Страница:
– …и они победили лишь потому, что никто из них не помышлял ни о чём, кроме победы, и не любил ничего, кроме желанной свободы. Едва сорвав с себя рабские ошейники, они с голыми руками шли против альвов, у которых были клинки, равных которым никто не может сделать до сих пор, у них была магия, способная обрушить небо на землю, и, если бы не страх смерти, они бы сделали это. Да, мы победили… Наши предки сравняли с землёй их замки и города, вывели под корень их род, покрыли себя неувядаемой славой и ничего не оставили нам, своим потомкам, кроме мелких дрязг и непроглядной скуки. – Найдя благодарного слушателя, Конрад ди Платан расчувствовался, а после второго кубка грога его одолел плач по собственной бесполезно прожитой жизни. – Мы сейчас даже воюем скучно – линейная пехота давит врага, как утюг одуванчики, конники бьют лишь того, кто и так убегает. Я вот сорок лет отдал службе империи, двух императоров пережил, четыре похода в Окраинные земли, подавлял бунты в шести провинциях, а вспомнить-то и нечего. А всё потому, что все великие и славные дела успели переделать до нас. Я бы всё сейчас отдал за то, чтобы альвы, эти проклятые бестии появились вновь, я даже согласился бы нацепить на себя ошейник, чтобы узнать, смогу ли я, как Гиго Доргон, преодолевая боль, сорвать его со своей шеи…
Трелли едва заметно усмехнулся, но тут же спрятал улыбку. Впервые ему попался человек, который мог что-то знать о картине чародея Хатто, и его нельзя было обижать неверием, как ни наивны были те сказки и легенды, которые он считал истинной историей победы людей над альвами. На самом деле и войны-то никакой не было – как рассказывал Тоббо, альвы настолько погрязли в роскоши и самодовольстве, что немногие из них одумались и взялись за оружие, когда большинство их соплеменников уже позволили себя зарезать своим же рабам. А до этого за несколько веков своего господства альвы уверились, что единственное достойное их занятие – повелевать людьми, почти забыв и магию, и ремёсла, и воинское искусство. На самом деле, людям слишком легко далась эта победа, и потомкам Гиго Доргона было выгодно заменить правду красивой сказкой – люди, как и альвы, не могли обойтись без героического прошлого.
– …нет, вам, молодым, этого не понять. Вам кажется, что вся жизнь впереди, что служба империи когда-нибудь принесёт и славу, и почёт, а у меня всё это уже в прошлом, и теперь, оглядываясь назад, я вижу, что не сделал ничего такого, что достойно памяти потомков.
– А скажите, сир, вы что-нибудь знаете о воротах в тот мир, откуда пришли альвы? – задал Трелли прямой вопрос, воспользовавшись тем, что Конрад отвлёкся на очередной глоток из кубка. – И могут ли они снова открыться?
– О, как бы я этого хотел! – немедленно воскликнул его собеседник. – Но, увы, славный Гиго позаботился о том, чтобы альвам навсегда был закрыт путь сюда. Когда Альванго уже лежал в руинах, он обнаружил на площади перед дворцом правителя картину, огромное полотно в два человеческих роста, натянутое между двумя столбами, и на нём был белокаменный город, подпирающий небо шпилями своих дворцов и храмов. Он приказал разрезать его на восемь частей, семь раздал своим военачальникам на память о победе, а восьмым повелел обить свой трон. На нём и сейчас восседает нынешний император…
– А где остальные? – спросил Трелли, стараясь не выдать волнения.
– Остальные? Уж не хочешь ли ты собрать их воедино? И не думай об этом, мой юный друг, мой добрый приятель. Я сам пытался это сделать, но, увы, одной жизни для этого оказалось мало. Два из них пропали бесследно, исчезли ещё лет двести назад – наместник Аббара и эрцог Горландии продали их какому-то проезжему купцу, позарившись на золото. Двумя теперь владеют варвары… Лет двести назад их как боевые знамёна брали с собой в набеги властители Пограничья, лорд Ретмма и барон Эльгора… Теперь один из них может быть у степных кочевников Каппанга, другой – у рыбоедов из Тароса, но это всё в Окраинных землях, и путь туда может проложить только линейная пехота… Нынешний Доргон слишком занят пирами и бабами, и у него нет времени, чтобы обагрить свой меч вражеской кровью. Ещё два хранились в замке Литт – один передавался в роду ди Литтов по наследству, а другой достался им как приданое… Но сейчас замок Литт лежит в руинах, и там едва ли что-то уцелело. Я искал их всю жизнь, и только однажды мне повезло…
– Так он здесь? – Трелли не мог поверить такой удаче.
– Хочешь взглянуть?
– Взглянуть?! Я… Да. Я хотел этого всегда, сколько себя помню. – Это было почти правдой.
– Ну, пойдём… – Конрад поднялся и, слегка пошатываясь, подошёл к пылающему камину. – Вот, в огне не горит, в воде не тонет, и грязь к этой штуке не прилипает. – Он взял каминный щипцы и вытащил прямо из пламени полотно, свёрнутое в рулон. – Смотри.
Там, где только что лежал тряпичный половик, расцвели голубые и жёлтые цветы, пробиваясь сквозь густые заросли изумрудной травы. Казалось, вот-вот подует ветерок, и стебли придут в движение. Трелли даже почудилось, что он ощущает едва заметный медовый запах…
– Ну, как тебе? – спросил Конрад, явно гордясь, тем, что у него есть.
– Сир… – Отобрать, выкупить или выпросить? Если не одно, то другое. Трелли уже знал, что не сможет уйти отсюда с пустыми руками, и, если не удастся договориться с хозяином, то придётся прибегнуть либо к коварству, либо к жестокости, либо к тому и другому одновременно. – Сир, наверное, в старости я буду похож на вас… Сир, может быть я смогу найти остальные части… Продайте мне это чудо, и, может быть, когда-нибудь я соберу остальные.
– Вот, когда соберёшь, тогда и подумаю.
– Но у меня уже есть два. Они в усадьбе – на севере…
– Не смей мне лгать!
– Я… Лгать?! – Это было явным оскорблением, а значит, пора было хвататься за меч, но оружие осталось у Сайка, который продолжает сидеть в своих грязных мокрых обносках на ступенях лестницы.
– Да скорее сюда живой альв явится, чем найдутся остальные куски этого дивного полотна. – Конрад, уже решил, что нанёс своему гостю обиду, которую можно смыть только кровью, и пятился к стене, на которой крест-накрест висели два меча.
– Вы хотите поединка, сир? – спросил Трелли, испытывая странное удовлетворение оттого, что хозяин сам затеял ссору, облегчая ему задачу.
– Да, если вы не против, сир, – в тон ему отозвался Конрад. – Можешь первым выбрать оружие.
Трелли неспешно прошёл мимо него, снял со стены первый попавшийся меч и стряхнул с него ножны прямо на пол. Клинок оказался почти вдвое тяжелей, чем его собственный, но молодой альв почти не сомневаться в том, что без особого труда одолеет стареющего человека. Но до сих пор ему удавалось обходиться без кровопролития, и на этот раз ему что-то мешало решить дело ударом меча.
– Сир, а если бы к вам явился живой альв…
– Не говори глупостей! Альвов больше нет. Я хочу, чтобы они были, но это невозможно. Гиго Доргон постарался на славу. Гиго Доргон не оставил нам надежд на славу и величие. – Конрад принял боевую стойку. В своём бархатном халате и при мече он выглядел довольно комично, но Трелли сдержал усмешку.
Не выпуская меча, альв засучил рукав и провёл клинком по своей бледной коже, сделав надрез чуть ниже локтя. Из ранки выступило несколько капель голубой крови.
– Что? – Конрад опустил оружие и тут же отбросил его в сторону. – Что это? – Он подошёл к Трелли вплотную, схватил его за руку и начал жадно рассматривать кровь альва. Потом взгляд его зацепился за браслет из золотых зай-грифонов. – Неужели? Неужели доживу…
– Отдай мне свой кусок картины, – негромко сказал Трелли. – Отдай, и когда-нибудь ты увидишь альвов, много альвов.
– Ты лжёшь.
– Альвы не лгут.
– Только когда сила на их стороне.
Голубая кровь почти мгновенно свернулась, и серая высохшая корочка тут же отвалилась от свежего рубца. Конрад задумался – с одной стороны, в нём возродилась надежда, что жизнь благородного сословия вновь обретёт смысл, и, вместо сомнительного служения слабому императору, можно будет заняться настоящим делом, с другой стороны – возможность убить последнего альва тоже сулило немалую славу…
– Сир! – в гостиную без спроса влетела давешняя старуха-служанка.
– Что тебе, Марта? – растерянно спросил Конрад, не отрывая глаз от рубца на руке Трелли.
– Там этот… Слуга сбежал, – сообщила Марта. – Я ему, значит, поесть принесла и грогу кружечку, а его и нету.
Меч! Если сбежал Сайк, значит, пропал и меч. Трелли, оттолкнув служанку, вырвался в прихожую, несколькими прыжками преодолел лестницу, ведущую к выходу, распахнул незапертую калитку… Он стоял в домашнем халате и мягких тапочках на мокрой траве, а сверху на него падали плотные жёсткие струи холодного дождя. Он стоял, сжимая в руке тяжёлый меч человеческой ковки, и вглядывался в сгустившиеся сумерки… Но Сайка уже и след простыл. Не было и коня, скучавшего у ворот на привязи.
– Знаешь, что, Тео ди Тайр, или как тебя там… – Оказалось, что Конрад стоит рядом, не обращая внимания на ливень. – Дам я тебе, что ты просишь… Дам. Просто так – дам, и всё! Только если позовёшь меня, когда ворота в страну альвов открывать будешь.
– А ты доживёшь, человек?
– Я уж постараюсь. Мы ещё попьём вашей кровушки голубой. Ещё вернутся времена славные. – Казалось, Конрад чему-то рад, что-то вызвало в нём неподдельный восторг. – А здорово тебя слуга-то твой нагрел. Только альв мог не сообразить, какого прохиндея за собой таскает.
ГЛАВА 5
"Гнев богов не стоит страха. Бояться надо лишь того, чего можно избежать. Если тебе грозило несчастье, но тебе удалось благополучно миновать его, знай – боги здесь ни при чём…"
Надпись на придорожном камне на полпути из Тароса в Сарапан.
– Вы, как хотите, а только от замка лучше подальше держаться, – сказал пожилой землепашец, снимая обмотки с разбитых ног. – Кто может, оттуда бежит, да и тех ловят. Дюжина плетей, день в бараке отлежаться – и снова камни тягать… Вот и весь сказ. Я, считай, четыре раза убегал, и всякий раз вертали. У меня вся спина исполосована – хочешь, покажу? – Он скинул с себя овчинный полушубок и задрал рубаху на спине. Старые заросшие рубцы крест-накрест пересекали свежие, едва затянувшиеся розовой кожицей. – Оставались бы вы лучше у себя, в Окраинных землях – глядишь, и заработали бы чего. Зря вы в Литт сунулись – вот, что я скажу. Тут и вас повязать могут – не посмотрят, что вы циркачи приезжие. Нашему лорду людишек не хватает – замок себе строить. Прежний-то наш господин, Их Милость лорд Робин, ему только развалины оставил. Их, конечно, дело, но хоть бы народ пожалел…
– А мы слышали, что новый лорд – не скупится и забавы любит, – ответила Ута, кутаясь в заячью телогрейку и пуховый платок. Карлик Крук с Айлоном никак не могли разжечь сырой хворост, а со стороны гор дул холодный пронизывающий ветер.
– Я уж показал, на что он не скупится…
Дни сменяли друг друга, и на дорогах встречались только беглецы и преследующие их стражники, а единственное селище, расположенное у выхода из ущелья Торнн-Баг, оказалось полупустым – из жителей больше половины согнали на строительство замка, а некоторые успели скрыться в Окраинных землях, прежде чем на подступах к перевалам, ведущим за пределы Литта, появились заставы и засеки. Стоило спуститься в долину, как навстречу всё чаще стали попадаться конные разъезды, но стражники, казалось, не замечали одинокой повозки – никто даже не заглянул под полог. Их явно интересовали только те, кто двигался прочь от замка… Дважды тройке цирковых лошадей уступали дорогу вереницы людей, идущих друг за другом с деревянными колодками на шеях, связанных одной верёвкой, а среди охранников почти не было уроженцев Литта – колодников стерегли бледнокожие жителей северных провинций. Значит, лорд нанял чужаков для того, чтобы держать в повиновении тех, кто не успел скрыться или просто смог оставить своих жилищ. И с каждым днём становилось всё яснее – даже если войти в Литт с наёмной армией, здесь едва ли найдётся достаточно храбрецов, что бы восстать против лорда Хенрика. Значит, остаётся только последовать советам Франго: если не имеешь друзей – купи союзников… Только в войне между наёмными армиями побеждает та, чей хозяин имеет больше золота, а значит, единственный способ вернуть себе отцовское наследство – добраться для сокровищницы и вывезти казну в Окраинные земли. Но сначала надо было хотя бы узнать, что именно спрятано в сокровищнице ди Литтов.
Костёр, наконец-то начал медленно разгораться, но пока от него было больше удушливого дыма, чем света и тепла.
– А ты сам-то лорда вашего видел? – спросила Ута, протягивая руку к одинокому язычку пламени.
– Как не видеть… Он, считай, первое время каждый день по стройке бродил. Сам подгонял. И плеть у него невидимая, а достаёт кого угодно хоть за сотню локтей. Мне самому разок досталось… Не терпится ему. Спешит чего-то. А вот в последнее время пропал. Говорят, из башни своей не выходит. И ещё, – беглый землепашец перешёл на шёпот, – говорят, что колдун он, и самого императора чародейством своим заморочил, чтобы тот, значит, ему Литт подарил и нас всех в придачу.
– Да разве такое может быть? – почти искренне удивилась Ута. – У императора при Дворе и свои маги есть, они бы распознали такое дело.
– А я так думаю, что они все, злыдни, за одно. А ещё говорят, будто он, лорд наш, упырей из могил выкапывает. Хочет их оживить и из них войско сделать.
Сумерки тем временем сгустились, и сквозь просветы в густых чёрных облаках то и дело мелькал серебристый зрачок полной луны. В упырей Ута не верила, но от таких разговоров при луне и завывании ветра ей стало не по себе. Снаружи её пробирал ночной холод, а изнутри донимал страх, которому нельзя было поддаваться, хотя бы потому, что именно сегодня предстояло узнать, что за наследство оставил ей отец.
Если идти с востока на запад – седьмой вход справа. Потом нужно, проходя мимо двух поперечных штолен, поворачивать поочерёдно, сначала – налево, потом – направо, и так до тех пор… Ущелье Торнн-Баг, древние каменоломни, подземный лабиринт, пробитый людьми, когда они ещё были рабами альвов. И не важно, когда туда идти – днём или ночью… В подземелье нет ни дня, ни ночи… Даже смотреть страшно на этот чёрный провал в отвесной скале, напоминающий пасть окаменевшего чудовища, которое становится тем страшнее, чем сильнее сгущаются сумерки. Но идти всё равно придётся, причём, идти одной – как ни веришь своим спутникам, а тайны древнего рода ди Литтов нельзя доверять каким-то там циркачам.
– Ты чего это всякие страсти рассказываешь на ночь глядя! – запоздало прикрикнул на позднего гостя Айлон, когда костёр наконец-то разгорелся, и от пламени пошло настоящее тепло.
– Что знаю, то и говорю… – несколько испуганно отозвался землепашец. Он рассчитывал в компании циркачей покинуть пределы Литта, и вовсе не хотел ссориться с лысым мужиком, который казался ему здесь главным. – Я как-то в замок дрова приносил на кухню и слышал, как одна кухарка с другой шепталась, дескать, в его, лорда нашего, комнаты два здоровенных гроба затащили, а потом доски от них на растопку пошли.
Ута встала и пошла к повозке, чтобы забрать заранее заготовленную вязанку факелов. Идти в каменоломни нужно было прямо сейчас, ничего никому не объясняя, ни на кого не оглядываясь… А если и дальше слушать эти разговоры про упырей, то ещё труднее будет переступить через страх, который уже вцепился в душу изнутри. А переступить надо… На что годна дочь лорда Робина ди Литта, если не может даже такой малости! Всего-то – пойти и посмотреть.
– Ты куда это? – поинтересовалась "мона Лаира", доставая из погребца пресные лепёшки, которыми расплатились с ними за последнее выступление жители крохотного селища, прижавшегося к речушке, вытекающей из ущелья Торнн-Баг. – Я сейчас еду подогрею. Ужинать будем.
– Помолчи, – решительно, но без излишней горячности пресекла Ута её любопытство. – Когда вернусь, ещё раз подогреешь.
– Смею спросить, – вмешался в разговор Айлон. – Не надо ли помочь, госпожа моя?
– Если к утру не вернусь, – сказала Ута, зажигая от пламени костра первый факел, – уезжайте отсюда. И не останавливайтесь, пока не доберётесь до Ан-Торнна.
– Смею заметить, – тут же отозвался Айлон, – что, если Ан-Торнн уже захватил ваш славный командор Франго, а я в этом нисколько не сомневаюсь, нам без вас там лучше не появляться, госпожа моя. За то, что мы вас не уберегли, он сбросит нас со скалы и правильно сделает.
– Как это правильно?! – немедленно взвился карлик Крук, который, как всегда, подслушивал. – Меня нельзя со скалы! Я лучше к местному лорду шутом устроюсь.
– Ну, тогда здесь оставайтесь, – безжалостно сказала Ута. – Или ищите другой перевал.
– Знаете что, Ваша Милость, – вполголоса обратился к Уте Айлон, – не знаю, что и где вам понадобилось, но, может быть, стоит подождать… Я думаю, Луц скоро вернётся с охоты, а потом проводит вас, куда вам заблагорассудится. Если у вас есть тайны, то он – самый нелюбопытный среди нас.
– Нет, мне никто не нужен. – Ута нащупала под воротником цепочку, на которой держался Купол, сняла с шеи своё сокровище и протянула его Айлону. – Возьми. Сохрани до моего возвращения.
Всё. Тяжёлая вязанка факелов за спиной… Если зажигать один от другого, то до утра должно хватить… Впереди была тёмная бездонная пасть окаменевшего чудовища, а в спину смотрят несколько пар глаз, смотрят с затаённым ужасом и трепетом. Так и должно верным слугам смотреть на свою госпожу… Когда придёт время вернуться, будет ясно, насколько преданы эти слуги… Когда-нибудь, если удастся вернуть себе замок, Айлона можно назначить мажордомом, Крука – придворным шутом, как он мечтает, "мону Лаиру" – первой фрейлиной, если захочет, а из Луца Баяна получился бы неплохой начальник стражи… Но это – не последний случай проверить их преданность, путь, который предстоит пройти, чтобы выполнить последний наказ отца, едва ли будет короток и лёгок…
Подземный коридор оказался теснее, чем казалось снаружи. Страх слегка притих, когда отсветы огня заплясали на грубо отёсанных стенах и тяжёлом, иссечённом трещинами каменном своде. Сразу вспомнилось, как они с Хо покидали замок – тогда тоже было страшно, но совсем по-другому… Тогда она была не одна, и тогда она была совсем ещё ребёнком, а детям неведом настоящий страх… Первая поперечная штольня оказалась рядом, не прошла она и сотни шагов, как справа в стене обнаружился чёрный провал с ломаными краями. Но туда можно было не смотреть – нужно было идти вперёд и надеяться, что путь окажется не слишком долгим, а то, что лежит в сокровищнице, – достойно того, чтобы терпеть этот страх, который почему-то с каждым шагом становится всё сильнее и неотвязнее. Этот страх – здесь у себя дома… Каменоломни ущелья Торнн-Баг издревле пользовались дурной славой, и даже в лучшие времена обозники, везущие товары через перевал из Окраинных земель и обратно, старались засветло преодолеть это место, а в одиночестве здесь мало кто рисковал появляться даже днём…
Ута едва не пропустила вторую поперечную штольню – вход в неё оказался наполовину заваленным обломками обвалившегося свода. Значит, теперь, как только откроется новый проход, надо свернуть налево… Подземелье молчит – слышен только звук собственных шагов и треск факела… Она остановилась, прислушиваясь, не доносится ли откуда-нибудь посторонних звуков, и вдруг до неё донеслось что-то похожее на вздох. Замереть! Слиться со стеной?! Поспешить обратно? Нет! Идти вперёд – страшно, назад – стыдно, недостойно, глупо… Лучше было и не браться за то, что не в силах сделать. Но тогда, наверное, не стоило и спасаться из осаждённого замка… И немыслимо покориться иной судьбе, кроме той, что дарована правом рождения – для этого нужно было бы забыть, кто ты и откуда. Если слышать только шум собственных шагов и смотреть только на искры, летящие из пламени факела, то можно на время и забыть о страхе, гнездящемся в той непроглядной тьме, которая всё время впереди, которая отступает на шаг, стоит только шагнуть ей навстречу.
А вот и долгожданный поворот… Каменный коридор стал ещё уже, и любому, кто шире в плечах, пришлось бы здесь двигаться боком – но, к счастью, недолго – вправо уходит ещё одно ответвление, здесь могла бы и повозка проехать, и свет факела почти не достаёт до противоположной стены, а высокий потолок едва различим – заметны лишь редкие блики на соляных наростах. Странно, но пустое пространство пугает сильнее, чем теснота. Чем дальше стены, тем ближе подбирается тьма, тем больше неведомых опасностей может в ней таиться…
Теперь – налево… Это уже и совсем не похоже на штольню, пробитую когда-то людьми. Сверху, словно сосульки, свисают каменные наросты, а под ногами – лишь узкая тропа, по обе стороны от которой теснятся бесформенные нагромождения булыжников, покрытых разноцветной плесенью. Зато тропа – прямая, как стрела, выложенная мелкой серой плиткой, и кажется, что кто-то даже вытер с неё пыль. Значит, можно и не смотреть под ноги – главное, не пропустить правый поворот, и кто знает, сколько ещё их осталось…
Под ногами что-то звякнуло, и, уже теряя равновесие, Ута успела разглядеть короткий жезл – бронзовый, позеленевший от времени стержень, обвитый золотой сверкающей змеёй…
Мелкие камушки впились в бок, а выпавший из руки факел закатился за чёрный ребристый булыжник, выбросил вверх густой сноп искр и погас.
Теперь даже и думать не стоило о том, чтобы идти вперёд… Теперь даже не осталось надежды вернуться назад… Даже если нет здесь никаких упырей или иных чудовищ, блуждать в кромешной тьме по этому бездонному лабиринту можно целую вечность, всю оставшуюся жизнь, которая едва ли продлиться слишком долго…
И было страшно даже шевельнуться – темнота охватила её чёрным холодным саваном, не оставляя никакой надежды когда-нибудь вырваться из этого каменного плена… "Солнце спряталось за тучу, туча спряталась в камыш. – Глупое детское заклинание было единственным, за что ещё можно было уцепиться. – Милый гномик, самый лучший, ты проснись и нас услышь…" Никогда прежде она так сильно не желала, чтобы "милый гномик" явился к ней… Но одного заклинания мало – надо ещё и верить всем сердцем, всей душой, всеми силами, что гномик не может не явиться. И ещё нужно быть ребёнком… А после того, как по её воле пролилась чья-то кровь, после того, как ей стал принадлежать Купол, она чувствовала себя взрослой. Однажды став взрослым, назад уже не вернёшься, а значит, никакой гномик никогда уже не придёт, как бы сильно этого ни желать… "От жаровни тянет стужей, тянет жаром с ледника. Милый гномик, ты нам нужен, без тебя у нас тоска…"
Вот и всё… Теперь уже точно никто не придёт на помощь, теперь уже точно чужак, явившийся с севера, будет владеть замком Литт, а последняя воля лорда Робина так и не будет исполнена, потому что некому будет её исполнить.
– В прятки или в догонялки? – Гномик, почёсывая кудлатую бороду, сидел на каменной сосульке, растущей вверх. Сегодня он был крохотным и мог бы уместиться на ладони, зато светился особенно ярко – почти как горящий факел, только прохладным серебряным светом.
– В прятки – нечестно, я тебя вижу, а ты меня нет, – отозвалась Ута, пытаясь подняться. Она ещё не верила в свою удачу – гномик мог оказаться и сном, и мороком, который наслали на неё злые духи подземелья…
– Это я тебя не вижу?! – обиделся гномик. – Да я за триста лиг маковое зерно разглядеть могу. Я и сквозь стены вижу.
– А ты можешь мне огонь зажечь? – спросила Ута, доставая факел из вязанки.
– Я сам – как огонь! – гордо заявил гномик, запрыгивая на пропитанный воском кусок пакли, которым был обмотан верх факела. Он громко чихнул, так что многоголосое эхо несколько раз прокатилось по подземелью, и тут же его сияние стало несравненно ярче – стало светло, почти как днём.
– Погуляем? – предложила Ута, но тут же осеклась… Привычка говорить полуправду, без которой невозможно было выжить среди людей, здесь не годилась. Гномику нельзя лгать, гномик может обидеться, и тогда рухнет последняя надежда не только добраться до сокровищницы, но и вообще выбраться из этого бездонного подземелья. – Гномик. Мне папа кое-что подарил.
– Что!? – обрадовано воскликнул гномик.
– Сама не знаю. Пойдём посмотрим. – Она вполне могла бы спросить у него, что спрятано в сокровищнице, и наверняка получила бы правдивый ответ, но решила, что лучше увидеть всё самой. Гномику могло бы и не понравиться то, что завещал ей отец, и тогда он просто исчез бы, чтобы на этот раз уж точно никогда не вернуться.
Теперь Ута не считала повороты, торопясь как можно быстрее добраться до цели. Она лишь мельком взглянула на скелет двухголового чудовища, прикованного к стене золотой цепью; она промчалась мимо каменного стража, закованного в чёрную броню; она даже не сразу заметила, что мраморные колонны, подпирающие свод очередного высокого длинного зала, не просто ловят свет, отражённый от гномика, но и светятся сами.
"…пока не упрёшься в бронзовую дверь…"
Гномик уже исчез, когда впереди показались тяжёлые створки из позеленевшей бронзы, и вспыхнули изумрудные глаза странного крылатого каменного зверя с ушами, похожими на заячьи.