К этому прислушаются. Я спросил, в чем будет состоять учение ее секты. - В том, что не существует никакого доброго гения и жизни после смерти. Что сознание после смерти исчезает - так же как во время сна, только навсегда. - А кого ты объявишь вестником, открывшим тебе эту мудрость? Она покачала головой и подперла рукой подбородок. Поза эта восхитительно подчеркивала совершенство линий ее шеи. - Пока не решила. Быть может, ледяной ангел. Или призрак. Что, по-твоему, лучше? - Но разве здесь нет противоречия? - Совершенно верно! - Голос ее был исполнен удовольствия, доставленного моим вопросом. - И в этом противоречии будет заключена привлекательность нашей новой веры. Новая теология не может быть основана на пустом месте, и ничто так не помогает основать ее, как противоречие. Вспомни великих, что добились успеха в прошлом - их божества неизменно объявлялись властителями и создателями всех мирозданий, однако же всех, вплоть до дряхлых старух, призывали защищать тех богов, точно детей, испугавшихся петуха. Или взять хотя бы утверждение, будто владыка, не карающий никого, пока у людей есть малейший шанс стать лучше, покарает всех, хоть никто от этого не сможет измениться в лучшую сторону. - Для меня это слишком сложно, - сказал я. - Вовсе нет. По-моему, ты так же разумен, как и большинство других юношей. Но у палачей, наверное, нет никакой веры? Тебя не заставляли клятвенно отрекаться от нее? - Нет. У нас есть своя небесная покровительница и свои праздники, как в любой другой гильдии. - А вот у нас - нет, - сказала она, словно на миг огорченная этим. Так бывает только в гильдиях, да еще в армии, которая - тоже своего рода гильдия. Хотя... пиршества, всенощные бдения, зрелища, возможность показаться в новых нарядах... Тебе нравится это? Поднявшись, она развела руки в стороны, демонстрируя мне испачканное платье. - Очень красиво, - отважился заметить я. - И узор, и вышивка с жемчужинками... - Здесь у меня есть только это - в нем я была, когда за мной пришли. Вообще-то это обеденное платье - его следует носить между обедом и наступлением вечера. Я сказал, что мастер Гурло наверняка пошлет кого-нибудь за остальными, если она попросит о том. - Я уже просила, и он сказал, ЧТУ посылал людей в Обитель Абсолюта за моими платьями, но они не смогли отыскать ее. Это означает, что в Обители Абсолюта стараются сделать вид, будто меня не существует. Хотя, возможно, все мои платья отосланы в наше шато на севере, или на одну из вилл. Он собирался отдать своему секретарю распоряжение выписать их. - А ты не знаешь, кого он посылал? - спросил я. - Обитель Абсолюта, должно быть, не меньше нашей Цитадели - вряд ли ее так уж нелегко обнаружить. - Напротив, довольно трудно. Поскольку ее нельзя увидеть, ты можешь находиться в самом ее центре, но так и не узнаешь об этом. Кроме того, учитывая, что дороги перекрыты, требуется всего-навсего приказать шпионам указать определенным путникам неверное направление - а шпионы у них повсюду. Я хотел было спросить, как Обитель Абсолюта, которую я всегда представлял себе огромным дворцом со сверкающими башнями и куполами, может быть невидимой, но Текла уже думала о чем-то другом, разглядывая свой браслет в форме кракена с глазами из неограненных изумрудов, оплетшего щупальцами ее тонкое, белое запястье. - Мне позволили оставить браслет, а он очень дорогой. Это - не серебро, а платина. Я была удивлена. - Здесь никого нельзя подкупить. - Его можно продать в Нессусе и купить платья... Северьян, ты не знаешь, кто-нибудь из моих друзей пытался увидеться со мной? Я покачал головой. - В любом случае у них ничего бы не вышло. - Я понимаю. Но кто-нибудь мог бы попробовать... А ты знаешь, что в Обители Абсолюта многие даже не подозревают о существовании этого места? Вижу, ты мне не веришь! - Не подозревают о существовании Цитадели? - Нет, о Цитадели известно всем - некоторые ее части открыты для свободного доступа, а башен просто нельзя не заметить, если находишься на любом берегу Гьолла в южной части города. - Она хлопнула по металлической переборке камеры. - Они не знают об этом - по крайней мере, подавляющее большинство будет отрицать существование ваших темниц. Да, она была великой шатленой, а я - даже ниже, чем раб (конечно, в глазах обычных людей, не понимающих по-настоящему функций нашей гильдии). Однако когда пришло время и Дротт с грохотом отворил дверь камеры, именно я вышел в коридор и поднялся по лестнице к чистому вечернему воздуху, а Текла осталась внизу, среди стонов и криков других заключенных. (Ее камера находилась в некотором отдалении от лестницы, но, когда ей не с кем было беседовать, безумный хохот с третьего яруса доносился и туда.) Перед сном, в дортуаре, я спросил, не знает ли кто-нибудь имен подмастерьев, которых мастер Гурло посылал в Обитель Абсолюта. Никто не знал, однако вопрос послужил началом оживленной дискуссии. Никто из мальчишек не видел дворца и даже не встречался с кем-либо из видевших его, но рассказы о нем каждый слышал во множестве. В большинстве своем эти истории повествовали о сказочной роскоши - золотых блюдах, шелковых попонах и прочем в том же роде. Куда интереснее были описания Автарха, который, если б они все соответствовали истине, оказался бы настоящим чудовищем - огромного (вровень со средним человеком, когда сидит) роста, старым, совсем молодым, женщиной в мужском платье и так далее. Однако еще фантастичнее оказались байки о его визире, достославном отце Инире, похожем на обезьянку и являвшемся самым старым человеком на свете. Но стоило нам как следует разойтись, в дверь постучали. Самый младший из нас открыл ее, и я увидел Роша, одетого не в предписываемые уставом гильдии бриджи и плащ цвета сажи, а в самые обычные (хотя - новые и прекрасно сидящие) брюки, рубашку и пиджак. Он кивнул мне, а когда я подошел к двери, знаком пригласил следовать за ним. Как только мы оказались достаточно далеко от дверей в дортуар, он заговорил: - Боюсь, я здорово перепугал этого мальца. Он же не знает, кто я. - В этой одежде он тебя вправду не узнал, - сказал я. - А если увидит в обычном облачении - вспомнит сразу. Он довольно захохотал. - Знаешь, так странно стучаться в эту дверь! Сегодня у нас какое число? Ну что ж, еще три недели - и восемнадцатое. Как у тебя дела? - Нормально. - Похоже, ты в этой банде навел порядок. Эата - твой помощник, верно? Ему до подмастерьев еще четыре года, и три из них он будет после тебя капитанствовать. А пока опыта поднаберется - жаль, что тебе в свое время не так повезло. Я стоял у тебя на пути, хоть тогда и не задумывался об этом. - Рош, а куда мы идем? - Сначала - ко мне в каюту, чтобы тебя переодеть. Как, Северьян, небось, ждешь не дождешься, когда сам станешь подмастерьем? Последние слова были брошены через плечо, а затем Рош, не дожидаясь ответа, затопотал вниз по лестнице. Мой костюм оказался таким же, как у него, только цвета другие. Кроме того, для нас обоих были приготовлены пальто и шляпы. - Пригодится, - сказал он, когда я надел свою. - Снаружи холодно, да и снег пошел. Подав мне шарф, он велел снять мои башмаки и надеть сапоги. - Это ведь для подмастерьев сапоги, - возразил я, - как я в них пойду? - Давай-давай, обувь у всех черная, никто не заметит. Подходят? Сапоги оказались великоваты, и Рош дал мне пару носков, чтобы натянуть поверх моих собственных. - Ну вот. Кошелек должен бы быть у меня, но раз уж не исключено, что разделимся, тебе тоже неплохо иметь в кармане несколько азими. - Он высыпал монеты в мою ладонь. - Готов? Двинулись. Я бы хотел вернуться так, чтобы еще осталось время малость поспать. Мы вышли на двор, путаясь в непривычной одежде, обогнули Башню Ведьм и ступили на крытую дорожку, ведущую мимо Мартелло к Разбитому Двору. Рош оказался прав: шел густой снег, и огромные - в целый ноготь - хлопья кружили в воздухе так медленно, что казалось, будто снег идет уже целую вечность. Ветра не было, и новое облачение знакомого, привычного мира явственно поскрипывало под сапогами. - Везет тебе, - заметил Рош. - Не знаю, как ты это устроил, но все равно - спасибо. - Что устроил? - Поездку в Эхопраксию и по женщине каждому. Я думал, ты знаешь мастер Гурло сказал, что уже уведомил тебя. - Я и забыл. И вообще не думал, что он это - всерьез. Мы пойдем пешком? Это, должно быть, неблизко. - Ну, не так уж оно далеко, но средства у нас, как я уже говорил, имеются. У Горьких Врат стоят фиакры - они там всегда стоят, потому что постоянно кто-нибудь приезжает и уезжает, хотя, сидя в нашем укромном уголке, как-то и не скажешь... Ради поддержания беседы я рассказал ему то, что слышал от шатлены Теклы, - будто в Обители Абсолюта тьма народу даже не знает о нашем существовании. - А что, очень похоже на правду. Это для нас, выросших в гильдии, она - пуп земли. Вот станешь немного постарше (я сам это в свое время обнаружил и знаю, что ты не станешь трепать языком) и увидишь, что палачество - вовсе не чека в колесе мироздания, а просто хорошо оплачиваемая и очень непопулярная работа, которой, по воле случая, приходится заниматься тебе. Рош оказался прав - на Разбитом Дворе действительно стояли три экипажа. Один был экзультантским, с нарисованными на дверцах гербами и ливрейными лакеями на запятках, а два других - маленькими, простенькими фиакрами. Возницы в низких меховых шапках склонились над костерком, разведенным на булыжной мостовой. Издали, сквозь густой снег, огонь казался не больше искры. Рош махнул им рукой, крикнул; один из возниц вскочил на сиденье, щелкнул кнутом, и фиакр с грохотом подкатил к нам. Оказавшись внутри, я спросил у Роша, знает ли кучер, кто мы такие. - Мы - двое оптиматов, - ответил Рош. - Приезжали в Цитадель по делам, а теперь направляемся в Эхопраксию, чтобы приятно провести вечер. Вот все, что он может и должен знать. Я подумал, вправду ли Рош гораздо более моего опытен в развлечениях такого рода, и решил, что - вряд ли. Надеясь выяснить, бывал ли он прежде там, куда мы направляемся, я спросил, в какой стороне находится Эхопраксия. - В квартале Мучительньк Страстей. Слыхал о таком? Я кивнул и сказал, что мастер Палаэмон однажды говорил, будто это - один из древнейших кварталов города. - На самом-то деле - нет. Дальше на юг есть кварталы еще древнее, но там живут одни омофаги. Цитадель ведь раньше была чуть севернее Нессуса, знаешь? Я покачал головой. - Город до сих пор понемногу ползет вверх по реке. Аримгерам и оптиматам нужна чистая вода - не для питья, а для рыбных прудов, купален и всего такого. Да еще - любой, кто живет слишком близко к морю, как-то не внушает доверия. И нижние кварталы, где вода была хуже всего, в конце концов сдаются. Потом вышел тот закон, и оставшиеся там боятся даже разводить огонь - чтобы их не отыскали по дыму. Я смотрел в окно. Мы уже миновали какие-то неизвестные мне ворота, прогрохотав мимо стражей в шлемах, но все еще находились внутри Цитадели. По обеим сторонам узкого проезда тянулись ряды разбитых окон. - Станешь подмастерьем - сможешь выходить в город когда угодно, если только ты не на дежурстве. Я, конечно, знал об этом, но спросил Роша, считает ли он все это приятным. - Ну, не то чтобы очень... Я, честно говоря, был там всего два раза. Оно - не то чтобы приятно, но интересно. Только всем вокруг известно, кто ты такой. - Ты же сказал, что кучер этого не знает. - Он-то, наверное, не знает... Эти фиакры разъезжают по всему Нессусу; кучер может жить где угодно, а в Цитадель попадать раз в году. Но местные - знают. Солдаты рассказывают. Им-то что, они могут выходить в город в своей форме. - Ни в одном из окон нет света. Похоже, в этой части Цитадели вообще никого нет. - Что ж, все мельчает, с этим ничего не поделать. Еды меньше значит, и людей будет меньше, пока не придет Новое Солнце. В фиакре, несмотря на холод, было душно. - Далеко нам еще? - спросил я. Рош хмыкнул. - А ты - вроде как беспокоишься? - Вовсе нет. - Наверняка - да. Ничего, это естественно. Так что не беспокойся насчет своих беспокойств! - Да я совершенно спокоен. - Если захочешь, можно все провернуть по-быстрому. С женщиной можно даже не разговаривать - ей все равно. Конечно, она с тобой и побеседует, если захочешь, ведь ты платишь. То есть в данном случае плачу я, но принцип - тот же. Она сделает все, чего ты пожелаешь, в пределах разумного. Если ударишь ее или еще что-нибудь в этом духе, цена возрастет. - А что, люди и вправду так делают? - Находятся любители. Тебе-то наверняка не захочется, да и из наших, гильдейских, вряд ли хоть кто-нибудь так развлекается - ну, разве что выпьет лишку. - Он помолчал. - Вообще-то эти женщины нарушают закон и поэтому не могут жаловаться... Фиакр с грохотом свернул в другой проезд, еще уже прежнего. Теперь мы мчались на восток.
   Глава 9
   Лазурный Дом
   Eонечным пунктом нашей поездки оказалась одна из тех причудливых построек, какие часто встречаются в старых районах города, где некогда отдельные здания "срастаются" воедино, превращаясь в дикую мешанину пристроек, крыльев и переходов, выполненных в самых разнообразных архитектурных стилях, со шпилями и башнями там, где изначально не планировалось ничего сложнее обыкновенных крыш. Здесь снега было еще больше - а может, он просто успел накопиться, пока мы были в пути. Снег укрыл под собою окружавший здание портик, мягкими подушками лег на подоконники, застелил ковром ступени у входа и одел в плащи с капюшонами поддерживавших карнизы деревянных кариатид, казалось, обещавших посетителям тишину, безопасность и соблюдение полной тайны. За окнами нижнего этажа был виден тусклый, желтый свет, другие же были темны. Несмотря на снегопад, кто-то внутри, должно быть, услышал наши шаги. Огромная, видавшая виды дверь распахнулась прежде, чем Рош успел постучать. Войдя, мы оказались в маленькой, узкой прихожей, со стенами и потолком, обитыми голубым атласом, отчего помещение было очень похоже на футляр для дорогих украшений. Человек, впустивший нас, был одет в желтый халат и башмаки на толстой подошве; его короткие светлые волосы были зачесаны назад, открывая широкий, покатый лоб над гладким, безбородым лицом. Проходя мимо него, я заглянул в его глаза и обнаружил, что словно бы смотрю в окно. Глаза его, блестящие и ровные, точно небо засушливым летом, и вправду вполне могли быть сделаны из стекла. - Фортуна благосклонна к вам, - сказал человек, подавая нам по бокалу. Голос его мог быть и мужским тенором и женским контральто. Сегодня здесь нет никого, кроме вас. - И девочки наверняка соскучились, - заметил Рош. - Воистину! О, ты улыбаешься... я вижу, ты не веришь мне, но это сущая правда. Да, они жалуются, когда у нас много гостей, но и скучают, если к ним не приходит никто. И каждая постарается приятно удивить вас сегодня вечером, вот увидите. И после того, как вы покинете нас, будут хвастать перед другими тем, что вы выбрали именно их. Кроме этого, оба вы - юноши симпатичные. - Он сделал паузу, во время которой окинул Роша быстрым взглядом. - Ты бывал у нас и прежде, не так ли? Такие ярко-рыжие волосы трудно забыть. Далеко на юге дикари изображают своих огненных духов точно такими. А у твоего друга - лицо экзультанта... такие нашим девушкам нравятся больше всего! Я понимаю, отчего ты привел его к нам. Он отворил другую дверь, со стеклянной вставкой, изображающей Искушение. Мы прошли в зал, который (несомненно, в силу контраста с прихожей) казался много просторнее самого здания. Высокий потолок был украшен белыми, похоже, шелковыми фестонами, отчего помещение напоминало огромный роскошный шатер. Вдоль двух из четырех стен тянулись колоннады конечно, фальшивые, так как колонны на самом деле были всего лишь полукруглыми пилястрами, укрепленными на стенах, выкрашенных в синий цвет, а архитрав - всего-навсего лепным карнизом, однако, пока мы оставались в центре зала, эффект был почти полным. В дальнем конце зала, напротив окон, стояло кресло с высокой, точно у трона, спинкой. Человек в желтом халате уселся в него, и я тут же услышал, как где-то в глубине здания зазвенел колокольчик. Устроившись в двух других креслах, поменьше, мы с Рошем ждали в тишине, нарушаемой лишь эхом мелодичного перезвона. Снаружи не доносилось ни звука, но я просто-таки физически ощущал падавший снег. Вино согревало, и, сделав несколько глотков, я увидел дно бокала. Я чувствовал себя словно бы в ожидании начала церемонии в нашей разрушенной часовне, только на сей раз она была менее реальной и одновременно более серьезной. - Шатлена Барбеа, - объявил хозяин. В зал вошла высокая женщина, державшаяся так благородно и одетая так вызывающе, что я далеко не сразу понял, что ей - никак не больше семнадцати лет. Лицо ее - округлой, совершенной формы, с ясными глазами, небольшим прямым носом и крохотным ртом, подрисованным так, чтобы казался еще меньше - было прекрасно, а волосы так отливали золотом, что вполне могли бы оказаться париком из настоящей золотой проволоки. Остановившись в паре шагов от нас, она медленно повернулась, едва уловимо, с необыкновенной грацией меняя позу в движении. До этого я никогда не видел профессиональных танцовщиц и ни разу после не встречал столь прекрасной. Не могу и передать, что я чувствовал, глядя на нее! - Все придворные красавицы - здесь, к вашим услугам! - воскликнул хозяин. - Сюда, в Лазурный Дом, явились они в эту ночь, покинув свои золотые стены ради счастья доставить вам наслаждение! Я, наполовину загипнотизированный танцем, решил, что это фантастическое утверждение высказано совершенно серьезно, и сказал: - Это не может быть правдой. - Но ты пришел к нам за наслаждением, не так ли? И если мечта также послужит ему, что в том плохого? Все это время девушка с золотыми волосами продолжала свой медленный танец без музыки. Мгновения летели одно за другим. - Она тебе нравится? - спросил хозяин. - Ты выбираешь ее? Я хотел было сказать - точнее, закричать, чувствуя желание всем своим существом, - что нравится, но, прежде чем успел сделать вдох, меня опередил Рош: - Давай посмотрим и других. Танец тут же прекратился, девушка сделала реверанс и покинула зал. - Можешь выбрать и нескольких - по одной или всех вместе. У нас есть очень большие кровати! - Дверь, закрывшаяся за золотоволосой девушкой, отворилась снова. - Шатлена Грациа! Вошедшая девушка казалась совершенно иной, однако во многом напоминала предыдущую, "шатлену Барбеа". Волосы ее были белы, словно хлопья снега, кружащиеся за окном, и от этого ее юное лицо казалось еще свежее, а темная кожа - темнее. Груди и бедра ее были (или же казались) пышнее, но все же она вполне могла оказаться той же самой женщиной, успевшей за несколько секунд до второго своего появления сменить одежду и парик и слегка затемнить кожу лица при помощи косметики. Мысль была абсурдной, но, подобно многим абсурдным мыслям, заключала в себе элемент истины. Что-то совпадало во взгляде, выражении лица, походке и плавности их движений. Все это напоминало о чем-то, уже виденном мною (хотя я не мог вспомнить, когда и где), но тем не менее было внове, причем то, прежнее, казалось как-то предпочтительнее. - Эта мне подойдет, - сказал Рош. - Теперь нужно подыскать что-нибудь для моего друга. Темнокожая девушка (эта не танцевала, а просто стояла перед нами) подошла к Рошу, присела на подлокотник его кресла и что-то прошептала ему на ухо. Дверь отворилась в третий раз. - Шатлена Текла, - объявил хозяин. Казалось, в зал и вправду вошла шатлена Текла, каким-то непонятным образом выбравшаяся из темницы. Не наблюдательность, но лишь разум в конце концов убедил меня в том, что я ошибаюсь. Не знаю, заметил бы я разницу, если бы передо мной бок о бок стояли они обе, или нет. Хотя - эта девушка, несомненно, несколько ниже ростом... - Значит, тебе нравится эта? - спросил хозяин. Не помню, чтобы я что-либо ответил, но Рош шагнул вперед с кошельком в руке и объявил, что платит за нас обоих. Я проследил за вынимаемыми из кошелька монетами, ожидая увидеть блеск хризоса, но на свет появились лишь несколько азими. "Шатлена Текла" коснулась моей руки. Надушена она была крепче, чем настоящая Текла, однако аромат оказался точно тем же - мне он напоминал розу, сжигаемую в огне. - Идем, - сказала она. Я последовал за ней. За дверью оказался грязноватый, тускло освещенный коридор, приведший нас к узкой лестнице. Я спросил, много ли здесь еще придворных дам, и она приостановилась, искоса взглянув на меня через плечо. Возможно, ее лицо выражало удовлетворенное тщеславие, или влюбленность, или то смутное ощущение, какое испытываешь, когда состязание становится игрой. - Сегодня - лишь несколько, из-за снегопада. Мы с Грацией приехали в одних санях. Я кивнул. Она наверняка явилась сюда из какого-нибудь темного переулка поблизости и, скорее всего, пешком, с шалью на голове и в старых, насквозь пронизываемых холодом туфлях, и все же перед моими глазами тут же возникла отчетливая картина: взмыленные боевые кони быстрее любой машины несутся галопом сквозь снегопад, и ветер свистит в ушах юных, прекрасных, пресыщенных дам в соболиных и рысьих шкурах, темнеющих на фоне красного бархата сидений... - Ну, ты идешь? Она уже поднялась до верхней площадки и почти скрылась из виду. Ее окликнули, назвав "дражайшей сестрицей", и, поднявшись парой ступеней выше, я увидел женщину, очень похожую на прекрасную спутницу Водалуса. Она не обратила на меня никакого внимания и, как только я догадался посторониться, стремительно сбежала вниз по лестнице. - Вот видишь, что можно получить, если только чуть-чуть подождешь! На губах моей куртизанки мелькнула улыбка, которую я явно видел где-то прежде. - Но я все же выбрал тебя. - Ну, вот потеха - так потеха! Идем, идем - не стоять же вечно на этом сквозняке. Да, ты ничуть не изменился в лице, но проводил ее таким воловьим взглядом!.. Что ж, она и впрямь мила, спору нет. С этими словами женщина, так похожая на Теклу, отворила дверь, и мы оказались в крохотной спальне с огромной кроватью. К потолку была подвешена погасшая кадильница на блестящей серебристой цепочке; в углу на высокой подставке стоял светильник под розовым колпаком. Между маленьким туалетным столиком с зеркалом и узким платяным шкафчиком оставалось как раз достаточно места, чтобы пройти внутрь. - Хочешь раздеть меня? Кивнув, я потянулся к ней. - Тогда будь аккуратен. - Она повернулась ко мне спиной. - Застежки там. Если разорвешь что-нибудь в возбуждении, придется платить отдельно не говори потом, будто тебя не предупредили. Пальцы мои нащупали крошечную застежку и расстегнули ее. - Но я полагал, что у шатлены Теклы множество платьев. - Так оно и есть. Но как я вернусь в Обитель Абсолюта в разорванном? - У тебя здесь, несомненно, имеются и другие. - Да, пара. Много здесь держать нельзя - кто-нибудь унесет, пока меня нет. Платье, что выглядело дорогим и роскошным в комнате с фальшивыми колоннадами, на поверку оказалось сшитым из тонкой дешевой ткани. - Ни атласа, - сказал я, распуская следующую застежку, - ни соболей, ни бриллиантов... Я отступил от нее на шаг (при этом упершись спиною в дверь). Теперь в ней не было ничего от Теклы. Чуть внешнего сходства, кое-какие жесты, да еще одежда - ничего более. Передо мною, в крохотной, холодной комнатушке, стояла с обнаженными плечами и шеей бедная молодая женщина, чьи родители, скорее всего, с благодарностью примут скудное серебро из кошелька Роща и сделают вид, будто не знают, где бывает их дочь по ночам... - Ты - вовсе не шатлена Текла, - сказал я. - Что я здесь делаю... Вышло, наверное, гораздо многозначительнее, чем предполагалось. Она повернулась ко мне лицом, и тонкая ткань платья соскользнула с ее груди. В глазах ее, точно пущенный зеркалом "зайчик", мелькнул страх. Должно быть, она и прежде попадала в такое положение, и это выходило ей боком. - Я - Текла, - сказала она, - если тебе хочется, чтобы я была ею. Я поднял руку. - Здесь есть кому защитить меня, - поспешно добавила она. - Мне стоит только закричать. Во второй раз ударить уже не успеешь. - Неправда, - сказал я. - А вот и правда. Трое мужчин... - Ни единого. Весь этаж пуст и холоден - думаешь, я не заметил, как здесь тихо? Рош со своей девушкой остался внизу, и, наверное, получил комнату получше - платит-то он. А женщина, которую мы встретили на лестнице, просто уходила и хотела прежде переговорить с тобой. - Я взял ее за талию и поднял в воздух. - Кричи. Никто не придет. Она молчала. Я бросил ее на кровать и присел рядом. - Ты зол оттого, что я - не Текла. Но я хотела стать ею для тебя - и стану, если захочешь. - Стянув с моих плеч чужое непривычное пальто, она бросила его на пол. - Ты очень сильный. - Вовсе нет. Я отлично знал, что некоторые из трепетавших передо мной мальчишек уже гораздо сильнее меня. - Очень! Но разве тебе, такому сильному, не по силу одолеть реальность - хотя бы ненадолго? - Что ты хочешь сказать? - Слабые верят в то, во что вынуждены верить. А сильные верят в то, во что хотят, и заставляют это стать реальностью. Кто есть Автарх, как не человек, верящий в то, что он - Автарх, и силой собственной веры заставляющий и других верить в это? - Но ты - не шатлена Текла, - ответил я. - Как и она сама. Шатлена Текла, которую ты вряд ли и видел хоть раз... Хотя - нет, здесь я ошибаюсь. Ты бывал в Обители Абсолюта? Ее маленькие, теплые ладони легли мне на плечо и потянули вниз. Я покачал головой. - Некоторые клиенты говорят, что бывали там. И мне всегда нравилось слушать их. - Они и вправду бывали в Обители Абсолюта? На самом деле? Она пожала плечами. - Я хотела сказать, что шатлена Текла - вовсе не шатлена Текла. То есть не та шатлена Текла, что живет в твоем воображении - единственная, до которой тебе есть дело. И я - тоже не она. Какая же тогда между нами разница? - Наверное, никакой. Я принялся раздеваться. - Однако ж все мы хотим знать, что же реально на самом деле. Отчего? Наверное, потому, что всех нас притягивает к теоцентру. Иерофанты говорят, что только он воистину реален. Она поцеловала мое бедро, зная, что одержала верх. - Ты в самом деле готов искать истину? Не забывай: для этого ты должен быть облечен фавором, иначе попадешь в руки палачей. И это тебе не понравится! - Нет, - сказал я, беря ее голову в ладони.