Набор из двенадцати учебников, конечно, не является репрезентативным. Анализ достаточного для полноценных выводов количества пособий выходит за рамки данного исследования. Но до тех пор пока не увижу убедительных контрдоводов, продолжаю придерживаться гипотезы, согласно которой большая (возможно, доминирующая) часть высшего экономического образования недостаточно полно представляет студентам эту важнейшую системную характеристику капитализма.
Так называемую мейнстримную экономику часто обвиняют в том, что она рекламирует приятные стороны капитализма. Если это действительно так, то она плохо справляется со своей задачей в деле обучения студентов, ведь одно из самых важных достоинств системы – склонность к неудержимым инновациям – не удостаивается даже упоминания.
Главным показателем при разговоре об измерении роста все считают ВВП. Замечательно, что экономистам и специалистам в области статистики удалось вывести рабочее определение и универсальную методологию измерения ВВП, принятые во всем мире. Однако это важное достижение порождает определенную небрежность, когда дело доходит до оценки успехов и неудач в процессе развития. Слишком большая доля внимания сосредоточена на показателях роста ВВП. Иногда рассматриваются и некоторые другие показатели: инфляция, бюджетные расходы, текущий баланс, индикаторы неравенства. При этом не существует показателей для измерения успехов и провалов в сфере технического прогресса (в том смысле, как мы рассматриваем это явление в данной работе) или для оценки ускорения либо замедления прогресса, которые были бы приняты в широких кругах и регулярно отслеживались. Постсоциалистические государства Центральной и Восточной Европы достигли уровня ВВП, равного уровню до 1990 года, примерно в 1994–2000 годах, страны – правопреемницы СССР добрались до него еще позже, а некоторые – до сих пор находятся на подступах. Это так, но для большей части населения жизнь тем временем совершенно изменилась. В рамках данного исследования я не упомянул, как эти изменения сказались на политических режимах, распределении собственности и социальной мобильности, зато подчеркнул, к каким важным переменам в жизни людей привело ускоренное внедрение в жизнь новых продуктов и технологий, созданных в процессе инноваций. Мы жалуемся на серьезные проблемы, объяснимые по-прежнему низким уровнем ВВП, но значительная часть населения уже связана с остальным обществом посредством телефона и Интернета, куда большее число людей владеет автомобилями, пользуется современной бытовой техникой и такими новыми продуктами, которые прежде были доступны лишь жителям Запада. Следует разработать соответствующие индикаторы и методы измерения, чтобы получить более точные представления о влиянии технического прогресса на повседневную жизнь.
Экономисты и те, кто занимается экономической статистикой, хорошо знают о необходимости дополнить ВВП другими показателями, способными отразить и другие аспекты благосостояния и развития. Возникают новые важные инициативы по совершенствованию измерения роста, они дополняют данные по валовому объему продукции различными показателями в области здравоохранения, образования, распределения доходов и т. д.[34]. Меня беспокоит, что аспект, на важность которого я пытаюсь указать в своей работе, а именно – влияние технического прогресса на образ жизни, вновь может остаться за пределами реформ в области статистики и ему не будет уделено должного внимания.
3.3. Ответственность политиков
3.4. Взаимосвязанность (Interconnectivity) и демократия
Заключение
Часть II Экономика дефицита– экономика избытка. К вопросу о теории рынка
Введение
Общие впечатления
В 1999 году мне довелось побывать в Китае по случаю второго издания китайского перевода моей книги «Дефицит» (А hiäny, 1980; на английском и китайском книга вышла под названием «Экономика дефицита»). Сопровождающие-редакторы и студенты, хорошо знакомые с моей работой, водили меня по универсамам и продовольственным рынкам. Один из коллег сказал: «Пора писать новую книгу: на смену экономике дефицита пришла экономика избытка».
На книгу меня не хватит, но попытаюсь обрисовать ряд основных положений экономики избытка в рамках экономической науки. Ключевую мысль исследования можно сформулировать следующим образом: характерная особенность социалистической системы – экономика дефицита, для капиталистической системы характерна экономика избытка[42].
По Шумпетеру, исследование начинается с «доаналитического когнитивного акта» – он поставляет «сырье» для аналитики. Шумпетер называет это «ви́дением, предвосхищением» (vision). Под его влиянием вещи видятся в новом свете (Schumpeter, 1954). Я убежден, что чувство, с которым экономист социалистической экономики дефицита взирает на изобильное предложение капиталистического рынка, содержит в себе это доаналитическое видение. Такое впечатление представляется мне важным. Именно сравнивая капитализм с другой системой, в определенном смысле противоположной ему, я могу увидеть в нем то, что живущие в условиях капитализма коллеги не замечают, будучи не в состоянии вырваться за пределы привычного мировоззрения.
Когда я обсуждаю эту тему с представителями мейнстримиой экономики, они, как правило, соглашаются лишь наполовину Их легко убедить в том, что социалистическая система есть экономика дефицита. Но почему нужно называть капиталистическую систему экономикой избытка? Действительно, магазины и склады предприятий предлагают обширный ассортимент, на производстве присутствует резерв мощности, но всего ровно столько, сколько нужно. Производитель производит определенный объем продукции, продавец держит определенный запас товара, потому что именно столько нужно для поддержания рыночного равновесия. Социалистическая экономика, в отличие от капиталистической, не находится в состоянии равновесия. Случаются, конечно, флуктуации (сейчас как раз отклонение довольно велико), однако долгосрочная тенденция состоит в стремлении к равновесию.
Значит ли это, что мы спорим лишь о названии? То, что привычно называют рыночным равновесием, я обозначил как экономику избытка – и в чем тогда разница? Если бы дело обстояло настолько просто, здесь можно было бы поставить точку – какой смысл долго спорить о названиях?
Хотя мной и моими коллегами наблюдаются одни и те же явления, мы считываем их по-разному из-за разницы восприятия. Я по сути иначе оцениваю аналогичные факты (резервы мощности, готовые к резкому скачку, заполненные склады, рабочую силу в поисках занятости). Каждый отдельно взятый производитель или продавец исходя из своих интересов точно знает, какой объем запасов или резервных мощностей ему нужен в данный момент. Но в совокупности всех предназначенных для продажи товаров и резервных мощностей больше (и значительно больше!), чем могут приобрести все покупатели, вместе взятые. Макроэкономист может заключить: занятость соответствует естественной норме. Но при этом масса людей ощущает, что их изгнали из рядов занятых, и будь они тоже вовлечены в работу, производительность общества выросла бы.
Если я прав и капиталистическая система действительно является экономикой избытка, это влечет за собой серьезные последствия, оказывая влияние на поведение участников системы. Проясняются многие черты капитализма. В этом смысле наш анализ может содействовать более полному позитивному пониманию капитализма[43].
Так называемую мейнстримную экономику часто обвиняют в том, что она рекламирует приятные стороны капитализма. Если это действительно так, то она плохо справляется со своей задачей в деле обучения студентов, ведь одно из самых важных достоинств системы – склонность к неудержимым инновациям – не удостаивается даже упоминания.
Главным показателем при разговоре об измерении роста все считают ВВП. Замечательно, что экономистам и специалистам в области статистики удалось вывести рабочее определение и универсальную методологию измерения ВВП, принятые во всем мире. Однако это важное достижение порождает определенную небрежность, когда дело доходит до оценки успехов и неудач в процессе развития. Слишком большая доля внимания сосредоточена на показателях роста ВВП. Иногда рассматриваются и некоторые другие показатели: инфляция, бюджетные расходы, текущий баланс, индикаторы неравенства. При этом не существует показателей для измерения успехов и провалов в сфере технического прогресса (в том смысле, как мы рассматриваем это явление в данной работе) или для оценки ускорения либо замедления прогресса, которые были бы приняты в широких кругах и регулярно отслеживались. Постсоциалистические государства Центральной и Восточной Европы достигли уровня ВВП, равного уровню до 1990 года, примерно в 1994–2000 годах, страны – правопреемницы СССР добрались до него еще позже, а некоторые – до сих пор находятся на подступах. Это так, но для большей части населения жизнь тем временем совершенно изменилась. В рамках данного исследования я не упомянул, как эти изменения сказались на политических режимах, распределении собственности и социальной мобильности, зато подчеркнул, к каким важным переменам в жизни людей привело ускоренное внедрение в жизнь новых продуктов и технологий, созданных в процессе инноваций. Мы жалуемся на серьезные проблемы, объяснимые по-прежнему низким уровнем ВВП, но значительная часть населения уже связана с остальным обществом посредством телефона и Интернета, куда большее число людей владеет автомобилями, пользуется современной бытовой техникой и такими новыми продуктами, которые прежде были доступны лишь жителям Запада. Следует разработать соответствующие индикаторы и методы измерения, чтобы получить более точные представления о влиянии технического прогресса на повседневную жизнь.
Экономисты и те, кто занимается экономической статистикой, хорошо знают о необходимости дополнить ВВП другими показателями, способными отразить и другие аспекты благосостояния и развития. Возникают новые важные инициативы по совершенствованию измерения роста, они дополняют данные по валовому объему продукции различными показателями в области здравоохранения, образования, распределения доходов и т. д.[34]. Меня беспокоит, что аспект, на важность которого я пытаюсь указать в своей работе, а именно – влияние технического прогресса на образ жизни, вновь может остаться за пределами реформ в области статистики и ему не будет уделено должного внимания.
3.3. Ответственность политиков
Все, сказанное выше в связи с экономической политикой, очевидно можно отнести и к политике как таковой. Однако я бы хотел сейчас остановиться на другой стороне политической деятельности. Политические лидеры, помимо всего прочего, выступают как просветители своего народа, их слова служат ориентиром для граждан.
Вместе с Тибором Месманном и благодаря помощи коллег, живущих за пределами Венгрии, мы ознакомились с текстами публичных речей глав следующих государств: Болгарии, Хорватии, Чехии, Венгрии, Польши, Сербии, Словакии и Словении. Для каждой страны мы отбирали выступления или письменные заявления, составленные от имени главы государства или премьер-министра и лидера (лидеров) самых влиятельных оппозиционных партий. Мы старались отбирать тексты, в которых содержались бы общие обзоры успехов и неудач эти стран (по образцу докладов о положении дел в стране, которые президент США представляет конгрессу). Как правило, такие речи зачитываются по случаю национальных праздников или иных важных событий. Большинство проанализированных текстов были обнародованы в течение первых восьми месяцев 2009 года. В отдельных случаях нам удалось отыскать речи с празднований двадцатилетия событий 1989 года с общей оценкой постсоциалистического перехода[35]. Резюмировать полученные результаты оказалось несложно. Ни в одном из 53 выступлений и политических заявлений авторы не указывали на причинно-следственную связь между капитализмом и научно-техническим прогрессом и не говорили о том, какое влияние оказывает этот прогресс на жизнь людей. Никто не сослался на это положительное свойство капитализма, чтобы убедить народ в том, что переход от социализма к капитализму приближает их к миру инноваций, модернизации и динамизма.
Отдельные политические лидеры упомянули таки о техническом прогрессе. Большинство положительно отзывалось о капиталистической системе, однако и в этих речах мы не обнаружили убедительной аргументации по заявленной теме. Выборки из 53 выступлений достаточно, чтобы заявить: полученный результат огорчил и разочаровал нас. Ведь мы обратились к высказываниям представителей политической элиты, восточноевропейского истеблишмента, а не к выступлениям радикальных противников капитализма, выразителям крайне левых или крайне правых идей. Лидеры, о которых шла речь, либо являются членами правительства, либо состоят в оппозиции, но явно сочувствуют идеям капитализма – и при всем этом упускают ценнейший довод в пользу капиталистической системы.
Следует добавить, что мало кто из этих политиков готов отстаивать капиталистические принципы. Стало привычным (среди представителей как левых, так и правых партий) подчеркивать темные стороны системы и выступать против нее.
Безусловно, стоило бы проанализировать еще больше политический речей и письменных заявлений. Я с радостью приму любые сведения в качестве контраргументов; например, такие тексты, где бы политики подчеркивали роль капитализма в стимулировании инноваций и указывали на ускорение технического прогресса как на одно из достижений переходного периода. Но до тех пор пока меня не опровергли, я продолжаю придерживаться прежнего утверждения: все политики, независимо от того, какое место они занимают в политической иерархии, несут серьезную ответственность за нежелание объяснять причинно-следственную цепочку: капитализм → инновации → изменение образа жизни. Понимание этой жизненно важной связи могло бы стать действенным противоядием в борьбе с антикапиталистическими умонастроениями – и наши политические лидеры не готовы снабдить нас этим противоядием.
Пренебрежение доводами, конечно, не такой уж великий грех. Куда больше меня возмущает популистская ан-тикапиталистическая риторика; при этом сами демагоги со спокойной душой пользуются изобретениями и инновациями, внедренными при капитализме. Отвратительно наблюдать, как политические активисты собирают людей на масштабные акции с антикапиталистическим уклоном, задействуя для этого компьютеры, мобильные телефоны, каналы связи, обеспечиваемые спутниками и оптоволоконным кабелем. Это происходит в постсоциалистическом регионе: политические деятели, отрицающие сам факт смены систем, выкладывают свои популистские, антикапиталистические лозунги в интернет-блогах, произносят пламенные речи на мобильные устройства и общаются между собой по мобильным телефонам, без зазрения совести пользуясь техническими достижениями ненавистного капитализма.
Вместе с Тибором Месманном и благодаря помощи коллег, живущих за пределами Венгрии, мы ознакомились с текстами публичных речей глав следующих государств: Болгарии, Хорватии, Чехии, Венгрии, Польши, Сербии, Словакии и Словении. Для каждой страны мы отбирали выступления или письменные заявления, составленные от имени главы государства или премьер-министра и лидера (лидеров) самых влиятельных оппозиционных партий. Мы старались отбирать тексты, в которых содержались бы общие обзоры успехов и неудач эти стран (по образцу докладов о положении дел в стране, которые президент США представляет конгрессу). Как правило, такие речи зачитываются по случаю национальных праздников или иных важных событий. Большинство проанализированных текстов были обнародованы в течение первых восьми месяцев 2009 года. В отдельных случаях нам удалось отыскать речи с празднований двадцатилетия событий 1989 года с общей оценкой постсоциалистического перехода[35]. Резюмировать полученные результаты оказалось несложно. Ни в одном из 53 выступлений и политических заявлений авторы не указывали на причинно-следственную связь между капитализмом и научно-техническим прогрессом и не говорили о том, какое влияние оказывает этот прогресс на жизнь людей. Никто не сослался на это положительное свойство капитализма, чтобы убедить народ в том, что переход от социализма к капитализму приближает их к миру инноваций, модернизации и динамизма.
Отдельные политические лидеры упомянули таки о техническом прогрессе. Большинство положительно отзывалось о капиталистической системе, однако и в этих речах мы не обнаружили убедительной аргументации по заявленной теме. Выборки из 53 выступлений достаточно, чтобы заявить: полученный результат огорчил и разочаровал нас. Ведь мы обратились к высказываниям представителей политической элиты, восточноевропейского истеблишмента, а не к выступлениям радикальных противников капитализма, выразителям крайне левых или крайне правых идей. Лидеры, о которых шла речь, либо являются членами правительства, либо состоят в оппозиции, но явно сочувствуют идеям капитализма – и при всем этом упускают ценнейший довод в пользу капиталистической системы.
Следует добавить, что мало кто из этих политиков готов отстаивать капиталистические принципы. Стало привычным (среди представителей как левых, так и правых партий) подчеркивать темные стороны системы и выступать против нее.
Безусловно, стоило бы проанализировать еще больше политический речей и письменных заявлений. Я с радостью приму любые сведения в качестве контраргументов; например, такие тексты, где бы политики подчеркивали роль капитализма в стимулировании инноваций и указывали на ускорение технического прогресса как на одно из достижений переходного периода. Но до тех пор пока меня не опровергли, я продолжаю придерживаться прежнего утверждения: все политики, независимо от того, какое место они занимают в политической иерархии, несут серьезную ответственность за нежелание объяснять причинно-следственную цепочку: капитализм → инновации → изменение образа жизни. Понимание этой жизненно важной связи могло бы стать действенным противоядием в борьбе с антикапиталистическими умонастроениями – и наши политические лидеры не готовы снабдить нас этим противоядием.
Пренебрежение доводами, конечно, не такой уж великий грех. Куда больше меня возмущает популистская ан-тикапиталистическая риторика; при этом сами демагоги со спокойной душой пользуются изобретениями и инновациями, внедренными при капитализме. Отвратительно наблюдать, как политические активисты собирают людей на масштабные акции с антикапиталистическим уклоном, задействуя для этого компьютеры, мобильные телефоны, каналы связи, обеспечиваемые спутниками и оптоволоконным кабелем. Это происходит в постсоциалистическом регионе: политические деятели, отрицающие сам факт смены систем, выкладывают свои популистские, антикапиталистические лозунги в интернет-блогах, произносят пламенные речи на мобильные устройства и общаются между собой по мобильным телефонам, без зазрения совести пользуясь техническими достижениями ненавистного капитализма.
3.4. Взаимосвязанность (Interconnectivity) и демократия
Нам практически ничего не известно о том, как люди понимают и оценивают причинно-следственную цепочку: капитализм → инновации → изменение образа жизни. Мы можем составить некоторое представление о действии этой связи в обратном направлении, то есть о том, каким образом технический прогресс (точнее, прогресс в секторе информационно-коммуникационных технологий) влияет на политические взгляды жителей постсоциалистического пространства. В табл. 1-11 представлены обобщенные результаты опросов респондентов из стран Центральной и Восточной Европы на предмет отношения к демократии, капитализму и прежней социалистической системе. Участники опроса разделены на две группы: интернет-пользователи и те, кто Интернетом не пользуется. Разброс ответов впечатляет[36]. Люди, связанные с миром современных информационных технологий, с большей симпатией отзываются о демократии и капитализме и критически относятся к прежнему режиму, и это вселяет надежду. Пользователи сети меньше подвержены ностальгии по старым социалистическим порядкам – на фоне общего усиления подобных настроений, особенно с наступлением последнего экономического кризиса.
Приведенные эмпирические данные совершенно согласуются с результатами, полученными в ходе исследований взаимосвязанности (interconnectivity). Смысл этого термина интуитивно понятен: люди связаны друг с другом посредством различных технических инструментов и процессов. Особенно важную роль с этой точки зрения играет электронная почта. Чем больше людей могут посылать электронные письма другим людям, тем плотнее сеть связей. Данное явление однозначно поддается наблюдениям и измерениям.
Здесь я опираюсь на увлекательное исследование Кристофера Кедзи (Kedzie, 1997а), где автор измеряет «взаимосвязанность» при помощи метрического аппарата. Не будучи экспертом в данной области, я не могу оценить, является ли метрическая мера, использованная Кедзи оптимальной для этих целей. Принимая его выбор с оговорками, считаю достойными упоминания главные выводы исследования. Кедзи проанализировал корреляцию между «демократией» и «взаимосвязанностью». Выяснилось, что данная корреляция составляет 0,73, что выше корреляции между демократией и ВВП на душу населения (0,57). Более свежая работа по аналогичной теме (Frisch, 2003) поддерживает выводы Кедзи. Надеюсь, работы в этом многообещающем направлении будут продолжены.
ТАБЛИЦА I– 11
ПРИМЕЧАНИЕ. Респонденты отвечали на вопросы: а «Насколько вы удовлетворены тем, как работает демократия}» Ответы давались по шкале в 4 балла: 1 = полностью удовлетворен (а); 2 = удовлетворен (а) до некоторой степени; 3 = не очень удовлетворен (а); 4 = совершенно не удовлетворен(а). ь «Насколько вас устраивает капиталистическая система}» Ответы давались по шкале в 21 балл: от -10 = совершенно не устраивает; 2 = нейтральное отношение; +10 = полностью устраивает. с «Насколько вас устраивает социалистическая система?» Ответы давались по шкале в 21 балл: от -10 = совершенно не устраивает; 2 = нейтральное отношение; +10 = полностью устраивает. В таблице отражено среднее арифметическое (невзвешенное).
* У меня есть сомнения относительно данных по интернет-пользователям в Венгрии. По сравнению с остальными статистическими данными, они кажутся слишком низкими. —Я. К.
ИСТОЧНИК: Rose, 2004.
Позволю себе вернуться к собственному замечанию относительно роли современных информационно-коммуникационных технологий в разрушении монолита, которым казалась нам власть коммунистической партии и официальной марксистско-ленинской идеологии. Я рассматривал события, которые произошли двадцать лет назад в Советском Союзе и социалистических странах Центральной и Восточной Европы. Однако проблема отнюдь не утеряла своей актуальности. Есть две маленькие страны – Куба и Северная Корея, где мало что изменилось в экономике, а власть по-прежнему находится в железных руках коммунистических диктаторов. Помимо этого, есть две большие страны, где были проведены серьезные реформы и экономике было позволено сдвинуться в сторону капитализма – притом, что политическая структура практически не изменилась, сохранив диктатуру одной партии. Как повлияют на эти страны современные информационные технологии? Китай и Вьетнам активно пользуются всеми революционными достижениями в области науки и техники и в то же время страшатся последствий. Руководство этих стран пытается решить две взаимоисключающие задачи: извлечь максимальную пользу из технического прогресса и максимально защитить свою монополию на власть, что в результате ведет к колебаниям, движению вперед-назад, раздвоению.
Еще одна проблема, требующая анализа, – перспективы: как будут соотноситься в будущем взрывы инноваций и уровень жизни? Когда я пребываю в пессимистическом настроении, перед глазами разыгрываются мрачные сценарии. Даже не обладая особым даром прорицания, легко предвидеть, каким образом технические достижения могут быть обращены во зло. Я прочел немало отчетов о попытках китайского правительства применить политическую цензуру в Интернете, блокировать трансляцию отдельных телеканалов или закрыть откровенно критические блоги[37]. Учитывая тот факт, что все большая часть компьютеров, которыми пользуются в Китае, там же и производится, не так уж сложно встроить в операционную систему программное обеспечение с цензурными функциями, а управлять такими системами можно будет централизованно. К сожалению, крупные западные корпорации готовы сотрудничать с властями в их стремлении ввести политическую цензуру, боясь упустить гигантский китайский рынок.
Шестьдесят лет назад, когда Оруэлл писал роман «1984» (Orwell, 1989), Большой Брат еще не располагал оборудованием, которое придумал автор романа. Сегодня не возникло бы никаких технических препятствий при установке камер и прослушивающих устройств в каждой квартире и каждом офисе. Представим себе будущего Сталина с новейшими гаджетами, приборами наблюдения и средствами телекоммуникации, разработанными для тотальной слежки за гражданами!
В те дни, когда я настроен более оптимистично, кошмары будущего оставляют меня и я начинаю надеяться, что современные технологии снова и снова будут вести к децентрализации – какие бы усилия не прилагали диктаторские режимы для поддержания или усиления централизации. Если они изобретут новый способ блокировать информацию, найдутся сотни и тысячи скорых на выдумку компьютерных пользователей, способных преодолеть блокады и барьеры[38].
Приведенные эмпирические данные совершенно согласуются с результатами, полученными в ходе исследований взаимосвязанности (interconnectivity). Смысл этого термина интуитивно понятен: люди связаны друг с другом посредством различных технических инструментов и процессов. Особенно важную роль с этой точки зрения играет электронная почта. Чем больше людей могут посылать электронные письма другим людям, тем плотнее сеть связей. Данное явление однозначно поддается наблюдениям и измерениям.
Здесь я опираюсь на увлекательное исследование Кристофера Кедзи (Kedzie, 1997а), где автор измеряет «взаимосвязанность» при помощи метрического аппарата. Не будучи экспертом в данной области, я не могу оценить, является ли метрическая мера, использованная Кедзи оптимальной для этих целей. Принимая его выбор с оговорками, считаю достойными упоминания главные выводы исследования. Кедзи проанализировал корреляцию между «демократией» и «взаимосвязанностью». Выяснилось, что данная корреляция составляет 0,73, что выше корреляции между демократией и ВВП на душу населения (0,57). Более свежая работа по аналогичной теме (Frisch, 2003) поддерживает выводы Кедзи. Надеюсь, работы в этом многообещающем направлении будут продолжены.
ТАБЛИЦА I– 11
* У меня есть сомнения относительно данных по интернет-пользователям в Венгрии. По сравнению с остальными статистическими данными, они кажутся слишком низкими. —Я. К.
ИСТОЧНИК: Rose, 2004.
Позволю себе вернуться к собственному замечанию относительно роли современных информационно-коммуникационных технологий в разрушении монолита, которым казалась нам власть коммунистической партии и официальной марксистско-ленинской идеологии. Я рассматривал события, которые произошли двадцать лет назад в Советском Союзе и социалистических странах Центральной и Восточной Европы. Однако проблема отнюдь не утеряла своей актуальности. Есть две маленькие страны – Куба и Северная Корея, где мало что изменилось в экономике, а власть по-прежнему находится в железных руках коммунистических диктаторов. Помимо этого, есть две большие страны, где были проведены серьезные реформы и экономике было позволено сдвинуться в сторону капитализма – притом, что политическая структура практически не изменилась, сохранив диктатуру одной партии. Как повлияют на эти страны современные информационные технологии? Китай и Вьетнам активно пользуются всеми революционными достижениями в области науки и техники и в то же время страшатся последствий. Руководство этих стран пытается решить две взаимоисключающие задачи: извлечь максимальную пользу из технического прогресса и максимально защитить свою монополию на власть, что в результате ведет к колебаниям, движению вперед-назад, раздвоению.
Еще одна проблема, требующая анализа, – перспективы: как будут соотноситься в будущем взрывы инноваций и уровень жизни? Когда я пребываю в пессимистическом настроении, перед глазами разыгрываются мрачные сценарии. Даже не обладая особым даром прорицания, легко предвидеть, каким образом технические достижения могут быть обращены во зло. Я прочел немало отчетов о попытках китайского правительства применить политическую цензуру в Интернете, блокировать трансляцию отдельных телеканалов или закрыть откровенно критические блоги[37]. Учитывая тот факт, что все большая часть компьютеров, которыми пользуются в Китае, там же и производится, не так уж сложно встроить в операционную систему программное обеспечение с цензурными функциями, а управлять такими системами можно будет централизованно. К сожалению, крупные западные корпорации готовы сотрудничать с властями в их стремлении ввести политическую цензуру, боясь упустить гигантский китайский рынок.
Шестьдесят лет назад, когда Оруэлл писал роман «1984» (Orwell, 1989), Большой Брат еще не располагал оборудованием, которое придумал автор романа. Сегодня не возникло бы никаких технических препятствий при установке камер и прослушивающих устройств в каждой квартире и каждом офисе. Представим себе будущего Сталина с новейшими гаджетами, приборами наблюдения и средствами телекоммуникации, разработанными для тотальной слежки за гражданами!
В те дни, когда я настроен более оптимистично, кошмары будущего оставляют меня и я начинаю надеяться, что современные технологии снова и снова будут вести к децентрализации – какие бы усилия не прилагали диктаторские режимы для поддержания или усиления централизации. Если они изобретут новый способ блокировать информацию, найдутся сотни и тысячи скорых на выдумку компьютерных пользователей, способных преодолеть блокады и барьеры[38].
Заключение
В своей работе я охватил целый ряд тем и не собирался ограничиваться одним или двумя вопросами. На разноцветной карте исследований в области сравнительной экономики и постсоциалистической «транзитологии» зияет огромное белое пространство. Моя задача состояла в том, чтобы представить общий обзор этого пространства.
Из многочисленных ценных источников я упомянул здесь лишь несколько. По каждой из затронутых мною тем можно подобрать обширный круг литературы, но, увы, все эти исследования мало связаны между собой. Ключевое понятие и технический инструмент современных коммуникаций – гиперссылка (выделенный синим цветом фрагмент HTML-документа, указывающий на другой файл и содержащий путь (URL) к нему). Именно таких гиперссылок здесь и не хватает: в литературе об изменениях, происходящих в постсоциалистическом регионе, нет связи между работами, посвященными политике, экономике, настроениям в обществе, технологиям или сфере коммуникаций. Я бы рекомендовал создать такую сеть гиперссылок – тогда исследователь каждой из этих областей в отдельности смог бы обрести новые важные знания, посмотреть на них под неожиданным углом. По объективным причинам, я не мог расставить рабочие ссылки в тексте, но по крайней мере попытался простимулировать воображение читателя и подсказать, куда бы можно было их вставить. Моя цель – не подробно описать и проанализировать ту или иную связь, но обратить внимание на совокупность взаимосвязей.
Наберется с десяток тем, заслуживающих глубокой разработки, эмпирических наблюдений и теоретического анализа, а я лишь упомянул о них либо вовсе проигнорировал. Исследование связи технического прогресса и общества ведется в многомерном пространстве. Темы, на которых я остановился в данной работе, располагаются в подпространстве, и я отдаю себе отчет в том, что существуют измерения и за пределами этого подпространства[39].
Был бы я помоложе, у меня достало бы сил и энергии на подробное исследование этого белого пространства. Это же настоящий интеллектуальный вызов для ученого – увлекательная и захватывающая тема! Надеюсь, мой труд вдохновит тех, кто осмелится вступить на эту не распаханную территорию. Как бы то ни было, я лично собираюсь продолжить работу по изучению взаимодействия между изменениями в политической и экономической сфере и техническим прогрессом.
Из многочисленных ценных источников я упомянул здесь лишь несколько. По каждой из затронутых мною тем можно подобрать обширный круг литературы, но, увы, все эти исследования мало связаны между собой. Ключевое понятие и технический инструмент современных коммуникаций – гиперссылка (выделенный синим цветом фрагмент HTML-документа, указывающий на другой файл и содержащий путь (URL) к нему). Именно таких гиперссылок здесь и не хватает: в литературе об изменениях, происходящих в постсоциалистическом регионе, нет связи между работами, посвященными политике, экономике, настроениям в обществе, технологиям или сфере коммуникаций. Я бы рекомендовал создать такую сеть гиперссылок – тогда исследователь каждой из этих областей в отдельности смог бы обрести новые важные знания, посмотреть на них под неожиданным углом. По объективным причинам, я не мог расставить рабочие ссылки в тексте, но по крайней мере попытался простимулировать воображение читателя и подсказать, куда бы можно было их вставить. Моя цель – не подробно описать и проанализировать ту или иную связь, но обратить внимание на совокупность взаимосвязей.
Наберется с десяток тем, заслуживающих глубокой разработки, эмпирических наблюдений и теоретического анализа, а я лишь упомянул о них либо вовсе проигнорировал. Исследование связи технического прогресса и общества ведется в многомерном пространстве. Темы, на которых я остановился в данной работе, располагаются в подпространстве, и я отдаю себе отчет в том, что существуют измерения и за пределами этого подпространства[39].
Был бы я помоложе, у меня достало бы сил и энергии на подробное исследование этого белого пространства. Это же настоящий интеллектуальный вызов для ученого – увлекательная и захватывающая тема! Надеюсь, мой труд вдохновит тех, кто осмелится вступить на эту не распаханную территорию. Как бы то ни было, я лично собираюсь продолжить работу по изучению взаимодействия между изменениями в политической и экономической сфере и техническим прогрессом.
Часть II Экономика дефицита– экономика избытка. К вопросу о теории рынка
Введение
Общие впечатления
Данный текст – новая, переработанная и дополненная версия статьи, опубликованной в журнале «Экономическое обозрение» (Kornai, 2010а). Благодарю многочисленных коллег за поддержку в процессе исследований, ставших основой данной работы. Особенно хотелось бы отметить вклад Аттилы Чикана и Жолта Матюша, оказавших разностороннюю помощь в сборе данных и прояснении отдельных вопросов. Спасибо Даниэлю Бруксу, Жуже Даниэль, Яношу Гачу, Доре Дерфи, Марии Лацко, Аладару Мадарасу, Жолту Матюшу, Агнеш Надь, Еве Палоц, Андрашу Прекопе, Ричарду Куандту, Андрашу Шимоновичу, Домокошу Сасу, Яношу Иштвану Тоту и Мердаду Вохаби за ценные и полезные рекомендации. Я высоко ценю самоотверженную и внимательную работу по сбору информации, подбору литературы и редактуре текста, которую провели мои непосредственные коллеги – Рита Фанчовиц, Илдико Мадяри, Андреа Ремени и Каталин Сечи. Благодарен Коллегиуму Будапешт за творческую атмосферу и действенную практическую помощь в преодолении трудностей, связанных с осуществлением моего предприятия.Если войти в Википедию в раздел Shortage Economy[40] (2010), то в самом начале можно увидеть фотографию: Польша, 1980-е годы, покупатели стоят в очереди перед продовольственным магазином[41] – все полки абсолютно пустые. Сегодняшний посетитель польского гастронома увидит полки, ломящиеся от разнообразных и ярких упаковок – товаров домашнего и иностранного производства.
В 1999 году мне довелось побывать в Китае по случаю второго издания китайского перевода моей книги «Дефицит» (А hiäny, 1980; на английском и китайском книга вышла под названием «Экономика дефицита»). Сопровождающие-редакторы и студенты, хорошо знакомые с моей работой, водили меня по универсамам и продовольственным рынкам. Один из коллег сказал: «Пора писать новую книгу: на смену экономике дефицита пришла экономика избытка».
На книгу меня не хватит, но попытаюсь обрисовать ряд основных положений экономики избытка в рамках экономической науки. Ключевую мысль исследования можно сформулировать следующим образом: характерная особенность социалистической системы – экономика дефицита, для капиталистической системы характерна экономика избытка[42].
По Шумпетеру, исследование начинается с «доаналитического когнитивного акта» – он поставляет «сырье» для аналитики. Шумпетер называет это «ви́дением, предвосхищением» (vision). Под его влиянием вещи видятся в новом свете (Schumpeter, 1954). Я убежден, что чувство, с которым экономист социалистической экономики дефицита взирает на изобильное предложение капиталистического рынка, содержит в себе это доаналитическое видение. Такое впечатление представляется мне важным. Именно сравнивая капитализм с другой системой, в определенном смысле противоположной ему, я могу увидеть в нем то, что живущие в условиях капитализма коллеги не замечают, будучи не в состоянии вырваться за пределы привычного мировоззрения.
Когда я обсуждаю эту тему с представителями мейнстримиой экономики, они, как правило, соглашаются лишь наполовину Их легко убедить в том, что социалистическая система есть экономика дефицита. Но почему нужно называть капиталистическую систему экономикой избытка? Действительно, магазины и склады предприятий предлагают обширный ассортимент, на производстве присутствует резерв мощности, но всего ровно столько, сколько нужно. Производитель производит определенный объем продукции, продавец держит определенный запас товара, потому что именно столько нужно для поддержания рыночного равновесия. Социалистическая экономика, в отличие от капиталистической, не находится в состоянии равновесия. Случаются, конечно, флуктуации (сейчас как раз отклонение довольно велико), однако долгосрочная тенденция состоит в стремлении к равновесию.
Значит ли это, что мы спорим лишь о названии? То, что привычно называют рыночным равновесием, я обозначил как экономику избытка – и в чем тогда разница? Если бы дело обстояло настолько просто, здесь можно было бы поставить точку – какой смысл долго спорить о названиях?
Хотя мной и моими коллегами наблюдаются одни и те же явления, мы считываем их по-разному из-за разницы восприятия. Я по сути иначе оцениваю аналогичные факты (резервы мощности, готовые к резкому скачку, заполненные склады, рабочую силу в поисках занятости). Каждый отдельно взятый производитель или продавец исходя из своих интересов точно знает, какой объем запасов или резервных мощностей ему нужен в данный момент. Но в совокупности всех предназначенных для продажи товаров и резервных мощностей больше (и значительно больше!), чем могут приобрести все покупатели, вместе взятые. Макроэкономист может заключить: занятость соответствует естественной норме. Но при этом масса людей ощущает, что их изгнали из рядов занятых, и будь они тоже вовлечены в работу, производительность общества выросла бы.
Если я прав и капиталистическая система действительно является экономикой избытка, это влечет за собой серьезные последствия, оказывая влияние на поведение участников системы. Проясняются многие черты капитализма. В этом смысле наш анализ может содействовать более полному позитивному пониманию капитализма[43].
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента