Страница:
Позже, когда Агия рассказала мне о Ботанических Садах побольше, я решил, что место, где они растут, очень похоже на наш некрополь, в котором я играл мальчишкой, деревья, покосившиеся надгробные плиты, дорожки, усыпанные осколками костей... На деле все оказалось иначе - войдя, я увидел темное, мрачное озеро среди бескрайней сырой низины. Ноги наши вязли в топкой земле; холодному ветру, свистевшему в ушах, казалось, ничто не преградит путь до самого берега моря. По обеим сторонам дорожки густо рос тростник; раз или два над нашими головами проносились какие-то водяные птицы, черные на фоне пасмурного неба. Я рассказывал Агии о Текле, но вскоре она перебила меня, тронув за плечо: - Отсюда их уже видно, хотя, чтобы сорвать, придется обойти озеро. Вон там, видишь, белая полоса? - Отсюда они выглядят вполне безобидно. - Однако ж погубили целую уйму народу, можешь мне поверить. Некоторые захоронены прямо в этом саду. Выходило, что этот сад все же имел нечто общее с нашим некрополем... Я спросил, где же мавзолеи. - Никаких мавзолеев. Ни гробов, ни погребальных урн, ничего подобного! Взгляни под ноги. Я опустил взгляд. Под ногами плескалась вода - темно-коричневая, словно чай. - Одно из свойств этой воды - не давать трупам разлагаться. Через горло в желудок покойника насыпают свинцовую дробь и погружают тело в воду, отметив на карте место, чтобы после можно было выудить обратно, если кто захочет взглянуть на него. Я мог бы поклясться, что на целую лигу вокруг нет никого - по крайней мере, в пределах Сада Непробудного Сна, если только в стеклянных сегментах стен действительно нет никаких ходов наружу. Но, стоило Агии закончить фразу, из-за камыша в дюжине шагов от нас показались голова и плечи какого-то старика. - Это неправда, - громко сказал он. - Да, так говорят, но все же это неправда. Агия, до сих пор не обращавшая внимания на свое платье, разорванное спереди едва не до пояса, поспешила запахнуться. - Вот не знала, что беседую с кем-то еще, кроме моего провожатого! Старик словно не слышал отповеди - мысли его явно были слишком заняты подслушанной фразой. - Вот у меня с собой карта - хотите взглянуть? Ты, молодой сьер, ты образован, это всякий сразу скажет. Взгляни. В руках старик держал что-то наподобие посоха. Его верхушка несколько раз опустилась и поднялась, прежде чем я понял, что старик плывет к нам на лодке, отталкиваясь шестом. - Этого еще не хватало, - буркнула Агия. - Идем-ка лучше своей дорогой. Я спросил старика, не может ли он, ради экономии времени, переправить нас на тот берег. Он покачал головой. - Слишком большой груз. Здесь и мы-то с Кае еле помещаемся. Великоваты вы для нашей лодочки... Увидев нос его суденышка, я понял, что старик говорит сущую правду крохотный ялик, казалось, не мог бы поднять даже своего хозяина, согбенного и истощенного старостью (а выглядел старик даже старше мастера Палаэмона) настолько, что он вряд ли был тяжелее десятилетнего ребенка. Кроме него, в ялике никого не было. - Прощенья просим, сьер, - сказал старик, - но ближе мне не подойти. Оно, может, там и сыро, но для меня - все одно слишком сухо, а то б вы не могли там стоять. Изволь подойти сюда, к краю, и я покажу тебе карту. Мне было любопытно, чего он хочет от нас, и потому я выполнил его просьбу. Агия неохотно последовала за мной. - Вот. - Старик вынул из-за пазухи небольшой свиток. - Здесь оно все прописано. Взгляни, молодой сьер. На свитке значилось какое-то имя, затем шли пояснения - где жила покойная, чьею была женой, чего добился в жизни ее муж - честно говоря, я не вчитывался в это все, а только сделал вид. Ниже была вычерчена примитивная карта с двумя цифрами. - Вот видишь, сьер, вроде бы все просто. Первая цифра - количество шагов от Фульстрема. Вторая - количество шагов вниз, в глубину. Веришь ли, все-эти годы я ищу ее, но до сих пор не нашел! Бросив взгляд на Агию, старик понемногу распрямил спину и расправил плечи. - Я тебе верю, - сказал Агия. - И, если тебе это важно, сочувствую. Но - мы-то тут при чем? Она повернулась, собираясь уходить, но меня старик удержал, дотянувшись шестом. - Вот я и говорю: не верьте вы им! Да, кладут-то там, где обозначено, но покойнички не лежат на месте. Порой их даже в реке видят! Во-он там! Я сказал, что такое вряд ли возможно. Старик бросил взгляд к горизонту. - А как же вся эта вода? Откуда она берется, по-твоему? Течет под землей, по трубе, не то все это давно бы пересохло. И, если уж они на месте не лежат, почему бы кому-нибудь сквозь эту трубу не выплыть? Почему бы не выплыть сквозь нее и двадцати? О течении - и говорить нечего... Вот вы - вы ведь пришли за аверном, так? А знаешь, почему их посадили здесь? Я покачал головой. - Да из-за морских коров! Они водятся в реке и заплывают сюда через трубу. Каково это родственникам - если из воды такая морда вдруг высунется?! Вот Отец Инир и велел садовникам посадить аверны. Я сам здесь был, своими глазами видел его. Маленький такой человечек; кривоногий, шея этак согнута... Теперь, если морская корова приплывет, цветочки ее прикончат не позже вечера. Однажды с утра пришел я на озеро искать Кае - я каждый день ищу ее, если только нет других дел - и вижу: стоят на берегу двое кураторов с гарпуном. Говорят: дохлая морская корова в озере. Я выплыл на ялике, подцепил ее кошкой, а это - человек. То ли дробь из него высыпалась, то ли с самого начала ее мало положили... Выглядел не хуже вас обоих - и куда как лучше меня. - Хотя был давно мертв? - Этого сказать не могу - вода их держит свеженькими. Говорят, вроде как дубит человечью кожу. Выходит - не то, чтобы как голенище, но - вроде женской перчатки. Агия ушла далеко вперед, и я пошел за ней. Старик погнал лодку следом, параллельно топкой тропинке среди осоки. - Я им сказал, что - вот, для них-то сразу поймал, а Кае уж сорок лет не могу найти... Я обычно вот чем пользуюсь. - Он показал мне железную кошку на длинной веревке. - Вылавливателей разных полно, а вот Кае так и не нашел. Начал через год после ее смерти с того места, которое здесь обозначено. Ее там не было. Взялся я за дело всерьез, и через пять лет уже здорово забрал в сторону - так мне тогда казалось. Потом испугался - а вдруг ее здесь вовсе нет? И начал сначала. Так - десять лет. Все боюсь пропустить, и каждое утро первый заброс делаю в том месте, что обозначено на карте, потом плыву туда, "де остановился накануне, и обшариваю еще сколько-то... В обозначенном месте ее нет - я уже всех там знаю, некоторых раз по сто вытаскивал. А вот Кае моя гуляет где-то, не лежится ей на месте. Все думаю - может, вернется домой? - Она была твоей женой? Старик кивнул и, к удивлению моему, не сказал ничего. - Зачем тебе вытаскивать из озера ее тело? Старик молчал. Шест его работал совсем беззвучно; ялик оставлял за собою разве что мелкую рябь, лизавшую берег, точно язычок котенка. - А ты уверен, что узнаешь ее, когда найдешь? Ведь столько лет прошло... - Да... Да! - Старик снова кивнул - вначале медленно, затем решительно и быстро. - Думаешь, я ее уже вылавливал, смотрел в лицо и бросал обратно? Нет, не может быть. Как же мне мою Кае не признать? Ты спросил, отчего я хочу ее выловить... Одна причина - память о том, как бурая вода смыкается над нею; глаза ее закрыты...Понимаешь? - Нет. О чем ты? - Они замазывают веки цементом. Вроде бы для того, чтобы глаза всегда оставались закрытыми. Но, стоит воде соприкоснуться с этим цементом, глаза открываются. Поди объясни... И это я вспоминаю всякий раз, когда ложусь спать: бурая вода смыкается над ее лицом, и глаза Кае открываются, синие-синие... Каждую ночь просыпаюсь раз пять-шесть. И я хочу, чтобы, прежде чем самому лечь здесь, была у меня в памяти еще одна картинка: как лицо ее поднимается к поверхности, пусть даже это я сам ее выловил... Понимаешь? Я вспомнил Теклу, струйку крови, сочащуюся из-под двери ее камеры, и кивнул. - И еще одно. Была у нас с нею крохотная лавчонка - большей частью клуазоне, безделушки из перегородчатой эмали. Ее отец с братом их делали, а нам устроили лавку посредине Сигнальной улицы, рядом с аукционным залом. Дом и до сих пор стоит на месте, только в нем никто не живет. Я ходил к тестю в мастерскую, приносил домой ящики, открывал их и расставлял товар по полкам, а Кае назначала цену, торговала и наводила чистоту. И знаешь, сколько времени мы владели этой лавочкой? Я покачал головой. - Месяца с неделей не дотянули до четырех лет! Потом она умерла, Кае-то моя... Недолго все это продолжалось, однако ж это была самая большая часть моей жизни. Теперь у меня есть угол на чердаке, где поспать до утра. Один человек - я с ним познакомился давным-давно, хотя Кае к тому времени уже много лет, как умерла - пускает меня ночевать. И нет у меня ни одной эмалевой безделушки или тряпки или даже гвоздика из бывшей нашей лавочки. Хранил я одно время медальон и гребенку Кае, да все это пропало куда-то. Вот ты теперь скажи: как я могу знать, что все это был не сон, а? Казалось, со стариком происходит то же самое, что и с теми людьми в хижине из желтого дерева, и я сказал: - Не знаю. Быть может, все это и вправду только сон. Я думаю, ты слишком уж мучаешь себя. Настроение старика резко переменилось - такое я раньше видел только среди малых детей. Он рассмеялся: - Да, сьер, несмотря на твое облачение, спрятанное под накидкой, ты совсем не похож на палача! Мне в самом деле жаль, что не могу переправить тебя с твоей милкой на тот берег. Но там, дальше, должен быть еще один парень, его лодка побольше. Он частенько захаживает сюда и ведет со мной беседы - вот как ты. Скажи ему, что я просил перевезти вас. Поблагодарив старика, я поспешил за Агией, которая к тому времени ушла совсем далеко. Она прихрамывала, и я вспомнил, сколько ей сегодня пришлось ходить с поврежденной ногой. Я хотел догнать ее и подать ей руку, но тут случилась одна из тех неурядиц, что в данный момент кажутся прямо-таки катастрофически унизительными, хотя впоследствии над ними разве что смеешься от души. С нее-то и начался один из самых странных инцидентов в моей, безусловно, странной карьере. Я пустился бегом и слишком круто свернул за поворот, оказавшись в опасной близости от внутреннего края тропинки. Примятая осока упруго прогнулась под ногой, я поскользнулся и оказался в ледяной бурой воде. Мигом намокшая накидка потянула меня ко дну. На какое-то мгновение мной вновь овладел и по сию пору памятный ужас тонущего, однако я тут же рванулся вверх и поднял голову над водой. Привычки, выработавшиеся во время летних купаний в Гьолле, вспомнились сами собою: выплюнув воду изо рта и прочистив нос, я сделал глубокий вдох и откинул назад намокший капюшон. Однако успокаиваться было рано: падая, я выпустил из рук "Терминус Эст", и утрата меча показалась мне куда ужаснее возможной смерти. Я нырнул, не озаботившись даже скинуть сапоги, и принялся прокладывать себе путь ко дну меж густых волокнистых стеблей камыша. Эти-то стебли, многократно увеличивавшие угрозу гибели, и выручили мой "Терминус Эст" если б не они, меч неизбежно достиг бы дна и оказался похоронен в иле, хотя в ножнах его и оставалась толика воздуха. В восьми или десяти кубитах от поверхности рука моя, отчаянно шарившая вокруг, нащупала благословенную, знакомую ониксовую рукоять. Но в тот же миг другая рука моя коснулась предмета совершенно иного свойства. То была рука человека, тут же ухватившаяся за мое запястье, причем движение это совпало во времени с обнаружением меча столь точно, будто именно ее хозяин, подобно высокой женщине в алом, возглавлявшей Пелерин, вернул мне мой "Терминус Эст". Я ощутил прилив безумной благодарности, но сразу же вслед за этим страх мой усилился десятикратно: рука, вцепившаяся в меня мертвой хваткой, тянула вниз.
Глава 23
Хипьдегрин
Nобрав, вне всяких сомнений, последние силы, я сумел выбросить "Терминус Эст" на примятую осоку плавучей тропинки и ухватиться за ее скользкий край прежде, чем снова погрузиться в воду. Кто-то схватил меня за руку и потянул вверх. Я поднял взгляд, ожидая увидеть Агию, но это оказалась другая женщина - заметно младше, со светло-русыми волосами, развевавшимися на ветру. Я хотел было поблагодарить ее, но изо рта вместо слов вылилась вода. Она потянула сильнее, и с ее помощью я сумел вползти на тропинку, но тут силы мои иссякли окончательно. Времени, которое я пролежал так, наверняка хватило бы, чтобы прочесть "Пресвятая Богородица...", - быть может, даже не один раз. Я чувствовал и усиливавшийся холод, и то, как осока прогибалась под моей тяжестью, пока я снова не оказался наполовину в воде. Изо рта и ноздрей моих текла вода; я глубоко и судорожно дышал, не в силах насытить воздухом легкие. Кто-то (голос был мужским, громким и явно уже где-то слышанным прежде) сказал: - Перевернем, а то еще захлебнется. Меня приподняли за пояс, и несколькими мгновениями позже я смог встать, хотя ноги дрожали так, что я едва не упал снова. Передо мной стояли Агия со светловолосой девушкой, которая помогла мне выбраться на тропинку, и рослый толстяк с красным мясистым лицом. Агия спросила, что произошло, и я, хоть пришел в себя разве что наполовину, не мог не заметить, как она бледна. - Подожди с расспросами, - сказал толстяк, - дай ему опомниться. А ты кто такая и откуда взялась? Последние слова были обращены к девушке, похоже, чувствовавшей себя не лучше, чем я. Она открыла было рот, но из-за бившего ее озноба ничего не смогла сказать и тут же опустила голову. Девушка, с головы до пят была вымазана в иле, и одежда ее выглядела не лучше ветоши из мусорного ящика. - Откуда она взялась? - спросил толстяк у Агии. - Не знаю. Я оглянулась посмотреть, где там Северьян застрял, и увидела, что она вытаскивает его из воды. - Что ж, доброе дело. По крайней мере, для него. Как думаешь, она - сумасшедшая? Или просто поддалась здешним чарам? - Как бы там ни было, она спасла меня, - вмешался я. - Ты не мог бы дать ей что-нибудь надеть? Она, должно быть, продрогла насквозь. Я и сам уже пришел в себя настолько, чтобы чувствовать, что промерз до костей. Толстяк покачал головой и вроде бы поплотнее запахнул свое тяжелое пальто. - Нет - пока она не отмоется. А для этого ей надо слазать обратно в воду, да еще обсохнуть... Ладно, у меня есть кое-что еще - может, даже получше. Он вынул из кармана пальто металлическую фляжку в форме собаки и подал ее мне. Кость в собачьей пасти оказалась пробкой. Я подал (фляжку русоволосой девушке, но та, казалось, даже не поняла, что с ней нужно делать. Агия, забрав у нее сосуд, приставила горлышко к ее губам, заставила девушку сделать несколько глотков и вернула фляжку мне. Содержимое оказалось сливовым бренди, огнем опалившим глотку и смывшим горечь болотной воды. К тому моменту, когда я вставил кость обратно псу в пасть, брюхо его опустело более чем наполовину. - Ну вот, - сказал толстяк, - теперь вы, ребята, пожалуй, должны бы рассказать, кто вы такие и что здесь делаете - только не надо мне вкручивать, будто просто любовались пейзажем. Обычных зевак я насмотрелся достаточно, чтобы узнавать, едва они покажутся на горизонте. - Он взглянул на меня. Хороший у тебя ножичек. Большой... - Он - переодетый армигер, - сказала Агия. - Получил вызов и пришел за аверном. - Он-то переодет, а вот ты разве не переодета? По-твоему, я не узнаю парчи для театральных костюмов? И босых ног разглядеть не в состоянии? - А я про себя ничего не говорила. Ни об одежде своей, ни о сословии. А туфли я просто оставила снаружи, чтобы не испортились от сырости. Толстяк кивнул - равнодушно, ничем не показав, верит ли он словам Агии. - А теперь - ты, золотиночка. Вот дамочка в парче уже сказала, что не знает тебя. Но что-то я ей не шибко верю. Думается мне, она о тебе знает поболе моего. Как же тебя зовут? - Доркас, - сглотнув, ответила девушка. - Как ты сюда попала, Доркас? Как оказалась в воде? Ты ведь там явно побывала - не могла же так намокнуть, просто вытаскивая нашего юного друга! От действия бренди щеки девушки порозовели, но лицо по-прежнему оставалось изумленным и почти неподвижным. - Не знаю, - прошептала она. - Ты не помнишь, как пришла сюда? - спросила Агия. Доркас покачала головой. - В таком случае, что последнее приходит тебе на память? Воцарилась тишина. Ветер, казалось, сделался еще пронзительнее, и я, несмотря даже на выпивку, отчаянно мерз. Наконец Доркас пробормотала: - Сидела у окна... Там, в окне, были очень милые вещицы - подносы, шкатулки, распятия... - Милые вещицы? - заметил толстяк. - Так уж и милее тебя самой? - Сумасшедшая, - сказала Агия. - Либо ушла от своих попечителей и заблудилась, либо попечителей у нее не было вовсе - что вероятнее, судя по состоянию одежды. Забрела сюда, а кураторы проморгали... - А может, кто-то огрел ее по голове, ограбил и швырнул в озеро, посчитав мертвой. Здесь, госпожа Хлюп-Хлюп, уйма входов и выходов, о которых кураторы и не слыхали! А может, ее принесли хоронить, а она на самом деле просто заснула. Впала в коматоз - или как там это называется... А в воде очнулась. - Но тогда те, кто ее принес, увидели бы. - Я слыхал, будто человек, впавший в коматоз, может пробыть под водой очень долго. Ну, как бы оно там ни было, сейчас уже неважно. Пусть сама выясняет, кто она такая и откуда взялась. Тем временем я, освободившись от накидки, пытался отжать плащ, но оставил на время это занятие, когда Агия спросила: - Ты все о нас выспросил - а сам-то кто будешь? - Что ж, - отвечал толстяк, - имеешь полное право знать. И я-то дам ответ поправдивее твоих, но после которого должен буду вернуться к своим делам. Я к вам подошел только потому, что увидел, как молодой армигер тонет; всякий приличный человек подошел бы и помог. Но у меня, как и у прочих приличных людей, есть своя работа. С этими словами он снял свою высокую шляпу, порылся внутри и вынул глянцевитую визитную карточку - раза в два больше тех, что мне доводилось видеть в Цитадели. Он подал ее Агии, а я заглянул ей через плечо. Надпись, украшенная множеством вычурных виньеток и завитушек, гласила:
ХИЛЬДЕГРИН-БАРСУК
Земляные работы любого вида и объема от одного землекопа до 400. В камне не застрянем, в песке не увязнем. Улица Морских Странников, под вывеской
"СЛЕПАЯ ЛОПАТА",
либо справиться у Альтикамелюса на углу Воздыхании.
- Вот кто я таков, госпожа Плюх-Плюх, и ты, молодой сьер, если не возражаешь, чтобы я называл тебя так - во-первых, потому, что ты моложе меня, а во-вторых - оттого, что она тебя постарше, года, может быть, на два. Ну что ж, мне пора. Я придержал его за плечо. - Перед тем как упасть в воду, я встретил старика на ялике, и он сказал, что дальше есть кто-то, кто может переправить нас через озеро. Наверное, он говорил о тебе. Ты можешь помочь нам? - А, тот бедняга, что ищет свою жену... Что ж, мы с ним - друзья давние и добрые; раз уж он меня рекомендовал - так и быть. Для моей шаланды четверо - не груз. Он зашагал по тропинке, жестом пригласив нас следовать за ним, и я заметил, что сапоги его, смазанные салом, погружаются в примятую осоку еще глубже, чем мои. - Она с нами не пойдет, - сказала Агия. Но Доркас, шедшая следом, выглядела так одиноко, что я приотстал и шепнул ей: - Я бы одолжил тебе накидку, но она так намокла, что в ней ты только хуже замерзнешь. Ступай по этой же тропинке в другую сторону - и выйдешь в коридор; там гораздо суше и теплее. А там найдешь дверь с надписью "Сад Джунглей" - за ней солнце жарит вовсю, сразу согреешься... Тут я осекся, вспомнив встреченного в Саду Джунглей пеликозавра, но, быть может, к счастью, Доркас ничем не показала, что слышит меня. Что-то в выражении ее лица говорило мне, что она боится Агии или, по крайней мере, хоть смутно, но сознает, что Агии не нравится ее присутствие. В остальном же она будто вовсе не замечала, что происходит вокруг, и шла вперед подобно сомнамбуле. Видя, что слова мои ничуть не ободрили ее, я начал снова: - В коридоре сидит один из кураторов. Он наверняка постарается найти сухую одежду для тебя. Агия обернулась к нам; ветер разметал ее каштановые волосы. - Северьян, попрошаек на свете - в избытке! Всех не обогреешь! Хильдегрин, видимо, услышав слова Агии, обернулся тоже. - Я знаю женщину, которая может взять ее к себе, отмыть и переодеть. Из-за грязи не очень-то видно, но эту девушку содержали хорошо. Хоть и тощевата малость... - Послушай, а что тебе здесь понадобилось? - огрызнулась Агия. - Судя по карточке, твой бизнес - подряды. А здесь у тебя какие дела? - Вот эти самые, госпожа. Бизнес! Доркас охватила дрожь. - Нет, правда, - сказал я, - вернулась бы ты обратно. В коридоре гораздо теплее. Только в Сад Джунглей не ходи; ступай лучше в Песчаный, там солнце, сухо... Что-то из сказанного мною, похоже, задело какую-то струнку в душе Доркас. - Да, - прошептала она. - Да. - Песчаный Сад, да? Он тебе нравится? - Солнце, - очень тихо ответила она. - Ну, вот и моя старушка, - объявил Хильдегрин. - Раз уж нас так много, рассаживаться придется осторожно. И ерзать там шибко - не советую, борта у нее низкие. Одна из женщин - на нос, а молодой армигер с другой на корму. - Мне бы лучше - за одно из весел, - сказал я. - Грести раньше доводилось? Мне так не показалось. Лучше уж сядь на корму. Двумя веслами работать не сильно труднее, чем одним, и мне частенько приходилось это проделывать, хотя на борту со мной бывало по полдюжины человек. Лодка его была под стать хозяину - большой, неказистой и тяжелой на вид, больше всего похожей на ящик, слегка сужающийся к носу и корме и снабженный уключинами. Хильдегрин, взойдя на борт первым, веслом подтолкнул шаланду поближе к берегу. - Иди, - сказала Агия, взяв Доркас за руку. - Садись вперед. Доркас охотно повиновалась, но Хильдегрин остановил ее. - Если не возражаешь, госпожа, лучше бы тебе на нос сесть. Иначе я не смогу приглядывать за ней, пока гребу. С ней не все в порядке - дело ясное, и при таких низких бортах мне бы хотелось вовремя заметить, если она вдруг начнет скакать... Тут Доркас удивила всех нас, сказав: - Я не сумасшедшая. Просто... просто я - словно только что проснулась. Но Хильдегрин все-таки усадил ее ко мне, на корму. - Ну, - сказал он, отталкивая лодку от берега, - это вы вряд ли когда забудете, если вам впервой. Переправа через Птичье Озеро посреди Сада Непробудного Сна... Весла погрузились в воду, издав глухой, меланхолический звук. Я спросил, отчего озеро называется Птичьим. - Некоторые говорят - оттого, что очень много дохлых птиц в воде. А может, оттого, что здесь просто много птиц. Вот ведь все люди ругают Смерть, и рисуют ее в виде этакой старой кликуши с мешком... А для птиц она - друг. Сколько я ни видал в жизни мест, где мертвецы, тишина и покой, - везде птиц было во множестве. Вспомнив, как пели дрозды в нашем некрополе, я согласно кивнул. - Если ты посмотришь через мое плечо, то ясно увидишь берег впереди, и вся эта осока не будет мешать любоваться пейзажем. Если тумана нет, увидишь, как там, вдалеке, земля подымается, и наверху, где посуше, растут деревья. Видишь их? Я кивнул, и Доркас кивнула тоже. - Потому что вся эта декорация должна изображать зев потухшего вулкана. Некоторые говорят, будто - раскрытый рот мертвеца, но это неправда. Где же тогда зубы? Хотя... вы наверняка помните, что пришли сюда сквозь такую подземную трубу? Мы с Доркас снова кивнули вместе. Агии, хотя она и сидела всего шагах в двух от нас, почти не было видно из-за широких плеч и просторного суконного пальто Хильдегрина. - А там, - продолжал он, кивком указывая направление, - вы должны бы видеть темное пятнышко. Прямо посредине, между болотом и краем кратера. Некоторые, увидев его, думают, будто это - дверь, через которую они вошли, но дверь-то как раз позади, гораздо ниже и гораздо меньше. То, что вы сейчас видите, - Пещера Сивиллы Кумской. Это такая женщина, которая знает будущее и прошлое и вообще все на свете. Кое-кто говорит, будто весь этот сад был выстроен ради нее одной, но мне как-то слабо в это верится. - Как же это возможно? - негромко спросила Доркас. Но Хильдегрин не понял вопроса - или же сделал вид, будто не понимает. - Автарх якобы захотел иметь ее всегда под рукой, чтобы не ездить каждый раз через полмира. Иногда там, возле пещеры, кто-то ходит; что-то металлическое блестит на солнце... Уж не знаю, кто там живет на самом деле, никогда не подходил к пещере близко - будущего я знать не хочу, а прошлое свое и так знаю получше всякой Сивиллы. Люди, бывает, ходят хотят узнать, скоро ли выйдут замуж или насчет успеха в торговле. Но, по моим наблюдениям, во второй раз ее навещают немногие. Мы почти достигли середины озера. Сад Непробудного Сна окружал нас, точно огромная чаша с мохнатыми от сосен стенками, облепленными понизу накипью из камыша и осоки. Я все еще мерз - из-за неподвижности, пожалуй, даже сильнее прежнего - да к тому же вспомнил о том, что озерная вода может сотворить с клинком меча, если его не просушить и не смазать поскорее, однако чары сада надежно держали меня в плену. (Чары в саду, несомненно, присутствовали - я почти слышал разносящееся над водою пение на языке, которого не знал и не понимал.) В плену этих чар пребывали, наверное, и Хильдегрин, и даже Агия. Некоторое время мы плыли в полной тишине; вдалеке на поверхности озера плескались гуси, вполне живые и здоровые; один раз, будто во сне, из-под воды совсем рядом с лодкой показалась морда морской коровы, имеющая разительное сходство с человеческим лицом.
Глава 24
Цветок Смерти
Iсторожно перегнувшись через борт, Доркас сорвала водяной гиацинт и воткнула его себе в волосы. Это был первый цветок, виденный мною в Саду Непробудного Сна, если не считать белых пятнышек в отдалении, на том берегу. Я пошарил взглядом вокруг, но больше на воде цветов не оказалось. Быть может, этот водяной гиацинт появился лишь потому, что Доркас потянулась сорвать его? При свете дня мне абсолютно ясно, что такие вещи невозможны; но то, что вы читаете сейчас, я пишу ночью, а в тот момент, пасмурным днем, сидя в лодке и любуясь гиацинтом, покачивавшимся в кубите от моих глаз, я вспомнил недавнюю реплику Хильдегрина, подразумевавшую (хотя он скорее всего сам этого не заметил), будто пещера провидицы и, таким образом, весь этот сад, находятся на противоположной стороне мира.
Глава 23
Хипьдегрин
Nобрав, вне всяких сомнений, последние силы, я сумел выбросить "Терминус Эст" на примятую осоку плавучей тропинки и ухватиться за ее скользкий край прежде, чем снова погрузиться в воду. Кто-то схватил меня за руку и потянул вверх. Я поднял взгляд, ожидая увидеть Агию, но это оказалась другая женщина - заметно младше, со светло-русыми волосами, развевавшимися на ветру. Я хотел было поблагодарить ее, но изо рта вместо слов вылилась вода. Она потянула сильнее, и с ее помощью я сумел вползти на тропинку, но тут силы мои иссякли окончательно. Времени, которое я пролежал так, наверняка хватило бы, чтобы прочесть "Пресвятая Богородица...", - быть может, даже не один раз. Я чувствовал и усиливавшийся холод, и то, как осока прогибалась под моей тяжестью, пока я снова не оказался наполовину в воде. Изо рта и ноздрей моих текла вода; я глубоко и судорожно дышал, не в силах насытить воздухом легкие. Кто-то (голос был мужским, громким и явно уже где-то слышанным прежде) сказал: - Перевернем, а то еще захлебнется. Меня приподняли за пояс, и несколькими мгновениями позже я смог встать, хотя ноги дрожали так, что я едва не упал снова. Передо мной стояли Агия со светловолосой девушкой, которая помогла мне выбраться на тропинку, и рослый толстяк с красным мясистым лицом. Агия спросила, что произошло, и я, хоть пришел в себя разве что наполовину, не мог не заметить, как она бледна. - Подожди с расспросами, - сказал толстяк, - дай ему опомниться. А ты кто такая и откуда взялась? Последние слова были обращены к девушке, похоже, чувствовавшей себя не лучше, чем я. Она открыла было рот, но из-за бившего ее озноба ничего не смогла сказать и тут же опустила голову. Девушка, с головы до пят была вымазана в иле, и одежда ее выглядела не лучше ветоши из мусорного ящика. - Откуда она взялась? - спросил толстяк у Агии. - Не знаю. Я оглянулась посмотреть, где там Северьян застрял, и увидела, что она вытаскивает его из воды. - Что ж, доброе дело. По крайней мере, для него. Как думаешь, она - сумасшедшая? Или просто поддалась здешним чарам? - Как бы там ни было, она спасла меня, - вмешался я. - Ты не мог бы дать ей что-нибудь надеть? Она, должно быть, продрогла насквозь. Я и сам уже пришел в себя настолько, чтобы чувствовать, что промерз до костей. Толстяк покачал головой и вроде бы поплотнее запахнул свое тяжелое пальто. - Нет - пока она не отмоется. А для этого ей надо слазать обратно в воду, да еще обсохнуть... Ладно, у меня есть кое-что еще - может, даже получше. Он вынул из кармана пальто металлическую фляжку в форме собаки и подал ее мне. Кость в собачьей пасти оказалась пробкой. Я подал (фляжку русоволосой девушке, но та, казалось, даже не поняла, что с ней нужно делать. Агия, забрав у нее сосуд, приставила горлышко к ее губам, заставила девушку сделать несколько глотков и вернула фляжку мне. Содержимое оказалось сливовым бренди, огнем опалившим глотку и смывшим горечь болотной воды. К тому моменту, когда я вставил кость обратно псу в пасть, брюхо его опустело более чем наполовину. - Ну вот, - сказал толстяк, - теперь вы, ребята, пожалуй, должны бы рассказать, кто вы такие и что здесь делаете - только не надо мне вкручивать, будто просто любовались пейзажем. Обычных зевак я насмотрелся достаточно, чтобы узнавать, едва они покажутся на горизонте. - Он взглянул на меня. Хороший у тебя ножичек. Большой... - Он - переодетый армигер, - сказала Агия. - Получил вызов и пришел за аверном. - Он-то переодет, а вот ты разве не переодета? По-твоему, я не узнаю парчи для театральных костюмов? И босых ног разглядеть не в состоянии? - А я про себя ничего не говорила. Ни об одежде своей, ни о сословии. А туфли я просто оставила снаружи, чтобы не испортились от сырости. Толстяк кивнул - равнодушно, ничем не показав, верит ли он словам Агии. - А теперь - ты, золотиночка. Вот дамочка в парче уже сказала, что не знает тебя. Но что-то я ей не шибко верю. Думается мне, она о тебе знает поболе моего. Как же тебя зовут? - Доркас, - сглотнув, ответила девушка. - Как ты сюда попала, Доркас? Как оказалась в воде? Ты ведь там явно побывала - не могла же так намокнуть, просто вытаскивая нашего юного друга! От действия бренди щеки девушки порозовели, но лицо по-прежнему оставалось изумленным и почти неподвижным. - Не знаю, - прошептала она. - Ты не помнишь, как пришла сюда? - спросила Агия. Доркас покачала головой. - В таком случае, что последнее приходит тебе на память? Воцарилась тишина. Ветер, казалось, сделался еще пронзительнее, и я, несмотря даже на выпивку, отчаянно мерз. Наконец Доркас пробормотала: - Сидела у окна... Там, в окне, были очень милые вещицы - подносы, шкатулки, распятия... - Милые вещицы? - заметил толстяк. - Так уж и милее тебя самой? - Сумасшедшая, - сказала Агия. - Либо ушла от своих попечителей и заблудилась, либо попечителей у нее не было вовсе - что вероятнее, судя по состоянию одежды. Забрела сюда, а кураторы проморгали... - А может, кто-то огрел ее по голове, ограбил и швырнул в озеро, посчитав мертвой. Здесь, госпожа Хлюп-Хлюп, уйма входов и выходов, о которых кураторы и не слыхали! А может, ее принесли хоронить, а она на самом деле просто заснула. Впала в коматоз - или как там это называется... А в воде очнулась. - Но тогда те, кто ее принес, увидели бы. - Я слыхал, будто человек, впавший в коматоз, может пробыть под водой очень долго. Ну, как бы оно там ни было, сейчас уже неважно. Пусть сама выясняет, кто она такая и откуда взялась. Тем временем я, освободившись от накидки, пытался отжать плащ, но оставил на время это занятие, когда Агия спросила: - Ты все о нас выспросил - а сам-то кто будешь? - Что ж, - отвечал толстяк, - имеешь полное право знать. И я-то дам ответ поправдивее твоих, но после которого должен буду вернуться к своим делам. Я к вам подошел только потому, что увидел, как молодой армигер тонет; всякий приличный человек подошел бы и помог. Но у меня, как и у прочих приличных людей, есть своя работа. С этими словами он снял свою высокую шляпу, порылся внутри и вынул глянцевитую визитную карточку - раза в два больше тех, что мне доводилось видеть в Цитадели. Он подал ее Агии, а я заглянул ей через плечо. Надпись, украшенная множеством вычурных виньеток и завитушек, гласила:
ХИЛЬДЕГРИН-БАРСУК
Земляные работы любого вида и объема от одного землекопа до 400. В камне не застрянем, в песке не увязнем. Улица Морских Странников, под вывеской
"СЛЕПАЯ ЛОПАТА",
либо справиться у Альтикамелюса на углу Воздыхании.
- Вот кто я таков, госпожа Плюх-Плюх, и ты, молодой сьер, если не возражаешь, чтобы я называл тебя так - во-первых, потому, что ты моложе меня, а во-вторых - оттого, что она тебя постарше, года, может быть, на два. Ну что ж, мне пора. Я придержал его за плечо. - Перед тем как упасть в воду, я встретил старика на ялике, и он сказал, что дальше есть кто-то, кто может переправить нас через озеро. Наверное, он говорил о тебе. Ты можешь помочь нам? - А, тот бедняга, что ищет свою жену... Что ж, мы с ним - друзья давние и добрые; раз уж он меня рекомендовал - так и быть. Для моей шаланды четверо - не груз. Он зашагал по тропинке, жестом пригласив нас следовать за ним, и я заметил, что сапоги его, смазанные салом, погружаются в примятую осоку еще глубже, чем мои. - Она с нами не пойдет, - сказала Агия. Но Доркас, шедшая следом, выглядела так одиноко, что я приотстал и шепнул ей: - Я бы одолжил тебе накидку, но она так намокла, что в ней ты только хуже замерзнешь. Ступай по этой же тропинке в другую сторону - и выйдешь в коридор; там гораздо суше и теплее. А там найдешь дверь с надписью "Сад Джунглей" - за ней солнце жарит вовсю, сразу согреешься... Тут я осекся, вспомнив встреченного в Саду Джунглей пеликозавра, но, быть может, к счастью, Доркас ничем не показала, что слышит меня. Что-то в выражении ее лица говорило мне, что она боится Агии или, по крайней мере, хоть смутно, но сознает, что Агии не нравится ее присутствие. В остальном же она будто вовсе не замечала, что происходит вокруг, и шла вперед подобно сомнамбуле. Видя, что слова мои ничуть не ободрили ее, я начал снова: - В коридоре сидит один из кураторов. Он наверняка постарается найти сухую одежду для тебя. Агия обернулась к нам; ветер разметал ее каштановые волосы. - Северьян, попрошаек на свете - в избытке! Всех не обогреешь! Хильдегрин, видимо, услышав слова Агии, обернулся тоже. - Я знаю женщину, которая может взять ее к себе, отмыть и переодеть. Из-за грязи не очень-то видно, но эту девушку содержали хорошо. Хоть и тощевата малость... - Послушай, а что тебе здесь понадобилось? - огрызнулась Агия. - Судя по карточке, твой бизнес - подряды. А здесь у тебя какие дела? - Вот эти самые, госпожа. Бизнес! Доркас охватила дрожь. - Нет, правда, - сказал я, - вернулась бы ты обратно. В коридоре гораздо теплее. Только в Сад Джунглей не ходи; ступай лучше в Песчаный, там солнце, сухо... Что-то из сказанного мною, похоже, задело какую-то струнку в душе Доркас. - Да, - прошептала она. - Да. - Песчаный Сад, да? Он тебе нравится? - Солнце, - очень тихо ответила она. - Ну, вот и моя старушка, - объявил Хильдегрин. - Раз уж нас так много, рассаживаться придется осторожно. И ерзать там шибко - не советую, борта у нее низкие. Одна из женщин - на нос, а молодой армигер с другой на корму. - Мне бы лучше - за одно из весел, - сказал я. - Грести раньше доводилось? Мне так не показалось. Лучше уж сядь на корму. Двумя веслами работать не сильно труднее, чем одним, и мне частенько приходилось это проделывать, хотя на борту со мной бывало по полдюжины человек. Лодка его была под стать хозяину - большой, неказистой и тяжелой на вид, больше всего похожей на ящик, слегка сужающийся к носу и корме и снабженный уключинами. Хильдегрин, взойдя на борт первым, веслом подтолкнул шаланду поближе к берегу. - Иди, - сказала Агия, взяв Доркас за руку. - Садись вперед. Доркас охотно повиновалась, но Хильдегрин остановил ее. - Если не возражаешь, госпожа, лучше бы тебе на нос сесть. Иначе я не смогу приглядывать за ней, пока гребу. С ней не все в порядке - дело ясное, и при таких низких бортах мне бы хотелось вовремя заметить, если она вдруг начнет скакать... Тут Доркас удивила всех нас, сказав: - Я не сумасшедшая. Просто... просто я - словно только что проснулась. Но Хильдегрин все-таки усадил ее ко мне, на корму. - Ну, - сказал он, отталкивая лодку от берега, - это вы вряд ли когда забудете, если вам впервой. Переправа через Птичье Озеро посреди Сада Непробудного Сна... Весла погрузились в воду, издав глухой, меланхолический звук. Я спросил, отчего озеро называется Птичьим. - Некоторые говорят - оттого, что очень много дохлых птиц в воде. А может, оттого, что здесь просто много птиц. Вот ведь все люди ругают Смерть, и рисуют ее в виде этакой старой кликуши с мешком... А для птиц она - друг. Сколько я ни видал в жизни мест, где мертвецы, тишина и покой, - везде птиц было во множестве. Вспомнив, как пели дрозды в нашем некрополе, я согласно кивнул. - Если ты посмотришь через мое плечо, то ясно увидишь берег впереди, и вся эта осока не будет мешать любоваться пейзажем. Если тумана нет, увидишь, как там, вдалеке, земля подымается, и наверху, где посуше, растут деревья. Видишь их? Я кивнул, и Доркас кивнула тоже. - Потому что вся эта декорация должна изображать зев потухшего вулкана. Некоторые говорят, будто - раскрытый рот мертвеца, но это неправда. Где же тогда зубы? Хотя... вы наверняка помните, что пришли сюда сквозь такую подземную трубу? Мы с Доркас снова кивнули вместе. Агии, хотя она и сидела всего шагах в двух от нас, почти не было видно из-за широких плеч и просторного суконного пальто Хильдегрина. - А там, - продолжал он, кивком указывая направление, - вы должны бы видеть темное пятнышко. Прямо посредине, между болотом и краем кратера. Некоторые, увидев его, думают, будто это - дверь, через которую они вошли, но дверь-то как раз позади, гораздо ниже и гораздо меньше. То, что вы сейчас видите, - Пещера Сивиллы Кумской. Это такая женщина, которая знает будущее и прошлое и вообще все на свете. Кое-кто говорит, будто весь этот сад был выстроен ради нее одной, но мне как-то слабо в это верится. - Как же это возможно? - негромко спросила Доркас. Но Хильдегрин не понял вопроса - или же сделал вид, будто не понимает. - Автарх якобы захотел иметь ее всегда под рукой, чтобы не ездить каждый раз через полмира. Иногда там, возле пещеры, кто-то ходит; что-то металлическое блестит на солнце... Уж не знаю, кто там живет на самом деле, никогда не подходил к пещере близко - будущего я знать не хочу, а прошлое свое и так знаю получше всякой Сивиллы. Люди, бывает, ходят хотят узнать, скоро ли выйдут замуж или насчет успеха в торговле. Но, по моим наблюдениям, во второй раз ее навещают немногие. Мы почти достигли середины озера. Сад Непробудного Сна окружал нас, точно огромная чаша с мохнатыми от сосен стенками, облепленными понизу накипью из камыша и осоки. Я все еще мерз - из-за неподвижности, пожалуй, даже сильнее прежнего - да к тому же вспомнил о том, что озерная вода может сотворить с клинком меча, если его не просушить и не смазать поскорее, однако чары сада надежно держали меня в плену. (Чары в саду, несомненно, присутствовали - я почти слышал разносящееся над водою пение на языке, которого не знал и не понимал.) В плену этих чар пребывали, наверное, и Хильдегрин, и даже Агия. Некоторое время мы плыли в полной тишине; вдалеке на поверхности озера плескались гуси, вполне живые и здоровые; один раз, будто во сне, из-под воды совсем рядом с лодкой показалась морда морской коровы, имеющая разительное сходство с человеческим лицом.
Глава 24
Цветок Смерти
Iсторожно перегнувшись через борт, Доркас сорвала водяной гиацинт и воткнула его себе в волосы. Это был первый цветок, виденный мною в Саду Непробудного Сна, если не считать белых пятнышек в отдалении, на том берегу. Я пошарил взглядом вокруг, но больше на воде цветов не оказалось. Быть может, этот водяной гиацинт появился лишь потому, что Доркас потянулась сорвать его? При свете дня мне абсолютно ясно, что такие вещи невозможны; но то, что вы читаете сейчас, я пишу ночью, а в тот момент, пасмурным днем, сидя в лодке и любуясь гиацинтом, покачивавшимся в кубите от моих глаз, я вспомнил недавнюю реплику Хильдегрина, подразумевавшую (хотя он скорее всего сам этого не заметил), будто пещера провидицы и, таким образом, весь этот сад, находятся на противоположной стороне мира.