Вульф Франциска. Стражники Иерусалима

   – Это будет несложно, – отозвался Рашид и вынул какой-то предмет из маленького кошелька, висевшего у него на поясе. – Этот камень я подобрал той самой ночью на улице. Он лежал прямо напротив прохода между домами, где пряталась неизвестная персона.
   На его вытянутой руке лежал аметист. Козимо взял драгоценный камень и внимательно рассмотрел его.
   – Я только что видел крест, который носит ваша повариха, – продолжил Рашид. – Он украшен аметистами, а один камень как раз посредине отсутствует. Я думаю, имеет смысл провести эксперимент и выяснить, подходит ли этот аметист к ее кресту или нет.
   Козимо задумался.
   – Я почти не сомневаюсь, что камень подойдет, и все же я никак не возьму в толк, что заставляет Элизабет разгуливать ночью по улицам.
   – Разве вы не слышали, отец, как она поносит Махмуда или Эстер, как издевается над их обычаями и нравами, над их верой? Или как разглагольствует о том, что пора очистить город от «врагов Господа»? – Ансельмо не смог больше молчать. – Сдается мне, что в последнее время ее брань и поношения слышатся чаще и громче. Вполне возможно, что она принадлежит к пастве Джакомо и тайно встречается по ночам с единомышленниками.
   Рашид потупил взор, словно именно на нем лежала вина за плохие новости.
   – Вы ни в чем не виноваты, Рашид, – прочитав его мысли, сказал Козимо.
   Он снова занял свое место, продолжая с отсутствующим видом крутить меж пальцев драгоценный камень. Разумеется, он тоже заметил отсутствие самоцвета, но когда это произошло? Пытаясь вспомнить, он поднес аметист к свету. Это был удивительно красивый камень сочного фиолетового цвета, с изумительной огранкой, луч преломлялся в нем, рассыпаясь искрами. Он был такого же изысканного качества, как все камни на кресте Элизабет. Да, вполне возможно, что камень исчез недели две назад. С той самой ночи. Козимо задумчиво потер лоб. Вот те на! Элизабет, кошка на голубятне! Странное предположение вбудоражило его душу. Он вдруг почувствовал себя старым, безумно старым. Неким восьмидесятилетним старцем. «Коим я, по сути, и являюсь», – усмехнулся он про себя.
   – Разумеется, меня огорчает мысль о том, что именно моя повариха принадлежит к числу последовательниц этого проповедника, – произнес он наконец. – Но гораздо больше меня беспокоит не то, что Элизабет попала под влияние подстрекательских речей Джакомо, а то, что она могла рассказать ему о нас. Если он узнает, что она своя в этом доме, тогда... – Он покачал головой. По его спине пробежал неприятный холодок. – Однако давайте попытаемся извлечь максимальную пользу из нашей осведомленности. По мне, так лучше иметь врага в собственном доме, когда знаешь, чего от него ждать, чем совсем неизвестного, быть может, поджидающего тебя где-нибудь в темноте на улице. – Он шумно выдохнул. – Виновата Элизабет или нет, относится она к числу сторонников Джакомо или нет – у нас есть лишь один способ узнать это, а именно понаблюдать за нею. Вот только каким образом? – Он обвел взглядом присутствующих и остановился на Ансельмо. Да, это был наилучший вариант. Ансельмо был именно тем человеком, которому это по плечу.
   – Что, я? – выпучил глаза Ансельмо. – И что же прикажете мне делать? – Когда до него дошло, что имел в виду Козимо, он побледнел. – Надеюсь, вы не хотите сказать, что я... Что я должен эту... – Он в отчаянии сморщил лоб. – Вы шутите, отец. Это же невозможно. Это довольно скверная шутка, которая не кажется мне смешной. Отец? – Его голос окончательно утратил уверенность. Он умолк на полуслове. – Я вижу, вы серьезно. Вы действительно требуете от меня, чтобы я...
   – Я ничего от тебя не требую, Ансельмо, – мягко возразил Козимо. Он прекрасно понимал, какую жертву предстояло тому принести. – Просто я убежден, что ты самый подходящий мужчина на эту роль. Я прекрасно помню историю со служанкой Джакомо. Лишь с твоей помощью нам в конце концов удалось разузнать, каким способом Джакомо отравил Джованну.
   Ансельмо импульсивно вскочил, глаза его вспыхнули злым огнем.
   – Конечно, но тогда это было совсем другое дело! – Его голос дрожал от возмущения и негодования. – Служанка и в самом деле была страшненькая, но по крайней мере молодая. А Элизабет... – Он беспомощно осекся, не в состоянии подобрать нужное слово. – Вы не имеете права заставлять меня вступать в связь с этой жирной жабой! Я не вынесу, чтобы меня касались ее мокрые, скользкие пальцы-колбаски... – Он опять умолк, с отвращением уставившись на свои руки. Потом энергично затряс головой. – Нет, как хотите, я этого не сделаю. При всей моей любви, дружбе и верности это переходит все границы!
   – Я знаю, каких усилий тебе это будет стоить, Ансельмо, но у нас остаются только два пути. Либо мы ждем, когда Элизабет все расскажет о нас Джакомо, и он сам по жалует к нам, либо мы используем единственное преимущество, которое у нас есть на сей день, – ее слабость к тебе. Ты знаешь не хуже меня, что время не терпит.
   Ничего не ответив, Ансельмо в ярости забегал по комнате, нещадно бранясь себе под нос. Козимо был несказанно рад, что Рашид не понимает итальянского, так как некоторые ругательства были настолько грубые, что его самого чуть ли не вгоняли в краску. Через некоторое время Ансельмо встал посреди комнаты, скрестив руки на груди, и мрачно посмотрел на Козимо:
   – И что, в самом деле нет других вариантов?
   Козимо отрицательно покачал головой:
   – В настоящий момент я не вижу других шансов. Для Рашида это было бы чересчур опасно, к тому же Элизабет вряд ли приняла бы его ухаживания, поскольку он мусульманин. А я... – Он рассмеялся. – Если бы я, принимая во внимание поставленную перед нами задачу, и пересилил себя, то даже у Элизабет хватило бы ума заподозрить какой-то подвох в заигрывании хозяина с не слишком привлекательной кухаркой. А к тебе – нравится тебе это или нет – ее давно тянет. Ты нравишься ей, Ансельмо. Может, тебе повезет, и ее влечет к тебе только материнский инстинкт.
   Ансельмо передернулся от отвращения, взъерошив двумя руками свои волосы и запрокинув голову.
   – О Мадонна! – Он воззрился на потолок, будто пытаясь найти там решение своей дилеммы. – Хорошо, я сделаю это, – объявил он наконец. – Но одно вы все должны усвоить совершенно четко: мне это противно.
   – Знаю, – вздохнул Козимо, – и прекрасно понимаю тебя.
   – Это меня, конечно, утешает, можете не сомневаться, – буркнул себе под нос Ансельмо и снова опустился на свои подушки. У него было такое несчастное лицо, что было трудно не улыбнуться. Однако Козимо подавил улыбку, он, как никто, понимал своего младшего друга. Перед ним действительно стояла сложная и неприятная задача.
   Рашид тоже бросил на Ансельмо сочувствующий и виноватый взгляд.
   – Мне пора идти, – сказал он, поднимаясь. – Я не имею права отсутствовать чересчур долго, иначе у кого-нибудь из моих приятелей может закрасться подозрение.
   Козимо тоже встал.
   – Благодарю вас за помощь, друг мой. – Он протянул гостю руку. – Как я вам говорил в начале нашего знакомства, мы уже полмира объехали в поисках Джакомо. И все безрезультатно. Поэтому я от всего сердца надеюсь, что...
   Рашид пожал протянутую ему руку:
   – Даю вам слово, что сделаю все, что в моих силах. Я еще послушаю, что говорят товарищи. Нас все время посылают обыскивать христианские дома, чтобы напасть хоть на какой-то след таинственного проповедника. Как только узнаю что-нибудь новое, тут же поставлю вас в известность. Разумеется, ваше имя не будет произнесено. Общими усилиями мы положим конец проискам этого человека. Можете на меня положиться, Козимо ди Медичи. – И Рашид доверительно улыбнулся.
   Козимо ответил на улыбку и похлопал его по плечу, хотя в душе не разделял оптимизма янычара. Рашид не знал Джакомо. Не знал, насколько тот хитер и изворотлив. И вряд ли мог измерить истинный масштаб угрозы, которую представлял Джакомо ди Пацци.
   – Но вы правы, вам действительно пора идти. Нашему делу вряд ли пойдет на пользу, если вас посадят за решетку только потому, что вы не поспеете в казарму до вечерней зари. Кузина проводит вас до ворот.
 
   Выйдя на улицу и увидев, что уже окончательно стемнело, Рашид пришел в ужас. Некоторые факелы уже полностью догорели. Сам того не заметив, он провел в доме Козимо ди Медичи гораздо больше времени, чем собирался. Отбоя еще не было, но все его товарищи были, конечно, в сборе. Наверное, смывали с себя сейчас дневную грязь, и его отсутствие не могло долго оставаться незамеченным.
   Несмотря на тревогу, он чувствовал себя окрыленным. Вероятно, похожее состояние испытывает человек, отведавший дурманящего напитка. Едва касаясь ногами земли, он будто летел по воздуху.
   Торопливо пробираясь по темным, пустынным улицам, Рашид все время видел перед собой лицо Анны. Ощущал на губах вкус ее нежного поцелуя, чувствовал запах ее кожи и мягкость локонов между пальцев. О Аллах всемогущий, как же он любил эту женщину! Как бы хотел провести с ней остаток жизни, зачать детей и вырастить их. Естественно, для этого он должен будет сначала уйти из янычар. С Анной он пока не говорил об этом, но для себя принял окончательное решение. Прямо завтра с утра он поговорит с мастером поварешки и обрисует свое положение. А потом обратится к мастеру суповой миски. Этот разговор вызывал у Рашида самое большое беспокойство. Ибрагим ни за что не освободит его от присяги и не отпустит просто так. Может, даже бросит на какое-то время в темницу, просто чтобы проверить его стойкость. Впрочем, Ибрагим непредсказуем. Возьмет да исключит из рядов янычар как недостойного, радуясь тому, что он исчезнет с его глаз. Ладно, завтра он все узнает.
   «О Аллах, – молился Рашид, подходя к казарме, – я люблю Анну всем сердцем и вверяю Тебе свою судьбу».
   В конце улицы уже появились дозорные башни казармы. Рашид попытался вспомнить, кто сегодня ночью дежурил на воротах. Если кто-то из знакомых или даже друзей, у него был шанс тайком проникнуть в казарму, ничего не объясняя. Или лучше уж сразу перелезть через стену? Рашид выбрал последний вариант.
   Он свернул в узкий переулок, где стоял дом булочника, перебрался через ограду и перебежал к мешкам с зерном, так удачно сложенным у стены казармы, что по ним можно было подниматься, как по лестнице. С легкостью перемахнув через каменное заграждение, он привычно спрыгнул на стог сена. Но сено оказалось таким мягким, что он буквально утонул в нем. Видно, кто-то на днях переворошил его. Тяжело дыша, Рашид полежал немного на спине, чтобы прийти в себя, и неожиданно загляделся на усыпанный яркими звездами небосвод, балдахином натянутый над ним. Интересно, звезды всегда были такими изумительно красивыми? Как чудесен мир, сотворенный Аллахом, как великолепен! Но самым большим чудом, самой большой тайной, несомненно, была любовь.
   Рашид уже собрался выкарабкиваться из стога, чтобы наконец пробраться в спальню, когда услышал чьи-то шаги, которые приближались прямо к нему. Это были тяжелые шаги двух пар сапог. Теперь он услышал и голоса. Чтобы не привлекать к себе внимания, он еще глубже вдавился в сено.
   – Итак, друг мой, здесь нам никто не помешает. – Рашид невольно вздрогнул, услышав голос, который узнал бы из тысяч. Это был Ибрагим, именно тот человек, от которого ему хотелось держаться как можно дальше. Рашид принялся истово молиться, чтобы Ибрагим со своим другом прошли мимо, но – увы! – те не только остановились рядом с ним, а еще и поудобнее уселись на сене. Было ясно, что скоро они отсюда не уйдут. Рашид в отчаянии кусал себе губы. Эти двое были совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, еще немного – и он мог бы положить одному из них руку на плечо. Стоит им сесть поглубже, и они точно обнаружат его.
   – Значит, досмотр ничего не дал? Никакого намека на связь хотя бы одного из наших солдат с этим гяуром? – Низкий голос с хрипотцой принадлежал Омару.
   Ибрагим презрительно засопел.
   – Разумеется, нет. В наших рядах нет предателей! – запальчиво воскликнул он. – Но благородный господин уверен, что нам нельзя доверять.
   Омар развел руками.
   – Мы присягали султану на верность, – произнес он. – Эздемиру следовало бы знать, что мы не сделаем ничего, что противоречит приказам или пожеланиям султана.
   – Да, ему следовало бы помнить об этом. Я много думал об этом в последние дни. Может, Эздемиру как раз не нравится наша верность Сулейману?
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Понимаешь, – Ибрагим прищелкнул языком, – может быть, Эздемиру не по нраву, что мы в первую очередь чувствуем себя обязанными выполнять волю и приказы Сулеймана?
   – Объясни подробнее, Ибрагим.
   – Предположим, у Эздемира были бы свои виды на этот город, которые расходятся с планами султана. При их осуществлении он вряд ли мог бы рассчитывать на поддержку янычар. – Он понизил голос. – Саади, зять Эздемира, сейчас вовсю занимается изучением трактатов и сводов законов, касающихся янычар. А это означает, что Эздемир ищет подходящие средства и способы ограничения сферы влияния янычар, скажем так, законным путем.
   – Откуда тебе это известно?
   Рашид слушал затаив дыхание. Все его пропотевшее тело начало зудеть от впившихся острых сухих травинок, но он продолжал лежать неподвижно и почти не дышал, боясь пропустить хотя бы слово.
   – Один из писарей Эздемира, искренний и честный человек, иногда делится со мной, вот он-то и сообщил мне об этом.
   Мужчины замолчали. Вероятно, Омару требовалось время, чтобы переварить новость. Рашид тоже с трудом верил услышанному. У Ибрагима были свои осведомители в доме наместника! Молодой янычар считал мастера суповой миски способным на многие недостойные вещи – он был вспыльчив, несправедлив, неоправданно жесток с подчиненными, допускал произвол, но чтобы такое? Это уже граничило с предательством!
   – Сулейман доверяет Эздемиру, – невозмутимо продолжил Ибрагим, и Рашиду не понравился презрительный тон, которым он произнес имя Великолепного. Не было в нем должного пиетета, можно было подумать, что он говорит об одном из оружейных мастеров, работавших в казарме. – Но в еще большей мере он верит в то, что мы будем отстаивать его интересы и защищать его жизнь. А если мы будем лишены этой возможности, ибо Эздемир будет искать способы связать нам руки, – тогда Иерусалим пропал. – Ибрагим поерзал и уселся поглубже, всколыхнув невидимую пыль. У Рашида зачесались глаза, запершило в горле. Он понял, что сейчас неминуемо закашляется. От отчаяния он вцепился зубами в свою руку. Это помогло, во всяком случае, на первое время. – У тебя есть доказательства?
   – Вот, я это получил сегодня. – Слышно было, как зашуршал пергамент. – Приказ Эздемира обязывает меня, если мы выйдем на след христианского проповедника, сначала доложить ему. Янычары категорически не имеют права предпринимать какие-либо меры по изобличению проповедника без его ведома и приказа.
   – Ну и... что...
   – Это только первый шаг, Омар. Если мы это проглотим, Эздемир пойдет еще дальше! – Рашид услышал, как он шумно втянул носом воздух, и позавидовал ему. Желание откашляться немного улеглось, зато немыслимо засвербело в носу. – Я думаю, что наместник заодно с таинственным проповедником. Кто знает, может, это он сам и есть. Чтобы мы не становились ему поперек дороги, он постепенно ограничивает сферу влияния янычар, пока у нас не останется одна обязанность – пасти коз. Сулейман всего этого, разумеется, не замечает. Он далеко, он занят исключительно своими женами, приумножением своего богатства и другими такими же не менее важными вещами. – Ибрагим засмеялся. – И пока до него дойдут новости из Иерусалима, город уже будет повержен, окажется под игом тирана, которого без мощной силы не изгнать.
   Омар застонал, будто ощутив на себе тяжкое ярмо. Рашид стиснул зубы. Неужели мастер поварешки так простодушен, что верит россказням мастера суповой миски? И что, он действительно готов поверить, будто Эздемир, который вот уже десять лет в мудрости, справедливости, богобоязненности и безусловной верности Сулейману Великолепному вершил судьбы Иерусалима, вздумал провозгласить себя единоличным правителем? Разве он тиран, поставивший себе цель изгнать из города всех мусульман и иудеев? Да ни один человек, обладающий хотя бы искрой разума, не пойдет на это. Омар, должно быть, сошел с ума, если верит бреду Ибрагима...
   – Ужасно! – выдавил Омар. – Но что мы можем предпринять, чтобы предотвратить это?
   – Самое важное – это опередить его. Мы должны свергнуть Эздемира с его трона до того, как ему удастся упразднить все права янычар.
   – Ты хочешь сказать, что мы должны его...
   – Я знаю, мысль эта чудовищна, но я не вижу иного пути. Мы должны арестовать его и бросить в тюрьму. Может быть, даже убить, друг мой. Конечно, только ради того, чтобы показать его сторонникам, что предателям нечего рассчитывать на наше милосердие. И тогда городом будем править мы.
   – Лишь до того времени, пока гонцы не достигнут Сулеймана и Великолепный не назначит нового наместника в Иерусалим.
   – Разумеется.
   «Да, разумеется. Блаженны уверовавшие... И простодушные глупцы, легко дающие себя обмануть и не желающие видеть истину, тоже», – усмехнулся Рашид. Если Ибрагим действительно собирался послать гонца к Сулейману, он мог тут же положить голову на плаху.
   – Ты уже обдумал, как это осуществить, Ибрагим? Как нам подобраться к Эздемиру?
   – Есть масса возможностей, надо тщательно обдумать каждую, – отозвался Ибрагим. – Мы не имеем права допустить ошибку. Сначала нужно обезвредить лейб-гвардию наместника. Хотя это всего лишь дюжина солдат, но они хорошо обучены. Вполне возможно, что они укрепятся во дворце наместника и смогут неделями удерживать его, пока не подоспеет подкрепление. Войска, которые ударят нам в спину, ибо они видят угрозу не в Эздемире, а в янычарах. Наместник был бы полным идиотом, если бы не попытался обратить оружие противника против него самого и не отправил бы Сулейману депешу о восстании янычар. Поэтому нам нужны доказательства. Без веских доказательств мы будем выглядеть перед Сулейманом лжецами. И не Эздемира, а нас обвинят в предательстве и покарают.
   Собеседники помолчали.
   – О Аллах, как же могло дойти до такого? Почему Эздемир позволил увлечь себя? – Голос Омара больше напоминал жалобно скулящего пса. Вместо того чтобы прямо на месте, не раздумывая, приставить к горлу Ибрагима саблю и бросить его в тюрьму, офицер, похоже, верил каждому его слову. Рашиду хотелось кричать от охватившей его ярости. Охотнее всего он бы схватил сейчас Омара в охапку и хорошенько встряхнул его.
   – Власть, друг мой, – ответил Ибрагим. – Именно власть привлекает и манит его. Безграничная власть над всеми жителями Иерусалима. Право самому раздавать приказы, вместо того чтобы безропотно исполнять приказы Сулеймана.
   – Горе нам, горе!
   Рашид зажмурил глаза и сжал зубы. Злость на Омара грозила захлестнуть его и выплеснуться наружу. Как можно быть таким идиотом и клюнуть на лживые измышления Ибрагима?
   – В моей голове уже зреет план, Омар. Но пока еще не пришло время открыть его тебе, – важно заявил Иб рагим. – К тому же нет причин действовать сломя голову. Тщательность и осмотрительность – лучшие советчики в таких вещах. Так что возвращайся на свой пост. Встретимся снова здесь завтра вечером. И присматривайся к солдатам, на которых можно опереться в нашем деле. – Оба встали. – И вот еще что. Никому ни слова. Это должно остаться между нами, пока план окончательно не созрел.
   Ибрагим с Омаром попрощались, и их шаги удалились в разных направлениях. Рашид продолжал лежать неподвижно в своем укрытии. Вначале ему приходилось делать над собой невероятные усилия, чтобы оставаться неподвижным. Сейчас его словно сковали ужас и отвращение. Неужели он действительно слышал все это или ему только померещилось? Омар и Ибрагим в самом деле решили свергнуть наместника и взять управление городом в свои руки? Ведь это было не что иное, как предательство. И Омар, человек, которого он ценил и почитал за чувство справедливости и лояльность по отношению к султану и к солдатам, легко соглашается на это?
   Рашид был лично знаком с наместником. Он несколько недель охранял его, когда Эздемир призвал янычар на защиту своего семейства в подкрепление лейб-гвардии. Это был дружелюбный, сердечный и образованный человек, беззаветно преданный Аллаху и Сулейману Великолепному. У него была чудесная семья. Неужели кто-то серьезно мог предположить, что Эздемир пожертвует всем этим ради того, чтобы обрести чуть больше власти? Ведь он и так правит городом, Сулейман великодушно предоставил ему полную свободу действий. Чего он мог еще желать? А может, дело обстояло иначе? И Эздемир обоснованно подозревал Ибрагима в измене? Может, он поэтому и пытался ограничить полномочия янычар, чтобы, пока не поздно, не допустить их восстания против себя и султана? Он вспомнил слова Козимо. Тот назвал свою повариху «кошкой на голубятне». Счастливчик, в его доме была всего одна, а вот в отряде янычар – уже две.
   Рашида бил озноб. Ему вдруг стало так холодно, будто его погребла под собой снежная лавина. Снежная лавина? Он не мог припомнить, чтобы здесь видел снег. Но иногда ему снилась снежная лавина, с диким ревом низвергавшаяся с горного склона, сметавшая все на своем пути – деревья, дома, животных и людей. Наверное, он испытывал бы такие же ощущения, оказавшись по шею засыпанным снегом. Было холодно и сыро, все его тело онемело, ни одной здравой мысли не приходило в голову. Надо было немедленно отправляться спать. Может, в постели удастся отогреть замерзшие руки и ноги.
   Ему казалось, что с тех пор, как он перелез через ограду, прошло уже несколько часов. На самом-то деле это был короткий промежуток времени, потому что, выбравшись из стога сена, он очутился у двери казармы в тот самый момент, когда начальник караула протрубил на башне вечернюю зарю.
   «Успел», – с облегчением вздохнул Рашид и сначала отправился в умывальное помещение, примыкавшее к спальне. Там было пусто. В углу аккуратной стопкой были сложены использованные глиняные миски для мытья, ровной шеренгой стояли пустые кувшины. Все ребята уже помылись. Через приоткрытую дверь в спальню до него доносились их голоса и смех.
   «Хорошо им, – пронеслось у него в голове, пока он стаскивал с себя одежду и наливал из одного полного кувшина воду в миску. – Они не ведают того, что известно мне».
   Он начал умываться. Вода показалась ему такой ледяной, будто он окунул руки в горное озеро, хотя обычно он легко переносил холод. Но сейчас все было иначе. Он немилосердно замерз. Рашид оперся о край стола, с трудом пытаясь сохранять спокойствие. Что делать? Услышанное им было настолько важно, нельзя хранить это только в себе. Но кому довериться? Кому вообще он мог еще доверять? Может, для начала поговорить с его приятелем Юсуфом? Или прямо пойти к Эздемиру?
   Вдруг его осенило, и Рашид сам подивился, как эта мысль не пришла ему в голову раньше.
   Почему бы ему не обратиться напрямую к Омару? Или к Ибрагиму? Почему не рассказать им, что он подслушал их разговор? Разумеется, он будет молчать – в ответ на некоторые уступки с их стороны. К примеру, если они позволят ему покинуть ряды янычар. Судьба Эздемира и Иерусалима будет мало волновать его. Все равно они с Анной как можно быстрее должны будут покинуть город. Может, они смогут уехать в Италию или в Германию и поселиться там. Чего он вообще беспокоится? Подслушанный разговор предоставляет ему шанс одним ударом решить все свои проблемы.
   Не успел Рашид додумать свою мысль до конца, как все его нутро судорожно сжалось. Он почувствовал приступ дурноты, щеки его загорелись от стыда и гнева. Неужели он мог додуматься до такого? Неужели действительно был готов ради исполнения заветной мечты смириться со страданиями и гибелью многих людей? Он зажмурился, окунул лицо в ледяную воду и держал его там, пока в легких не кончился воздух. Лишь потом выпрямился, сделал глубокий вдох и стал тереть глаза. Он и не подозревал, что человек может находиться под водой так долго. Еще труднее ему было осознать, что этим человеком был он сам.
   В этот момент дверь распахнулась, и вошел Юсуф. Увидев Рашида, он расплылся в улыбке.
   – Эй, Рашид, ты где пропадал? – воскликнул приятель. – Мы тебя уже потеряли.
   Рашиду не хотелось отвечать. Он ни с кем не хотел говорить, никого не хотел видеть. Он снова опустил голову в миску, но почувствовал, что горячая волна ярости постепенно берет в нем верх над ледяной стужей. Рашид подумал: не лучше ли просто попросить Юсуфа уйти, пока он еще в состоянии контролировать свои поступки? Он тут же отказался от этой идеи, не желая произносить хоть одно слово. Быть может, Юсуф исчезнет сам по себе.
   – Ты что, был в конюшне? – спросил Юсуф, как на грех подходя ближе. – У тебя в волосах полно сена...
   – Да, – односложно ответил Рашид, изо всех сил пытаясь говорить спокойно. Какое ему дело, где он был?
   Юсуф подошел совсем близко и осторожно вытащил сухие травинки из его волос. При этом его рука слегка коснулась плеча Рашида. Мимолетное, наверняка непреднамеренное прикосновение было подобно зажженному фитилю, упавшему в бочку с керосином. Гнев Рашида вспыхнул ярким пламенем. Вся его злость на Омара и Ибрагима, на их отвратительный замысел и на его собственные, не менее коварные планы обрушилась на голову Юсуфа, как внезапная буря в горах на ничего не подозревающего путника.