - одна из попечителей.
- Ты хочешь сказать, попечительниц.
- Я не хочу сказать попечительниц. Вспомни, болван, ведь когда ты учился в Итоне, там был совет попечителей? Ну, вот. В этом отношении классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери ничем не отличается от Итона. А я - член совета, и мне поручили организовать церемонию вручения призов, которая состоится в последний день сего месяца, чтобы тебе было понятнее, тридцать первого числа. Уяснил?
Я кивнул и сделал ещё один глоток живительной влаги. Даже после такого грандиозного события, как день рождения Гориллы Твистлтона, мне не составило труда следить за ходом её мысли.
- Да. Я внимательно слежу за ходом твоей мысли, тётя Делия. Маркет-Снодсбери: средняя классическая школа: совет попечителей: вручение призов: Проще некуда. Но при чем здесь я?
- Вручать призы будешь ты.
Мои глаза, - нет, я не шучу, - полезли на лоб. Большей бессмыслицы я в жизни не слышал. Бред, да и только. Чтоб такое сморозить, надо день отсидеть на солнце без шляпки.
- Я?
- Ты.
Мои глаза снова полезли на лоб.
- Ты меня имеешь в виду?
- Именно тебя.
Мои глаза полезли на лоб в третий раз.
- Ты водишь меня за нос.
- Я не вожу тебя за нос. Ничто на свете не заставит меня дотронуться до твоего омерзительного носа. Меня подвёл викарий. Вывихнул себе то ли копыто, то ли ляжку и сошёл с дистанции, Написал, что не сможет участвовать в церемонии. Можешь представить себе моё состояние. Я обзвонила всех в округе, но никто не взялся мне помочь. А затем я вспомнила о тебе.
Я решил пресечь этот бред в корне. Как никто другой я готов прийти на помощь тётушкам, которые того заслуживают, но всему есть предел. Так сказать, границы допустимого.
- Ты хочешь, чтобы я раздавал призы в твоей, разрази её гром, школе?
- Вот именно.
- И произнёс речь?
- Естественно.
Я насмешливо рассмеялся.
- Ради всего святого, прекрати кудахтать. Дело слишком серьёзное.
- Я не кудахтал. Я смеялся.
- Правда? Не сомневалась, что ты обрадуешься.
- Я смеялся насмешливо, - объяснил я. - Ты не заставишь меня вручать призы ни за какие коврижки. Даже не надейся.
- Ты будешь вручать призы, мой мальчик, или твоя тень никогда больше не упадёт на порог моего дома. Сам знаешь, что это значит. Забудь об обедах Анатоля раз и навсегда.
Я не совру, если скажу, что задрожал с головы до ног. Речь шла о её шеф-поваре, короле и боге кухни, который умудрялся из обычных продуктов готовить блюда, таявшие во рту. При одном упоминании о нём у меня текли слюнки. Анатоль был тем самым магнитом, который притягивал меня в Бринкли-корт со страшной силой, и, должен признаться, самые счастливые мои воспоминания были связаны с его рагу, подливками, и так далее, и тому подобное. Одна мысль о том, что никогда больше мне не доведётся поглотить всю эту вкуснятину, сводила меня с ума.
- Естественно, нет. Мы встретились, когда она выгуливала своего пса. Пёс занозил лапу, а когда она попыталась вытащить занозу, он чуть было её не цапнул. Само собой, я пришёл ей на помощь.
- Ты вытащил занозу?
- Да.
- И влюбился с первого взгляда?
- Да.
- Прах меня побери! Раз тебе так подфартило с псом, почему ты сразу не взял быка за рога и не объяснился?
- У меня не хватило духу.
- А что было потом?
- Мы немного поболтали.
- О чём?
- Э-э-э, о птичках.
- О птичках? Каких птичках?
- Которые порхали вокруг и около. И о природе, ну и о всякой всячине. Потом она сказала, что скоро уезжает, но будет рада меня видеть, если я когда-нибудь появлюсь в Лондоне.
- И даже после этого ты её не обнял или, на худой конец, не сжал страстно руку?
- Конечно, нет.
Сами понимаете, говорить больше было не о чем. Если парень дрейфит, когда дело его практически в шляпе, а судьба подносит ему шанс на блюдечке с голубой каёмочкой, помочь ему невозможно. Однако я напомнил себе, что с этим увальнем мы вместе учились в школе, а помогать старым школьным друзьям - святая обязанность.
- Ничего страшного, - сказал я. - Пораскинем мозгами и обязательно что-нибудь придумаем. По крайней мере могу тебя утешить: я целиком и полностью к твоим услугам. Берти Вустер стоит за тебя горой, Гусик. Можешь на меня положиться.
- Спасибо, старина. На тебя и, конечно, на Дживза, а это самое главное.
Не стану от вас скрывать, я поморщился. Вряд ли он хотел меня подколоть, но должен признаться, его бестактность задела меня за живое. По правде говоря, меня подкалывают, кому не лень. Я имею в виду, дают понять, что Бертрам Вустер не бог весть кто, таракан какой-то, а Дживз - единственный и неповторимый.
Такое отношение друзей и близких выбивает меня из колеи, дальше некуда, а сегодня я выбился из колеи как никогда, потому что был сыт Дживзом по горло. Из за клубного пиджака, как вы сами понимаете. Само собой, я прижал строптивого малого к ногтю, и он спасовал перед моей непоколебимой волей, но тем не менее меня до сих пор бесило, что у него хватило нахальства завести разговор на эту тему. Видно, пришла пора управлять Дживзом железной рукой.
- И чем он тебе помог, позволь узнать? - сквозь стиснутые зубы спросил я.
- Дживз обдумал всё до последней мелочи.
- Вот как?
- Это по его совету я иду на бал-маскарад.
- Зачем?
- Медлин тоже там будет. По правде говоря, это она прислала мне пригласительный билет. И Дживз решил:
- Да, но почему ты не надел костюм Пьеро? - Между нами говоря, мысль эта не давала мне покоя с тех самых пор, как я увидел Гусика. - К чему нарушать старые, добрые английские традиции?
- Видишь ли, Дживз решил, что я должен быть Мефистофелем.
Честно признаюсь, глаза у меня полезли на лоб.
- Дживз?! Ты хочешь сказать, он рекомендовал тебе именно этот костюм?
- Да.
- Ха!
- Что?
- Нет, ничего. Я сказал: <Ха!>
И я объясню вам, почему я сказал: <Ха!> Посудите сами, только что Дживз мутил воду, грубо говоря, из кожи лез вон, пытаясь разлучить меня с самым обыкновенным белым клубным пиджаком, одеянием не только tout ce qu`il a de chic, но, безусловно, de riguer, и одновременно, не переводя дыхания, если так можно выразиться, предлагал Гусику замарать лондонский пейзаж алыми трико в обтяжку. Забавно, что? Двуличность, вот как это называется. Самая настоящая двуличность.
- Чем ему не нравятся Пьеро? С чего вдруг он на них ополчился?
- Дело не в том, что они ему не нравятся. Насколько я понял, Дживз ничего не имеет против Пьеро. Но в моём случае он пришёл к выводу, что костюм Пьеро не соответствует поставленной перед ним задаче.
- В каком смысле?
- Он сказал, что костюм Пьеро, хоть и радует глаз, лишен властности, присущей костюму Мефистофеля.
- Всё равно не понял.
- Ну, Дживз объяснил мне, что тут дело в психологии.
Было время, когда подобные высказывания загнали бы меня в тупик, как собаки - оленя. Но долгое общение с Дживзом пополнило словарный запас Вустера, лучше не придумаешь. Дживза хлебом не корми, дай поговорить о психологии индивида. В этом вопросе он большой дока, и теперь я слежу, так сказать, за ходом его мысли, как те самые собаки за оленем.
- Говоришь, в психологии?
- Да. Дживз считает, что поведение человека зависит от его одежды. Он убеждён, что чем смелее я оденусь, тем скорее избавлюсь от своей робости. Костюм Главаря Пиратов мне тоже подошёл бы. По правде говоря, вначале Дживз предложил мне одеть именно этот костюм, но я отказался. Не умею ходить на высоких каблуках.
И слава богу. Жизнь достаточно печальна, и не следует омрачать её зрелищем таких типов, как Гусик Финк-Ноттль, щеголяющих в пиратских сапогах.
- Ну, и как? Ты избавился от своей робости?
- Видишь ли, Берти, старина, если честно, то нет.
Мне стало жалко его, ну просто до слёз. В конце концов, хоть мы и не общались много лет, когда-то этот парень и я кидались друг в друга дротиками, предусмотрительно обмакнув их в чернила.
- Гусик, - сказал я, - послушай совета старого друга и не подходи к этому балу-маскараду на пушечный выстрел.
- Но это мой последний шанс увидеть Медлин! Завтра она уезжает в поместье каких-то своих знакомых. К тому же, ты не знаешь.
- Чего я не знаю?
- Сработает идея Дживза или нет. Сейчас я чувствую себя последним идиотом, это так, но что произойдёт, когда я окажусь в толпе людей, одетых в карнавальные костюмы? Должен тебе сказать, что в юном возрасте на Рождество меня вырядили кроликом, и я испытал такие стыд и ужас, что описать их словами невозможно. И тем не менее стоило мне оказаться среди детей, многие из которых выглядели куда омерзительнее меня, я мгновенно развеселился, принял участие в торжествах, а потом наелся до такой степени, что по дороге домой меня дважды стошнило в кэбе. Так что, сам понимаешь, никому не известно, что я почувствую, очутившись на бале-маскараде.
Я наморщил лоб. В чём-то, конечно, он был прав.
- К тому же, Берти, ты не можешь не согласиться, что в принципе идея Дживза верна на все сто. В ослепительном костюме Мефистофеля я, быть может, решусь на такое, что поразит её воображение. Тут всё дело в цвете. Чем ярче, тем лучше. Возьмем, к примеру, тритонов. Поверишь ли, Берти, во время брачного периода самец тритона сверкает всеми цветами радуги. Это придаёт ему смелости.
- Ты не самец тритона.
- Очень жаль. Знаешь, как самец тритона делает предложение, Берти? Он стоит перед самкой тритона, вибрируя хвостом и плавно наклоняя тело то в одну сторону, то в другую. Для меня это - раз плюнуть. Поверь мне, если б я был самцом тритона, то не стал бы терять времени даром.
- Если бы ты был самцом тритона, Медлин Бассет не посмотрела бы в твою сторону. Я имею в виду, она никогда бы в тебя не влюбилась.
- Нет, влюбилась бы, если б была самкой тритона.
- Но она не самка тритона.
- Допустим, она была бы самкой тритона.
- Если б она была самкой тритона, тогда ты в неё не влюбился бы.
- Нет, влюбился бы, если б был самцом тритона.
Ломота в висках подсказала мне, что наша дискуссия ни к чему хорошему не приведёт.
- Послушай, - сказал я, - давай отбросим в сторону вибрирующие хвосты и всё такое прочее, и поговорим о жизни. Разберёмся, что к чему. Пойми, ты идёшь на бал-маскарад, и, поверь человеку опытному, который не раз участвовал в подобных мероприятиях, ты не получишь от него удовольствия, Гусик.
- Я иду туда вовсе не для того, чтобы получить удовольствие.
- На твоем месте я бы не пошёл, Гусик.
- Не могу. Сколько раз можно повторять, что завтра она уезжает?
Я сдался.
- Ладно. Будь по-твоему: Да, Дживз?
- Кэб мистера Финк-Ноттля, сэр.
- Что? Ах, кэб: Твой кэб, Гусик.
- Что? Кэб? Да, конечно. Само собой,.кэб: Спасибо, Дживз: Пока, Берти.
И, выдавив из себя жалкую улыбку, которой, должно быть, гладиаторы улыбались римскому императору перед выходом на арену, Гусик испарился. Я повернулся к Дживзу. Пришла пора поставить его на место, и я жалел только о том, что не сделал этого раньше.
Сами понимаете, разговор мне предстоял трудный, дальше некуда, и, по правде говоря, я не знал, с чего начать. Я имею в виду, хоть я и решил больше не церемониться с упрямым малым, мне не хотелось слишком сильно ранить его чувства. Мы, Вустеры, умеем управлять железной рукой, но всегда надеваем на неё лайковую перчатку.
- Дживз, - сказал я, - могу я поговорить с тобой откровенно?
- Безусловно, сэр.
- То, что я скажу, может тебя обидеть.
- Никогда, сэр.
- Ну, в таком случае знай, что я переговорил с мистером Финк-Ноттлем, и он сообщил мне об этом твоём мефистофельском плане.
- Да, сэр?
- Давай разберёмся. Если я понял твою мысль правильно, ты считаешь, что под влиянием красной тряпки, которая обтягивает его с головы до ног, Гусик начнёт вовсю вибрировать хвостом перед предметом своей страсти и объяснится ей в любви?
- По моему мнению, сэр, мистер Финк-Ноттль перестанет испытывать чувство робости.
- Я с тобой не согласен, Дживз.
- Нет, сэр?
- Нет, Дживз. Мягко говоря, из всех самых бестолковых, беспомощных и бесполезных планов, какие мне доводилось слышать, этот самый глупый, бездарный и безнадёжный. Ты впустую, без толку, подверг мистера Финк-Ноттля неописуемым кошмарам бала-маскарада. И это не первая твоя промашка, Дживз. С сожалением должен отметить, что в последнее время твои планы стали слишком: Как называется это слово?
- Не могу сказать, сэр.
- Вынужденными? Нет, не вынужденными. Вымученными? Нет, не вымученными. Подожди, так и вертится на кончике языка. Начинается на <в> и означает что-то сложное и ненужное.
- Вычурными, сэр?
- Вот-вот. Именно это слово здесь подходит, лучше некуда. Твои планы стали слишком вычурными, да и ты сам скоро станешь вычурным, если вовремя не остановишься. Надо действовать прямо и просто, а ты напускаешь тумана и наводишь тень на плетень. Нет, Дживз, так не пойдёт. Нашему Гусику нужен дружеский совет опытного человека, знающего жизнь, так сказать, от и до. Поэтому отныне этим делом я займусь лично. Можешь больше не беспокоиться, Дживз.
- Слушаюсь, сэр.
- Дай своим мозгам передышку и посвяти себя домашним обязанностям.
- Слушаюсь, сэр
- Я буду прям и прост, Дживз, и, можешь не сомневаться, пользуясь этим своим методом, решу проблему Гусика в шесть секунд. Когда он придёт, немедленно направь его ко мне.
- Слушаюсь, сэр.
- Это всё, Дживз.
Но на следующее утро меня завалили телеграммами, и, по правде говоря, проблемы бедолаги Гусика начисто вылетели у меня из головы, уступив место моим проблемам, которые взбудоражили меня, дальше некуда.
ГЛАВА 3
Первую телеграмму Дживз принёс мне на подносе вместе с коктейлем, который я обычно пью перед ленчем. Она была отправлена тётей Делией из Маркет-Снодсбери, небольшого городка, расположенного милях в двух от её поместья.
Вот содержание телеграммы:
Немедленно приезжай. Траверс.
Я не смогу передать охватившего меня изумления, даже если скажу, что у меня отвалилась нижняя челюсть, а глаза полезли на лоб. Должно быть, впервые в истории телеграф передал столь загадочное и таинственное послание. Я смотрел на него, не отрываясь, и, честно говоря, даже не помню, как осушил два бокала сухого мартини. Я прочитал его справа налево. Я перечитал его слева направо. По-моему, я даже понюхал текст, но это мне тоже не помогло. С каждой минутой я всё больше терялся в догадках.
Сами понимаете, что я имею в виду. Ни для кого не секрет, что дня не прошло, как мы расстались с тётушкой, до этого постоянно общаясь с ней на протяжении почти что двух месяцев. Тем не менее (а мой прощальный поцелуй не успел ещё, образно говоря, остыть на её щеке) она, судя по всему, жаждала вновь меня увидеть. Бертрам Вустер не привык к тому, чтобы кто-то за ним охотился, как удав за кроликом. Спросите кого угодно, и вам скажут, что после двух месяцев пребывания в моей компании любой нормальный человек решит, что с него довольно. Честно говоря, я знаю некоторых типов, которые не выдерживали меня и двух дней.
Исходя из вышеизложенных фактов, я, прежде чем усесться за шикарный ленч, отправил тёте Делии следующую телеграмму:
Удивлён. Не понял. Берти.
Ответ я получил, когда прилёг вздремнуть после ленча.
Чего ты не понял, олух царя небесного? Немедленно приезжай. Траверс.
Выкурив три сигареты и побродив по комнате, я сочинил очередное послание:
Что ты имеешь в виду под словом <немедленно>? С уважением. Берти.
Ответ не заставил себя ждать.
Под словом <немедленно> я имею в виду <немедленно>. Как ты думаешь, что ещё я могла иметь в виду? Немедленно приезжай, или я наведу на тебя порчу. Целую. Траверс.
Желая всё уяснить до конца, чтобы потом не было недоразумений, я написал (перед тем, как отправиться в <Трутень>, где, между прочим, отдохнул от души, состязаясь с лучшими из лучших в метании карт в цилиндр):
Когда ты говоришь <приезжай>, ты хочешь сказать <приезжай в Бринкли-корт>? А когда ты говоришь <немедленно>, ты хочешь сказать <немедленно>? В недоумении. Растерян. Большой привет. Берти.
Ответную телеграмму я прочитал, вернувшись из клуба.
Да, да, да, да, да, да, да! Мне плевать, растерян ты или нет. Говорю тебе, приезжай немедленно и, ради всего святого, прекрати со мной препираться. Я пока что не печатаю деньги, а потому не могу посылать тебе телеграммы каждые пять минут. Перестань упрямиться и приезжай немедленно. Целую. Траверс.
Именно в эту минуту я понял, что окончательно запутаюсь, если с кем-нибудь срочно не посоветуюсь. Я нажал на кнопку звонка.
- Дживз, - сказал я, - ураган, зародившийся в недрах Вустершира, достиг моего дома. Прочти, - и я протянул ему пачку бланков.
Он пробежал их глазами за несколько секунд.
- Ты что-нибудь понял, Дживз?
- Я думаю, миссис Траверс просит вас приехать немедленно, сэр.
- Ты в этом уверен?
- Да, сэр.
- Должно быть, ты прав. Но с чего вдруг? Разрази меня гром, только что она находилась в моём обществе без малого два месяца.
- Да, сэр.
- Многие говорят, что два дня в моей компании - это перебор.
- Да, сэр. Я прекрасно вас понимаю. Тем не менее миссис Траверс совершенно очевидно считает ваше присутствие в Бринкли-корте необходимым. Мне кажется, её желание следует удовлетворить.
- Ты имеешь в виду, я должен отправиться в её поместье?
- Да, сэр.
- Ну уж нет. При всём желании я не могу поехать к ней <немедленно>. Сегодня вечером меня ждёт очень важное мероприятие. Сам знаешь, день рождения Гориллы Твистлтона.
Если можно так выразиться, наступило неловкое молчание. Нет сомнений, мы оба вспомнили о нашей небольшой размолвке и почувствовали себя неуютно. Понимая, что бедный малый всё ещё испытывает горечь поражения, я решил хоть как-то его утешить:
- Зря ты ополчился на мой клубный пиджак, Дживз. Большая ошибка с твоей стороны.
- Я лишь высказал своё мнение, сэр.
- Когда я надевал его в Каннах, женщины в казино переглядывались и шёпотом спрашивали: <Кто он такой?>
- Континентальные казино славятся отсутствием вкуса, сэр.
- А вчера вечером я рассказал о нём Горилле, и он пришёл в полный восторг.
- Вот как, сэр?
- И не он один. Я худого слова не услышал. Ребята в клубе дружно заявили, что мне жутко подфартило.
- Вот как, сэр?
- Мой пиджак, Дживз, просто загляденье, и я убеждён, что рано или поздно ты его оценишь.
- Вряд ли, сэр.
Я сдался. Объяснить Дживзу по-хорошему, по-отечески, что он не прав, невозможно. Упрям как осёл, иначе о нём не скажешь. Остаётся лишь посожалеть, что он не желает внять голосу разума. Безнадёжный случай.
- Вернёмся к нашим баранам, Дживз. Ни о каком <немедленно> речи быть не может. Я не готов сломя голову мчаться в Бринкли-корт или куда-то там ещё. Даже не обсуждается. Так что дай мне бумагу и карандаш, и я черкну, что появлюсь у неё через недельку-другую. Надеюсь, у тёти Делии хватит силы воли, чтобы пережить моё отсутствие в течение нескольких дней. Пусть стиснет зубы покрепче и ждёт. Я появлюсь. Тебе всё понятно, Дживз?
- Да, сэр.
- Значит, решено. Сбегай на почту и отстучи что-нибудь вроде: <Буду завтра через две недели>. И покончим с этим делом.
- Слушаюсь, сэр.
День тянулся томительно, но в конце концов пришла пора переодеваться и идти праздновать знаменательное событие в жизни Гориллы Твистлтона.
Болтая со мной вчера вечером в клубе, Горилла клятвенно обещал, что закатит пирушку, какой не видывал мир, и, должен признаться, он не обманул моих ожиданий. Домой я вернулся около четырёх ночи и, по правде говоря, почти не помню, как очутился в постели. И вообще у меня сложилось такое впечатление, что не успел я коснуться подушки, как меня разбудил звук открывающейся двери.
Не совсем соображая, на каком я свете, я с трудом разлепил одно веко.
- Чай, Дживз?
- Нет, сэр. Миссис Траверс.
Спустя мгновение послышался вой ветра, и моя родственница пересекла порог со скоростью пятьдесят миль в час, пыхтя, как паровоз.
ГЛАВА 4
Широко известно, что Бертрам Вустер - строгий судья и весьма критически относится к своим ближайшим и дражайшим. Тем не менее он справедлив, этого у него не отнять. И если вы внимательно читали мои мемуары, то вне всякого сомнения помните, как я неоднократно утверждал, что моя тётя Делия - женщина высшей пробы.
Она вышла замуж за старикана Тома Траверса en secondes noces, - если это выражение здесь подходит, - в тот год, когда Василёк выиграл скачки в Кембридшире, и, если вы не забыли, однажды заставила меня написать статью <Что носит хорошо одетый мужчина> в свой журнал <Будуар миледи>. У тёти Джулии большая, добрая душа, и общаться с ней одно удовольствие, чего никак не скажешь о моей тёте Агате - грозе Лондона и проклятье многих домов Англии. Короче говоря, на тёте Агате проб негде ставить, а тётю Делию нельзя не ценить за её весёлость, спортивный дух и глубокое понимание жизни.
Тем более представьте моё изумление, когда я увидел её у своей кровати в столь ранний до неприличия час. Я имею в виду, уж кому-кому, а тёте Делии прекрасно известно, что я никого не принимаю по утрам до тех пор, пока не выпью чашечку чая. Заметьте, она ворвалась ко мне нежданно-негаданно, заранее зная, что нарушает мои уединение и покой, а это уже никуда не годилось. Помнится, у меня мелькнула ужасная мысль, что тётя Делия стала не той, что раньше.
К тому же с какой стати она притащилась в Лондон? Вот вопрос, на который я не находил ответа. Посудите сами, когда добропорядочная жена попадает в родные пенаты после почти двухмесячного отсутствия, она не сбегает из дому на следующий день после своего возвращения, ведь ей надлежит заняться своими прямыми обязанностями: хлопотать вокруг мужа, кормить кошку, причёсывать собаку, и так далее, и тому подобное. А посему неудивительно, что я посмотрел на неё сурово и с упрёком, насколько мне позволили слипшиеся веки.
Должно быть, она не поняла моего взгляда.
- Берти, болван, немедленно просыпайся! - вскричала она голосом, который ударил меня в лоб и вышел из затылка.
Есть у тёти Делии один недостаток: она разговаривает со своим vis-a-vis, как будто тот скачет в полумиле от неё на резвом скакуне, давя копытами охотничьих собак. Видимо, ей трудно избавиться от старых привычек. В своё время тётя Делия считала день потерянным, если не носилась как угорелая по лугам и полям, затравливая какую-нибудь несчастную лисицу.
Я вновь посмотрел на неё сурово и с упрёком, и на сей раз она уловила мой взгляд. Впрочем, он не произвёл на неё ни малейшего впечатления. Более того, она тут же перешла на личности.
- Прекрати мне подмигивать, старый развратник, - сказала она, глядя на меня примерно так же, как Гусик, должно быть, на какого-нибудь заблудшего тритона. - Хотела бы я знать, ты хоть представляешь себе, как похабно выглядишь? Ты похож на нечто среднее между спившимся дебилом и жабой. Небось, нализался до чёртиков вчера вечером?
- Вчера вечером я вращался в высшем свете, - холодно ответил я. - Горилла Твистлтон пригласил меня на свой день рождения. Естественно, я не мог его подвести. Noblesse oblige.
- Ладно, вставай и одевайся.
Мне показалось, я неправильно её расслышал.
- Вставать и одеваться?
- Вот именно.
Застонав, я попытался повернуться на другой бок, и в это время в комнату вошёл Дживз с чашкой живительной влаги на подносе. Я уцепился за неё, как утопающий за соломенную шляпку. Глоток, другой: Нет, я не стал, как новенький, - обыкновенный чай не в состоянии сделать новеньким человека, побывавшего на дне рождения Гориллы Твистлтона, - но мне немного полегчало. По крайней мере я сообразил, что на Бертрама свалились какие-то неприятности, хотя никак не мог взять в толк, что такое приключилось.
- Что такое, тётя Делия? - прохрипел я.
- Если ты имеешь в виду содержимое чашки, мне кажется, это чай. Но тебе виднее.
Если бы не боязнь пролить целебный напиток, я бы нетерпеливо взмахнул рукой, можете не сомневаться в этом ни на минуту.
- Я не имею в виду содержимое чашки. Я имею в виду: что такое приключилось? С какой стати ты вваливаешься ко мне ни свет ни заря и говоришь, чтобы я встал, оделся и всё такое прочее?
- Я ввалилась к тебе, как ты учтиво заметил, потому что мои телеграммы не возымели на тебя никакого действия. Я сказала, чтобы ты встал и оделся, потому что я хочу, чтобы ты встал и оделся. Вернёшься со мной в Бринкли-корт. Не ожидала, что у тебя хватит нахальства телеграфировать, что навестишь меня чуть ли не в следующем году. Поедешь сейчас, как миленький. Для тебя есть работа.
- Мне не нужна работа.
- Нужна она тебе или нет, роли не играет, мой мальчик. Тебе предстоит работа, на которую способен только мужчина. И чтоб через двадцать минут ты был застёгнут до последней пуговицы.
- Но, послушай, у меня нет сил застёгивать пуговицы. Я умираю.
Тётя Делия нахмурилась.
- Ну ладно, - неохотно сказала она. - Из человеческого сострадания я дам тебе денёк-другой, чтобы встать на ноги. Жду тебя не позднее тридцатого.
- Но, прах побери, что в конце концов случилось? О какой работе ты говоришь? Зачем мне работа? В каком смысле работа?
- Если ты заткнёшься хоть на минуту, я отвечу. Работа простая и к тому же доставит тебе массу удовольствия. Ты знаешь Маркет-Снодсберийскую классическую среднюю школу?
- Конечно, нет.
- Это классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери.
Как вы понимаете, ответ мой был ироничен, дальше некуда.
- Не трудно догадаться, - сказал я.
- Откуда мне было знать, что до тебя так быстро дойдёт? Твои умственные способности вошли в поговорку. Ну, хорошо. Итак, Маркет-Снодсберийская классическая средняя школа это, как ты догадался, классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери, и я - одна из попечителей.
- Ты хочешь сказать, попечительниц.
- Я не хочу сказать попечительниц. Вспомни, болван, ведь когда ты учился в Итоне, там был совет попечителей? Ну, вот. В этом отношении классическая средняя школа в Маркет-Снодсбери ничем не отличается от Итона. А я - член совета, и мне поручили организовать церемонию вручения призов, которая состоится в последний день сего месяца, чтобы тебе было понятнее, тридцать первого числа. Уяснил?
Я кивнул и сделал ещё один глоток живительной влаги. Даже после такого грандиозного события, как день рождения Гориллы Твистлтона, мне не составило труда следить за ходом её мысли.
- Да. Я внимательно слежу за ходом твоей мысли, тётя Делия. Маркет-Снодсбери: средняя классическая школа: совет попечителей: вручение призов: Проще некуда. Но при чем здесь я?
- Вручать призы будешь ты.
Мои глаза, - нет, я не шучу, - полезли на лоб. Большей бессмыслицы я в жизни не слышал. Бред, да и только. Чтоб такое сморозить, надо день отсидеть на солнце без шляпки.
- Я?
- Ты.
Мои глаза снова полезли на лоб.
- Ты меня имеешь в виду?
- Именно тебя.
Мои глаза полезли на лоб в третий раз.
- Ты водишь меня за нос.
- Я не вожу тебя за нос. Ничто на свете не заставит меня дотронуться до твоего омерзительного носа. Меня подвёл викарий. Вывихнул себе то ли копыто, то ли ляжку и сошёл с дистанции, Написал, что не сможет участвовать в церемонии. Можешь представить себе моё состояние. Я обзвонила всех в округе, но никто не взялся мне помочь. А затем я вспомнила о тебе.
Я решил пресечь этот бред в корне. Как никто другой я готов прийти на помощь тётушкам, которые того заслуживают, но всему есть предел. Так сказать, границы допустимого.
- Ты хочешь, чтобы я раздавал призы в твоей, разрази её гром, школе?
- Вот именно.
- И произнёс речь?
- Естественно.
Я насмешливо рассмеялся.
- Ради всего святого, прекрати кудахтать. Дело слишком серьёзное.
- Я не кудахтал. Я смеялся.
- Правда? Не сомневалась, что ты обрадуешься.
- Я смеялся насмешливо, - объяснил я. - Ты не заставишь меня вручать призы ни за какие коврижки. Даже не надейся.
- Ты будешь вручать призы, мой мальчик, или твоя тень никогда больше не упадёт на порог моего дома. Сам знаешь, что это значит. Забудь об обедах Анатоля раз и навсегда.
Я не совру, если скажу, что задрожал с головы до ног. Речь шла о её шеф-поваре, короле и боге кухни, который умудрялся из обычных продуктов готовить блюда, таявшие во рту. При одном упоминании о нём у меня текли слюнки. Анатоль был тем самым магнитом, который притягивал меня в Бринкли-корт со страшной силой, и, должен признаться, самые счастливые мои воспоминания были связаны с его рагу, подливками, и так далее, и тому подобное. Одна мысль о том, что никогда больше мне не доведётся поглотить всю эту вкуснятину, сводила меня с ума.