Страница:
Вскоре появилась еще одна проблема. Пес отказывался принимать из рук пищу у кого бы то ни было, за исключением меня и Петьки. Нам по очереди приходилось по вечерам приезжать в питомник, чтобы его покормить. Петька изумлялся и расстраивался:
– Через двадцать лет общения с собаками я вынужден признать, что ничего не понимаю в их психологии. В этом возрасте щенки еще не настроены на подобного рода отказы. Им можно только начать прививать это качество – не брать из рук чужих предметы и пищу. И я его этим не напрягаю. Такое впечатление, что он по ночам читает книги о самовоспитании.
И я опять улыбался, пряча лицо. Позвонить Виолетте в Бремен и сообщить об успехах Рольфа? Меня так и тянуло это сделать. Но в эти моменты я вспоминал про бывшую жену, ее рассказы о крокодильем мясе, своих словах, которые произносил в ее адрес, читая письма, и отказывался от этой затеи. На подобную жестокость я, наверное, не способен. И еще мне было искренне жаль Виолу. Девчонка умная и не из робких. Интересно было бы знать: где она сейчас, чем занимается и какие коварные планы вынашивает в отношении меня? В том, что встреча не за горами, я не сомневался. Слишком велика была ставка. Честь рода и продолжение традиций – с ее стороны, и привязанность к Рольфу – с моей. И про какие бы мы традиции и честь ни говорили, а пять миллионов долларов, они и в Африке – пять миллионов. Я неплохо разбираюсь в биржевых делах, сделках и переоценке материальных ценностей в зависимости от обстоятельств. Если история выплывет наружу и станет достоянием общественности, то предлагаемая за Рольфа сумма может вырасти в два раза. Но это так – размышления ни о чем. Пса я не отдам ни за какие деньги.
Как-то в один из душных июльских вечеров мы с Пащенко задержались в офисе. Домой не хотелось идти ни мне, ни ему. Я уже побывал у Рольфа, поиграл с ним и накормил. Собаки питомника лаяли, завидев меня, уже не поднимая переполоха, как было раньше, в первые дни моего появления, а по привычке. И хотя в их голосе сквозила какая-то неприязнь – собака есть собака, врагом они меня не считали. Обо всем этом я рассказывал прокурору, и он лишь удивленно цокал языком и прихлебывал чай из кружки. В конце разговора, когда необходимость идти домой еще не прозвучала вслух, но назрела подсознательно, Вадим вдруг спросил:
– А тебе никогда не хотелось за эти два месяца вернуть пса в Германию, получить огромные деньги и свалить из этой богом забытой страны?
– Поменять Рольфа на бабки? – изумился я.
– Ну, назови это так.
– Ты что говоришь? Он же привык ко мне! Да и… я тоже.
– Ты еще не устал от постоянных тревог и мыслей о том, что с тобой будет, когда тебя найдет братва или эта дамочка? Всю жизнь не пробегаешь. Здесь нет сроков исковой давности. Тебе либо голову оторвут, либо просто заберут тайком от тебя собаку, и ты останешься и без Рольфа, и без денег. А скорее всего, произойдет все без «либо». Смешанный вариант. Ты, наверное, совсем позабыл о твоем увлекательном приключении с Пастором и Тимуром. Спасло тебя вчистую лишь совпадение счастливых случайностей да помощь друзей. Но когда-нибудь меня может просто не оказаться рядом. Или случайность окажется не счастливой, а несчастной.
Мне стало не по себе. Пащенко и ранее разговаривал со мной запросто о самых страшных вещах, но мне чувствовалось, что сейчас это не просто его поддержка. Это его совет. Конечно, с кем он еще будет ходить на матчи с участием «Рыбхоза», если меня пристукнут где-нибудь в подворотне?
– Ты дошутишься, Струге. У тебя удивительная особенность вступать в дерьмо обеими ногами сразу. Но однажды в него можно так вляпаться, что тебя найдут не по радиомаячку или мобильнику, как Дудаева, а по исходящей вони. И как мне кажется, этот запах я уже ощущаю. Но мне должностью положено ощущать запах дерьма раньше остальных. Однако скоро, когда вонь станет невыносимой…
Пащенко и раньше имел право так со мной разговаривать. И тот факт, что он стал инициатором моего исчезновения, говорил лишь об одном – он уважал меня и относился с искренней мужской дружбой.
– Удивляешься моим словам? – предвосхитил он мой вопрос. – Не стоит так удивляться. Тобой сегодня интересовались.
– Кто?
– Один дяденька с большими погонами. Из областной Управы.
– И что ему было нужно? – Я чувствовал, как нарастает напряжение в моей голове.
– Посмеялся, посетовал на проигрыш «Рыбхоза» и удивился, почему на последнем матче не было тебя.
– Дашь мне неделю подумать – кто из ментов ходит на игры местного футбольного клуба? И какого беса он интересуется мной?
– Вот и я спрашиваю – с чего бы? – Вадим почесал висок. – Не знаю, Антон. Хотя… Ты меня прекрасно знаешь по бывшей работе. Есть одна версия. Но не скажу. Если не дурак, сам поймешь. – Он помолчал и, словно невзначай, добавил, вставая из кресла: – Когда речь идет о сотнях тысяч – появляется братва, когда о миллионах – большие люди при законе… Пошли домой? Сегодня мой «Спартак» с твоим «Зенитом» в Лужниках бьется. Спорим на две «Балтики» – твои обделаются?
Я не дурак. Поэтому прекрасно понимал, о чем говорил Пащенко. Понимал, потому что помнил слова Варфоломеева о заинтересованности «людей из Управы» моим щенком. Придя домой, я не мог уснуть. Провертевшись на подушке полтора часа, я не выдержал, оделся, сунул за пояс «газовик» и вышел из квартиры. Поеду в питомник. У дежурного есть тахта, которая вечно пустует. Вот на ней и переночую. Может, дежурный разрешит взять к себе в домик Рольфа?
Закрывая дверь, я услышал приглушенный разговор несколькими этажами ниже. Судя по шагам и придыханию, кто-то поднимался по лестнице. Моя «кукушка» на седьмом, значит те, кто поднимается, сейчас находятся где-то на четвертом. Я глянул на кнопку лифта. Она горела, а значит, лифт работал. Зачем идти пешком при свободном и исправном лифте? Только в одном случае – если необходимо по пути до верхнего этажа обсудить последние детали. Я почувствовал приближение чего-то неприятного, словно по моей руке пробежал таракан. Может быть, человеку, который не связан опытом судьи, живется на свете легче, потому что он не видит того, что совершенно ясно для судьи – бывшего следователя прокуратуры. Может быть. Вот, например, обывателю и в голову не придет, что квартирные разбойники и воры никогда в жизни не воспользуются лифтом, даже если нужно будет идти на двадцатый этаж. Что обещает российский лифт? Во-первых, поломку. При наличии в карманах масок, перчаток, набора инструментов и оружия – это худшее, что может произойти. Во-вторых, неожиданные встречи при открывающихся дверях. Но это знаю я, следователь в прошлом и судья в настоящем. Поэтому, бесшумно закрыв тщательно смазанный замок двери («кукушка» есть «кукушка»), я поднялся на пролет выше и замер. Если альпинисты пройдут мой этаж и станут подниматься выше, я просто спущусь с тупой миной на лице.
Каждый судья обречен на небольшую дозу паранойи. Без этой дозы можно только называться судьей, но быть им невозможно. В этом он схож и с сыщиком из уголовки, и со следователем. Схожий склад ума, разные лишь выводы из одинаковых ситуаций…
Нет ничего неприятнее, чем в трех метрах от двери своей квартиры наблюдать за тем, как в нее звонят трое молодых людей с пистолетами, не состоящими на вооружении МВД.
Может быть, мужики просто телеграмму принесли? А я тут, как параноик, стараюсь не дышать! Если бы не оружие, можно было бы предположить, что это внеплановое посещение «кукушки» или знакомые Пащенко. Но всех его друзей я знал, а операм здесь делать нечего. Квартира раньше не использовалась в качестве «рабочей» и сейчас проходила срок короткой «реабилитации», то есть выжидался момент, когда соседи забудут старых хозяев и ничего не смогут сказать по поводу новых.
После третьей попытки до меня дозвониться один из пришедших не выдержал:
– Ничего не понимаю. У него же горел свет!
Голос звучал приглушенно и в нем чувствовалось волнение.
Еще звонок…
– Может, он в ванной? – высказал предположение второй. – Голову мылит, а мы тут названиваем.
Очень хотелось, чтобы они продолжали разговор. Так можно легко определить, из какого «стана» прибыли гости. Если мент станет «ботать по фене», я сразу это определю так же легко, как если бы жулик заговорил без ее применения. И хотя сейчас все органично перемешалось и заимствовалось, и те и другие общаются на одном языке – полуворовском, полугражданском «эсперанто», опытное ухо моментально уловит истинную частоту. Жулик, к примеру, среди мата и сленга никогда не произнесет слов-предателей, типа – «установил». Ему ближе – «прокнокал». И из его уст не услышишь «поехали в адрес». Жулик обязательно произнесет «поехали на хату». Зато я знаю одного опера, который, делясь со мной опытом размена квартиры, в абсолютно неслужебной обстановке «выдал»:
– Знаете, Антон Павлович, я уже сеть хат отработал, и все без толку.
Опера, внедряемые в преступные сообщества, прокалываются практически всегда не из-за того, что кто-то из «новых друзей» подслушал, как в фильмах, его телефонный разговор, а именно из-за своего либо слишком акцентированного, либо недостаточно ориентированного «базара».
Моя левая нога уже стала затекать, как я услышал еще один вариант, почему я не открываю дверь:
– Может, судила бабу «пашет»?
Теперь осталось только одно – догадаться, по чьему повелению на законспирированную оперскую квартиру прибыли «отморозки». С этим было бы легче, если бы среди присутствующих находились Альберт Наумович и Максим Егорович. Но они либо были не при делах, либо проходили курс психиатрической реабилитации на дому.
Между тем время текло, а момент принятия гостями решения даже не назревал. У этой категории людей процесс мышления в неординарной обстановке заторможен, как у зайца, увидевшего однородное существо. Если это зайчиха – ее нужно трахнуть, если заяц – «вломить» тому по первое число. Мысль о том, что могут «вломить» самому, приходит тогда, когда ошибка уже совершена. Очень хотелось выйти из укрытия и подсказать им направить одного на улицу, чтобы проверить, продолжает ли гореть свет в моей квартире. Но потом придется развернуть целую лекцию о том, что, поскольку свет не горит, значит, искомый человек находится в подъезде, так как он не выходил из дома, а на лифте никто не спускался. Руководить работой по своему обнаружению не хотелось, но сливаться со стеной в течение всей ночи – тоже малоприятное занятие. Должны же они что-нибудь придумать, в конце-то концов!
– Может, дверь «вынесем»? – долетело до меня.
Все правильно. Заяц, увидевший зайца…
– Офуел? Они же двойные. Че, не по глазам?
– А че делать? Гурон сказал, чтобы без собаки не возвращались!
Вот тебе и «твою-мою». Негромко музыка играла, недолго фраер танцевал! Нашли. Самым беспардонным образом высчитали и пришли меня трясти не куда-то, а на оперскую «кукушку»! Всем ублюдкам планеты Земля практически одновременно понадобился мой щенок по кличке Рольф. И что самое интересное, в данной ситуации самым ненужным оказываюсь я – владелец пса. Уважаемый Фредерик Штефаниц, ваше детище опережает по своей убийственной силе даже изобретенный на пятьсот лет раньше порох!
Зайцев, как и гусей, я «гонять» не умел, поэтому в голове тут же появился план исчезновения из ставшего уже ненадежным дома. Этот план был ориентирован именно на «зайца». Точнее – на трех «зайцев».
Бесшумно ступая, я поднялся на девятый этаж и нажал кнопку лифта. Голоса внизу притихли. Было ясно, что друзья пытаются понять причинную связь между сработавшим лифтом и отсутствием стука входных или квартирных дверей. Догадаться, что лифт вызвал человек, стоявший до этого на лестнице, нетрудно даже им. В том, что они не двинутся с места, я был уверен – они не понимают, куда движется лифт – вверх или вниз. Когда створки распахнулись передо мной и братва услышала шум двумя этажами выше, я нажал кнопку первого этажа, и пустой лифт начал свое унылое движение вниз.
Я бежал за пареньками, стараясь не стучать обувью. Нас разделяли два пролета лестницы. В азарте движения они не слышали моих шагов, а лишь подбодряли себя приглушенными выкриками. Первая часть плана сработала.
Дождавшись, когда за ними захлопнется уличная дверь, я юркнул в темноту под лестничную клетку, около самого выхода. По моим подсчетам сейчас должно было произойти следующее. Трое искателей приключений с дикими от возбуждения глазами выбегут на улицу и тут же поинтересуются у четвертого, сидящего в машине, в какую сторону побежал человек, который только что выскочил из подъезда. После его ответа они стремглав побегут обратно и рассосутся по этажам в поисках хитрого судьи Струге. Впрочем, машины с четвертым может и не быть, но я почему-то был уверен, что она есть. Психология братвы всегда заставляет оставлять крайнего на шухере. Это только коллеги из Управления приезжают и всей толпой идут в адрес. Если, конечно, адрес – не на первом и втором этажах и никого не нужно ловить на руки. С седьмого жулику прыгать опасно – может ногу вывихнуть…
План работал. Через минуту «группа захвата» снова залетела в подъезд и помчалась на всех парах наверх. Теперь одного они оставят у лифта, чтобы четвертый во второй раз над ними уже не хохотал, а двое начнут поиск. Молодцы. Грамотно. Так и сделали…
Прикинув, сколько им понадобится времени на «прочесывание» подъезда, я решил поторопиться. Осторожно, сантиметр за сантиметром открывая противно скрипящую дверь, я вышел на улицу. Так и есть. В десяти шагах от дома стоял припаркованный джип «Мазда» синего цвета. За рулем сидел знакомый мне по минувшим боям водитель «Газели» и откровенно скучал, вперив взгляд в фото голой девки на листке дешевой газетенки. Фотография была мне хорошо видна – я подходил к джипу сзади.
Сейчас фортуна повернется к пареньку тем же местом, которое он внимательно изучал на журнальной красавице. Наверное, в прошлый раз я чересчур сильно ударил водителя, потому что в данной ситуации нормальный человек ни за что не поставит машину задом к подъезду.
Я, как и в тот раз, резко открыл дверь и в ответ на блеск уже надоевших «противотуманок» врезал водителю по тому же самому месту дубинкой. С трудом протолкнув бесчувственное тело на сиденье пассажира, я сел за руль и включил зажигание. В тот момент, когда внедорожник, провернув на месте передние колеса, стал набирать скорость, я увидел в зеркало заднего вида выбегающую из подъезда «группу захвата»…
Глава 6
– Через двадцать лет общения с собаками я вынужден признать, что ничего не понимаю в их психологии. В этом возрасте щенки еще не настроены на подобного рода отказы. Им можно только начать прививать это качество – не брать из рук чужих предметы и пищу. И я его этим не напрягаю. Такое впечатление, что он по ночам читает книги о самовоспитании.
И я опять улыбался, пряча лицо. Позвонить Виолетте в Бремен и сообщить об успехах Рольфа? Меня так и тянуло это сделать. Но в эти моменты я вспоминал про бывшую жену, ее рассказы о крокодильем мясе, своих словах, которые произносил в ее адрес, читая письма, и отказывался от этой затеи. На подобную жестокость я, наверное, не способен. И еще мне было искренне жаль Виолу. Девчонка умная и не из робких. Интересно было бы знать: где она сейчас, чем занимается и какие коварные планы вынашивает в отношении меня? В том, что встреча не за горами, я не сомневался. Слишком велика была ставка. Честь рода и продолжение традиций – с ее стороны, и привязанность к Рольфу – с моей. И про какие бы мы традиции и честь ни говорили, а пять миллионов долларов, они и в Африке – пять миллионов. Я неплохо разбираюсь в биржевых делах, сделках и переоценке материальных ценностей в зависимости от обстоятельств. Если история выплывет наружу и станет достоянием общественности, то предлагаемая за Рольфа сумма может вырасти в два раза. Но это так – размышления ни о чем. Пса я не отдам ни за какие деньги.
Как-то в один из душных июльских вечеров мы с Пащенко задержались в офисе. Домой не хотелось идти ни мне, ни ему. Я уже побывал у Рольфа, поиграл с ним и накормил. Собаки питомника лаяли, завидев меня, уже не поднимая переполоха, как было раньше, в первые дни моего появления, а по привычке. И хотя в их голосе сквозила какая-то неприязнь – собака есть собака, врагом они меня не считали. Обо всем этом я рассказывал прокурору, и он лишь удивленно цокал языком и прихлебывал чай из кружки. В конце разговора, когда необходимость идти домой еще не прозвучала вслух, но назрела подсознательно, Вадим вдруг спросил:
– А тебе никогда не хотелось за эти два месяца вернуть пса в Германию, получить огромные деньги и свалить из этой богом забытой страны?
– Поменять Рольфа на бабки? – изумился я.
– Ну, назови это так.
– Ты что говоришь? Он же привык ко мне! Да и… я тоже.
– Ты еще не устал от постоянных тревог и мыслей о том, что с тобой будет, когда тебя найдет братва или эта дамочка? Всю жизнь не пробегаешь. Здесь нет сроков исковой давности. Тебе либо голову оторвут, либо просто заберут тайком от тебя собаку, и ты останешься и без Рольфа, и без денег. А скорее всего, произойдет все без «либо». Смешанный вариант. Ты, наверное, совсем позабыл о твоем увлекательном приключении с Пастором и Тимуром. Спасло тебя вчистую лишь совпадение счастливых случайностей да помощь друзей. Но когда-нибудь меня может просто не оказаться рядом. Или случайность окажется не счастливой, а несчастной.
Мне стало не по себе. Пащенко и ранее разговаривал со мной запросто о самых страшных вещах, но мне чувствовалось, что сейчас это не просто его поддержка. Это его совет. Конечно, с кем он еще будет ходить на матчи с участием «Рыбхоза», если меня пристукнут где-нибудь в подворотне?
– Ты дошутишься, Струге. У тебя удивительная особенность вступать в дерьмо обеими ногами сразу. Но однажды в него можно так вляпаться, что тебя найдут не по радиомаячку или мобильнику, как Дудаева, а по исходящей вони. И как мне кажется, этот запах я уже ощущаю. Но мне должностью положено ощущать запах дерьма раньше остальных. Однако скоро, когда вонь станет невыносимой…
Пащенко и раньше имел право так со мной разговаривать. И тот факт, что он стал инициатором моего исчезновения, говорил лишь об одном – он уважал меня и относился с искренней мужской дружбой.
– Удивляешься моим словам? – предвосхитил он мой вопрос. – Не стоит так удивляться. Тобой сегодня интересовались.
– Кто?
– Один дяденька с большими погонами. Из областной Управы.
– И что ему было нужно? – Я чувствовал, как нарастает напряжение в моей голове.
– Посмеялся, посетовал на проигрыш «Рыбхоза» и удивился, почему на последнем матче не было тебя.
– Дашь мне неделю подумать – кто из ментов ходит на игры местного футбольного клуба? И какого беса он интересуется мной?
– Вот и я спрашиваю – с чего бы? – Вадим почесал висок. – Не знаю, Антон. Хотя… Ты меня прекрасно знаешь по бывшей работе. Есть одна версия. Но не скажу. Если не дурак, сам поймешь. – Он помолчал и, словно невзначай, добавил, вставая из кресла: – Когда речь идет о сотнях тысяч – появляется братва, когда о миллионах – большие люди при законе… Пошли домой? Сегодня мой «Спартак» с твоим «Зенитом» в Лужниках бьется. Спорим на две «Балтики» – твои обделаются?
Я не дурак. Поэтому прекрасно понимал, о чем говорил Пащенко. Понимал, потому что помнил слова Варфоломеева о заинтересованности «людей из Управы» моим щенком. Придя домой, я не мог уснуть. Провертевшись на подушке полтора часа, я не выдержал, оделся, сунул за пояс «газовик» и вышел из квартиры. Поеду в питомник. У дежурного есть тахта, которая вечно пустует. Вот на ней и переночую. Может, дежурный разрешит взять к себе в домик Рольфа?
Закрывая дверь, я услышал приглушенный разговор несколькими этажами ниже. Судя по шагам и придыханию, кто-то поднимался по лестнице. Моя «кукушка» на седьмом, значит те, кто поднимается, сейчас находятся где-то на четвертом. Я глянул на кнопку лифта. Она горела, а значит, лифт работал. Зачем идти пешком при свободном и исправном лифте? Только в одном случае – если необходимо по пути до верхнего этажа обсудить последние детали. Я почувствовал приближение чего-то неприятного, словно по моей руке пробежал таракан. Может быть, человеку, который не связан опытом судьи, живется на свете легче, потому что он не видит того, что совершенно ясно для судьи – бывшего следователя прокуратуры. Может быть. Вот, например, обывателю и в голову не придет, что квартирные разбойники и воры никогда в жизни не воспользуются лифтом, даже если нужно будет идти на двадцатый этаж. Что обещает российский лифт? Во-первых, поломку. При наличии в карманах масок, перчаток, набора инструментов и оружия – это худшее, что может произойти. Во-вторых, неожиданные встречи при открывающихся дверях. Но это знаю я, следователь в прошлом и судья в настоящем. Поэтому, бесшумно закрыв тщательно смазанный замок двери («кукушка» есть «кукушка»), я поднялся на пролет выше и замер. Если альпинисты пройдут мой этаж и станут подниматься выше, я просто спущусь с тупой миной на лице.
Каждый судья обречен на небольшую дозу паранойи. Без этой дозы можно только называться судьей, но быть им невозможно. В этом он схож и с сыщиком из уголовки, и со следователем. Схожий склад ума, разные лишь выводы из одинаковых ситуаций…
Нет ничего неприятнее, чем в трех метрах от двери своей квартиры наблюдать за тем, как в нее звонят трое молодых людей с пистолетами, не состоящими на вооружении МВД.
Может быть, мужики просто телеграмму принесли? А я тут, как параноик, стараюсь не дышать! Если бы не оружие, можно было бы предположить, что это внеплановое посещение «кукушки» или знакомые Пащенко. Но всех его друзей я знал, а операм здесь делать нечего. Квартира раньше не использовалась в качестве «рабочей» и сейчас проходила срок короткой «реабилитации», то есть выжидался момент, когда соседи забудут старых хозяев и ничего не смогут сказать по поводу новых.
После третьей попытки до меня дозвониться один из пришедших не выдержал:
– Ничего не понимаю. У него же горел свет!
Голос звучал приглушенно и в нем чувствовалось волнение.
Еще звонок…
– Может, он в ванной? – высказал предположение второй. – Голову мылит, а мы тут названиваем.
Очень хотелось, чтобы они продолжали разговор. Так можно легко определить, из какого «стана» прибыли гости. Если мент станет «ботать по фене», я сразу это определю так же легко, как если бы жулик заговорил без ее применения. И хотя сейчас все органично перемешалось и заимствовалось, и те и другие общаются на одном языке – полуворовском, полугражданском «эсперанто», опытное ухо моментально уловит истинную частоту. Жулик, к примеру, среди мата и сленга никогда не произнесет слов-предателей, типа – «установил». Ему ближе – «прокнокал». И из его уст не услышишь «поехали в адрес». Жулик обязательно произнесет «поехали на хату». Зато я знаю одного опера, который, делясь со мной опытом размена квартиры, в абсолютно неслужебной обстановке «выдал»:
– Знаете, Антон Павлович, я уже сеть хат отработал, и все без толку.
Опера, внедряемые в преступные сообщества, прокалываются практически всегда не из-за того, что кто-то из «новых друзей» подслушал, как в фильмах, его телефонный разговор, а именно из-за своего либо слишком акцентированного, либо недостаточно ориентированного «базара».
Моя левая нога уже стала затекать, как я услышал еще один вариант, почему я не открываю дверь:
– Может, судила бабу «пашет»?
Теперь осталось только одно – догадаться, по чьему повелению на законспирированную оперскую квартиру прибыли «отморозки». С этим было бы легче, если бы среди присутствующих находились Альберт Наумович и Максим Егорович. Но они либо были не при делах, либо проходили курс психиатрической реабилитации на дому.
Между тем время текло, а момент принятия гостями решения даже не назревал. У этой категории людей процесс мышления в неординарной обстановке заторможен, как у зайца, увидевшего однородное существо. Если это зайчиха – ее нужно трахнуть, если заяц – «вломить» тому по первое число. Мысль о том, что могут «вломить» самому, приходит тогда, когда ошибка уже совершена. Очень хотелось выйти из укрытия и подсказать им направить одного на улицу, чтобы проверить, продолжает ли гореть свет в моей квартире. Но потом придется развернуть целую лекцию о том, что, поскольку свет не горит, значит, искомый человек находится в подъезде, так как он не выходил из дома, а на лифте никто не спускался. Руководить работой по своему обнаружению не хотелось, но сливаться со стеной в течение всей ночи – тоже малоприятное занятие. Должны же они что-нибудь придумать, в конце-то концов!
– Может, дверь «вынесем»? – долетело до меня.
Все правильно. Заяц, увидевший зайца…
– Офуел? Они же двойные. Че, не по глазам?
– А че делать? Гурон сказал, чтобы без собаки не возвращались!
Вот тебе и «твою-мою». Негромко музыка играла, недолго фраер танцевал! Нашли. Самым беспардонным образом высчитали и пришли меня трясти не куда-то, а на оперскую «кукушку»! Всем ублюдкам планеты Земля практически одновременно понадобился мой щенок по кличке Рольф. И что самое интересное, в данной ситуации самым ненужным оказываюсь я – владелец пса. Уважаемый Фредерик Штефаниц, ваше детище опережает по своей убийственной силе даже изобретенный на пятьсот лет раньше порох!
Зайцев, как и гусей, я «гонять» не умел, поэтому в голове тут же появился план исчезновения из ставшего уже ненадежным дома. Этот план был ориентирован именно на «зайца». Точнее – на трех «зайцев».
Бесшумно ступая, я поднялся на девятый этаж и нажал кнопку лифта. Голоса внизу притихли. Было ясно, что друзья пытаются понять причинную связь между сработавшим лифтом и отсутствием стука входных или квартирных дверей. Догадаться, что лифт вызвал человек, стоявший до этого на лестнице, нетрудно даже им. В том, что они не двинутся с места, я был уверен – они не понимают, куда движется лифт – вверх или вниз. Когда створки распахнулись передо мной и братва услышала шум двумя этажами выше, я нажал кнопку первого этажа, и пустой лифт начал свое унылое движение вниз.
Я бежал за пареньками, стараясь не стучать обувью. Нас разделяли два пролета лестницы. В азарте движения они не слышали моих шагов, а лишь подбодряли себя приглушенными выкриками. Первая часть плана сработала.
Дождавшись, когда за ними захлопнется уличная дверь, я юркнул в темноту под лестничную клетку, около самого выхода. По моим подсчетам сейчас должно было произойти следующее. Трое искателей приключений с дикими от возбуждения глазами выбегут на улицу и тут же поинтересуются у четвертого, сидящего в машине, в какую сторону побежал человек, который только что выскочил из подъезда. После его ответа они стремглав побегут обратно и рассосутся по этажам в поисках хитрого судьи Струге. Впрочем, машины с четвертым может и не быть, но я почему-то был уверен, что она есть. Психология братвы всегда заставляет оставлять крайнего на шухере. Это только коллеги из Управления приезжают и всей толпой идут в адрес. Если, конечно, адрес – не на первом и втором этажах и никого не нужно ловить на руки. С седьмого жулику прыгать опасно – может ногу вывихнуть…
План работал. Через минуту «группа захвата» снова залетела в подъезд и помчалась на всех парах наверх. Теперь одного они оставят у лифта, чтобы четвертый во второй раз над ними уже не хохотал, а двое начнут поиск. Молодцы. Грамотно. Так и сделали…
Прикинув, сколько им понадобится времени на «прочесывание» подъезда, я решил поторопиться. Осторожно, сантиметр за сантиметром открывая противно скрипящую дверь, я вышел на улицу. Так и есть. В десяти шагах от дома стоял припаркованный джип «Мазда» синего цвета. За рулем сидел знакомый мне по минувшим боям водитель «Газели» и откровенно скучал, вперив взгляд в фото голой девки на листке дешевой газетенки. Фотография была мне хорошо видна – я подходил к джипу сзади.
Сейчас фортуна повернется к пареньку тем же местом, которое он внимательно изучал на журнальной красавице. Наверное, в прошлый раз я чересчур сильно ударил водителя, потому что в данной ситуации нормальный человек ни за что не поставит машину задом к подъезду.
Я, как и в тот раз, резко открыл дверь и в ответ на блеск уже надоевших «противотуманок» врезал водителю по тому же самому месту дубинкой. С трудом протолкнув бесчувственное тело на сиденье пассажира, я сел за руль и включил зажигание. В тот момент, когда внедорожник, провернув на месте передние колеса, стал набирать скорость, я увидел в зеркало заднего вида выбегающую из подъезда «группу захвата»…
Глава 6
Пока мой «пассажир» справа отдыхал, уткнувшись носом в обшивку двери, я попробовал успокоиться и поразмышлять. Гости оказались не из будущего, а из прошлого. Компания Альберта Наумовича и Максима Егоровича. Только сейчас на площадке другое звено. И еще я сделал немаловажное открытие. «Дрезденский друг» Виолетты – не кто иной, как глава разросшейся до неприличия организованной преступной группировки города Гуров. Это он сменил на боевом посту почившего в тюрьме штата Огайо Пастора. Если хотите очень быстро с ним познакомиться, то откройте в моем городе свое казино, ломбард или организуйте притон для занятия проституцией. Гурон моментально об этом узнает, и, помимо государственного налога (за исключением последнего случая), вы сразу станете платить налог негосударственный. Попадете в ситуацию, когда от предложенных условий будет отказаться невозможно. Будете артачиться – вашему лучшему крупье сломают пару пальцев на правой руке или всех «рабочих» проституток заразят триппером на внеплановом «субботнике». Нужно делиться, без этого в наше время нельзя… РУОП и сыскари УР чуть ли не на локоть «наматывали» информацию о Гуроне, но вместо него бесплатно валить кедры командировались другие. Исполнители, свято верившие в «гангстерское» братство и хранившие обет молчания. Они верили, что их семьи, пока они не дома, будут согреты и обеспечены, что за их молчание на «зоне» они будут ходить на положении неприкасаемых «пацанов», что по выходе «оттуда» они заживут всласть… Если есть организация – есть идеология и умение свертывать мозги набок. Сам же Гурон был не «при делах» и доказать фактами его участие в организации и руководстве преступной группировкой было невозможно.
Мне удалось один раз столкнуться с Гуроном. Неприметный, серый сорокалетний мужичок. На первый взгляд – любитель почитать газеты и побродить по музеям и выставкам. Там-то, скорее всего, Виолетта его и встретила. Но если вгрызться зубами в криминальную историю и обстановку в городе, то при виде этого щуплого гражданина по спине будет пробирать холодок. Все, что именуется преступлениями, связанными с суммами десять тысяч долларов и выше, – в компетенции Гурова. По моей информации, когда я еще топтал территорию в качестве следователя прокуратуры, его лет десять назад «закрывал» следак из райотдела на трое суток – «по подозрению в совершении преступления». За банальное вымогательство у чурок на рынке. Естественно, через трое суток его выпустили. Еще через час чурки приехали в райотдел и признались дознавателю, что перепутали гражданина Гурова с кем-то другим, из Смоленска, но отсидка в сырой камере дала небольшой сбой в системе жизнеобеспечения организма мафиозного деятеля, и его притихший на время туберкулез проснулся и не засыпал до сих пор. Вот теперь у него появилась счастливая возможность и рыбку съесть, и на санках покататься. И бабок на Рольфе срубить, и Струге, теперь уже судью – что даже лучше – в дерьмо втоптать. А лучше – сначала втоптать, а потом еще и уничтожить. Довольно серьезный противник, если учесть сумму, стоящую на кону, и неутихающий туберкулезный кашель.
Теперь другое. Как они на меня вышли? Вопрос, который меня мучает с момента появления в моей жизни Рольфа. Само собой разумеется, не через Вадима Пащенко и не через его брата. Слишком сложная получается комбинация. Вадик поминутно знал мое местонахождение и мог «сдать» меня проще, не впутывая в оказание помощи мне силовиков. Где-нибудь в питомнике.
В питомнике…
По совету Виолы Гурон мог начать поиски Рольфа и, соответственно, меня с кинологических клубов. Где-то должен был я делать псу прививки и лечить, в случае чего, щенка! Вольдемар знал – я не стану этого делать, чтобы не «засветить» собаку, и тогда остается только одно. Обойти вниманием питомник УВД он просто не имел права. Гурон – не «заяц». Он думает. Поэтому еще живет и до сих пор не «заказан». Зато «заказан» сейчас другой человек. Я.
Так, с этим все ясно. Теперь нужны подробности.
Загнав «Мазду» в темноту двора одного из домов, я стал приводить в чувство уже начинающего привыкать к своему состоянию водителя… черт его знает, водителя чего! У них тут целый трамвайно-троллейбусный парк!
«Нарзана» в машине не было. Нашатыря в аптечке я не нашел, но обнаружил там вату. В некоторых случаях она может его заменять. Даю бесплатный совет из числа «полезных». Хотя, если вам приходилось будить мертвецки пьяного преступника на предмет получения объяснений, вам это не нужно. Чиркнув зажигалкой, я поджег вату, подождал, пока она разгорится, потушил и сразу сунул под нос парню, предварительно закрыв ему ладонью рот. Если вы этого никогда не делали, проделайте на себе.
Через пару минут парень с завязанными сзади все тем же ремнем руками уже прояснял мне ситуацию. Я его слушал, выпуская струйки дыма через опущенное стекло.
– Когда менты приехали и увидели Енота и Алика, ну…это… неодетыми, они их забрали в ментовку. Там спросили, чьи «бабки» в сумке. Макс сказал им, что «бабки» его…
– Так, дальше, – незаметно улыбнулся я в темное окно, чувствуя логичную концовку рассказа про «Енота с Аликом».
– А менты взяли и проверили баксы. Одна «сотня» оказалась фальшивой. Их тут же взяли в оборот и дело возбудили. Трое суток отсидели в изоляторе, и все трое суток их «кололи» на изготовление и сбыт фальшивых долларов. А откуда Енот про них знает? «Маляву» передал, кричит, что не при делах, и ментам за это базарит, а те, как видно, не верят, ну и… Сейчас под «подпиской» ходит, суда ждет. Менты, суки! «Сотню» фальшивую сами ведь подсунули!
– Не менты, а я, – заступился я за правоохранителей. – Давай дальше.
Скоро выяснилось, что Виолетта, на самом деле, спонсировала розыск Рольфа и объявила большую награду, если он будет возвращен, то есть – отобран у меня. Сколько именно пообещала Виолетта, парень не знал, но, по его словам, немало, потому что Гурон отложил все дела и сосредоточил усилия на поисках «мирового судьи и его собаки».
– А тебе-то сколько перепадет, сынок?
Помня о дубинке, парень почти сразу ответил:
– Три «штуки».
– Чего? Рублей? Долларов? Баб?
– Баксов, естественно.
– Было бы это естественно, я бы не спрашивал. Тебе не стыдно за три тонны «зеленых» лишать человека жизни?
– Я водитель.
– Да, конечно, извини. Я совсем забыл, что ты – только водитель. Не тебе же стрелять. Это будут делать те трое. Да?
– Они должны только выяснить у тебя, где собака.
– И всего-то? – удивился я, вспомнив про «беретты» в руках гостей. – А я-то, дурак, напраслину на парней возвожу и думаю о них плохо!
– Ну, они не без грубостей, конечно… – осклабился мой дважды недобитый собеседник. – Ты ведь не сразу бы сказал, где псина.
У меня возникло дикое желание размотать ему руки, вытащить за шиворот на улицу и отделать до состояния невменяемости. До его невменяемости. Однако вместо этого, подавляя в себе чувства, я открыл дверь с его стороны и вытолкнул парня на улицу. Потеряв равновесие, он свалился как куль на землю. Разговаривать с ним еще и выяснять подробности далее не имело смысла. Это слаборазвитое дитя играло роль «шестерки», которая знает ровно столько, сколько должна знать, по мнению хозяина.
– Если ты попадешься мне в третий раз, я проломлю тебе «крышу». Остаток дней проведешь не в муках, куда потратить три «штуки», а в блаженном созерцании белых стен в дурдоме. Бегом отсюда!
Мой путь лежал в питомник. Если они вышли на меня, проследив путь от Рольфа до квартиры, то я им нужен был только для того, чтобы забрать щенка из питомника. Сами они этого бы не сделали. В питомнике вооруженный сотрудник милиции, и вновь прибывших незнакомцев сразу возьмут в оборот. Сейчас мне стоило поторопиться, чтобы забрать Рольфа. Трое друзей наверняка уже просчитали мой ход и следуют в том же направлении. Они понимают, что я должен забрать пса и исчезнуть прежде, чем они подъедут к питомнику. Если я не успею, выход мне будет перекрыт, и в любой момент после этого, как только мне захочется выйти наружу, я стану жертвой…
С последними словами Шилков, которого все с уважением называли не иначе, как по отчеству – Сергеич, поднял в воздух указательный палец здоровой руки и превратился в статую. Метрах в ста от дежурного помещения раздавался протяжный вой. Рольф требовал моего появления. На мгновение вой затих, и старшина быстро сказал:
– Сейчас опять начнется!
После короткого подвывания Рольф опять затянул заунывную песнь и к нему подключилось еще несколько голосов.
– Эта спевка будет продолжаться всю ночь. Ваш сейчас устанет и вырубится, а взрослые не успокоятся до утра. Забирайте вы его, а? Он весь питомник скоро деморализует.
– За ним и приехал. Пока я за ним хожу, присмотри за выездом, чтобы никого не было.
– А что такое? – удивился Шилков.
– Ну, посмотришь или нет?
– Да ради бога.
Рольф узнал меня, еще не видя. Я подходил к вольеру сбоку, и он просто не мог меня видеть физически. Вольеры с трех сторон были обшиты досками, и только лицевая сторона клетки состояла из ограждения сеткой-рабицей. Приближаясь, я слышал, как мой пес скулит и топчется на одном месте.
Увидев, наконец, хозяина, щенок бросился на сетку и жалобно тявкнул, словно жалуясь на свою тяжелую судьбину. Пока я, чертыхаясь и торопясь, разматывал проволоку на петлях дверцы, Рольф прыгал на месте и беспрестанно скулил, топая лапами по деревянному настилу вольера. Справившись с проволокой, я шагнул внутрь и присел. Пес положил мне на плечи лапы и, работая языком, как помелом, стал вылизывать мне лицо.
Увидев, как он между делом высматривает у меня привычные пакеты с провизией, я вспомнил, что пора отсюда убираться.
– Все, малыш, уходим! Теперь нам и здесь покоя нет.
Нести его на руках было противоестественно. Рольф опережал в развитии всех своих сверстников и у меня на руках выглядел уже нелепо. Однако думать об этом времени не было. Преодолев рысью территорию вольера, сопровождаемый лаем собак, я выскочил на улицу. У входа курил старшина и выполнял мою просьбу – присматривал непонятно за кем.
– Слава тебе, господи! – произнес он и перекрестился. – Насовсем или как?
– Или как, – уклончиво ответил я, открывая свободной рукой заднюю дверь джипа.
– Ну, и – легкой вам дороги, – облегченно вздохнул Шилков.
Попрощавшись, он исчез в глубине дежурного помещения.
Я понимал – времени остаются какие-то секунды. Гурон меня «считал» так же легко, как я его. Но мне нужна была еще минута для звонка Пащенко. Я остался без крыши над головой, со щенком на руках в угнанной машине. Он должен мне помочь. Только бы Вадим был дома!
Мне удалось один раз столкнуться с Гуроном. Неприметный, серый сорокалетний мужичок. На первый взгляд – любитель почитать газеты и побродить по музеям и выставкам. Там-то, скорее всего, Виолетта его и встретила. Но если вгрызться зубами в криминальную историю и обстановку в городе, то при виде этого щуплого гражданина по спине будет пробирать холодок. Все, что именуется преступлениями, связанными с суммами десять тысяч долларов и выше, – в компетенции Гурова. По моей информации, когда я еще топтал территорию в качестве следователя прокуратуры, его лет десять назад «закрывал» следак из райотдела на трое суток – «по подозрению в совершении преступления». За банальное вымогательство у чурок на рынке. Естественно, через трое суток его выпустили. Еще через час чурки приехали в райотдел и признались дознавателю, что перепутали гражданина Гурова с кем-то другим, из Смоленска, но отсидка в сырой камере дала небольшой сбой в системе жизнеобеспечения организма мафиозного деятеля, и его притихший на время туберкулез проснулся и не засыпал до сих пор. Вот теперь у него появилась счастливая возможность и рыбку съесть, и на санках покататься. И бабок на Рольфе срубить, и Струге, теперь уже судью – что даже лучше – в дерьмо втоптать. А лучше – сначала втоптать, а потом еще и уничтожить. Довольно серьезный противник, если учесть сумму, стоящую на кону, и неутихающий туберкулезный кашель.
Теперь другое. Как они на меня вышли? Вопрос, который меня мучает с момента появления в моей жизни Рольфа. Само собой разумеется, не через Вадима Пащенко и не через его брата. Слишком сложная получается комбинация. Вадик поминутно знал мое местонахождение и мог «сдать» меня проще, не впутывая в оказание помощи мне силовиков. Где-нибудь в питомнике.
В питомнике…
По совету Виолы Гурон мог начать поиски Рольфа и, соответственно, меня с кинологических клубов. Где-то должен был я делать псу прививки и лечить, в случае чего, щенка! Вольдемар знал – я не стану этого делать, чтобы не «засветить» собаку, и тогда остается только одно. Обойти вниманием питомник УВД он просто не имел права. Гурон – не «заяц». Он думает. Поэтому еще живет и до сих пор не «заказан». Зато «заказан» сейчас другой человек. Я.
Так, с этим все ясно. Теперь нужны подробности.
Загнав «Мазду» в темноту двора одного из домов, я стал приводить в чувство уже начинающего привыкать к своему состоянию водителя… черт его знает, водителя чего! У них тут целый трамвайно-троллейбусный парк!
«Нарзана» в машине не было. Нашатыря в аптечке я не нашел, но обнаружил там вату. В некоторых случаях она может его заменять. Даю бесплатный совет из числа «полезных». Хотя, если вам приходилось будить мертвецки пьяного преступника на предмет получения объяснений, вам это не нужно. Чиркнув зажигалкой, я поджег вату, подождал, пока она разгорится, потушил и сразу сунул под нос парню, предварительно закрыв ему ладонью рот. Если вы этого никогда не делали, проделайте на себе.
Через пару минут парень с завязанными сзади все тем же ремнем руками уже прояснял мне ситуацию. Я его слушал, выпуская струйки дыма через опущенное стекло.
– Когда менты приехали и увидели Енота и Алика, ну…это… неодетыми, они их забрали в ментовку. Там спросили, чьи «бабки» в сумке. Макс сказал им, что «бабки» его…
– Так, дальше, – незаметно улыбнулся я в темное окно, чувствуя логичную концовку рассказа про «Енота с Аликом».
– А менты взяли и проверили баксы. Одна «сотня» оказалась фальшивой. Их тут же взяли в оборот и дело возбудили. Трое суток отсидели в изоляторе, и все трое суток их «кололи» на изготовление и сбыт фальшивых долларов. А откуда Енот про них знает? «Маляву» передал, кричит, что не при делах, и ментам за это базарит, а те, как видно, не верят, ну и… Сейчас под «подпиской» ходит, суда ждет. Менты, суки! «Сотню» фальшивую сами ведь подсунули!
– Не менты, а я, – заступился я за правоохранителей. – Давай дальше.
Скоро выяснилось, что Виолетта, на самом деле, спонсировала розыск Рольфа и объявила большую награду, если он будет возвращен, то есть – отобран у меня. Сколько именно пообещала Виолетта, парень не знал, но, по его словам, немало, потому что Гурон отложил все дела и сосредоточил усилия на поисках «мирового судьи и его собаки».
– А тебе-то сколько перепадет, сынок?
Помня о дубинке, парень почти сразу ответил:
– Три «штуки».
– Чего? Рублей? Долларов? Баб?
– Баксов, естественно.
– Было бы это естественно, я бы не спрашивал. Тебе не стыдно за три тонны «зеленых» лишать человека жизни?
– Я водитель.
– Да, конечно, извини. Я совсем забыл, что ты – только водитель. Не тебе же стрелять. Это будут делать те трое. Да?
– Они должны только выяснить у тебя, где собака.
– И всего-то? – удивился я, вспомнив про «беретты» в руках гостей. – А я-то, дурак, напраслину на парней возвожу и думаю о них плохо!
– Ну, они не без грубостей, конечно… – осклабился мой дважды недобитый собеседник. – Ты ведь не сразу бы сказал, где псина.
У меня возникло дикое желание размотать ему руки, вытащить за шиворот на улицу и отделать до состояния невменяемости. До его невменяемости. Однако вместо этого, подавляя в себе чувства, я открыл дверь с его стороны и вытолкнул парня на улицу. Потеряв равновесие, он свалился как куль на землю. Разговаривать с ним еще и выяснять подробности далее не имело смысла. Это слаборазвитое дитя играло роль «шестерки», которая знает ровно столько, сколько должна знать, по мнению хозяина.
– Если ты попадешься мне в третий раз, я проломлю тебе «крышу». Остаток дней проведешь не в муках, куда потратить три «штуки», а в блаженном созерцании белых стен в дурдоме. Бегом отсюда!
Мой путь лежал в питомник. Если они вышли на меня, проследив путь от Рольфа до квартиры, то я им нужен был только для того, чтобы забрать щенка из питомника. Сами они этого бы не сделали. В питомнике вооруженный сотрудник милиции, и вновь прибывших незнакомцев сразу возьмут в оборот. Сейчас мне стоило поторопиться, чтобы забрать Рольфа. Трое друзей наверняка уже просчитали мой ход и следуют в том же направлении. Они понимают, что я должен забрать пса и исчезнуть прежде, чем они подъедут к питомнику. Если я не успею, выход мне будет перекрыт, и в любой момент после этого, как только мне захочется выйти наружу, я стану жертвой…
* * *
– Послушайте, – не поздоровавшись, сразу «наехал» на меня Шилков – старшина, дежурный по питомнику, – ваш подросток обнаглел! – Он показал мне перемотанную бинтом руку. – Варфоломеев сегодня вечером не приехал, пришлось вашему Рольфу жратву нести мне. Этот подлец отказался есть, а когда я присел над ним, он цапнул меня за руку! Воет, как настоящий! Волк, а не кобель! Вот, послушайте сами…С последними словами Шилков, которого все с уважением называли не иначе, как по отчеству – Сергеич, поднял в воздух указательный палец здоровой руки и превратился в статую. Метрах в ста от дежурного помещения раздавался протяжный вой. Рольф требовал моего появления. На мгновение вой затих, и старшина быстро сказал:
– Сейчас опять начнется!
После короткого подвывания Рольф опять затянул заунывную песнь и к нему подключилось еще несколько голосов.
– Эта спевка будет продолжаться всю ночь. Ваш сейчас устанет и вырубится, а взрослые не успокоятся до утра. Забирайте вы его, а? Он весь питомник скоро деморализует.
– За ним и приехал. Пока я за ним хожу, присмотри за выездом, чтобы никого не было.
– А что такое? – удивился Шилков.
– Ну, посмотришь или нет?
– Да ради бога.
Рольф узнал меня, еще не видя. Я подходил к вольеру сбоку, и он просто не мог меня видеть физически. Вольеры с трех сторон были обшиты досками, и только лицевая сторона клетки состояла из ограждения сеткой-рабицей. Приближаясь, я слышал, как мой пес скулит и топчется на одном месте.
Увидев, наконец, хозяина, щенок бросился на сетку и жалобно тявкнул, словно жалуясь на свою тяжелую судьбину. Пока я, чертыхаясь и торопясь, разматывал проволоку на петлях дверцы, Рольф прыгал на месте и беспрестанно скулил, топая лапами по деревянному настилу вольера. Справившись с проволокой, я шагнул внутрь и присел. Пес положил мне на плечи лапы и, работая языком, как помелом, стал вылизывать мне лицо.
Увидев, как он между делом высматривает у меня привычные пакеты с провизией, я вспомнил, что пора отсюда убираться.
– Все, малыш, уходим! Теперь нам и здесь покоя нет.
Нести его на руках было противоестественно. Рольф опережал в развитии всех своих сверстников и у меня на руках выглядел уже нелепо. Однако думать об этом времени не было. Преодолев рысью территорию вольера, сопровождаемый лаем собак, я выскочил на улицу. У входа курил старшина и выполнял мою просьбу – присматривал непонятно за кем.
– Слава тебе, господи! – произнес он и перекрестился. – Насовсем или как?
– Или как, – уклончиво ответил я, открывая свободной рукой заднюю дверь джипа.
– Ну, и – легкой вам дороги, – облегченно вздохнул Шилков.
Попрощавшись, он исчез в глубине дежурного помещения.
Я понимал – времени остаются какие-то секунды. Гурон меня «считал» так же легко, как я его. Но мне нужна была еще минута для звонка Пащенко. Я остался без крыши над головой, со щенком на руках в угнанной машине. Он должен мне помочь. Только бы Вадим был дома!