сопротивления, поцеловал в губы. Как ему показалось, она ответила ему, но
движение ее губ было мимолетным, после чего она повернулась и пошла с аллеи
на луг. Как я понимаю, это был полуостров, вдающийся в Большое озеро. Мой
друг как завороженный следовал за ней.
- И это я слышала тоже, - она вздохнула. - Знаете, меня ничуть не
смущает, что мы встретились в ночном парке. Какая разница, где бы мы
встретились? В каком-нибудь баре? Здесь же, но днем? Я даже готова поверить
в то, что вы говорите об ощущении моей предназначенности для вас. Но
насколько это все серьезно? Мало ли что может показаться человеку ночью!
Вот, скажите, что бы вы отдали в обмен за... за меня?
- Все, - ответил Сергей, снова беря ее за плечи и привлекая к себе.
- Абсолютно все? - спросила она, кладя руки ему на пояс.
- Абсолютно.
- И даже жену и ребенка?
- Даже их, - ответил он, усилием воли гася страх за сказанное.
Они опустились на траву, где, как он пишет, он испытал счастье, какого
не испытывал никогда ни в супружестве, ни до него. Это счастье было, что
называется, сиюминутным, но, видимо, эта минута стоила всех тех благ,
которые тебе отпущены на всю жизнь.
Страница за страницей он описывал, как идеально в его представлении она
была сложена: ее мощные плечи и грудь, упругий живот, идеальной формы ноги,
руки, которые казались ему большими и при этом невероятно красивыми, ее
зубы, чуть великоватые, но очень белые и ровные, удивительные глаза,
истинного цвета которых он так и не видел, а видел лишь отраженный в них
свет луны и звезд.
Как ему показалось, они провели на полуострове несколько часов, и,
прощаясь с ней, он спросил, может ли он встретиться с ее отцом прямо сейчас.
Свет в окнах ее дома по-прежнему горел.
- Нет, нет! - решительно сказала она. - Он наверное еще не вернулся.
- Как я не хочу прощаться с тобой, - сказал он. - Как я доживу до
завтра без тебя? Как мы увидимся? Где?
- А зачем тебе уходить?
- Зачем? - он поразился простоте ее логики. Действительно, он хотел эту
женщину, и он получил ее. Зачем же ему нужно было теперь оставлять ее? - Ну,
как же, мне нужно объясниться, мне нужно... мне нужно отдать лекарство, -
добавил он, стыдясь того, как глупо звучат его слова.
- Но ведь ты отказался от них... К чему объяснения?
- Может быть, и ни к чему, - ответил он, поднимаясь. - Но не могу же я
просто исчезнуть из их жизни.
- Я боюсь, что ты пожалеешь о своем решении вернуться, - сказала она,
поднимаясь следом за ним. - Тот, кто возвращается домой для объяснений,
никогда не возвращается к той, которую любит.
Как все, что она говорила, это было сказано просто и точно, но движимый
уже возвращающимся к нему чувством вины он повторил:
- Я должен вернуться.
Молча они дошли до выхода из парка, где он хотел обнять ее, но она
легко отстранилась.
- Как долго ты будешь помнить меня? - сказала она, усмехаясь и снова
глядя в сторону.
- Всегда.
Она с недоверием покачала головой.
- Но тогда я должна позаботиться об этом сама.
Сказав это, она легко взмахнула рукой у его лица, и он тут же ощутил,
что лоб у него стал влажным.
- Что это? - спросил он, прикасаясь ко лбу.
- Это - кровь, - ответила она. - И ее не остановит никто, кроме меня.
Так что поторопись.
Больше не говоря ни слова, ощущая, как наполняет его страшная тревога,
он вышел из парка и тут же увидел у дома полицейские машины с мигающими
голубыми огнями.
- Анатолий, что случилось? - спросил он, завидев меня на тротуаре.
- Сережа, друг, - отвечал я. - Случилась большая беда.
- Все-все, дальше не рассказывайте! - остановил Гландера Вацек. - Это
уже будет лишнее. В таких историях сантименты все только портят!
- Нет, я все же скажу еще два слова. Помните, я говорил, что, когда
нашел его мертвым, он улыбался? Так вот, что меня тогда поразило: шрам на
его лбу стянулся, словно сама смерть залечила его рану.
- Извините, господа...
- Вы уже закрываетесь? - Гландер повернулся к официанту.
- Признаться, мы закрылись с час назад, но я не уходил, поскольку
получаю несказанное удовольствие от ваших рассказов.
- Вот как?
- Дело в том, что со мной тоже случилась одна неординарная история, и я
уверен, что она покажется вам не менее интересной, чем мне показались ваши.
- Ну, что ж, - пожал плечами Гландер. - Берите стул и присаживайтесь.
- А можно еще графинчик красного? - поинтересовался Вацек.
- Безусловно! - живо отозвался официант. - Более того, я намерен
угостить вас. Чего бы мне не хотелось, так это видеть, как во время моего
рассказа вы украдкой бросаете взгляды на часы или пытаетесь скрыть зевоту.
- За это не переживайте! - сказал Фомич. - Если будет скучно, мы просто
расплатимся за вино и пожелаем вам в следующий раз отрепетировать свою
историю на публике попроще.
- Заверяю вас, вы не заскучаете! - Официант поставил на стол полный
графин и стакан для себя. - Хотя бы потому, что моя история не очень
длинная.
- Тогда приступим! - сказал Фомич, подвигая стакан к официанту.
- Хорошо, но перед тем, как начать, я попрошу вас об одном одолжении.
Свою историю я еще никому не рассказывал, хотя она так и рвется наружу уже
добрых двадцать лет. Дело в том, что все эти годы я живу, как говорится, на
конспиративном положении. Поэтому надеюсь, что мой рассказ останется между
нами.
В этом ресторане меня знают как Джо Пески. Это не настоящее имя.
Настоящее я вынужден скрывать из-за опасений уголовного преследования.
Да-да, господа, я совершил самое настоящее уголовное преступление, но при
воспоминании о нем сердце мое обливается слезами, в которых сладости больше,
чем горечи.
Не волнуйтесь, я никого не убил и не ограбил, хотя в обоих случаях,
наверное, был бы уже на свободе с чистой совестью.
Итак, по порядку. Родился в одной из старейших семей Новой Англии.
Окончив с отличием юридический факультет Йельского университета, я прибыл в
Хартфорд, который, как вы знаете, считается столицей страхового бизнеса США.
Меня взяла на работу одна из ведущих юридических фирм страны с филиалами в
Нью-Йорке, Лондоне и Гонконге. Скоро я получал шестизначную зарплату и ездил
в командировки по всему миру. На меня с восторгом смотрели самые знатные
девушки Коннектикута, а одна из них уже готовилась к тому решающему
мгновенью, когда я предложу ей руку и сердце. Короче, мир был открыт передо
мной.
- Извините, это - бордо? - перебил Фомич.
- Это - кьянти, - ответил официант. - Бордо темнее. Вам не нравится?
- На мой вкус, суховато.
- Спор о вкусах может увести нас в сторону, поэтому я бы порекомендовал
просто всыпать в стакан пакетик сахара. Сахарница - слева от вас. Но, как я
понял, за вашим вопросом - упрек за затянутое предисловие. Что делать,
господа, я теряю квалификацию. Как говорил мой ментор, предисловие должно
быть сжатым, как воздух в стволе пневматического пистолета. Тогда пуля бьет
наповал.
- А по-моему, все в порядке, - пришел на помощь официанту Гландер. -
Продолжайте.
- Спасибо. Итак однажды меня направили в Нью-Йорк для решения одного
чрезвычайно сложного дела. Работали до позднего вечера без выходных и
закончили подготовку бумаг в субботу. Я простился с коллегами и вышел из
офиса, когда уже стемнело. Свежий ветерок, огни вывесок, шум машин вернули
меня к реальной жизни. Я решил пройти до гостиницы пешком. Вскоре я оказался
в Вашингтон-сквере. Здесь было многолюдно и, пробираясь через толпу молодых
людей, которые были, может быть, всего на три-четыре года младше меня, я
вдруг страшно позавидовал их свободе. Мне наградой за мои успехи была
каторжная работа, а у них, казалось, не было ни забот ни хлопот.
Я развязал галстук и сунул его в карман, расстегнул ворот рубашки.
Неожиданно меня окликнули. Я обернулся и увидел стажера из нашего офиса.
- Дэн! - крикнул он мне. - Что с тобой? Где твой галстук?
В его глазах, я должен был выглядеть либо свихнувшимся, либо
ограбленным.
- Какой галстук в такой вечер?! - воскликнул я в ответ.
- Наконец-то! - он хлопнул меня по плечу. - А я то думал, что ты
настоящий юрист!
Еще через минуту я уже знакомился с его друзьями, кто-то из них передал
мне джойнт, и я вдохнул пряный дымок; потом мы шли по разбитой брусчатке
черных улиц, пили водку из горлышка, танцевали на дискотеке, снова курили в
каком-то узеньком дворе, заставленном мусорными баками. В разгар этой
сумасшедшей ночи ко мне прилепилась девушка. Она показалась мне совершенным
ребенком, хотя пользовалась косметикой на всю катушку, а ее джинсовая
рубашка была распахнута так, чтобы в полном объеме представить весь бюст,
сколько бы его там ни было.
Она и привезла меня в битком набитой хохочущими молодыми людьми машине
в дом, который сначала показался просто другой дискотекой. Здесь тоже
гремела музыка, в подсвеченном дыму змеились тела танцующих. Минуты не
прошло, как мы оказались в укромной комнатке, где она без лишних слов
повалила меня на постель. От марихуаны на меня постоянно накатывали волны
смеха, но, как тогда казалось, для этого веселья были все основания - я
сравнивал эту секс-гранату (на бомбу она еще не тянула) с чинной матроной,
которая готовилась стать моей женой.
С трудом оторвавшись от ее сладких губ, я спросил:
- Слушай, а ты, случаем, еще не школьница?
- Какая разница? - пожала она плечами.
- Для тебя - никакой, а для меня - большая.
Помолчав, она ответила:
- Я - школьница. Из твоей школы.
- Ты училась в моей школе?! - Я снова зашелся в приступе хохота. -
Когда? В каком классе?
- В параллельном. Ты, конечно, не обращал на меня внимания. Ты был весь
в учебе, мечтал об университете, по сторонам не смотрел. А между тем, ты был
моей первой любовью.
- Я?!
- Да, ты.
- Но почему ты никогда даже не подошла ко мне? И потом, постой... Нет,
это невозможно! Тебе на вид от силы лет 16, а если бы ты была моей
сверстницей, то тебе было бы лет 25. Верно?
- Все было бы так, если бы я была жива.
- Что?!
- Ты помнишь, как однажды, когда ты был в одиннадцатом классе, в школе
объявили день траура? За день до этого я погибла в автокатастрофе.
- Что-то такое вспоминаю. Но если ты погибла, то...
- Я - дух.
Веселье мое улетучилось, как марихуанный дым. Такого я еще в жизни не
слышал.
- Сегодня - единственная ночь в году, когда я могу вернуться в мир
живых людей, чтобы встретить своего любимого. Эта ночь - девятая после дня
моей смерти.
Я слушал ее ни жив ни мертв.
- Умирая, я помнила о тебе, - продолжала она, легко касаясь пальцами
моего лица. - Ты был во всех моих снах. Я тысячекратно отдавалась тебе, я
была твоей невестой в белом подвенечном платье, я была матерью твоих детей.
Но уйдя в другой мир, я не то что ни разу не поцеловала тебя, но даже не
коснулась тебя. Это было несоизмеримо мучительней того, что жизнь моя
оказалась такой короткой.
Закрыв лицо ладонями, она разрыдалась.
- Но что я могу сделать для тебя? - я привлек ее к себе. - Что?
- Если мы проведем эту ночь вместе, я смогу, наконец, спокойно уснуть.
У меня останется к тебе только одна просьба. Моя могила находится на
бруклинском клабище Гринвуд. Раз в году, в этот день, ты будешь приносить на
нее белые розы.
- Но как я найду ее?
- Спросишь у смотрителя, где похоронена Фокси Пу Сун Лин. Я его
племянница. Он сразу укажет тебе дорогу.
Теперь-то я понимаю, что накатившая на меня волна жалости и нежности к
этой так беззаветно любившей меня девочке, а за ней - не меньшая волна
жалости к самому себе, потерявшему так бескорыстно любившую меня душу, была
вызвана все той же марихуаной, которая десять минут назад заставляла меня
хохотать, как безумного. Наши слезы смешались, наши губы снова встретились.
Я был любим и не мог не ответить взаимностью.
- Почему, почему жизнь так несправедлива к нам? - в отчаянии спрашивал
я.
- У нас впереди вся ночь, - шептала она, прижимаясь ко мне.
В общем, забыв обо всем на свете, я, как говорится, исполнил последнюю
волю покойной. И, насколько я помню, даже не один раз.
Будь я трезв, я бы обратил внимание на то, что моя подружка совершенно
не походила на бесплотный дух. Что она вытворяла в ту ночь, этого я не могу
забыть и сейчас. Бр-р! Вот, посмотрите, даже мурашки по коже пошли! Короче
говоря, когда я проснулся утром, мой сладкий дух никуда не испарился.
Расклеив черные от туши и слез глаза, дух допил остатки вина из стоявшей у
постели бутылки и взялся за старое, хотя мои силы, силы живого человека,
были уже на исходе. Спас меня от полного истощения стук в дверь.
В комнате показалась голова полицейского, который попросил нас одеться
и спуститься в гостиную.
В участке мои худшие опасения подтвердились - мнимой покойнице было 15
лет. Прямо из полиции ее направили в больницу, проверить не умрет ли она от
пережитого за ночь, а пережила она много, за это я ручаюсь. Ну, а меня
отправили в приемник-распределитель для арестованных, где сонный судья
предъявил мне предварительное обвинение в изнасиловании несовершеннолетней.
Это был конец всего. Карьеры, блестящего будущего, самой жизни. Каким
бы замечательным специалистом ни был адвокат, если в его собственном
послужном списке значится изнасилование несовершеннолетней, то все, на что
он может рассчитывать, так это на контору по иммиграционным делам на
Брайтон-Бич.
У меня в тот момент лежало на счету около 100 тысяч долларов. Я внес 50
тысяч в качестве залога и был отпущен до суда, так как не имел уголовного
прошлого. А теперь и будущего, потому что семья этой нимфетки, выяснив, с
кем имеет дело, вцепилась в меня мертвой хваткой. Газетчики, понятное дело,
тут же подхватили эту историю. Согласитесь, не каждый день блестящий молодой
адвокат насилует школьницу.
Мне ничего не оставалось, как сделать себе новые документы и скрыться.
Вот, собственно, и все.
- И вы провели в пиццерии все эти 20 лет? - спросил Гландер.
- Ну нет! Это было бы совершенно невыносимо! - воскликнул официант. - В
моей ситуации на одном месте задерживаться нельзя. Три-четыре года и лучше
смотать удочки. Первоначально меня занесло в Вест-Индию. Я считал, что чем
дальше от США, тем безопасней. Ерунда! Провел там хороших десять лет,
женился, но потом сильно заскучал. Потянуло в родные края. Купил пансион в
горах на севере штата. Пансион, как и полагается любому хорошо
застрахованному заведению, сгорел. И вот сейчас на очереди - пиццерия. Как я
уже говорил, я всегда был прилежным учеником. Изучая юриспруденцию, я стал
блестящим юристом. Перейдя на нелегальное существование, я тоже кое-чему
научился.
- Минуточку! - Гландер поднялся. - Что значит, "сейчас на очереди
пиццерия"?
- А то и значит! - официант развязал фартук и бросил его на стол. - Еще
минут пять-десять, и здесь будет так полыхать, что иллюминация соседнего
Луна-парка покажется по сравнению с нашим пеклом бойскаутским костерком.
Помогите-ка только подтолкнуть вот тут, а?
Дальше все закружилось перед глазами трех любителей мистических историй
с той скоростью, которая совершенно не позволяет сосредоточиться на деталях,
а позже вспомнить, что и за чем следовало в сумасшедшей чехарде событий.
Не дожидаясь согласия Гландера, официант взял его за руку и подвел к
высокой, до потолка, стопке картонных коробок, в которых пиццу отпускали на
вынос.
- Берите вот с этого края.
Гландер, на лице которого было написано полное недоумение, взялся
руками за угол картонной башни. Официант обежал ее так, что стал невидим для
Гландера, и наклонился, уперев руки в колени.
- Толкайте! - крикнул он. - Толкайте сильней, не бойтесь!
Гландер нерешительно толкнул, но сильно и не надо было. Башня из
коробок качнулась, уперлась в официанта, переломилась надвое и коробки
посыпались прямо на раскаленную печь. Часть коробок тут же начала чернеть и
по краю черных пятен побежал голубой огонек.
Фомич и Вацек вскочили из-за стола и стояли в нерешительности, не зная,
как быть.
- Главное ничего не трогать! - воскликнул официант жестом предотвращая
их возможную попытку гасить пламя. - Согласно инструкции, во время пожара
надо проверить нет ли в помещении кого-либо еще, выбежать на улицу и
позвонить в диспетчерскую полицейского управления по номеру 911. Что мы
сейчас и сделаем.
Подлетев к лестнице, ведущей на второй этаж, он крикнул механическим
голосом репродуктора:
- Оставшихся в здании прошу с вещами на выход!
Застучали каблуки и скоро все увидели пышную мулатку средних лет с
аккуратным кожаным саквояжем в руках.
- Привет мальчики! - она помахала всем ручкой и уже в дверях,
обернулась и помахала снова, - Ба-ай!
- Ах! - сказал Вацек и стал оседать. - Это же...
- Никому не садиться! - теперь официант сыпал инструкциями, как
спортивный комментатор. - Во время пожара дорога каждая секунда! Особенно,
когда пламя неуклонно подбирается к отопительному агрегату, работающему на
чистой солярке! Марш! Марш!
И он стал выталкивать гостей из помещения, видимость в котором
стремительно падала из-за наполнявшего его дыма.
- Постойте! - крикнул Фомич, кашляя в кулак и выскакивая на улицу
следом за официантом. - Вы с ума сошли! Мы же все дадим против вас
показания!
- Да-да, непременно! - воскликнул официант.
В этот момент на площадку перед пиццерией выскочил с деловым рыком и
замер спортивный "БМВ" с открытым верхом. За рулем его сидела все та же
кудрявая мулатка.
- Непременно дайте показания! - повторил официант, усаживаясь в машину.
- Только не забудьте рассказать детективам про дух возлюбленной владельца
сгоревшего заведения, а также, для полноты картины, про ревнивого мужа с
отрубленной головой! Но, как по мне, так вам самое время сматывать удочки и
использовать эти незабываемые впечатления для новых баек. Всем, адью!
Официант приложил к виску два пальца, и черная машина, взревев, унесла
его из нашего поля зрения. И тут же за спинами у троицы раздался
оглушительный хлопок и звон стекла, заставивший их от неожиданности присесть
и втянуть головы в плечи. Это выстрелила лопнувшая от жара витрина.
- Бежим! - скомандовал Гландер, первым пришедший в себя.
И друзья бросились наутек, через секунду-другую растаяв в теплой
августовской ночи. Это их моментальное исчезновение позволяет автору
предположить, что постоянно пребывая в полюбившемся им мире колдунов и
оборотней, они, может быть, даже сами того не осознавая, приобрели некоторые
их качества.
И это - конец четвертой и последней истории об оборотнях старого
Нью-Йорка.
Нью-Йорк, 2001г.
движение ее губ было мимолетным, после чего она повернулась и пошла с аллеи
на луг. Как я понимаю, это был полуостров, вдающийся в Большое озеро. Мой
друг как завороженный следовал за ней.
- И это я слышала тоже, - она вздохнула. - Знаете, меня ничуть не
смущает, что мы встретились в ночном парке. Какая разница, где бы мы
встретились? В каком-нибудь баре? Здесь же, но днем? Я даже готова поверить
в то, что вы говорите об ощущении моей предназначенности для вас. Но
насколько это все серьезно? Мало ли что может показаться человеку ночью!
Вот, скажите, что бы вы отдали в обмен за... за меня?
- Все, - ответил Сергей, снова беря ее за плечи и привлекая к себе.
- Абсолютно все? - спросила она, кладя руки ему на пояс.
- Абсолютно.
- И даже жену и ребенка?
- Даже их, - ответил он, усилием воли гася страх за сказанное.
Они опустились на траву, где, как он пишет, он испытал счастье, какого
не испытывал никогда ни в супружестве, ни до него. Это счастье было, что
называется, сиюминутным, но, видимо, эта минута стоила всех тех благ,
которые тебе отпущены на всю жизнь.
Страница за страницей он описывал, как идеально в его представлении она
была сложена: ее мощные плечи и грудь, упругий живот, идеальной формы ноги,
руки, которые казались ему большими и при этом невероятно красивыми, ее
зубы, чуть великоватые, но очень белые и ровные, удивительные глаза,
истинного цвета которых он так и не видел, а видел лишь отраженный в них
свет луны и звезд.
Как ему показалось, они провели на полуострове несколько часов, и,
прощаясь с ней, он спросил, может ли он встретиться с ее отцом прямо сейчас.
Свет в окнах ее дома по-прежнему горел.
- Нет, нет! - решительно сказала она. - Он наверное еще не вернулся.
- Как я не хочу прощаться с тобой, - сказал он. - Как я доживу до
завтра без тебя? Как мы увидимся? Где?
- А зачем тебе уходить?
- Зачем? - он поразился простоте ее логики. Действительно, он хотел эту
женщину, и он получил ее. Зачем же ему нужно было теперь оставлять ее? - Ну,
как же, мне нужно объясниться, мне нужно... мне нужно отдать лекарство, -
добавил он, стыдясь того, как глупо звучат его слова.
- Но ведь ты отказался от них... К чему объяснения?
- Может быть, и ни к чему, - ответил он, поднимаясь. - Но не могу же я
просто исчезнуть из их жизни.
- Я боюсь, что ты пожалеешь о своем решении вернуться, - сказала она,
поднимаясь следом за ним. - Тот, кто возвращается домой для объяснений,
никогда не возвращается к той, которую любит.
Как все, что она говорила, это было сказано просто и точно, но движимый
уже возвращающимся к нему чувством вины он повторил:
- Я должен вернуться.
Молча они дошли до выхода из парка, где он хотел обнять ее, но она
легко отстранилась.
- Как долго ты будешь помнить меня? - сказала она, усмехаясь и снова
глядя в сторону.
- Всегда.
Она с недоверием покачала головой.
- Но тогда я должна позаботиться об этом сама.
Сказав это, она легко взмахнула рукой у его лица, и он тут же ощутил,
что лоб у него стал влажным.
- Что это? - спросил он, прикасаясь ко лбу.
- Это - кровь, - ответила она. - И ее не остановит никто, кроме меня.
Так что поторопись.
Больше не говоря ни слова, ощущая, как наполняет его страшная тревога,
он вышел из парка и тут же увидел у дома полицейские машины с мигающими
голубыми огнями.
- Анатолий, что случилось? - спросил он, завидев меня на тротуаре.
- Сережа, друг, - отвечал я. - Случилась большая беда.
- Все-все, дальше не рассказывайте! - остановил Гландера Вацек. - Это
уже будет лишнее. В таких историях сантименты все только портят!
- Нет, я все же скажу еще два слова. Помните, я говорил, что, когда
нашел его мертвым, он улыбался? Так вот, что меня тогда поразило: шрам на
его лбу стянулся, словно сама смерть залечила его рану.
Пожар в пиццерии
- Извините, господа...
- Вы уже закрываетесь? - Гландер повернулся к официанту.
- Признаться, мы закрылись с час назад, но я не уходил, поскольку
получаю несказанное удовольствие от ваших рассказов.
- Вот как?
- Дело в том, что со мной тоже случилась одна неординарная история, и я
уверен, что она покажется вам не менее интересной, чем мне показались ваши.
- Ну, что ж, - пожал плечами Гландер. - Берите стул и присаживайтесь.
- А можно еще графинчик красного? - поинтересовался Вацек.
- Безусловно! - живо отозвался официант. - Более того, я намерен
угостить вас. Чего бы мне не хотелось, так это видеть, как во время моего
рассказа вы украдкой бросаете взгляды на часы или пытаетесь скрыть зевоту.
- За это не переживайте! - сказал Фомич. - Если будет скучно, мы просто
расплатимся за вино и пожелаем вам в следующий раз отрепетировать свою
историю на публике попроще.
- Заверяю вас, вы не заскучаете! - Официант поставил на стол полный
графин и стакан для себя. - Хотя бы потому, что моя история не очень
длинная.
- Тогда приступим! - сказал Фомич, подвигая стакан к официанту.
- Хорошо, но перед тем, как начать, я попрошу вас об одном одолжении.
Свою историю я еще никому не рассказывал, хотя она так и рвется наружу уже
добрых двадцать лет. Дело в том, что все эти годы я живу, как говорится, на
конспиративном положении. Поэтому надеюсь, что мой рассказ останется между
нами.
В этом ресторане меня знают как Джо Пески. Это не настоящее имя.
Настоящее я вынужден скрывать из-за опасений уголовного преследования.
Да-да, господа, я совершил самое настоящее уголовное преступление, но при
воспоминании о нем сердце мое обливается слезами, в которых сладости больше,
чем горечи.
Не волнуйтесь, я никого не убил и не ограбил, хотя в обоих случаях,
наверное, был бы уже на свободе с чистой совестью.
Итак, по порядку. Родился в одной из старейших семей Новой Англии.
Окончив с отличием юридический факультет Йельского университета, я прибыл в
Хартфорд, который, как вы знаете, считается столицей страхового бизнеса США.
Меня взяла на работу одна из ведущих юридических фирм страны с филиалами в
Нью-Йорке, Лондоне и Гонконге. Скоро я получал шестизначную зарплату и ездил
в командировки по всему миру. На меня с восторгом смотрели самые знатные
девушки Коннектикута, а одна из них уже готовилась к тому решающему
мгновенью, когда я предложу ей руку и сердце. Короче, мир был открыт передо
мной.
- Извините, это - бордо? - перебил Фомич.
- Это - кьянти, - ответил официант. - Бордо темнее. Вам не нравится?
- На мой вкус, суховато.
- Спор о вкусах может увести нас в сторону, поэтому я бы порекомендовал
просто всыпать в стакан пакетик сахара. Сахарница - слева от вас. Но, как я
понял, за вашим вопросом - упрек за затянутое предисловие. Что делать,
господа, я теряю квалификацию. Как говорил мой ментор, предисловие должно
быть сжатым, как воздух в стволе пневматического пистолета. Тогда пуля бьет
наповал.
- А по-моему, все в порядке, - пришел на помощь официанту Гландер. -
Продолжайте.
- Спасибо. Итак однажды меня направили в Нью-Йорк для решения одного
чрезвычайно сложного дела. Работали до позднего вечера без выходных и
закончили подготовку бумаг в субботу. Я простился с коллегами и вышел из
офиса, когда уже стемнело. Свежий ветерок, огни вывесок, шум машин вернули
меня к реальной жизни. Я решил пройти до гостиницы пешком. Вскоре я оказался
в Вашингтон-сквере. Здесь было многолюдно и, пробираясь через толпу молодых
людей, которые были, может быть, всего на три-четыре года младше меня, я
вдруг страшно позавидовал их свободе. Мне наградой за мои успехи была
каторжная работа, а у них, казалось, не было ни забот ни хлопот.
Я развязал галстук и сунул его в карман, расстегнул ворот рубашки.
Неожиданно меня окликнули. Я обернулся и увидел стажера из нашего офиса.
- Дэн! - крикнул он мне. - Что с тобой? Где твой галстук?
В его глазах, я должен был выглядеть либо свихнувшимся, либо
ограбленным.
- Какой галстук в такой вечер?! - воскликнул я в ответ.
- Наконец-то! - он хлопнул меня по плечу. - А я то думал, что ты
настоящий юрист!
Еще через минуту я уже знакомился с его друзьями, кто-то из них передал
мне джойнт, и я вдохнул пряный дымок; потом мы шли по разбитой брусчатке
черных улиц, пили водку из горлышка, танцевали на дискотеке, снова курили в
каком-то узеньком дворе, заставленном мусорными баками. В разгар этой
сумасшедшей ночи ко мне прилепилась девушка. Она показалась мне совершенным
ребенком, хотя пользовалась косметикой на всю катушку, а ее джинсовая
рубашка была распахнута так, чтобы в полном объеме представить весь бюст,
сколько бы его там ни было.
Она и привезла меня в битком набитой хохочущими молодыми людьми машине
в дом, который сначала показался просто другой дискотекой. Здесь тоже
гремела музыка, в подсвеченном дыму змеились тела танцующих. Минуты не
прошло, как мы оказались в укромной комнатке, где она без лишних слов
повалила меня на постель. От марихуаны на меня постоянно накатывали волны
смеха, но, как тогда казалось, для этого веселья были все основания - я
сравнивал эту секс-гранату (на бомбу она еще не тянула) с чинной матроной,
которая готовилась стать моей женой.
С трудом оторвавшись от ее сладких губ, я спросил:
- Слушай, а ты, случаем, еще не школьница?
- Какая разница? - пожала она плечами.
- Для тебя - никакой, а для меня - большая.
Помолчав, она ответила:
- Я - школьница. Из твоей школы.
- Ты училась в моей школе?! - Я снова зашелся в приступе хохота. -
Когда? В каком классе?
- В параллельном. Ты, конечно, не обращал на меня внимания. Ты был весь
в учебе, мечтал об университете, по сторонам не смотрел. А между тем, ты был
моей первой любовью.
- Я?!
- Да, ты.
- Но почему ты никогда даже не подошла ко мне? И потом, постой... Нет,
это невозможно! Тебе на вид от силы лет 16, а если бы ты была моей
сверстницей, то тебе было бы лет 25. Верно?
- Все было бы так, если бы я была жива.
- Что?!
- Ты помнишь, как однажды, когда ты был в одиннадцатом классе, в школе
объявили день траура? За день до этого я погибла в автокатастрофе.
- Что-то такое вспоминаю. Но если ты погибла, то...
- Я - дух.
Веселье мое улетучилось, как марихуанный дым. Такого я еще в жизни не
слышал.
- Сегодня - единственная ночь в году, когда я могу вернуться в мир
живых людей, чтобы встретить своего любимого. Эта ночь - девятая после дня
моей смерти.
Я слушал ее ни жив ни мертв.
- Умирая, я помнила о тебе, - продолжала она, легко касаясь пальцами
моего лица. - Ты был во всех моих снах. Я тысячекратно отдавалась тебе, я
была твоей невестой в белом подвенечном платье, я была матерью твоих детей.
Но уйдя в другой мир, я не то что ни разу не поцеловала тебя, но даже не
коснулась тебя. Это было несоизмеримо мучительней того, что жизнь моя
оказалась такой короткой.
Закрыв лицо ладонями, она разрыдалась.
- Но что я могу сделать для тебя? - я привлек ее к себе. - Что?
- Если мы проведем эту ночь вместе, я смогу, наконец, спокойно уснуть.
У меня останется к тебе только одна просьба. Моя могила находится на
бруклинском клабище Гринвуд. Раз в году, в этот день, ты будешь приносить на
нее белые розы.
- Но как я найду ее?
- Спросишь у смотрителя, где похоронена Фокси Пу Сун Лин. Я его
племянница. Он сразу укажет тебе дорогу.
Теперь-то я понимаю, что накатившая на меня волна жалости и нежности к
этой так беззаветно любившей меня девочке, а за ней - не меньшая волна
жалости к самому себе, потерявшему так бескорыстно любившую меня душу, была
вызвана все той же марихуаной, которая десять минут назад заставляла меня
хохотать, как безумного. Наши слезы смешались, наши губы снова встретились.
Я был любим и не мог не ответить взаимностью.
- Почему, почему жизнь так несправедлива к нам? - в отчаянии спрашивал
я.
- У нас впереди вся ночь, - шептала она, прижимаясь ко мне.
В общем, забыв обо всем на свете, я, как говорится, исполнил последнюю
волю покойной. И, насколько я помню, даже не один раз.
Будь я трезв, я бы обратил внимание на то, что моя подружка совершенно
не походила на бесплотный дух. Что она вытворяла в ту ночь, этого я не могу
забыть и сейчас. Бр-р! Вот, посмотрите, даже мурашки по коже пошли! Короче
говоря, когда я проснулся утром, мой сладкий дух никуда не испарился.
Расклеив черные от туши и слез глаза, дух допил остатки вина из стоявшей у
постели бутылки и взялся за старое, хотя мои силы, силы живого человека,
были уже на исходе. Спас меня от полного истощения стук в дверь.
В комнате показалась голова полицейского, который попросил нас одеться
и спуститься в гостиную.
В участке мои худшие опасения подтвердились - мнимой покойнице было 15
лет. Прямо из полиции ее направили в больницу, проверить не умрет ли она от
пережитого за ночь, а пережила она много, за это я ручаюсь. Ну, а меня
отправили в приемник-распределитель для арестованных, где сонный судья
предъявил мне предварительное обвинение в изнасиловании несовершеннолетней.
Это был конец всего. Карьеры, блестящего будущего, самой жизни. Каким
бы замечательным специалистом ни был адвокат, если в его собственном
послужном списке значится изнасилование несовершеннолетней, то все, на что
он может рассчитывать, так это на контору по иммиграционным делам на
Брайтон-Бич.
У меня в тот момент лежало на счету около 100 тысяч долларов. Я внес 50
тысяч в качестве залога и был отпущен до суда, так как не имел уголовного
прошлого. А теперь и будущего, потому что семья этой нимфетки, выяснив, с
кем имеет дело, вцепилась в меня мертвой хваткой. Газетчики, понятное дело,
тут же подхватили эту историю. Согласитесь, не каждый день блестящий молодой
адвокат насилует школьницу.
Мне ничего не оставалось, как сделать себе новые документы и скрыться.
Вот, собственно, и все.
- И вы провели в пиццерии все эти 20 лет? - спросил Гландер.
- Ну нет! Это было бы совершенно невыносимо! - воскликнул официант. - В
моей ситуации на одном месте задерживаться нельзя. Три-четыре года и лучше
смотать удочки. Первоначально меня занесло в Вест-Индию. Я считал, что чем
дальше от США, тем безопасней. Ерунда! Провел там хороших десять лет,
женился, но потом сильно заскучал. Потянуло в родные края. Купил пансион в
горах на севере штата. Пансион, как и полагается любому хорошо
застрахованному заведению, сгорел. И вот сейчас на очереди - пиццерия. Как я
уже говорил, я всегда был прилежным учеником. Изучая юриспруденцию, я стал
блестящим юристом. Перейдя на нелегальное существование, я тоже кое-чему
научился.
- Минуточку! - Гландер поднялся. - Что значит, "сейчас на очереди
пиццерия"?
- А то и значит! - официант развязал фартук и бросил его на стол. - Еще
минут пять-десять, и здесь будет так полыхать, что иллюминация соседнего
Луна-парка покажется по сравнению с нашим пеклом бойскаутским костерком.
Помогите-ка только подтолкнуть вот тут, а?
Дальше все закружилось перед глазами трех любителей мистических историй
с той скоростью, которая совершенно не позволяет сосредоточиться на деталях,
а позже вспомнить, что и за чем следовало в сумасшедшей чехарде событий.
Не дожидаясь согласия Гландера, официант взял его за руку и подвел к
высокой, до потолка, стопке картонных коробок, в которых пиццу отпускали на
вынос.
- Берите вот с этого края.
Гландер, на лице которого было написано полное недоумение, взялся
руками за угол картонной башни. Официант обежал ее так, что стал невидим для
Гландера, и наклонился, уперев руки в колени.
- Толкайте! - крикнул он. - Толкайте сильней, не бойтесь!
Гландер нерешительно толкнул, но сильно и не надо было. Башня из
коробок качнулась, уперлась в официанта, переломилась надвое и коробки
посыпались прямо на раскаленную печь. Часть коробок тут же начала чернеть и
по краю черных пятен побежал голубой огонек.
Фомич и Вацек вскочили из-за стола и стояли в нерешительности, не зная,
как быть.
- Главное ничего не трогать! - воскликнул официант жестом предотвращая
их возможную попытку гасить пламя. - Согласно инструкции, во время пожара
надо проверить нет ли в помещении кого-либо еще, выбежать на улицу и
позвонить в диспетчерскую полицейского управления по номеру 911. Что мы
сейчас и сделаем.
Подлетев к лестнице, ведущей на второй этаж, он крикнул механическим
голосом репродуктора:
- Оставшихся в здании прошу с вещами на выход!
Застучали каблуки и скоро все увидели пышную мулатку средних лет с
аккуратным кожаным саквояжем в руках.
- Привет мальчики! - она помахала всем ручкой и уже в дверях,
обернулась и помахала снова, - Ба-ай!
- Ах! - сказал Вацек и стал оседать. - Это же...
- Никому не садиться! - теперь официант сыпал инструкциями, как
спортивный комментатор. - Во время пожара дорога каждая секунда! Особенно,
когда пламя неуклонно подбирается к отопительному агрегату, работающему на
чистой солярке! Марш! Марш!
И он стал выталкивать гостей из помещения, видимость в котором
стремительно падала из-за наполнявшего его дыма.
- Постойте! - крикнул Фомич, кашляя в кулак и выскакивая на улицу
следом за официантом. - Вы с ума сошли! Мы же все дадим против вас
показания!
- Да-да, непременно! - воскликнул официант.
В этот момент на площадку перед пиццерией выскочил с деловым рыком и
замер спортивный "БМВ" с открытым верхом. За рулем его сидела все та же
кудрявая мулатка.
- Непременно дайте показания! - повторил официант, усаживаясь в машину.
- Только не забудьте рассказать детективам про дух возлюбленной владельца
сгоревшего заведения, а также, для полноты картины, про ревнивого мужа с
отрубленной головой! Но, как по мне, так вам самое время сматывать удочки и
использовать эти незабываемые впечатления для новых баек. Всем, адью!
Официант приложил к виску два пальца, и черная машина, взревев, унесла
его из нашего поля зрения. И тут же за спинами у троицы раздался
оглушительный хлопок и звон стекла, заставивший их от неожиданности присесть
и втянуть головы в плечи. Это выстрелила лопнувшая от жара витрина.
- Бежим! - скомандовал Гландер, первым пришедший в себя.
И друзья бросились наутек, через секунду-другую растаяв в теплой
августовской ночи. Это их моментальное исчезновение позволяет автору
предположить, что постоянно пребывая в полюбившемся им мире колдунов и
оборотней, они, может быть, даже сами того не осознавая, приобрели некоторые
их качества.
И это - конец четвертой и последней истории об оборотнях старого
Нью-Йорка.
Нью-Йорк, 2001г.