Страница:
– Это Ли Мубай, – пояснил Маффео, и в голосе его слышались радость и то же благоговение. – Он тебя вчера обследовал и пришел справиться о твоем самочувствии.
– Он врач? – И тут же почувствовала неловкость за свой вопрос.
Естественно, если обследовал ее. Но ей не удается представить, что этот человек занимается такой банальной и будничной профессией. Скажи Маффео, что это далай-лама или сам Гаутама Будда, – меньше удивилась бы.
– Да, – ответил Маффео. – Но Ли Мубай не просто врач. Он также ученый, знаком с учением Будды и…
– Кто я и чем занимаюсь, не имеет никакого значения, – с улыбкой перебил его врач.
Он сказал это по-арабски, показывая свое дружественное расположение. Беатриче уловила, что язык этот ему непривычен: он произносит слова медленно, с сильным акцентом, с трудом их подбирает и расставляет.
– Важно только одно: что я могу для тебя сделать. Как ты себя чувствуешь?
– Неплохо, – пробормотала Беатриче.
Как же к нему обращаться? Не надо ли поклониться, назвать его мастером или подобрать какой-то другой почетный титул.
– Ты плакала? – ласково осведомился он.
– Да, – призналась она и покраснела, смутившись, быстро вытерла щеки. – На меня вдруг нахлынуло… А потом не удалось сдержаться. Слезы сами лились, и я…
– Тебе нет нужды просить об извинении, – молвил он с приятным, легким акцентом и улыбнулся ей.
Беатриче казалось, что она может часами слушать его…
– Это очень хорошо, что плакала. Слезы – признак, что весь скопившийся в тебе холод и напряжение растопились и твое чи снова свободно и может циркулировать по телу. – В глазах у него мелькнул веселый огонек. – Мой учитель, мудрейший, уважаемый Ли Юй, часто повторял: «Слезы – это влага от таяния снегов, стекающая с весенних гор».
Она с удивлением уставилась на врача: неужели она думала вслух?.. Почему он выбрал именно это сравнение, только что мелькнувшее у нее в голове? Может быть, он читает чужие мысли? Или это чистая случайность, одна из многих?
– Рассказал ли тебе достопочтенный Маффео Поло, где ты находишься и как сюда попала?
– Нет, пока не рассказал.
Уверенная, что оказалась тут лишь благодаря камню Фатимы, Беатриче сочла излишним задавать этот вопрос. Если Ли Мубай и удивился, то виду не показал.
– Маффео в свое время расскажет обо всем. – И взял ее правую руку.
Она чувствовала, как меняется нажим его пальцев, когда он щупает пульс. Но вот он выпустил руку и проверил пульс на левой руке. Зачем он это делает? Не думает же, что частота пульса на левой руке отличается от пульса на правой?
– Высунь, пожалуйста, язык!
И стал рассматривать ее язык, словно пытаясь отыскать так разгадку всех тайн мироздания. Наконец встал и почтительно поклонился.
– Я пропишу лекарство. Ты должна трижды в день принимать чай, приготовленный по моему рецепту, разбавляя его кипятком. Избегай сладкого и холодного. Сейчас для тебя лучшая еда – теплые каши и супы. Если захочешь, можно подняться с постели и походить по комнате. Но недолго, чтобы не запыхаться. Через три дня я снова приду.
Беатриче не знала, что ответить. Ведь Ли Мубай по-настоящему ее не обследовал. Даже в горло не заглянул, не говоря уже о том, что не прикоснулся к животу, не спросил, есть ли у нее жалобы. Как он определил, какие ей нужны лекарства? Может, стоит рассказать ему о схватках?
– Я беременна, – напомнила она. – Не знаю, что вы…
Он приветливо улыбнулся ей.
– Поверь, с твоим ребенком все в порядке. Если будешь принимать лекарство, как я прописал, маленький тигр больше не станет преждевременно рваться на свет. Пусть спит, пока не пробьет его час. – И поклонился.
Маффео проводил врача до двери. Пока мужчины о чем-то тихо говорили на своем странном языке, Беатриче задумалась над словами, сказанными Ли Мубаем. Откуда он знает, что у нее преждевременные схватки? Как догадался, даже не обследовав ее? Что же, он ясновидец? Погрузившись в свои мысли, она не заметила, как подошел Маффео.
– Ли Мубай передаст травы со слугой. Перед обедом ты уже сможешь принять лекарство.
– Спасибо, – рассеянно поблагодарила она.
Только сейчас ей пришло в голову, что Ли Мубай уже был здесь и, верно, осмотрел ее. Значит, никакой загадки и чародейства нет… Все так, как часто бывает во врачебной практике, И она почувствовала облегчение. Лишь в глубине души осталось подсознательное легкое разочарование: намного интереснее лично на себе испытать волшебство и телепатию.
– Что еще я могу для тебя сделать? – спросил Маффео.
– Спасибо. Ничего не надо. Хотя… есть одно пожелание. Ты можешь кое-что сделать для меня. – Снова вспомнила, что не задала ему всех вопросов, вполне уместных в ее положении. – Ты мне еще не рассказал, где я нахожусь и как сюда попала?
– Понимаешь ли, я…
Беатриче немного отодвинулась и похлопала ладонью о край кровати.
– Пожалуйста, сядь со мною рядом. Так легче разговаривать.
Маффео улыбнулся.
– Сразу видно, что ты не из Шангду, а с другого конца света. Ни одна китаянка или монголка не позволила бы малознакомому мужчине сесть на ее постель. Тем более если он чужестранец.
Беатриче почувствовала, что краснеет.
– Прости меня, я не хотела нарушить ваши обычаи.
– Нет-нет, не думай так. В твоем жесте нет ничего дурного. Он напомнил мне о родине и о детстве.
Маффео, улыбаясь, присел на край ее кровати, и ей показалось, что он вдруг снова погрустнел.
– Мы с моим братом Никколо и моим другом Джинкимом, братом и наследником великого хана, были на охоте. Тебя увидели в степи. Лежишь на холоде, в траве – беспомощная, одна-одинешенька. Далеко вокруг ни деревень, ни караванного пути. Не знали, что с тобой и делать, куда доставить. Вот и привезли в Шангду. Здесь ты сейчас и находишься – во дворце великого и всемогущего Хубилай-хана.
Беатриче перевела дух – чудо все-таки произошло. Катапультировалась, можно сказать, на одну из страниц мировой истории. Марко Поло, Хубилай-хан… звучит настолько фантастично, что не верится – неужели это наяву? Такое еще невероятнее, чем лично встретиться с Авиценной. И все-таки она здесь: лежит на китайской кровати и говорит с человеком, который утверждает, что он дядя Марко Поло. Безумие!
– А вам известно, как я здесь очутилась? – спросила она, едва опомнившись от услышанного.
– Известно ли это нам? Нет. – Маффео, улыбаясь, покачал головой. – У каждого из нас троих есть свое мнение, каким образом благородно одетая женщина европейского вида, к тому же беременная, попала туда, где мы ее нашли. Джинким считает это колдовством, проделками демонов. Никколо думает, что ты дама из свиты великого хана – сбежала или похищена работорговцами.
И он весело покачал головой, показывая всем своим видом, что всерьез не принимает ни одну из этих версий.
– А ты, Маффео, что ты лично думаешь об этом?
Беатриче напряженно ожидала, что он ответит, – сердце едва не вырывалось из груди. Она сжимала руки, чтобы Маффео не заметил, как они дрожат. Сама не зная почему, считала крайне важным его мнение.
Может быть, все дело в его отеческом отношении к ней, поэтому так хочется услышать его ответ? Но в глубине души понимала: нет, это не единственная причина ее волнения.
Маффео долго смотрел на нее. Под его взглядом она чувствовала себя прозрачным стеклом или пациентом на приеме у рентгенолога, пришедшим узнать, нет ли у него туберкулеза. Глаза его и впрямь напоминают рентгеновский аппарат. Уверена – если бы в душе у нее обнаружилось небольшое скрытое пятно или малейшее затемнение, о котором сама она даже не догадывалась, Маффео его сразу определил бы. Наверное, так Иисус распознал Иуду Искариота во время Тайной вечери, предугадав его предательство еще до того, как Иуда его задумал.
Не говоря ни слова и ни на секунду не отводя от нее глаз, Маффео опустил руку в карман широкой блузы и достал оттуда какой-то предмет. С трудом оторвавшись от его взгляда, Беатриче посмотрела вниз – и обомлела: вокруг все снова пришло в движение. Невидимая рука подбросила ее кровать к потолку, и она повисла в воздухе. У Беатриче перехватило дух: на ладони Маффео спокойно, как высокогорное озеро, лежал синий прозрачный сапфир – камень Фатимы…
– Как… – с трудом выдавила она, словно очнувшись от многочасового забытья, – откуда у тебя камень и…
– Не будем сейчас об этом, – прервал ее Маффео, вложил камень ей в ладонь и бережно зажал пальцы. – У нас впереди много времени. А сейчас тебе надо отдохнуть. – Он поднялся и направился к двери. – Когда принесут травы, я сразу передам тебе. Что-нибудь понадобится – крикни или хлопни в ладоши. Старая китаянка Минг, одна из моих служанок, немедленно исполнит все, что ты прикажешь. Только наберись терпения. Старуха туго соображает и плохо говорит по-арабски, так что возможны всякие недоразумения… не всегда забавные, иногда очень досадные.
Маффео вышел. Она с удивлением смотрела ему вслед. Но вот взгляд ее устремился на камень Фатимы.
Лежит у нее на ладони, сверкает, словно невидимая рука зажгла его изнутри… Кончиками пальцев она бережно погладила знакомые очертания. Знает ли Маффео, что сапфир – причина того, что она оказалась здесь, среди монгольских степей? Догадывается ли, что она явилась сюда не только из другой части света, но и из другого времени?..
Беатриче вспомнила выражение темно-карих глаз Маффео и решила: нет, не догадывается, а знает!
Раздались шаги и голоса. Кто-то вошел в комнату. Беатриче вздрогнула и села в кровати. Она чувствовала себя скованной и разбитой, язык прилипал к гортани, как будто во рту долго-долго не было ни маковой росинки. Увидев Маффео, она испугалась. Почему он вернулся так скоро – ведь только что ушел…
У нее тысячи вопросов к Маффео. Но их надо задавать, оставаясь в этом времени – в Средневековье. Если возникнет малейшее подозрение, что она из другого времени, – ее сожгут на костре как ведьму. Такая судьба ей уготована в средневековой Европе. О том, как обошлись бы с ведьмой славящиеся своей жестокостью монголы в царстве Хубилая, страшно и думать. В рассказах о нем и его преемниках, содержащихся в исторических книгах, превзойдены все ужасы средневекового мракобесия в Европе. Если уж монголы пытали кого-то, то о сожжении на костре можно было только мечтать.
Как избежать такой участи? До прихода Маффео надо тщательно все взвесить: что говорить, о чем молчать. Ни в коем случае не говорить больше того, что ему можно знать, и то, что вызовет у него хоть какое-то подозрение. Да, но вряд ли это удастся!
Что-то трудно стало сидеть в постели… Беатриче прилегла, погрузившись в размышления, ненадолго задремала. А когда очнулась, увидела: у ее постели стоит улыбающийся Маффео.
– Вот твое лекарство! – И он протянул ей изумительную по красоте чашку из зеленого фарфора – в ней дымилась какая-то жидкость.
Судя по всему, то самое таинственное снадобье – Ли Мубай прислал. Немного помедлив, она приняла чашку. В памяти вдруг всплыли сведения, почерпнутые из статей в не вызывающей особого доверия литературе, – о невероятных лекарственных смесях, применяемых в традиционной китайской медицине.
В состав их входили вытяжки из трав, грибов и еще каких-то немыслимых ингредиентов. Все это смахивало на средневековую колдовскую кухню. Никто не рассматривал эти рецепты как результат исследований, проводимых серьезной медицинской наукой. При одном их чтении сводило скулы. С ужасом воспринимала она описания снадобий, приготовляемых из молотого рога носорога, яичек тигра, из морского конька, саранчи, сушеных жуков, раковин моллюсков… В некоторых рецептах использовалась даже медвежья моча…
Беатриче подозрительно рассматривала мутный, почти черный напиток: нет, ничего похожего на жучков, морских коньков и прочих тварей… Скорее всего, отвар процежен. В конце концов, если что-то попадется, она не станет разжевывать, а выпьет все залпом…
Однако выпить зелье оказалось нелегко. Некоторое время назад в одном медицинском журнале появилась статья о китайских лечебных травах. Тогда она лишь пробежала ее глазами – не интересовалась проблемами так называемой парамедицины, по выражению коллеги Томаса. И вот сейчас, совсем некстати, вспомнила: там говорилось еще о нарушениях в работе почек и печени после приема китайских трав. Так что ничего хорошего ожидать не приходится. К тому же беременность…
– Выпей, даже если тебе противно! – Маффео ободряюще улыбнулся. – Запах и вкус и правда необычные. Но ты привыкнешь. Это хорошее лекарство, поверь мне. Отвары, приготовленные Ли Мубаем, не раз мне помогали справиться с недугом. Как прописал мастер, его надо пить в горячем виде, чтобы дать растечься по твоему чи. Выпей!
Беатриче с сомнением посмотрела на него. Здешние люди, естественно, верят в целительную силу трав – не знают ничего лучшего. Но она-то из двадцать первого века: знакома с антибиотиками, противовоспалительными, болеутоляющими средствами и даже родовыми ингибиторами. А ей предлагают испробовать на себе эту дикую фитотерапию…
– Пожалуйста, Беатриче! Ты не поправишься, если не выпьешь этот чай.
Она медлила, понимая, что волей-неволей придется выпить это варево, хотя бы из вежливости. А потом как-нибудь вывернется, не будет пить до конца.
Сделав над собой усилие, она поднесла чашку ко рту и сделала глубокий вдох. Удивительно – от напитка не исходит запахов мокрой плесени или тухлой рыбы, чего она ожидала. У снадобья незнакомый, но интересный и приятный аромат… Осторожно сделав первый глоток, она поразилась отличному вкусу напитка. Больше всего напоминает бульон, приправленный карри. Еще один глоток – и совсем новый, ни с чем не сравнимый вкус: в нем всего понемногу… Очень скоро чашка опустела.
Беатриче сразу ощутила на себе благотворное действие лекарства. Казалось, каждая клеточка ее тела впитывает его, подобно кактусу в пустыне, жадно, быстро поглощающему капли редкого дождя. Она протянула Маффео пустую чашку, борясь с желанием попросить еще одну.
– Вот и хорошо! – Маффео сиял, словно вытянул счастливый билет в лотерее.
Можно во всем довериться ему, поняла Беатриче. Он единственный на этом свете, кому она готова рассказать всю правду, он поймет ее. Между ними установилась прочая невидимая связь, возникшая с самого первого мгновения, – неосознанная, но ясно ощутимая.
– Я должна поговорить с тобой, Маффео!
Его лицо на миг приобрело серьезное выражение.
– Знаю. – И показал на край кровати. – Можно?
– Конечно.
– А у тебя хватит сил? Подумай, разговор непростой для нас обоих. Тебе и мне придется узнать то, что нас сильно взволнует, потрясет, а может быть, даже испугает. Ты готова к этому?
Она задумалась, а он ждал молча.
– Думаю, что готова!
– Хорошо. – Маффео испытующе и в то же время ласково взглянул на нее. – Могу я задать тебе первый вопрос?
Беатриче кивнула.
– В каком году ты родилась?
Она смутилась, задумалась: какую дату назвать? Например, 1235 год? Конечно, это рискованно: дата неправдоподобно уменьшит или, наоборот, увеличит ее возраст… Ведь она не знает точно, какой год здесь. Нет, сказать надо правду. Почему – не может объяснить, просто интуитивно чувствует, что так нужно.
– В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году нового летосчисления, – спокойно, четко проговорила она.
Он закрыл глаза и побледнел.
– Боже всемогущий!..
– Знаю, в это трудно поверить.
Беатриче вдруг испугалась своих слов – Маффео, кажется, вот-вот хватит удар. Цвет лица у него меняется от бледного до пурпурного, на лбу выступили капельки пота, тяжело дышит… Она взяла его руку, нащупала пульс, который страшно участился, сделался слабым. А у нее нет ничего под рукой: ни тонометра, ни нитроглицерина, ни адреналина – ровным счетом ничего. Фатальная ассоциация с Бухарой…
– Маффео, тебе дурно? Что с тобой?
– Все в порядке. – Он ладонью вытирал со лба капли пота.
– Это правда, Маффео?
– Да-да, все хорошо.
Он выглянул в окно. Лицо его окаменело, лишь в уголке левого глаза подергивался нерв, выдавая волнение. Беатриче растерялась, не зная, что делать и говорить.
– Как ты сказала? – Маффео медленно повторил дату: – Одна тысяча… – голос дрожал, – девятьсот шестьдесят девятый? – В полной растерянности замотал головой. – Ожидал всего, но такое… – Он глубоко вздохнул. – Хотя, честно признаться, догадывался – с того самого момента, как увидел у тебя в руке камень. Сразу понял, что ты явилась не просто из другой части света, но… вероятно, из будущего. Он помолчал, перевел дух. – К такой цифре, правда, не был готов. Помилуй, Господи… ведь между нами шесть столетий!..
Беатриче облегченно вздохнула – Маффео пришел в себя, кризис миновал. Пульс успокоился, лицо приобрело нормальный цвет.
– Прости, Маффео, я поступила неосторожно. Мне надо было… – И умолкла: до нее только сейчас дошел истинный смысл его слов.
Вспомнила Мирват, любимую жену эмира Бухары: как пыталась объяснить ей, что явилась к ним из будущего. С молодой женщиной тогда случилась истерика. Она разразилась бранью, обозвала Беатриче лгуньей и ведьмой – естественная реакция на столь экстравагантное, да просто безумное утверждение.
Маффео реагирует совсем иначе. Сказал даже, что ожидал всего, но не такого… Она нахмурилась.
– Тебя совсем не поразили мои слова?
– Нет, совсем не поразили. Хотя…
– Но, Маффео…
– Думаю, сейчас моя очередь кое-что тебе рассказать. – На лице его мелькнула смущенная улыбка. – Когда мы тебя нашли и я увидел в твоей руке камень Фатимы, то чуть было не согласился с Никколо. Подумал, что ты женщина из свиты хана: сбежала, украв сапфир – мой сапфир.
– Твой сапфир?! – вскричала Беатриче. – Ты хочешь сказать…
– Прости, что заподозрил тебя, – он покраснел, – пусть на один миг… Но вот я взял сапфир в руки – и понял, что ошибся. Это другой камень, хотя на первый взгляд похож на мой, как одно яйцо на другое. Я сделал вывод, что ты его хранительница, как я хранитель моего. Вот почему и понял, что камень Фатимы принес тебя сюда из другого времени…
– Это значит, что ты тоже… испытал нечто подобное?
Маффео посмотрел на нее – в его взгляде отразились знания и опыт, выходящие за рамки обычной человеческой жизни. Она знала, что он ответит, еще до того, как он открыл рот.
– Да, это так. Я тоже познал на себе могущество и мудрость камня.
На мгновение она растерялась, не зная, что сказать. Тысячи мыслей хаотично заметались в голове… не знаешь, за какую ухватиться. И вдруг в этом хаосе возникло светлое пятно – теплое, ласковое, – и вокруг него сконцентрировались все мысли, все вопросы и ответы, выстроившись в четкую, ясную картину. В ее воображении картина эта приобрела форму глаза.
– Значит, существует несколько камней? – По спине у нее пробежали мурашки. – До сих пор я думала, что это всего лишь легенда.
– Понимаю, – кивнул Маффео, – до этого я тоже не верил. Во всяком случае, серьезно не верил.
– А потом… – Беатриче задумалась. – Ты можешь показать мне свой камень? Если это части одного глаза, они должны точно подойти друг к другу.
– Необязательно. Никто не знает, сколько вообще осколков «глаза Фатимы» существует в мире. Их могут быть сотни. Кроме того, мой камень хранится в другом месте – не во дворце, некоторое время назад я надежно спрятал его. А почему – это длинная и грустная история. – Он замолчал и попросил его извинить – надо собраться с мыслями. Потом продолжал: – Тебе, наверное, известно, что камень Фатимы способен принести много добра. Но самый яркий свет бросает самую черную тень. «Глаз Фатимы», к сожалению, будит в некоторых людях низменные инстинкты – алчность, зависть, тщеславие. Когда-нибудь все тебе расскажу, но не сегодня. На первый раз достаточно. Нам предстоит еще осмыслить то, что мы узнали друг от друга. Кроме того, ты не совсем окрепла и должна отдохнуть.
О боже, Маффео хочет прервать разговор на самом интересном месте?! Не может быть!
– Но нам так много надо рассказать друг другу! Неужели у тебя нет наболевших вопросов – таких, которыми хотелось бы поделиться? Разве ты не хочешь узнать, что мне пришлось пережить с этим камнем? Тебе неинтересно? Хотя бы чуть-чуть…
Маффео ласково улыбнулся и покачал головой. Очень он сейчас похож на Ли Мубая… Долгие годы, проведенные на Востоке, видимо, сильно подействовали на него.
– Любопытство не самый лучший советчик. Как часто оно подводит человека к очень опасной черте…
– Но, Маффео, мы с тобой…
– Поэтому давай прервемся, хорошенько обдумаем и осмыслим все происходящее. Тогда легче станет понять главное. – И успокаивающе тронул ее за плечо. – Я знаю: европейцы часто бывают нетерпеливыми, как дети. Хотят все и сразу, не умеют ждать, торопят события. Наша сила – в выдержке и спокойствии. Поживешь здесь дольше – сама все поймешь. – Он по-доброму улыбнулся, поднялся, произнес несколько торжественно: – Сейчас я ухожу, Беатриче, и оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Тебе надо привыкнуть к новой жизни. А я вернусь и принесу тебе лекарство. Завтра, когда наступит новый день, мы обязательно продолжим разговор. – И медленно вышел.
Она смотрела ему вслед, испытывая смешанное чувство ярости и отчаяния. Что ж, ничего не поделаешь… Да, ей так необходимо продолжить разговор прямо сейчас! Но переубедить Маффео невозможно. Остается думать и ждать завтрашнего дня.
V
– Он врач? – И тут же почувствовала неловкость за свой вопрос.
Естественно, если обследовал ее. Но ей не удается представить, что этот человек занимается такой банальной и будничной профессией. Скажи Маффео, что это далай-лама или сам Гаутама Будда, – меньше удивилась бы.
– Да, – ответил Маффео. – Но Ли Мубай не просто врач. Он также ученый, знаком с учением Будды и…
– Кто я и чем занимаюсь, не имеет никакого значения, – с улыбкой перебил его врач.
Он сказал это по-арабски, показывая свое дружественное расположение. Беатриче уловила, что язык этот ему непривычен: он произносит слова медленно, с сильным акцентом, с трудом их подбирает и расставляет.
– Важно только одно: что я могу для тебя сделать. Как ты себя чувствуешь?
– Неплохо, – пробормотала Беатриче.
Как же к нему обращаться? Не надо ли поклониться, назвать его мастером или подобрать какой-то другой почетный титул.
– Ты плакала? – ласково осведомился он.
– Да, – призналась она и покраснела, смутившись, быстро вытерла щеки. – На меня вдруг нахлынуло… А потом не удалось сдержаться. Слезы сами лились, и я…
– Тебе нет нужды просить об извинении, – молвил он с приятным, легким акцентом и улыбнулся ей.
Беатриче казалось, что она может часами слушать его…
– Это очень хорошо, что плакала. Слезы – признак, что весь скопившийся в тебе холод и напряжение растопились и твое чи снова свободно и может циркулировать по телу. – В глазах у него мелькнул веселый огонек. – Мой учитель, мудрейший, уважаемый Ли Юй, часто повторял: «Слезы – это влага от таяния снегов, стекающая с весенних гор».
Она с удивлением уставилась на врача: неужели она думала вслух?.. Почему он выбрал именно это сравнение, только что мелькнувшее у нее в голове? Может быть, он читает чужие мысли? Или это чистая случайность, одна из многих?
– Рассказал ли тебе достопочтенный Маффео Поло, где ты находишься и как сюда попала?
– Нет, пока не рассказал.
Уверенная, что оказалась тут лишь благодаря камню Фатимы, Беатриче сочла излишним задавать этот вопрос. Если Ли Мубай и удивился, то виду не показал.
– Маффео в свое время расскажет обо всем. – И взял ее правую руку.
Она чувствовала, как меняется нажим его пальцев, когда он щупает пульс. Но вот он выпустил руку и проверил пульс на левой руке. Зачем он это делает? Не думает же, что частота пульса на левой руке отличается от пульса на правой?
– Высунь, пожалуйста, язык!
И стал рассматривать ее язык, словно пытаясь отыскать так разгадку всех тайн мироздания. Наконец встал и почтительно поклонился.
– Я пропишу лекарство. Ты должна трижды в день принимать чай, приготовленный по моему рецепту, разбавляя его кипятком. Избегай сладкого и холодного. Сейчас для тебя лучшая еда – теплые каши и супы. Если захочешь, можно подняться с постели и походить по комнате. Но недолго, чтобы не запыхаться. Через три дня я снова приду.
Беатриче не знала, что ответить. Ведь Ли Мубай по-настоящему ее не обследовал. Даже в горло не заглянул, не говоря уже о том, что не прикоснулся к животу, не спросил, есть ли у нее жалобы. Как он определил, какие ей нужны лекарства? Может, стоит рассказать ему о схватках?
– Я беременна, – напомнила она. – Не знаю, что вы…
Он приветливо улыбнулся ей.
– Поверь, с твоим ребенком все в порядке. Если будешь принимать лекарство, как я прописал, маленький тигр больше не станет преждевременно рваться на свет. Пусть спит, пока не пробьет его час. – И поклонился.
Маффео проводил врача до двери. Пока мужчины о чем-то тихо говорили на своем странном языке, Беатриче задумалась над словами, сказанными Ли Мубаем. Откуда он знает, что у нее преждевременные схватки? Как догадался, даже не обследовав ее? Что же, он ясновидец? Погрузившись в свои мысли, она не заметила, как подошел Маффео.
– Ли Мубай передаст травы со слугой. Перед обедом ты уже сможешь принять лекарство.
– Спасибо, – рассеянно поблагодарила она.
Только сейчас ей пришло в голову, что Ли Мубай уже был здесь и, верно, осмотрел ее. Значит, никакой загадки и чародейства нет… Все так, как часто бывает во врачебной практике, И она почувствовала облегчение. Лишь в глубине души осталось подсознательное легкое разочарование: намного интереснее лично на себе испытать волшебство и телепатию.
– Что еще я могу для тебя сделать? – спросил Маффео.
– Спасибо. Ничего не надо. Хотя… есть одно пожелание. Ты можешь кое-что сделать для меня. – Снова вспомнила, что не задала ему всех вопросов, вполне уместных в ее положении. – Ты мне еще не рассказал, где я нахожусь и как сюда попала?
– Понимаешь ли, я…
Беатриче немного отодвинулась и похлопала ладонью о край кровати.
– Пожалуйста, сядь со мною рядом. Так легче разговаривать.
Маффео улыбнулся.
– Сразу видно, что ты не из Шангду, а с другого конца света. Ни одна китаянка или монголка не позволила бы малознакомому мужчине сесть на ее постель. Тем более если он чужестранец.
Беатриче почувствовала, что краснеет.
– Прости меня, я не хотела нарушить ваши обычаи.
– Нет-нет, не думай так. В твоем жесте нет ничего дурного. Он напомнил мне о родине и о детстве.
Маффео, улыбаясь, присел на край ее кровати, и ей показалось, что он вдруг снова погрустнел.
– Мы с моим братом Никколо и моим другом Джинкимом, братом и наследником великого хана, были на охоте. Тебя увидели в степи. Лежишь на холоде, в траве – беспомощная, одна-одинешенька. Далеко вокруг ни деревень, ни караванного пути. Не знали, что с тобой и делать, куда доставить. Вот и привезли в Шангду. Здесь ты сейчас и находишься – во дворце великого и всемогущего Хубилай-хана.
Беатриче перевела дух – чудо все-таки произошло. Катапультировалась, можно сказать, на одну из страниц мировой истории. Марко Поло, Хубилай-хан… звучит настолько фантастично, что не верится – неужели это наяву? Такое еще невероятнее, чем лично встретиться с Авиценной. И все-таки она здесь: лежит на китайской кровати и говорит с человеком, который утверждает, что он дядя Марко Поло. Безумие!
– А вам известно, как я здесь очутилась? – спросила она, едва опомнившись от услышанного.
– Известно ли это нам? Нет. – Маффео, улыбаясь, покачал головой. – У каждого из нас троих есть свое мнение, каким образом благородно одетая женщина европейского вида, к тому же беременная, попала туда, где мы ее нашли. Джинким считает это колдовством, проделками демонов. Никколо думает, что ты дама из свиты великого хана – сбежала или похищена работорговцами.
И он весело покачал головой, показывая всем своим видом, что всерьез не принимает ни одну из этих версий.
– А ты, Маффео, что ты лично думаешь об этом?
Беатриче напряженно ожидала, что он ответит, – сердце едва не вырывалось из груди. Она сжимала руки, чтобы Маффео не заметил, как они дрожат. Сама не зная почему, считала крайне важным его мнение.
Может быть, все дело в его отеческом отношении к ней, поэтому так хочется услышать его ответ? Но в глубине души понимала: нет, это не единственная причина ее волнения.
Маффео долго смотрел на нее. Под его взглядом она чувствовала себя прозрачным стеклом или пациентом на приеме у рентгенолога, пришедшим узнать, нет ли у него туберкулеза. Глаза его и впрямь напоминают рентгеновский аппарат. Уверена – если бы в душе у нее обнаружилось небольшое скрытое пятно или малейшее затемнение, о котором сама она даже не догадывалась, Маффео его сразу определил бы. Наверное, так Иисус распознал Иуду Искариота во время Тайной вечери, предугадав его предательство еще до того, как Иуда его задумал.
Не говоря ни слова и ни на секунду не отводя от нее глаз, Маффео опустил руку в карман широкой блузы и достал оттуда какой-то предмет. С трудом оторвавшись от его взгляда, Беатриче посмотрела вниз – и обомлела: вокруг все снова пришло в движение. Невидимая рука подбросила ее кровать к потолку, и она повисла в воздухе. У Беатриче перехватило дух: на ладони Маффео спокойно, как высокогорное озеро, лежал синий прозрачный сапфир – камень Фатимы…
– Как… – с трудом выдавила она, словно очнувшись от многочасового забытья, – откуда у тебя камень и…
– Не будем сейчас об этом, – прервал ее Маффео, вложил камень ей в ладонь и бережно зажал пальцы. – У нас впереди много времени. А сейчас тебе надо отдохнуть. – Он поднялся и направился к двери. – Когда принесут травы, я сразу передам тебе. Что-нибудь понадобится – крикни или хлопни в ладоши. Старая китаянка Минг, одна из моих служанок, немедленно исполнит все, что ты прикажешь. Только наберись терпения. Старуха туго соображает и плохо говорит по-арабски, так что возможны всякие недоразумения… не всегда забавные, иногда очень досадные.
Маффео вышел. Она с удивлением смотрела ему вслед. Но вот взгляд ее устремился на камень Фатимы.
Лежит у нее на ладони, сверкает, словно невидимая рука зажгла его изнутри… Кончиками пальцев она бережно погладила знакомые очертания. Знает ли Маффео, что сапфир – причина того, что она оказалась здесь, среди монгольских степей? Догадывается ли, что она явилась сюда не только из другой части света, но и из другого времени?..
Беатриче вспомнила выражение темно-карих глаз Маффео и решила: нет, не догадывается, а знает!
Раздались шаги и голоса. Кто-то вошел в комнату. Беатриче вздрогнула и села в кровати. Она чувствовала себя скованной и разбитой, язык прилипал к гортани, как будто во рту долго-долго не было ни маковой росинки. Увидев Маффео, она испугалась. Почему он вернулся так скоро – ведь только что ушел…
У нее тысячи вопросов к Маффео. Но их надо задавать, оставаясь в этом времени – в Средневековье. Если возникнет малейшее подозрение, что она из другого времени, – ее сожгут на костре как ведьму. Такая судьба ей уготована в средневековой Европе. О том, как обошлись бы с ведьмой славящиеся своей жестокостью монголы в царстве Хубилая, страшно и думать. В рассказах о нем и его преемниках, содержащихся в исторических книгах, превзойдены все ужасы средневекового мракобесия в Европе. Если уж монголы пытали кого-то, то о сожжении на костре можно было только мечтать.
Как избежать такой участи? До прихода Маффео надо тщательно все взвесить: что говорить, о чем молчать. Ни в коем случае не говорить больше того, что ему можно знать, и то, что вызовет у него хоть какое-то подозрение. Да, но вряд ли это удастся!
Что-то трудно стало сидеть в постели… Беатриче прилегла, погрузившись в размышления, ненадолго задремала. А когда очнулась, увидела: у ее постели стоит улыбающийся Маффео.
– Вот твое лекарство! – И он протянул ей изумительную по красоте чашку из зеленого фарфора – в ней дымилась какая-то жидкость.
Судя по всему, то самое таинственное снадобье – Ли Мубай прислал. Немного помедлив, она приняла чашку. В памяти вдруг всплыли сведения, почерпнутые из статей в не вызывающей особого доверия литературе, – о невероятных лекарственных смесях, применяемых в традиционной китайской медицине.
В состав их входили вытяжки из трав, грибов и еще каких-то немыслимых ингредиентов. Все это смахивало на средневековую колдовскую кухню. Никто не рассматривал эти рецепты как результат исследований, проводимых серьезной медицинской наукой. При одном их чтении сводило скулы. С ужасом воспринимала она описания снадобий, приготовляемых из молотого рога носорога, яичек тигра, из морского конька, саранчи, сушеных жуков, раковин моллюсков… В некоторых рецептах использовалась даже медвежья моча…
Беатриче подозрительно рассматривала мутный, почти черный напиток: нет, ничего похожего на жучков, морских коньков и прочих тварей… Скорее всего, отвар процежен. В конце концов, если что-то попадется, она не станет разжевывать, а выпьет все залпом…
Однако выпить зелье оказалось нелегко. Некоторое время назад в одном медицинском журнале появилась статья о китайских лечебных травах. Тогда она лишь пробежала ее глазами – не интересовалась проблемами так называемой парамедицины, по выражению коллеги Томаса. И вот сейчас, совсем некстати, вспомнила: там говорилось еще о нарушениях в работе почек и печени после приема китайских трав. Так что ничего хорошего ожидать не приходится. К тому же беременность…
– Выпей, даже если тебе противно! – Маффео ободряюще улыбнулся. – Запах и вкус и правда необычные. Но ты привыкнешь. Это хорошее лекарство, поверь мне. Отвары, приготовленные Ли Мубаем, не раз мне помогали справиться с недугом. Как прописал мастер, его надо пить в горячем виде, чтобы дать растечься по твоему чи. Выпей!
Беатриче с сомнением посмотрела на него. Здешние люди, естественно, верят в целительную силу трав – не знают ничего лучшего. Но она-то из двадцать первого века: знакома с антибиотиками, противовоспалительными, болеутоляющими средствами и даже родовыми ингибиторами. А ей предлагают испробовать на себе эту дикую фитотерапию…
– Пожалуйста, Беатриче! Ты не поправишься, если не выпьешь этот чай.
Она медлила, понимая, что волей-неволей придется выпить это варево, хотя бы из вежливости. А потом как-нибудь вывернется, не будет пить до конца.
Сделав над собой усилие, она поднесла чашку ко рту и сделала глубокий вдох. Удивительно – от напитка не исходит запахов мокрой плесени или тухлой рыбы, чего она ожидала. У снадобья незнакомый, но интересный и приятный аромат… Осторожно сделав первый глоток, она поразилась отличному вкусу напитка. Больше всего напоминает бульон, приправленный карри. Еще один глоток – и совсем новый, ни с чем не сравнимый вкус: в нем всего понемногу… Очень скоро чашка опустела.
Беатриче сразу ощутила на себе благотворное действие лекарства. Казалось, каждая клеточка ее тела впитывает его, подобно кактусу в пустыне, жадно, быстро поглощающему капли редкого дождя. Она протянула Маффео пустую чашку, борясь с желанием попросить еще одну.
– Вот и хорошо! – Маффео сиял, словно вытянул счастливый билет в лотерее.
Можно во всем довериться ему, поняла Беатриче. Он единственный на этом свете, кому она готова рассказать всю правду, он поймет ее. Между ними установилась прочая невидимая связь, возникшая с самого первого мгновения, – неосознанная, но ясно ощутимая.
– Я должна поговорить с тобой, Маффео!
Его лицо на миг приобрело серьезное выражение.
– Знаю. – И показал на край кровати. – Можно?
– Конечно.
– А у тебя хватит сил? Подумай, разговор непростой для нас обоих. Тебе и мне придется узнать то, что нас сильно взволнует, потрясет, а может быть, даже испугает. Ты готова к этому?
Она задумалась, а он ждал молча.
– Думаю, что готова!
– Хорошо. – Маффео испытующе и в то же время ласково взглянул на нее. – Могу я задать тебе первый вопрос?
Беатриче кивнула.
– В каком году ты родилась?
Она смутилась, задумалась: какую дату назвать? Например, 1235 год? Конечно, это рискованно: дата неправдоподобно уменьшит или, наоборот, увеличит ее возраст… Ведь она не знает точно, какой год здесь. Нет, сказать надо правду. Почему – не может объяснить, просто интуитивно чувствует, что так нужно.
– В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году нового летосчисления, – спокойно, четко проговорила она.
Он закрыл глаза и побледнел.
– Боже всемогущий!..
– Знаю, в это трудно поверить.
Беатриче вдруг испугалась своих слов – Маффео, кажется, вот-вот хватит удар. Цвет лица у него меняется от бледного до пурпурного, на лбу выступили капельки пота, тяжело дышит… Она взяла его руку, нащупала пульс, который страшно участился, сделался слабым. А у нее нет ничего под рукой: ни тонометра, ни нитроглицерина, ни адреналина – ровным счетом ничего. Фатальная ассоциация с Бухарой…
– Маффео, тебе дурно? Что с тобой?
– Все в порядке. – Он ладонью вытирал со лба капли пота.
– Это правда, Маффео?
– Да-да, все хорошо.
Он выглянул в окно. Лицо его окаменело, лишь в уголке левого глаза подергивался нерв, выдавая волнение. Беатриче растерялась, не зная, что делать и говорить.
– Как ты сказала? – Маффео медленно повторил дату: – Одна тысяча… – голос дрожал, – девятьсот шестьдесят девятый? – В полной растерянности замотал головой. – Ожидал всего, но такое… – Он глубоко вздохнул. – Хотя, честно признаться, догадывался – с того самого момента, как увидел у тебя в руке камень. Сразу понял, что ты явилась не просто из другой части света, но… вероятно, из будущего. Он помолчал, перевел дух. – К такой цифре, правда, не был готов. Помилуй, Господи… ведь между нами шесть столетий!..
Беатриче облегченно вздохнула – Маффео пришел в себя, кризис миновал. Пульс успокоился, лицо приобрело нормальный цвет.
– Прости, Маффео, я поступила неосторожно. Мне надо было… – И умолкла: до нее только сейчас дошел истинный смысл его слов.
Вспомнила Мирват, любимую жену эмира Бухары: как пыталась объяснить ей, что явилась к ним из будущего. С молодой женщиной тогда случилась истерика. Она разразилась бранью, обозвала Беатриче лгуньей и ведьмой – естественная реакция на столь экстравагантное, да просто безумное утверждение.
Маффео реагирует совсем иначе. Сказал даже, что ожидал всего, но не такого… Она нахмурилась.
– Тебя совсем не поразили мои слова?
– Нет, совсем не поразили. Хотя…
– Но, Маффео…
– Думаю, сейчас моя очередь кое-что тебе рассказать. – На лице его мелькнула смущенная улыбка. – Когда мы тебя нашли и я увидел в твоей руке камень Фатимы, то чуть было не согласился с Никколо. Подумал, что ты женщина из свиты хана: сбежала, украв сапфир – мой сапфир.
– Твой сапфир?! – вскричала Беатриче. – Ты хочешь сказать…
– Прости, что заподозрил тебя, – он покраснел, – пусть на один миг… Но вот я взял сапфир в руки – и понял, что ошибся. Это другой камень, хотя на первый взгляд похож на мой, как одно яйцо на другое. Я сделал вывод, что ты его хранительница, как я хранитель моего. Вот почему и понял, что камень Фатимы принес тебя сюда из другого времени…
– Это значит, что ты тоже… испытал нечто подобное?
Маффео посмотрел на нее – в его взгляде отразились знания и опыт, выходящие за рамки обычной человеческой жизни. Она знала, что он ответит, еще до того, как он открыл рот.
– Да, это так. Я тоже познал на себе могущество и мудрость камня.
На мгновение она растерялась, не зная, что сказать. Тысячи мыслей хаотично заметались в голове… не знаешь, за какую ухватиться. И вдруг в этом хаосе возникло светлое пятно – теплое, ласковое, – и вокруг него сконцентрировались все мысли, все вопросы и ответы, выстроившись в четкую, ясную картину. В ее воображении картина эта приобрела форму глаза.
– Значит, существует несколько камней? – По спине у нее пробежали мурашки. – До сих пор я думала, что это всего лишь легенда.
– Понимаю, – кивнул Маффео, – до этого я тоже не верил. Во всяком случае, серьезно не верил.
– А потом… – Беатриче задумалась. – Ты можешь показать мне свой камень? Если это части одного глаза, они должны точно подойти друг к другу.
– Необязательно. Никто не знает, сколько вообще осколков «глаза Фатимы» существует в мире. Их могут быть сотни. Кроме того, мой камень хранится в другом месте – не во дворце, некоторое время назад я надежно спрятал его. А почему – это длинная и грустная история. – Он замолчал и попросил его извинить – надо собраться с мыслями. Потом продолжал: – Тебе, наверное, известно, что камень Фатимы способен принести много добра. Но самый яркий свет бросает самую черную тень. «Глаз Фатимы», к сожалению, будит в некоторых людях низменные инстинкты – алчность, зависть, тщеславие. Когда-нибудь все тебе расскажу, но не сегодня. На первый раз достаточно. Нам предстоит еще осмыслить то, что мы узнали друг от друга. Кроме того, ты не совсем окрепла и должна отдохнуть.
О боже, Маффео хочет прервать разговор на самом интересном месте?! Не может быть!
– Но нам так много надо рассказать друг другу! Неужели у тебя нет наболевших вопросов – таких, которыми хотелось бы поделиться? Разве ты не хочешь узнать, что мне пришлось пережить с этим камнем? Тебе неинтересно? Хотя бы чуть-чуть…
Маффео ласково улыбнулся и покачал головой. Очень он сейчас похож на Ли Мубая… Долгие годы, проведенные на Востоке, видимо, сильно подействовали на него.
– Любопытство не самый лучший советчик. Как часто оно подводит человека к очень опасной черте…
– Но, Маффео, мы с тобой…
– Поэтому давай прервемся, хорошенько обдумаем и осмыслим все происходящее. Тогда легче станет понять главное. – И успокаивающе тронул ее за плечо. – Я знаю: европейцы часто бывают нетерпеливыми, как дети. Хотят все и сразу, не умеют ждать, торопят события. Наша сила – в выдержке и спокойствии. Поживешь здесь дольше – сама все поймешь. – Он по-доброму улыбнулся, поднялся, произнес несколько торжественно: – Сейчас я ухожу, Беатриче, и оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Тебе надо привыкнуть к новой жизни. А я вернусь и принесу тебе лекарство. Завтра, когда наступит новый день, мы обязательно продолжим разговор. – И медленно вышел.
Она смотрела ему вслед, испытывая смешанное чувство ярости и отчаяния. Что ж, ничего не поделаешь… Да, ей так необходимо продолжить разговор прямо сейчас! Но переубедить Маффео невозможно. Остается думать и ждать завтрашнего дня.
V
В дверь постучали – тихо и робко, как стучит маленький ребенок. Беатриче открыла глаза, не понимая, где находится. Довольно темно, она различает лишь очертания отдельных предметов. Справа два стула с такими низкими сиденьями, что их можно принять за детские стульчики, если бы не высокие спинки. Ясно одно – это не ее спальня. Но и не больница…
Такие редкостные старинные стулья она видела лишь в антикварном магазине, принадлежащем другу ее тети, – там продавались восточные раритеты. Как это она оказалась среди такой мебели?.. И тут вспомнила все: комната в восточном стиле, китайский врач, Маффео Поло, дядя Марко Поло… Невероятно!.. Может быть, ей доведется встретить этого знаменитого венецианца – авантюриста, путешественника… Кстати, это он завез в Италию макароны.
Она успокоилась – так это не сон. Но и реальностью трудно назвать – во всяком случае, нормальной реальностью, где существует Беатриче Хельмер, хирург из Гамбурга и будущая мать.
Итак, если она правильно оценивает ситуацию, ей предстоит прожить здесь некоторое время – желательно не слишком долго – вместе с Маффео и Марко Поло, при дворе великого Хубилай-хана. Встретиться с людьми, известными ей по историческим книгам. Этим людям посвящены научные диссертации, романы и сценарии. Вот в какой головоломной ситуации оказалась она… Такую не разгадает и самый изощренный ум.
«Завтра утром ты сможешь спокойнее все обдумать, – прозвучал ее внутренний голос. – Сейчас ночь. Будь благоразумна – повернись на спину и спи!»
Недаром она разумная и практичная женщина, которая никогда не теряет здравого смысла, в какое бы сложное положение ни попала.
А ее ли это голос? Уж не проделки ли камня – ведь он даже разговаривает с ней, чтобы придать ей мужества. Или она на грани безумия?.. Подобное с ней происходит уже второй раз: сначала – средневековый бухарский гарем; теперь – средневековый Китай… Все это настолько фантастично, абсурдно – пожалуй, достойно пера прозаика или сценариста.
Но что бы там ни нашептывал ей сейчас внутренний голос – в этом он прав! Она сладко зевнула и повернулась на спину…
В этот момент открылась дверь и в комнату мелкими, быстрыми шажками прошмыгнула какая-то фигурка. В своем длинном, до пола, широком, светлом одеянии она больше походила на призрак. Но разве призраки возятся у окна, открывают занавеси?..
В комнату ворвался ледяной утренний воздух. Съежившись, Беатриче натянула одеяло до подбородка. Никакого желания вылезать из теплой постели не было. Она устала, в комнате собачий холод, да и за окном еще довольно темно. Она закрыла глаза и затихла. По жизненному опыту, почерпнутому в гареме эмир Бухары, знала: слуги, если их не замечать, обычно быстро исчезают. Но этот призрак, по-видимому, придерживается других правил.
Семенящими шажками кто-то приблизился к постели, и над ухом Беатриче раздался тихий, нежный звон фарфорового колокольчика. Она ощутила легкое, прохладное прикосновение к своей руке – словно на нее упала снежинка, – и тихий голос что-то сказал ей на языке, в котором она с большим трудом угадала арабский.
Беатриче непроизвольно подняла голову: над ней склонилась небольшого роста женщина, облаченная в широкие белые шаровары и свободную блузу с наглухо застегнутым на шее воротом. Та самая китаянка, о которой вчера говорил Маффео?
Но, как Беатриче ни старалась, она так и не вспомнила ее имени.
– Пора вставать, – молвила женщина на ломаном арабском с сильнейшим акцентом.
Беатриче с трудом поняла, чего от нее хотят. Перевернулась набок, потянулась и протерла глаза.
– Так рано? Сейчас ведь еще ночь!
– Нет, – ответила та с улыбкой.
Если морщины на лице человека означают то же, что годовые кольца – на спилах деревьев, китаянке можно дать по меньшей мере лет сто двадцать. Что-то здесь не так…
Такие редкостные старинные стулья она видела лишь в антикварном магазине, принадлежащем другу ее тети, – там продавались восточные раритеты. Как это она оказалась среди такой мебели?.. И тут вспомнила все: комната в восточном стиле, китайский врач, Маффео Поло, дядя Марко Поло… Невероятно!.. Может быть, ей доведется встретить этого знаменитого венецианца – авантюриста, путешественника… Кстати, это он завез в Италию макароны.
Она успокоилась – так это не сон. Но и реальностью трудно назвать – во всяком случае, нормальной реальностью, где существует Беатриче Хельмер, хирург из Гамбурга и будущая мать.
Итак, если она правильно оценивает ситуацию, ей предстоит прожить здесь некоторое время – желательно не слишком долго – вместе с Маффео и Марко Поло, при дворе великого Хубилай-хана. Встретиться с людьми, известными ей по историческим книгам. Этим людям посвящены научные диссертации, романы и сценарии. Вот в какой головоломной ситуации оказалась она… Такую не разгадает и самый изощренный ум.
«Завтра утром ты сможешь спокойнее все обдумать, – прозвучал ее внутренний голос. – Сейчас ночь. Будь благоразумна – повернись на спину и спи!»
Недаром она разумная и практичная женщина, которая никогда не теряет здравого смысла, в какое бы сложное положение ни попала.
А ее ли это голос? Уж не проделки ли камня – ведь он даже разговаривает с ней, чтобы придать ей мужества. Или она на грани безумия?.. Подобное с ней происходит уже второй раз: сначала – средневековый бухарский гарем; теперь – средневековый Китай… Все это настолько фантастично, абсурдно – пожалуй, достойно пера прозаика или сценариста.
Но что бы там ни нашептывал ей сейчас внутренний голос – в этом он прав! Она сладко зевнула и повернулась на спину…
В этот момент открылась дверь и в комнату мелкими, быстрыми шажками прошмыгнула какая-то фигурка. В своем длинном, до пола, широком, светлом одеянии она больше походила на призрак. Но разве призраки возятся у окна, открывают занавеси?..
В комнату ворвался ледяной утренний воздух. Съежившись, Беатриче натянула одеяло до подбородка. Никакого желания вылезать из теплой постели не было. Она устала, в комнате собачий холод, да и за окном еще довольно темно. Она закрыла глаза и затихла. По жизненному опыту, почерпнутому в гареме эмир Бухары, знала: слуги, если их не замечать, обычно быстро исчезают. Но этот призрак, по-видимому, придерживается других правил.
Семенящими шажками кто-то приблизился к постели, и над ухом Беатриче раздался тихий, нежный звон фарфорового колокольчика. Она ощутила легкое, прохладное прикосновение к своей руке – словно на нее упала снежинка, – и тихий голос что-то сказал ей на языке, в котором она с большим трудом угадала арабский.
Беатриче непроизвольно подняла голову: над ней склонилась небольшого роста женщина, облаченная в широкие белые шаровары и свободную блузу с наглухо застегнутым на шее воротом. Та самая китаянка, о которой вчера говорил Маффео?
Но, как Беатриче ни старалась, она так и не вспомнила ее имени.
– Пора вставать, – молвила женщина на ломаном арабском с сильнейшим акцентом.
Беатриче с трудом поняла, чего от нее хотят. Перевернулась набок, потянулась и протерла глаза.
– Так рано? Сейчас ведь еще ночь!
– Нет, – ответила та с улыбкой.
Если морщины на лице человека означают то же, что годовые кольца – на спилах деревьев, китаянке можно дать по меньшей мере лет сто двадцать. Что-то здесь не так…