Страница:
В послевоенный мир ФБР вступило, вооруженное до зубов. В арсеналах тайной полиции хранились подробные досье и картотеки на лиц и организации, считавшиеся «подрывными» по критериям Гувера. Первое место среди них занимал «индекс безопасности», который велся с 1939 года, – список лиц, подлежавших заключению при введении чрезвычайного положения. Врагом № 1 ФБР признавало коммунистическое движение в США [374].
На рубеже антифашистской войны и мира демократические силы в США действительно были на подъеме. ФБР стало тараном для разгрома их. В первое послевоенное десятилетие, действуя в тесном сотрудничестве с комитетом палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности, ФБР обеспечивало позорную работу инквизиторов.
Гувер со своими шпиками подливал масла в огонь антикоммунистической истерии. При подстрекательстве ФБР в президентство Трумэна проверили «лояльность» 6 миллионов 600 тысяч американцев! [375] К 1952 году 490 человек были уволены с работы (но ни одного случая шпионажа, о чем трубило ФБР, установлено не было) [376]. Тысячи и тысячи вынужденно ушли с работы, чтобы не проходить унизительную и опасную проверку, в ходе которой ссылки на первую поправку к конституции прямо вели в тюрьму. В 1951 году были осуждены к тюремному заключению за убеждения 11 лидеров Компартии США. В общей сложности в 1949 – 1956 годах в тюрьмы было брошено 104 коммуниста. Прокуратура черпала «факты» из доносов агентов ФБР, которые часто выступали «свидетелями» на сфабрикованных процессах.
То было время маккартизма в США. В ФБР за это десятилетие было заведено 432 000 досье на лиц и организации, отнесенные к «коммунистам» [377]. С величайшим восторгом в ФБР встретили закон о внутренней безопасности 1950 года (все коммунисты подлежали регистрации и заключению в случае чрезвычайного положения) и закон о контроле над коммунистами 1954 года, который лишал компартию всех «прав, привилегий и иммунитета, которыми пользуются законные организации в США».
В США срочно построили шесть концентрационных лагерей, а ФБР уже составило списки будущих узников по «индексу безопасности», куда входили и руководители компартии – 11 982 человека, по «коммунистическому индексу» еще 17 783 человека плюс 200 тысяч человек, взятых на учет местными отделениями ФБР [378]. Американские карательные органы слов на ветер не бросали – в 1953 году были казнены супруги Розенберги. Гребень исполинской волны маккартизма оседлало среди прочих руководство ФБР, перед взором которого открылись новые горизонты.
В своего рода манифесте ФБР, вышедшем в те годы, книге Д. Уайтхеда все изложение вело к основному выводу: «Высшее командование ФБР нисколько не сомневается, что коммунизм в США может быть уничтожен расследованием, судебным преследованием и осуждением лидеров коммунистической партии… но это только один этап работы, которую нужно выполнить в международном масштабе.
ФБР знает, что куда большая работа ложится на плечи интеллигенции свободного мира – философов, мыслителей, где бы они ни жили, профессоров и ученых, преподавателей и студентов. Все мыслящие, если угодно интеллектуалы, и являются теми, кто может и должен убедить народы, что коммунизм – зло. Мировая интеллигенция должна и сама усмотреть, что коммунизм является смертельным врагом мыслящих и либералов. Интеллигенция должна служить этому делу столь же преданно, как коммунисты служат своему». Спустя несколько лет Э. Гувер, процитировав эти слова, отражавшие коллективную мудрость «командования ФБР», подчеркивал, что они дают «самое точное изложение нашего дела» [379].
Тут-то и вышла осечка. Насаждая нравы полицейского государства, невозможно убедить мыслящих, что ФБР с легионом платных и бесплатных информаторов и есть волна будущего. Прилив маккартизма разбился о здравый смысл и порядочность тех же американцев, мутная волна начала отступать. Во второй половине пятидесятых годов в США с ужасом и отвращением вспоминали о недавнем кошмаре. Да и в Вашингтоне задумались над тем, что натворит выпущенный из бутылки джинн политического сыска и репрессий. О том, что проделали в отношении компартии, власть предержащие, естественно, не сожалели, их заботила очевидная и явная деформация политической структуры в стране, претендующей на роль мирового лидера.
Психологический климат круто менялся, и с ним изменились методы работы ФБР. Тайная полиция буквально ушла в подполье, дабы не марать больше фасада американской «демократии». В связи с Уотергейтом выяснилось, что она ни на йоту не ослабила усилий в борьбе с прогрессивными силами, действуя, однако, вне рамок американской законности. Коль скоро по политическим причинам больше не представлялось возможным рекламировать охранные функции ФБР, то руководители ведомства решили заменить действия в рамках закона Смита, ослабленного серией решений Верховного суда, «чем-то новым, что должно занять его место».
В августе 1956 года ФБР приступило к операции «Коинтелпро» (программа контрразведки) – подорвать, дискредитировать и нейтрализовать Компартию США и связанные с ней организации [380]. На деле «Коинтелпро» вылилась в наступление на весь спектр организаций и лиц, по тем или иным причинам неугодных правящей администрации и, следовательно, ФБР. Впоследствии ФБР утверждало, что «Коинтелпро» была-де прекращена Гувером 28 апреля 1971 года в связи с разоблачением ее – группа молодежи 8 марта 1971 года похитила документы из местного отделения ФБР в городе Медиа, штат Пенсильвания, и передала их в печать.
Это, конечно, вздор – независимо от названия программ ФБР до и после 1956 – 1971 годов действовало методами «Коинтелпро», просто не именуя их так. Сам термин, вероятнее всего, был введен из чиновничье-бюрократического самолюбования – как-то приятнее брать на вооружение условное название. ФБР всегда чувствует себя на войне. Как Гуверу нравилось именовать себя с ближайшими помощниками «командованием ФБР», так и льстило самолюбию провокаторов, взломщиков и прочих называть свою работу не своим именем, а звучным «Коинтелпро». Произносить четко, раскатисто: Ко-ин-тел-про.
За 15 лет существования программы было одобрено 3247 «грязных штучек» (профессиональный термин!) против организаций и отдельных лиц, из них 2370 проведено в жизнь. Одна из таких «грязных штучек» покрывала многие тысячи случаев подслушивания телефонных разговоров, а также установки скрытых микрофонов. Статистика ясно показывает, что это делалось до, во время и после «Коинтелпро». Итак, считая по президентствам, подслушивалось телефонов: при Рузвельте – 1369, Трумэне – 2984, Эйзенхауэре – 1574, Кеннеди – 582, Джонсоне – 862, Никсоне – 747, Форде – 121 (для Форда подсчет за первые 10 месяцев 1975 года). Установлено скрытых микрофонов: при Рузвельте – 510, Трумэне – 692, Эйзенхауэре – 616, Кеннеди – 268, Джонсоне – 192, Никсоне – 163, Форде – 24 [381]. Для установки таких микрофонов агенты ФБР обычно тайком проникали в соответствующие помещения. С учетом этой статистики становится понятным негодование Белого дома при Никсоне – что значит одно проникновение в штаб-квартиру демократической партии, тот самый Уотергейт!
В годы войны против народа Вьетнама в США развернулось мощное движение протеста, в котором играли заметную роль «новые левые», студенческие организации. В рамках программы «Коинтелпро» местные отделения ФБР получают указание руководства в целях подрыва этого движения:
1. Распространять листовки, компрометирующие студентов-демонстрантов, используя при подготовке их, «естественно, самые омерзительные фотографии».
2. Провоцировать «личные конфликты» между лидерами «новых левых».
3. Создавать впечатление, что эти люди – «информаторы ФБР или других органов поддержания порядка».
4. Рассылать статьи властям университетов, законодателям, родителям, показывающие развращенность «новых левых». «Статьи в пользу употребления наркотиков и беспорядочных сексуальных связей как идеала».
5. Арестовывать по обвинению в употреблении марихуаны.
6. Рассылать родителям, соседям и нанимателям анонимные порочащие письма.
7. Такие же письма властям университетов с подписями: «Озабоченный налогоплательщик».
8. Разъяснять прессе, что «новые левые» – «незначительное меньшинство».
9. Сеять рознь между «новыми левыми» и другими организациями.
10. Закрывать клубы «новых левых» поблизости от военных баз.
11. Использовать карикатуры, фотографии и анонимные письма для высмеивания «новых левых».
12. Распространять среди «новых левых» ложную информацию о том, что отменено то или иное собрание, демонстрация и т. д. [382]
Перечисленные 12 пунктов также всего-навсего одна «грязная штучка». Провокаторы из ФБР организовали беспорядки, с тем чтобы участники их арестовывались. Один провокатор, подготовивший нападение на призывной пункт в Камдене в 1971 году, впоследствии говорил: «Я научил их всему, что знал сам… Как разбивать стекла и открывать окна без шума… Как без ключа открывать двери… Как карабкаться по лестницам и ходить по краю крыши» [383]. Девять участников нападения пошли под суд. Агенты ФБР во время демонстраций поджигали автомашины, били стекла и пр., чтобы привести в действие полицию и национальную гвардию. Во время расовых, беспорядков в гетто действовали по крайней мере 7402, «поста сбора информации» ФБР, другими словами, групп информаторов и провокаторов ведомства [384]. ФБР подстрекало полицию арестовывать инакомыслящих под любым предлогом, обычно обвиняя в уголовном преступлении или правонарушении.
Любой сколько-нибудь видный инакомыслящий становился объектом травли и преследования ФБР. Рушились репутации, люди теряли работу под натиском сосредоточенной кампании грязной клеветы, и даже расстраивались семьи. Стоило известной киноактрисе Джейн Фонда в 1970 году принять участие в протестах против войны во Вьетнаме, как в голливудские газеты пришла анонимка, состряпанная в ФБР, – Фонда-де на сборище «черных пантер» дирижировала хором, который якобы пел: «Мы прибьем Ричарда Никсона и любого… (далее нецензурно), стоящего на нашем пути». Понятно, ничего подобного не было и в помине.
В Сент-Луисе в 1970 году белая женщина активно работала в группе «Экшн», выступавшей за десегрегацию. ФБР немедленно направило ее мужу анонимку, якобы исходившую от негритянок: «Дорогой (имя опущено), Слушай, парень, наверное, твоей бабе мало достается дома, иначе она не путалась бы с нашими черными мужиками, сообразил? Она за интеграцию всего-навсего в постели, а мы, черные сестры, не хотим довольствоваться объедками у наших мужчин. Итак: либо заберись на нее и будь мужиком, либо задай (имя опущено) трепку». Последовал развод [385].
Эти и многие другие «подвиги» ФБР на фронте борьбы с инакомыслящими всплыли во время скандалов, связанных с Уотергейтом, и расследований в конгрессе. Конечно, стала известной только ничтожная часть происходившего. Героев «Коинтелпро» пожурили, обругали в газетах. Придали заметной гласности покаяния функционеров типа Салливана, который писал: «Что касается законности, морали или этики, то о них (в ФБР) не заботился ни я, ни другие. На мой взгляд, это говорит – на государственной службе мы были аморальны. Там, конечно, я говорю не обо всех, аморальна сама атмосфера» [386].
Конечно, конечно! – скороговоркой припомнили посвященные. Вот ведь как бывало, и очень давно, причем виноват Гувер. Еще при Рузвельте весельчак министр юстиции Ф. Биддл имел обыкновение, проходя по коридору мимо кабинета Гувера, спрашивать оглушительным голосом любого шедшего с ним рядом: «Как ты думаешь, Гувер гомосексуалист?». Спрошенный приседал от ужаса, а шутник Биддл орал: «Я хочу только сказать – он потенциальный гомосексуалист!» Почти все свое состояние – 551 тысячу долларов – Гувер завещал сердечному другу и заместителю по ФБР К. Толсону, который въехал в его дом и прожил в нем три года до своей смерти в 1975 году [387].
Реабилитация ФБР не замедлила. Вот как это происходило. До этих скандалов летописец ФБР Д. Уайтхед в книге под претенциозным названием «История ФБР. Отчет народу» незатейливо писал: «История ФБР в сущности история самой Америки и борьбы за идеал». Во главе ФБР «два холостяка – Гувер и Толсон. Они с годами настолько сблизились, друг с другом, что знающие их говорят – они вместе думают». В предисловии к книге Гувер объявил: «ФБР – в высшей степени гуманная организация, всегда в центре жизни в Америке как духовно, так и физически. Наши агенты всегда рядом с тобой, читатель, как твой телефон. Ты можешь полагаться на них днем или ночью, в дни отдыха и праздники» [388].
Если Д. Уайтхеду потребовалось примерно 350 страниц для рассчитанного на простаков восхваления ФБР, то в 1975 году нанятый новым руководством организации журналист С. Унгар разразился книгой «ФБР» почти в 700 страниц. Под его пером предстало ФБР много сложнее, чем у Д. Уайтхеда, занятое весьма полезным для США делом. А как насчет скандалов? Унгар сокрушался, что Гувер подкачал. Оказалось, что Гувер прикарманил гонорар за книгу «Как бороться с коммунизмом», которая была не им написана. С благословения президента Л. Джонсона продал за большие деньги право на экранизацию ее для телевидения и т. д. «Ясно, – промямлил Унгар, – что сам директор не поднялся до суровых критериев честности, которой он требовал от других. В ФБР сурово наказывали сотрудника, взявшего без разрешения служебный автомобиль на вечер. Как примирить это с тем, что у самого директора было пять бронированных автомобилей стоимостью до 30 тысяч долларов каждый – два в Вашингтоне и по одному в Лос-Анджелесе, Нью Йорке и Майами. Он регулярно использовал их для личных нужд, например, посещения скачек, отпусков с Толсоном. Его отпуска во Флориде или Южной Каролине именовалась «инспекционными поездками», что означало – Гувер раз-другой заедет в местное отделение ФБР пожать руки. Этого было достаточно, чтобы отпуска оплачивало государство». Выяснилось, что вместе с Толсоном Гувер пользовался гостеприимством миллионеров: «счет за приемы и угощения на многие тысячи долларов никогда не представлялись Гуверу и Толсону» [389]. Если еще учесть страсть Гувера получать «подарки», то вывод однозначен – взяточник и казнокрад.
Директор ФБР К. Келли, благословивший книгу Унгара, в 1976 году выступил с речью, в которой признал, в прошлом у ведомства бывали злоупотребления, о которых «искренно сожалеют». Все дело в том, внушал Келли, что Гувер занимал уникальное положение. «Никто не должен служить директором более десяти лет. Ни один директор ФБР не должен закрывать глаза на нарушения свобод народа». Вообще, расфилософствовался Келли, под громы и молнии общественной критики ФБР спустилось с Олимпа. Оказалось, что мы простые смертные, со всеми человеческими недостатками, и мы всегда ими были» [390].
Были даны обещания, что отныне ФБР будет соблюдать законы. Уже в 1975 году окружной федеральный судья, например, постановил: пусть ФБР уберет своих информаторов с предстоящего съезда Социалистической рабочей партии. ФБР обжаловало решение в Верховном суде – если выполнить решение, тогда на съезде будут отсутствовать многие руководители партии, что не пройдет незамеченным [391].
Что бы там ни говорил Келли, скалой стоит ФБР. Массивное здание ФБР на Пенсильвания-авеню в Вашингтоне в два раза больше здания министерства юстиции, частью которого оно является. ФБР занимает самое дорогостоящее здание, построенное на государственные средства. Оно обошлось в 126 миллионов долларов. (Пентагон стоит 86 миллионов, а штаб-квартира ЦРУ – 46 миллионов долларов.) Его обширный двор 30 сентября 1975 года идеально подошел для внушительной церемонии, дабы очистить лик Э. Гувера. В тот день там собрались 7000 рудников ФБР и тысячи зрителей. Оркестр морской пехоты грянул недавно написанный «Марш Эдгара Гувера», под его бравурные звуки во двор вступил президент к. Форд. Он шел спортивной походкой, печатая шаг. А почему нет? При жизни Гувера восемь президентов маршировали в такт музыке ФБР. Форд не нарушил традиции, хотя Гувера уже не было в живых.
Обратившись к собравшимся, Дж. Форд восхвалил преданного «государственного деятеля» Эдгара Гувера и воспользовался случаем напомнить: ФБР посвящает свои усилия поддержанию «правления закона в Америке», слова президента собравшиеся выслушали с подобающим вниманием.
А за словами последовали дела, пошло укрепление ФБР по всем линиям. В президентство Картера политический сыск набирал силы, а с воцарением Р. Рейгана в Белом доме шпики ФБР получили свободу, которой вероятно, никогда не пользовались. Уже в ноябре года директор ФБР потребовал в сенатском комитете полного засекречивания важнейших «расследований», которое ведет ведомство [392]. Снова и снова в массовых средствах информации американцев убеждают: скрытность – залог-де грядущих успехов ФБР. В общем, нужно поменьше спрашивать, в ФБР-де знают лучше. А что знают?
В журнале «Пэрейд» в очередной статье о ФБР в феврале 1983 года проскользнуло: «На следующий год ФБР исполнится 75 лет, но до сих пор оно не имеет хартии» [393]. Власть предержащие в США, разумеется, не заинтересованы хотя бы в формальном определении функций ФБР. По очень понятной причине: в выдающейся «демократии» ничто не должно связывать руки политическому сыску. 7 марта 1983 года министр юстиции У. Смит ввел в действие «новые директивы в ведении расследовании ФБР». Отныне поводом для «расследования» может оказаться несогласие со строем, существующим в США, или протест против социальных несправедливостей. На «подозрительного» будет спущена свора тайных агентов и провокаторов ФБР. «Нью-Йорк таймс» без особых эмоций отметила в марте 1983 года в статье под заголовком «Дух Гувера витает над ФБР», что в 1984 году впервые официальный бюджет ФБР перевалит за миллиард долларов. И еще добавила: «Большинство членов конгресса не хотят антагонизировать ФБР». Как говорит конгрессмен Д. Эдвардс, «ФБР много сильнее всех нас в конгрессе, когда оно чего-нибудь добивается» [394]. А Эдвардс – председатель подкомитета по гражданским и конституционным правам палаты представителей, которому вверен контроль над ФБР! Вот такая картина – застыли, как кролики перед питоном, избранные представители американского народа!
В апреле 1983 года английский журнал «Экономист» спросил в заголовке статьи «Тяжкие времена возвращаются?» и тут же ответил: «Ряд недавних решений и действий администрации Рейгана заставляет некоторых американцев задуматься, не возвращаются ли прежние старые времена. Ослаблены ограничения на ФБР при расследовании дел, касающихся внутренней безопасности. Почему это сделано именно сейчас, непонятно… Формулировки «новых директив» очень туманны… В то же время президент Рейган издал исполнительный приказ с целью не допустить разглашения секретных данных. Каждый государственный служащий дает подписку выполнять эти правила и в случае нужды проходить проверку на детекторе лжи… Отныне каждый имеющий доступ к секретной работе должен получать разрешение на каждую публикацию или даже выступление с лекцией в университете» [395].
Все это выглядит в высшей степени мрачно. Торжествуют разве органы американского политического сыска. Директор ФБР Д. Вебстер заявил в одном из недавних интервью: «В наших рядах высоко поднялось чувство гордости. На каждую вакансию агента ФБР мы ежемесячно получаем 500 – 600 заявлений, среди них множество очень способных молодых мужчин и женщин. Какой моральный подъем» [396].
5
На рубеже антифашистской войны и мира демократические силы в США действительно были на подъеме. ФБР стало тараном для разгрома их. В первое послевоенное десятилетие, действуя в тесном сотрудничестве с комитетом палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности, ФБР обеспечивало позорную работу инквизиторов.
Гувер со своими шпиками подливал масла в огонь антикоммунистической истерии. При подстрекательстве ФБР в президентство Трумэна проверили «лояльность» 6 миллионов 600 тысяч американцев! [375] К 1952 году 490 человек были уволены с работы (но ни одного случая шпионажа, о чем трубило ФБР, установлено не было) [376]. Тысячи и тысячи вынужденно ушли с работы, чтобы не проходить унизительную и опасную проверку, в ходе которой ссылки на первую поправку к конституции прямо вели в тюрьму. В 1951 году были осуждены к тюремному заключению за убеждения 11 лидеров Компартии США. В общей сложности в 1949 – 1956 годах в тюрьмы было брошено 104 коммуниста. Прокуратура черпала «факты» из доносов агентов ФБР, которые часто выступали «свидетелями» на сфабрикованных процессах.
То было время маккартизма в США. В ФБР за это десятилетие было заведено 432 000 досье на лиц и организации, отнесенные к «коммунистам» [377]. С величайшим восторгом в ФБР встретили закон о внутренней безопасности 1950 года (все коммунисты подлежали регистрации и заключению в случае чрезвычайного положения) и закон о контроле над коммунистами 1954 года, который лишал компартию всех «прав, привилегий и иммунитета, которыми пользуются законные организации в США».
В США срочно построили шесть концентрационных лагерей, а ФБР уже составило списки будущих узников по «индексу безопасности», куда входили и руководители компартии – 11 982 человека, по «коммунистическому индексу» еще 17 783 человека плюс 200 тысяч человек, взятых на учет местными отделениями ФБР [378]. Американские карательные органы слов на ветер не бросали – в 1953 году были казнены супруги Розенберги. Гребень исполинской волны маккартизма оседлало среди прочих руководство ФБР, перед взором которого открылись новые горизонты.
В своего рода манифесте ФБР, вышедшем в те годы, книге Д. Уайтхеда все изложение вело к основному выводу: «Высшее командование ФБР нисколько не сомневается, что коммунизм в США может быть уничтожен расследованием, судебным преследованием и осуждением лидеров коммунистической партии… но это только один этап работы, которую нужно выполнить в международном масштабе.
ФБР знает, что куда большая работа ложится на плечи интеллигенции свободного мира – философов, мыслителей, где бы они ни жили, профессоров и ученых, преподавателей и студентов. Все мыслящие, если угодно интеллектуалы, и являются теми, кто может и должен убедить народы, что коммунизм – зло. Мировая интеллигенция должна и сама усмотреть, что коммунизм является смертельным врагом мыслящих и либералов. Интеллигенция должна служить этому делу столь же преданно, как коммунисты служат своему». Спустя несколько лет Э. Гувер, процитировав эти слова, отражавшие коллективную мудрость «командования ФБР», подчеркивал, что они дают «самое точное изложение нашего дела» [379].
Тут-то и вышла осечка. Насаждая нравы полицейского государства, невозможно убедить мыслящих, что ФБР с легионом платных и бесплатных информаторов и есть волна будущего. Прилив маккартизма разбился о здравый смысл и порядочность тех же американцев, мутная волна начала отступать. Во второй половине пятидесятых годов в США с ужасом и отвращением вспоминали о недавнем кошмаре. Да и в Вашингтоне задумались над тем, что натворит выпущенный из бутылки джинн политического сыска и репрессий. О том, что проделали в отношении компартии, власть предержащие, естественно, не сожалели, их заботила очевидная и явная деформация политической структуры в стране, претендующей на роль мирового лидера.
Психологический климат круто менялся, и с ним изменились методы работы ФБР. Тайная полиция буквально ушла в подполье, дабы не марать больше фасада американской «демократии». В связи с Уотергейтом выяснилось, что она ни на йоту не ослабила усилий в борьбе с прогрессивными силами, действуя, однако, вне рамок американской законности. Коль скоро по политическим причинам больше не представлялось возможным рекламировать охранные функции ФБР, то руководители ведомства решили заменить действия в рамках закона Смита, ослабленного серией решений Верховного суда, «чем-то новым, что должно занять его место».
В августе 1956 года ФБР приступило к операции «Коинтелпро» (программа контрразведки) – подорвать, дискредитировать и нейтрализовать Компартию США и связанные с ней организации [380]. На деле «Коинтелпро» вылилась в наступление на весь спектр организаций и лиц, по тем или иным причинам неугодных правящей администрации и, следовательно, ФБР. Впоследствии ФБР утверждало, что «Коинтелпро» была-де прекращена Гувером 28 апреля 1971 года в связи с разоблачением ее – группа молодежи 8 марта 1971 года похитила документы из местного отделения ФБР в городе Медиа, штат Пенсильвания, и передала их в печать.
Это, конечно, вздор – независимо от названия программ ФБР до и после 1956 – 1971 годов действовало методами «Коинтелпро», просто не именуя их так. Сам термин, вероятнее всего, был введен из чиновничье-бюрократического самолюбования – как-то приятнее брать на вооружение условное название. ФБР всегда чувствует себя на войне. Как Гуверу нравилось именовать себя с ближайшими помощниками «командованием ФБР», так и льстило самолюбию провокаторов, взломщиков и прочих называть свою работу не своим именем, а звучным «Коинтелпро». Произносить четко, раскатисто: Ко-ин-тел-про.
За 15 лет существования программы было одобрено 3247 «грязных штучек» (профессиональный термин!) против организаций и отдельных лиц, из них 2370 проведено в жизнь. Одна из таких «грязных штучек» покрывала многие тысячи случаев подслушивания телефонных разговоров, а также установки скрытых микрофонов. Статистика ясно показывает, что это делалось до, во время и после «Коинтелпро». Итак, считая по президентствам, подслушивалось телефонов: при Рузвельте – 1369, Трумэне – 2984, Эйзенхауэре – 1574, Кеннеди – 582, Джонсоне – 862, Никсоне – 747, Форде – 121 (для Форда подсчет за первые 10 месяцев 1975 года). Установлено скрытых микрофонов: при Рузвельте – 510, Трумэне – 692, Эйзенхауэре – 616, Кеннеди – 268, Джонсоне – 192, Никсоне – 163, Форде – 24 [381]. Для установки таких микрофонов агенты ФБР обычно тайком проникали в соответствующие помещения. С учетом этой статистики становится понятным негодование Белого дома при Никсоне – что значит одно проникновение в штаб-квартиру демократической партии, тот самый Уотергейт!
В годы войны против народа Вьетнама в США развернулось мощное движение протеста, в котором играли заметную роль «новые левые», студенческие организации. В рамках программы «Коинтелпро» местные отделения ФБР получают указание руководства в целях подрыва этого движения:
1. Распространять листовки, компрометирующие студентов-демонстрантов, используя при подготовке их, «естественно, самые омерзительные фотографии».
2. Провоцировать «личные конфликты» между лидерами «новых левых».
3. Создавать впечатление, что эти люди – «информаторы ФБР или других органов поддержания порядка».
4. Рассылать статьи властям университетов, законодателям, родителям, показывающие развращенность «новых левых». «Статьи в пользу употребления наркотиков и беспорядочных сексуальных связей как идеала».
5. Арестовывать по обвинению в употреблении марихуаны.
6. Рассылать родителям, соседям и нанимателям анонимные порочащие письма.
7. Такие же письма властям университетов с подписями: «Озабоченный налогоплательщик».
8. Разъяснять прессе, что «новые левые» – «незначительное меньшинство».
9. Сеять рознь между «новыми левыми» и другими организациями.
10. Закрывать клубы «новых левых» поблизости от военных баз.
11. Использовать карикатуры, фотографии и анонимные письма для высмеивания «новых левых».
12. Распространять среди «новых левых» ложную информацию о том, что отменено то или иное собрание, демонстрация и т. д. [382]
Перечисленные 12 пунктов также всего-навсего одна «грязная штучка». Провокаторы из ФБР организовали беспорядки, с тем чтобы участники их арестовывались. Один провокатор, подготовивший нападение на призывной пункт в Камдене в 1971 году, впоследствии говорил: «Я научил их всему, что знал сам… Как разбивать стекла и открывать окна без шума… Как без ключа открывать двери… Как карабкаться по лестницам и ходить по краю крыши» [383]. Девять участников нападения пошли под суд. Агенты ФБР во время демонстраций поджигали автомашины, били стекла и пр., чтобы привести в действие полицию и национальную гвардию. Во время расовых, беспорядков в гетто действовали по крайней мере 7402, «поста сбора информации» ФБР, другими словами, групп информаторов и провокаторов ведомства [384]. ФБР подстрекало полицию арестовывать инакомыслящих под любым предлогом, обычно обвиняя в уголовном преступлении или правонарушении.
Любой сколько-нибудь видный инакомыслящий становился объектом травли и преследования ФБР. Рушились репутации, люди теряли работу под натиском сосредоточенной кампании грязной клеветы, и даже расстраивались семьи. Стоило известной киноактрисе Джейн Фонда в 1970 году принять участие в протестах против войны во Вьетнаме, как в голливудские газеты пришла анонимка, состряпанная в ФБР, – Фонда-де на сборище «черных пантер» дирижировала хором, который якобы пел: «Мы прибьем Ричарда Никсона и любого… (далее нецензурно), стоящего на нашем пути». Понятно, ничего подобного не было и в помине.
В Сент-Луисе в 1970 году белая женщина активно работала в группе «Экшн», выступавшей за десегрегацию. ФБР немедленно направило ее мужу анонимку, якобы исходившую от негритянок: «Дорогой (имя опущено), Слушай, парень, наверное, твоей бабе мало достается дома, иначе она не путалась бы с нашими черными мужиками, сообразил? Она за интеграцию всего-навсего в постели, а мы, черные сестры, не хотим довольствоваться объедками у наших мужчин. Итак: либо заберись на нее и будь мужиком, либо задай (имя опущено) трепку». Последовал развод [385].
Эти и многие другие «подвиги» ФБР на фронте борьбы с инакомыслящими всплыли во время скандалов, связанных с Уотергейтом, и расследований в конгрессе. Конечно, стала известной только ничтожная часть происходившего. Героев «Коинтелпро» пожурили, обругали в газетах. Придали заметной гласности покаяния функционеров типа Салливана, который писал: «Что касается законности, морали или этики, то о них (в ФБР) не заботился ни я, ни другие. На мой взгляд, это говорит – на государственной службе мы были аморальны. Там, конечно, я говорю не обо всех, аморальна сама атмосфера» [386].
Конечно, конечно! – скороговоркой припомнили посвященные. Вот ведь как бывало, и очень давно, причем виноват Гувер. Еще при Рузвельте весельчак министр юстиции Ф. Биддл имел обыкновение, проходя по коридору мимо кабинета Гувера, спрашивать оглушительным голосом любого шедшего с ним рядом: «Как ты думаешь, Гувер гомосексуалист?». Спрошенный приседал от ужаса, а шутник Биддл орал: «Я хочу только сказать – он потенциальный гомосексуалист!» Почти все свое состояние – 551 тысячу долларов – Гувер завещал сердечному другу и заместителю по ФБР К. Толсону, который въехал в его дом и прожил в нем три года до своей смерти в 1975 году [387].
Реабилитация ФБР не замедлила. Вот как это происходило. До этих скандалов летописец ФБР Д. Уайтхед в книге под претенциозным названием «История ФБР. Отчет народу» незатейливо писал: «История ФБР в сущности история самой Америки и борьбы за идеал». Во главе ФБР «два холостяка – Гувер и Толсон. Они с годами настолько сблизились, друг с другом, что знающие их говорят – они вместе думают». В предисловии к книге Гувер объявил: «ФБР – в высшей степени гуманная организация, всегда в центре жизни в Америке как духовно, так и физически. Наши агенты всегда рядом с тобой, читатель, как твой телефон. Ты можешь полагаться на них днем или ночью, в дни отдыха и праздники» [388].
Если Д. Уайтхеду потребовалось примерно 350 страниц для рассчитанного на простаков восхваления ФБР, то в 1975 году нанятый новым руководством организации журналист С. Унгар разразился книгой «ФБР» почти в 700 страниц. Под его пером предстало ФБР много сложнее, чем у Д. Уайтхеда, занятое весьма полезным для США делом. А как насчет скандалов? Унгар сокрушался, что Гувер подкачал. Оказалось, что Гувер прикарманил гонорар за книгу «Как бороться с коммунизмом», которая была не им написана. С благословения президента Л. Джонсона продал за большие деньги право на экранизацию ее для телевидения и т. д. «Ясно, – промямлил Унгар, – что сам директор не поднялся до суровых критериев честности, которой он требовал от других. В ФБР сурово наказывали сотрудника, взявшего без разрешения служебный автомобиль на вечер. Как примирить это с тем, что у самого директора было пять бронированных автомобилей стоимостью до 30 тысяч долларов каждый – два в Вашингтоне и по одному в Лос-Анджелесе, Нью Йорке и Майами. Он регулярно использовал их для личных нужд, например, посещения скачек, отпусков с Толсоном. Его отпуска во Флориде или Южной Каролине именовалась «инспекционными поездками», что означало – Гувер раз-другой заедет в местное отделение ФБР пожать руки. Этого было достаточно, чтобы отпуска оплачивало государство». Выяснилось, что вместе с Толсоном Гувер пользовался гостеприимством миллионеров: «счет за приемы и угощения на многие тысячи долларов никогда не представлялись Гуверу и Толсону» [389]. Если еще учесть страсть Гувера получать «подарки», то вывод однозначен – взяточник и казнокрад.
Директор ФБР К. Келли, благословивший книгу Унгара, в 1976 году выступил с речью, в которой признал, в прошлом у ведомства бывали злоупотребления, о которых «искренно сожалеют». Все дело в том, внушал Келли, что Гувер занимал уникальное положение. «Никто не должен служить директором более десяти лет. Ни один директор ФБР не должен закрывать глаза на нарушения свобод народа». Вообще, расфилософствовался Келли, под громы и молнии общественной критики ФБР спустилось с Олимпа. Оказалось, что мы простые смертные, со всеми человеческими недостатками, и мы всегда ими были» [390].
Были даны обещания, что отныне ФБР будет соблюдать законы. Уже в 1975 году окружной федеральный судья, например, постановил: пусть ФБР уберет своих информаторов с предстоящего съезда Социалистической рабочей партии. ФБР обжаловало решение в Верховном суде – если выполнить решение, тогда на съезде будут отсутствовать многие руководители партии, что не пройдет незамеченным [391].
Что бы там ни говорил Келли, скалой стоит ФБР. Массивное здание ФБР на Пенсильвания-авеню в Вашингтоне в два раза больше здания министерства юстиции, частью которого оно является. ФБР занимает самое дорогостоящее здание, построенное на государственные средства. Оно обошлось в 126 миллионов долларов. (Пентагон стоит 86 миллионов, а штаб-квартира ЦРУ – 46 миллионов долларов.) Его обширный двор 30 сентября 1975 года идеально подошел для внушительной церемонии, дабы очистить лик Э. Гувера. В тот день там собрались 7000 рудников ФБР и тысячи зрителей. Оркестр морской пехоты грянул недавно написанный «Марш Эдгара Гувера», под его бравурные звуки во двор вступил президент к. Форд. Он шел спортивной походкой, печатая шаг. А почему нет? При жизни Гувера восемь президентов маршировали в такт музыке ФБР. Форд не нарушил традиции, хотя Гувера уже не было в живых.
Обратившись к собравшимся, Дж. Форд восхвалил преданного «государственного деятеля» Эдгара Гувера и воспользовался случаем напомнить: ФБР посвящает свои усилия поддержанию «правления закона в Америке», слова президента собравшиеся выслушали с подобающим вниманием.
А за словами последовали дела, пошло укрепление ФБР по всем линиям. В президентство Картера политический сыск набирал силы, а с воцарением Р. Рейгана в Белом доме шпики ФБР получили свободу, которой вероятно, никогда не пользовались. Уже в ноябре года директор ФБР потребовал в сенатском комитете полного засекречивания важнейших «расследований», которое ведет ведомство [392]. Снова и снова в массовых средствах информации американцев убеждают: скрытность – залог-де грядущих успехов ФБР. В общем, нужно поменьше спрашивать, в ФБР-де знают лучше. А что знают?
В журнале «Пэрейд» в очередной статье о ФБР в феврале 1983 года проскользнуло: «На следующий год ФБР исполнится 75 лет, но до сих пор оно не имеет хартии» [393]. Власть предержащие в США, разумеется, не заинтересованы хотя бы в формальном определении функций ФБР. По очень понятной причине: в выдающейся «демократии» ничто не должно связывать руки политическому сыску. 7 марта 1983 года министр юстиции У. Смит ввел в действие «новые директивы в ведении расследовании ФБР». Отныне поводом для «расследования» может оказаться несогласие со строем, существующим в США, или протест против социальных несправедливостей. На «подозрительного» будет спущена свора тайных агентов и провокаторов ФБР. «Нью-Йорк таймс» без особых эмоций отметила в марте 1983 года в статье под заголовком «Дух Гувера витает над ФБР», что в 1984 году впервые официальный бюджет ФБР перевалит за миллиард долларов. И еще добавила: «Большинство членов конгресса не хотят антагонизировать ФБР». Как говорит конгрессмен Д. Эдвардс, «ФБР много сильнее всех нас в конгрессе, когда оно чего-нибудь добивается» [394]. А Эдвардс – председатель подкомитета по гражданским и конституционным правам палаты представителей, которому вверен контроль над ФБР! Вот такая картина – застыли, как кролики перед питоном, избранные представители американского народа!
В апреле 1983 года английский журнал «Экономист» спросил в заголовке статьи «Тяжкие времена возвращаются?» и тут же ответил: «Ряд недавних решений и действий администрации Рейгана заставляет некоторых американцев задуматься, не возвращаются ли прежние старые времена. Ослаблены ограничения на ФБР при расследовании дел, касающихся внутренней безопасности. Почему это сделано именно сейчас, непонятно… Формулировки «новых директив» очень туманны… В то же время президент Рейган издал исполнительный приказ с целью не допустить разглашения секретных данных. Каждый государственный служащий дает подписку выполнять эти правила и в случае нужды проходить проверку на детекторе лжи… Отныне каждый имеющий доступ к секретной работе должен получать разрешение на каждую публикацию или даже выступление с лекцией в университете» [395].
Все это выглядит в высшей степени мрачно. Торжествуют разве органы американского политического сыска. Директор ФБР Д. Вебстер заявил в одном из недавних интервью: «В наших рядах высоко поднялось чувство гордости. На каждую вакансию агента ФБР мы ежемесячно получаем 500 – 600 заявлений, среди них множество очень способных молодых мужчин и женщин. Какой моральный подъем» [396].
5
Узнать правду о Центральном разведывательном управлении – все равно, что «попытаться приколоть булавкой варенье к стене!» – в сердцах воскликнул сенатор У. Мондейл в речи в Денисон-колледж 3 октября 1975 года [397]. Что ж, мнение просвещенное: в то время Мондейл состоял членом комиссии Ф. Черча. Он знал, о чем говорил. Ведомство, официально созданное для шпионажа за рубежом, давным-давно превратилось также и в сыскное агентство против американцев в самих Соединенных Штатах. Этот факт был одним из наиболее тщательно охранявшихся секретов ЦРУ. Стоило публицистам Д. Уайзу и Т. Россу выпустить книгу «Невидимое правительство» [398], разоблачив в ней ЦРУ как именно такое «правительство», как они стали объектом его пристального внимания. Руководство ЦРУ безуспешно пыталось сорвать выход книги, а когда она все же увидела свет, организовало в печати травлю обоих публицистов.
В 1967 году в другой книге тех же авторов указывалось [399], что ЦРУ в одном квартале от Белого дома учредило Управление по внутренним делам. Несколько позднее выяснилось, что это управление – лишь одно из полдюжины подобных ведомств ЦРУ, занятых внутренним сыском, и что ЦРУ имеет в США не менее 60 местных отделений.
В начале семидесятых годов журналисты В. Марчетти и Д. Маркс написали книгу «ЦРУ и культ разведки». Когда они представили рукопись на просмотр в ЦРУ, последнее потребовало сделать в ней 339 купюр. Очевидно, подбодренные тогдашними газетными толками о том, что политический сыск в стране великой «демократии» вот-вот выставят к позорному столбу, авторы подали в суд на цензоров ЦРУ. Журналисты уверовали, что после прискорбного зигзага грядет царство закона в Соединенных Штатах. Видимо, эту наивную веру разделял и федеральный судья А. Брайан, который постановил: в книге подлежат исключению только 26 мест, и те с натяжкой он квалифицировал как касающиеся государственных тайн. Американская Фемида, однако, была начеку – апелляционный суд отменил решение Брайана, а Верховный суд США отказал в пересмотре дела. После ожесточенных споров кое-как договорились: 168 купюр, и в таком виде лишь в 1974 году [400] книга увидела свет.
Завеса глубокой тайны окутывает дела ЦРУ независимо от уровня принятой там секретности. Молчат обо всем – кровавом, подлом и даже о смешном, граничащем нередко с шизофренией на почве параноидного сыска, чему в немалой мере способствуют нравственные и интеллектуальные качества героев ЦРУ. В торжестве правосудия Марчетти и Маркс усмотрели отнюдь не заботу о сохранении государственных тайн, а стыдливое нежелание ЦРУ стать национальным и мировым посмешищем. В исключенных местах книги описывались, помимо прочего, научно-технические «достижения» ЦРУ. К примеру, светлую голову какого-то стража «демократии» осенила идея вмонтировать в домашних котов радиопередатчики, а затем дать им «курс» специальной дрессировки. Борцы ЦРУ за свободу слова ликовали. Еще бы! Отныне инакомыслящим спасения нет: уютно устроившийся на коленях диссидента мурлыкающий любимец будет передавать в эфир подрывные высказывания хозяина! Особо доверенные агенты ЦРУ занялись отловом котов, каковым в засекреченных лабораториях вшивали миниатюрные передатчики с питанием. Хотя слово «кот» было отнесено в разряд секретных, Марчетти не удержался и сказал в интервью журналу «Харперз», что ЦРУ «хирургическим путем» помещают-де микрофоны в тела «обычных домашних животных».
Возмездие не заставило себя ждать. Судья Брайан получил иск с грифом «Совершенно секретно» – ЦРУ требовало привлечь Марчетти к ответственности. Брайан рассудил: коль скоро термин «кот», составляющий государственную тайну, не фигурировал в интервью, устои республики не поколеблены. «Великая кошачья битва велась в федеральном суде в строжайшей тайне» [401], – саркастически заметил Д. Уайз.
Отбиваясь от прессы, пытаясь сохранить свое реноме, ЦРУ ссылается на то, что журналисты проявляют-де «опасную» для отечества любознательность. К примеру, в отношении тесного многолетнего сотрудничества с бесславным ведомством Генри Киссинджера. Знаменательными вехами на этом пути была для Генри служба в военной контрразведке в годы второй мировой войны и… работа в Гарвардском университете. С 1951 года Киссинджер был ученым секретарем международных семинаров при Гарвардском университете, через которые за несколько лет пропустили около 600 молодых иностранцев – политиков (впоследствии они сделали примечательные карьеры в своих странах!).
В 1967 году в другой книге тех же авторов указывалось [399], что ЦРУ в одном квартале от Белого дома учредило Управление по внутренним делам. Несколько позднее выяснилось, что это управление – лишь одно из полдюжины подобных ведомств ЦРУ, занятых внутренним сыском, и что ЦРУ имеет в США не менее 60 местных отделений.
В начале семидесятых годов журналисты В. Марчетти и Д. Маркс написали книгу «ЦРУ и культ разведки». Когда они представили рукопись на просмотр в ЦРУ, последнее потребовало сделать в ней 339 купюр. Очевидно, подбодренные тогдашними газетными толками о том, что политический сыск в стране великой «демократии» вот-вот выставят к позорному столбу, авторы подали в суд на цензоров ЦРУ. Журналисты уверовали, что после прискорбного зигзага грядет царство закона в Соединенных Штатах. Видимо, эту наивную веру разделял и федеральный судья А. Брайан, который постановил: в книге подлежат исключению только 26 мест, и те с натяжкой он квалифицировал как касающиеся государственных тайн. Американская Фемида, однако, была начеку – апелляционный суд отменил решение Брайана, а Верховный суд США отказал в пересмотре дела. После ожесточенных споров кое-как договорились: 168 купюр, и в таком виде лишь в 1974 году [400] книга увидела свет.
Завеса глубокой тайны окутывает дела ЦРУ независимо от уровня принятой там секретности. Молчат обо всем – кровавом, подлом и даже о смешном, граничащем нередко с шизофренией на почве параноидного сыска, чему в немалой мере способствуют нравственные и интеллектуальные качества героев ЦРУ. В торжестве правосудия Марчетти и Маркс усмотрели отнюдь не заботу о сохранении государственных тайн, а стыдливое нежелание ЦРУ стать национальным и мировым посмешищем. В исключенных местах книги описывались, помимо прочего, научно-технические «достижения» ЦРУ. К примеру, светлую голову какого-то стража «демократии» осенила идея вмонтировать в домашних котов радиопередатчики, а затем дать им «курс» специальной дрессировки. Борцы ЦРУ за свободу слова ликовали. Еще бы! Отныне инакомыслящим спасения нет: уютно устроившийся на коленях диссидента мурлыкающий любимец будет передавать в эфир подрывные высказывания хозяина! Особо доверенные агенты ЦРУ занялись отловом котов, каковым в засекреченных лабораториях вшивали миниатюрные передатчики с питанием. Хотя слово «кот» было отнесено в разряд секретных, Марчетти не удержался и сказал в интервью журналу «Харперз», что ЦРУ «хирургическим путем» помещают-де микрофоны в тела «обычных домашних животных».
Возмездие не заставило себя ждать. Судья Брайан получил иск с грифом «Совершенно секретно» – ЦРУ требовало привлечь Марчетти к ответственности. Брайан рассудил: коль скоро термин «кот», составляющий государственную тайну, не фигурировал в интервью, устои республики не поколеблены. «Великая кошачья битва велась в федеральном суде в строжайшей тайне» [401], – саркастически заметил Д. Уайз.
Отбиваясь от прессы, пытаясь сохранить свое реноме, ЦРУ ссылается на то, что журналисты проявляют-де «опасную» для отечества любознательность. К примеру, в отношении тесного многолетнего сотрудничества с бесславным ведомством Генри Киссинджера. Знаменательными вехами на этом пути была для Генри служба в военной контрразведке в годы второй мировой войны и… работа в Гарвардском университете. С 1951 года Киссинджер был ученым секретарем международных семинаров при Гарвардском университете, через которые за несколько лет пропустили около 600 молодых иностранцев – политиков (впоследствии они сделали примечательные карьеры в своих странах!).