Проходит минута. Последнее эхо грохота лавины слабо доносится издали. Снова тишина нарушается только глухим завыванием ветра.
   Склон становится положе, округляется, нога утопает в пушистом снегу; мы выходим на ровную площадку первой террасы. Отдых.
   Лица моих товарищей почти не видны из-под капюшонов штормовок и защитных очков, но морщины на лбу и плотно сжатые потрескавшиеся губы говорят о только что пережитой опасности.
   В голову приходят нелепые мысли: например, что было бы, если бы лавина пронеслась по склону, на котором мы находились; или: если бы лавина налетела, то лучше быть связанными веревкой или нет?
   «Как бы то ни было, мы счастливо отделались», – вслух отвечает на наши мысли Владимир. И это было, конечно, главное.
   Вторая терраса на 150 м выше первой и отделена от нее крутой фирновой ступенью. Обойти ее справа не представляется возможным. Здесь фирновые массы громоздятся друг на друга, зияя глубокими трещинами. Обойти эти трещины тоже нельзя: за ними обрыв, уходящий вниз на несколько сот метров к фирновому полю цирка.
   Фирновую ступень можно обойти только слева по снежному кулуару, но он лавиноопасен. Иного пути нет, и, увязая по колено в снегу, мы пошли по кулуару. Слой рыхлого снега здесь доходит до пояса, и нам приходится своим телом проделывать в нем траншею. Опасность очень велика. Снег в кулуаре непрочно лежит на фирновом основании, и по мере увеличения крутизны склона мы то и дело съезжаем вниз. Мы один за другим поднимаемся прямо по кулуару, в лоб. В сторону отойти нельзя: подрежется снежный склон, и тогда неминуема лавина. Но где-то из кулуара придется выбраться: он начинается у ледяной стенки. Вот мы у ее подножья. Утрамбовываем ногами снег и делаем в нем «след», по которому вся наша группа ступает, как один человек, и выбирается из кулуара на склон. Лишние следы не делаем, чтобы уменьшить возможность нарушения связи снега.
 
   Цирк № 1 и северный склон пика Гармо
   Снова грохот потряс воздух. Где-то совсем рядом сорвалась лавина. Из-за ледяной стены в нескольких метрах от нас выскочила еще одна» С огромной скоростью она понеслась по тому самому кулуару, из которого мы вышли несколько минут назад[31]. Над кулуаром взметнулся и быстро скрылся внизу снежный вихрь. Когда мы оглядели кулуар, наших следов в нем не оказалось. Снежный покров там был буквально содран с фирнового основания. Мы, молча, посмотрели друг на друга. В этот день мы больше о лавинах не говорили.
   Чтобы преодолеть последний крутой подъем ко второй террасе, в твердом фирне пришлось вырубать ступени. Это место представляет собой маленькую наклонную фирновую площадку. Над ней нависают фирновые карнизы, в толще которых сверкает лёд. С края площадку ограничивает огромная трещина.
   Отсюда только один путь – вперед. Нам придется итти сначала по короткому ледяному гребню, который слева[32] обрывается круто вниз, справа – вдоль него тянется трещина. Гребень приводит к фирновому склону, ведущему к третьей террасе. Крутизна этого склона близка к 60°. Между концом гребня и склоном – темная бездна трещины. Ширина ее здесь немногим более метра. Склон нависает над окончанием гребня карнизом, до края которого по вертикали три метра. А как они недоступны! Есть одна возможность преодолеть это препятствие: под карнизом на очень крутом склоне есть горизонтальная ледяная ниша. В ней можно поместиться лежа и в таком положении прорубить лаз в карнизе. Общими усилиями мы помогаем Александру дотянуться до этой ниши.
   Проходит немного времени, и, наполовину засыпанный осколками льда, с замерзшими руками, он прекращает работу. Но он уже расширил нишу, и теперь работать стало легче. Его место занимаю я. Мне удается разрубить карниз еще больше, и я могу уже продолжать работу сидя. Но пальцы рук у меня онемели от холода. Уже около 4 часов дня, и мы хорошо представляем себе, что на перевальную точку мы в этот день не попадем. К тому же я начал уже сомневаться и в возможности преодоления карниза.
   Когда я спустился обратно к товарищам на ледяной гребень, мы приняли такое решение: остановиться на ночь поблизости, а завтра утром сделать последнюю попытку пройти здесь. В случае неудачи, мы должны были спускаться вниз и искать нового, более доступного, пути на гребень хребта. Досадно было отступать, когда за этим карнизом уже виднелась третья терраса и подъем с нее на перевальную точку.
   Мы спустились обратно с ледяного гребня на вторую террасу. Теперь необходимо было искать место для бивуака. Но подходящей площадки нет и здесь. Чтобы не спускаться ниже, мы вырубили место для палатки на покатом фирне у края трещины под фирновым обрывом. Растяжки палатки закрепили на ледовых крючьях.
 
   Цирки ледника Бивачного: третий – слева, четвертый – справа
   Впервые в горах я испытывал такую ужасную ночь. Всю ночь громыхали вокруг нас лавины. Они возникали то справа, то слева, то где-то совсем близко над нами, мы находились как будто в месте зарождения лавин. В темноте ночи самих лавин не видно, но их неизменные спутники, воздушные волны, каждый раз ударяли по полотнищам палатки. Мощный фирновый карниз, нависавший над палаткой, был нашим надежным укрытием. Лавины, перелетая через него, как через трамплин, неслись над нашими головами вниз.
   Спать мы, конечно, не могли. При каждом новом грохоте мы открывали глаза. Проходили секунды мучительного ожидания, казавшиеся нам вечностью. Если бы одна из лавин задела нашу палатку, она либо увлекла ее вниз по склону, либо сбросила в трещину, в одном метре от края которой мы находились. Но гул уходил вниз к леднику. Иногда шум одной лавины не успевал затихнуть, как новая подхватывала эхо первой. И так в течение всей ночи.
5 сентября
   Лавины прекратились только под утро. Измученные тревожной ночью, мы рано покинули негостеприимный бивуак. На ледяном гребне Валентин, Владимир и Александр организовали надежную страховку, и я снова забрался в ледяную нишу и по ней пролез под карниз.
   Опять в лицо мне летели мелкие осколки льда, разлетавшиеся в стороны при каждом ударе ледоруба. Опять я, в неудобной позе, замахивался ледорубом, каждый раз рискуя свалиться вниз. Наконец я прорубил карниз настолько, что смог встать во весь рост. Снизу раздался тройной вздох облегчения. Но радоваться еще было рано. Положение мое было очень неустойчивым. Сильно размахнуться для рубки карниза нельзя – можно потерять равновесие и свалиться вниз. За надежность страховки можно было ручаться – меня страховали трое. Но если в случае срыва я не «улетел» бы далеко, то все равно задержаться на острие ледяного гребня было невозможно. Предстояло одно из двух: прокатиться несколько метров (на длину свободного конца веревки) по склону, либо повиснуть над трещиной между карнизом и гребнем. И первое и второе было мало приятным.
   Я испытал последнее средство. Скальным молотком начал забивать ледоруб в фирн. Когда древко на три четверти вошло в фирн, молоток сломался. Прочность древка ледоруба должна была теперь решить успех дела. Взявшись обеими руками за ледоруб, я уперся ногами в лаз, прорубленный мной в карнизе, и постепенно перенес всю тяжесть тела на ледоруб. В минуту, когда я повис над ледяным гребнем и видел, как древко прогнулось под моей тяжестью, я думал только об одном: «Лишь бы оно выдержало». В глубине сознания промелькнул пройденный подъем, изборожденный трещинами.
   Подтянувшись на руках, я встал ногами на склон, и первая мысль, которая возникла у меня, была: «Сегодня мы будем на перевале».
 
   Путь подъема по ледопаду при выходе на гребень хребта Академии наук
   Поднявшись по склону на всю длину веревки, я вбил три ледовых крюка и к одному из них привязал себя. Встав затем на страховку, я помог Валентину добраться ко мне. Вдвоем мы втащили на веревке рюкзаки и прикрепили их также к ледовым крючьям. Последним поднялся к нам Владимир. Теперь мы прикрепились к крючьям вместе с рюкзаками и висели на шестидесятиградусном склоне, как гроздь винограда.
   Нам пришлось еще дважды подниматься на полную длину веревки, чтобы выйти на третью террасу. Перевальная точка видна совсем рядом, отсюда до нее каких-нибудь 20—30 м. Но опять склон от террасы отделяет трещина. На этот раз через нее можно перебраться по снежному мосту. Блещунов переполз его при нашей надежной страховке. За ним этот путь проделали остальные.
   Склон, на который мы вышли, невероятно крут. На нем тонкий слой ноздреватого снега, под которым чистый лед. Валентин неожиданно сорвался и покатился по склону, увлекая за собой целый пласт снега. Если бы не веревка, связывающая его с нами, его падение завершилось бы в трещине, через которую мы только что перебрались.
   Последние метры перед гребнем хребта путь идет по льду. Мы с остервенением рубим ступени. Вот уже Бле-щунов дотянулся рукой до грани склона. Валентин помог ему – воткнул штычок ледоруба в склон у ноги Александра. Подтянувшись, Александр лег животом на гребень. Еще через несколько минут мы все стояли на перевальной точке.
   Дует пронизывающий ветер, поэтому, не теряя ни минуты, мы установили здесь же палатку. Мы находимся на гребне хребта Академии наук. По ту его сторону лежит ледник Южный. Справа от нас в него впадает ледник, вероятно, это ледник № 6[33]. Юго-западное плечо Гармо не ниже северного, у подножья которого мы находимся.
   В этом месте к хребту Академии наук примыкает Дарвазский хребет, который тянется отсюда далеко на запад. Ледяные склоны этого хребта опускаются к цирку ледника Южного.
   Соседняя с перевальной точкой вершина оказалась небольшим снежным повышением хребта. Когда мы поднялись на нее, то не обнаружили там замерзшего озерка, о котором писали восходители 1932 г. Кроме того, эта «вершина» превышала перевал, где уже стояла наша палатка, не больше, чем на десяток метров вместо сорока. Это нас озадачило. Может быть, мы поднялись не на предполагаемый перевал через хребет Академии наук? Но более подробной разведки сегодня мы уже сделать не можем. Надвигается вечер.
6 сентября
   Теперь, когда мы стоим на гребне хребта Академии наук, нам, как с самолета, виден весь ледник Бивачный. Не верится, что его поверхность изборождена трещинами и множеством ледяных игл и сераков. Отсюда он кажется ровной ледяной рекой, лишь кое-где подернутой рябью. От четырех фирновых бассейнов, питающих ледник, он уходит на северо-восток. У величественного массива пика Сталина он поворачивает к леднику Федченко, в еще более восточном направлении, скрываясь за правобережным склоном, В месте поворота отчетливо видна скалистая масса пика Реввоенсовета с тонкими снежными прожилками, спускающимися от снежной шапки вершины.
   Пик Гармо совершенно заслоняет от нас вид на восток и юго-восток. В туманной дали юга и запада поднимаются тысячи незнакомых нам снежных вершин, на которые еще не ступала нога человека.
 
   На хребте Академии наук
   Ледник Южный в полутора километрах ниже нас, но мы сразу заметили разницу в строении ледников, лежащих по разные стороны хребта Академий наук. На западной стороне хребта, в отличие от восточной, ледники более спокойные, поверхность их относительно ровнее. Только местами они перерезаны глубокими трещинами. Поднявшись еще раз на выступ гребня, мы убедились в том, что наша перевальная точка не была тем местом, на которое поднялись альпинисты в 1932 г. Хребет тянулся перед нами на северо-запад до пика Молотова и от него изменял направление на северное. Немного севернее, не доходя до ответвления на восток первого контрфорса, отделяющего цирк № 1 от № 2, должен быть перевал, о котором говорится в описаниях 1932 г. В двух километрах от нас мы видим еще одно понижение в гребне и пологий спуск по фирну в цирк, из которого мы поднялись. Снежная вершина над первым контрфорсом и есть та самая, на которую поднялись альпинисты в 1932 г.
   Таким образом, мы поднялись непосредственно к началу северного плеча пика Гармо по пути во много раз труднее и опаснее того, который имелся в северо-западном углу цирка № 1.
   Осматривая отсюда весь путь нашего, продолжавшегося почти двое суток, семисотметрового подъема, мы убедились, что поднимались по краю северо-восточной стены пика Гармо. «Мы имеем основание гордиться, что смогли осилить все трудности этого опасного пути», – подумал я. Такого же мнения были и остальные. На гребне мы установили тур, в который вложили банку с запиской. С гребня на запад спускался крутой снежный склон – это был заманчивый путь вниз, на ледник Южный. Мы решили было им воспользоваться, но когда спустились с хребта метров на пятьдесят, раскаялись в нашем выборе. Фирн вдруг резко заканчивался, наружу выступала серая осыпь, и вниз к леднику уходил каменистый склон, прорезанный множеством кулуаров. Стоило нам сделать по нему несколько шагов, как камни пришли в движение. Обгоняя друг друга, они мчались вниз, увлекая за собой массу обломков. Мы видели как далеко внизу камни вылетели на белую поверхность ледника, застывая на ней темными пятнами.
   Мы вернулись на гребень и в поисках более безопасного спуска отправились в северном направлении. Волнистая линия гребня здесь характерна снежными куполами с мягкими очертаниями и зубчатыми скалами. Между ними иногда нам попадаются маленькие замерзшие озерки с исключительно гладким и зеркально чистым льдом, по которому скользят острые зубья кошек.
   Гребень, постепенно понижаясь, привел нас к снежной седловине, в сорока метрах над которой стоял скальный пик. Эта седловина и есть перевал через хребет. Со стороны ледника Южного к пику подходит фирновый склон невероятной крутизны. Здесь же от хребта отходит на запад гребень, разделяющий притоки № 5 и № 6 ледника Южного. Гребень этот отходит от хребта в юго-западном направлении и затем резко, почти на 90°, поворачивает на запад. В его изгибе залегает цирк ледника № 5.
 
   Вид с гребня хребта Академии наук в долину ледника Южного
   С перевальной точки можно спуститься на ледник № 6. Мы пришли к этому заключению, несмотря на то, что подъем на перевал именно с 6-го ледника еще в 1932 г. был признан недоступным, а спуск всегда труднее подъема! Путь спуска нам виден почти до самого ледника Южного. Сначала это мелкая осыпь, после которой можно перейти на снег и по нему спуститься вплоть до левых[34] скал, а уже со скал надо перейти на 6-й ледник, который и приводит к леднику Южному. Но этот путь нам предстоит проделать на следующий день.
   Завтра исполняется ровно 8 лет со дня первого подъема людей на хребет Академии наук (подъем с запада; спуск по тому же пути). Теперь нам выпало счастье подойти к хребту с востока, подняться на него, пересечь с востока на запад.
   Остаток дня мы посвятили разведке. С перевальной точки я поднялся на пик, среди скальных зубьев которого нашел замерзшее озерко, о котором упоминается в описании. Тура я не обнаружил, но чтобы окончательно убедиться в том, что это именно пик, «взятый» в 1932 г., пришлось спуститься метров на пятьдесят по западному склону. Все соответствовало описанию: зубчатая гряда скал, венчающая гребень, подходила к вершине. Из-под этой гряды вниз уходит весьма крутой склон, под снежным покровом которого лежит чистый лед.
   Солнце клонится к закату. Гребни окружающих гор отбрасывают длинные тени. У ледяного склона пика Гармо зарождаются легкие облака, подхватываемые ветром, они быстро плывут вниз, в ущелье ледника Южного.
   Отсюда, с пика, виден последний отблеск солнца на полотнищах нашей одинокой палатки. Вокруг палатки никого. Значит все уже забрались в спальные мешки. Еще несколько минут я наблюдаю величественную картину заката и уже в быстро наступающей темноте спускаюсь к бивуаку.
7 сентября
   Мы на леднике Южном. Позади остался километровый спуск с хребта на ледник. Оглядывая его теперь снизу, нам стало понятно, почему невозможен здесь подъем на хребет. Когда мы спускались, некогда было осматриваться, и поэтому даже самые острые моменты как-то проходили мимо сознания. Зато теперь, при воспоминании пройденного пути, в памяти выплывают отдельные эпизоды: спуск по осыпи, камнепад, вызванный неосторожно задетым кем-то «живым» камнем… Особенно запомнился неприятный переход со снега на скалы, когда мы буквально повисали над ледником № 6, цепляясь пальцами за выступы разрушенной породы. Да и ледник принес нам много неприятностей. Ледник имеет крутое падение, а его поверхность вся усеяна мелким камнем. На кошках спускаться невозможно, а без них чувствуешь себя так, как если бы ноги катились на шариковых подшипниках. Валентин и Владимир падали особенно часто, оставляя на этих проклятых камешках кровавые следы от царапин на руках.
   Но теперь, повторяю, все это осталось позади – и мы шагаем по ноздреватому снегу ледника Южного.
   Этот ледник течет на северо-запад, огибая правобережный скальный массив, точнее хребтик, разделяющий ледники № 5 и № 6. Как всегда, на повороте ледника громоздятся ледяные глыбы. От хребтика, как от центра, радиально расходятся по леднику трещины и пересекают его поперек. Они, как щупальцы гигантского спрута, расползаются в стороны и доходят почти до противоположного, левого берега. Обход их отнял бы у нас много времени, и потому мы выбрали более трудный, но зато более короткий путь между хребтиком и ледопадом и очень скоро вышли на ровную поверхность середины ледника.
   Теперь нам видны уже ледник № 5 и язык ледника № 4, – все это также правые притоки ледника Южного, и эти два ледника разделяют небольшой хребтик, которым воспользовались альпинисты в 1932 г. для того, чтобы выйти к верховьям ледника № 5 и оттуда подняться на хребет Академии наук. Ледники № 4 и № 5 пологи, но сильно изрезаны поперечными трещинами; в верхней их части трещины исчезают. Ледники примыкают к почти отвесным снежным стенам хребта.
   К концу дня верховья ледника Южного покрылись облаками, видимость ухудшилась, подул ветер. Приблизительно против впадения ледника № 5 мы перешли ближе к левому берегу и на одной из многочисленных здесь срединных морен установили палатку.
5 сентября
   Александр, Владимир и я раскуриваем последнюю трубку табака, который нам подарил Паккирдим. Табак такой крепкий, что после каждой затяжки крыша палатки пляшет перед глазами – мы курим, лежа в спальных мешках; поневоле вспоминаются хорошие папиросы «Северная Пальмира», «Казбек»…
   Валентин – некурящий и не разделяет наших желаний. Беспокойно ворочаясь в спальном мешке, он напоминает нам о том, что в природе существуют более приятные вещи, например, жаркое из мяса молодого барашка.
   Наше однообразное меню – консервы, колбаса, сыр, печенье и традиционный гороховый суп – нам уже приелось. И теперь на нашем одиннадцатом ледниковом бивуаке, в истоках ледника Гармо, нам захотелось разнообразия.
   Наш бивуак расположен у места слияния двух рукавов, образующих ледник Гармо. С северо-востока спускается ледник Беляева; юго-восточный рукав, это – ледник Южный, по которому мы пришли сюда. Над местом их слияния в хребте Академии наук поднимается трехглавая вершина пика Молотова. Ледник Гармо течет отсюда на юго-запад мощной ледяной рекой и несет на своей поверхности несколько срединных морен, растянувшихся на многие километры длинными черными полосами.
   В течение одного дня мы прошли весь ледник Южный. Против выхода ледника № 4 мы набрели на маленькое ледяное озерко изумрудного цвета. В поперечнике оно имеет не более 20 м. Берега его представляют абсолютно отвесную и гладкую двухметровую ледяную стенку.
   Ледники №№ 1, 2, и 3 имеют совершенно иной характер, чем №№ 4, 5, и 6. Это – короткие, почти висячие ледники. Они сползают с очень большой высоты и заканчиваются ледопадами. Шесть нумерованных ледников являются правобережными притоками ледника Южного, слева в него также впадает несколько небольших ледников. Таким образом, ледник Южный представляет собой сложную систему.
   Приблизительно против выхода ледника № 3 или немного ниже его наш путь стал замедляться, мы все больше путались в лабиринте трещин и в конце концов были вынуждены подняться на левый берег. Когда мы переходили через береговой ров, заполненный водой, нас поразила редкая красота ледяных башен, одна из которых была сильно наклонена над водой и наверное обрушилась бы, если бы не тонкая ледяная колонна, поддерживающая ее. Колонна эта образовалась из сосульки, ее размеры несравнимо малы по отношению к масштабам самой башни. Эта удивительная «постройка», воздвигнутая природой, вызвала у нас восторженное удивление.
   Левый берег – это широкая, кое-где поросшая травой терраса, поднятая над ледником метров на 150. Эта зелень представляет удивительный контраст с ландшафтом ледника. На площадке террасы синеет еще одно небольшое озеро. Окружающие его камни имеют также синий, переходящий местами в сиреневый, цвет. Вода в озере прозрачная – виден каждый камешек на дне. Почти вплотную к террасе спускается язык одного из левобережных ледничков, и поток, вырывающийся из него, перерезает террасу поперек.
   Но вот ущелье кончается, и терраса приводит к большому выступу, на котором между осыпями и грудами ярко-рыжего щебня зеленеет трава. Выступ заключен между ледниками Гармо и Южным и господствует над ними, поднимаясь надо льдом на 100 м. По описанию, здесь должен находиться камень с надписью экспедиции 1932 г. Но мы его не нашли.
   Выступ является хорошим наблюдательным пунктом. Отсюда, например, хорошо виден ледник № 1, свисающий со склонов пика Молотова.
   Мы рассматриваем место слияния ледников Гармо и Беляева, – его северо-восточного рукава. Туда же подходит с северо-запада еще один крутой и сильно изрезанный трещинами ледник, носящий имя Липского.
   Но выступ не только хороший панорамный пункт, отсюда начинается подъем на неизвестную мне снежную вершину[35].
   Как ни заманчива была для нас травянистая площадка выступа, мы все же предпочли спуститься на боковую морену ледника Гармо, поближе к воде, и там устроить очередной бивуак.
9 сентября
   Наша одиннадцатая ледниковая ночевка находится в сердце Западного Памира, у стыка его величайших хребтов. Нас окружают гигантские вершины: пики Сталина, Молотова, Гармо и многие другие. Если посмотреть на карту, то видно, что ряд мощных хребтов ответвляется от меридионального хребта Академии наук, отделяющего систему ледника Федченко на востоке от целого ряда ледников на западе.
   На севере, перед нами, в районе массива пика Сталина находится стык хребта Академии наук и крупнейшего широтного хребта Западного Памира – Петра Первого. Несколько западнее от него отходит изогнутый хребет ОПТЭ, разделяющий системы ледников Гандо и Гармо. Пик Гармо является узловой вершиной в хребте Академии наук: на северо-восток в этом месте отходит хребет Маркса – Энгельса, а на запад – Дарвазский хребет.
   Между широтными хребтами лежат глубокие ущелья, в которых текут большие ледники. Системы ледников Гандо и Гармо дают начало потокам; они, сливаясь у маленького таджикского кишлака Пашимгар, образуют большую горную реку Хингоу. Через этот кишлак проходила в 1916 г. экспедиция астронома Я.И.Беляева, впервые проникшего к верховьям ледника Гармо.
   Ледник Гармо имеет ряд левых притоков. Крупнейшими из них являются ледники Шокальского и Ванч-дара. Напротив устья ледника Ванч-дара к леднику Гармо справа выходит ущелье Аво-дара. Здесь Беляев установил астрономический пункт, а впоследствии, в 1931 и 1932 гг., располагался Базовый лагерь отрядов памирских экспедиций Академии наук.
   Один из отрядов экспедиции открыл в 1932 г. в Дар-вазском хребте перевал Второй Пулковский в долину реки Ванч. Остальная часть нашего маршрута совпадала с путем этого отряда.
   Вполне естественно наше желание: воспользоваться местоположением нашего лагеря, чтобы хорошо осмотреть все окружающее и поснимать. Тем более легко представить себе наше разочарование и негодование, когда утром, выбравшись из палатки, мы увидели, что все вокруг затянуто тяжелыми, свинцовыми тучами. Всю ночь шел снег.
   Еще вчера вечером я начал готовиться к предстоящему фотографированию. Целый час я не давал покоя остальным возней в спальном мешке, перезаряжая кассеты для своего ФЭДа и теперь все это оказалось напрасным.
   Ветер гонит облака вниз по долине Гармо. Александр, приглядевшись к случайным просветам облаков, предложил: «Задержимся на день и переждем непогоду. Не видеть сердца Памира, значит вообще не видеть Памира».
 
   Ледник Ванч-дара
   Я склонен был поддержать это предложение, но остальные два члена нашей группы и на этот раз напомнили нам о действительном положении вещей. В самом деле, продукты у нас были на исходе. Валентин без колебаний заявил: