Юлия Галанина. Побег из преисподней

 
   Сверху городок был как на ладони. По ночам маг смотрел отсюда в особую трубу на звезды – при его ремесле без звезд никуда. Труба эта стояла на треноге, да не простой, а с крутилкой наверху. Чтобы можно было ее, трубу, поворачивать как хочешь и все небо рассмотреть, да и не только небо. Кузнец Герберт жаловался, что маг вечерами подсматривает в окошки горожан. Любопытствует. И грозился залепить трубу грязью.
   Рету подошел к трубе, опустил ее немного, приложился глазом.
   За три года, что они тут с опекуном прожили, Рету изучил городок вдоль и поперек. Площадь, рынок, храм, гарнизонный двор, в котором теперь пустота, башня мага, домики, сараи, стены.
   Куда интереснее было смотреть в сторону заката, за город, за лес, туда, где за синей полоской воды темнел уже настоящий берег. Там были видны горы!
   Городок стоял на острове, а остров – посредине озера Тари. Озеро питали стекающие с гор речушки. Кроме этого, в него с северо-запада впадала, а с юга вытекала полноводная река Тарин.
   Рету знал, почему их с опекуном человек в шлеме сослал именно сюда: в Невендааре на острове по-всякому безопаснее, чем где-либо. Не говоря уж о прочей нечисти, те же орки с гоблинами бродят по стране и не прочь разграбить попавшийся на пути город. Да и опекун не смоется. Если бы он, Рету, был тем самым в шлеме, он бы тоже опекуна на остров определил, потому как по нему, опекуну, видно, что человек он ненадежный.
   Сообразив, что снова про опекуна думает, Рету разозлился, укусил себя за руку, чтобы отвлечься, да так и замер. Труба показала, что над лесом к городку летело что-то странное, не похожее на рыцаря на пегасе. Все в рогах. Не долетая до города, это что-то спланировало на полянку и там раздвоилось: оказывается, одна диковинка сидела верхом на другой. У Рету глаза загорелись от восторга, ведь не всякий день такое увидеть доведется.
   Потом рогатые преобразились – выросты, шипы и хвосты исчезли, вполне себе люди в длинных плащах, один высокий и величественный, а второй толстый, просто-таки необъятный, потопали, ломая кусты, к дороге, что вела от озерной пристани к городским воротам.
   В покосившемся храме, стоявшем на той же площади, что и башня мага, ударил колокол.
   Пора было идти к опекуну.
 
   Через городскую площадь Рету плелся нога за ногу. Хоть и есть хотелось, живот песни пел. Но появляться перед опекуном, озверевшим от задержки платы за воспитанника, просто сил никаких не было. Смотреть на его кислое лицо, слушать бесконечные жалобы на жизнь. Противно.
   Рету вошел в трактир. Все как обычно.
   Опекун сидел за любимым столиком в «чистой» половине и брезгливо ковырял вилкой в тарелке. Воспитанника терпеливо ждала миска похлебки – нет оплаты за обучение, нет и жаркого, родину не выбирают, сынок.
   Рету прошел к столику, поклонился наставнику, как положено.
   – Где шляешься? – скривился опекун и махнул вилкой. – Ешь быстрее, не задерживай.
   Рету молча взял ложку. Не чувствуя вкуса, принялся хлебать жидкое варево.
   Опекун изящно резал мясо на крохотные кусочки, работая ножом, как смычком, всем своим видом показывая, что манеры не пропьешь.
   На обычной половине трактира шуму было больше, чем всегда. Сказывалось отсутствие Найсы. Рету украдкой поглядывал в ту сторону: там было куда веселее, нежели на «чистой» половине. И когда в зал вошли двое, один длинный, второй толстый, он их сразу узнал, хоть и видел издалека. Вблизи парочка оказалась еще интереснее – то, что это птицы высокого полета, было видно сразу. Вот купец, казалось бы, тоже и плащ куньим мехом подбитый наденет, и бархатные штаны натянет, богаче, чем у иного короля, – а все ж таки будто написано на нем «торговец!». По нему видно, что и плащ он бережет больше себя, и штаны у него для вида, для важности, он в них на самом краешке стула сидит, чтобы не помялись, не залоснились, вещь-то дорогая. А по этим сразу понятно: в лохмотьях они сидеть будут или в пурпуре – им все едино, но к пурпуру они привыкли, не считают его за роскошь. На «чистую» половину не пошли, у окна сели, вольготно так. Трактирщик у стола замер – в глазах восторг и обожание. Чувствует, что крупный заказ будет.
   Длинный – угрюмый красавец с орлиным носом, с выпирающим подбородком – заказывать не стал, в окно уставился, будто ничего интереснее, чем захудалая городская площадь, ему в жизни не попадалось. Толстяк переговоры вел. (Рету прикинул про себя – похоже, что именно толстяк длинного-то и вез, понятно, что ездок не проголодался, а вот скакун очень даже запросто!) Под заказанные толстяком яства стола еле-еле хватило.
   Балагуря, толстяк принялся уничтожать еду.
   Тут даже опекун заметил, что весь трактир на приметных посетителей смотрит, а не на его манеры (для горожан это тоже было любимым развлечением). Вытерпеть такого пренебрежения он не мог, бросив жаркое недоеденным, резко встал и пошел к выходу.
   Рету был уверен, что случись дело в столице, в лучшие для опекуна годы, он бы высокомерно швырнул под ноги хозяина заведения несколько монет и презрительно удалился. Но здесь швырять было нечего, поэтому опекун, бросив мимолетный надменный взгляд на парочку за столом, холодно сказал трактирщику:
   – Запишите там на мой счет, милейший!
   – Будет сделано, – безмятежно отозвался трактирщик, ни на секундочку не оторвав преданного взгляда от толстяка (вдруг еще чего-нибудь закажет!).
   Опекун вздернул нос и вышел вон.
   Толстяк с набитым ртом пробурчал что-то очень смешное. Явно по поводу опекуна. Все кругом так и грохнули.
   Рету боком выбрался из-за стола и заспешил к выходу.
   Жилье они снимали тут же, в двух шагах от трактира, чтобы опекуну ходить недалеко было. Две комнаты на втором этаже для опекуна и чердак для Рету. В одной комнате опекун спал, в другой уроки проводил. Рету нравился внутренний дворик дома с колодцем, с площадкой для игр. Иногда там проходили уроки боя на легких клинках. Их вел сам опекун, объясняя, что мечом в узких столичных улочках особо не помашешь, там, скорее, длинного ножа в бок нужно опасаться. И защищаться лучше чем-то похожим.
   А чердак Рету даже нравился. Во-первых, он в нем был полновластным хозяином. Во-вторых, выше всех в доме. А в-третьих, небо звездное в окно хорошо видно, смотри сколько влезет, красота!
   Но сейчас пришлось в комнаты идти, гадая, что будет. Тоже, как маг, заставит про наш благословенный Невендаар писать или еще какую-нибудь гадость придумает?
   Опекун сидел за столом – сама задумчивая добродетель во плоти. Рету внутренне сжался – слышал, значит, воспитатель насмешки толстяка. Сейчас найдет, на ком отыграться.
   – Спину выпрями, – проскрежетал опекун. – Негоже благородному человеку сутулиться. Ты же не смерд какой-нибудь!
   Рету выпрямился.
   – Встань у стены. Будем вырабатывать правильную осанку, – нашел-таки развлечение опекун.
   Пришлось замереть у стенки.
   – Очень хорошо. Благородный имперский рыцарь должен выстаивать в таком положении не менее часа. Каждый день.
   Опекун принялся расхаживать по истертому ковру туда-сюда.
   – Итак, чему у нас было посвящено прошлое занятие?
   – Вы рассказывали о Горных Кланах, учитель.
   – О Горных Кланах… Да, гномы издавна отличаются кряжистостью фигур и незамысловатостью манер. Хотя по сравнению с некоторыми местными жителями они образец учтивости. Колени выпрями!
   Плетка незаметно оказалась в руках опекуна.
   – Сегодня, я думаю, есть смысл поговорить о политическом положении в нашей Империи.
   – Политическое положение нашей Империи очень хорошее, – уверенно сообщил Рету. – Господин маг говорит, что Император нам заместо отца родного!
   – Плечи расправить! – лязгнул опекун. – Живот втянуть! А как зовут нашего дорогого Императора?
   Для Рету было открытием, что у Императора имя есть. Зачем оно ему? Он же Император!
   – Не знаю, – буркнул и непроизвольно сгорбился Рету.
   – Спину выпрямить! – удар был несильный, так, предупреждение. – Императора нашего зовут Демосфен.
   «Хорошее имя, – подумал Рету. – Солидное. Почти как у Бетрезена, да забудут его во веки веков! Демосфен – это не какой-нибудь там Жан или Джекоб». Но вслух сказать побоялся.
   Опекун и так кружил около него, как голодный волк.
   – Подбородок выше. Посадка головы должна быть гордой. Лопатки свести. Где живет Император?
   – В столице, где ж ему еще жить? – удивился Рету.
   И получил хлесткий, обжигающий удар плетью по руке.
   – Ответ неверный. После того, как была убита Императрица и исчез наследник престола, безутешный Император, скорбя, удалился в свой замок. Спину выпрями. Как называется этот замок?
   Окна в комнате, по счастью, были раскрыты настежь. Внутренне сжавшись в ожидании следующего удара, Рету услышал самый приятный в мире звук: шелест крыльев рыцарского пегаса.
   Крылатый конь, неся на спине седока, закованного в латы, плавно опускался во внутренний двор.
   Забыв про Рету, про урок, опекун швырнул черную плетку на стол и поспешил вниз. Прибыла наконец-то плата за содержание и обучение воспитанника.
   Рету отлепился от стены и поспешил укрыться на чердаке. Сейчас опекун получит денежки и пойдет кутить в трактир, наплевав на все остальное. Можно выспаться наконец-то, никто не будет дергать. На руке вспухал багровый рубец.
 
   На охапке сена, прикрытой дерюжкой, счастливый Рету проспал до вечера.
   Спал бы и дольше, да скучно стало. Стемнело уже, звезды в небе зажглись. Можно по улицам городка побродить, поразвлекаться.
   А можно было попытаться деру дать.
   Как раз случай подходящий. Если перелезть через городскую стену в том месте, где она от ветхости просела и раскрошилась, то можно добраться до пристани, вдруг там бесхозная лодка найдется…
   Рету хозяйственно скатал и увязал дерюжку, достал из тайника нож в потертых ножнах и мешочек с медяками. Тетушка Нида платила за собранные грибы мальчишкам честно, хоть и маловато. (Самой-то ей при ее толщине было сложно лазить по кустам и оврагам.) И уж было совсем собрался Рету сказать «прощай» своему чердаку, как вспомнил, что без меча его ни в какие сквайры не возьмут, а меч у кузнеца. Побег откладывался.
   Рету решил просто прогуляться до пристани и посмотреть, как там насчет лодки. Вернул дерюгу и деньги на место, только нож повесил на пояс.
   Заглянул в комнаты опекуна – там было чисто, пусто и тихо.
   Значит, где-то в другом месте сейчас многолюдно, шумно и грязно, опекун рвет кружевную рубаху у себя на груди и в который раз пытается объяснить всем, кто собрался вокруг и охотно пьет за его счет, какие они скоты и сволочи. Не потому, что пьют за его счет, а потому что не знают, что имперскому дворянину зазорно надевать темные перчатки в праздники, у них ни темных, ни светлых перчаток отродясь не водилось. А местные гогочут, они опекуна за это вдвойне обожают. За его петушиные выходки, за спесь, за столичный гонор. За то, что он со своей спесью, столичным гонором и кружевными рубахами сидит здесь как миленький и только тявкает, злится.
   Главным входом Рету пользоваться не стал, ушел дворами. Выбрался к городской стене, нашел ту заветную брешь, что все мальчишки знали, перелез и очутился в лесу.
   Ночами там было неприятно находиться. Все чудится: вот туман под кустами оживет, волком-призраком обернется или туманной девой. Рету знал, что на острове такого отродясь не водилось, но все ж таки боязно… А с ножом в руке как-то спокойнее. Железо – призраки его не любят.
   На дорогу Рету выходить побоялся. Еще напорешься на кого-нибудь, вопросов не оберешься. Да и вообще ни к чему. Шел по лесной кромке, готовый, как зверек, при первой же опасности укрыться в чаще. Очень скоро приноровился и почти не спотыкался, разве что паутину да колючки собирал.
   Пристань в зыбком лунном свете спала беспробудным сном. Склады были закрыты и опечатаны. Лодки укрыты в лодочных сараях. Но это было полбеды: у причала покачивался корабль, пришедший не далее как перед заходом солнца. В трюме его ожидали выгрузки товары: зерно и пряности, ткани и вино. Драгоценный груз охраняли как зеницу ока, сторожа были на ногах и стреляли в любую тень. Получить арбалетным болтом в грудь Рету совершенно не улыбалось, поэтому он повернул обратно к городку.
   Шел и мрачно думал, что не мечом, похоже, разживаться нужно, а топором. Чтобы взломать какой-нибудь лодочный сарай. Но не сейчас, когда товары в трюмах и охрана до зубов, а когда затишье будет. Может быть, лучше попытаться пробраться на корабль? Уплыть на нем к Торговому морю? Там, говорят, весело, море объединяет всех.
   Пока размышлял, не заметил, как до городка дошагал, пора было сворачивать, чтобы добраться до бреши в городской стене.
   На полянку, окруженную колючей стеной шиповника, Рету вышел почти случайно. Но очень кстати: чтобы увидеть при зыбком свете луны парочку, запримеченную им в трактире. Те занимались очень странным для людей их ранга и возраста делом: цветочки нюхали. Честное слово – длинный и носатый стоял посреди поляны, поставив одну ногу на валун, и, держа в руках под корень срезанный куст шиповника, с наслаждением вдыхал тонкий аромат цветов. Толстяк же вломился прямо в заросли и там сосредоточенно сопел, словно разгневанный бык.
   Вдалеке, за городской стеной, ударил колокол на храмовой колокольне.
   Длинный нехотя выкинул шиповник. Вспышка пламени – и на месте человека утвердилась могучая угольно-черная фигура, расцвеченная огнистыми всполохами, словно росчерками молний в грозовом небе. На груди, руках и ногах вспухли булыжники чудовищных мышц. Глаза в глубоких глазницах мерцали рубиновыми углями. Острейшие рога проткнули небо над поляной. Когтистая лапа заскребла землю, плащ лопнул, вспучился – могучие крылья вырвались на свободу, развернулись во всю ширь. Порывом ветра сорвало лепестки шиповника, они медленно и печально летели на землю.
   Кусты затрещали – вместо толстяка из них выбрался необъятный фиолетовый рогач. Ряды зубов, похожих на наконечники стрел, усеивали усмехающийся от уха до уха рот, разнообразные рога украшали макушку.
   Фиолетовый поклонился черно-алому, шаркнул лапой, махнул крылом и оборотился еще раз – в странную рогатую тварь с огненными копытами. Подогнул передние ноги, приглашая седока занять свое место. Черно-алый вскочил верхом на приятеля, и они унеслись в темное небо.
   Рету, который как примороженный сидел все это время в кустах (с выпученными глазами и открытым ртом), наконец-то вспомнил, что дышать тоже нужно. Он и не знал, чему удивляться больше – превращениям ли этой парочки, или их странным занятиям. Тысячи вопросов возникли в голове – зачем они прилетали в городок? Почему один ездит на другом, раз у обоих крылья есть? Почему второй не просто так возит первого, а оборачивается еще в кого-нибудь? Почему они шиповник нюхали?!
   Рету даже сорвал розовый цветок, тоже вдохнул – шиповник и шиповник. Приятно пахнет, да, – ну и что? Стоило переться ради этого на остров?
   Вопросы были, ответов не было. Крепко задумавшись, Рету и не заметил, как перелез через стену, пробрался дворами к своему дому, на цыпочках поднялся по лестнице, осторожно открыл скрипучую дверь и просочился на чердак.
   – Очень хорошо, – проскрипел до боли знакомый голос. – Гуляем, значит. Вот как.
   Укрытый в тени, сидел в специально принесенном кресле опекун, поджидая Рету. Плетка, выполненная в виде змеи, лежала у него на коленях. Кружевная рубаха на опекуне была разорвана до пупа, на скуле красовалась свежая ссадина. Ему опять позарез нужно было отыграться за свои унижения и разочарования.

Глава вторая
Костяной дракон

   На следующее утро просыпаться Рету совершенно не хотелось. Шевелиться – тоже. Исхлестанная плетью спина намекала: лучше лежать и не двигаться. Но живот прямо говорил, без всяких намеков, что есть хочет.
   В солнечных лучах, пробивающихся сквозь щели в ветхих оконных ставнях, плясали радостно пылинки. Рету чуть повернул голову и увидел – на табурете рядом с лежанкой стоит поднос. На подносе завтрак: кувшин молока и краюха хлеба. И мешочек с деньгами, должок магу за обучение. И склянка с ранозаживляющей мазью. Заботливый опекун постарался (чтоб его волки загрызли). А сам, как у него водилось, отсыпался после кутежа и буйства.
   Рету сполз с соломы и, морщась при каждом шаге, пошел во двор умываться у колодца.
   Одно немножко утешало: маг сегодня точно цепляться не будет, он как опекун – тут же помчится отмечать прибытие денег.
   Так и получилось. Сунув Рету под нос толстенный пыльный фолиант, маг исчез из башни. Не то похромал долги раздавать, не то прямиком в трактир к Найсе.
   Рету, как мог, отер пыль с кожаного переплета. Потрогал пальцем затейливые медные уголки-накладки, потом аккуратно открыл ключиком замочек книги. Про ключик маг вспомнил в последний момент, снял со шнурка на шее.
   На первой странице было красиво выведено: «Бестиарий». А потом пошли картинки – Рету только ахнул, какая бесценная книга ему попалась. Торопливо пролистал страницы и нашел, наткнулся на нужный портрет. Прямо как живой красовался там, увенчанный рогами, черно-алый Адский герцог. А при нем – фиолетовый советник, рога на башке накручены беретом, зубы частоколом, точь-в-точь. Демоны из Легиона Проклятых, в имперском городке, инкогнито! У Рету даже ладони вспотели от восторга (пополам с ужасом).
   Глаза разбегались от всяких бестий, изображенных на страницах, хотелось и на морской народ полюбоваться, и на призраков. Но Рету взял себя в руки, решил, что раз знакомцы его из Легиона Проклятых, то нужно посмотреть, кто еще там водится. Долго разглядывал Адских гончих, баронесс, чертей и прочих бесов.
   Потом он листал страницу за страницей – и снова нашел! Ту самую тварь с рогами и огненными копытами. Она, оказывается, была не из Преисподней, где заточен мятежный ангел Бетрезен, да забудется его имя, она была скакуном предводителя Орд Нежити! «Почему именно в нее оборачивался фиолетовый советник? – чесалось на языке у Рету. – Почему не в Адскую гончую, например?»
   Только собрался перейти к Ордам Нежити поподробнее, даже виверну нашел, которую маг поминать любил, как вернулся сам маг, собственной персоной. На удивление, трезвый. И с новостями.
   – В городке говорят, – сказал он, опускаясь в кресло, – что в Империи-то нашей неспокойно сейчас…
   – Не может быть такого! – уверенно сказал Рету. – Сами говорили, что Император нам заместо отца родного!
   – Цыц! – возмутился маг. – Говорил и буду говорить. Да только дела-то у нашего Императора плохи…
   Он, покряхтывая, выбрался из кресла, дошаркал до входа – куда и девалась та вчерашняя молодая удаль. На морщинистой ладони мага замерцал пушистый огонек, зеленовато-золотистый, постреливающий мелкими искрами. Раскрыв дверь, маг закинул мохнатый шар на лестницу, быстро прикрыл дверную створку. За дверью оглушительно бабахнуло.
   – Да оглохнет всякий подслушивающий, – довольно ухмыльнулся маг. – Да поразит его заикание и постоянный пердеж.
   – Сурово вы, господин учитель, – удивился Рету.
   – Цыц, молокосос! – опять цыкнул маг. – Поживи с мое и узнаешь, что такое сурово. Я боюсь, что я мало боюсь.
   Он опять опустился в кресло. Щелкнул пальцами – дрова в камине занялись, заплясали по ним огоньки. (Рету так понял, что хитрый маг обезопасил себя и от возможных лазутчиков в каминной трубе.)
   – Ты знаешь, отрок, что на западе Империи и на востоке люди одни и те же имена произносят по-разному?
   Об этом Рету даже не догадывался, но важно сказал:
   – А как же!
   – Ну так вот, поэтому ты, наверное, знаешь, что Хьюберт де Лейли и Юбер де Лали – это один и тот же человек?
   – А кто это? – Ни Хьюберта, ни Юбера Рету знать не знал.
   – Эх ты, темнота! – обрадовался маг, хотя и на нем лежала часть вины за все, что Рету не знал. – Юбер де Лали – главный советник нашего Императора, да встанет он вровень с богами!
   – Кто встанет? – не понял Рету.
   – Император, болван!
   – А этот, который с двумя именами? Он кому вровень?
   Маг насупился. Растопырил ладони. Между ними закрутился новый огненный шар, уже красный. Маг начал перекидывать шар из ладони в ладонь.
   – Юбер де Лали – человек громадного государственного ума… – наконец сказал он. – Наверное, не найти в Империи второго такого же умного человека, если говорить о людях, конечно… Возможно, Филипп д’Агинкур, наш главный инквизитор, может отдаленно сравниться с ним, но Филипп д’Агинкур человек не светский, а церковный. Среди же вельмож Юбер, пожалуй, самый могущественный и влиятельный. Род его давно известен в Империи. Его предки – люди властные и тщеславные. Знаменитый Бернар де Каюзак был его дядей.
   – Я не знаю, кто такой Бернар де Каюзак, – честно сказал Рету, предупреждая неизбежный вопрос.
   – Чем занимается твой воспитатель? – похоже, искренне удивился маг.
   – Пьет и дерется, – сказал чистую правду Рету.
   Маг ведь и без него знал основные занятия опекуна.
   – Н-да… Про пророчество ты тоже ничего не знаешь? – уточнил маг на всякий случай.
   – Пророчества изрекают пророки, – попытался прощупать вопрос Рету.
   – Молодец, – кивнул маг. – И чего они изрекают?
   – Что-нибудь плохое, – убежденно сказал Рету.
   – И это правда, ничего не попишешь, – ухмыльнулся маг. – Держи!
   И он кинул алый шар.
   Рету уже приловчился, что во время занятий маг швыряется в него чем попало, так что шар поймал привычно, совсем не глядя.
   – Жжется! – пожаловался он, подбрасывая шар на ладони.
   – Терпи, – пробурчал маг и забормотал заклинание.
   Шар начал увеличиваться в размерах, как увеличивается мыльный пузырь, когда его надувают соломинкой. Цвет шара изменился, стал радужным, ярким, переливающимся.
   – Гляди и слушай! – велел маг.
   Рету уставился в шар – там закрутились нечеткие картинки, то всплывали какие-то черные уголья, то мелькали города и деревушки, то горы начинали расти, как грибы.
   – Мало мира в Невендааре, – начал маг задумчиво, вороша угли в камине своим магическим посохом, словно кочергой.
   – Маловато, – так же задумчиво подтвердил Рету и получил горячим посохом по шее.
   – Убью паршивца! – пригрозил маг. – Молчи и слушай. Мало мира в Невендааре. А тогда вроде как и войны притихли, Империя ни с кем не ссорилась, начал народишко-то потихоньку оживать. Ремесла расцвели, торговля возобновилась. Да и земля родила неплохо, неурожаев почти не было, в общем, истинная благодать. Но не успели все обрадоваться и пожить как следует, пришло пророчество, что недолго земле жировать. Темное Пророчество его назвали. Дескать, появится вскорости падший ангел на пылающем скакуне, и поля станут пожарищами. Проклянет он все кругом, лопнет земная твердь и выпустит полчища и полчища адских тварей из своих недр.
   Рету крепился, крепился, да не удержался:
   – А того, кто это пророчество сказал, быстро убили?
   И голову пригнул, авось маг промахнется.
   Маг, видно, устал посохом махать, лишь погрозил.
   – Не нашлось такого дурака, чтобы вслух пророчество произносить, – хмыкнул он. – На перекрестках, на площадях находили свитки. А свитку что – кинешь его в огонь, полыхнет он и в золу оборотится, а поздно, слова-то уже в души просочились. В общем, так все и получилось, как предсказывалось: снова на Империю полезли из земли Легионы Проклятых, про которых уже и подзабыли за время благоденствия. И начали наши войска позорно отступать, вот что я тебе скажу.
   Маг задумался, потер нос. Со скрипом нагнулся и из-под кресла достал кувшин и бокал. Налил себе винца.
   – Нет, не так я тебе скажу, – решил он подстраховаться. – И начали наши войска доблестно отступать.
   Рету как зачарованный смотрел в шар, где парили кони, падали люди, блестели пики и полыхало багровое пламя за спинами атакующих горгулий и демонов.
   – И встал между Империей и Легионами Проклятых укрепленный город Андросс, – налил вторую порция вина маг. – Имперцы уже было совсем решили оставить его без боя, отходить дальше, в глубь Империи, но тут около Андросса появился Бернар де Каюзак, о котором до этого знать никто не знал. Обычный дворянчик, каких тысячи. Но на свой страх и риск он сколотил отряд и занял город, который стал передней линией обороны. А де Каюзак говорил, что Император пал…
   Маг замолчал.
   – А потом? – поторопил его Рету.
   – А потом Бернар де Каюзак предал людей… И был казнен. А спасение пришло откуда не ждали: Орды Нежити вступили в войну. Одна напасть стала истреблять другую.
   Рету в шаре видел, как это получилось. Зрелище было не из приятных.
   Маг задумчиво потягивал вино. Рету мимоходом отметил, что кувшин из лавки торговца Седрика, значит, маг погасил там свой долг и снова пользуется доверием.
   А когда шар заволокло радужными разводами и Рету подумал, что на сегодня все, маг вдруг снова заговорил:
   – Темное Пророчество, да… Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что родственники предателя никогда не смогут даже близко подойти к императорскому двору. Они навсегда останутся людьми неблагонадежными и опасными. Но Юбер де Лали чихать на это хотел. Он вел себя так, как будто у него в роду сплошь императоры, а не предатели. И каким-то чудом он смог подняться на вершины власти. Он стал любим как Императором, так и двором, вот ведь в чем загадка… А когда Император обезумел от горя после смерти Императрицы, столицей стал править именно Юбер. И ни у кого не возникло вопросов, почему он.