Я сделал всё возможное, чтобы его подбодрить.
- Девичьи шалости, что?
- Какие, к чертям собачьим, шалости! Она меня разлюбила, и точка. Когда-то я был её идеалом, а сейчас она топчет меня, как грязь под ногами. Совсем потеряла голову из-за того типа, кем бы он ни был, в Каннах, и теперь смотреть в мою сторону не хочет.
Я поднял брови.
- Дорогой мой, куда подевался твой здравый смысл? Анжелин парень в Каннах - выдумка, миф. Прости меня за это выражение, но у тебя самая настоящая idee fixe.
- Чего у меня?
- Idee fixe. Сам знаешь. Весьма распространённая болезнь. Как у дяди Тома, который вообразил, будто все жулики на свете скрываются у него в саду и ждут удобного момента, чтобы забраться в дом. Ты всё время твердишь про какого-то типа в Каннах, а в Каннах никаких типов не было, и сейчас я объясню тебе, почему там не было никаких типов. Докладываю, что в течение двух месяцев, проведённых на Ривьере, мы с Анжелой были практически неразлучны. Если б за ней кто-нибудь увивался, я сразу бы заметил.
Он вздрогнул. Мои слова явно произвели на него впечатление.
- О, значит, в Каннах вы всё время были вместе?
- Уверяю тебя, она двух слов никому другому не сказала, если не учитывать абсолютно невинных разговоров за общим столом или в казино.
- Понятно. Ты имеешь в виду, вы постоянно были вдвоём и когда купались, и когда гуляли при лунном свете?
- Вот именно. Отдыхающие в отеле даже подтрунивали над нами по этому поводу.
- Должно быть, ты приятно провёл время.
- О, конечно. Я всегда очень любил Анжелу.
- Вот как?
- Когда мы были детьми, она называла себя моей маленькой наречённой.
- Так и называла?
- Так и называла.
- Гм-мм.
Он глубоко задумался, а я, радуясь, что мне удалось его успокоить, принялся с наслаждением прихлёбывать чай. Через некоторое время снизу до нас донёсся звук гонга, и Тяпа встрепенулся, как молодая лань.
- Завтрак! - вскричал он, молниеносно стартовав с места и оставив меня размышлять и строить дальнейшие планы в одиночестве. И чем больше я размышлял и строил дальнейшие планы, тем сильнее крепла во мне уверенность, что теперь всё должно устроиться в лучшем виде. Тяпа - это было видно с первого взгляда несмотря на сцену в кладовке, всё ещё пылко любил Анжелу, а следовательно, мне нужно было лишь поднажать в определённом направлении (а я знал, в каком именно), чтобы они помирились раз и навсегда. А так как проблему Гусика-Бассет я решил ещё раньше, мне не о чем было беспокоиться. В душе моей воцарились тишина и покой, и, когда Дживз зашёл в комнату, чтобы забрать поднос, я обратился к нему весело и беззаботно.
ГЛАВА 13
- Дживз, - сказал я.
- Сэр?
- Я только что имел беседу с Тяпой, Дживз. Ты обратил внимание, что он сегодня не в духе?
- Да, сэр. Лицо мистера Глоссопа показалось мне, сэр, задумчивым и бледным от мыслей тяжких.
- Вот-вот. Ночью он наткнулся в кладовке на мою кузину, Анжелу. Они опять повздорили.
- Мне очень жаль, сэр.
- Тяпе было жаль вдвойне, когда она застукала его tete-a-tete с холодным пирогом и высказала своё мнение об обжорах, которые вечно рыскают в надежде что-нибудь перехватить.
- Крайне неприятная история, сэр.
- Архинеприятная, Дживз. Многие великие умы посчитали бы, отношения Анжелы с Тяпой зашли так далеко, что разрыв неизбежен. Девушка, которая в состоянии сначала обозвать своего суженого питоном, заглатывающим по десять обедов в день, а потом посоветовать ему не бежать по лестнице, чтобы не помереть от ожирения сердца: Такая девушка, посчитали бы многие великие умы, вырвала любовь из своей груди. Ты согласен, Дживз, что многие великие умы так посчитали бы?
- Несомненно, сэр.
- И ошиблись бы.
- Вы так думаете, сэр?
- Двух мнений быть не может. Могу на что хочешь поспорить. Мне ли не знать женщин? Никогда нельзя верить тому, что они говорят.
- Вы хотите сказать, сэр, излияния мисс Анжелы нельзя воспринимать au pied de la lettre?
- Что-что?
- По-английски это значит <буквально>, сэр.
- Буквально. Замечательное слово. Очень даже к месту. Ты ведь знаешь женщин, Дживз. Вспыхивают, как порох. При малейшей размолвке обливают парня грязью с головы до ног. Но внутри, так сказать, добрая старая любовь пылает ярким пламенем. Разве я не прав?
- Безусловно правы, сэр. Поэт Скотт:
- Дживз!
- Слушаюсь, сэр.
- А для того, чтобы вытащить эту добрую старую любовь на свет божий, необходим определённый подход.
- Под <определённым подходом>, сэр, вы имеете в виду:
- Под <определённым подходом>, Дживз, я имею в виду, что за дело надо взяться с умом. Тут требуется хитрость. Лично я сразу понял, как можно приручить Анжелу. Хочешь, скажу?
- Если вас не затруднит, сэр.
Я достал сигарету, закурил и сквозь дым пристапьно посмотрел на недогадливого малого. Он почтительно ждал, когда я соблаговолю научить его уму-разуму. Должен честно признаться, Дживз - до тех пор, пока не начинает упрямиться и вставлять палки в колёса своему молодому господину, - благодарный слушатель. Не знаю, ловит ли он с жадностью каждое слово, слетающее с моих уст, но вид у него именно такой, а это самое главное.
- Допустим, ты отправился погулять по непроходимым джунглям, Дживз, и внезапно столкнулся нос к носу с тигрёнком.
- Вероятность этого крайне мала, сэр.
- Неважно. Допустим, и всё тут.
- Слушаюсь, сэр.
- Допустим, ты отходил этого тигренка палкой, и далее допустим, до его матери дошёл слух о твоем безобразном поступке. Прикинь, что мать о тебе подумает? Как она к тебе отнесётся, когда вы встретитесь?
- Я предвижу её недовольство, сэр.
- Заметь, вполне законное недовольство. Сработает так называемый материнский инстинкт, что?
- Да, сэр.
- Прекрасно, Дживз. А теперь допустим, что недавно между тигрицей и тигрёнком пробежала чёрная кошка. Скажем, они уже несколько дней не разговаривают друг с другом. Как думаешь, это отобьёт у тигрицы охоту яростно защищать своего отпрыска?
- Нет, сэр.
- Совершенно верно. В двух словах мой план таков, Дживз. Я собираюсь утащить Анжелу в укромный уголок и отходить Тяпу почём зря.
- Отходить, сэр?
- Очернить. Оговорить. Оскорбить. Выставить на посмешище. Я не оставлю от Тяпы камня на камне, пройдусь по его поведению, манерам и внешнему виду, скажу, что, по моему мнению, он скорее похож на африканского кабана, чем на английского джентльмена. Чего я добьюсь? Когда моя кузина Анжела услышит, как я обзываю Тяпу, сердце её начнет обливаться кровью. Тигриный материнский инстинкт проснётся в её груди. Как бы они ни были разруганы, если так можно выразиться, она будет помнить только о том, что любит его без памяти, и вцепится мне в глотку. Ну, а потом ей останется сделать всего один шаг, чтобы броситься Тяпе на шею. Теперь для неё это не составит труда. Ну, что скажешь?
- Весьма оригинальная мысль, сэр.
- Мы, Вустеры, славимся своей оригинальностью, Дживз. О нашей оригинальности ходят легенды.
- Да, сэр.
- Учти, я не в книгах про это вычитал. Убедился на собственном опыте.
- Вот как, сэр?
- Представь себе. Испытал на своей шкуре. Прошлым месяцем в Каннах я стоял на пляже, лениво наблюдая за придурками, прыгавшими с вышки в воду, и девушка, с которой мы были слегка знакомы, указала на одного парня и спросила, не считаю ли я, что его ноги выглядят, глупее не придумаешь. Я охотно с ней согласился и принялся вышучивать эти самые нижние конечности с присущим мне юмором. А затем мне показалось, я попал в центр тайфуна. Начав с criticue моих собственных корявых палок, которые она посоветовала мне никогда не выставлять напоказ, чтобы не уморить всех со смеху, девица перешла к обсуждению моих манер, морального облика, интеллекта и привычке чавкать шпинатом с таким жаром, что под конец Бертрама нельзя было обвинить разве что в убийстве и поджоге сиротского приюта. Проведённое мной расследование показало, что данная особа женского пола была обручена с тем самым ногастым малым и что накануне они в дым разругались из-за его высказывания по поводу её игры в бридж. В тот же вечер я видел, как они сидели рядышком за обеденным столом и сдували друг с друга пылинки. Это говорит о многом, Дживз.
- Да, сэр.
- Не сомневаюсь, я добьюсь тех же результатов, когда наболтаю Анжеле про Тяпу чёрт-те что. Вот увидишь, не позднее чем к ленчу они возобновят помолвку, и платиновое кольцо с бриллиантом вновь засверкает на среднем пальце Анжелы. Или его носят на безымянном?
- Вряд ли к ленчу, сэр. Горничная мисс Анжелы доверительно сообщила мне, что мисс Анжела уехала на своей машине рано утром, чтобы провести день с друзьями, живущими неподалёку.
- Ну, не к ленчу, так не позднее чем через полчаса после того, как она вернётся. Мелочи жизни, Дживз. Не будем размениваться по мелочам.
- Нет, сэр.
- Главное, мы можем с уверенностью сказать, что в скором будущем дела Тяпы и Анжелы пойдут в гору и они снова начнут лобызаться. Эта мысль радует душу, Дживз.
- Вы совершенно правы, сэр.
- Если что и выбивает меня из колеи, так это когда два сильных сердца перестают биться, как одно.
- Я ценю ваши чувства, сэр.
Я затушил окурок и закурил вторую сигарету, чтобы ознаменовать окончание Главы 1.
- Ну вот, на западном фронте всё спокойно. Перейдём к восточному.
- Сэр?
- Я говорю притчами, Дживз. Я имел в виду, теперь пора заняться проблемой Гусика и мисс Бассет.
- Да, сэр.
- К этому делу, Дживз, необходим совершенно иной подход. Тут надо действовать в лоб. Помогая Огастесу Финк-Ноттлю, ни в коем случае нельзя забывать, что он тюфяк и размазня.
- Быть может, сэр, следует называть мистера Финк-Ноттля помягче? Например, мимозой стыдливой. Нежное, уязвимое растение, сэр.
- Ни в коем случае. Он размазня и тюфяк, а с размазнями и тюфяками надлежит обращаться прямо и просто. Никакая психология тут не поможет. Я ни в коей мере не хочу тебя обидеть, но твоя мышиная возня с психологией Финк-Ноттля ни к чему хорошему не привела. Ты допустил промашку, Дживз, и сам это знаешь. Ты применил силу, запихнув его в костюм Мефистофеля и отправив на бал-маскарад. Тебе показалось, красное трико в обтяжку придаст ему смелости, а получилось так, что он едва ноги унёс. Ты сел в лужу, Дживз.
- Осталось неизвестным, сэр, как мистер Финк Ноттль повёл бы себя, встретившись с мисс Бассет.
- Верно. Но он с ней не встретился, потому что не попал на бал-маскарад, а это лишь подтверждает мою мысль. Парень, который садится в кэб и едет на бал-маскарад, но умудряется на него не попасть, - тюфяк и размазня высшего сорта. Я не знаю второго такого придурка на свете, который не смог бы попасть на бал-маскарад. А ты таких знаешь, Дживз?
- Нет, сэр.
- Ну, вот. А теперь слушай меня внимательно, потому что я веду свой разговор вот к чему: даже если бы Гусик очутился на бале-маскараде, даже если бы Бассет, увидев перед собой ярко-красное трико в обтяжку с очками в роговой оправе, не хлопнулась бы в обморок, а, стиснув зубы, пошла бы с ним танцевать, так вот, даже в этом случае все твои труды пошли бы насмарку, так как, что в костюме Мефистофеля, что без костюма Мефистофеля, Огастес Финк-Ноттль просто не способен набраться храбрости и сделать предложение руки и сердца. Он прочитал бы ей лекцию о тритонах на несколько дней раньше, вот и всё. А почему, Дживз? Сказать тебе, почему?
- Да, сэр.
- Потому что он попытался бы объясниться в любви, предварительно накачавшись апельсиновым соком.
- Сэр?
- Гусик - апельсиновый сокоман. Я имею в виду, он не пьёт ничего, кроме апельсинового сока.
- Этого я не знал, сэр.
- Слышал из его собственных уст. Может, тут дело в дурной наследственности, а может, он в детстве обещал маме, что не будет пить или, ещё проще, ему просто не нравится вкус горячительных напитков, но Гусик Финк-Ноттль за всю свою жизнь не выпил даже джина с тоником, не говоря уже о чём другом. И при этом он надеется, - этот бедняга надеется, Дживз, - этот несчастный, дрожащий, напуганный кролик в человеческом облике надеется объясниться с девушкой, которую любит. Хоть плачь, хоть смейся, что?
- Вы считаете, на трезвую голову джентльмен не может предложить даме руку и сердце, сэр?
Должен признаться, я удивился, дальше некуда.
- Прах побери, Дживз, - сказал я, поражённый до глубины души, - ты ведь не вчера родился. Пошевели мозгами, Дживз. Что означает предложить даме руку и сердце? Подумай сам. Это означает, что вполне приличный, респектабельный молодой человек вынужден произносить слова, которые, услышь он их из уст героя на серебряном экране, заставили бы его со всех ног броситься в кассу и потребовать обратно деньги за билет. От апельсинового сока язык у джентльмена не развяжется. Он либо сгорит со стыда и будет молчать как пень, либо начнёт молоть всякую чушь. Гусик, например, как тебе известно, мелет чушь о тритонах с хохолками.
- С гребешками, сэр.
- Хохолками, гребешками, какая разница? Дело в том, что он мелет чушь и будет молоть чушь, если попытается объясниться ещё раз. И вот тут, - слушай меня внимательно, Дживз, я перехожу к сути, если так можно выразиться, - и вот тут следует предпринять решительные шаги. Действовать надо быстро и смело, потому что, как говорится, промедление смерти подобно. Ещё немного, и наш тюфяк и размазня засохнет на корню. Знаешь. что я намерен предпринять, Дживз? Я намерен запастись бутылкой джина и основательно сдобрить им апельсиновый сок, который Гусик всегда пьёт по утрам.
- Сэр?
Я прищёлкнул языком.
- Я уже сделал тебе однажды замечание, Дживз, - укоризненно сказал я, - по поводу того, каким тоном ты произносишь: <Видите ли, сэр> и: <Вот как, сэр?> Пользуясь случаем, хочу довести до твоего сведения, что я в равной мере категорически возражаю против твоего просто <Сэр?>. Когда ты говоришь просто <Сэр?>, у меня создаётся такое впечатление, будто ты пришёл в ужас от несусветной глупости, которую я сморозил. В данном конкретном случае я вообще не понимаю, при чём тут твоё <Сэр?>. Я составил шикарный, логичный, одним словом, безупречный план. Твои сэровские комментарии здесь излишни. Надеюсь, ты со мной согласен?
- Видите ли, сэр:
- Дживз!
- Прошу прощенья, сэр. Неугодное вам выражение вырвалось у меня невольно. Я лишь хотел указать, раз вы пожелали узнать моё мнение, что ваше предложение кажется мне не совсем благоразумным.
- Не совсем благоразумным? Как тебя понять, Дживз?
- С моей точки зрения, сэр, оно довольно рискованное. Дело в том, что невозможно быть абсолютно уверенным, какое действие окажет алкоголь на субъекта, непривычного к подобным возбуждающим напиткам. Мне известно, например, что попугаи от спиртного испытывают сильное недомогание.
- Попугаи?
- Я вспомнил один случай из моей жизни, сэр, который произошёл ещё до того, как я поступил к вам на службу. В то время я находился в услужении лорда Бранкастера, державшего попугая, которого он очень любил. Однажды вечером у птицы по непонятной причине испортилось настроение, она сидела, нахохлившись, и его светлость, желая привести своего любимца в обычное весёлое расположение духа, предложил ему кусок хлеба, смоченного в портвейне тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года. Попугай мгновенно проглотил непривычное лакомство, и по всему было видно, что оно ему чрезвычайно понравилось. Однако уже через минуту его состояние резко ухудшилось. Прийдя в необычайное возбуждение, птица укусила его светлость за палец, проорала во всё горло пиратскую песню, а затем свалилась с жёрдочки на дно клетки и долгое время лежала без движения, задрав лапы кверху. Я рассказал эту историю только потому:
Я мгновенно понял, в чём заключалась ошибка Дживза. Мне не составило труда найти изъян в его рассуждениях.
- Гусик не попугай.
- Нет, сэр, но:
- Никаких <но>. И вообще, мне кажется, пришла пора разобраться, кто такой мистер Финк-Ноттль. В этот вопрос необходимо внести ясность, Дживз. Сам Гусик глубоко убеждён, что является самцом тритона, а ты считаешь его попугаем. На самом же деле он обычный тюфяк и размазня, каких пруд пруди, и для частичного восстановления человеческого облика ему надо пропустить рюмку-другую. И хватит со мной спорить, Дживз. Моё решение непоколебимо. Для того, чтобы успешно завершить дело Огастеса Финк-Ноттля, существует лишь один путь, и я намерен пройти его до конца.
- Слушаюсь, сэр.
- Вот так-то лучше. Значит, решено. А теперь поговорим о другом. Ты, конечно, обратил внимание, что я собрался привести свой план в исполнение завтра утром. Не удивлюсь, если ты ломаешь себе голову, почему я принял такое решение. Почему, Дживз?
- Я думаю, сэр, вы считаете, что коль дело сделано должно быть, то надо действовать, не медля.
- Отчасти, Дживз, отчасти. Но не совсем. Нет, не совсем. Главная причина, по которой я назначил определённую дату для нанесения решительного удара, заключается в том, что завтра, о чём ты несомненно забыл, должно состояться вручение призов в Маркет-Снодсберийской классической средней школе, где Гусик должен править бал. Таким образом, разбавив соковое пойло благородным напитком, я добьюсь, что Гусик покорит не только сердце мисс Бассет, но также сердца родителей и учеников, перед которыми ему придётся выступать.
- Образно говоря, вы собираетесь поймать двух зайцев одновременно, сэр.
- Очень образно. Молодец, Дживз, хорошо сказал. Я проделал гигантскую работу, и теперь самое трудное позади. Остаются мелочи. Вот, кстати, одна из них. Я тут пораскинул мозгами и пришёл к заключению, что будет лучше, если я останусь как бы в стороне, а сок сдобришь ты.
- Сэр?
- Дживз!
- Прошу прощенья, сэр.
- Ты не понял. Сейчас объясню, почему я пришёл к такому заключению. Посуди сам, ведь тебе куда проще, чем мне, получить доступ к соку. Я обратил внимание, что Гусику его подают каждый день в большой кружке. Завтра утром перед ленчем она будет стоять на кухне, и ты запросто, не вызывая подозрений, сможешь добавить в неё на пару пальцев джина. Тебе это не составит труда.
- Несомненно, сэр, но:
- Не говори <но>, Дживз.
- Боюсь, сэр:
- Твоё <боюсь, сэр> звучит ещё хуже.
- Я лишь хотел довести до вашего сведения, сэр, что, как мне не жаль, я вынужден, изъясняясь ясным и точным языком закона, прибегнуть к nolle prosequi.
- Это ещё что?
- Юридический термин, сэр, выражающий отказ от дальнейшего ведения дела. Друтими словами, хотя я всегда готов с радостью выполнить практически любое ваше распоряжение, в данном случае, несмотря на глубокое уважение, которое я к вам испытываю, я не в силах откликнуться на вашу просьбу.
- Ты имеешь в виду, что не сдобришь сок джином?
- Совершенно верно, сэр.
Я был потрясён. Только сейчас я начал понимать, как должен чувствовать себя полководец, который приказал бросить полк в атаку и услышал в ответ, что солдаты сегодня не в настроении воевать.
- Дживз, - сказал я, - должен признаться, этого я от тебя не ожидал.
- Нет, сэр?
- Нет, Дживз. Естественно, я понимаю, что сдабривать апельсиновый сок Гусика джином не входит в твои повседневные обязанности, за которые я каждый месяц аккуратно плачу тебе деньги, и, если ты вздумал придерживаться не духа, а буквы нашего контракта, ничего тут поделать нельзя. Однако позволь мне заметить, что я разочарован. Сильно разочарован. Феодальным духом здесь даже не пахнет, Дживз.
- Мне очень жаль, сэр.
- Ничего страшного, Дживз. Да, ничего страшного. Знай, что я задет, но совсем не сержусь.
- Слушаюсь, сэр.
- Это всё, Дживз.
ГЛАВА 14
Моё расследование показало, что друзья, с которыми Анжела надумала провести день, были самыми настоящими деревенскими клушами по имени Стречли-Бадды, проживавшими в своём поместье, Кингхэм-Мэнор, примерно в восьми милях от Бринкли-корта по дороге к Першору. Лично я был с ними незнаком, но, видимо, они обладали неведомой притягательной силой, потому что Анжела вернулась домой только вечером и едва успела переодеться к обеду. Соответственно, я оставался связанным по рукам и ногам до тех пор, пока, допив остатки кофе, все присутствующие не покинули столовую и не разбрелись кто куда. После недолгих поисков я обнаружил свою кузину в гостиной и немедленно начал приводить свой план в исполнение.
Как вы сами понимаете, я приблизился к Анжеле, испытывая совершенно другие чувства, чем двадцать четыре часа назад, когда в этой же самой гостиной я стоял перед Медлин Бассет, и, хотите верьте, хотите нет, готов был сквозь землю провалиться. Как я уже говорил Тяпе, я очень любил Анжелу, и болтать с ней было для меня одним удовольствием. К тому же, судя по её внешнему виду, ей просто необходимы были дельный совет и моё сочувствие.
По правде говоря, выглядела она ужасно. Честное слово, я был просто шокирован тем, как она выглядела. Совсем недавно в Каннах моя кузина была классной девчонкой, живой и очаровательной, полной задора и веселья. Сейчас же её лицо было бледным и мрачным, совсем как у форварда хоккейной женской команды, которая, схлопотав от соперницы по лбу, получила к тому же две минуты штрафа <за подножку>. В любой нормальной компании Анжела привлекла бы к себе всеобщее внимание, но так как в Бринкли-корте стандарт мрачности намного превысил норму, её состояние осталось незамеченным, и я бы не удивился, если бы дядя Том, скрючившийся в своём кресле и наверняка ожидавший конца света, заметил бы, что его дочь сегодня слишком бурно радуется жизни.
Итак, я начал приводить свой план в исполнение с присущим мне изяществом.
- Анжела, старушка, рад тебя видеть.
- Берти, зайчик, здравствуй.
- Наконец-то ты вернулась. Я успел по тебе соскучиться.
- Правда, зайчик?
- А ты как думала? Пойдём, пройдёмся?
- С удовольствием.
- Вот и умница. У меня к тебе разговор не для посторонних ушей.
Мне показалось, именно в этот момент с бедным Тяпой случилось нечто вроде приступа. Пока мы с Анжелой разговаривали, он сидел, уставившись в потолок, в кресле неподалёку и вдруг подпрыгнул, как лосось, попавшийся на блесну, и взмахом руки отшвырнул от себя столик, на котором находились ваза, флакон сухих духов, две фарфоровые китайские собачки и толстый том сочинений Омара Хайяма в кожаном переплёте.
Тётя Делия испустила изумлённый охотничий клич. Дядя Том, наверняка вообразивший, что это начало конца света, принял участие в побоище, вдребезги расколошматив кофейную чашку.
Тяпа безжизненным тоном извинился за свою неловкость. Тётя Делия, громко застонав, ответила, что ничего страшного не произошло. А Анжела высокомерно посмотрела вокруг себя, словно была средневековой принцессой, перед которой провинился один из её самых ничтожных подданных, и вышла со мной за дверь, высоко подняв голову. Через несколько минут мы уже сидели на одной из садовых скамеек, и я приготовился исполнить свой долг.
Однако просто так, ни с того ни с сего затронуть столь деликатную тему я не мог и поэтому решил сначала потрепаться о том, о сём, а потом уже перейти к делу. Торопиться мне было некуда. Мы заговорили о пустяках, и Анжела рассказала мне, что задержалась у Стречли-Баддов, так как Хильда Стречли-Бадд попросила её остаться и помочь в организации вечеринки для обслуживающего персонала, которая должна была состояться в Кингхэм-Мэнор завтра вечером, а поскольку на вечеринку должна была прийти прислуга Бринкли-корта в полном составе, Анжеле неудобно было отказать подруге. Я заметил, что ночная гулянка наверняка расшевелит Анатоля и заставит его забыть обо всех его неприятностях. Анжела ответила, что Анатоль наотрез отказался идти куда бы то ни было и заявил, что останется дома. Как ни уговаривала его тётя Делия пойти развлечься, он лишь печально качал головой и бубнил о своём отьезде в Прованс, где его ценят и любят.
По этому поводу нам обоим взгрустнулось, и мы замолчали, а затем Анжела сказала, что трава мокрая и ей пора домой.
Естественно, меня это не устраивало.
- Да ну, брось. Я тебя не видел со дня приезда, а мы так толком и не поговорили.
- Я туфли себе испорчу.
- Положи ноги на мои колени.
- Ладно. Можешь помассировать мне икры.
- Годится.
Она устроилась поудобнее, и мы снова принялись болтать о всякой всячине. Но постепенно вести разговор становилось всё труднее. Я выжал из себя всё, что мог, восхищаясь вечерними сумерками, мерцающими звёздами и лунной дорожкой на озере, а она рассеянно мне поддакивала. В кустах прямо напротив нас что-то зашуршало, и я предположил, что это ласка, а она молча кивнула. Короче, не вызывало сомнений, что сидевшая рядом со мной девушка находилась в прескверном расположении духа, а это означало, что пришла пора действовать.
- Знаешь, старушка, - сказал я, - до меня дошли слухи о твоей размолвке с Тяпой. Значит, звон свадебных колоколов отменяется, что?
- Да.
- Окончательно и бесповоротно?
- Да.
- Если хочешь знать, тебе крупно повезло, девочка моя. Скажи спасибо и считай, ты отделалась лёгким испугом. Никогда не мог понять, что ты в нём нашла и почему не порвала с ним раньше. Он просто невыносим. Зануда, каких мало. Чтобы общаться с Глоссопом, надо иметь ангельское терпение. Жалкая, ничтожная личность, гора мяса и ноль интеллекта. Тяпа-растяпа. Мне искренне жаль женщину, которая когда-нибудь станет миссис Глоссоп.
И я коротко хохотнул, чтобы выказать своё презрение.
- Мне всегда казалось, вы были большими друзьями, - сказала Анжела.
- Девичьи шалости, что?
- Какие, к чертям собачьим, шалости! Она меня разлюбила, и точка. Когда-то я был её идеалом, а сейчас она топчет меня, как грязь под ногами. Совсем потеряла голову из-за того типа, кем бы он ни был, в Каннах, и теперь смотреть в мою сторону не хочет.
Я поднял брови.
- Дорогой мой, куда подевался твой здравый смысл? Анжелин парень в Каннах - выдумка, миф. Прости меня за это выражение, но у тебя самая настоящая idee fixe.
- Чего у меня?
- Idee fixe. Сам знаешь. Весьма распространённая болезнь. Как у дяди Тома, который вообразил, будто все жулики на свете скрываются у него в саду и ждут удобного момента, чтобы забраться в дом. Ты всё время твердишь про какого-то типа в Каннах, а в Каннах никаких типов не было, и сейчас я объясню тебе, почему там не было никаких типов. Докладываю, что в течение двух месяцев, проведённых на Ривьере, мы с Анжелой были практически неразлучны. Если б за ней кто-нибудь увивался, я сразу бы заметил.
Он вздрогнул. Мои слова явно произвели на него впечатление.
- О, значит, в Каннах вы всё время были вместе?
- Уверяю тебя, она двух слов никому другому не сказала, если не учитывать абсолютно невинных разговоров за общим столом или в казино.
- Понятно. Ты имеешь в виду, вы постоянно были вдвоём и когда купались, и когда гуляли при лунном свете?
- Вот именно. Отдыхающие в отеле даже подтрунивали над нами по этому поводу.
- Должно быть, ты приятно провёл время.
- О, конечно. Я всегда очень любил Анжелу.
- Вот как?
- Когда мы были детьми, она называла себя моей маленькой наречённой.
- Так и называла?
- Так и называла.
- Гм-мм.
Он глубоко задумался, а я, радуясь, что мне удалось его успокоить, принялся с наслаждением прихлёбывать чай. Через некоторое время снизу до нас донёсся звук гонга, и Тяпа встрепенулся, как молодая лань.
- Завтрак! - вскричал он, молниеносно стартовав с места и оставив меня размышлять и строить дальнейшие планы в одиночестве. И чем больше я размышлял и строил дальнейшие планы, тем сильнее крепла во мне уверенность, что теперь всё должно устроиться в лучшем виде. Тяпа - это было видно с первого взгляда несмотря на сцену в кладовке, всё ещё пылко любил Анжелу, а следовательно, мне нужно было лишь поднажать в определённом направлении (а я знал, в каком именно), чтобы они помирились раз и навсегда. А так как проблему Гусика-Бассет я решил ещё раньше, мне не о чем было беспокоиться. В душе моей воцарились тишина и покой, и, когда Дживз зашёл в комнату, чтобы забрать поднос, я обратился к нему весело и беззаботно.
ГЛАВА 13
- Дживз, - сказал я.
- Сэр?
- Я только что имел беседу с Тяпой, Дживз. Ты обратил внимание, что он сегодня не в духе?
- Да, сэр. Лицо мистера Глоссопа показалось мне, сэр, задумчивым и бледным от мыслей тяжких.
- Вот-вот. Ночью он наткнулся в кладовке на мою кузину, Анжелу. Они опять повздорили.
- Мне очень жаль, сэр.
- Тяпе было жаль вдвойне, когда она застукала его tete-a-tete с холодным пирогом и высказала своё мнение об обжорах, которые вечно рыскают в надежде что-нибудь перехватить.
- Крайне неприятная история, сэр.
- Архинеприятная, Дживз. Многие великие умы посчитали бы, отношения Анжелы с Тяпой зашли так далеко, что разрыв неизбежен. Девушка, которая в состоянии сначала обозвать своего суженого питоном, заглатывающим по десять обедов в день, а потом посоветовать ему не бежать по лестнице, чтобы не помереть от ожирения сердца: Такая девушка, посчитали бы многие великие умы, вырвала любовь из своей груди. Ты согласен, Дживз, что многие великие умы так посчитали бы?
- Несомненно, сэр.
- И ошиблись бы.
- Вы так думаете, сэр?
- Двух мнений быть не может. Могу на что хочешь поспорить. Мне ли не знать женщин? Никогда нельзя верить тому, что они говорят.
- Вы хотите сказать, сэр, излияния мисс Анжелы нельзя воспринимать au pied de la lettre?
- Что-что?
- По-английски это значит <буквально>, сэр.
- Буквально. Замечательное слово. Очень даже к месту. Ты ведь знаешь женщин, Дживз. Вспыхивают, как порох. При малейшей размолвке обливают парня грязью с головы до ног. Но внутри, так сказать, добрая старая любовь пылает ярким пламенем. Разве я не прав?
- Безусловно правы, сэр. Поэт Скотт:
- Дживз!
- Слушаюсь, сэр.
- А для того, чтобы вытащить эту добрую старую любовь на свет божий, необходим определённый подход.
- Под <определённым подходом>, сэр, вы имеете в виду:
- Под <определённым подходом>, Дживз, я имею в виду, что за дело надо взяться с умом. Тут требуется хитрость. Лично я сразу понял, как можно приручить Анжелу. Хочешь, скажу?
- Если вас не затруднит, сэр.
Я достал сигарету, закурил и сквозь дым пристапьно посмотрел на недогадливого малого. Он почтительно ждал, когда я соблаговолю научить его уму-разуму. Должен честно признаться, Дживз - до тех пор, пока не начинает упрямиться и вставлять палки в колёса своему молодому господину, - благодарный слушатель. Не знаю, ловит ли он с жадностью каждое слово, слетающее с моих уст, но вид у него именно такой, а это самое главное.
- Допустим, ты отправился погулять по непроходимым джунглям, Дживз, и внезапно столкнулся нос к носу с тигрёнком.
- Вероятность этого крайне мала, сэр.
- Неважно. Допустим, и всё тут.
- Слушаюсь, сэр.
- Допустим, ты отходил этого тигренка палкой, и далее допустим, до его матери дошёл слух о твоем безобразном поступке. Прикинь, что мать о тебе подумает? Как она к тебе отнесётся, когда вы встретитесь?
- Я предвижу её недовольство, сэр.
- Заметь, вполне законное недовольство. Сработает так называемый материнский инстинкт, что?
- Да, сэр.
- Прекрасно, Дживз. А теперь допустим, что недавно между тигрицей и тигрёнком пробежала чёрная кошка. Скажем, они уже несколько дней не разговаривают друг с другом. Как думаешь, это отобьёт у тигрицы охоту яростно защищать своего отпрыска?
- Нет, сэр.
- Совершенно верно. В двух словах мой план таков, Дживз. Я собираюсь утащить Анжелу в укромный уголок и отходить Тяпу почём зря.
- Отходить, сэр?
- Очернить. Оговорить. Оскорбить. Выставить на посмешище. Я не оставлю от Тяпы камня на камне, пройдусь по его поведению, манерам и внешнему виду, скажу, что, по моему мнению, он скорее похож на африканского кабана, чем на английского джентльмена. Чего я добьюсь? Когда моя кузина Анжела услышит, как я обзываю Тяпу, сердце её начнет обливаться кровью. Тигриный материнский инстинкт проснётся в её груди. Как бы они ни были разруганы, если так можно выразиться, она будет помнить только о том, что любит его без памяти, и вцепится мне в глотку. Ну, а потом ей останется сделать всего один шаг, чтобы броситься Тяпе на шею. Теперь для неё это не составит труда. Ну, что скажешь?
- Весьма оригинальная мысль, сэр.
- Мы, Вустеры, славимся своей оригинальностью, Дживз. О нашей оригинальности ходят легенды.
- Да, сэр.
- Учти, я не в книгах про это вычитал. Убедился на собственном опыте.
- Вот как, сэр?
- Представь себе. Испытал на своей шкуре. Прошлым месяцем в Каннах я стоял на пляже, лениво наблюдая за придурками, прыгавшими с вышки в воду, и девушка, с которой мы были слегка знакомы, указала на одного парня и спросила, не считаю ли я, что его ноги выглядят, глупее не придумаешь. Я охотно с ней согласился и принялся вышучивать эти самые нижние конечности с присущим мне юмором. А затем мне показалось, я попал в центр тайфуна. Начав с criticue моих собственных корявых палок, которые она посоветовала мне никогда не выставлять напоказ, чтобы не уморить всех со смеху, девица перешла к обсуждению моих манер, морального облика, интеллекта и привычке чавкать шпинатом с таким жаром, что под конец Бертрама нельзя было обвинить разве что в убийстве и поджоге сиротского приюта. Проведённое мной расследование показало, что данная особа женского пола была обручена с тем самым ногастым малым и что накануне они в дым разругались из-за его высказывания по поводу её игры в бридж. В тот же вечер я видел, как они сидели рядышком за обеденным столом и сдували друг с друга пылинки. Это говорит о многом, Дживз.
- Да, сэр.
- Не сомневаюсь, я добьюсь тех же результатов, когда наболтаю Анжеле про Тяпу чёрт-те что. Вот увидишь, не позднее чем к ленчу они возобновят помолвку, и платиновое кольцо с бриллиантом вновь засверкает на среднем пальце Анжелы. Или его носят на безымянном?
- Вряд ли к ленчу, сэр. Горничная мисс Анжелы доверительно сообщила мне, что мисс Анжела уехала на своей машине рано утром, чтобы провести день с друзьями, живущими неподалёку.
- Ну, не к ленчу, так не позднее чем через полчаса после того, как она вернётся. Мелочи жизни, Дживз. Не будем размениваться по мелочам.
- Нет, сэр.
- Главное, мы можем с уверенностью сказать, что в скором будущем дела Тяпы и Анжелы пойдут в гору и они снова начнут лобызаться. Эта мысль радует душу, Дживз.
- Вы совершенно правы, сэр.
- Если что и выбивает меня из колеи, так это когда два сильных сердца перестают биться, как одно.
- Я ценю ваши чувства, сэр.
Я затушил окурок и закурил вторую сигарету, чтобы ознаменовать окончание Главы 1.
- Ну вот, на западном фронте всё спокойно. Перейдём к восточному.
- Сэр?
- Я говорю притчами, Дживз. Я имел в виду, теперь пора заняться проблемой Гусика и мисс Бассет.
- Да, сэр.
- К этому делу, Дживз, необходим совершенно иной подход. Тут надо действовать в лоб. Помогая Огастесу Финк-Ноттлю, ни в коем случае нельзя забывать, что он тюфяк и размазня.
- Быть может, сэр, следует называть мистера Финк-Ноттля помягче? Например, мимозой стыдливой. Нежное, уязвимое растение, сэр.
- Ни в коем случае. Он размазня и тюфяк, а с размазнями и тюфяками надлежит обращаться прямо и просто. Никакая психология тут не поможет. Я ни в коей мере не хочу тебя обидеть, но твоя мышиная возня с психологией Финк-Ноттля ни к чему хорошему не привела. Ты допустил промашку, Дживз, и сам это знаешь. Ты применил силу, запихнув его в костюм Мефистофеля и отправив на бал-маскарад. Тебе показалось, красное трико в обтяжку придаст ему смелости, а получилось так, что он едва ноги унёс. Ты сел в лужу, Дживз.
- Осталось неизвестным, сэр, как мистер Финк Ноттль повёл бы себя, встретившись с мисс Бассет.
- Верно. Но он с ней не встретился, потому что не попал на бал-маскарад, а это лишь подтверждает мою мысль. Парень, который садится в кэб и едет на бал-маскарад, но умудряется на него не попасть, - тюфяк и размазня высшего сорта. Я не знаю второго такого придурка на свете, который не смог бы попасть на бал-маскарад. А ты таких знаешь, Дживз?
- Нет, сэр.
- Ну, вот. А теперь слушай меня внимательно, потому что я веду свой разговор вот к чему: даже если бы Гусик очутился на бале-маскараде, даже если бы Бассет, увидев перед собой ярко-красное трико в обтяжку с очками в роговой оправе, не хлопнулась бы в обморок, а, стиснув зубы, пошла бы с ним танцевать, так вот, даже в этом случае все твои труды пошли бы насмарку, так как, что в костюме Мефистофеля, что без костюма Мефистофеля, Огастес Финк-Ноттль просто не способен набраться храбрости и сделать предложение руки и сердца. Он прочитал бы ей лекцию о тритонах на несколько дней раньше, вот и всё. А почему, Дживз? Сказать тебе, почему?
- Да, сэр.
- Потому что он попытался бы объясниться в любви, предварительно накачавшись апельсиновым соком.
- Сэр?
- Гусик - апельсиновый сокоман. Я имею в виду, он не пьёт ничего, кроме апельсинового сока.
- Этого я не знал, сэр.
- Слышал из его собственных уст. Может, тут дело в дурной наследственности, а может, он в детстве обещал маме, что не будет пить или, ещё проще, ему просто не нравится вкус горячительных напитков, но Гусик Финк-Ноттль за всю свою жизнь не выпил даже джина с тоником, не говоря уже о чём другом. И при этом он надеется, - этот бедняга надеется, Дживз, - этот несчастный, дрожащий, напуганный кролик в человеческом облике надеется объясниться с девушкой, которую любит. Хоть плачь, хоть смейся, что?
- Вы считаете, на трезвую голову джентльмен не может предложить даме руку и сердце, сэр?
Должен признаться, я удивился, дальше некуда.
- Прах побери, Дживз, - сказал я, поражённый до глубины души, - ты ведь не вчера родился. Пошевели мозгами, Дживз. Что означает предложить даме руку и сердце? Подумай сам. Это означает, что вполне приличный, респектабельный молодой человек вынужден произносить слова, которые, услышь он их из уст героя на серебряном экране, заставили бы его со всех ног броситься в кассу и потребовать обратно деньги за билет. От апельсинового сока язык у джентльмена не развяжется. Он либо сгорит со стыда и будет молчать как пень, либо начнёт молоть всякую чушь. Гусик, например, как тебе известно, мелет чушь о тритонах с хохолками.
- С гребешками, сэр.
- Хохолками, гребешками, какая разница? Дело в том, что он мелет чушь и будет молоть чушь, если попытается объясниться ещё раз. И вот тут, - слушай меня внимательно, Дживз, я перехожу к сути, если так можно выразиться, - и вот тут следует предпринять решительные шаги. Действовать надо быстро и смело, потому что, как говорится, промедление смерти подобно. Ещё немного, и наш тюфяк и размазня засохнет на корню. Знаешь. что я намерен предпринять, Дживз? Я намерен запастись бутылкой джина и основательно сдобрить им апельсиновый сок, который Гусик всегда пьёт по утрам.
- Сэр?
Я прищёлкнул языком.
- Я уже сделал тебе однажды замечание, Дживз, - укоризненно сказал я, - по поводу того, каким тоном ты произносишь: <Видите ли, сэр> и: <Вот как, сэр?> Пользуясь случаем, хочу довести до твоего сведения, что я в равной мере категорически возражаю против твоего просто <Сэр?>. Когда ты говоришь просто <Сэр?>, у меня создаётся такое впечатление, будто ты пришёл в ужас от несусветной глупости, которую я сморозил. В данном конкретном случае я вообще не понимаю, при чём тут твоё <Сэр?>. Я составил шикарный, логичный, одним словом, безупречный план. Твои сэровские комментарии здесь излишни. Надеюсь, ты со мной согласен?
- Видите ли, сэр:
- Дживз!
- Прошу прощенья, сэр. Неугодное вам выражение вырвалось у меня невольно. Я лишь хотел указать, раз вы пожелали узнать моё мнение, что ваше предложение кажется мне не совсем благоразумным.
- Не совсем благоразумным? Как тебя понять, Дживз?
- С моей точки зрения, сэр, оно довольно рискованное. Дело в том, что невозможно быть абсолютно уверенным, какое действие окажет алкоголь на субъекта, непривычного к подобным возбуждающим напиткам. Мне известно, например, что попугаи от спиртного испытывают сильное недомогание.
- Попугаи?
- Я вспомнил один случай из моей жизни, сэр, который произошёл ещё до того, как я поступил к вам на службу. В то время я находился в услужении лорда Бранкастера, державшего попугая, которого он очень любил. Однажды вечером у птицы по непонятной причине испортилось настроение, она сидела, нахохлившись, и его светлость, желая привести своего любимца в обычное весёлое расположение духа, предложил ему кусок хлеба, смоченного в портвейне тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года. Попугай мгновенно проглотил непривычное лакомство, и по всему было видно, что оно ему чрезвычайно понравилось. Однако уже через минуту его состояние резко ухудшилось. Прийдя в необычайное возбуждение, птица укусила его светлость за палец, проорала во всё горло пиратскую песню, а затем свалилась с жёрдочки на дно клетки и долгое время лежала без движения, задрав лапы кверху. Я рассказал эту историю только потому:
Я мгновенно понял, в чём заключалась ошибка Дживза. Мне не составило труда найти изъян в его рассуждениях.
- Гусик не попугай.
- Нет, сэр, но:
- Никаких <но>. И вообще, мне кажется, пришла пора разобраться, кто такой мистер Финк-Ноттль. В этот вопрос необходимо внести ясность, Дживз. Сам Гусик глубоко убеждён, что является самцом тритона, а ты считаешь его попугаем. На самом же деле он обычный тюфяк и размазня, каких пруд пруди, и для частичного восстановления человеческого облика ему надо пропустить рюмку-другую. И хватит со мной спорить, Дживз. Моё решение непоколебимо. Для того, чтобы успешно завершить дело Огастеса Финк-Ноттля, существует лишь один путь, и я намерен пройти его до конца.
- Слушаюсь, сэр.
- Вот так-то лучше. Значит, решено. А теперь поговорим о другом. Ты, конечно, обратил внимание, что я собрался привести свой план в исполнение завтра утром. Не удивлюсь, если ты ломаешь себе голову, почему я принял такое решение. Почему, Дживз?
- Я думаю, сэр, вы считаете, что коль дело сделано должно быть, то надо действовать, не медля.
- Отчасти, Дживз, отчасти. Но не совсем. Нет, не совсем. Главная причина, по которой я назначил определённую дату для нанесения решительного удара, заключается в том, что завтра, о чём ты несомненно забыл, должно состояться вручение призов в Маркет-Снодсберийской классической средней школе, где Гусик должен править бал. Таким образом, разбавив соковое пойло благородным напитком, я добьюсь, что Гусик покорит не только сердце мисс Бассет, но также сердца родителей и учеников, перед которыми ему придётся выступать.
- Образно говоря, вы собираетесь поймать двух зайцев одновременно, сэр.
- Очень образно. Молодец, Дживз, хорошо сказал. Я проделал гигантскую работу, и теперь самое трудное позади. Остаются мелочи. Вот, кстати, одна из них. Я тут пораскинул мозгами и пришёл к заключению, что будет лучше, если я останусь как бы в стороне, а сок сдобришь ты.
- Сэр?
- Дживз!
- Прошу прощенья, сэр.
- Ты не понял. Сейчас объясню, почему я пришёл к такому заключению. Посуди сам, ведь тебе куда проще, чем мне, получить доступ к соку. Я обратил внимание, что Гусику его подают каждый день в большой кружке. Завтра утром перед ленчем она будет стоять на кухне, и ты запросто, не вызывая подозрений, сможешь добавить в неё на пару пальцев джина. Тебе это не составит труда.
- Несомненно, сэр, но:
- Не говори <но>, Дживз.
- Боюсь, сэр:
- Твоё <боюсь, сэр> звучит ещё хуже.
- Я лишь хотел довести до вашего сведения, сэр, что, как мне не жаль, я вынужден, изъясняясь ясным и точным языком закона, прибегнуть к nolle prosequi.
- Это ещё что?
- Юридический термин, сэр, выражающий отказ от дальнейшего ведения дела. Друтими словами, хотя я всегда готов с радостью выполнить практически любое ваше распоряжение, в данном случае, несмотря на глубокое уважение, которое я к вам испытываю, я не в силах откликнуться на вашу просьбу.
- Ты имеешь в виду, что не сдобришь сок джином?
- Совершенно верно, сэр.
Я был потрясён. Только сейчас я начал понимать, как должен чувствовать себя полководец, который приказал бросить полк в атаку и услышал в ответ, что солдаты сегодня не в настроении воевать.
- Дживз, - сказал я, - должен признаться, этого я от тебя не ожидал.
- Нет, сэр?
- Нет, Дживз. Естественно, я понимаю, что сдабривать апельсиновый сок Гусика джином не входит в твои повседневные обязанности, за которые я каждый месяц аккуратно плачу тебе деньги, и, если ты вздумал придерживаться не духа, а буквы нашего контракта, ничего тут поделать нельзя. Однако позволь мне заметить, что я разочарован. Сильно разочарован. Феодальным духом здесь даже не пахнет, Дживз.
- Мне очень жаль, сэр.
- Ничего страшного, Дживз. Да, ничего страшного. Знай, что я задет, но совсем не сержусь.
- Слушаюсь, сэр.
- Это всё, Дживз.
ГЛАВА 14
Моё расследование показало, что друзья, с которыми Анжела надумала провести день, были самыми настоящими деревенскими клушами по имени Стречли-Бадды, проживавшими в своём поместье, Кингхэм-Мэнор, примерно в восьми милях от Бринкли-корта по дороге к Першору. Лично я был с ними незнаком, но, видимо, они обладали неведомой притягательной силой, потому что Анжела вернулась домой только вечером и едва успела переодеться к обеду. Соответственно, я оставался связанным по рукам и ногам до тех пор, пока, допив остатки кофе, все присутствующие не покинули столовую и не разбрелись кто куда. После недолгих поисков я обнаружил свою кузину в гостиной и немедленно начал приводить свой план в исполнение.
Как вы сами понимаете, я приблизился к Анжеле, испытывая совершенно другие чувства, чем двадцать четыре часа назад, когда в этой же самой гостиной я стоял перед Медлин Бассет, и, хотите верьте, хотите нет, готов был сквозь землю провалиться. Как я уже говорил Тяпе, я очень любил Анжелу, и болтать с ней было для меня одним удовольствием. К тому же, судя по её внешнему виду, ей просто необходимы были дельный совет и моё сочувствие.
По правде говоря, выглядела она ужасно. Честное слово, я был просто шокирован тем, как она выглядела. Совсем недавно в Каннах моя кузина была классной девчонкой, живой и очаровательной, полной задора и веселья. Сейчас же её лицо было бледным и мрачным, совсем как у форварда хоккейной женской команды, которая, схлопотав от соперницы по лбу, получила к тому же две минуты штрафа <за подножку>. В любой нормальной компании Анжела привлекла бы к себе всеобщее внимание, но так как в Бринкли-корте стандарт мрачности намного превысил норму, её состояние осталось незамеченным, и я бы не удивился, если бы дядя Том, скрючившийся в своём кресле и наверняка ожидавший конца света, заметил бы, что его дочь сегодня слишком бурно радуется жизни.
Итак, я начал приводить свой план в исполнение с присущим мне изяществом.
- Анжела, старушка, рад тебя видеть.
- Берти, зайчик, здравствуй.
- Наконец-то ты вернулась. Я успел по тебе соскучиться.
- Правда, зайчик?
- А ты как думала? Пойдём, пройдёмся?
- С удовольствием.
- Вот и умница. У меня к тебе разговор не для посторонних ушей.
Мне показалось, именно в этот момент с бедным Тяпой случилось нечто вроде приступа. Пока мы с Анжелой разговаривали, он сидел, уставившись в потолок, в кресле неподалёку и вдруг подпрыгнул, как лосось, попавшийся на блесну, и взмахом руки отшвырнул от себя столик, на котором находились ваза, флакон сухих духов, две фарфоровые китайские собачки и толстый том сочинений Омара Хайяма в кожаном переплёте.
Тётя Делия испустила изумлённый охотничий клич. Дядя Том, наверняка вообразивший, что это начало конца света, принял участие в побоище, вдребезги расколошматив кофейную чашку.
Тяпа безжизненным тоном извинился за свою неловкость. Тётя Делия, громко застонав, ответила, что ничего страшного не произошло. А Анжела высокомерно посмотрела вокруг себя, словно была средневековой принцессой, перед которой провинился один из её самых ничтожных подданных, и вышла со мной за дверь, высоко подняв голову. Через несколько минут мы уже сидели на одной из садовых скамеек, и я приготовился исполнить свой долг.
Однако просто так, ни с того ни с сего затронуть столь деликатную тему я не мог и поэтому решил сначала потрепаться о том, о сём, а потом уже перейти к делу. Торопиться мне было некуда. Мы заговорили о пустяках, и Анжела рассказала мне, что задержалась у Стречли-Баддов, так как Хильда Стречли-Бадд попросила её остаться и помочь в организации вечеринки для обслуживающего персонала, которая должна была состояться в Кингхэм-Мэнор завтра вечером, а поскольку на вечеринку должна была прийти прислуга Бринкли-корта в полном составе, Анжеле неудобно было отказать подруге. Я заметил, что ночная гулянка наверняка расшевелит Анатоля и заставит его забыть обо всех его неприятностях. Анжела ответила, что Анатоль наотрез отказался идти куда бы то ни было и заявил, что останется дома. Как ни уговаривала его тётя Делия пойти развлечься, он лишь печально качал головой и бубнил о своём отьезде в Прованс, где его ценят и любят.
По этому поводу нам обоим взгрустнулось, и мы замолчали, а затем Анжела сказала, что трава мокрая и ей пора домой.
Естественно, меня это не устраивало.
- Да ну, брось. Я тебя не видел со дня приезда, а мы так толком и не поговорили.
- Я туфли себе испорчу.
- Положи ноги на мои колени.
- Ладно. Можешь помассировать мне икры.
- Годится.
Она устроилась поудобнее, и мы снова принялись болтать о всякой всячине. Но постепенно вести разговор становилось всё труднее. Я выжал из себя всё, что мог, восхищаясь вечерними сумерками, мерцающими звёздами и лунной дорожкой на озере, а она рассеянно мне поддакивала. В кустах прямо напротив нас что-то зашуршало, и я предположил, что это ласка, а она молча кивнула. Короче, не вызывало сомнений, что сидевшая рядом со мной девушка находилась в прескверном расположении духа, а это означало, что пришла пора действовать.
- Знаешь, старушка, - сказал я, - до меня дошли слухи о твоей размолвке с Тяпой. Значит, звон свадебных колоколов отменяется, что?
- Да.
- Окончательно и бесповоротно?
- Да.
- Если хочешь знать, тебе крупно повезло, девочка моя. Скажи спасибо и считай, ты отделалась лёгким испугом. Никогда не мог понять, что ты в нём нашла и почему не порвала с ним раньше. Он просто невыносим. Зануда, каких мало. Чтобы общаться с Глоссопом, надо иметь ангельское терпение. Жалкая, ничтожная личность, гора мяса и ноль интеллекта. Тяпа-растяпа. Мне искренне жаль женщину, которая когда-нибудь станет миссис Глоссоп.
И я коротко хохотнул, чтобы выказать своё презрение.
- Мне всегда казалось, вы были большими друзьями, - сказала Анжела.