Юлия Фирсанова. Возвращение

   – Эй, а Гиз – это твое имя или прозвище?
   – Почему это тебя так интересует, магева?
   – Отвечать вопросом на вопрос невежливо. – Я показала киллеру язык. – А вообще-то Лакс, Кейр и Фаль – это ведь, сам знаешь, сокращения от имен полных, вот я и любопытствую, ты такой же длинносочиненный или как?
   – Или как, – хмыкнул он. – Мое имя осталось за порогом служения. Гиз – прозвище. Я не могу перевести его точно, в местном языке нет такого определения. Это узкий, тонкий трехгранный клинок, не длиннее среднего кинжала, способный пройти сквозь кольчугу или отверстие в броне.
   – Его еще и ядом небось мажут, – подсказала я.
   – Мажут. – Намек на холодную улыбку тронул губы чуть удивленного моей догадливостью Гиза.
   – Знаю, я читала о таком оружии, у нас оно считается разновидностью стилета, – продолжила, довольная собой (не зря папин справочник временами полистывала!). – Тебя красиво и, по-моему, метко прозвали, мне нравится. Интересно, только за профессиональные навыки или за телосложение и манеру речи?
   – Думаю, за все сразу, – пожал плечами мужчина, но, кажется, я ему польстила.
   – А в нашем мире Гизы когда-то были герцогами, родней короля одной весьма интересной страны, – поделилась своей ассоциацией. – Ты, кстати, не из дворян?
   – Мое прошлое позади, не стоит его ворошить, магева, – замкнулся в себе Гиз, отвернулся и, похоже, собрался послать коня вперед, подальше от болтливой и любопытной девчонки.
   – Ладно, ладно, не сердись, уважаю право на частную жизнь! Свобода одного человека кончается там, где начинается свобода другого. – Я примиряюще подняла руки ладонями вверх.
   – Это как? – поинтересовался новым правилом Кейр.
   – Ну вот, к примеру, коль ты захочешь добавлять в нашу кашу столько соли, сколько заблагорассудится, сыпь, но только до тех пор, пока это не покажется слишком соленым другим. А уж коли покажется, придется общий котел солить умеренно, а себе добавлять по вкусу позднее. Сам понимаешь, дело касается не только соли, но и всех прочих аспектов жизни. А конфликты возникают на границах личных свобод и нашего понятия об этих границах.
   – Ты такая умная, Оса, – зазвенел над ухом Фаль, преисполнившись благоговения.
   – Аж череп жмет, – насмешливо отцитировалась я, а наша компания надолго задумалась над подкинутой сентенцией о свободе.
   Мы ехали в молчании довольно долго, пока Кейр не пробормотал тихо:
   – Странно, магева, я столько с рождения не передумал, сколько за то время, которое с тобой провел, и дни-то по пальцам перечесть можно, а словно еще одну жизнь прожил.
   – Это плохо? – задумчиво отозвалась, перебирая в пальцах гриву Дэлькора, красиво заплетенную Фалем в косички.
   – Нет, я же сказал, просто странно, непривычно, что ли, – промолвил мужчина, встряхнувшись, и поправил без того идеально сидящую перевязь с мечами. – Ты меня словно наизнанку вывернула.
   – Я рада, что ты нашел голове еще одно применение, кроме «я в нее ем», – улыбнулась и рассказала друзьям бородатый анекдот про боксера, переделав неизвестное название профессии на общедоступное «кулачный боец».
   Заканчивать анекдот пришлось уже на повышенных тонах, потому как за изгибом дороги шумел как растревоженный улей народ. При приближении оказалось, что гомонят не несколько десятков, а всего каких-то семь потных, красных от жары и возмущения крепких мужиков явно крестьянского вида. Побросав свои возы, нагруженные товаром с ярмарки, они столпились у обочины и орали друг на друга так, что чуть не лопались от натуги. Ну точно, митинг!
   – Что за шум, а драки нет? – весело, с командными интонациями вопросила разгоряченную компанию, хотя и без допроса успела выхватить из общего сыр-бора несколько фраз, по которым смутно распознавалась первопричина конфликта.
   Обрывки возмущенных воплей неоднозначно подсказывали: чего-то ценное (скорее всего, деньги или ювелирные изделия!) пропало, и теперь все подозревали всех, кроме себя: «Не ты, скажешь? А чего такими завидущими глазами на мою мошну зыркал да ухмылялся?» – «Уж и своим довериться нельзя! Во времена тяжкие настали!» – «Да что тут думать, перетряхнуть его вещи, и вся недолга!» – «Кто больше всех горланит, тот и виноват!» – «Да Ситепа это, кто ж еще, Паканор с него пять монет за Наждину ввечеру требовал!»
   Пока еще отношения выяснялись вербальным путем, но нешуточный накал страстей обещал в самое ближайшее время обернуться классическим мордобоем прямо посреди столбовой дороги, создавая помехи транспортному потоку. Не то чтобы мне, как Бэтмену, было больше всех надо, просто взыграло стихийное любопытство.
   – Магева! Магева! Вот она-то пусть и рассудит, – на удивление слаженно для готовых вцепиться друг другу в бороды людей загомонили мужики и клином двинулись в мою сторону.
   Кабы я уже не знала, что моя профессия обеспечивает в здешних краях неприкосновенность, а спутники жизнь положат, но вреда мне причинить не позволят, попыталась бы дать деру. Очень уж целеустремленно обступала меня делегация хмурых и потных крестьян.
   – Покража у нас, магева, рассуди! Разыщи татя! – комкая в руках какую-то нелепую помесь панамки и кепки, впопыхах сдернутую с головы, прогудел самый бородатый и грузный из мужиков, может быть и признанный старшим за свои габариты.
   – И что же, вы полагаете, украдено? – первым делом уточнила я.
   – Кошель со всей выручкой за ярмарку умыкнули! – запричитал мужик в рубашке с вышивкой по вороту и по рукавам понаряднее, чем у первого, и, едва сдерживая скупую мужскую слезу, принялся перечислять, что именно он запродал, чтобы выручить денежку. Брови его, кустистые, как у Брежнева, и такие же черные, двигались вразнобой и походили на пару заплутавших на лице гусениц.
   На ранних яблоках я сломалась и взмолилась:
   – Стоп! Происхождение денег роли не играет. Главное – факт их исчезновения. Кошель пропал, вы не знаете, кто виноват, и подозреваете друг дружку. Так?
   – Истинно так, магева, – покорно и с видимым облегчением подтвердил потерпевший, компания согласно закивала, пораженная моей мудростью.
   Я обвела собрание взглядом и почесала за ухом. Да, виновного найти не большая проблема, магия поможет, даже без нее знаю, логических фокусов достаточно, не зря сказки в детстве слушала, а в юности почитывала. Вон хотя бы история про горшок с черненным сажей донцем: когда всех в круг ставят, психологически обрабатывают проникновенной речугой и дна касаться велят. Виновный ни в жизнь не дотронется, боясь разоблачения, у него-то одного рука чистой и останется. С рунами же вовсе никакие трюки, играющие на нервах, не нужны. Достаточно вызвать тейваз – руну цели и справедливого суда, формой походящую на стрелу, – на виновного останется только пальцем показать и ехать дальше. Просто, как апельсин. Мысленно улыбаясь, я вызвала свою руну и почти сразу поняла, что просто и ясно в этот раз не получится.
   Нет, дело было вовсе не в том, что магия внезапно отказалась работать, Гиз-то теперь играл на моей стороне, а значит, никаких помех ни справа, ни слева не имелось. Неразрешимое противоречие имело вид лопоухого, веснушчатого, как подсолнух, соломенноволосого молодого мужика, вернее сказать, пока еще парня, только рослого, косая сажень в плечах.
   Тейваз, возникшая перед моим мысленным взором, однозначно осветила его фигуру. Вот только на неосознанный вопрос: «На фига этому парню, Ситепе, чужие бабки сдались?» – руна взяла и показала ответ.
   Передо мной, как при ускоренной съемке, только очень четко, мелькнуло несколько образов. Лопоухий ворюга и сдобная, как булочка с корицей, с парой толстых кос девушка, держащиеся за руки с типичным трепетом влюбленности. Потом беседа парня с грузным мужиком, тем, который просил помочь следствию, отцом девицы. Назначение выкупа за невесту – и вновь дурная от счастья парочка, обжимающаяся на заднем дворе… Ярмарка. Хмельной отец возлюбленной, по пьяни торопящий парня со сбором «дани» и грозящий выдать девицу за другого, коль женишок не поспешит. Страх потерять любимую и решение позаимствовать из отвязавшегося с пояса кошеля богатого односельчанина недостающую сумму с тем, чтобы непременно вернуть долг с лихвой. Рука, тянущаяся к кошелю, и под конец та самая общая свара, перед которой ее виновник не успел отсчитать жалкие пять монет и вернуть пропажу на место. Жгучий стыд, терзающий парня и перерастающий в беспросветное отчаяние. Потому-то вор самым красным из компании не был, слишком испугался, что теперь вся жизнь его кончена: позор, изгнание из деревни, неизбежная разлука с любимой. Такое близкое счастье рухнуло в один момент, оглушив его болью.
   Ну как, скажите на милость, я могла отдать этого дурня на растерзание? Да я ж сама бы потом не спала! Вот так задачка. Мозг лихорадочно заработал, пытаясь найти решение, способное удовлетворить и жаждущих показательного суда крестьян, и мою собственную привередливую дуру-совесть. Один-единственный даже не то чтобы плохой, нелепый поступок не должен был сломать парню всю жизнь. Я чуяла не только его страх перед карой, но и стыд, и раскаяние.
   Идея пришла, как всегда, неожиданно, я едва удержалась от того, чтобы не рассмеяться, когда с чинным, снисходительным спокойствием вопросила общество:
   – Значит, хотите, чтобы я вас рассудила?
   Мужики снова закивали, мое магевское величество тоже кивнуло и с иронией продолжило:
   – А я бы вам вместо суда предложила меньше пить или лучше похмеляться поутру. Эй, парень, как там тебя, Ситепа, ну-ка сбегай за поворот. Там, в траве, у куста, в таких мелких зеленых ягодах, красный мешочек валяется. Глянь, не ваш ли?
   Тускло-безнадежные глаза вора, собравшегося, не дожидаясь магического разоблачения, во всем покаяться, вновь ожили и посмотрели на меня с восхитительной надеждой, превратившей простецкое лицо юноши в почти иконописный лик. Я украдкой подмигнула проштрафившемуся бедолаге и поторопила его, пока мужики всем табуном не понеслись за поворот – выискивать кошель, покоящийся за пазухой у вора. Хвала тому богу, которому парень молился, он все-таки не стал стоять столбом и, сорвавшись с места, ринулся прочь, только пятки замелькали.
   Обернулся Ситепа мигом, мужики не успели опомниться. Бедолага вопил на бегу с совершенно искренним ликованием приговоренного к казни и чудом избегнувшего неминучей участи:
   – Нашел! Нашел! Вот он!
   Владелец кошеля, возмущавшийся и сыпавший обвинениями больше всей вместе взятой компании, почти выхватил из рук горе-похитителя кошель, тут же вывалил его содержимое на плат в возке и пересчитал трижды. То ли не верил в свои математические способности, то ли опасался, что мошну «за время возлежания под кустом» успели облегчить окрестные зверюшки или кто из проезжих.
   – Ровнехонько двадцать монет и семь бронзовок, – сконфуженно признался он. – И как там очутился? Не сымал ведь с пояса…
   – Видать, права магева-то насчет опохмелки, – заулыбались крестьяне, а виновник переполоха, красный как томат, почесывая выглядывающее из кафтана пузо, стыдливо пропыхтел:
   – Вы уж простите, мужики, что я так всполошился, невесть чего нес, ежели обидел кого, в ноги поклонюсь! Главное ты, Ситепа, звиняй, на тебя-то я пуще всех думал. Ты, это вот, держи-кась! – Внезапно решившись, «растеряша» слазил в обретенный кошель, вытащил из него несколько монет и провозгласил: – Бери-бери! Тебе ж как раз еще пяти для откупа за Наждину не хватает!
   Ситепа несколько мгновений только открывал и закрывал рот, не веря в реальность впихиваемых ему почти насильно монет, отдаваемых хозяином добровольно, а ведь он хотел взять их тишком! Покраснев еще гуще от щедрости крестьянина, парень пробормотал:
   – Спасибо, Дрол, ой спасибо! Но я только в долг у тебя их взять могу! Верну непременно! По осени верну!..
   – Ну ладно, почтенные, вы тут уж друг перед другом сами винитесь хоть до вечера, а нам в путь пора, – встряла я в душещипательную сцену самым пошлым и приземленным образом. Внимание публики тут же переключилось на меня, мужики замерли, ожидая оглашения платы. Вспомнив об этом обычае, склерозная магева (я то есть!) нетерпеливо отмахнулась:
   – Ничего вы мне не должны, не колдовала ведь я, когда кошель ваш под кустом разглядела. Так что бывайте да больше не теряйте ничего, не каждый день за вами по пятам честные люди путь держать будут!
   Не дожидаясь ответной речи крестьян, чуть тронула пяткой бок Дэлькора, стоявшего во время разборок смирно, как памятник, и помчалась галопом вперед. Мои спутники рванули следом. Даже если бы крестьяне хотели оставить последнее слово за собой, хрен бы они догнали моего эльфийского коня. Фаль висел, вцепившись в гриву, и восторженно визжал, его крылышки развевались по ветру, как радужные флажки.
   Только проскакав вперед достаточное расстояние и подстраховавшись от возможного преследования, мы пустили коней в прежнем темпе, устраивающем и всадников, и лошадей.
   – Здорово ты с ними, – первым выпалил Лакс, явно гордясь моей проделкой. – Только ведь кошелька под кустом-то не было, а, Оса?!
   – Конечно, не было, – покорно согласилась я.
   – Парень – вор. Почему ты так поступила? Пожалела? – спросил Кейр, не то чтобы обвиняя, скорее рассчитывая на ответ. Наверное, дала себя знать палаческая привычка докапываться до сути дела приговоренного, чтобы с чистой совестью вершить правосудие и не мучиться ночными кошмарами по поводу безвинно убиенных. Впрочем, в этом мире с таковых сталось бы лично являться к убивцу призраками и портить жизнь.
   – Не могла я его заложить. Ведь этот Ситепа кошель красть не собирался, хотел всего пять монет взять, чтобы выкуп за свадьбу тестю заплатить, а потом и эти деньги вернул бы. Дурень он, конечно, не подумал, что пропажи быстро хватятся, да и вообще ни о чем не думал, кроме того, что его Наждину за другого отдадут. Что ж теперь ему, из-за одной-единственной глупости всю жизнь ломать? – Я вздохнула, поискав нужные слова. – Понимаешь, Кейр, иногда надо поступать не по справедливости, а по милосердию.
   – По-твоему, милосердие лучше? – уточнил Гиз, то ли посмеиваясь, то ли всерьез озадачившись моим поступком.
   – Не знаю, – честно ответила я. – Только сам посуди, каждому в жизни случается ошибиться, нет безупречных и непричастных, намеренно или случайно любой совершает то, о чем приходится жалеть. Если все наши поступки взвешиваются на весах где-то наверху, то какой бы вы сами предпочли суд: справедливый или милосердный?
   Молчание стало ответом, я тоже помолчала почти минуту, выдержав многозначительную паузу, и заключила:
   – Вот то-то и оно. Справедливость может быть самой страшной карой и худшим проклятием. Парень оступился, но его поступок не успел вылиться ни во что дурное, и больше он никогда не совершит ничего противозаконного, я видела в его душе твердую решимость. Поэтому выручила дурика, как сумела. Коль какому-нибудь Гарнагу это не по нраву, пусть сам по дорогам ходит, сверкает глазами да суд творит, я ничуть не возражаю.
   – Вольно ты о богах говоришь, магева, – с некоторой тревогой, почти с осуждением цокнул языком Кейр.
   – Я и богам то же в лицо повторю, коль захотят лично выслушать, – спокойно отрезала, чуток разозлившись.
   – Служительница стоит рангом выше, Кейр, и пусть она пока этого не признает, но уже чувствует, – некстати влез Гиз.
   Вот упрямый, зараза, так и не уяснил, что не собираюсь становиться какой-то там служительницей, что я сама по себе и поступаю только так, как хочу. Зато Кейр на эти слова только крякнул и окончательно заткнулся, погрузившись в очередной приступ глубокой задумчивости. Ну хоть какая-то польза!
   Впрочем, сие состояние не мешало ему нести службу и бдеть, высматривая всяких недругов, засевших у дороги с враждебными целями. И не вина телохранителя, что этих недругов пока не попадалось. Тракт и впрямь был относительно благополучным, разбойнички, конечно, по слухам, собранным на ярмарке, пошаливали и тут, но по сравнению с другими местами не так интенсивно. Слишком велик был шанс наткнуться на патруль, передвигавшийся по дороге без всякой закономерности, что, вероятно, бурно возмущало не только мирных путешественников, пекущихся о личном имуществе и телесном здоровье, но и самих бандитов, неспособных составить четкий график грабительских эскапад.
   Словом, телохранители несли стражу, Фаль летал по окрестностям, может, надеялся найти чей-нибудь по-настоящему потерявшийся кошелек, а Лакс подъехал поближе ко мне и вернулся к разговору:
   – Значит, ты пацана пожалела не потому, что он вор, как и я?
   – Как ты? Ну нет, Лакс, вор вору рознь. Думаю, ты никогда не крысятничал, не крал у своих и не брал у того, кто сам нуждался в деньгах. Поэтому моя совесть спокойна. Ты, конечно, мазурик, но в данный момент никаких противоправных действий не совершаешь, и, если бы ко мне обратились с требованием выдать тебя, чтобы подвергнуть суду и наказанию за какое-нибудь былое преступление, я ни за что тебя не отдала бы. Но не потому, что мне плевать на законы, а потому что тебя знаю и ценю больше всех местных законов. Поколдовала бы или откупилась, но не отдала на расправу, – ответила честно.
   – Спасибо, – глухо пробормотал рыжий и отвернулся, чтобы я не слишком пристально всматривалась в его подозрительно заблестевшие влагой глаза.
   – Двойная мораль, магева? – иронично вставил Гиз, похлопывая рукой по холке своего неприметно-гнедого, но, несмотря на неказистость, весьма удачно сложенного и прыткого коня.
   – Не-а, круговая порука, – усмехнулась беспечно. – Своих не выдаю. Тебя это, кстати, тоже касается!
   – Заплакать, что ли, от умиления? – цинично вопросил киллер.
   – Не надо, животных жалко, – попросила строго.
   – При чем здесь звери? – удивился от неожиданности Гиз, даже в седле чуть дернулся.
   – Просто поговорка одна на ум пришла из моих краев, – ухмыльнулась я. – Если что-то очень странное случается, у нас говорят: «Что-то в лесе сдохло». А если очень-очень странное, вроде плачущего киллера, упоминают того зверя, который в данном лесу ни при каких обстоятельствах оказаться не мог.
   – Странные словесные конструкции употребляют в твоих краях, магева, – скривил губы мужчина и замолчал.
   – Жизнь вообще странная штука, но от этого становится только еще более привлекательной, – отозвалась я, и Фаль, носящийся вокруг, охотно меня поддержал очередной порцией мелодичного ликующего визга.

Глава 6
О пользе трактирных обедов и сторожевых лошадей

   Так мы и ехали по тракту до тех пор, пока солнце, стоящее в зените, не начало бить по маковке особенно интенсивно, а животы требовательно заурчали, намекая на желательность очередной трапезы.
   – Есть хочу! – громко оповестила компанию. – Мой растущий организм настоятельно требует питания!
   – Деревня Пересыпные Короба недалеко, постоялый двор там небольшой, ночуют мало, народ большей частью предпочитает до Мидана добираться, а вот харчевня отменная, – оповестил Кейр. – Кухарка там такую свинину с яблоками готовит и грибы в сметане с травами, что руки по локоть откусишь. Потерпишь еще чуток, Оса, или привал сделаем?
   – Свинина, – мечтательно протянул Фаль.
   – Грибы, – столь же томно простонал Лакс и облизнулся.
   – Пусть будет харчевня, уболтал, чертяка языкастый, – согласилась я, уступая воле коллектива, тем паче что грибы в сметане тоже любила, а свинину с яблоками никогда не ела и хотела попробовать.
   Кейр не обманул, спустя полчаса от тракта вильнула вправо широкая дорога, ведущая прямиком на холмы, усыпанные домами, точно поляна земляникой. Сходства добавляли красная черепица на большинстве крыш аккуратных домов, беленые стены и зелень садов да огородов. Соседство с Миданом благодатно сказалось на деревне, дав крестьянам близкий рынок для сбыта сельхозпродукции и возможность подзаработать на проезжем люде.
   Харчевня – один из самых больших домов в деревне – стояла с самого края близ дороги, привлекая едоков соблазнительными запахами, вьющимися из приоткрытой двери. А расположившиеся по соседству кузня и колодец прибавляли клиентуры практичным хозяевам.
   Мы привязали лошадок под навесом, повод Дэлькора я, как обычно, только накинула на коновязь, бросили пару монет прытким паренькам, дежурившим с ведрами воды, чтобы те напоили коней, умылись у колодца сами, отряхнули дорожную пыль и прошли в таверну. Полный на две трети зал (время-то обеденное!) встретил относительной прохладой. Толстые стены и светлый влажный холст, прикрывавший окна, обеспечивали комфортную разницу температур.
   Гиз первым углядел свободный чистый стол слева у стены, недалеко от двери на кухню, и мы уже вознамерились пробраться на место, когда худенькая, почти щуплая, но очень деловитая девушка, вытирая мокрые руки о вполне чистый длинный фартук, решительно откинула косу за спину (точно плащ перед дуэлью!) и заступила нам дорогу.
   – Почтенная магева, ваши услуги тут не надобны, – подчеркнуто вежливо (только вот почему-то прозвучало это почти как ругательство!) произнесла она, уставив взгляд больших серо-зеленых глаз, украшавших вполне заурядное лицо, в район моей переносицы.
   – Я не колдовать, а кушать сюда пришла, – вполне миролюбиво отозвалась, желая отобедать, а не устраивать разборки. Нутром чуяла, что эта девица что-то против меня имеет, только никак не могла сообразить что. Я-то ведь ее в первый раз в жизни видела и даже на ногу наступить или толкнуть не успела. Парни насторожились, Кейр так и вовсе попытался оттереть меня себе за спину. – Мой друг очень ваши свинину и грибочки хвалил. Угостишь? Платить серебром будем.
   – Угощу, – буркнула девица, зыркнула глазами, точно пулеметную очередь пустила, и отступила в сторону. Мы расселись за свободный стол, высказали свои пожелания на тему меню, и решительная худышка исчезла за дверью кухни. Кажется, в харчевне даже дышать стало легче.
   – Ну и подавальщицы пошли, – хмыкнул Лакс, откидываясь на стену, – уж и магев ни в бронзовку не ставят.
   По левую сторону от нас шумно откашлялся громадный, будто Кинг-Конг, и столь же буйно заросший шерстью мужик, выуживающий из громадной мисы крупные куски мяса в подливе. Да, такое тело травкой не прокормишь. Кашель сменил гулкий и неожиданно мягкий голос:
   – Вы, господа хорошие да магева почтенная, не серчайте на Дуницу, одна девка-то хозяйкой при харчевне с малым братом осталась, как отец тех грибочков в осень покушал, к богам отправился. Все хозяйство на ней держится.
   – А я тут при чем? – невольно вырвался у меня вопрос. – Я вообще в этих краях впервые и проездом.
   – Так-то оно так, только… – Дюжий дядька почему-то посмотрел на меня почти виновато, могучие руки сделали жест, означающий беспомощное пожатие плечами, но при комплекции собеседника он производил какое угодно, только не утешающее впечатление. – Маг у нас в ту пору, как Метир, тятька ее, занемог, столовался, его и кинулись искать, маг на холмах не то какие-то редкие травы, не то камни собирал. Да пока его, бродягу, сыскали, мужик уж остывать начал. С тех пор Дуница на магов крепко сердце держит.
   – Психологическая травма и проистекающая из нее немотивированная агрессия, – задумчиво констатировала тоном выносящего диагноз доктора Курпатова. – Все понятно. Впрочем, я не психиатр и даже не психоаналитик, лечить вашу девицу-красавицу не собираюсь, просто кушать хочу, мне свинину и грибы обещали, а не скандалы вместо обеда.
   – Ты ее заколдуешь, Оса, накажешь? – с опасливым восхищением спросил Фаль, кажется обидевшийся за меня больше меня самой.
   – Нет, – тихо ответила, подперев кулаком щеку и печально созерцая чистый пустой стол. – Она сама себя наказывает, если до сих пор злобу копит и терзается. «Месть есть признание другого хозяином своей жизни». Да и что мне с ней сделать? Лекцию о пользе магии прочитать? Или папашу из могилы поднять? Так ведь слушать девка все равно не станет, для себя уже все решила, а несвежие покойнички не самый приятный вид имеют и дурно пахнут.
   – Ладно, Оса, вон и обед несут, сейчас здешней кухни отведаешь и все неприятности позабудешь, – явно чувствуя неловкость из-за того, что втравил меня в эту историю, потащив в деревню, промолвил Кейр.
   Девица грозно бухнула на стол тяжеленный поднос и сноровисто расшвыряла между нами тарелки с курящейся аппетитным парком едой. Вид и запах свинины в яблочном соусе и грибков под сметанкой с зеленью были таковы, что я простила «Дуньке» все выкрутасы и вполне мирно промолвила:
   – Спасибо, пахнет восхитительно! Похоже, и на вкус не хуже будет!
   – Сперва отведайте, а потом уж благодарностями сыпьте, – буркнула довольно нервно девица и шмыгнула прочь.
   Я для начала отхлебнула из кружки прохладного морса и, зажмурившись от удовольствия, подержала во рту.
   Фаль же не утерпел, первым сунул нос в чугунок с грибками и, довольно чавкая, восторженно прозвенел:
   – Вкуснятина! Мухоморы в сметане еще вкуснее, чем сырые!
   – Всем приятного аппетита, – натянуто пробормотала я, когда мужчины синхронно отшатнулись от тарелок с едой и потянулись за оружием.
   Нет, только побоища нам тут не хватало, я призвала оборотные силы рун воздуха альгиз и дагаз. Нашу маленькую компанию окружила невидимым колпаком защита от прослушивания и догляда. Пока она действовала, нас воспринимали как объект, находящийся в поле зрения, но не могли сосредоточить внимания и подслушать.
   – Тихо, не дергайтесь пока, – настойчиво попросила друзей. – Лезвием по горлу чиркнуть недолго, никуда она от нас не сбежит. Давайте для начала разберемся, что к чему.