Юрин Денис. Самый сердитый гном

   Оттолкнув в сторону громко воющего, окровавленного противника, Жак не стал тратить времени на добивание Он медленно, уже придя в себя и успокоившись, двинулся в сторону графа. Наконец-то раздались запоздалые женские крики. Две девицы в оперении потеряли сознание, а их более твердые духом подруги наперегонки кинулись к выходу.
   Эрик оказался куда более опытным противником, чем его подчиненные, но и он смог продержаться недолго. Всего один молниеносный глубокий выпад, и острое лезвие, пронзив гортань снизу вверх, вошло в мозг рыжего детины. Резким движением вытащив меч из мертвого врага, Жак развернулся и бросил оружие в спину уже поднявшегося на ноги, но еще не переставшего выть Рудольфа. Острый клинок пронзил тело, как горячий нож кусок масла, и вошел по самую рукоять точно между лопатками.
   Жалкое сопротивление стражей было подавлено, теперь оставалась лишь самая приятная часть работы. Хотя нет, в этот раз Мортас не работал, а убивал ради собственного удовольствия, чувствуя в лишении жизни естественную потребность натерпевшейся унижений души.
   Смерть графа Нуареза была долгой и мучительной: сначала о его спину сломали табурет, затем долго пинали ногами и только потом свернули аристократу шею.
   Сонтиловая мазь обжигала кожу, и от нее слезились глаза. Мортас морщился, но упорно продолжал оттирать руки от липкого грима. Его пальцы остались по-прежнему тонкими, как у менестреля, но потеряли белизну. Уже начали прорисовываться следы шрамов и шероховатые бугорки мозолей: нежные ладони летописца постепенно превращались в грубые руки наемника.
   Мортас считал эльфов недальновидным народом, чересчур горделивым и зацикленным на их древнем происхождении, но отдавал должное искусству эльфийских алхимиков по приготовлению мазей из экстрактов трав и корений. Если бы у него было больше времени и чуть меньше дел, то наемник непременно попытался бы довести грим до совершенства. Чудо эльфийской косметики долго держалось на теле, совершенно не повреждая кожный покров, было стойко к воде и воздействию высоких температур, но трудно оттиралось.
   Мортас опустил зудевшие кисти рук в таз с водой. Вскоре кожу перестало щипать, и юноша был готов отправиться в долгий путь, навсегда покинуть «Гнездо Дракона». Еще одно пристанище было раскрыто, люди, с которыми он несколько лет жил душа в душу, маскируясь под видом безвредного, нищего летописца, превратились в ненужных свидетелей, видевших его истинное лицо.
   Гримироваться в седовласого старика с уродливыми, рублеными шрамами не было времени. Вот-вот могли вернуться стражники, посланные графом за лодкой, или, что еще хуже, нагрянуть полиция. Облачившись с ног до головы в броню из чешуи дракона, Мортас перекинул через руку дорожный плащ, прицепил к поясу абордажную саблю и, окинув напоследок беглым взглядом брошенное прибежище, направился в холл.
   С момента окончания схватки прошло не более десяти минут, но внешний вид зала изменился благодаря усилиям Янека, пытавшегося навести порядок в своих разгромленных владениях. Трупы были аккуратно сложены штабелями у входа, обломки мебели валялись в дальнем углу, а сам господин Брунбаузер ползал с тряпкой по полу, пытаясь оттереть лужи запекшейся крови.
   Старик видел, как к нему подошел Мортас, но даже не поднял головы и продолжал усиленно драить пол. Ему нечего было сказать человеку, обманывавшему его и любимую дочь в течение долгих лет.
   – Янек, послушай, я не буду оправдываться и ничего объяснять! – решил говорить кратко и жестко наемник, понимая, что на доверительную, дружескую беседу не приходилось рассчитывать. – Я уезжаю очень далеко и никогда больше сюда не вернусь. Скоро прибудет стража, скажи им следующее: «Господин Дариан очнулся и повздорил с графом, началась драка. Господа были пьяны и перебили друг друга из-за распутных девиц, которые убежали, как только зазвенели мечи…» Ты меня понял?
   – Люсия и девушки все видели, они…
   – Не волнуйся, я имею опыт в подобных делах, – перебил старика Мортас. – Люсия наверняка подтвердит каждое твое слово, а распутниц сейчас уже не найти. Даже если стража и вычислит их, то девицы толком ничего не расскажут: «Я была пьяна, ничего не видела, ничего не знаю…»
   – Но господин Дариан жив, – возразил Янек, мельком взглянув на стол, где до сих пор мирно спал перебравший дворянин.
   – Да, действительно, извини! – сказал Мортас, быстро подойдя к столу и как ни в чем не бывало сломав о голову спящего табурет. – Придется немного изменить показания. Скажешь, что Дариан убил всех, но тебе удалось незаметно подкрасться сзади и оглушить его табуретом. Может быть, еще получишь награду от родственников графа.
   – Хорошо, теперь уходи! – произнес Янек и вернулся к уборке.
   – Прости меня, старик, я не хотел, чтобы все так… – не сумел договорить до конца Мортас, чувствуя, как слезы подкатываются к глазам. – Возьми это, – наемник бросил на пол увесистый кошелек, – мой прощальный подарок, хватит и на ремонт гостиницы, и на приданое Луизе.
   Янек молча покачал головой и оттолкнул кошелек в сторону, брезгуя принять деньги из рук убийцы.
   – Бери, это чистые деньги, не за убийство! – настоял на своем Мортас и быстро направился к выходу.
   Ему было не впервой терять близких людей и чувствовать себя изгоем среди тех, кого он пытался защитить.

Глава 7
Досадное недоразумение

   Отряд из троих гномов медленно пробирался сквозь заросли высокой и мокрой растительности. Стебли осоки, колючки кустарников и листья невесть еще какой травы больно кололи кожу и были обильно покрыты утренней влагой, которая тут же оказывалась на разгоряченных телах путников. Вначале идти было трудно и крайне неприятно, кожа зудела от многочисленных порезов и укусов мошкары, а при каждом новом падении на тело холодных капель росы по спине прокатывалась волна озноба. Гномы часто останавливались и оглядывались по сторонам, пытаясь найти другой, пускай более долгий, но сухой путь и наконец-то выбраться из мокрой и колючей западни.
   После часа скитаний по диким зарослям терпению Пархавиэля настал конец, и он, чертыхаясь и громко охая, пошел напролом. Его богатырская грудь и широкие плечи врезались в гущу растительности, раскидывали в стороны, сминали, давили стебли и огромные листья, прокладывая не хуже тарана путь для идущих вслед товарищей. Спустя какое-то время тело Зингершульцо привыкло к влаге и перестало реагировать на укусы кровожадных, надоедливых обитателей болотистой местности.
   Группа ускорила темп передвижения, и у гномов появилась надежда вскоре снова выбраться на дорогу, с которой пришлось свернуть, спасаясь от преследования разъяренной толпы людей.
   – Парх, стой, не могу больше! – послышался позади Зингершульцо голос запыхавшегося Скрипуна. – Кажется, ногу о камень порезал, давай чуток отдохнем и дальше двинем!
   – Знать бы еще куда, – проворчал Пархавиэль, отерев пот со лба и щурясь под яркими лучами недавно взошедшего солнца. – По дороге идти опасно, народ здесь какой-то дикий, одно слово «люди», ни с того ни с сего на добропорядочных гномов кидаются, а по лесу заплутаем…
   – Дороги между городами да селеньями строят, – встрял в разговор подоспевший Гифер. – В лесу нам нечего делать. Не думаю, что наше представительство среди чащи находится.
   – Прав Гифер, – поддакнул Зигер, – на дорогу выходить надо, но осторожно, чтобы как в прошлый раз не вышло…
   Разведчики вышли на поверхность еще ночью, когда ярко светила луна, и ее свету вторили огоньки бесчисленных звезд, хаотично разбросанных по черной небесной выси. Легкий ветерок едва качал листву деревьев начинающегося в каких-то двадцати шагах от входа в шахту леса и неприятно холодил голые спины путников. Гномы в нерешительности замерли на месте и молча оглядывались по сторонам, пытаясь привыкнуть к незнакомому наземному ландшафту и унять головокружение, вызванное врывающимся в легкие свежим лесным воздухом.
   Внешний мир был чарующе красив, но страшен для сынов Великого Горна. За каждым кустом, каждым деревом мерещились зловещие тени и слышались странные звуки, напоминающие то грозный рык хищника, то голодное урчание его пустого желудка. Что и говорить, гномы были перепуганы и, даже когда двинулись в путь, держали ладони на рукоятях спасительных топоров, единственных защитников в этом чужом и чутком мире.
   Как и предупреждал Бонер, люди были у пещеры совсем недавно. Повсюду на поляне виднелись следы покинутой лагерной стоянки: пепел затушенных костров, вбитые в землю колья с протянутыми между ними веревками для просушки одежд и снаряжения, остатки продуктов и прочий мелкий хлам. Отряд людей пробыл здесь достаточно долго и ушел совсем недавно, не более двух смен назад, а вот куда – оставалось загадкой.
   Местность была пустынной и заброшенной. Похоже, люди приезжали сюда не чаще трех раз в год, к прибытию очередного каравана, поэтому дороги как таковой не было, только слегка придавленная колесами телег трава. Путники зажгли предусмотрительно захваченные с собой походные фонари и медленно побрели к лесу, внимательно всматриваясь в землю, чтобы не потерять из виду едва заметный след колеи.
   К счастью, мучиться пришлось недолго, за ближайшим поворотом леса начинался настоящий торговый тракт: песчаная дорога, покрытая сверху тонким слоем щебенки и немного напоминавшая гномам тропу подземного маршрута.
   Примерно через полчаса небо начало светлеть, луна потускнела, а звезды исчезли. Дорогу, идущую под уклон, впереди застилала сплошная пелена густого тумана. Отряд остановился.
   «Что делать: идти вперед или подождать, а может быть, сойти с дороги и поискать другой путь? – размышлял Пархавиэль, впервые столкнувшись с непонятным природным явлением. – Что это: ядовитые газы или разновидность пара, такого же безобидного, как если горячий чан облить холодной водой?»
   Ответ подсказала сама природа. Из тумана появилась косуля и тут же, заметив троицу гномов, испуганно бросилась в лес. Никто из разведчиков не видел такого животного ранее, да и вообще ничего не видел, кроме людей и лошадей, но важно было другое: туман не причинил живому существу вреда, значит, можно было смело продвигаться вперед.
   Не сговариваясь, караванщики вытащили из-за широких поясов топоры и продолжили путь. Они шли осторожно, прижавшись плечом к плечу и освещая округу тонкими лучами походных фонарей. Видно было не далее пяти шагов, и гномы были настороже. Кто знает, какая опасность могла таиться в клубах пара?
   Внезапно Пархавиэль остановился и подал товарищам знак замереть на месте. Забавно изогнув короткую шею, Зингершульцо вслушивался в тишину. Зигер с Гифером удивленно переглянулись, сколько они ни напрягали слух, но ничего не было слышно, кроме шелеста листвы и монотонного завывания ветра. Прошло еще несколько секунд, прежде чем лица гномов расплылись в радостных улыбках, а в сердцах появилась надежда на скорое возвращение. Звуки, взволновавшие тонкий слух Пархавиэля, оказались ничем иным, как поскрипыванием колес и мерными ударами конских копыт.
   «Это встречающие, люди одумались и решили вернуться к пещере!» – почти одновременно подумали гномы и, не сговариваясь, стремглав побежали навстречу конвою.
   Возвращающийся из города в ранний утренний час крестьянин чуть не умер со страху, когда впереди послышались громкие, протяжные крики, а в клубящихся над землей облаках тумана заплясали желтые огоньки. Близость старого деревенского кладбища и отсутствие попутчиков только усилили сердцебиение и дрожь в коленях суеверного мужика, наслушавшегося от старых бабок россказней о живых мертвецах – пожирателях человеческой плоти.
   «Чур меня, чур!» – залепетал седой возница, осеняя себя святым знамением и судорожно шаря левой рукой по телеге в поисках куда-то запропастившихся вил. Когда же из тумана вынырнули не полусгнившие трупы, а неуклюжие с виду, толстобокие гномы, боязнь встающих по ночам из могил мертвецов уступила место вполне реальному страху перед лесными разбойниками.
   Полуголые и босые, с длинными, нечесаными бородищами и с фонарями в руках, гномы быстро неслись навстречу телеге, крича что-то на своем каркающем языке и размахивая в воздухе огромными топорами. Крестьянин не мог знать, что, несмотря на грозный вид, намерения у заплутавших разведчиков были самыми мирными. Он быстро развернул телегу в противоположную сторону и изо всех сил принялся хлестать по бокам старенькую лошаденку, надеясь уйти от погони.
   Гномы не стали преследовать мчащуюся от них прочь, трясущуюся по ухабам телегу, они поняли, что ошиблись, и остановились передохнуть. Ни ворчливый Зигер, ни предусмотрительный Пархавиэль не могли тогда предположить, что, казалось бы, смешное дорожное недоразумение чуть ли не будет стоить им жизни и в корне изменит их судьбу.
   Облака тумана вскоре рассеялись, в воздухе запахло свежестью, и на траве появилась роса. Небо становилось с каждой минутой все светлее и светлее, а потом над простирающимся слева от дороги полем начал медленно подниматься ввысь огненно-красный шар солнца. Открыв от изумления рты, гномы стояли посреди дороги и увлеченно наблюдали за еще никогда не виданным ими таинством рождения нового дня.
   Враг подкрался незаметно, как раз в тот момент, когда разведчики были полностью поглощены созерцанием природных явлений и потеряли бдительность. Стрела просвистела над головой Пархавиэля, слегка задела волосы и скрылась в чаще леса. Вторая вскользь царапнула Зигера по плечу и вонзилась в земляную насыпь у обочины. Гномы испуганно повернули головы и увидели, как по направлению к ним мчались семеро всадников в коротких кольчугах: четверо размахивали высоко поднятыми над головами мечами, а остальные пытались на полном скаку стрелять из коротких луков. Стрелы с пронзительным свистом рассекали воздух и летели мимо. К счастью, на гномов напал не кавалерийский разъезд регулярных войск и не шайка наемников, а всего лишь простые деревенские парни, ополченцы, поднятые ни свет ни заря по тревоге перепуганным крестьянином, все-таки догрохотавшим на своей разбитой телеге до ближайшей деревни.
   Пархавиэль с Зигером побросали бесполезные фонари и кинулись к деревьям, скорее инстинктивно почувствовав, нежели сообразив, что всадникам будет гораздо труднее настичь их в чаще леса, чем в открытом поле. В отличие от старших товарищей, чьи босые пятки быстро засверкали по направлению к спасительным деревьям, Гифер выхватил из-за пазухи топор и, решив немного погеройствовать, встал в оборонительную стойку, конечно же, не забыв при этом скорчить зверскую морду и издать грозный боевой клич.
   Вовремя заметивший глупый поступок товарища Зигер разразился самой длинной и изощренной за всю его долгую жизнь бранной тирадой. Ругань как всегда подействовала безотказно, Гифер бросил топор и побежал что есть мочи в сторону леса. Еще долго гномы петляли между деревьев, шустро перепрыгивая через пни и юрко ныряя в овраги, пока им не удалось окончательно оторваться от преследователей.
   – Прежде чем куда-то идти, давайте сядем и спокойно мозгами пораскинем! – остановил Пархавиэль своих товарищей, уже собравшихся вновь погрузиться в густые заросли. – Меня интересует, кто на нас напал и почему? Просто так ничего не бывает. В жизни не поверю, что за нами гнались просто из-за нелюбви к гномам. Должно быть, мы сделали что-то не так, что-то недозволенное в этом мире.
   – Единственным, кого мы встретили, был людь на телеге, – начал рассуждать вслух Зигер, – он явно испугался нашего появления.
   – Человек, – поправил Скрипуна Гифер. – Люди, это когда их много, а когда один, то нужно говорить «человек».
   – Не важно, – пробурчал в ответ Зигер, которому не нравилось, когда его перебивают по незначительным, мелким поводам. – Итак, он был напуган и мог позвать на подмогу.
   – Но почему? – удивился Пархавиэль. – Мы же ему ничего не сделали, пальцем не тронули!
   – А ты сам посуди, – продолжал развивать мысль Зигер – Темно, он на дороге один, вдруг ни с того ни с сего из тумана выскакивают гномы, орут что-то на непонятном языке. Да и видок у нас, честно говоря, весьма бандюжный… – Зигер обвел рукой свою грязную, волосатую грудь и свалявшуюся комками бороду. – Кажется, зерно-делец нас за бандюг принял!
   – Крестьянин, – снова поправил Скрипуна Гифер. – Тех людей, что зерно и прочую пищу выращивают, крестьянами называют.
   – Не важно, – вновь отмахнулся Скрипун и продолжил: – Принял нас за бандюг, да и дернул что есть мочи к своим, а те на лошадей повскакали и за нами кинулись.
   – Ты прав, все сходится, – кивнул Пархавиэль. – Те налошадники не солдатами были: слишком кольчуги плохие, все проржавели, да и стреляют не ахти.
   – Всадники, – не выдержал и на этот раз Гифер.
   Пархавиэль с Зигером многозначительно переглянулись и одновременно перевели недоуменные взгляды на слишком хорошо разбирающегося в людских словах и понятиях новичка. Гифер смущенно опустил голову, он не мог выдержать суровых взглядов гномов, которые уже догадались о его темном прошлом.
   – Гифер, откуда такие познания? – прищурив глаза, процедил сквозь сжатые зубы Пархавиэль. – Мне кажется, что ты слишком много знаешь о людях для обычного караванщика. Может быть, ты еще и на их языке говорить умеешь?!
   – Могу немного, – едва слышно прошептал Гифер, так и не поднимая глаз, – но только плохо и не все понимаю, когда говорят быстро…
   Даже недавнее нападение на дороге так сильно не удивило ветеранов караванного дела, как неожиданное признание солдата. Гномы с северных маршрутов не только не общались с людьми, но и никак не могли видеть их. Подземные туннели в той части гномьих владений были неглубокими, и по договоренности с людьми товары складировались отрядом в условленном месте внутри пещеры. Охрану же товаров и их выдачу осуществляли не караванщики, а специальное подразделение торговой службы. Знание гномом языка людей означало только одно – он был преступником, связанным с контрабандистами и прочим воровским сбродом с поверхности.
   – Так откуда знаешь язык, отвечай! – прикрикнул Пархавиэль, по привычке сжимая рукоять топора и пронзая сидевшего на траве Гифера гневным взглядом.
   – До поступления в Гильдию иногда торговал с людьми, – совершенно спокойно признался Гифер. – Да ты не волнуйся так, Парх, в Гильдии об этом знают.
   – Не волнуйся, не волнуйся?! – уже не кричал, а рычал раскрасневшийся как перегретый паровой котел Зингершульцо – У меня контрабандист в группе, а я «не волнуйся»?!
   – Успокойся, Парх, – вступился за новичка Зигер, на всякий случай загородив его собой от взбешенного хауптмейстера, – выслушай парня до конца!
   – Хорошо, пускай говорит!
   – Ну а что говорить-то, – удивленно развел руками Гифер, – дело-то обычное. Все на севере чуток приторговывают: кто металл, кто самодельное оружие наверх тащит. Это здесь, вблизи столицы, дисциплина у пограничников строгая да власти инструкции Совета блюдут, а у нас на севере все уже давно на торговые делишки сквозь пальцы смотрят. Главное, чтобы стратегические материалы, которые в Инструкции перечислены, не растаскивались: кунгут, тионид, накорций; ну и механизмы, конечно, всякие, для горного дела предназначенные, типа бурильных машин, высокотемпературных котлов и прочих громоздких вещей.
   – О том, что в северных шахтах бардак творится да одно ворье обитает, давно говорят, – прервал откровения Гифера уже успокоившийся и отдышавшийся Пархавиэль – Ты лучше расскажи нам, старикам несведущим, как в Гильдию умудрился попасть, неужели местное отделение на твои делишки глаза закрыло?
   – И не только на мои, – рассмеялся Гифер, поражаясь наивности ветеранов в житейских вопросах. – Это у вас на южных маршрутах каждый поход как война, половина отряда назад не возвращается.
   – Нам за это, сопляк, деньги платят, работа у нас такая опасная! – подбоченясь и гордо задрав подбородок, заявил Зигер.
   – А я и не спорю, да только на севере опасностей нет, все спокойно, а денег караванщики чуть меньше, чем здесь, получают. Что из этого следует?
   – Что?! – хором переспросили удивленные ветераны.
   – А то, что много громеров заплатить нужно, чтобы в Гильдию попасть. Я вот около пятисот главному вербовщику дал и по две сотни каждому из его помощников.
   – И часто такое происходит? – поморщился Пархавиэль, которому была крайне неприятна мысль о продажности чиновников и о торговле местами в Гильдии.
   – Постоянно, – невозмутимо ответил Гифер. – Всем же выгодно: и покупателям, и продавцам. Только когда на маршруты смертников разнарядки приходят, вот тогда настоящая суета и начинается. Я трижды от перевода откупался, да в этот раз не повезло, приболел, а когда в отряд вернулся, меня уже к вам отписали.
   – Нет, парень, тебе не то что «не повезло», ты по-настоящему влип! – с трудом выговорил Пархавиэль, держась за бока и конвульсивно содрогаясь от приступа истерического хохота.
   Вслед за хауптмейстером смехом заразился и Зигер, он упал на землю, переваливаясь по сырой траве с боку на бок, дрыгал ногами в воздухе и издавал гортанные звуки, похожие на нечто среднее между поросячьим повизгиванием и жалобным поскуливанием. Караванщики смеялись долго, избавляясь таким образом от нервного напряжения, накопившегося за двадцать последних смен. Даже лицо испугавшегося вначале за здоровье товарищей Гифера расплылось в веселой улыбке. Он посмотрел на случившееся с ним со стороны и внезапно понял, что как бы он ни хитрил в жизни, пытаясь выгадать себе место получше и избежать опасностей, а судьбе все равно удалось его обхитрить. Она терпеливо подождала подходящего момента и нанесла сокрушительный удар по его спокойной, размеренной жизни.
   – Да, Гифер, повезло же тебе, – примирительно произнес вытирающий слезы с раскрасневшегося от смеха лица Зингершульцо, – а мы еще как последние дураки за твою удачу пили!
   – Ладно, Парх, шуточек на сегодня хватит, – перебил хауптмейстера вновь превратившийся в недовольного жизнью Скрипуна Зигер, – что делать-то дальше будем?
   – С ним?! – Пархавиэль ткнул указательным пальцем в грудь Гифера. – Да ничего! Во время похода Гифер Мюссельхеймер зарекомендовал себя с положительной стороны, а о его прежних делишках мы ничего не знаем, правда ведь?! – Зингершульцо вопросительно уставился на Скрипуна и отвел взгляд лишь после того, как Зигер, поморщившись, утвердительно кивнул. – В сложившейся ситуации нам знание людского языка только на руку, – важно продолжил Пархавиэль, почесывая брюхо, натертое во время скитаний по зарослям широким поясом. – Найдем сначала поселение этих самых… крестьян, объясним, что ошибка вышла, да и про город расспросим.
   – Дельно, – кратко ответил Зигер, подбирая топор и готовясь в путь.
   – Эй, послушайте, – неожиданно выкрикнул Гифер, – я ведь с людьми давно не общался, позабыл слова уже все!
   – Вспомнишь, если домой вернуться хочешь, – невозмутимо ответил Пархавиэль, отдавая группе приказ продолжить движение.
   Видимо, Боги Великого Горна услышали молитвы забредших во «внешний» мир сынов, а может быть, проказнице-судьбе просто наскучило посылать на головы стойких к ее проделкам гномов все новые и новые испытания. Как бы там ни было, а отряд выбрался из зарослей достаточно быстро и оказался в лесу.
   Деревья вокруг были высокими, с раскидистыми зелеными кронами, полностью заслонившими небо, однако росли не вплотную друг к другу, а на расстоянии пяти-семи шагов, поэтому в чаще было достаточно светло. Где-то недалеко впереди уже виднелся просвет, там заканчивался лес и начиналась равнина.
   Гномы шли быстро, не прячась и не оглядываясь по сторонам. Всего за полсмены, проведенные на поверхности, караванщики поняли, что опасности подстерегают их не столько в дремучей глуши, сколько на открытых пространствах, среди поселений людей и прочих, неизвестных им народов.
   Конечно же, предположение гнома было ошибочным, хищники водились и в лесу, но по сравнению с грозными обитателями пещер они показались разведчикам при первой встрече безобидными домашними зверушками.
   Не успели гномы пройти и ста шагов, как слева задрожали кусты ракитника и послышался протяжный вой. Вскоре завывание повторилось, а из куста, шагах в пяти впереди отряда, выскочила дикая собака. Грозно щерясь, рыча и клацая большими белыми зубами, животное стояло на широко расставленных полусогнутых лапах и явно готовилось к прыжку, но не решалось напасть на добычу в одиночку. Хищник, загородивший группе дорогу, рычал и угрожающе щелкал зубами при каждой попытке гномов сделать хотя бы шаг.
   – Гифер, хватит баловаться, не раздражай пса! – пригрозил пальцем Пархавиэль разыгравшемуся гному.
   Гифер делал шаг вперед и тут же быстро отскакивал назад, как маленький ребенок, получая удовольствие от того, как склабился пес и дыбилась на загривке его взъерошенная шерсть.
   – Что делать-то будем? – спросил Зигер у командира. – Собака-то, видимо, совсем дикая, ни людей, ни гномов в жизни не видела. Смотри, как щерится! Вся от страха дрожит, а зубы скалит, бедная!