Ярмолинец Вадим. Правдивые истории о Нью-Йоркских оборотнях

В пиццерии "Тоттоно"

- Ну, что сказать, друзья, - открыл вечер польский трудящийся Вацек. -
Все, что вы слышали до сих пор, конечно, было неплохо. Но все это меркнет по
сравнению с тем, что вы услышите сейчас.
Слушателями Вацека были таксист Фомич и пенсионер Анатолий Осипович
Гландер. Сидели они в пиццерии "Тоттоно", что на Нептун-авеню. Полвека
назад, когда район считался итальянским, "Тоттоно" была его
достопримечательностью. В годы, когда здесь стала собираться наша троица,
пиццерия, стиснутая с двух сторон авторемонтными мастерскими, доживала
последние дни. Пройти к ней можно было по коридору, стены которого были
сложены из автомобильных покрышек. Но стоило открыть стеклянную дверь с
названием заведения, написанным в лучшие времена бронзовой краской, ты
оказывался в душистом облаке, в котором мешались запахи свежеиспеченного
теста, плавленого сыра и томатной пасты.
Из зала с шестью столами под красными клетчатыми скатертями видна была
настоящая кирпичная печь, в которой пекли неслыханно тонкие коржи.
Моццареллу хозяева делали сами, и она стояла в бочках прямо у прилавка -
из-под мутного раствора проглядывали белые овалы свежего сыра.
Стены, как и положено приличному заведению итальянского общепита, были
завешаны фотографиями хозяев с Фрэнком Синатрой, Джо Димаджио и другими
любителями пиццы. Глядя на эти пожелтевшие снимки, неизбежные как счет в
конце застолья, я часто думал, сколько сил должны были потратить владельцы
пиццерии, какие рычаги привести в действие, какие связи употребить, сколько
ответных одолжений пообещать сделать, чтобы залучить в свое заведение
всеамериканскую знаменитость и накормить ее этой пиццей, от одного вида
которой у бедолаги должны были появляться все симптомы морской болезни -
ведь охота за дорогим гостем шла по всей Америке, если не по всему миру,
куда его заносили гастроли.
Но эти снимки становились своего рода документальным свидетельством
того, что хозяева дали клятву соблюдать самое высокое качество пиццы, и эта
клятва была такой же страшной, как мафиозная омерта, хотя скрепляла ее не
кровь, а томатная подливка. Хозяева менялись, клятву принимали на себя
новые.
Шли годы, молодежь покидала родные гнезда, район на глазах дряхлел. В
70-х прошлого века субсидируемые многоэтажки для городской черни на западе
Кони-Айленда подписали этим местам окончательный приговор. Работавшие
перебрались на Лонг-Айленд, пенсионеры двинули во Флориду. Новые жильцы
ветшающих домов вдоль Нептун-авеню перед вселением устанавливали на окнах
металлически решетки с прутьями в палец толщиной. По ночам они вскакивали и
садились в постелях, разбуженные хлопками выстрелов, испытывая запоздалую
зависть к прежним владельцам перешедшей к ним недвижимости. Улица
становилась все менее жилой, уступая место авторемонтным мастерским, складам
стройматериалов, свалкам старых машин. Но знающие люди из близлежащих
районов по-прежнему тянулись в "Тоттоно" за сказочной пиццей. С каждым годом
их оставалось все меньше, поэтому хозяину не было нужды гнать засидевшихся
за столами после того, как тарелки были убраны.
Обычно Вацек, Гландер и Фомич приходили сюда по четвергам, за
разговорами не замечая, как небо над крышей "Тоттоно" загоралось оранжевым
светом и начинало багроветь. Если бы в эти вечерние минуты перед "Тоттоно"
случился наблюдательный прохожий, знавший к тому же, какие предметы в
наибольшей степени волновали трех собеседников, то он непременно обратил бы
внимание на нависший над пиццерией черный скелет старой парашютной вышки с
крючковатыми щупальцами, по которым когда-то поднимали белые купола
опустившихся на землю парашютов. Вышка, сторожившая останки умершего вместе
со всем районом Луна-парка, словно прислушивалась к диковинным историям,
которые сейчас услышите и вы.
- Шляхетские штуки! - Гландер раздраженно взболтнул остатки вина на дне
стакана и допил их одним глотком. - У кого самый длинный хер? Конечно у
поляка!
- Вот именно! - подтвердил Фомич.
- От вы не любите нас поляков! Ну ладно, не в этом дело.
Вацек достал из пачки сигарету, помял ее между большим и указательным
пальцами, но закуривать не стал, а сунул ее за ухо.

Пансион "Зеленый рыцарь"

- Года два назад я работал в бригаде плотников в графстве Шулер на
севере штата. Я знаю, что вы подумали - шулер, типа карточного. Ничего
подобного, возьмите карту и посмотрите. Ориентир - озеро Сенека. Тянется на
хороших 35 миль с севера на юг. Места - сказочные. Горы, вековые сосны, у
самого берега - виноградники. На южной оконечности озера стоит городок
Уоткинс-Гленн. Городок известный, потому что здесь находится так называемый
Гордж - многокилометровый каньон с водопадами, скалами и пропастями. Виды -
потрясающие, хотя и мрачноватые. Если оказываешься в этих местах один, то и
дело оглядываешься через плечо.
Приехал я в Уоткинс-Гленн с настроением, прямо скажем, хреновым. Дело в
том, что тогдашняя моя подруга Богуся относилась к породе баб, которые
считают, что мужчина должен быть при них постоянно, как кошелек. Поэтому
перед моим отъездом из меня был выпит по меньшей мере стакан крови.
Остановились мы в пансионе у самого озера - в "Ридинг-Хаузе". Все эти
пансионы на одно лицо - коврики на скрипучих половицах, кружевные салфетки,
лоскутные одеяла и завтрак, который надо видеть! Яичница с беконом,
сковорода жареной картошки, жбан кофе и блюдо домашнего печенья. Последнее,
что тебе хочется после такого завтрака, так это работать.
Днем за делами, разговорами и шутками мысли о моей занудной подруге
отступали, а за ужином я выпивал стаканчика два "Элефанта" и спал как
убитый.
Да, забыл сказать, нашу бригаду наняли чинить мосты через этот самый
Гордж. Менять настилы и перила к летнему сезону. Было нас пять человек под
командой Марека Левандовского. Того самого, у которого при мэре Джулиани
конфисковали машину за вождение в пьяном виде. Машину потом отдали, но это
уже другая история.
Да, так вот, была середина апреля, и погода все время менялась. То
выглядывало солнце, то моросил дождь, по вечерам - холодрыга. Но когда мы
возвращались с работы в "Ридинг-Хауз", нас ждал изобильный стол и запотевшая
бутылка водки. Что может быть лучше этого в промозглый вечер?! В одну
субботу, зная, что впереди выходной, мы позволили себе расслабиться. За
первой бутылкой раздавили вторую, потом достали третью. Марек, вот кто
настоящий рассказчик, травил одну историю за другой, мы ржали так, что
хозяева не слышали собственного телевизора. В конечном итоге они этого не
выдержали. Демонстративно хлопнув дверью, они направились к соседям
перемывать наши кости в своем жидком бадвайзере. Мы же продолжали давить на
"Элефанта", напрочь забыв обо всяких приличиях и стеснениях друг перед
другом. Кончилось тем, что Марек позвонил в местный эскорт-сервис и
потребовал, чтобы нам немедленно выслали сборную команду б...й в составе
одной блондинки, одной брюнетки, одной рыжей, одной китаянки и одной
негритянки.
Но, скажите мне, откуда в той глухомани было взяться этим девкам разных
народов? Ясное дело, Марека послали куда подальше. В ответ Марек назвал свою
собеседницу курвой, что, думаю, было чистой правдой, после чего пообещал
сжечь ее бордель.
Вот тут-то оно все и закрутилось.
Если вы думаете, что бандерша на том конце провода в страхе повесила
трубку, то вы ошибаетесь. Я видел, как, зажмурившись, чтобы лучше было
слышно, Марек выслушал ответ собеседницы и заявил:
"Пусть приезжает! Я хочу его видеть!"
- У них нет кобет, но у них есть человек по предотвращению пожаров! Ну
не кур-рва?
Мы успели поднять еще один тост - за нас с вами и за хрен с ними, - как
свет фар перечеркнул полутемную прихожую. В дверь постучали. И, поверьте,
это был не скромный стук путника, ищущего приюта. Это был такой стук, когда
сидящие за самым шумным столом замолкают и с тревожным ожиданием смотрят на
дверь.
- Входи! - крикнул Марек.
Со страшным, просто никак не кончавшимся скрипом, дверь стала
отворяться и наконец распахнулась. Застывшая над озером полная луна полыхала
белым огнем, и на ее фоне мы увидели силуэт ночного гостя. Он был огромного
роста, косая сажень в плечах, в правой руке - палка.
- Вызывали?
- Тебя, что ли? - я с удивлением обнаружил, что уже стою в шаге-другом
от него, готовый к бою.
- Нет, девочек! - ответил он не без мрачной иронии.
Мы молчали. Но молчание это было угрожающим, потому что в ту ночь сам
черт нам был не брат, да и ведь он был один, а нас - пятеро. Теперь я
рассмотрел, что у него была борода чуть не до пояса, а в руке не палка, а
топор на длинной рукоятке.
- Ну, что ж, - сказал он, словно прочитав наши мысли. - Ребята вы
дюжие, и настроение у вас боевое. Но ручаюсь, что никто из вас не выйдет ко
мне в одиночку!
- А уехать в свой бордель подобру-поздорову ты не хочешь? - спросил
Марек. Одной рукой он держал за горлышко бутылку "Элефанта", похлопывая ею
по раскрытой ладони другой руки.
- Ну уж, нетушки, - ухмыльнулся визитер. - Столько ехал, а теперь - от
ворот поворот?
- Чего ж ты хочешь, родной?
- Пари!
- Какое еще пари? - не понял я.
- Вот тебе топор, - он приподнял его и снова стукнул о землю. - Первый
удар - твой. Но я оставляю за собой право на ответный. По рукам?
Что сказать? Это было совершенно дикое предложение, впрочем, как и вся
та ночь. Земля у меня так и ходила под ногами, луна полыхала, как
сумасшедшая, все вокруг представлялось мозаикой из переломанных черных и
голубых плоскостей.
- Давай топор, дядя.
Он с готовностью протянул его мне. Топор был тяжеленный. Недалеко от
крыльца лежала колода, на которой мы бывало перекуривали после ужина. Я
прошел к ней.
- Становись на колени и клади башку сюда, - я пнул колоду ногой.
Он послушно выполнил требование и ослабил ворот. Шея у него заросла
густым волосом - все равно, что шерстью.
- Молиться будем? - я поплевал на руки.
- Никак нет! - Отвечал бородатый озорник. - Нам бывает еще молятся, а
чтоб мы молились, это увольте!
- Ну, что ж, тогда прощевай, дядя! Боюсь, больше не свидимся.
- Вацек, вы не могли убить живого человека! - подал дрожащий голос
Гландер.
- Клянусь вам, я сам так считал всю жизнь, особенно, когда таскал на
демонстрациях транспарант "Мы за мир!" Но в ту ночь мне казалось, что вся
эта дикая история не что иное, как наваждение, галлюцинация, пьяный бред!
Такое не могло происходить в реальной жизни! И поэтому я взял двумя руками
топор, не без труда поднял его над головой и хряпнул что было мочи по
волосатой шее, словно ожидая, что этот удар заставит меня проснуться.
Голова его отскочила так, будто между ней и плечами была вставлена
пружина. Скакнув несколько раз по траве, она остановилась, сверкая глазами,
отражавшими лунный свет. Я ошалело оглянулся. Мои товарищи так же ошалело
смотрели на меня. Потом их буквально шатнуло к дому, и я понял, что они
увидели что-то за моей спиной. Я обернулся и остолбенел.
Мужик, которому я только что отмахнул голову, поднялся с колен, сделал
несколько неуверенных шагов от колоды и стал шарить руками по траве. Найдя
потерю, он поднял ее за бороду и повернулся ко мне.
Вися вверх ногами, насколько эти слова применимы к голове, она сказала:
- Ну, что ж, браток, теперь моя очередь. Деньков через девять
встренемся.
После этого безголовый гость вырвал у меня топор и пошел к машине.
Голову он устроил на приборной доске так, чтобы она смотрела на дорогу,
завел мотор, включил фары и выехал на трассу.
Я как стоял, так и упал. Пришел в себя только к обеду следующего дня.
Башка, ясное дело, гудела. Приняв душ, потащился в столовую. Бригада
опохмелялась. Рожи опухшие, как у утопленников. На столе - полупустая бутыль
с огурцами и бутылка "Элефанта".
- Ты что-то помнишь? - спрашивает Марек после первой рюмки.
- Смутно, - отвечаю.
- Мы тут разошлись во мнениях. С одной стороны - это могла быть
коллективная галлюцинация. Наукой такое описано. С другой, есть одна
загвоздка.
- Например?
- Идем на двор.
Он подводит меня к колоде и показывает на ней довольно таки глубокую
зарубку, явно свежую.
- А кровь где? - спрашиваю я, а сам боюсь смотреть по сторонам, чтобы
не увидеть жертву ночного кошмара.
- В том то и дело. Ни крови, ни тела.
День прошел не по-воскресному. Все ходили, как пыльным мешком
пришибленные. Меня мучил страшный стыд. Эта галлюцинация была мне
наказанием: вместо того, чтобы съездить на выходные к Богусе или вызвать ее
сюда, я нажрался, как последняя свинья. Я сделал единственное, что мог -
позвонил ей и убил добрый час, чтобы напомнить о той теплоте, которая иногда
возникала в наших отношениях. Но моя подруга была неумолима. В ответ она
завела свою любимую песню о том, что ей нужен не плотник-гастролер, а
простой дантист или юрист, который уходит из дому в восемь, возвращается в
шесть, а в выходные водит жену в театр. На всякий случай сообщу, что ее
любимым театром был магазин "Сенчури 21", где торгуют уцененным тряпьем от
дорогих дизайнеров. Короче говоря, повесил трубку я с таким же тяжелым
сердцем, как поднял.
Вечером никто даже не заикнулся о питье, и, чтобы убить время, Марек
высыпал на стол домино. Как настоящие американцы, владельцы пансиона
испытывали неловкость за то, что показали нам недовольство нашим же
свинством, и хозяйка в знак примирения испекла на ужин штрудель, слегка
подсластивший нашу похмельную тоску.
Через несколько дней я понемногу успокоился, сочтя наваждение
результатом, во-первых, нашей пьянки, а во-вторых - полнолуния, во время
которого, как говорят, случаются всякие магнитные или еще какие-то там бури,
влияющие на психику. К концу недели Марек сообщил, что получил новый подряд
в Уоткинс-Гленне. Теперь, после завершения работы на большом мосту, он хотел
бросить всю бригаду на новый объект, а меня отправить на второй мост, чтобы
заказчики из паркового хозяйства видели, что там кто-то работает. Наутро я
погрузил инструменты в кузов нашего "Шеви", и Марек кружным путем повез меня
в самый конец Горджа. Здесь был еще один пансион, в котором я должен был
ночевать, чтобы не возвращаться по вечерам в "Ридинг-Хауз". Викторианский
дом стоял на большой прогалине, с трех сторон окруженной темной стеной леса.
На столбике перед входом висела на цепях темная от времени доска, где было
вырезано и закрашено золотом название заведения "Ночлег зеленого рыцаря". На
большой поляне у боковой стены дома играли в бадминтон. Я видел только одну
девушку, взмахивавшую ракеткой. Волан улетал за дом и возвращался к ней,
отбитый невидимым игроком.
Пансионом владел эдакий американский дядя Ваня - бородка, очки в
золотой оправе, замшевый жилет с бахромой, белая рубаха, шейный платок,
джинсы в обтяг и остроносые ковбойские ботинки.
- Билл, - рука у него оказалась твердой, как деревяный протез.
- Привет, я - Моника, - смуглокожая хозяйка, улыбаясь, помахала мне
рукой с веранды.
На вид ей было около 30. Кареглазая, кудрявая мулатка, баба, как
говорится, в самом соку. Глядя на эту пару, я еще думал: "Матерь Божья!
Какая сила держит нас с Богусей в этом треклятом Бруклине? Как хорошо было
бы поселится в этих краях, обзавестись пансионом и давать объявления в
польской или русской газете..."
Мосток, который мне предстояло приводить в порядок, находился в сотне
ярдов от дома. Мы спустились к нему вместе с Биллом и Моникой. Из темной
расселины под мостом с ревом выбивался мощный поток. Яростно закипая у
первых встречавших его валунов, он одолевал их, растекался прозрачным
пластом по широкой каменной плоскости и срывался с нее в бездну. С его русла
и начинался Гордж. Перейдя мост, мы оказались на тропинке, которая привела
нас к вырубленным в камнях узким, поросшим мхом ступеням. Они спускались
вдоль берега ручья в ущелье и через ярдов тридцать-сорок таяли в дымке.
- Интересно, кто туда спускается?
- Никто! - Билл с интересом посмотрел на меня.
- Пойдем выгрузим инструменты, - сказал Марек и направился к машине.
Когда он уехал и я вернулся к пансиону, Билл курил в кресле на веранде.
- Моника приглашает вас к обеду, - сказал он.
Это было приятной неожиданностью.
К столу Билл принес несколько бутылок местного вина "Ниагара", густого
и сладкого, как виноградный сок. Обед подавала девушка, которую я видел
игравшей в бадминтон. Лицо у нее было на редкость невыразительное. Отведешь
взгляд и забудешь. Но сложена она была великолепно, я еще подумал, что в
Нью-Йорке с такими данными она могла бы найти себе лучшее применение. В мою
сторону она упорно не смотрела, словно меня не было.
За обедом Билл рассказал, что в начале 70-х работал звукотехником у
Джона Ли Хукера и объездил с ним полмира. Он великолепно знал всех моих
любимых рокеров, некоторых лично. После ужина мы, прихватив вино, спустились
в подвал. На полу вдоль стен здесь стояли виниловые диски, стены были
увешаны плакатами рок-звезд с их автографами.
- Устраивайся, - Билл кивнул на кресло напротив огромных колонок и
поставил на проигрыватель диск. Это была сантановская "Чернокожая
волшебница". Моника, задвигав бедрами в такт музыке, прильнула к мужу и
пошла кружить с ним по комнате. На втором круге она оставила его и очень
ловко подхватила меня. Танцуя, она прижалась ко мне всем телом так, что мне
стало не по себе. К счастью для меня, Билл, отвернувшись, рылся в дисках.
Когда песня, наконец, кончилась, моя партнерша плюхнулась в кресло и,
улыбалась, глядя на меня, как бы оценивала произведенное впечатление.
Впечатление было сногсшибательным. Избегая смотреть в ее сторону, я стал
спрашивать Билла о записях, которые не мог разыскать даже в магазинчиках для
коллекционеров у нас в Гринич-Вилледже.
- Ну, назови что-то, - предложил он.
- "Ма" - "Rare Earth".
Он сделал шаг, протянул руку и вытащил пластинку, которую я видел
последний раз добрых 30 лет назад. На белом конверте была нарисована толстая
тетка верхом на деревянной лошадке-качалке.
Видя мое изумление, он рассмеялся.
- Ну, что еще?
- "1990" - "Temptations" - выпалил я и через полминуты держал диск в
руках.
- Кто бы мог подумать, что кто-то еще помнит это старье! - его слова
прозвучали как комплимент.
Мы вернулись в гостиную. Билл налил мне коньяк и предложил сигару.
- Не ожидал увидеть здесь такое? - он самодовольно обвел рукой с
бокалом комнату. - Всем нравится. Одни едут сюда летом с Аляски, другие -
зимой из Нью-Мексико. Но поживи здесь десяток лет, и все очарование уходит.
Возьми ту же музыку - ты гоняешься за редкими дисками, знаешь каждый
наизусть, но в один прекрасный день вдруг осознаешь, что тебе это больше не
нужно. Хочется чего-то нового.
Качнув коньяк в бокале и глядя прямо мне в глаза, он спросил:
- А что, если мы заключим с тобой одно пари? Так, чтобы развлечься.
- Давай, - я пожал плечами, хотя при слове "пари" сердце у меня екнуло.
- Не боишься?
- А чего мне бояться?
- Вот именно! - хмыкнул он.
- Так что за пари?
- Завтра утром я уезжаю на охоту. С удовольствием бы взял тебя с собой,
но тебе надо работать. А соглашение такое: какого бы зверя я ни подстрелил -
его шкуру отдаю тебе. У нас этого добра - хоть отбавляй. Но все, что ты
найдешь в моем доме, ты отдаешь мне.
- Не понял?
- А что тут понимать? У меня тут столько всякой всячины, что уверен, ты
найдешь какое-то сокровище, на которое сам я давно уже не обращаю никакого
внимания.
- Ах это! Ну что ж, это можно! - легко согласился я, предчувствуя как
завтра после работы переберу один за другим стоящие вдоль стен подвала
диски.
Когда Билл провожал меня в мою комнату, я услышал как на заднем дворе
завелся мотор машины и заскрипел гравий под ее колесами.
- Это что, Моника куда-то на ночь собралась? - удивился я.
- Н-нет, - он на секунду замялся. - Это одна из наших работниц.
Наверное уехала домой.
Я лег спать, но сон мой был неглубоким. Всю ночь я слышал, а может быть
мне казалось, что слышу, звуки подъезжающих и отъезжающих машин. Тихо
хлопали дверцы. Кто-то негромко переговаривался. Потом небо стало светлеть,
и по деревянному настилу веранды застучали каблуки ковбойских ботинок Билла.
Когда шаги умолкли, я провалился в черную яму сна. Проснулся от стука в
дверь. Вставать не хотелось. Я был разбит странной сладкой ломотой, которую
списал на "Ниагару", усиленную бокалом коньяка, и плохой сон.
- Войдите, - сказал я.
Дверь открылась и в комнату вошла Моника с подносом, на котором были
кофейник, чашки, сахарница.
- Привет, соня, - сказала она так, словно мы были знакомы всю жизнь. -
Ты хоть знаешь, который час?
На часах было 10. Мне полагалось быть на работе уже часа полтора-два.
Мне бы нажать на педали, но выбираться из постели при ней я не мог,
поскольку имею обыкновение спать в чем мать родила. Она же ничуть не
торопилась уходить. Пройдя по комнате и смахнув там и сям пыль, села на край
постели. Зевнув и потерев ладошками лицо, она разлила кофе по чашкам и, взяв
свою, завела разговор о том, из каких краев я приехал, да есть ли у меня
жена или просто подруга, где живу. Потом стала рассказывать, что сама родом
с Тринидада и в последнее время все чаще скучает по дому, особенно зимой.
После второй чашки кофе и сигаретки, она уже полулежала на моей постели, и,
клянусь, чтобы она забралась ко мне под одеяло, нужно было только приподнять
его край и кивнуть, мол, давай, родная, все равно живем только раз! Но как я
мог поступить так по отношению к этому гостеприимному интеллигенту с его
коллекцией старых пластинок, как я мог поступить так по отношению к своей
Богусе, которой на днях клялся в любви и преданности всеми святыми?
В таких разговорах всегда наступает момент, когда женщина понимает, что
все темы исчерпаны. Вздохнув, Моника сказала, что ей пора заняться домашними
делами. Потом она наклонилась ко мне так, что я ощутил тяжесть ее груди, и
поцеловала в щеку.
- Все, пошла!
Как мне работалось в тот день, лучше не спрашивайте!
"Так всегда! - думал я. - Не успеешь поклясться в любви одной, как тут
же появляется другая, еще лучше первой! При этом та, первая, совсем не
считает тебя венцом творения, зато другая ведет себя так, словно ты -
последний мужик на белом свете!"
Я вернулся в пансион, когда уже темнело. С кухни доносился запах
готовящегося ужина. Выйдя из душевой, я услышал в гостиной голос Билла.
- Ну как? - спросил он, поднимая за хвост лисицу. Мне показалось, что
он рад видеть меня. - Твоя! Ну, а ты чем похвастаешься?
Чувствовал я себя двойственно. Договор был договором, и единственное,
что я нашел в доме этого человека, был тот утренний поцелуй. Но я мог
поклясться хоть на распятии, что не украл его и за ним не стояло никакой
моей инициативы. Глядя на веселое лицо хозяина дома, я и сам развеселился.
"Была не была!" - подумал я и, взяв Билла за плечи, чмокнул его в щеку.
- Не понял?! - воскликнул он, впрочем, вполне дружелюбно. - С кем это
ты здесь целовался?
- Минуточку! - отвечал я. - Я возвращаю, что нашел, но только я не брал
на себя обязательств говорить, где именно я это нашел! Верно?
Он расхохотался.
- Ты прав, об этом мы не договаривались! А лиса твоя! Я тебе завтра еще
одну привезу. Сделаешь своей подруге хороший воротник. Уговор тот же. Может,
я что-то новое узнаю о собственном доме!
Мы провели еще один прекрасный вечер, а ночью я снова слышал за окном
приглушенные голоса и скрип гравия под автомобильными колесами. Так я лежал
без сна, вспоминая то свою Богусю, то неожиданный визит красавицы-хозяйки,
когда мне в голову пришла мысль, от которой я вскочил с постели, как
ужаленный. Стараясь не шуметь, я вышел в коридор и на журнальном столике у
массивного допотопного телефона со щелью для 25-центовых монет, взял местную
газетку. На последней странице нашел единственную рекламу эскорт-сервиса.
Потом посмотрел на номер, который был приклеен к телефонному аппарату. Номер
не сходился на одну последнюю цифру с номером в рекламе. Телефон