Вулф Джин. Зиккурат

   «А если они говорят на таком диалекте английского, которого я не знаю? Мне следовало написать, что я ранен не серьезно. Брук перевязал мою рану. К доктору я не обращался. Может быть, это следовало сделать».
   Эмери пощупал повязку и обнаружил, что она стала жесткой от засохшей крови. Если сейчас начать менять ее, придется потратить много времени. Значит, этого делать нельзя. Кроме того, вполне возможно, что от перевязки станет только хуже.
   «Мы с Бруком отвезли Джен и близняшек в город. Прежде чем я проснулся сегодня утром, женщины убили Брука на улице».
   На берегу реки росло несколько молоденьких ив. Эмери направился прямо к ним, срезал охотничьим ножом шесть штук и вернулся с ними в хижину.
   Связав их шпагатом, он изготовил лыжи, после чего крепко-накрепко привязал их к ботинкам.
   Он был уже в восьми или десяти ярдах от хижины – шел по снегу, почти не проваливаясь, – когда до него донесся едва слышный телефонный звонок. Эмери вернулся в хижину, оставив на крыльце кувалду, которую прихватил с собой.
   – Мистер Бейнбридж? Это Ральф Мертон. – Голос Ральфа Мертона был глухим и печальным. – Позвольте выразить свои глубочайшие соболезнования вам и вашим близким.
   Эмери вздохнул и уселся на стул, с трудом пристроив на полу ноги с привязанными к ним лыжами.
   – Да, мистер Мертон. Я вам благодарен за то, что вы мне перезвонили. Я не был уверен, что вы зайдете сегодня в свою контору.
   – К сожалению, я говорю не из своего офиса, мистер Бейнбридж. У меня имеется... ну... устройство, которое позволяет мне звонить в похоронное бюро и узнавать о том, какие сообщения поступили в мое отсутствие. Могу ли я вас спросить – ваш сын находился на излечении у какого-нибудь доктора?
   – Нет, Брук был совершенно здоров, насколько мне известно.
   – Доктор не осматривал вашего сына?
   – Никто не видел его, кроме меня. – Помолчав несколько мгновений, Эмери добавил: – И еще женщина, которая его убила. Я думаю, с ней вместе была еще одна женщина, в этом случае получается, что и она его тоже видела. Впрочем, думаю, это не имеет значения.
   Ральф Мертон откашлялся.
   – Доктор должен осмотреть тело вашего сына и выдать свидетельство о смерти, только тогда мы сможем приступить к исполнению наших обязанностей, мистер Бейнбридж.
   – Да, конечно, я забыл.
   – Если у вас имеется семейный врач...
   – Нет, не имеется, – ответил Эмери.
   – В этом случае, – в голосе Ральфа Мертона появились более человеческие нотки, – я могу позвонить доктору Ормонду. Это молодой человек, очень подвижный и активный. Не сомневаюсь, что он приедет к вам, как только сможет выбраться.
   – Благодарю вас, – ответил Эмери. – Я вам очень признателен.
   В хижине все еще пахло кофе и беконом – правда, теперь едва заметно. Наверное, неразумно отправляться в путь на пустой желудок, и уж, конечно, вряд ли будет правильным оставить кофеварку на маленьком огне на плитке, как он собирался сначала сделать. Эмери выключил горелку, достал чистую кружку, налил кофе, сделал несколько глотков и заставил себя съесть два куска бекона. Еще три, положенные между двумя ломтиками ржаного хлеба, он засунул в карман куртки.
   Кувалда дожидалась его там, где он ее и оставил; он запер дверь и снова пустился в путь – по своим собственным следам. Когда хижина почти скрылась из вида, ему показалось, что он услышал новый телефонный звонок. Наверное, это доктор Ормонд. Эмери пожал плечами и двинулся вперед по заснеженной дороге.
   Дверь соседнего дома выглядела весьма внушительно; изучив ее внимательно, Эмери прошел к черному ходу. Сугробы намело почти до самого засова, на котором висел замок. Расставив ноги пошире – насколько это было возможно в необычных лыжах, Эмери размахнулся кувалдой, словно это была клюшка для гольфа, и изо всех сил ударил по засову. Только на третий раз винты раскачались, и дверь распахнулась внутрь.
   Перешагнув через порог и бросив один-единственный взгляд на развороченную дверь, Эмери подумал, что не знает ни имени владельца домика, ни того, как он выглядит. Он бы чувствовал себя намного лучше, если бы имел возможность извиниться и объяснить, почему вломился в чужой дом, если бы смог заплатить за нанесенный ущерб, – впрочем, никакие объяснения и уж тем более извинения не понадобятся, если ему удастся сделать то, что он задумал. Ведь он решил судить преступников судом Линча, а закон, который ведет себя невероятно благородно и чрезвычайно учтиво по отношению к убийцам, презирает и уничтожает тех, кто оказывает им сопротивление или мстит.
   Конечно, может оказаться, что внутри нет никакого оружия. В этом случае, убийцы Брука расправятся и с ним, прежде чем он хоть что-нибудь предпримет. Они могут это сделать, даже если...
   Он не успел додумать эту мысль, потому что заметил сейф для хранения оружия: стальной шкаф с секретным замком, выкрашенный под дерево. Полдюжины ударов кувалдой хватило для того, чтобы сорвать ручку. Еще несколько пробили насквозь стальную дверцу, теперь Эмери смог просунуть в отверстие молоток, который ему удалось найти в ящике с инструментами.
   Где-то внутри сейфа что-то щелкнуло, и Эмери подумал, что приятнее звука уже не слышал давно. Он перехватил молоток, еще раз ударил, и дверь открылась.
   В сейфе он нашел дробовик двенадцатого калибра, духовое ружье восемнадцатого калибра и карабин с оптическим прицелом; в одном из ящиков обнаружил патроны нужных калибров и отдельно три коробки патронов для карабина.
   Эмери взял карабин и повесил его на плечо; ствол показался ему коротковатым – владелец хижины, вероятно, был на пару дюймов ниже Эмери – но когда он взял его в руки, у него возникло ощущение, будто карабин был сделан для него по специальному заказу. Затвор легко открылся, и Эмери увидел пустой патронник.
   Он зарядил пять патронов и положил горсть в карман куртки. Подумав о том, что женщины тоже смогут вооружиться в этой хижине, стоит им обнаружить сломанный замок, он выбросил патроны для дробовика в снег.
   Из густой сосновой рощи на берегу озера Эмери, насколько позволял серый утренний свет и падающий снег, прекрасно видел сооружение, которое Эйлин назвала зиккурат: нагромождение кубических модулей, поднимающихся к вершине и напоминающих заснеженные террасы.
   Конечно же, это не артефакт; возможно, летательный аппарат. Скорее всего, космическая станция. Ближе к нижней части – точнее, ближе ко льду, ее окружавшему – модули были заметно деформированы и помяты.
   Быстро поднявшись на ноги, Эмери неуклюже ступил на лед, который порывы ветра очистили от снега. Когда женщины вели Эйлин из зиккурата назад на дорогу, они шли по воде – в том месте, где зиккурат сломал лед, осталась стоять открытая полынья. Но там оказалось достаточно мелко, так что Эйлин не составило никакого труда пройти.
   Эмери не заметил никаких окон, зато в некоторых модулях имелись круглые двери или люки. Если женщины охраняют свой корабль, они прикончат его прямо сейчас, когда он, едва передвигая ноги, медленно подбирается к их крепости; но для того, чтобы это сделать, им придется открыть один из люков, и уж он постарается выстрелить первым. Он еще раз проверил предохранитель карабина. Он был снят, а карабин полностью заряжен. Эмери стянул с правой руки перчатку и засунул ее в карман поверх запасных патронов и бутерброда.
   Справа он заметил, как следы маленьких ног в ботинках на толстой подошве уходили куда-то в сторону от зиккурата, они были еще совсем свежими, их даже не засыпало снегом. Тогда он повернул к ним, чтобы рассмотреть получше, и увидел, что они ведут от круглого люка, нижняя часть которого нависла надо льдом не больше, чем на дюйм. Он был закрыт на простую задвижку, достаточно большую, чтобы Эмери смог с ней справиться левой рукой в перчатке.
   Его лица коснулась волна тепла, когда он открыл люк и вошел в зиккурат. У них было отопление, какое-то приспособление, обеспечивающее их теплом, оно все еще работало, хотя Эйлин жаловалась, что ей было холодно. Значит, обитательницы зиккурата смогли починить источник тепла, который вышел из строя во время катастрофы. Вполне возможно, что они воспользовались для этого тем, что забрали из линкольна Джен.
   Эмери чисто автоматически закрыл за собой люк и увидел другой, точно такой же; за ним горел призрачный голубой свет и темнела вода. Вот вам и объяснение, откуда появился лед на сапожках и брюках Эйлин; она, конечно же, шла по озеру, только здесь, внутри зиккурата, где вода не достигала и фута глубиной.
   Усевшись возле люка в переходном шлюзе – так решил Эмери, – он расшнуровал ботинки и сбросил их вместе с импровизированными лыжами, а потом связал шнурки. Пожалуй, стоит оставить ботинки и лыжи здесь, в шлюзе, но без них ему придется навсегда остаться в зиккурате. Это Эмери совершенно не устраивало: он не мог рисковать. Он снял носки и засунул их внутрь ботинок, закатал штанины брюк и, держа в левой руке ботинки, а в правой – карабин, босиком ступил в темную воду.
   На стенах и потолке модуля не видно было просвета между циферблатами и непонятными приспособлениями, из воды выступал угол какого-то скособоченного шкафа – видимо, внутри тоже были инструменты и приборы; Эмери остановился, чтобы осмотреть нечто, напоминающее самые обычные часы, хотя стрелка мерцала, исчезала и снова появлялась. Очевидно, это была лишенная массы проекция. Первая цифра напоминала ноль, написанный весьма необычно, а вот последняя – Эмери прищурился – может быть, триста, хотя ему еще ни разу не доводилось видеть такую тройку. Стоило сдвинуть маленький рычажок у основания влево, как цифры стали объемными и выпуклыми, а стрелка потемнела. Теперь казалось, что она сделана из какого-то очень прочного вещества.
   Откуда-то сверху донесся едва слышный шум, точно кто-то в верхнем модуле уронил небольшой предмет. Эмери быстро огляделся по сторонам. Открытый люк на противоположной стене помятого модуля вел во внутренний отсек, который, должно быть, погрузился в воду не так сильно. Эмери вошел внутрь, а «часы», которые он изучал, последовали за ним. Они скользили по металлической поверхности стены, словно хоккейная шайба, ловко минуя все остальные приборы, встречавшиеся на пути. Это продолжалось до тех пор, пока Эмери не поймал «часы» и не передвинул рычажок вправо.
   Лестница, расположенная прямо посередине нового модуля, так и манила забраться наверх, что Эмери и сделал. Впрочем, это упражнение далось ему с трудом: сапоги, которые он повесил на шею, а потом закинул за спину, чуть не задушили его, а карабин, зажатый в правой руке, ужасно мешал. Лестница, сделанная из какого-то белого металла, подозрительно гнулась под его весом.
   Следующий отсек, в котором он оказался, почти совсем не пострадал, но здесь оказалось холоднее, чем в нижнем. Эмери отчетливо слышал, как гудел за металлическими стенами ветер, хотя ему так и не удалось заметить ни окон, ни амбразур, сквозь которые можно было бы увидеть снежную бурю, гуляющую над озером.
   – Поразительно, – пробормотал он тихонько. – Как страшно, наверное, было малышке Эйлин!
   Он положил сапоги и карабин на пол, достал нож и соскреб немного металла с верхней ступеньки лестницы. В том месте, где ее коснулась острая сталь, поверхность засверкала, а по краям осталась тусклой. У Эмери возникла догадка, но он отложил решение этого вопроса на потом. Кусок большего размера, который ему удалось отковырять от пола, похоже, был из того же самого материала. Эмери расстегнул куртку и положил оба образца в карман рубашки.
   У одной стены стоял какой-то прямоугольный предмет. Глядя на него, Эмери решил, что он похож на верстак, покрытый белым пластиком. На нем лежали два предмета причудливой формы; Эмери прошел к верстаку, переступая по дороге через ящики неизвестного назначения, на некоторых были экраны весьма необычной формы.
   Как только Эмери прикоснулся к довольно большому предмету, который взял с верстака, тот мгновенно изменил форму – возникли гладкие челюсти, внутренние поверхности которых были похожи на параболы. Тут же раскрылся другой предмет, поменьше, и глазам Эмери предстала сложная диаграмма. По ней беспорядочно забегали зеленые и оранжевые точки. Помучившись некоторое время, Эмери все-таки сумел снова закрыть эту диковинную штуку и отправил ее в нагрудный карман куртки, а следом за ней еще несколько небольших заинтересовавших его предметов, обнаруженных во вместительных подвесных отделениях верстака
   Вдруг без всякого предупреждения всю поверхность верстака заняло лицо разъяренной великанши, помещение наполнил ее сердитый голос. У нее за спиной зазвенели, завыли сирены и гонги – гротескная и одновременно благозвучная музыка. Чуть больше секунды Эмери слушал, не в силах пошевелиться, словно его околдовали эти неземные звуки.
   Когда он обернулся, оказалось, что женщина с высоко поднятым над головой топором стоит в пяти футах у него за спиной. Она попыталась нанести удар, Эмери бросился к ней, однако рукоять топора все-таки опустилась ему на плечо. Сцепившись, они катались по наклонному полу – женщина отбивалась, царапалась и кусалась, словно фурия, а он, сначала одной рукой, а потом и обеими, пытался ухватиться за ручку топора.
   Отобрав его у женщины, Эмери неловко замахнулся, попал плоской частью по локтю, фурия же так вцепилась ему в щеку зубами, точно пыталась разорвать лицо врага в клочья. Выпустив из рук топор, Эмери резким движением ткнул пальцами ей в глаза, и она выплюнула его щеку, вскочила на ноги, бросилась в сторону.
   И исчезла.
   Потрясенный неожиданностью и неистовой жестокостью схватки, оглушенный диким воем, доносившимся со стороны верстака, Эмери сел и принялся оглядываться. Топор, который украли у него женщины, лежал рядом, коричневое пятно на сверкающем лезвии, очевидно, было засохшей кровью Брука. Его собственная из прокушенной щеки капала на неровный металлический пол Сапоги и карабин так и остались там, где он их положил.
   Очень медленно Эмери поднялся на ноги, наклонился, чтобы поднять топор, но потом решил не брать его – руки и без того были заняты, а карабин гораздо более надежное оружие, к тому же этот топор убил Брука.
   Нет, Брука убили женщины. А топор – всего лишь топор и не более того отличный кусок стали, надетый на деревянную палку, вырезанную из древесины пекана Эмери купил его в скобяной лавке в городе за тридцать или сорок долларов – обвинять его в смерти Брука все равно что пинать ногой камень, о который споткнулся на дороге Глупо!
   Эмери поднял топор, вытер лезвие о рукав куртки, так что теперь крови Брука почти не было видно. Карабин гораздо более надежное оружие, но если оставить здесь топор, женщины обязательно его найдут и снова попытаются пустить в ход. А вот если Эмери заберет его отсюда, может быть, удастся прорубить во льду дыру и бросить топор на дно озера, впрочем, швырнуть его с самой верхней ступеньки лестницы прямо в темную воду тоже, наверное, неплохо. Возможно, очень скоро та женщина, что несколько секунд назад пыталась убить Эмери, вернется, чтобы довести дело до конца.
   Верстак продолжал пронзительно выть и грохотать. Чувствуя себя ужасно глупо, Эмери мысленно приказал ему замолчать, а когда тот не послушался, принялся рубить огромное женское визжащее лицо и успокоился только, когда наступила тишина. Может быть, этот предмет обладает еще и дополнительной функцией – обучает того, кто на нем работает или развлекает, чтобы не было скучно делать то, что на нем полагается делать.
   Эмери положил на верстак топор и, отыскав в кармане платок, прижал к щеке.
   Затем он отнес топор к люку в полу, чтобы сбросить вниз, и увидел, что в нижнем отсеке, в воде, плавает тело мертвой женщины – лицом вниз.
   Когда он уходил, следы, оставшиеся от его импровизированных лыж, были такими же четкими, словно он прошел здесь всего несколько минут назад, и это несмотря на то, что валил сильный снег. Сам зиккурат, засыпанный снегом, стал похож на скалу, выросшую прямо изо льда. Если бы Эмери захотелось кому-нибудь его показать, он сказал бы «Видишь вон ту скалу? На самом деле она пустая, а внутри ее много диковинных комнат, освещенных голубым сиянием, там живут миниатюрные смуглые женщины, которые обязательно попытаются тебя убить». Его не посчитали бы обманщиком, просто решили бы, что он спятил или перебрал спиртного. В течение многих веков мужчины и женщины в Англии и Ирландии, которых никто не желал слушать, рассказывали о маленьком народце с темной кожей, живущем в горных пещерах, где время подчиняется иным законам, хотя в Африке, где все жители чернокожие, говорили, что у представителей этого странного народа кожа белая.
   Эмери вспомнил, как пару лет назад что-то читал про представителей светлокожей африканской расы, и попытался отыскать в памяти ее название. Юмбо, жители гор, частенько спускались в долины, чтобы поживиться кукурузой. Эйлин сказала, что женщины дали ей лишь немного хлеба Может быть, у них плохо с едой, или они экономят припасы, сообразив, что им придется задержаться здесь надолго.
   Если бы капот линкольна не был поднят, Эмери его ни за что бы не нашел Просто принял за очередной сугроб. Обе двери были закрыты (видимо, он сделал это чисто автоматически вчера вечером), а ключи по-прежнему оставались у Брука в кармане куртки. Прикладом карабина Эмери разбил окно и взял свою самую теплую шапку. Брук забрал из машины не все вещи, телевизор и переносной компьютер так и лежат в багажнике, придется выстрелить в замок, чтобы все это достать, а он и так сильно нагружен добычей, собранной в зиккурате.
   Проходя мимо хижины, дверь в которую он взломал, Эмери подумал, что неплохо было бы проверить, на месте ли дробовик и ружье. Потом отказался от этой мысли.
   В его собственной хижине было темно. Эмери попытался вспомнить, оставил ли он свет, и вообще включал ли его утром. Он сделал запись в дневнике – коротко и бездарно зафиксировал в нем смерть Брука – значит, наверняка включал настольную лампу. Однако ему никак не удавалось вспомнить, выключил он ее или нет.
   Станут ли женщины стрелять из окна, прямо через стекло и решетку? Или сначала высунут дуло – в качестве предупреждения? В той, другой хижине наверняка есть запасные патроны, в каком-нибудь ящике или шкафу, или в кармане старого забытого плаща, что висит на гвозде у двери.
   Эмери показалось, что его собственная передняя дверь выглядит точно так же, как он ее оставил, никаких следов на белом снегу, да и блестящий автоматический замок явно в порядке – никто его не трогал. А вдруг эти свирепые особы умеют открывать замки? Эмери обошел хижину с северной стороны, мимо джипа и того места, где умер Брук, чтобы не пришлось смотреть на его тело, Брука уже наверняка занесло снегом. Теперь парню не суждено отправиться в Калвер, не суждено воспользоваться связями отца в НАСА. Брук умер, а вместе с ним умерли и все мечты. О чем он скорбит' о мечтах или о Бруке?
   Задняя дверь выглядела так же, как и передняя, – и никаких следов. Наверняка он чисто автоматически выключил настольную лампу, когда закончил писать дневник. Все так поступают.
   Эмери открыл замок, зашел внутрь, поставил карабин в угол и выложил содержимое карманов на стол. Вот «часы», которые последовали за ним прямо по металлической стене, какой-то прибор с диаграммой, размеры которой превышают габариты самого прибора. Овальная карточка, похожая на книгу, страницы которой переворачиваются каждый раз, когда рука приближается к ее поверхности; что-то вроде осьминога с керамической сферической сердцевиной – источник света не больше круглого шарика из детской игры. А вот семисторонний куб; бусины, самостоятельно передвигающиеся по нитке, – конечно же, это не бусы, а что тогда? И тарелка, на которой небольшие предметы словно тают, а потом и вовсе исчезают из вида. Ну и, конечно, патроны для карабина, чековая книжка, ключи, платок, складной нож и тошнотворный на вид бутерброд.
   С отвращением поглядев на него, Эмери понял, что проголодался. Тогда он включил газовую горелку под кофейником и уселся, чтобы обдумать все, что с ним произошло. Как следует поступить сначала: поесть или заняться щекой? А может быть, разжечь огонь?
   Самое разумное – последнее. Значит, придется выйти за дровами и постараться не смотреть на Брука. Эта мысль была невыносима.
   Точное, подробное описание зиккурата наверняка окажется бесценным через несколько лет, его можно начать, пока готовится еда и кофе, Эмери открыл банку с ирландской тушенкой, выложил содержимое в чистую кастрюльку, зажег газ, а потом снова уселся и включил маленькую настольную лампу.
   Темно.
   Он удивленно посмотрел на лампу, прикрутил лампочку и еще два раза нажал на кнопку. А потом фыркнул. Теперь понятно, почему в хижине было темно! Либо лампочка перегорела в его отсутствие, либо снегопад где-то повредил провода.
   Эмери поднялся и дернул за шнур, проверяя, загорится ли верхний свет. Ничего.
   Как там говорится в старой песенке? Что-то про южные провода, которые не выдерживают, если на севере начинает идти снег.
   Эмери нашел одну из керосиновых ламп, которыми пользовался до того, как провели электричество, налил в нее керосин и зажег.
   Если электрические провода порваны, следовательно, почти наверняка не работает и телефон – Эмери поднес трубку к уху и услышал ровный гудок Работники телефонных компании, напомнил он себе, всегда немного лучше следят за своим оборудованием, чем те, кто отвечает за электричество.
   Теперь следует заняться щекой, а для этого придется принести воду из реки – как раньше – или растопить снег Он наполнил чайник чистым снегом из сугроба позади хижины. Смыв засохшую кровь, обнаружил следы зубов и синяк. Можно подхватить черт знает что от укуса человека – у людей такие же грязные рты, как и у обезьян. Очень осторожно Эмери обработал царапины йодом, потом промыл щеку перекисью водорода и приложил маленький кусок бинта, обратив внимание на то, что запас средств, необходимых для первой помощи, сильно уменьшился после того, как Брук перевязал ему рану на боку
   Та фурия, что укусила Эмери и попыталась убить его собственным топором... может быть, это она раскроила Бруку голову? Очень похоже, что так оно и есть, если только женшины не поменялись оружием. В таком случае, Брук отомщен. А шериф пусть сам разбирается с тем, что тут произошло. Некоторое время Эмери обдумывал, стоит ли показать представителю шерифа зиккурат.
   Помешивая тушенку, решил, что она недостаточно горячая, а ему хотелось разогреть ее как следует, а потом съесть, обмакивая в соус хлеб.
   Он и сам еще не совсем отогрелся и даже не снял куртки. Пришло время заняться дровами. А потом он разденется и не станет выходить из хижины, пока не успокоится погода, не будут расчищены дороги и не приедет кто-нибудь от шерифа, доктор... как там его зовут? Ормонд, кажется. И владелец похоронного бюро.
   На улице, оказавшись у южной стены хижины, Эмери заставил себя посмотреть на то место, где он оставил Брука. С виду – всего лишь еще один снежный сугроб, отличающийся от остальных могил только тем, что он был белым и гладким; койот лежал у головы Брука, прикрывавший его тело сугроб не казался больше или меньше. Почему-то от этой мысли Эмери стало легче. Брук был бы в восторге от ручного койота. Впрочем, им пришлось бы довольно скоро расстаться – дней через пять или шесть, может быть, даже раньше. Плохо. Эмери набрал побольше дров и отнес их в хижину.
   Сначала газеты полить керосином. Затем щепки, и только когда они хорошо разгорятся, можно положить дрова. Эмери поставил канистру с керосином перед камином и опустился на колени, чтобы смять и уложить газеты получше.
   На мягком пепле он заметил отпечатки ног.
   Он встал с колен, нашел фонарик и еще раз внимательно изучил следы.
   Никаких сомнений, хотя, с точки зрения Эмери, они могли быть и четче; смазанные и посыпанные чем-то черным отпечатки. Он взял крошку и растер ее между пальцами. Сажа, естественно.
   Две пары сапог с рифленой подошвой, обе пары небольшие, впрочем, одна чуть меньше другой, и на ней не так стоптаны каблуки.
   Они спустились по трубе. Эмери снова выпрямился и огляделся по сторонам. Вроде бы ничего не пропало.
   Женщины забрались на крышу (джип, припаркованный у северной стены хижины, оказался очень кстати), а дальше проникли внутрь через трубу. Ему не удалось бы, да и Бруку тоже, а вот близняшкам не составило бы никакого труда. Женщины были не крупнее Эйлин и Элайны. Ему бы следовало обратить внимание на следы, но их замело снегом, да и он наверняка бы решил, что женщины оставили их утром, когда убили Брука. В любом случае, он искал свежие отпечатки ног только возле дверей.
   Зачем, в таком случае, женщины забрались в дом через трубу, когда все уехали? Тот, кто в состоянии манипулировать приборами, которые он видел внутри зиккурата, без проблем сумеет справиться с дверями и откроет замки изнутри. Спуститься вниз по трубе для женщин ростом с близняшек раз плюнуть, но вот вернуться назад тем же путем, даже если есть веревка, намного труднее. Зачем же мучиться, если можно просто взять и выйти из дома?
   Эмери положил на пепел в два раза больше газет, чем намеревался раньше, а потом щедро полил все керосином. Что сделать сначала: зажечь огонь или взять в руки карабин?
   Второе показалось ему надежнее. Он снял карабин с предохранителя, засунул его под мышку, чиркнул спичкой и бросил ее в камин.
   Крошечный язычок желтого пламени за несколько секунд превратился в ревущее пламя. Раздался металлический щелчок, а потом что-то черное свалилось в огонь и с яростью разъяренной кошки метнулось к нему.