- Да. Я сказал, она спутала её с камбалой.
   - Мне уже доложили.
   - Кто?
   - Тётя Делия.
   - Должно быть, ругала меня на все лады.
   - Ну что ты. Если учесть, что она была членом охотничьего общества, и долгие годы не вылезала из седла, можно считать, она тебя похвалила, обозвав трижды проклятым Глоссопом. Тем не менее, насколько я понял из нашего разговора, - ты только не обижайся, старичок, - тётя Делия убеждена, тебе следовало вести себя повежливее. Проявить, так сказать, больше такта.
   - Такта!
   - Должен признаться, я не смог с ней не согласиться. Зачем ты унизил акулу Анжелы? Зачем обозвал её камбалой? Некрасивый поступок, иначе не скажешь. Неблагородный. Да, ты поступил не по-мужски, Тяпа. Неужели непонятно, что эта тварь дорога сердцу Анжелы, как единственное дитя матери? Получается, ты, близкий ей человек, одним словом, жених, оскорбил акулу, над которой бедная девочка просто трясётся. Нехорошо, Тяпа. Никак от тебя не ожидал.
   Его заколотило, как в лихорадке. Мне показалось, бедолага был возбуждён, дальше некуда.
   - А меня ты не желаешь выслушать? - спросил он полупридушенным голосом.
   - Тебя?
   - Вот именно. Надеюсь, ты не думаешь, что я просто так, ни с того ни с сего назвал эту несуществующую акулу камбалой? Нет, если бы не веские основания, я бы стерпел и промолчал, хотя ни секунды не сомневаюсь, что это была такая же акула, как я - китайский император. Анжела первая начала задираться и оскорблять меня, и, когда мне представилась возможность отплатить ей той же монетой, я этим воспользовался.
   - Задираться и оскорблять?
   - Безусловно. Когда во время нашей беседы я непринуждённо поинтересовался - для поддержания разговора, не более, - какие блюда Анатоль приготовит сегодня на обед, она заявила, что меня интересует только моя плоть, и посоветовала не думать всё время о еде. Плоть, прах её побери! Для меня душа самое главное!
   - Само собой.
   - Не вижу ничего дурного в том, что я спросил, чем Анатоль будет нас кормить. Ты как считаешь?
   - Конечно, нет. Ты просто отдал дань уважения великому мастеру.
   - Вот именно.
   - Тем не менее:
   - В чём дело?
   - Я хочу сказать, мне жаль, что ваша пылкая любовь полетела псу под хвост, когда несколько тёплых, сочувственных слов с твоей стороны:
   Он уставился на меня, как солдат на вошь.
   - Надеюсь, ты не предлагаешь мне пойти на попятную?
   - Тяпа, старичок, это было бы очень благородно с твоей стороны.
   - Ни за что.
   - Но, Тяпа:
   - Нет. Даже не проси.
   - Послушай, ведь ты её любишь?
   Кажется, я нащупал его больное место. Он задрожал с головы до ног, губы у него задёргались, как у паралитика, короче, бедняга явно испытывал душевные муки.
   - Я вовсе не хочу сказать, что безразлично отношусь к маленькой негоднице, - с чувством произнёс он. - Я страстно люблю Анжелу, но это не мешает мне считать, что больше всего на свете она заслуживает хорошего пинка под одно место.
   Ни один Вустер не потерпел бы подобных разговоров.
   - Тяпа, старина!
   - <Тяпа, старина> здесь ни при чём.
   - <Тяпа, старина> здесь очень даже при чём. Твой тон меня шокирует. Меня так и подмывает изумлённо приподнять бровь. Куда подевался добрый, старый рыцарский дух Глоссопов?
   - С добрым, старым, рыцарским духом Глоссопов всё в порядке, можешь не беспокоиться. А вот куда подевался нежный, ласковый женский дух Анжел, скажи мне на милость? Это ж надо было такое придумать, что у меня растёт второй подбородок!
   - Она так сказала?
   - Да.
   - Ну, в конце концов, все девушки обожают дразниться. Милые женские шалости. Не обращай внимания, Тяпа. Пойди к ней и помирись.
   Он покачал головой.
   - Нет, слишком поздно. После издевательских, непотребных замечаний в адрес моего брюха между нами всё кончено.
   - Но, Тяпа, будь справедлив. В своё время ты заявил, что новая шляпка делает Анжелу похожей на болонку.
   - В той шляпке она была похожа на болонку как две капли воды. Это нельзя считать вульгарным оскорблением, потому что я сказал правду. Я честно, по-дружески и со всей искренностью указал Анжеле на её оплошность, так как не хотел, чтобы она выставляла себя на посмешище. Когда же человека несправедливо обвиняют в том, что он пыхтит как паровоз, поднимаясь по лестнице, это нельзя расценить иначе, как коварство.
   Я понял, что мне придётся изрядно попотеть, чтобы добиться звона свадебных колоколов в маленькой церквушке Маркет-Снодсбери. Да, для достижения поставленной цели Бертраму следовало пустить в ход всю свою хитрость и ловкость. Само собой, тётя Делия рассказала мне о перепалке Анжелы и Тяпы, но я никогда не думал, что они разругались до такой степени.
   Однако сложность задачи меня только раззадорила. Ведь как не крути, Тяпа признался мне, что страсть продолжает бушевать в его груди, и я не сомневался, Анжела тоже его любила, хоть и дала волю своему острому язычку. Может, ей и хотелось сейчас расколошматить стул или какой-нибудь другой тяжёлый предмет о Тяпину голову, но в глубине души бедняжку наверняка тянуло к бывшему жениху, как мышь к сыру. Только оскорблённая гордость мешала им обоим броситься в объятия друг друга, и я был убежден, что стоит Тяпе уступить первому, они помирятся в два счёта.
   Я сделал попытку подобраться к делу с другой стороны.
   - Анжела страдает из-за вашей размолвки, дальше некуда, Тяпа.
   - Откуда ты знаешь? Ты её видел?
   - Нет, но я уверен, что прав.
   - По ней незаметно.
   - Притворяется. Надела маску и не желает её снимать. Дживз тоже так делает, когда я прижму его к ногтю.
   - Она смотрит на меня как на пустое место.
   - Я же говорю, притворяется. К гадалке не ходи. Я убеждён, она всё ещё тебя любит. Скажи ей доброе слово, оглянуться не успеешь, как ваши отношения наладятся.
   Тяпа был явно тронут до глубины души. Он задумчиво принялся ковырять землю носком ботинка. В глазах у него появился лихорадочный блеск. Когда он заговорил, его голос слегка дрожал:
   - Ты правда так думаешь?
   - Двух мнений быть не может.
   - Гм-мм.
   - Пойди к ней и:
   Он покачал головой.
   - Это невозможно. Я тут же потеряю свой престиж, уроню себя в её глазах. Я знаю женщин. Положи им в рот палец, они мгновенно оттяпают у тебя всю руку. Если хоть раз уступишь женщине, она навсегда усядется тебе на шею. Нет, Берти. Единственный способ помириться - дать понять Анжеле, что я готов её простить. Как тебе кажется, может, мне начать тяжело вздыхать при встречах с ней?
   - Она подумает, что ты пыхтишь, как паровоз.
   - Тоже верно.
   Я закурил вторую сигарету и принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. Хотите верьте, хотите нет, я нашёл решение проблемы в мгновение ока. Мне вспомнился Гусик, которому я посоветовал держаться подальше от сосисок и ветчины.
   - Порядок, Тяпа! Я придумал безотказный способ убедить девушку, что ты её любишь, даже если вы разругались в пух и в прах. Откажись сегодня от обеда. Наверняка сработает. Анжела ведь знает, как ты любишь поесть.
   Он подскочил как ужаленный.
   - Я не люблю есть!
   - Нет, нет.
   - Я вообще не люблю есть!
   - Да, конечно. Я имел в виду:
   - Пора положить конец сплетням о том, что я люблю есть, - решительно заявил Тяпа. - Я здоров, молод, у меня прекрасный аппетит, но это вовсе даже не значит, что я люблю есть. Я восхищаюсь Анатолем, непревзойдённым мастером кухни, и всегда рад отведать приготовленные им блюда, но когда ты утверждаешь, что я люблю есть:
   - Конечно, конечно. Я имею в виду, когда Анжела увидит, как ты отодвигаешь тарелку за тарелкой, не попробовав ни кусочка, ей сразу станет ясно, что у тебя щемит сердце и тяжело на душе. Скорее всего, она первая предложит тебе помириться.
   Чело Типы покрылось глубокими морщинами.
   - Отодвигаю тарелку за тарелкой?
   - Вот именно.
   - Тарелку за тарелкой шедевров Анатоля?
   - Да.
   - Отодвигаю, не попробовав ни кусочка?
   - Совершенно верно.
   - Давай уточним. Сегодня вечером за обедом, когда дворецкий подаст мне ris de veau a la financiere или что-нибудь в этом роде с пылу, с жару, прямо из рук Анатоля, ты хочешь, чтобы я отодвинул тарелку, не попробовав ни кусочка?
   - Точно.
   Тяпа прикусил губу. Не вызывало сомнений, он боролся сам с собой, не жалея сил. Внезапно лицо его озарилось, должно быть, совсем как у первых мучеников.
   - Хорошо.
   - Ты согласен?
   - Да.
   - Молодец!
   - Надеюсь, ты понимаешь, какую жертву я приношу?
   Я подсластил ему пилюлю:
   - Ничего страшного. Как только всё уснут, ты сможешь пробраться в кладовку и чего-нибудь перехватить.
   Он просиял.
   - Послушай, это мысль!
   - Наверное, там найдётся какая-нибудь холодная закуска.
   - Она наверняка там найдётся, - изрек Тяпа, повеселев как по волшебству. Пирог с говядиной и почками. Сегодня нам подавали его на ленч. Одно из лучших творений Анатоля. Берти, старичок, знаешь, почему я восхищаюсь Анатолем? произнёс Тяпа со слезой в голосе. - Нет, ты знаешь, почему я перед ним преклоняюсь? Он не из тех chefs, которые не видят дальше собственного носа и погрязли во французской кухне. Анатоль всегда готов подать нам добрую, старую, простую английскую еду, вот как, например, пирог с говядиной и почками, о котором мы только что говорили. Потрясающий пирог. Произведение искусства. За ленчем мы съели всего несколько кусков. Да, Берти, этот пирог подойдёт мне на все сто.
   - А за обедом будешь отодвигать тарелки, как договорились?
   - Можешь на меня положиться.
   - Так держжть!
   - Здорово придумано. Одна из лучших идей Дживза. Когда увидишь его, передай от моего имени, что я даже не знаю, как его благодарить.
   Сигарета выпала из моих пальцев. Если б меня внезапно хлестнули мокрой тряпкой по физиономии, я вряд ли испытал бы больший шок, чем сейчас.
   - О чем ты говоришь? Неужели ты вообразил, что блестящий план, который мы обсуждали, принадлежит Дживзу?
   - Не валяй дурака, Берти. Тебе до такого и за миллион лет не додуматься.
   Сами понимаете, я промолчал, но выпрямился во весь рост. Впрочем, до Тяпы не дошло, что я выражаю ему своё презрение. Придурок опять уставился куда-то вдаль, и я принял прежнюю позу.
   - Пойдем, Глоссоп, - холодно сказал я. - Пора переодеваться к обеду.
   ГЛАВА 9
   Идиотские слова Тяпы всё ещё звучали в моих ушах, когда я шёл к себе в комнату, и продолжали звучать, пока я снимал с себя пиджачный костюм. Они не перестали звучать и после того, как, надев халат, я направился по коридору к salle de bain.
   Надеюсь, мне не надо объяснять, что я был оскорблён в лучших своих чувствах. Поймите меня правильно, я совсем даже не тщеславен. У меня нет желания стать любимцем публики или героем трудящихся масс. Тем не менее хотел бы я на вас посмотреть, если б вы придумали какой-нибудь сногсшибательный план, как выручить закадычного друга из беды, а ваш друг увенчал бы за этот план лаврами вашего камердинера, причем такого камердинера, который назло вам не упаковывает, когда вы уезжаете в гости, ваши любимые клубные пиджаки. Свинство, вот как я это называю. Безобразие чистейшей воды.
   Всласть наплескавшись в доброй старой ванне, я немного пришёл в себя. Короче, мне полегчало. Я давно обратил внимание, что ванна - самое лучшее средство от дурного настроения. Успокаивает душу, лучше не придумаешь. По правде говоря, намылившись, я чуть было не замурлыкал себе под нос.
   В общем, я вновь обрёл душевный покой, бессовестно нарушенный нетактичным Тяпой. Когда же я обнаружил в мыльнице игрушечного утёнка, оставленного, по всей видимости, прежним обитателем комнаты, я забыл о всех своих неприятностях. Мне уже много лет не доводилось играть с утятами в ваннах, потому что я, как вы понимаете, человек крайне занятой, и сейчас это удовольствие было для меня как бы в новинку. Если кого интересует, могу поделиться опытом: когда вы топите утёнка с помощью губки, а затем резко отпускаете, он выпрыгивает из воды, как чёртик из коробочки, только куда забавнее. Потрясающее зрелище. Через десять минут от моего дурного настроения не осталось и следа, и я вернулся к себе прежним весёлым Бертрамом Вустером.
   Дживз аккуратно раскладывал на кровати принадлежности вечернего туалета. Увидев своего молодого господина, вежливый малый почтительно поздоровался.
   - Добрый вечер, сэр.
   Я оценил его учтивость и непринуждённо ответил:
   - Добрый вечер, Дживз.
   - Надеюсь, вы доехали благополучно, сэр.
   - В лучшем виде, Дживз, спасибо за беспокойство. Где там мои носки?
   Он протянул мне носки, и я не спеша начал одеваться.
   - Итак, Дживз, - сказал я, натягивая нижнее бельё, - мы вновь очутились в Бринкли-корте.
   - Да, сэр.
   - Много воды утекло с тех пор, как мы тут были в последний раз. Похоже, сейчас всё здесь пошло вверх дном.
   - Да, сэр.
   - Как выяснилось, Тяпа Глоссоп и моя кузина Анжела разругались не на шутку.
   - Да, сэр. Весь обслуживающий персонал считает, что положение весьма серьёзное.
   - А ты, несомненно, придерживаешься того же мнения?
   - Да, сэр.
   - Ошибаешься, Дживз. Я держу ситуацию под контролем.
   - Поразительно, сэр.
   - Так и думал, что ты удивишься. Да, Дживз, по пути сюда я составил тщательный план действий, и теперь, можно сказать, дело на мази. Мы только что виделись с мистером Глоссопом, и я дал ему соответствующие указания.
   - Вот как, сэр? Могу ли я поинтересоваться:
   - Ты знаешь мои методы, Дживз. Попробуй их применить. - Я надел рубашку и принялся завязывать галстук. - Сам-то ты пытался шевелить мозгами по этому поводу?
   - О, конечно, сэр. Я очень привязан к мисс Анжеле и был бы счастлив, если бы мне удалось оказаться ей полезным.
   - Твои чувства делают тебе честь, Дживз. Само собой, ты так ничего и не придумал?
   - Нет, сэр. Должен признаться, в голову мне пришла одна мысль.
   - Вот как? Что ж, послушаем.
   - Я посчитал, сэр, что взаимопонимания между мистером Глоссопом и мисс Анжелой можно добиться, воззвав к инстинкту, который заставляет джентльмена в минуту опасности броситься на помощь:
   Поверьте мне, я был так шокирован, что даже бросил завязывать галстук и поднял руку.
   - Дживз! Неужто ты опустился так низко, что решил провернуть операцию <он-спас-её-когда-она-тонула>? Я потрясён, Дживз. Неприятно потрясён, смею тебя уверить. Скажу больше, мне мучительно больно за твою пропавшую даром жизнь. Когда я обсуждал положение вещей с тётей Делией, она, презрительно фыркнув, спросила, не собираюсь ли я бросить Анжелу в озеро, чтобы Тяпа её спас. Уверяю тебя, я ясно дал понять, что такое предположение оскорбительно, так как я ещё не окончательно выжил из ума. А сейчас ты, если я понял тебя правильно, предлагаешь именно такую программу действий. Ну, знаешь, это уж слишком, Дживз!
   - Нет, сэр. Это не совсем так. Но когда я шёл по усадьбе мимо строения, у которого висит пожарный колокол, мне пришла в голову мысль, что внезапная тревога, поднятая ночью, заставит мистера Глоссопа броситься на помощь мисс Анжеле и увести её в безопасное место.
   - Отвратительный план, Дживз.
   - Видите ли, сэр:
   - Не пойдёт. Даже не надейся.
   - Мне кажется, сэр:
   - Нет. Дживз. Хватит. Не о чем говорить. Давай оставим эту тему.
   И в наступившем молчании я вновь принялся завязывать галстук. Мои чувства невозможно было передать словами. Я, конечно, подозревал, что в последнее время Дживз постепенно сходит на нет, но откуда мне было знать, что несчастный малый дошёл до точки? Вспоминая его былые блестящие достижения, я содрогался от ужаса при мысли, что бедолага окончательно и бесповоротно впал в детство. Меркантильность, вот как это называется по-научному. Или инфантильность? В общем, я имею в виду тот случай, когда взрослый человек поворачивается умом и начинает лепетать, как младенец. Впрочем, такое с каждым может случиться. Старо, как мир. Когда мозги, нарушая правила движения, несутся с бешеной скоростью, рулевое управление рано или поздно выходит из строя, и вы глазом не успеете моргнуть, как окажетесь в кювете.
   - Немного вычурный план, - сказал я, стараясь говорить как можно мягче. Ты ведь всегда питал слабость к вычурным планам, верно?
   - Возможно, предложенное мною решение не безупречно, сэр, но faute de mieux:
   - Не понял, Дживз?
   - Французское выражение, сэр, которое обозначает <за неимением лучшего>.
   Мгновением раньше я что было сил переживал за беднягу, потерявшего своё былое величие. Моё сердце, можно сказать, обливалось кровью. Сейчас же оскорблённая гордость Вустеров изгнала всякие следы жалости из моей груди.
   - Смею тебя уверить, Дживз, мне прекрасно известно, что такое faute de mieux. Я только что провёл два месяца среди наших галльских соседей и, можешь не сомневаться, не терял времени даром. К тому же я учил французский в школе. Я не понял другого, Дживз. Да, я был потрясён, услышав данное выражение из твоих уст, потому что ни о каком faute de mieux речи быть не может, и ты сам прекрасно это знаешь. В данном конкретном случае твоё faute de mieux просто чушь всмятку. Разве я не дал тебе понять, что решение проблемы у меня в кармане?
   - Да, сэр, но:
   - В каком смысле <но>?
   - Видите ли, сэр:
   - Не виляй, Дживз. Я готов тебя выслушать. Выкладывай, что у тебя на уме.
   - Видите ли, сэр, осмелюсь напомнить, простите меня за вольность, что в прошлом некоторые ваши планы не увенчались успехом.
   В наступившей тишине (я бы назвал её зловещей) я с подчёркнутой дотошностью, если вы меня понимаете, надел и застегнул жилет, а затем самым тщательным образом завязал галстук.
   - Не стану спорить, Дживз, - подчёркнуто вежливо произнёс я, - один-два раза за мою жизнь предложенные мною программы действий давали сбой. Однако я отношу это целиком за счёт невезения.
   - Вот как, сэр?
   - В том плане, который я намерен осуществить, осечки не будет, и сейчас я объясню тебе, почему в нём не будет осечки. Мой план, Дживз, основан на глубоком знании человеческой натуры.
   - Вот как, сэр?
   - Мой план прост, Дживз. В нём нет ничего вычурного. Более того, он учитывает психологию индивида.
   - Вот как, сэр?
   - Дживз, - сказал я. - Прекрати как попугай твердить: <Вот как, сэр?> Несомненно, ты далёк от мысли выразить мне своё недовольство или что-нибудь ещё, но твоя манера небрежно произносить <вот> и делать ударение на <как> создает такое впечатление, будто ты говоришь: <Да, ну?>, крайне непочтительным тоном. Проследи за собой, Дживз, и больше так не делай.
   - Слушаюсь, сэр.
   - Объясняю в последний раз, Дживз, мои расчёты точны, как никогда. Хочешь послушать, какие шаги я предпринял?
   - С большим удовольствием, сэр.
   - Тогда слушай. Я рекомендовал Тяпе сегодня вечером за обедом отодвигать тарелки в сторону.
   - Сэр?
   - Брось, Дживз, ты не мог не уловить мою мысль, хотя сам, конечно, никогда до такого не додумался бы. Надеюсь, ты не забыл телеграмму, в которой я посоветовал Гусику Финк-Ноттлю не прикасаться к сосискам и ветчине? Ну вот, здесь то же самое. Когда кто-нибудь отодвигает за обедом тарелки в сторону, не попробовав ни кусочка, во всем мире считается, что он влюблён по уши. Такая тактика не сможет не сработать. Теперь тебе ясно?
   - Видите ли, сэр:
   Я нахмурился.
   - Мне не хочется, чтобы ты решил, будто я критикую каждое твоё слово, Дживз, - сказал я, - но должен заметить, что твоё <Видите ли, сэр> мало чем отличается от <Вот как, сэр?> и точно так же режет слух. В твоём <Видите ли, сэр> чувствуется неверие в способности твоего молодого господина. После того, как ты говоришь <Видите ли, сэр>, создаётся впечатление, что я сморозил какую-то глупость, и только присущий тебе феодальный дух удерживает тебя от того, чтобы вместо <Видите ли, сэр> сказать: <Ещё чего!>
   - О нет, сэр.
   - И тем не менее, Дживз. Кстати, с чего тебе взбрело в голову, что мой план не сработает?
   - Боюсь, сэр, мисс Анжела решит, что мистер Глоссоп отказывается от еды по причине расстройства желудка.
   По правде говоря, об этом я как-то не подумал и, не стану вас обманывать, в первый момент даже не нашёлся, что ответить. Впрочем, я быстро разгадал хитрость Дживза. Мстительный малый, глубоко страдая от меркантильности - или инфантильности, - просто пытался вставлять мне палки в колёса. Я решил выбить из него дурь без лишних слов.
   - Да? - сурово спросил я. - Ты так считаешь? Мне кажется, ты настолько увлёкся критикой своего молодого господина, что забыл о своих прямых обязанностях и подал мне не ту верхнюю одежду. Будь добр, Дживз, - продолжал я, делая изящный жест рукой в сторону лежавшего на кровати вечернего туалета или смокинга, как мы его называли в Cote d`Azur, - повесь это безобразие на вешалку и подай мне мой белый клубный пиджак с бронзовыми пуговицами.
   Он многозначительно - по-моему, так можно сказать - на меня посмотрел. Когда я говорю <многозначительно>, я имею в виду с уважением и одновременно с каким-то лукавым блеском в глазах. Лицо его на мгновение передёрнулось вроде как бы в улыбке и вроде как бы не в улыбке, если вы меня понимаете. К тому же он слегка кашлянул, прежде чем заговорить.
   - Прошу простить меня за неумышленную небрежность, сэр, но в спешке я забыл упаковать эту часть вашего туалета.
   Перед моим внутренним взором возник пакет, лежавший на кресле в холле, и я весело подмигнул Дживзу, Точно не помню, но, кажется, я даже замурлыкал себе под нос, прежде чем преподать урок строптивому малому.
   - Знаю, Дживз. - Я улыбнулся глазами, лениво опустив веки, и стряхнул пылинку с безупречных кружевных манжет. - Но я никогда и ничего не забываю. Мой пиджак лежит в бумажном пакете на кресле в холле.
   Должно быть, Дживз получил удар страшной силы, узнав, что номер у него не прошёл и никакие грязные интриги не помешали мне добиться своего, но, хотите верьте, хотите нет, хитрец даже не поморщился. По лицу Дживза редко можно что-нибудь заметить. Как я говорил Тяпе, в такие минуты он надевает маску и становится похожим на чучело совы.
   - Ну же, Дживз. Сходи за моим белым клубным пиджаком, и чем скорее ты вернёшься, тем лучше.
   - Слушаюсь, сэр.
   - Вперёд, Дживз.
   Минут через десять, находясь в прекрасном расположении духа и чувствуя лопатками пиджак, сидевший на мне как с иголочки, я вошёл в гостиную и первым делом увидел тётю Делию, которая при моём появлении наклонила голову набок и окинула меня оценивающим взглядом.
   - Привет, клоун, - сказала она. - Собираешься дать представление?
   По правде говоря, я не совсем понял, что именно ей не понравилось, и поэтому поспешил пролить свет истины на её загадочное поведение.
   - В чём дело, тётя Делия? Может, тебя смущает мой пиджак?
   - <Смущает> не то слово. Ты похож на задрипанного хориста из грошовой музыкальной комедии.
   - Тебе не нравится мой клубный пиджак?
   - Нет.
   - Но ведь ты восхищалась им в Каннах!
   - Мы не в Каннах.
   - Но, прах побери:
   - Ох, Берти, хватит. Кончай трепаться. Если ты хочешь насмешить моего дворецкого, милости прошу, не стесняйся. Всё это не имеет значения. Для меня ничто уже не имеет значения.
   Её настроение мне не понравилось. Должен признаться, я не люблю, когда кто-нибудь ведёт себя так, словно у него на лбу написано: <Благая смерть, когда же ты придёшь?> Если к тому же учесть, что всего несколько минут назад я одержал блестящую победу над Дживзом - а такое не часто бывает, - можно не удивляться, что я хотел, чтобы вокруг меня царили радость и веселье.
   - Не вешай нос, тётя Делия, - воодушевленно произнёс я.
   - Да пошёл ты со своим носом, - мрачно заявила она в ответ. - Я только что беседовала с Томом.
   - Ты всё ему сказала?
   - Нет, это он мне всё сказал. У меня не хватило духу признаться.
   - Опять пыхтит по поводу налогов?
   - Вот именно, пыхтит. С пеной у рта доказывает мне, что человечество попадёт в геенну огненную и что каждый разумный человек может прочесть надпись на стене.
   - На какой стене?
   - Ветхий Завет, тупица. Валтасаров пир.
   - Ах да, конечно. Никогда не понимал, как древним это удалось. Должно быть, пригласили на помощь фокусника.
   - Жаль, я не могу пригласить фокусника, чтобы он как-нибудь помягче сообщил Тому о моём проигрыше в баккара.
   Если тётю Делию беспокоил только этот пустяк, мне ничего не стоило её утешить. Со времени нашего последнего разговора я тщательно обдумал ситуацию и понял, в чём она дала промашку. Ежу было ясно, что она совершает роковую ошибку, желая во что бы то ни стало открыться дяде Тому. Ей вовсе не стоило волновать старикана и забивать ему голову всякими пустяками.
   - Послушай, с какой стати ты собираешься поставить его в известность о своём проигрыше?
   - А ты что предлагаешь? Хочешь, чтобы <Будуар миледи> последовал за человечеством в геенну огненную и сгорел там ярким пламенем? Так оно и будет, если на следующей неделе я не получу от Тома чек. В типографии на меня уже несколько месяцев косо смотрят.
   - Ты меня не поняла. Сама посуди, ведь дядя Том всегда оплачивал счета <Будуара миледи>, верно? Если, как ты говоришь, твой треклятый журнал уже два года едва держится на ногах, дядя Том должен был привыкнуть, что ему всё время приходится раскошеливаться. Ну, так вот, просто попроси у него денег на типографию, не открывая своего секрета.
   - Уже просила. Перед тем, как уехать в Канны.
   - И он отказал?
   - Естественно, нет. Он распрощался с деньгами, как истинный джентльмен. Кстати, речь идёт именно о тех деньгах, которые я просадила в Каннах.
   - Вот оно что. Не знал.
   - Со знаниями у тебя всегда было туго.
   Любовь племянника к тётушке заставила меня пропустить это замечание мимо ушей.
   - О-ля-ля! - воскликнул я.
   - Что ты сказал?
   - Я сказал: <О-ля-ля!>
   - Ещё раз скажешь, и я сверну тебе шею. Олялякай на кого-нибудь другого. У меня своих неприятностей по горло.