Страница:
– Не знаю… Наверное, он им слишком понравился.
– И из-за этого так избивать его хозяина?! – возмутилась Виола.
– Наверное, хозяин им слишком не понравился.
Она снова посмотрела на меня.
– Антон, ты хорошо себя чувствуешь?
– Я себя никак не чувствую. Голова, как африканский бубен.
– Ничего удивительного. Что ты хотел после укола анестетика в голову? Прими обезболивающее. В аптечке есть кетанов.
– Не люблю химию. Лучше буду страдать.
– Ну и страдай!
Некоторое время мы ехали молча. Она вела машину, я не отрывал взгляда от зеркала.
– Может, поедем и заберем твоего щенка?
Предложение было разумное, но уже неприемлемое для меня. Уже неприемлемое…
– Виола, – попросил я. – Можно я за руль сяду? Казаку, чтобы вылечить недуг, нужно на коне по степи промчаться. Может, и мне стоит попробовать?
Девушка недоверчиво покосилась на мой пластырь, закрывающий чуть ли не половину лица. Тем не менее она сбросила скорость, стала притормаживать и только после остановки спросила:
– А ты сможешь?
– Элементарно. Я же не буду гнать, как ты.
Я соврал. Как только мы поменялись местами, «восьмерка», визжа проворачивающимися колесами по льду, рванулась с места.
– Осторожно! – закричала Виолетта, видя, как задок машины при старте понесло влево.
– Все прекрасно! – ревел я. – Вот новый поворот!.. Что он нам несет?! По-моему – взлет!!!
«Восьмерка» оторвалась от земли и под визги Виолы и Люка перелетела через бордюр дороги. Грохнувшись брюхом на сугроб газона, она вновь почувствовала под колесами землю и снова стала набирать обороты. Поскольку я и не думал их сбрасывать, машина вырвала из-под себя две струи обледеневшего снега и понеслась по дворам. Я едва успевал на скорости объезжать веревки с бельем, песочницы, похожие на дворцы Снежной королевы и деревья…
– Ты с ума сошел! – визжала девушка, округляя от ужаса глаза. – Что ты делаешь?!
– Что я делаю?! – заорал я в тон Виолетте. – Что я, мудак, делаю, а?! Наверное, Виола, я пытаюсь уйти во-о-он от той синей «Мазды»! Тебе ее сейчас очень хорошо видно в зеркало. Ты не поверишь, но мне эта тачка очень не нравится! И знаешь – чем? Тем, что она стояла у дома, когда я очнулся у тебя на коленях! Тем, что она стояла у больницы, когда ты меня оттуда увозила! Тем, что она уже дважды пересекла сплошную линию, то есть дважды нарушила правила в том же месте, что и ты!
– Нас преследуют?! – закричала девушка не своим голосом.
– Ага, – ответил я, на скорости выезжая на междугороднюю трассу. – Подлецы какие-то. Ты, случайно, не знаешь кто?.. Ой, менты. Пристегнись, родная.
Обдав ветром молоденького сержанта, который и палку-то не успел толком поднять, я промчался мимо стационарного поста ГАИ. Последнее, что увидел сержант, были дикие глаза черного мастифа.
После ухода с должности федерального судьи и до назначения на должность мирового, я трижды на чужих машинах пытался «уходить» от ГАИ. Из них дважды я был пойман и жестоко нравственно третирован. Кто я в прошлом, эти ребята знали очень хорошо, поэтому с глубоким удовлетворением отыгрывались на теперь уже беззащитном Струге. Сейчас я снова слышал за спиной сирену, но не она меня пугала. Если я буду задержан ими сию минуту, представляю, какое дикое разочарование их постигнет. Но я не горел муками «мести». Меня пугала схожесть характеров моего и сержанта. Мы оба были упрямы до неприличия, и я бы на месте инспектора уже начал вести прицельный огонь из табельного ПМ. Нет ничего более глупого, как «уходить» от ГАИ по междугородней трассе. Но и устраивать полемику посреди проезжей части не имело смысла. Я уходил не от милиции, а от людей в иномарке, преследующих меня. А еще минута, и они меня достанут. Пора было принимать решение…
Сбросив скорость, я подпустил бело-голубую «шестерку» метров на тридцать и под истошный вопль Виолы развернулся на сто восемьдесят градусов. Проезжая мимо сержанта, я услышал только последнее слово из фразы, которую он произносил в громкоговоритель. Оно звучало так – «СУКА!..».
Въезжать в город, где меня «накроют» уже через пять минут, было бы глупо. Поэтому я свернул к лесополосе. Перестроился в «мертвую зону» – пространство между двумя рядами деревьев. Еще через пять минут, выкатываясь из лесополосы и въезжая в лесок, я стал успокаиваться. Когда через километр показалась полоска реки и мы съехали к берегу, я понял, что мой счет с ГАИ сравнялся. 2: 2.
Выходя из машины, я скосил глаза на Виолу. Та сидела бледная как смерть, уставившись в лобовое стекло невидящим взглядом. Я проверил защиту двигателя. Погнута. Неудивительно. Зашел сзади. Резинка на выхлопной трубе разорвалась.
– Виолетта, принеси какую-нибудь тряпку или кусок проволоки!
Она подошла ко мне молча и медленно, как зомби. В руке у нее был носовой платок… Ох, женщины! В багажнике я разыскал моток алюминиевой проволоки и, пачкая руки и брюки, примотал глушитель. До СТО доехать можно запросто.
– Пойдем, водичку на руки польешь, – предложил я, взяв ее за руку.
Но она никак не могла отойти от ралли. Очевидно, ни она сама, ни те, кого она знает, так по дорогам не ездят.
– Ты – сумасшедший… – Это все, что она смогла выдавить.
Мне такое ее состояние было совершенно не нужно. Сейчас я хочу видеть перед собой человека, способного реально оценивать ситуацию и делать правильные выводы. Набрав в пригоршню воды из пластиковой бутылки минералки, я бросил ей в лицо. Брызги попали в нос и глаза. В глаза – болезненно, в нос – неприятно. Через мгновение она пришла в себя и зашлась в крике. В ее скоростном монологе не было только матов, все остальное, особенно применяемые ко мне прилагательные, были в изобилии. Врезать ей, что ли?
Мы подошли к машине, и я откинул вперед спинку сиденья.
– Люк! Иди гуляй…
Мастиф не заставил себя ждать и вывалился из нутра салона. За ним волочился поводок. Я пошел за ним и, как только он остановился возле дерева, чтобы его полить, поднял поводок и намертво привязал ремешок к ветке. Виола с удивлением наблюдала за моими действиями. Дернув поводок и убедившись, что пес сможет отойти от дерева только с самим деревом, я сел на капот машины и закурил.
Виолетта подошла ко мне, скрестив на груди руки. Я смотрел на воду, а она на меня. Наконец, она не выдержала:
– Антон, что все это значит?
В ее глазах было удивление. Удивление и ничего больше. Она не знает меня и двух часов, и на ее месте, когда собака – единственная защита, не может ей помочь, если случится непредвиденное, я бы маленько испугался. А если я ее сейчас начну насиловать? Но она этого не боится. Значит, есть что-то, что не позволяет ей меня бояться.
– Что все это значит, Антон? Зачем ты привязал Люка?
Я щелчком отбросил сигарету в сторону.
– Зачем вам нужен мой щенок?
– Ты спятил? – изумилась девушка. – О чем ты говоришь?
– Брось… – Я чувствовал, что морщусь от неприятного чувства. Это чувство приходит всегда, когда понимаешь, что тебя держат за идиота, которому можно плести что угодно и он поверит. – Брось. Я под новокаином, а не под кокаином. Хочешь еще покататься? Сейчас покатаемся. Только синюю «Мазду» найду в городе. Вот уж от души погоняем! Говори, пока отходняки после обезболивающего не начались. Я тогда сразу стану нервным и непредсказуемым.
– Антон… – застонала девушка. – Антон, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я только хотела тебе помочь…
Это могло продолжаться бесконечно, а свободного времени у меня не было ни минуты. Соскочив с капота, я на ходу достал из кобуры «ПМ» и подошел к дереву, к которому был привязан мастиф. Этим «оружием» Люку можно было лишь прочистить ухо. Но появление пистолета произвело на хозяйку собаки-убийцы магнетическое действие. Она не сводила с него глаз.
– Ты любишь своего пса?
– Да… Что ты хочешь делать?!
– Виола, я сегодня очень занятой человек. Терпеть не могу, когда мне врут! Кровь не запекается за одну минуту! Я лежал после нокаута минут десять! Этого времени хватило, чтобы понять, что в сумке нет собаки. Естественно, после этого вы метнулись в мою квартиру, думая, что я оставил пса дома. Обыскав ее, вы поняли, что у меня дома собаки тоже нет! И все это время я валялся на земле! До меня только потом дошел смысл слов бабки на скамейке, когда та сказала: «Слава богу, парня подняли, столько валяться-то»! Она все видела. И разве я тебе называл пол собаки, а, Виола? Или кто ты там еще? А ведь ты меня спросила, зачем, мол, эти негодяи хотят у меня кобеля забрать. Почему не суку? Тебя просто подставили для меня. Дуру. Тьфу!.. Неужели ты думаешь, что я тебе сказал бы, где щенок, и мы бы туда поехали? Из двух последних часов только первые пятнадцать минут я мысленно благодарил тебя за бескорыстную помощь. – Я перевел дух и сплюнул себе под ноги розовую слюну. – Одним словом, если через секунду после вопроса ты не начнешь говорить правду, я прострелю эту огромную, уже почти понравившуюся мне собачью башку. Другого выхода у меня нет. Итак, зачем вам нужен мой Рольф?
– Это не Рольф! Не Рольф он! Чертов ты придурок…
Как это – НЕ РОЛЬФ? Я опешил. Это что еще за новости? Весь мир сошел с ума? Или я все еще иду за сахаром, а завтра – снова понедельник?
– Объясни.
Виолетта сползла на землю и наклонила голову. Длинные белокурые волосы золотым водопадом скатились по ее плечам и упали, закрыв лицо.
– Придурок чертов…
– Это не объяснение. – Я снял предохранитель и загнал патрон в патронник. В случае следующего отказа говорить правду, все, что мне останется, это отвернуться в сторону и пукнуть из «газовика» с подветренной стороны. Чтобы себя же не отравить. После этого останется искать какую-нибудь оглоблю, чтобы начинать бить ни в чем не повинного Люка. Опыт подобного общения я приобрел в период локальных стычек с Пастором и Тимуром…
– Стой!!!
– Стою.
Девушка устало поднялась, шатаясь, подошла к машине и стала рыться в бардачке. «Ствол» ищет, что ли? Застрелиться или меня застрелить? Так ведь – не успеет.
Но Виолетта достала пачку «Мальборо» и закурила.
– Это не Рольф.
– Ласточка, может, на тебе какую-нибудь кнопку нужно нажать?
– Кличка щенка – Маркус фон Штефаниц.
– А поподробнее?
– Ты собаками интересуешься? – Девушка подняла на меня уже спокойный, отрешенный взгляд. В ее зеленых глазах светилась безысходность. Как перед расстрелом после зверских пыток.
– С сегодняшнего утра. А после удара в челюсть – просто с ума схожу, как интересуюсь.
– Знаешь, когда впервые появились немецкие овчарки?
– Знаешь, через сколько секунд после выстрела в затылок издохнет Люк?
– Не нервничай, – обеспокоенно попросила девушка. – Я хочу, чтобы ты понял все с самого начала, иначе мне не объяснить тебе ничего!
– Хорошо, – согласился я, пряча пистолет в кобуру. – Только давай уложемся в десять минут, иначе я его снова достану. Как ты понимаешь, мне нужно ехать к Рольфу.
– Тебе им не владеть… – прошептала Виола.
– Почему это?
Придавив недокуренную сигарету каблуком, она вздохнула и, наконец, заговорила:
– Считается, что немецкая овчарка, как порода, впервые выведена в конце девятнадцатого века Густавом Эмилем Фредериком фон Штефаниц. Длинношерстную овчарку он впервые показал в 1884 году на выставке в Ганновере, а гладкошерстную – в1892-м, в Берлине. Так считают все. Точнее – так принято считать.
– Давай поближе к Рольфу.
– Поближе – не получится. Будет, скорее, наоборот. Историю хоть знаешь? – Она недоверчиво покосилась на меня.
– Историю – знаю.
– Что такое «немецкая слобода»?
– В шестнадцатом – семнадцатом веках на Руси – часть города, где жили иностранцы.
– Правильно. – Теперь ее взгляд можно было истолковать, как удивленный.
– Я знаю. Поближе к Рольфу.
– Хорошо. Так вот, немецкая овчарка была впервые выведена в 1630 году дальним предком Густава Штефаниц – Фредериком. С того времени и идет из поколения в поколение помет первой немецкой овчарки, или, как ее еще называют, восточноевропейской. Имя первого кобеля – Маркус. Так он был наречен женой Фредерика Штефаниц – Алисией. Всех кобелей в роду называют Маркусами. Сук – Мильен Ди. К имени добавляется приставка – Штефаниц. Вот почему твоего Рольфа зовут Маркус Штефаниц.
– И за это мне разбили морду?
– Нет, не за это. На третьем помете Маркуса и Мильен Ди производитель заметил высокий интеллект собак. Производя дальнейшие наблюдения, Фредерик Штефаниц понял главное – если не смешивать кровь с другими собаками аналогичной породы, интеллект собак возрастает с каждым новым пометом. С этого момента ученый изолировал собак от окружающего мира, создав им аналогичный мир в слободе. Когда он понял, что более в слободе города Пскова удержать в тайне свои планы не удастся, он покинул Россию и уехал в Германию, увозя с собой Маркуса, Мильен Ди и двух щенков – суку и кобеля. В Ганновере он откупил на последние средства небольшой домик с угодьями и принялся реализовывать свой план. После смерти в 1639 году Маркуса и в 1641-м – Мильен Ди, их место заняли новые Маркус и Мильен – их дети. Для того чтобы предотвратить смешивание с другими породами и аналогичными, но не их рода, Фредерик Штефаниц принимает жестокое, но, по его мнению, оправданное решение. Через месяц после рождения щенят уничтожаются все, за исключением одного кобеля и одной суки. Целью Штефаниц не было разведение и увеличение новой породы собак. Он стремился создать собаку, равную по разуму человеку. Стандартная ошибка того времени. Из невозможного сделать реальное. Собачье поколение Штефаниц – на самом деле высокоразвитое и сильно отличаются от себе подобных. У них исключительное обоняние, великолепная память, и они чуть ли не близки к тому, чтобы делать выводы. Вот так.
– И что, совершенно никто не знал, чем занимается Фредерик Штефаниц? – усомнился я.
– Никто. Вскоре после смерти собак – основоположников породы, умерла Алисия, а бедный Фредерик через десять лет тронулся умом, когда понял, что ему не хватает жизни для достижения цели. И только через триста с небольшим лет Густав Эмиль Фредерик, пряча от всех секрет предка, параллельно вывел аналогичную породу и объявил ее первоначальной. Но кровь Маркуса не смешалась еще ни с чьей. У тебя – его потомок. А в Ганновере сейчас находится его сестра – Мильен Ди. Теперь понятно, за что тебе набили морду?
– Нет, не понятно. Собаку я купил за двести рублей у какой-то алкашки на рынке. Если о твоем волшебном Маркусе четыреста лет не догадывались в Германии, то как его нашла в России русская алкоголичка? У меня что-то мозгов не хватает проследить логическую цепь…
– Где же тебе хватит?! Четырехмесячного щенка кормить «чаппи» для взрослых собак…
– А-а-а… Ты тоже в квартире побывала? Баночки нашла? Телевизор хоть целый?
– Нет, разбили.
– Все, хана твоему бульдогу. – Я снова поднялся на ноги.
– При чем здесь Люк?! – заплакала девушка. – Это Енот разбил со злости!
– А на хера было енота с собой приносить?!
– Енот – это тот, который тебе губу повредил! – Виола смотрела на меня жалобными глазами. – Не делай больно Люку. Пожалуйста.
– Ничего себе – «повредил»! Ладно, давай дальше.
Девушка быстро вытерла слезы.
– Месяц назад в питомнике Штефаниц была совершена кража. Вместе с ценными вещами был украден компьютер со всеми записями, касающимися Маркусов и Мильен Ди. Маркуса прихватили, видно, случайно. Это подтверждает тот факт, что он был продан какому-то русскому эмигранту за пятьдесят евро.
– Откуда это известно?
– Штефаниц наняли частных детективов за бешеные деньги. Неделю назад эмигранта нашли мертвым у себя дома. Щенок пропал. На его след детективы вышли, уже будучи в России. Они и сейчас здесь. Похитители щенка скрылись, поняв, какую опасность для них представляет Маркус. Но, очевидно, на вокзале они проглядели, и тому удалось улизнуть. Скорее всего, там, на вокзале, его и нашла твоя алкашка. И продала тебе.
Я слушал ее, не веря собственным ушам.
– А дальше?
– Дальше – больше. Штефаниц объявили награду в триста тысяч евро тому, кто вернет Маркуса.
У меня перехватило дыхание.
– Триста тысяч – премия… Сколько же стоит щенок?!
– Речь идет о пяти-шести миллионах долларов.
Видя, как я впал в ступор, Виола пояснила:
– Он ценен, пока существует. Умрет Маркус – умрет трехсотпятидесятилетний труд. Десять дней назад скончался отец Маркуса. На твоем Рольфе замкнулся род Штефаниц, Антон.
Я присел рядом с ней, и мы закурили.
– Хорошо, Виолетта, тогда у меня еще один вопрос. Как вы вышли на меня и кто вы вообще такие? Мне же нужно знать, за что вас убивать.
– Люди, которые мне помогают, – ваши, российские субчики. За двадцать тысяч евро они, кажется, маму родную продадут. Впрочем, таких ублюдков хватает и у нас, в Германии.
– У вас, в Германии?
– Да, именно там. Я один из тех самых частных детективов, которых наняли Штефаниц. Удивляешься, почему я так хорошо говорю по-русски? А я и есть русская. Специалист-консультант по России в детективном агентстве «Брюгер».
– Коллега, значит? Что ж ты так паскудно работаешь? Паскудно и непрофессионально. Думаешь, как девочка-припевочка из пионерского хора, а поступаешь, как отъявленная нацистка. Меня ведь и убить могли твои помощники. А за это у нас суд приговаривает. К различным срокам.
– Я знаю, кто ты. Извини, я не думала, что все так получится. Ты не судья, а прямо монстр какой-то. Думала – пугнем, да и все образуется.
– Я тебе потом скажу, как у нас с тобой образуется. Ладно, проехали… Придется задать еще несколько вопросов. Первый – тот же. Как вы на меня вышли?
– Планомерно прочесывали все дворы рядом с вокзалом, справедливо полагая, что люди с чемоданами, следующие далеко, щенка с собой не возьмут. Хлопотно. Если подберут, а в этом я не сомневалась, то подберут местные, живущие неподалеку. Рядом был рынок, и я вчера там побывала. Когда мне рассказали о случившемся и показали направление, куда ушел человек, купивший щенка, я достала из сумочки визитку, которую мне на выставке в Дрездене дал один заводчик немецких овчарок. Ваш, кстати, местный. Он мне оказал услугу, выделив на пару дней троих молодцев.
– Врезать бы тебе, как следует…
– А что мне было делать, когда я узнала, что человек, купивший щенка, отметелил какого-то бугая?!
– И что?! Тебе сейчас легче?
– Нет, не легче.
– Ведьма немецкая. Но как ты меня-то нашла? Почему вы пасли во дворе на своем «Пассате» именно меня?
– А ты у своего соседа спроси. Смотрю, идет мужичок с кошелками. Из кошелок бутылки пустые торчат. Я возьми да спроси – мол, не знаешь, кто тут недавно щенком обзавелся? И достала две купюры по сто рублей. Через секунду уже знала, где ты живешь. Правда, сутки почти перед домом простоять пришлось, прежде чем не убедилась, что щенок – Маркус.
– Вот, Иваныч, сука! – вылетело из меня, как струя из брандспойта. – Он меня продал за столько же, за сколько я собаку купил! Ну, и что ты сейчас будешь делать, Виолетта?
– Антон, я думаю, что тебе лучше будет, если ты вернешь мне щенка и я увезу его в Германию. Да, и для щенка тоже… Я заплачу тебе сто пятьдесят тысяч. Ровно половину награды.
– А ты не хочешь отказаться от этой идеи и вернуться назад?
– Исключено. Я уже получила половину суммы.
– Отдай обратно.
– Не знаю, как у вас, а в Германии я сразу поставлю этим крест на карьере частного детектива.
– При таком отношении к делу, как у тебя, крест тебе поставят в России. Ты что думаешь, тебе отдадут щенка эти дегенераты? А, «специалист» по России? Эти добры молодцы во главе с дрезденским другом заберут у тебя сначала двадцать тонн евро, потом твой аванс – сто пятьдесят, затем – машину, а после отвезут за город, на какую-нибудь дачу, там засунут в попу плойку для волос и включат прибор в сеть. Через минуту ты сама им расскажешь, как лучше доехать до Ганновера, каким рейсом и где там найти герра и фрау Штефаниц. И в то время, когда они будут пить ром на Каймановых островах, ты будешь кормить сомов на дне ближайшей речки. Тут среди бандитов нет Робин Гудов, тут среди бандитов – одни отморозки. Ферштейн, фройляйн Виолетта? Теперь понятно, почему судьям на Руси жить тяжело? А ты – «припугнем, и все образуется»… Из-за таких дур, как ты, и приходится потом сидеть судье сутками в совещательной комнате да ломать голову – какой приговор вынести человеку за разбой, изнасилование, убийство, угон автотранспорта, совершенные одновременно! Это у вас судья в бассейне поплавает, виски шибанет, присяжных послушает да «втетерит по самые помидоры» – пятнадцать пожизненных заключений! Если на пару-тройку ошибется, его все простят!
Я выплюнул в сугроб доселе торчащую из моего рта сигарету и рявкнул:
– Только у себя-то ничего незаконного не творите! Все к нам норовите! Финны – водку жрать, а немцы – русских пугать! Чем это заканчивается – всем известно. Историю учи, девочка, а не учебники по хирургии.
Видя, как девушка задумалась, я решил ставить точку в разговоре.
– На синей «Мазде» – твои «помощники»?
Получив утвердительный ответ, я сел в машину и захлопнул обе дверцы.
– Машину заберешь на стоянке у вокзала. До города дойдешь сама. Пять километров для бешеной собаки – не крюк. И прошу тебя, забудь про эту дурацкую идею – забрать у меня пса. Порву, как Маркус – Мильен Ди…
Я развернулся и, проезжая мимо Виолы, сказал:
– Кстати, медицинского института в нашем городе нет.
Я нажал на педаль подачи топлива. Пора забирать Рольфа и делать ноги.
Глава 4
– И из-за этого так избивать его хозяина?! – возмутилась Виола.
– Наверное, хозяин им слишком не понравился.
Она снова посмотрела на меня.
– Антон, ты хорошо себя чувствуешь?
– Я себя никак не чувствую. Голова, как африканский бубен.
– Ничего удивительного. Что ты хотел после укола анестетика в голову? Прими обезболивающее. В аптечке есть кетанов.
– Не люблю химию. Лучше буду страдать.
– Ну и страдай!
Некоторое время мы ехали молча. Она вела машину, я не отрывал взгляда от зеркала.
– Может, поедем и заберем твоего щенка?
Предложение было разумное, но уже неприемлемое для меня. Уже неприемлемое…
– Виола, – попросил я. – Можно я за руль сяду? Казаку, чтобы вылечить недуг, нужно на коне по степи промчаться. Может, и мне стоит попробовать?
Девушка недоверчиво покосилась на мой пластырь, закрывающий чуть ли не половину лица. Тем не менее она сбросила скорость, стала притормаживать и только после остановки спросила:
– А ты сможешь?
– Элементарно. Я же не буду гнать, как ты.
Я соврал. Как только мы поменялись местами, «восьмерка», визжа проворачивающимися колесами по льду, рванулась с места.
– Осторожно! – закричала Виолетта, видя, как задок машины при старте понесло влево.
– Все прекрасно! – ревел я. – Вот новый поворот!.. Что он нам несет?! По-моему – взлет!!!
«Восьмерка» оторвалась от земли и под визги Виолы и Люка перелетела через бордюр дороги. Грохнувшись брюхом на сугроб газона, она вновь почувствовала под колесами землю и снова стала набирать обороты. Поскольку я и не думал их сбрасывать, машина вырвала из-под себя две струи обледеневшего снега и понеслась по дворам. Я едва успевал на скорости объезжать веревки с бельем, песочницы, похожие на дворцы Снежной королевы и деревья…
– Ты с ума сошел! – визжала девушка, округляя от ужаса глаза. – Что ты делаешь?!
– Что я делаю?! – заорал я в тон Виолетте. – Что я, мудак, делаю, а?! Наверное, Виола, я пытаюсь уйти во-о-он от той синей «Мазды»! Тебе ее сейчас очень хорошо видно в зеркало. Ты не поверишь, но мне эта тачка очень не нравится! И знаешь – чем? Тем, что она стояла у дома, когда я очнулся у тебя на коленях! Тем, что она стояла у больницы, когда ты меня оттуда увозила! Тем, что она уже дважды пересекла сплошную линию, то есть дважды нарушила правила в том же месте, что и ты!
– Нас преследуют?! – закричала девушка не своим голосом.
– Ага, – ответил я, на скорости выезжая на междугороднюю трассу. – Подлецы какие-то. Ты, случайно, не знаешь кто?.. Ой, менты. Пристегнись, родная.
Обдав ветром молоденького сержанта, который и палку-то не успел толком поднять, я промчался мимо стационарного поста ГАИ. Последнее, что увидел сержант, были дикие глаза черного мастифа.
После ухода с должности федерального судьи и до назначения на должность мирового, я трижды на чужих машинах пытался «уходить» от ГАИ. Из них дважды я был пойман и жестоко нравственно третирован. Кто я в прошлом, эти ребята знали очень хорошо, поэтому с глубоким удовлетворением отыгрывались на теперь уже беззащитном Струге. Сейчас я снова слышал за спиной сирену, но не она меня пугала. Если я буду задержан ими сию минуту, представляю, какое дикое разочарование их постигнет. Но я не горел муками «мести». Меня пугала схожесть характеров моего и сержанта. Мы оба были упрямы до неприличия, и я бы на месте инспектора уже начал вести прицельный огонь из табельного ПМ. Нет ничего более глупого, как «уходить» от ГАИ по междугородней трассе. Но и устраивать полемику посреди проезжей части не имело смысла. Я уходил не от милиции, а от людей в иномарке, преследующих меня. А еще минута, и они меня достанут. Пора было принимать решение…
Сбросив скорость, я подпустил бело-голубую «шестерку» метров на тридцать и под истошный вопль Виолы развернулся на сто восемьдесят градусов. Проезжая мимо сержанта, я услышал только последнее слово из фразы, которую он произносил в громкоговоритель. Оно звучало так – «СУКА!..».
Въезжать в город, где меня «накроют» уже через пять минут, было бы глупо. Поэтому я свернул к лесополосе. Перестроился в «мертвую зону» – пространство между двумя рядами деревьев. Еще через пять минут, выкатываясь из лесополосы и въезжая в лесок, я стал успокаиваться. Когда через километр показалась полоска реки и мы съехали к берегу, я понял, что мой счет с ГАИ сравнялся. 2: 2.
Выходя из машины, я скосил глаза на Виолу. Та сидела бледная как смерть, уставившись в лобовое стекло невидящим взглядом. Я проверил защиту двигателя. Погнута. Неудивительно. Зашел сзади. Резинка на выхлопной трубе разорвалась.
– Виолетта, принеси какую-нибудь тряпку или кусок проволоки!
Она подошла ко мне молча и медленно, как зомби. В руке у нее был носовой платок… Ох, женщины! В багажнике я разыскал моток алюминиевой проволоки и, пачкая руки и брюки, примотал глушитель. До СТО доехать можно запросто.
– Пойдем, водичку на руки польешь, – предложил я, взяв ее за руку.
Но она никак не могла отойти от ралли. Очевидно, ни она сама, ни те, кого она знает, так по дорогам не ездят.
– Ты – сумасшедший… – Это все, что она смогла выдавить.
Мне такое ее состояние было совершенно не нужно. Сейчас я хочу видеть перед собой человека, способного реально оценивать ситуацию и делать правильные выводы. Набрав в пригоршню воды из пластиковой бутылки минералки, я бросил ей в лицо. Брызги попали в нос и глаза. В глаза – болезненно, в нос – неприятно. Через мгновение она пришла в себя и зашлась в крике. В ее скоростном монологе не было только матов, все остальное, особенно применяемые ко мне прилагательные, были в изобилии. Врезать ей, что ли?
Мы подошли к машине, и я откинул вперед спинку сиденья.
– Люк! Иди гуляй…
Мастиф не заставил себя ждать и вывалился из нутра салона. За ним волочился поводок. Я пошел за ним и, как только он остановился возле дерева, чтобы его полить, поднял поводок и намертво привязал ремешок к ветке. Виола с удивлением наблюдала за моими действиями. Дернув поводок и убедившись, что пес сможет отойти от дерева только с самим деревом, я сел на капот машины и закурил.
Виолетта подошла ко мне, скрестив на груди руки. Я смотрел на воду, а она на меня. Наконец, она не выдержала:
– Антон, что все это значит?
В ее глазах было удивление. Удивление и ничего больше. Она не знает меня и двух часов, и на ее месте, когда собака – единственная защита, не может ей помочь, если случится непредвиденное, я бы маленько испугался. А если я ее сейчас начну насиловать? Но она этого не боится. Значит, есть что-то, что не позволяет ей меня бояться.
– Что все это значит, Антон? Зачем ты привязал Люка?
Я щелчком отбросил сигарету в сторону.
– Зачем вам нужен мой щенок?
– Ты спятил? – изумилась девушка. – О чем ты говоришь?
– Брось… – Я чувствовал, что морщусь от неприятного чувства. Это чувство приходит всегда, когда понимаешь, что тебя держат за идиота, которому можно плести что угодно и он поверит. – Брось. Я под новокаином, а не под кокаином. Хочешь еще покататься? Сейчас покатаемся. Только синюю «Мазду» найду в городе. Вот уж от души погоняем! Говори, пока отходняки после обезболивающего не начались. Я тогда сразу стану нервным и непредсказуемым.
– Антон… – застонала девушка. – Антон, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я только хотела тебе помочь…
Это могло продолжаться бесконечно, а свободного времени у меня не было ни минуты. Соскочив с капота, я на ходу достал из кобуры «ПМ» и подошел к дереву, к которому был привязан мастиф. Этим «оружием» Люку можно было лишь прочистить ухо. Но появление пистолета произвело на хозяйку собаки-убийцы магнетическое действие. Она не сводила с него глаз.
– Ты любишь своего пса?
– Да… Что ты хочешь делать?!
– Виола, я сегодня очень занятой человек. Терпеть не могу, когда мне врут! Кровь не запекается за одну минуту! Я лежал после нокаута минут десять! Этого времени хватило, чтобы понять, что в сумке нет собаки. Естественно, после этого вы метнулись в мою квартиру, думая, что я оставил пса дома. Обыскав ее, вы поняли, что у меня дома собаки тоже нет! И все это время я валялся на земле! До меня только потом дошел смысл слов бабки на скамейке, когда та сказала: «Слава богу, парня подняли, столько валяться-то»! Она все видела. И разве я тебе называл пол собаки, а, Виола? Или кто ты там еще? А ведь ты меня спросила, зачем, мол, эти негодяи хотят у меня кобеля забрать. Почему не суку? Тебя просто подставили для меня. Дуру. Тьфу!.. Неужели ты думаешь, что я тебе сказал бы, где щенок, и мы бы туда поехали? Из двух последних часов только первые пятнадцать минут я мысленно благодарил тебя за бескорыстную помощь. – Я перевел дух и сплюнул себе под ноги розовую слюну. – Одним словом, если через секунду после вопроса ты не начнешь говорить правду, я прострелю эту огромную, уже почти понравившуюся мне собачью башку. Другого выхода у меня нет. Итак, зачем вам нужен мой Рольф?
– Это не Рольф! Не Рольф он! Чертов ты придурок…
Как это – НЕ РОЛЬФ? Я опешил. Это что еще за новости? Весь мир сошел с ума? Или я все еще иду за сахаром, а завтра – снова понедельник?
– Объясни.
Виолетта сползла на землю и наклонила голову. Длинные белокурые волосы золотым водопадом скатились по ее плечам и упали, закрыв лицо.
– Придурок чертов…
– Это не объяснение. – Я снял предохранитель и загнал патрон в патронник. В случае следующего отказа говорить правду, все, что мне останется, это отвернуться в сторону и пукнуть из «газовика» с подветренной стороны. Чтобы себя же не отравить. После этого останется искать какую-нибудь оглоблю, чтобы начинать бить ни в чем не повинного Люка. Опыт подобного общения я приобрел в период локальных стычек с Пастором и Тимуром…
– Стой!!!
– Стою.
Девушка устало поднялась, шатаясь, подошла к машине и стала рыться в бардачке. «Ствол» ищет, что ли? Застрелиться или меня застрелить? Так ведь – не успеет.
Но Виолетта достала пачку «Мальборо» и закурила.
– Это не Рольф.
– Ласточка, может, на тебе какую-нибудь кнопку нужно нажать?
– Кличка щенка – Маркус фон Штефаниц.
– А поподробнее?
– Ты собаками интересуешься? – Девушка подняла на меня уже спокойный, отрешенный взгляд. В ее зеленых глазах светилась безысходность. Как перед расстрелом после зверских пыток.
– С сегодняшнего утра. А после удара в челюсть – просто с ума схожу, как интересуюсь.
– Знаешь, когда впервые появились немецкие овчарки?
– Знаешь, через сколько секунд после выстрела в затылок издохнет Люк?
– Не нервничай, – обеспокоенно попросила девушка. – Я хочу, чтобы ты понял все с самого начала, иначе мне не объяснить тебе ничего!
– Хорошо, – согласился я, пряча пистолет в кобуру. – Только давай уложемся в десять минут, иначе я его снова достану. Как ты понимаешь, мне нужно ехать к Рольфу.
– Тебе им не владеть… – прошептала Виола.
– Почему это?
Придавив недокуренную сигарету каблуком, она вздохнула и, наконец, заговорила:
– Считается, что немецкая овчарка, как порода, впервые выведена в конце девятнадцатого века Густавом Эмилем Фредериком фон Штефаниц. Длинношерстную овчарку он впервые показал в 1884 году на выставке в Ганновере, а гладкошерстную – в1892-м, в Берлине. Так считают все. Точнее – так принято считать.
– Давай поближе к Рольфу.
– Поближе – не получится. Будет, скорее, наоборот. Историю хоть знаешь? – Она недоверчиво покосилась на меня.
– Историю – знаю.
– Что такое «немецкая слобода»?
– В шестнадцатом – семнадцатом веках на Руси – часть города, где жили иностранцы.
– Правильно. – Теперь ее взгляд можно было истолковать, как удивленный.
– Я знаю. Поближе к Рольфу.
– Хорошо. Так вот, немецкая овчарка была впервые выведена в 1630 году дальним предком Густава Штефаниц – Фредериком. С того времени и идет из поколения в поколение помет первой немецкой овчарки, или, как ее еще называют, восточноевропейской. Имя первого кобеля – Маркус. Так он был наречен женой Фредерика Штефаниц – Алисией. Всех кобелей в роду называют Маркусами. Сук – Мильен Ди. К имени добавляется приставка – Штефаниц. Вот почему твоего Рольфа зовут Маркус Штефаниц.
– И за это мне разбили морду?
– Нет, не за это. На третьем помете Маркуса и Мильен Ди производитель заметил высокий интеллект собак. Производя дальнейшие наблюдения, Фредерик Штефаниц понял главное – если не смешивать кровь с другими собаками аналогичной породы, интеллект собак возрастает с каждым новым пометом. С этого момента ученый изолировал собак от окружающего мира, создав им аналогичный мир в слободе. Когда он понял, что более в слободе города Пскова удержать в тайне свои планы не удастся, он покинул Россию и уехал в Германию, увозя с собой Маркуса, Мильен Ди и двух щенков – суку и кобеля. В Ганновере он откупил на последние средства небольшой домик с угодьями и принялся реализовывать свой план. После смерти в 1639 году Маркуса и в 1641-м – Мильен Ди, их место заняли новые Маркус и Мильен – их дети. Для того чтобы предотвратить смешивание с другими породами и аналогичными, но не их рода, Фредерик Штефаниц принимает жестокое, но, по его мнению, оправданное решение. Через месяц после рождения щенят уничтожаются все, за исключением одного кобеля и одной суки. Целью Штефаниц не было разведение и увеличение новой породы собак. Он стремился создать собаку, равную по разуму человеку. Стандартная ошибка того времени. Из невозможного сделать реальное. Собачье поколение Штефаниц – на самом деле высокоразвитое и сильно отличаются от себе подобных. У них исключительное обоняние, великолепная память, и они чуть ли не близки к тому, чтобы делать выводы. Вот так.
– И что, совершенно никто не знал, чем занимается Фредерик Штефаниц? – усомнился я.
– Никто. Вскоре после смерти собак – основоположников породы, умерла Алисия, а бедный Фредерик через десять лет тронулся умом, когда понял, что ему не хватает жизни для достижения цели. И только через триста с небольшим лет Густав Эмиль Фредерик, пряча от всех секрет предка, параллельно вывел аналогичную породу и объявил ее первоначальной. Но кровь Маркуса не смешалась еще ни с чьей. У тебя – его потомок. А в Ганновере сейчас находится его сестра – Мильен Ди. Теперь понятно, за что тебе набили морду?
– Нет, не понятно. Собаку я купил за двести рублей у какой-то алкашки на рынке. Если о твоем волшебном Маркусе четыреста лет не догадывались в Германии, то как его нашла в России русская алкоголичка? У меня что-то мозгов не хватает проследить логическую цепь…
– Где же тебе хватит?! Четырехмесячного щенка кормить «чаппи» для взрослых собак…
– А-а-а… Ты тоже в квартире побывала? Баночки нашла? Телевизор хоть целый?
– Нет, разбили.
– Все, хана твоему бульдогу. – Я снова поднялся на ноги.
– При чем здесь Люк?! – заплакала девушка. – Это Енот разбил со злости!
– А на хера было енота с собой приносить?!
– Енот – это тот, который тебе губу повредил! – Виола смотрела на меня жалобными глазами. – Не делай больно Люку. Пожалуйста.
– Ничего себе – «повредил»! Ладно, давай дальше.
Девушка быстро вытерла слезы.
– Месяц назад в питомнике Штефаниц была совершена кража. Вместе с ценными вещами был украден компьютер со всеми записями, касающимися Маркусов и Мильен Ди. Маркуса прихватили, видно, случайно. Это подтверждает тот факт, что он был продан какому-то русскому эмигранту за пятьдесят евро.
– Откуда это известно?
– Штефаниц наняли частных детективов за бешеные деньги. Неделю назад эмигранта нашли мертвым у себя дома. Щенок пропал. На его след детективы вышли, уже будучи в России. Они и сейчас здесь. Похитители щенка скрылись, поняв, какую опасность для них представляет Маркус. Но, очевидно, на вокзале они проглядели, и тому удалось улизнуть. Скорее всего, там, на вокзале, его и нашла твоя алкашка. И продала тебе.
Я слушал ее, не веря собственным ушам.
– А дальше?
– Дальше – больше. Штефаниц объявили награду в триста тысяч евро тому, кто вернет Маркуса.
У меня перехватило дыхание.
– Триста тысяч – премия… Сколько же стоит щенок?!
– Речь идет о пяти-шести миллионах долларов.
Видя, как я впал в ступор, Виола пояснила:
– Он ценен, пока существует. Умрет Маркус – умрет трехсотпятидесятилетний труд. Десять дней назад скончался отец Маркуса. На твоем Рольфе замкнулся род Штефаниц, Антон.
Я присел рядом с ней, и мы закурили.
– Хорошо, Виолетта, тогда у меня еще один вопрос. Как вы вышли на меня и кто вы вообще такие? Мне же нужно знать, за что вас убивать.
– Люди, которые мне помогают, – ваши, российские субчики. За двадцать тысяч евро они, кажется, маму родную продадут. Впрочем, таких ублюдков хватает и у нас, в Германии.
– У вас, в Германии?
– Да, именно там. Я один из тех самых частных детективов, которых наняли Штефаниц. Удивляешься, почему я так хорошо говорю по-русски? А я и есть русская. Специалист-консультант по России в детективном агентстве «Брюгер».
– Коллега, значит? Что ж ты так паскудно работаешь? Паскудно и непрофессионально. Думаешь, как девочка-припевочка из пионерского хора, а поступаешь, как отъявленная нацистка. Меня ведь и убить могли твои помощники. А за это у нас суд приговаривает. К различным срокам.
– Я знаю, кто ты. Извини, я не думала, что все так получится. Ты не судья, а прямо монстр какой-то. Думала – пугнем, да и все образуется.
– Я тебе потом скажу, как у нас с тобой образуется. Ладно, проехали… Придется задать еще несколько вопросов. Первый – тот же. Как вы на меня вышли?
– Планомерно прочесывали все дворы рядом с вокзалом, справедливо полагая, что люди с чемоданами, следующие далеко, щенка с собой не возьмут. Хлопотно. Если подберут, а в этом я не сомневалась, то подберут местные, живущие неподалеку. Рядом был рынок, и я вчера там побывала. Когда мне рассказали о случившемся и показали направление, куда ушел человек, купивший щенка, я достала из сумочки визитку, которую мне на выставке в Дрездене дал один заводчик немецких овчарок. Ваш, кстати, местный. Он мне оказал услугу, выделив на пару дней троих молодцев.
– Врезать бы тебе, как следует…
– А что мне было делать, когда я узнала, что человек, купивший щенка, отметелил какого-то бугая?!
– И что?! Тебе сейчас легче?
– Нет, не легче.
– Ведьма немецкая. Но как ты меня-то нашла? Почему вы пасли во дворе на своем «Пассате» именно меня?
– А ты у своего соседа спроси. Смотрю, идет мужичок с кошелками. Из кошелок бутылки пустые торчат. Я возьми да спроси – мол, не знаешь, кто тут недавно щенком обзавелся? И достала две купюры по сто рублей. Через секунду уже знала, где ты живешь. Правда, сутки почти перед домом простоять пришлось, прежде чем не убедилась, что щенок – Маркус.
– Вот, Иваныч, сука! – вылетело из меня, как струя из брандспойта. – Он меня продал за столько же, за сколько я собаку купил! Ну, и что ты сейчас будешь делать, Виолетта?
– Антон, я думаю, что тебе лучше будет, если ты вернешь мне щенка и я увезу его в Германию. Да, и для щенка тоже… Я заплачу тебе сто пятьдесят тысяч. Ровно половину награды.
– А ты не хочешь отказаться от этой идеи и вернуться назад?
– Исключено. Я уже получила половину суммы.
– Отдай обратно.
– Не знаю, как у вас, а в Германии я сразу поставлю этим крест на карьере частного детектива.
– При таком отношении к делу, как у тебя, крест тебе поставят в России. Ты что думаешь, тебе отдадут щенка эти дегенераты? А, «специалист» по России? Эти добры молодцы во главе с дрезденским другом заберут у тебя сначала двадцать тонн евро, потом твой аванс – сто пятьдесят, затем – машину, а после отвезут за город, на какую-нибудь дачу, там засунут в попу плойку для волос и включат прибор в сеть. Через минуту ты сама им расскажешь, как лучше доехать до Ганновера, каким рейсом и где там найти герра и фрау Штефаниц. И в то время, когда они будут пить ром на Каймановых островах, ты будешь кормить сомов на дне ближайшей речки. Тут среди бандитов нет Робин Гудов, тут среди бандитов – одни отморозки. Ферштейн, фройляйн Виолетта? Теперь понятно, почему судьям на Руси жить тяжело? А ты – «припугнем, и все образуется»… Из-за таких дур, как ты, и приходится потом сидеть судье сутками в совещательной комнате да ломать голову – какой приговор вынести человеку за разбой, изнасилование, убийство, угон автотранспорта, совершенные одновременно! Это у вас судья в бассейне поплавает, виски шибанет, присяжных послушает да «втетерит по самые помидоры» – пятнадцать пожизненных заключений! Если на пару-тройку ошибется, его все простят!
Я выплюнул в сугроб доселе торчащую из моего рта сигарету и рявкнул:
– Только у себя-то ничего незаконного не творите! Все к нам норовите! Финны – водку жрать, а немцы – русских пугать! Чем это заканчивается – всем известно. Историю учи, девочка, а не учебники по хирургии.
Видя, как девушка задумалась, я решил ставить точку в разговоре.
– На синей «Мазде» – твои «помощники»?
Получив утвердительный ответ, я сел в машину и захлопнул обе дверцы.
– Машину заберешь на стоянке у вокзала. До города дойдешь сама. Пять километров для бешеной собаки – не крюк. И прошу тебя, забудь про эту дурацкую идею – забрать у меня пса. Порву, как Маркус – Мильен Ди…
Я развернулся и, проезжая мимо Виолы, сказал:
– Кстати, медицинского института в нашем городе нет.
Я нажал на педаль подачи топлива. Пора забирать Рольфа и делать ноги.
Глава 4
Не было печали…
Жил себе тихо и никого не трогал.
Не совсем, конечно, тихо, и, если честно, то кое-кого трогал, но это никоим образом не связано с тем, как в последнее время трогают меня. Были и угрозы, и драться приходилось, и даже – скрываться. В жизни каждого судьи рано или поздно наступают такие периоды. Но вот только в моем случае подобные издержки профессионально выполняемой работы стали носить характер константы. Жены-изменницы грозили меня, «подонка», сжить со света, когда я вынужденно оглашал в присутствии их «папиков» границы ареала их сезонного обитания. Директора и президенты фирм – «бабочек-однодневок», созданных для того, чтобы, взяв кредит, к вечеру «умереть», задыхались от ярости в моем судебном процессе, когда узнавали о невозможности «кидняка». Шли в другой банк, и через некоторое время все для них повторялось. Это все настолько обыденно в трудовой деятельности судьи, что хамство и угрозы начинаешь воспринимать, как обычное дело. Взяток я не брал, «договорным» никогда не был, и ко мне в кабинет никто и никогда не заходил, предварительно не спросив на то разрешения. Зарплата достойная, если судить из регулярных докладов министра труда на тех или иных заседаниях Правительства. Не скрою, по своему объему она хоть и не была Нобелевской премией, но позволяла жить безбедно. Пиво под матчи чемпионата России по футболу и цыпленка под чесночным соусом в кафе по воскресеньям я имел регулярно. Но судья, честно отработавший в СИСТЕМЕ хотя бы десять лет, все больше режет свой бюджет на неизвестные ранее цели. Те самые, о которых умалчивает министр труда. Квалифицированное лечение, дополнительный отдых и… просто человеческое к себе отношение. СИСТЕМА укрепляется, пережевывая слабых. И часто слабым является самый беззащитный от судейского произвола судья. Тот, кто не брал чужой копейки, аккуратно упакованной в пакет, и не вел масляных разговоров с людьми иного предназначения – адвокатами, прокурорами, денежными родственниками подсудимых. Часто именно они бывают беззащитны, неугодны. СИСТЕМА – пылесос. Она всасывает в себя мусор и выбрасывает чистый воздух. И не забивается только потому, что ей не позволяют себя выбросить самые «чистые» из чистых.
Никто не задумывался над простым вопросом – зачем человек изобрел пылесос? Да потому что после работы веником вся грязь – налицо. И ее много. Попробуй, отдели агнцев от козлищ…
А пылесос может работать сколь угодно долго, и весь шлак можно разглядеть лишь после капитальной чистки накопителя. В быту этот процесс называется вытряхиванием мусора из мешка. По-научному это звучит, как РЕФОРМА. Важно лишь то, КТО ее проводит и с какой целью.
Все шло своим привычным чередом, пока в моей жизни не появился Рольф. И теперь, если враги еще не сожгли мою родную хату, то лишь по той причине, что они меня там ждали. Голову даю на отсечение – рядом с домом, во дворе, выставлен пеший пост наблюдения. Скорее всего – один человек. При моем бесшабашном появлении он тут же доложит в квартиру. Кричать оленем во время брачного периода, подавая условный знак, он, конечно, не будет. Просто передаст информацию по станции. А в квартире меня будут ждать еще двое. Пристегнут судью Струге Антона Павловича к батарее центрального отопления и, наивно обещая подарить ему жизнь в обмен на информацию о местонахождении щенка, станут «колбасить» до полусмерти. Кажется, когда-то это уже было…
Нет, им не двадцать тонн валюты нужно. Им нужен Рольф. Точнее, даже не Рольф, а процесс его обмена на пару-тройку миллионов евро. Виолетта наверняка рассказала им все. Эксперт по России, мое-твое… Дура ты, а не эксперт.
За квартал от своего дома я сбросил скорость и загнал «восьмерку» в тупик, в глубину капитальных гаражей. В одном из этих гаражей содержал своего «Блюберда» Мыльников. Я открыл багажник в надежде найти что-нибудь подходящее для предстоявшей битвы. Стрелять из «газовика» средь бела дня в собственной квартире мне не улыбалось – потом неделю проветривать. Хотя вряд ли я откажу себе в этом, если придется. Так… Набор инструментов, трос… Вешалка для одежды – очень нужная в багажнике вещь… Бейсбольной биты, клюшки для игры в хоккей на траве или, на худой конец, монтировки, чье пребывание в багажнике было бы более оправданно, нежели вешалки, я не нашел. Зато обнаружил вещицу, на которой даже на секунду не задержит свой взгляд обыватель, если будет искать оружие. Но человек, который этой вещицей пользовался или получал аналогичной по голове, сразу обрадуется. Эта вещица в ряде стран мира используется полицейскими и сыщиками в качестве ударного инструмента. Эффект – потрясающий. Двадцатипятисантиметровая дубинка напоминает собой ложку для надевания обуви, только очень толстую. Эта игрушка входит в разряд тех, которыми сразу хочется поиграть, как только они попадут в руки. И еще – это единственное, с чем приехала в Россию Виолетта отстаивать чистоту родословной Рольфа.
Жил себе тихо и никого не трогал.
Не совсем, конечно, тихо, и, если честно, то кое-кого трогал, но это никоим образом не связано с тем, как в последнее время трогают меня. Были и угрозы, и драться приходилось, и даже – скрываться. В жизни каждого судьи рано или поздно наступают такие периоды. Но вот только в моем случае подобные издержки профессионально выполняемой работы стали носить характер константы. Жены-изменницы грозили меня, «подонка», сжить со света, когда я вынужденно оглашал в присутствии их «папиков» границы ареала их сезонного обитания. Директора и президенты фирм – «бабочек-однодневок», созданных для того, чтобы, взяв кредит, к вечеру «умереть», задыхались от ярости в моем судебном процессе, когда узнавали о невозможности «кидняка». Шли в другой банк, и через некоторое время все для них повторялось. Это все настолько обыденно в трудовой деятельности судьи, что хамство и угрозы начинаешь воспринимать, как обычное дело. Взяток я не брал, «договорным» никогда не был, и ко мне в кабинет никто и никогда не заходил, предварительно не спросив на то разрешения. Зарплата достойная, если судить из регулярных докладов министра труда на тех или иных заседаниях Правительства. Не скрою, по своему объему она хоть и не была Нобелевской премией, но позволяла жить безбедно. Пиво под матчи чемпионата России по футболу и цыпленка под чесночным соусом в кафе по воскресеньям я имел регулярно. Но судья, честно отработавший в СИСТЕМЕ хотя бы десять лет, все больше режет свой бюджет на неизвестные ранее цели. Те самые, о которых умалчивает министр труда. Квалифицированное лечение, дополнительный отдых и… просто человеческое к себе отношение. СИСТЕМА укрепляется, пережевывая слабых. И часто слабым является самый беззащитный от судейского произвола судья. Тот, кто не брал чужой копейки, аккуратно упакованной в пакет, и не вел масляных разговоров с людьми иного предназначения – адвокатами, прокурорами, денежными родственниками подсудимых. Часто именно они бывают беззащитны, неугодны. СИСТЕМА – пылесос. Она всасывает в себя мусор и выбрасывает чистый воздух. И не забивается только потому, что ей не позволяют себя выбросить самые «чистые» из чистых.
Никто не задумывался над простым вопросом – зачем человек изобрел пылесос? Да потому что после работы веником вся грязь – налицо. И ее много. Попробуй, отдели агнцев от козлищ…
А пылесос может работать сколь угодно долго, и весь шлак можно разглядеть лишь после капитальной чистки накопителя. В быту этот процесс называется вытряхиванием мусора из мешка. По-научному это звучит, как РЕФОРМА. Важно лишь то, КТО ее проводит и с какой целью.
Все шло своим привычным чередом, пока в моей жизни не появился Рольф. И теперь, если враги еще не сожгли мою родную хату, то лишь по той причине, что они меня там ждали. Голову даю на отсечение – рядом с домом, во дворе, выставлен пеший пост наблюдения. Скорее всего – один человек. При моем бесшабашном появлении он тут же доложит в квартиру. Кричать оленем во время брачного периода, подавая условный знак, он, конечно, не будет. Просто передаст информацию по станции. А в квартире меня будут ждать еще двое. Пристегнут судью Струге Антона Павловича к батарее центрального отопления и, наивно обещая подарить ему жизнь в обмен на информацию о местонахождении щенка, станут «колбасить» до полусмерти. Кажется, когда-то это уже было…
Нет, им не двадцать тонн валюты нужно. Им нужен Рольф. Точнее, даже не Рольф, а процесс его обмена на пару-тройку миллионов евро. Виолетта наверняка рассказала им все. Эксперт по России, мое-твое… Дура ты, а не эксперт.
За квартал от своего дома я сбросил скорость и загнал «восьмерку» в тупик, в глубину капитальных гаражей. В одном из этих гаражей содержал своего «Блюберда» Мыльников. Я открыл багажник в надежде найти что-нибудь подходящее для предстоявшей битвы. Стрелять из «газовика» средь бела дня в собственной квартире мне не улыбалось – потом неделю проветривать. Хотя вряд ли я откажу себе в этом, если придется. Так… Набор инструментов, трос… Вешалка для одежды – очень нужная в багажнике вещь… Бейсбольной биты, клюшки для игры в хоккей на траве или, на худой конец, монтировки, чье пребывание в багажнике было бы более оправданно, нежели вешалки, я не нашел. Зато обнаружил вещицу, на которой даже на секунду не задержит свой взгляд обыватель, если будет искать оружие. Но человек, который этой вещицей пользовался или получал аналогичной по голове, сразу обрадуется. Эта вещица в ряде стран мира используется полицейскими и сыщиками в качестве ударного инструмента. Эффект – потрясающий. Двадцатипятисантиметровая дубинка напоминает собой ложку для надевания обуви, только очень толстую. Эта игрушка входит в разряд тех, которыми сразу хочется поиграть, как только они попадут в руки. И еще – это единственное, с чем приехала в Россию Виолетта отстаивать чистоту родословной Рольфа.