Якобсен Бент. Продавец троллей

Мрачные новости

   Бедный Анри! Он в такомнапряжении слушал рассказ Кастанака, что от ужаса у него волосы на затылке зашевелились. С другой стороны, и ему, и Гудвину с Бомстафом не терпелось услышать, что было дальше, но Кастанак отчего-то вдруг остановился и, казалось, о чём-то глубоко задумался. Анри кашлянул.
   — Это была ведьма, месье Кастанак? — спросил он.
   — Что? — встрепенулся Кастанак, чьи мысли были в эту минуту далеко. — Ах да! Да, конечно! Итак, ведьма дотронулась до моей руки своей ледяной ладонью и решила, что выманит меня с собой на пустошь. Это меня-то, Кастанака! Но скоро ей пришлось убедиться в обратном. Я обернулся и увидел у себя за спиной ведьму, которая уже приготовилась обхватить меня костлявыми руками. Она была пепельно-серая и почти прозрачная и улыбалась мне противной, лицемерной улыбкой. Но плохо же она знала Кастанака, если думала, что меня можно провести таким притворством! Я только повернулся к ней лицом и сказал…
   — Здорово, красотка! Не хочешь ли поплясать? — вставил Кастанак. Попугай, конечно.
   — Простите, что вы сказали? — переспросил растерявшийся от неожиданности Кастанак, однако он быстро взял себя в руки. — Ах, опять эта несносная птица! Ну, по правде говоря, так оно и было. Забыл вам сказать, что незадолго до того, как пришло письмо Альберта, я купил этого попугая. Мне ничего другого не оставалось, как взять его с собой в путешествие. Поэтому, когда я ждал на скамейке перед хижиной Альберта, он сидел у меня на плече. Поэтому он-то и ответил ведьме именно так, как вы только что слышали. Нелепость того, что он сказал, рассмешила меня, и я громко расхохотался. Этого было достаточно, чтобы развеять ведьмины чары. Но она ужасно разозлилась, замахала своими костлявыми руками и принялась кричать на меня и браниться.
   — Да что же это делается! — заорала она. — Разве можно так разговаривать с пожилой женщиной? Ах ты наглая птица! Вот я тебе сейчас задам так, чтобы тебе неповадно было клюв разевать! Ну а вы, сударь! Зачем это вы надумали сюда явиться — один среди пустоши тёмной ночью? Вам придётся идти со мной, иначе вас съедят дикие волки! Пошли-пошли! Нечего тут прохлаждаться! Скоро явятся все мои сестрицы, и тогда вам волей-неволей придётся идти со мной!
   Я приготовился к тому, чтобы вступить в неизбежную схватку с ведьмой. При мне были кое-какие вещицы, которые в руках Кастанака способны нагнать страху на нечисть. Но мне не пришлось пускать их в ход, потому что в этот миг за спиной у ведьмы раздался звучный, хорошо знакомый мне голос:
   — Добрый вечер, бабушка! Не поздновато ли для такой пожилой женщины гулять по пустоши?
   Это был Альберт Шмидт. Несмотря на большой рост и плотное сложение, он в лесу и в поле умеет передвигаться так бесшумно, что его не заметишь, пока он не подойдёт совсем близко. На нём был его охотничий костюм из оленьей кожи, но одежда вся была изодрана, как будто он побывал в схватке. У Альберта было много ран и ссадин, из которых шла кровь, но лицо его выражало уверенность и силу.
   — Послушай-ка, бабушка! Что это ты вырядилась для прогулки в такое рваньё? Не боишься, что тебя продует на ветру? Хочешь, я дам тебе, из чего сшить плащ получше? На, держи! Это тебе подарок от Альберта Шмидта!
   С этими словами Альберт схватил шкуру, которая висела у него через плечо, и кинул на руки ведьме. Та не успела и глазом моргнуть, как шкура упала на её согнутую руку. Аицо её исказилось гримасой несказанного ужаса, она открыла рот, чтобы крикнуть, но из её горла не вырвалось ни единого звука. На руки ей упала шкура одного из блоксбергских волков!
   — Гляди, бабуся! Эта у меня не последняя! Передай всем остальным своим сестрицам, что Альберт Шмидт с удовольствием ещё сходит на охоту и всем им подарит по волчьей шкуре.
   Тут Альберт скинул с плеча ещё две шкуры и бросил их наземь к ногам ведьмы. Старуха наконец пришла в себя от оцепенения. Она так поспешно отбросила накинутую на руку шкуру, словно та жгла ей кожу, и, завизжав, косолапой трусцой припустила прочь в дикую пустошь.
   Я всегда знал, что Альберт — прекрасный охотник и бесстрашный человек, но в тот вечер даже я удивлялся, глядя на него. Он протянул мне свою широкую ладонь, и мы поздоровались. Прошло много лет, с тех пор как мы виделись.
   — А вот и ты, друг Кастанак, — только и сказал он.
   — Я выехал сразу же, едва получил твоё письмо, — ответил я. Он кивнул.
   Затем мы вошли в хижину. Альберт тщательно запер дверь на все засовы. Потом он разжёг огонь в очаге и приготовил на ужин такое кушанье, вкуснее которого я нигде, кроме как у него в хижине, не пробовал. Он сам вялит и коптит мясные припасы, сам печёт хлеб и подаёт к нему горячий бузинный чай. Это просто изумительное угощение, в особенности когда сидишь в тёплой хижине, а за стеной гудит ветер. Ненадолго все почудилось таким, как в прежние времена, и мне кажется, что нам обоим вспомнились тогда былые вечера, когда мы вот так же сидели с ним за столом. Но мы оба хорошо понимали, что на пустоши начались перемены и ждать новых осталось недолго.
   — Волки за последние годы совсем обнаглели, — сказал Альберт. — Недавно они начали по ночам возиться под дверью, пытаясь ворваться в дом. Вот я и решил, что пора дать им хороший урок!
   Я не стал расспрашивать, в чём этот урок заключался. Три волчьи шкуры говорили сами за себя. Я понял, что Альберт устроил охоту на волков и что схватка была жестокой, но проигравшей стороной стали волки.
   — Ну а как поживают тролли? — спросил я Альберта. — Приходят ли они по-прежнему на помощь человеку, когда на него нападают ведьмы и волки?
   Альберт долго молчал, прежде чем ответить.
   — Тролли что-то совсем зачахли! — произнёс он наконец. — Их осталось совсем немного, да и те, что ещё есть, плохо растут. Они сильно измельчали и почти не вылезают из своих нор в глубине Блоксберга, только иногда приходят, чтобы оплакивать гибнущие ивы. Я однажды наблюдал из засады на северном склоне, как они часами бродили среди засыхающих деревьев. Они ощупывают толстые стволы своими тонкими пальчиками и никак не могут понять, отчего дерево умерло.
   По письму Альберта я уже догадался, что дела на пустоши обстоят плохо, но эта новость показалась мне совсем мрачной. На пустоши было нарушено природное равновесие, причём, быть может, безвозвратно. Возможно, я мог бы это предотвратить, если бы не был так слеп все эти годы! Все моё внимание было обращено на ведьм и волков и других удивительных созданий, которые обитают на Блоксбергской пустоши, но я забывал заняться теми существами, которые противостояли злым силам. Тролли производили такое легкомысленное впечатление из-за их вечных проказ и шалостей! Теперь я наконец понял, что тролли были гораздо важней, чем можно было подумать, судя по их смешной наружности и дурашливому поведению. Понял я и то, что необычные ивы, росшие на северном склоне Блоксберга, под которым находятся глубокие норы троллей, дают троллям жизненные силы. Эти ивы всегда казались старыми, но с годами они не менялись. Они не росли и не давали новых побегов. Поэтому мы называли их вековечными ивами, но теперь эти деревья умерли, а вместе с ними стали исчезать тролли. Если бы я не поддался наваждению, которым ослепили меня ведьмы, всё могло бы обернуться иначе и мы успели бы спасти ивы. Теперь же было похоже на то, что я уже опоздал. Оставался только один выход.
   — Завтра ещё до рассвета нужно идти на Блоксберг, — сказал я, и Альберт Шмидт кивнул.

Норн под Блоксбергом

   Наутро Альберт Шмидт разбудил меня ещё до рассвета. За окном было темно, а над пустошью завывал ветер. Альберт уже оделся в кожаный охотничий костюм и снарядился так, чтобы быть готовым к любым неожиданностям. Он опоясался широким ремнём, от которого через плечо наискось тянулся второй, потоньше, — это был в точности тот же наряд, который описал мой прапрадед Арсен Састрафен в своём рассказе о Вальтере Шмидте. За поясом у Альберта были заткнуты все шесть охотничьих ножей его пращура.
   Мы вышли в предрассветный холод и побрели по пустоши. Спустя немного небо начало светлеть и на горизонте появилась розовая полоска, впереди замаячила чёрная громада Блоксберга. Когда рассвело, мы подошли к подножию горы. На вершину Блоксберга не проложено ни единой тропки, так как в нынешние времена никто из людей туда не ходит. Поэтому мы двинулись вокруг горы по её нижнему краю. Почва там неровная, то и дело на пути попадаются глубокие впадины и трещины. Требовалось порядочно времени, чтобы добраться до северного склона, но мы не останавливались по дороге и, когда обогнули гору, ещё было утро. Мы начали подниматься наверх. Нижняя часть горы — самая крутая, по склонам встречается много каменных осыпей, так что подъем довольно труден. Приблизительно через час мы преодолели самую крутую часть склона и вышли на выступающее террасой ровное плато, за которым гора вздымается вверх почти сплошной вертикальной стеной. Именно здесь и росли вековечные ивы, а за ними в скале находились те щели и трещины, которые образуют вход в пещеры троллей, уходящие далеко в самые недра горы.
   На плато перед нами предстало плачевное зрелище. Вековечные ивы стояли с облетевшей листвой, вытянув к серому небу нагие ветви. Некогда крепкие стволы теперь позеленели, покрывшись лишайниками и грибницами. Несколько деревьев, в прежние времена таких твёрдых, что не поддавались ни одной пиле, уже повалились. Живы были только корни, судорожно вцепившиеся в землю, но трухлявая древесина уже догнивала и видно было, что скоро она истлеет совсем.
   При виде жалкой гибели этих удивительных деревьев меня охватило горькое чувство и я невольно вспомнил то давнее время, когда увидел их впервые. В то время ивы были в точности такими, как их описал мой прапрадед Арсен Састрафен. Они быстро вырастают, достигая положенной высоты, и затем уже не меняются. О том, что случилось с ними сейчас, можно было только догадываться, но, как бы я ни гневался и ни огорчался, я понимал, что даже если узнать, какие именно злые силы привели к такой беде, от этого не будет никакого толку. Сейчас надо было спасать то, что ещё можно спасти!
   Того, что я увидел, было довольно. Нигде не сохранилось ни одного зелёного листочка, так что оставалось очень мало надежды спасти деревья. Поэтому мы сразу направились в подземные пещеры искать там троллей. Протиснувшись в первую попавшуюся щель в отвесной скале, мы очутились в подземелье, и я зажёг свой фонарь. Чтобы не пугать троллей, я захватил с собой свечи, которые горели голубым пламенем. Наверное, вы замечали, что тролли очень любят все вещи голубого цвета, в особенности же голубой свет. Вероятно, по причине того, что большой кристалл начинает сиять голубым огнём, когда на него попадает лунный свет.
   Гудвин и Бомстаф над этим раньше не задумывались, но Анри сразу же вспомнил:
   — Ну конечно же! Наверное, поэтому Боффин так любит голубого слоника!
   — Какого ещё голубого слона? — переспросил Кастанак. Он уже совсем забыл про шифонового слоника и очень заволновался. — Не помню никакого слона! А ведь такое животное нельзя не заметить в своём доме! Где он может быть?
   — В банке варенья, — хором ответили Анри и попугай.
   На лице Кастанака отразилось полное недоумение, но когда Анри объяснил ему, в чём дело, он успокоился.
   — Ах вот что! — сказал он. — А я уже совсем забыл про шифоновую игрушку. Как-то я перестал замечать разные мелочи, хотя иногда они могут оказаться очень важными. Но позвольте мне продолжить!
   Освещая себе дорогу голубым фонариком, мы двинулись в глубину горы, где были норы троллей.
   Сначала нам пришлось проползать сквозь узкие щели и трещины. Часто они сужались так сильно, что, казалось, в них ни за что нельзя будет пролезть, но мы кое-как протискивались, и постепенно проходы сделались шире, а потолок выше. Наконец, продравшись сквозь особенно узкую щель, мы очутились в туннеле со сравнительно ровным полом и достаточно высоким потолком для того, чтобы можно было выпрямиться. Мы нашли один из ходов, которые вели к пещерам троллей в центре горы.
   Я направлял луч фонарика перед собой, но в его слабом свете нам видно было лишь на несколько шагов вперёд. По сторонам были голые стены и больше ничего, не слышно было ни единого звука. Я вовсе не ожидал, что тролли выйдут нам навстречу стройными рядами, но всё же мне показалось странным, что, забравшись так далеко в глубь горы, мы ни разу не наткнулись на их след. В обычных условиях тролли очень чутко следят за приближением непрошеных гостей.
   — По моим наблюдениям, тролли теперь редко выходят так далеко от своих нор, — сказал мне Альберт, вероятно догадавшись о том, что мне кажется странным, забравшись так далеко, ни разу не встретить на пути никаких признаков жизни. — За нынешний год я ни разу не встретил ни одного тролля под открытым небом, — продолжал Альберт. — Они совсем ушли в норы и не показываются на поверхности.
   У меня была более страшная мысль, но я не стал спрашивать, когда Альберт в последний раз встречал хоть одного тролля.
   Мы продолжали идти подземным коридором как можно быстрее. Вскоре он сделал резкий поворот, одновременно начав круто спускаться под уклон уступами, как будто там были грубо высеченные ступени, которые вели в глубь горы. Затем вдруг этот ход повернул в противоположную сторону, но спуск по-прежнему продолжался. Дальше путь шёл такими же изгибами, так что скоро уже стало трудно сказать, в каком направлении мы движемся. Мы старались следить за стенами по обе стороны коридора. Из записей прапрадедушки я знал, что скоро мы подойдём к небольшим отверстиям, ведущим в другие ходы. Для троллей такие маленькие щели очень удобны — они могут прошмыгнуть в них очень легко, зато человек или зверь может протиснуться в них только с большим трудом, так что если за троллями кто-нибудь гонится, то они всегда могут убежать от преследователя, быстро сворачивая из одного прохода в другой. Мы знали, что отверстия, ведущие в другие проходы, как правило, хорошо спрятаны и не сразу заметны, поэтому мы шли все медленнее и медленнее, чтобы не пройти нечаянно мимо. Я все ниже и ниже наклонялся к полу, чтобы посветить на стены, но думаю, что я всё равно не заметил бы отверстия, если бы мне в глаза вдруг не блеснуло отражение голубого света, вспыхнувшее в паре огромных глаз, которые смотрели на меня из бокового лаза. Отражение мелькнуло и через секунду пропало, но я, к своему облегчению, уже понял, что в горе ещё остались живые тролли!
   На четвереньках мы заползли через найденную щель в следующий ход и продолжили наше странствие. Этот ход тоже всё время сворачивал то в одну, то в другую сторону, неуклонно спускаясь вниз. Через некоторое время мы снова начали искать отверстие в холодных стенах. И опять, сколько ни щупали, нашли его только благодаря отблеску света в паре глаз, которые с любопытством следили за нами. Этот туннель ещё круче спускался вниз, но, миновав очередной поворот, мы наконец вышли в одну из пещер. С потолка свисали длинные сталактиты и слышался равномерный звук медленно падающих капель, который эхо далеко разносило вокруг.
   С другой стороны пещеры мы нашли ещё один туннель, по которому двинулись дальше, все больше и больше углубляясь в недра горы. Под Блоксбергом находится несчётное количество пещер, и я не могу с уверенностью сказать, сколько же мы миновали во время этого похода. Троллей мы больше не встречали, и я был очень обеспокоен тем, что они нас не дразнят.
   В конце концов мы попали в такой низкий коридор, что ходить в нём во весь рост могли бы только тролли. Пройдя, нагнувшись, некоторое расстояние, мы увидели, что стены вокруг раздвинулись, и мы остановились. Как далёкая-далёкая музыка доносился до нас стеклянный перезвон капели, по которому мы поняли, что вышли в очень большую сталактитовую пещеру. Во тьме её широкого пространства этот звук напоминал звон жемчужин по стеклу. Капли в таких пещерах вызывают совершенно особенный звук, и ты словно бы слышишь музыку изначальных, первобытных времён. Но в тот день нам было не до того, чтобы наслаждаться пещерной музыкой.
   Я погасил фонарь, и мы замерли на месте, выжидая, пока глаза привыкнут к слабому освещению подземелья. Постепенно мы начали различать широкое пространство пещеры, освещённое очень слабеньким голубым мерцанием, исходившим от многочисленных сталактитов. Вероятно, сияние чёрного кристалла, которое на протяжении тысячелетий озаряло эти камни, зажгло в них этот неугасимый голубой отсвет. Мы вступили в большую пещеру троллей.
   Но даже в большой пещере троллей было совсем немного, и все они были совсем маленькие. Среди них не было ни одного ростом более одного фута. Они печально сидели среди сталактитов, опустив уши и обратив грустные глаза к середине пещеры, где стоял гигантский сталагмит с черным кристаллом. Но чёрного кристалла на нём не было, он исчез!

Осколок и семечко

   В предместье Константинополя, в тускло освещённом помещении башни трое друзей, расположившись перед Кастанаком — Анри посередине, Гудвин и Бомстаф по краям, — слушали повесть волшебника. Гектор лежал у их ног и спал, по крайней мере вполглаза, а попугай чистил пёрышки, усевшись на него верхом. Главные треволнения были для них позади, и друзья успокоились, ведь всё обернулось для них гораздо лучше, чем они ожидали. Кастанак оказался исключительно порядочным волшебником и готов был поведать всё, что им нужно было узнать про лесных троллей. А между тем они погрустнели пуще прежнего! Они приехали сюда для того, чтобы узнать, как им справиться с троллями в Комптон Бассете, а ещё лучше, как бы их окончательно изгнать. Но, послушав Кастанака, они поняли, что тролли, оказывается, друзья человека, хотя дружить с ними и непросто. Поэтому было очень огорчительно услышать о том, как ведьмы Блоксберга в конце концов одолели троллей. Глаза Кастанака в темноте так и сверкали от гнева, в голосе слышалась еле сдерживаемая досада, но он продолжал свой рассказ:
   — Ивы погибли, чёрный кристалл исчез, и осталось совсем немного троллей. Не было ни малейшего сомнения в том, что сила троллей сломлена и что они уже находятся на пути к полному вымиранию. Пройдёт немного времени, и исчезнут последние мелкорослые тролли. Я отлично понимал, что мой долг — попытаться их спасти, но всё говорило о том, что я уже опоздал. Что я мог поделать?
   Я не мог оставаться в подземельях Блоксберга, чтобы защищать последних троллей, но даже если бы я на это решился и остался бы вдвоём с Альбертом, уже нельзя было с уверенностью сказать, сможем ли мы даже вдвоём противостоять могуществу ведьм, если только это они победили троллей! Не мог я и забрать отсюда маленьких троллей. Если прав Альберт, то они не вырастут без ив. Возможно, они вообще не выживут после гибели этих деревьев. В любом случае я ни за что не смогу их отловить, так как тролли, насколько я мог убедиться, необычайно пугливы и несравнимо проворней меня.
   Я совсем не знал, как мне быть, но решил, раз уж мы с Альбертом сюда забрались, обследовать пещеру — вдруг тут найдётся что-нибудь, что нам поможет. Маленькие тролли уже не так спешили скрыться от человека, как бывало раньше. Повеся уши, они продолжали сидеть, сплетя длинные пальцы ног и зажав в кулачке пушистый кончик хвоста. Они вскакивали только в последний момент, когда мы подходили уже совсем близко. Обыкновенно от троллей нет никакого покоя, они замучивают людей своим озорством, но сейчас мне не хватало их проделок. Альберт несколько раз попытался поймать какого-нибудь тролля, но даже самые поскучневшие из них оказались быстрее его. Судя по всему, мы тут ничего не могли поделать.
   Осмотрел я и большой сталагмит. Единственное, что сохранилось от чёрного кристалла, был голубой свет, слабо озарявший пещеру, и маленький осколочек, оставшийся на том месте, где раньше был большой кристалл. Осколок, очевидно, отломился от камня, когда кристалл выламывали из сталагмитового ложа. Как видно, для того, чтобы похитить оттуда магический камень, потребовалась невероятная сила или могучая чёрная магия, тем более что тролли наверняка защищали свой кристалл всеми силами. Маленькие тролли, оставшиеся в пещере, были, вероятно, единственными, кому удалось спастись бегством после ужасной битвы, которая произошла в подземелье и в которой тролли, по всей видимости, потерпели поражение. Маленьким троллям, наверное, удалось спрятаться, забившись в щели и трещины скалы, недоступные для других существ. Сейчас они вернулись в пещеру и нашли её опустевшей — большие тролли и кристалл пропали.
   Я понял, что мы столкнулись с тёмными силами, против которых я был бессилен. И сколько я ни ломал голову, нигде не мог найти никакого проблеска надежды. Наконец мы с Альбертом отправились в обратный путь по подземным галереям. Переход был тяжкий, и за всё время мы не обменялись ни единым словом. Но, как гласит старинная пословица, пока есть жизнь, есть и надежда, хотя мы не сразу это осознали.
   Как только мы выбрались из пещер на плато, где стояли погибшие ивы, несносный попугай принялся жаловаться, что он голоден. Он обзывал меня «негодным коком» и грозился, что в следующем же порту сойдёт на берег и не вернётся. Жалобы его были отчасти справедливы. Мысли мои были так заняты другими вещами, что я забыл захватить с собой семечек или ещё какого-нибудь корма для птицы, но, честно говоря, я был совсем не в настроении выслушивать болтовню попугая. Поэтому я сбросил его с плеча и сказал, чтобы он сам поискал себе что-нибудь поесть, если так голоден. И тут случилось нечто такое, что заставило меня пошире раскрыть глаза и дало мне некоторую надежду!
   Попугай замахал крыльями и полетел, поднимаясь всё выше и выше, пока не приземлился на макушке самого высокого из погибших деревьев. Усевшись на ней, он начал что-то клевать. Что это было, мы снизу, конечно, не могли разобрать. Но это могли быть только семена. Семена ивы!
   И тут-то передо мной вдруг мелькнул луч надежды! Вековечные ивы, раньше никогда не дававшие семян, на этот раз их дали, перед тем как умереть. Маленькие тролли, которые никак не могли сыграть значительной роли в сражении, происходившем в пещере, избежали преследования ведьм только из-за своего малого росточка. И наконец, от исчезнувшего, может быть, безвозвратно кристалла остался всё-таки маленький осколочек, застрявший в его постаменте. Если сложить все эти обстоятельства, то, возможно, всё-таки ещё оставалась слабая надежда спасти ивы и троллей.
   Кастанак сделал паузу. По лицам Гудвина и Бомстафа было видно, какое большое впечатление на них произвела услышанная история, и они с нетерпением ждали, когда он расскажет, каким образом ему удалось спасти троллей. Все волшебники в душе немного тщеславны, и им доставляет удовольствие, когда это возможно, потомить своих слушателей. Кастанак не был исключением. Поэтому, дойдя до самого захватывающего момента, он на минуту умолк, чтобы насладиться напряжённым ожиданием публики. Но Анри опередил его, не дожидаясь, когда он продолжит.
   — Ну да! — воскликнул он с жаром. — Попугай мог достать семена с вершины мёртвых деревьев, а если бы вы сумели сделать так, чтобы осколок кристалла начал светиться, то все тролли замерли бы на месте и тогда бы вы их поймали! А потом вы могли посеять семена ив в каком-нибудь другом месте и выпустить там троллей, чтобы они росли и стали опять большими!
   — Да! — подтвердил Кастанак, улыбнувшись одними глазами мальчику, который помешал ему самому разрешить напряжение кульминационного момента. — Приблизительно так, как ты сказал. Я сам рассказал бы об этом немного пространнее, да и не всё получилось так гладко, но в целом ты прав, примерно так всё и было.
   Когда мы вернулись в пещеру, обломок болыпо-го кристалла едва держался на прежнем месте, как будто его расшатали. Это показалось нам странным, ведь сохранился он тут, когда похищали магический камень, по той единственной причине, что застрял там очень прочно. Возможно, к тому, что нам удалось добыть этот осколок, были причастны силы белой магии.
   Спустя несколько дней, в ночь полнолуния, мы снова вернулись в пещеру. Альберт вырезал из кости фигурку девушки, которая держит в одной руке кристалл, а в другой кисточку, как на хвосте тролля. Укрепив осколок кристалла в руке костяной фигурки, мы могли лучше управлять его светом. Рассчитывая, что свет осколка будет зачаровывать троллей, Альберт вложил ей в руку кисточку от хвоста тролля. Тролли очень любят свои кисточки, поэтому в руках эльфа она должна была служить знаком того, что фигурка имеет власть над троллями.
   — Я слыхал об этой фигурке и знаю её по описаниям, — сказал Гудвин. — В Комптон Бассете рассказывали, что у вас была при себе такая фигурка, когда вы по приглашению помещика отправились в его дом. Но в этой истории говорится, что фигурка была серебряная, а не костяная.
   — История, которую рассказывают в Комптон Бассете, не ошибается, — ответил Кастанак. — Путешествуя в поисках нового места, где могли бы найти пристанище тролли, я боялся, что фигурка нечаянно разобьётся или намокнет и осколок выпадет и потеряется. Поэтому я решил покрыть её серебром.
   Приятели не заметили, как тонкая рука Кастанака нырнула в складки плаща, но тут он извлёк оттуда и показал им серебряную фигурку девушки-эльфа. Когда он поднял её на свет перед масляной лампой, камешек в руке девушки вспыхнул огнём. Кастанак сказал: