Не находя разумного объяснения случившемуся, предлагаю создать для расследования специальную комиссию из сотрудников ЧК с привлечением в нее ученых специалистов из числа преданных Советской власти.
   Командир Красногвардейского отряда Павел Ильич Кирсанов, член Партии Большевиков с восемнадцатого года».
 
   «Что за чушь?» – подумал Николай. Неужели Сигизмундов думает, что он поведется на этот бред? Похоже, что автор донесения или хлебнул лишнего, или нанюхался модного в то время кокаина, упустил арестованных, а когда протрезвел – испугался и принялся строчить оправдательные бумаги.
   Однако на этом раздел еще не кончался.
 
   «4 февраля 1919 г.
   Начальнику уездной Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем товарищу Гельфанду от следователя указанной ЧК с особыми полномочиями Захара Прохоровича Барсукова.
   Рапорт.
   Расследуя дело о бегстве из-под стражи сорока четырех врагов Советской власти, из которых девятнадцать – арестованные белогвардейцы, четырнадцать – представители местной буржуазии и лавочники-спекулянты, а остальные одиннадцать из поповского сословия, я выяснил следующее. Ничего таинственного в случившемся я не усмотрел. По моему убеждению, побег произошел посредством подкупа караульных и самого начальника охраны Кирсанова. Какой-то запах действительно имел место в камере, но при такой скученности заключенных я не усмотрел в том ничего странного. Зато, проверив происхождение самого Кирсанова, обнаружил, что оно совсем не пролетарское. Отец его до революции владел скобяной торговлей в Тамбовской губернии, а сам он был студентом Московского университета, и неизвестно еще, как ему удалось проникнуть в ряды нашей Партии. Пользуясь данными мне особыми полномочиями, я приказал Кирсанова и всю допустившую побег караульную смену расстрелять, а расследование прекратить. Поиск сбежавших поручен специальному отряду под командованием члена Партии, бывшего балтийского матроса Толстоногова.
   Следователь уездной ЧК с особыми полномочиями Захар Прохорович Барсуков».
 
   «Быстро у них дела решались!» – подумал Николай и, заперев кабинет, отправился в столовую.

Глава 7
Секретные материалы (продолжение)

   Третий раздел, к изучению которого Николай приступил после обеда, относился к тридцатым годам двадцатого века и полностью состоял из донесений сотрудников НКВД и стенограмм совещаний этого же ведомства. Лесовой открыл первую стенограмму, датированную июнем тридцать седьмого года, и начал читать.
 
   «Товарищи! Сейчас перед вами выступит старший майор государственной безопасности Яков Моисеевич Верный. Он доложит об участившихся случаях исчезновения людей, разоблаченных как враги народа. Пожалуйста, товарищ Верный!
   – Здравствуйте, товарищи чекисты! (Аплодисменты.) Должен довести до вашего сведения, что только за три последних месяца произошло семь случаев, о которых говорил только что председатель парткома управления товарищ Михайлов. Происходят странные события, товарищи! Наши сотрудники приезжают ночью, чтобы арестовать разоблаченного врага народа, и что вы думаете? В доме переполох, никто не спит, а самого врага народа, как говорят члены его семьи, только что увезли приехавшие на машине неизвестные люди, предъявившие документы сотрудников НКВД и постановление на арест!
   В шести случаях из семи удалось обнаружить следы машины, но саму ее, как и фальшивых сотрудников, увидеть ни разу не получилось. И только один раз, приехали арестовывать главного инженера металлургического завода Кольчугина, который оказался саботажником и агентом финской разведки, так наши сотрудники успели выбежать на улицу и увидели, как за угол свернул черный легковой автомобиль марки «Паккард». За ним погнались, но не догнали.
   Вот тут у меня рапорта сотрудников – лейтенанта государственной безопасности Морозова и сержантов государственной безопасности Прибытько и Рагимова. Все они утверждают, что почти уже догнали автомобиль неизвестных лиц, выдававших себя за сотрудников НКВД, когда машина на улице Свердлова бесследно растаяла в воздухе. На месте, где они потеряли преследуемую машину, стоял сильный запах озона с какой-то непонятной примесью. Будто кто-то ставил там электрические опыты. Кстати, похожий запах отмечали и в других случаях.
   Последующая проверка всех троих: лейтенанта и обоих сержантов, показала, что все они были трезвы и не находились в тот момент под воздействием каких-либо препаратов, способных вызвать галлюцинации. На допустивших упущения по службе сотрудников наложены строгие взыскания.
   Но мы с вами коммунисты, товарищи, и не можем уподобляться отдельным несознательным гражданам, распускающим в городе контрреволюционные слухи. (Бурные аплодисменты.) Кстати, двое из этих несознательных граждан арестованы и находятся сейчас в следственном изоляторе управления. Они болтали на всех углах, что людей, за которыми приходят сотрудники госбезопасности, выкрадывают черти, оставляя после себя запах серы. Хотя запах, оставленный похитителями, меньше всего похож на запах серы.
   Товарищи, Коммунистическая партия большевиков и товарищ Сталин учат нас подходить ко всем непонятным явлениям с точки зрения марксистско-ленинской науки и, отвергая антинаучные бредни, искать в каждом из этих событий рациональное зерно. Если нужно, мы, большевики, самого черта возьмем за хвост! (Бурные аплодисменты, переходящие в овацию.) Но оставим шутки, товарищи. Есть мнение, что в области существует тщательно законспирированное антисоветское подполье, которое пытается увести своих членов от карающего меча органов защиты социалистической революции. Но это у них не пройдет! Наша задача – найти и обезвредить вражье гнездо и железной революционной метлой…»
 
   На этом стенограмма обрывалась. Наверное, дальше старший майор Верный погнал такую пургу, что Сигизмундов посчитал ненужным включать ее в предложенные для ознакомления материалы. Зато потом в этом разделе шли совсем уже фантастические донесения агентов НКВД, собранные во всех концах СССР, от Киева до Владивостока. Их было много, и сценарий был примерно тот же, что и в докладе старшего майора. Неизвестные люди с документами сотрудников ГУГБ похищали врагов народа из арестных списков и бесследно исчезали, оставляя после себя в девяти случаях из десяти запах озона.
   Чем дальше Николай читал, тем большее сомнение в здравомыслии авторов приведенных исторических документов одолевало его. Он уже заканчивал знакомство с разделом, когда вернулся полковник Сигизмундов.
   – Движутся дела? – спросил он с порога.
   – Движутся, – хмуро ответил Лесовой и показал на экран компьютера с донесением уполномоченного ГУГБ по Балахнинскому району Горьковской области, в котором тот докладывал о таинственном исчезновении начальника железнодорожной станции Газимагомедова, разоблаченного пособника антисоветской националистической организации. По содержанию донесения можно было безошибочно сказать, что писал его человек, трясущийся от страха, и уже по одному этому признаку доверять его объективности было нельзя.
   – И как тебе? – спросил с улыбкой полковник.
   – Знаешь, – заметив улыбку, Николай рассвирепел, но не подал вида, – я не могу понять, за кого вы меня принимаете? Я три с лишним года занимался поиском пропавших без вести и всякого навидался. Но зачем ты подсунул мне эти бредни свихнувшихся от чужой крови энкавэдэшников?
   Лицо полковника стало серьезным. Он взял стул и сел напротив Николая.
   – А теперь послушай меня, майор. Каждое слово из того, что ты называешь бреднями, задокументировано, десять раз проверено и подтверждено свидетельскими показаниями. Ты на чем остановился?
   – Второй раздел. Тридцатые годы, – ответил Николай, не понимая, куда клонит полковник.
   – И только-то? – усмехнулся Сигизмундов. – Это еще семечки! Дойдешь до военных лет, там такое пойдет – волосы дыбом станут!
   – Вот я и говорю… – попытался вставить Николай, но полковник стукнул кулаком по столу и резко перебил его:
   – Может быть, ты считаешь, что с тобой здесь шутки шутят? Напрасно! Если ты не веришь, что наш отдел занимается серьезными делами, то лучше уж тебе сразу вернуться в милицию. Ты был там на хорошем счету, и тебя с радостью возьмут обратно. Но все-таки я советую тебе хорошенько подумать. Я знаю, что ты не веришь в то, что называют сверхъестественным, но мир гораздо сложнее, чем нам кажется. А пока даже не советую, приказываю – читай дальше! Поговорим, когда закончишь.
   Полковник неожиданно весело подмигнул Николаю и сказал совсем другим тоном:
   – Мы здесь все немножко чокнутые! Поработаешь с нами, сам таким станешь! Но зато у нас интересно!
   Сигизмундов снова ушел, а Николай вывел на экран компьютера текст следующего раздела и снова углубился в чтение.
 
   «Народному Комиссару внутренних дел, Генеральному Комиссару государственной безопасности тов. Берия Л.П. от помощника Наркома, старшего майора государственной безопасности Кривулина С.П.
   Совершенно секретно. 21 августа 1941 г.
 
   Довожу до Вашего сведения, что назначенная по Вашему указанию встреча Вашего личного агента Р. с членом германского правительства N. состоялась 19 августа сего года. На поставленный вопрос о судьбе отдельного парашютно-десантного батальона особого назначения, десантировавшегося в районе Домброва Бялостоцка и попавшего в окружение, N. пояснил, что в числе советских воинских частей, взятых в плен германскими войсками, указанный батальон не значится. Высадка парашютистов, бой и окружение в указанном районе советской воинской части действительно имели место. Но когда германские войска замкнули кольцо, парашютисты неожиданно прекратили сопротивление. При последующем осмотре их позиций не было обнаружено ни одного живого советского военнослужащего. Убитых насчитали шестьдесят четыре человека. Таким образом, бесследно исчезли двести двадцать семь советских солдат и офицеров. По категорическому утверждению N., указанные военнослужащие в списках военнопленных не значатся. В рапорте командира полка СС, проводившего указанную операцию, отмечен сильный запах озона с какой-то непонятной примесью, долго стоявший над полем боя. Больше никакими сведениями о судьбе специального парашютно-десантного батальона N., по его словам, не располагает.
   Также были обсуждены вопросы…»
 
   Дальше шло такое, от чего у Николая волосы поднялись дыбом. За последние годы открылось немало тайн Второй мировой, но о таком плотном сотрудничестве разведок, а значит, и руководителей воюющих друг с другом государств Николаю слышать не приходилось. Заканчивался документ припиской, очевидно, составленной самим наркомом:
 
   «Кривулину. Ориентировать весь аппарат личных агентов в Германии и союзных ей государствах на разыскание любых следов военнослужащих специального парашютно-десантного батальона, особенно его командира – Зверева Ивана Кирилловича. (Последние слова подчеркнуты.) Пропавший батальон провести по документам как погибший в неравном бою с немецко-фашистскими войсками. Обеспечить полную секретность полученной от агента Р. информации, в том числе недопущение ее распространения в аппарате ГУГБ НКВД СССР. За соблюдение тайны отвечаете лично».
 
   Лесовой покачал головой. Он представил, что значили в то время и в тех кругах два коротких слова – «отвечаете лично», и ему стало слегка не по себе…
   После этого документа пошли перечисления достоверно установленных случаев бесследного исчезновения воинских подразделений и целых частей. Не только советских, но и немецких, японских, а также союзнических. Даже если отбросить сомнительные случаи, с тысяча девятьсот тридцать девятого по тысяча девятьсот сорок пятый год при таинственных обстоятельствах пропали не меньше трехсот тысяч военнослужащих. Но на фоне десятков миллионов погибших эти потери остались незамеченными. И тем более немногие обратили внимание на запах озона, неотрывно сопровождавший эти странные исчезновения. Одним из этих немногих был нарком внутренних дел Лаврентия Павлович Берия. Но после войны ему пришлось возглавить атомный проект и в круговерти дел стало не до пропавших без вести. А когда в пятьдесят третьем году он снова ненадолго занял пост министра внутренних дел, борьба за власть в советских верхах дошла до такой точки накала, что все второстепенные дела отошли на задний план.

Глава 8
Из разряда чудес…

   Сигизмундов вернулся ровно в восемнадцать ноль-ноль.
   – Ну что, до какого года добрался? – спросил он Лесового.
   – Сорок пятый. Маньчжурия, – кивнул Николай на монитор.
   – На жесткий диск переписал?
   – Так точно!
   – Вопросы есть?
   – Сколько угодно, – ответил Николай. – Но, думаю, вечер вопросов и ответов лучше устроить, когда я дочитаю все до конца. Может быть, кое-что само прояснится.
   – Не надейся! – усмехнулся полковник. – Ладно, давай сюда флэшку и заканчивай на сегодня, пора отдыхать.
   – Я могу еще поработать, – возразил Николай. – Дел на сегодня у меня никаких не запланировано, так что…
   – Нет! – жестко ответил Сигизмундов. – Успеешь еще наработаться. Я сказал – на сегодня все!
   Этой ночью Николаю снились странные сны, в которых шеренги людей в серых шинелях, выставив перед собой винтовки с примкнутыми трехгранными штыками, под раскаты грома и сверкание молний одна за другой исчезали в сплошной пелене дождя.
   На следующий день он снова сидел у экрана компьютера, перемалывая все новые и новые данные. После войны количество пропавших без вести значительно уменьшилось, но число исчезнувших при таинственных обстоятельствах осталось прежним. Пропадали самые разные люди и в самых разных местах. Например, в феврале пятьдесят пятого года на Колыме почти одновременно, с разницей в несколько дней, исчезли вместе с охраной все заключенные трех отдаленных лагпунктов, входивших в систему треста «Дальстрой», оставив после себя запах, совпадающий с описанным в прежних случаях. Отличие было в том, что, начиная с пропавших в сорок первом воинов парашютно-десантного батальона, никто не оставлял после себя металлических предметов. Ни пуговиц, ни оружия – ничего. Следов они тоже не оставляли. Так было и на этот раз. Накануне происшествия на Колыме прошел снег, но бойцы конвоя, доставившего в лагпункт на ключе «Серебристый» очередную партию заключенных, не увидели на нем никаких следов, кроме тех, что оставили сами. То же повторилось и в двух других случаях.
   Поднятые по тревоге подразделения конвойных войск прочесали прилегающую местность на большом расстоянии, но ни один из пропавших заключенных, как и охранников, так никогда и не был обнаружен. Не дали результатов и предпринятые оперативные мероприятия. По указанию начальника «Дальстроя» Митракова, сведения обо всех трех чрезвычайных происшествиях были засекречены, с участвующих в поисках военнослужащих взяты подписки о неразглашении, а сами пропавшие сактированы как погибшие в результате самых разных несчастных случаев в разных концах огромной территории «Дальстроя».
   Начиная с шестьдесят третьего года случаи массовых исчезновений почти прекратились. Последним из них была бесследная пропажа населения чукотского стойбища в трехстах километрах от поселка Мыс Шмидта. Зато увеличилось число единичных исчезновений, и общий баланс остался почти неизменным. То есть каждый год страна недосчитывалась от пяти до десяти тысяч своих граждан, пропавших при недоступных для понимания обстоятельствах. В некоторых случаях очевидцы отмечали на месте происшествия запах озона, смешанный с другим, непонятным запахом. Кое-кто из свидетелей утверждал, что он напоминает запах свежескошенной травы. Вот только откуда могла взяться свежескошенная трава в феврале, в лагерном бараке, построенном на берегу скованного пятидесятиградусным морозом колымского ручья?
   География исчезновений имела свои особенности. Разбросанные по всей территории России, они группировались в нескольких местах. В Москве, Санкт-Петербурге (тогда Ленинграде) и других крупных городах концентрировались пропажи, в основном не имевшие таинственной подоплеки. А те, которые нельзя было объяснить с точки зрения материализма, наложенные на карту, образовали несколько обширных пятен, самое большое из которых накрывало золотодобывающие районы Магаданской области, захватывая северо-восточную часть Якутии. Второе, поменьше, располагалось на Северном Урале и включало немалую территорию, прилегающую к нему с европейской стороны. Остальные были бессистемно разбросаны по территории России, в основном в ее малонаселенных районах.
   Когда щелкнул замок входной двери и в кабинет вошли Сигизмундов и доктор Кварацхелия, Николай сидел, прихлебывая кофе из большой кружки, и переваривал полученную информацию. При виде начальства он поставил кружку на стол и вскочил с места.
   – Здравствуйте, Николай Васильевич! Сидите! – начальник отдела взял стул и присел рядом. – Кажется, вы уже ознакомились с материалами?
   – Так точно, Георгий Шалвович, – ответил Николай, вспомнив, что доктор не любит, когда его называют генералом.
   – И как впечатление? – ободряюще улыбнулся доктор, снова став похожим на оскалившегося вампира. Но Лесовой уже стал привыкать к необычной внешности начальника.
   – Честно? – спросил он.
   – Разумеется! – ответил тот.
   – Сначала я принял все это за примитивный розыгрыш. Но потом товарищ полковник, – Николай бросил ехидный взгляд на Сигизмундова, – поправил меня, и я понял, что такое серьезное ведомство не будет заниматься ерундой. Да и приведенные документы изменили мое мнение. Но все равно, должен признаться, я мало что понял. Может быть, после соответствующих объяснений…
   – Для этого я и пришел, – сказал доктор. – Александр Петрович поможет мне в этом деле.
   Сигизмундов кивнул.
   – Кстати, я ценю чувство юмора в своих сотрудниках, – ровным голосом сказал Георгий Шалвович. – Но в данном случае прошу вас отнестись к делу со всей серьезностью.
   – Так я ведь и не собирался… – начал Николай смущенно, но доктор жестом остановил его:
   – Объяснять будете потом. Сейчас задавайте свои вопросы! – он оперся локтями о стол и приготовился слушать.
   – Во-первых, – начал Николай после недолгого раздумья, – кто и с какой целью собирал всю эту информацию?
   – В органах, начиная с ЧК и кончая ФСБ, всегда существовало подразделение, которое занималось систематизацией и расследованием аномальных явлений. Несколько раз его разгоняли, но всегда потом восстанавливали, потому что необъяснимое начинало копиться и перехлестывать через край, как опара из квашни. А это вызывало ненужные толки, публикации в газетах, брожение умов. Кто-то должен был заниматься всем этим на профессиональном уровне, вот чекисты и взяли задачу на себя.
   В числе других необъяснимых с точки зрения современной науки явлений чекисты интересовались и таинственным исчезновением людей. Однако им не удалось даже приблизиться к раскрытию тайны, и все это время они ограничивались лишь регистрацией необъясненных явлений. А после девяносто третьего года подразделение хоть и восстановили, но сильно урезали штаты и бюджет. Так что последние годы даже не все случаи попадают в статистику ФСБ. Новое начальство сочло деятельность подразделения мракобесием, и его удалось сохранить только усилиями старых специалистов, которые понимали, что к чему.
   – А теперь эстафету перехватило ваше министерство? – спросил Николай.
   – Наше, майор, наше! – поправил его Сигизмундов.
   – Виноват! – ответил Лесовой. – Не привык еще… Наше, конечно!
   – Привыкайте! – в присутствии начальника полковник обращался к подчиненному со всей официальностью.
   Доктор подождал, когда они закончат, и продолжил:
   – На сегодняшний день наш министр – единственный член правительства, который понимает всю серьезность сложившейся ситуации. Ее в прямом смысле можно назвать чрезвычайной, и кому, как не нам, ее разруливать? Конечно, у Сергея Марковича, как и у любого человека, есть свои недостатки, но за полтора десятка лет, что он руководит столь специфичным ведомством, ему пришлось насмотреться такого, от чего у многих не выдержала бы психика. Обладая такой обширной информацией, поневоле начнешь со всей серьезностью рассматривать явления, относящиеся с общепринятой точки зрения к разряду чудес. А Сергей Маркович, повторяю, сегодня даже не один из самых – самый информированный в стране человек. Даже более информированный, чем глава государства, который постоянно занят более важными делами. Вы удовлетворены ответом?
   – Вполне! – ответил Николай.
   – Тогда давайте следующий вопрос.
   – Хорошо. Значит, чекисты не смогли раскрыть ни причин, ни обстоятельств исчезновений. Во всяком случае, в материалах я не нашел никаких данных, что это за запах преследовал всех свидетелей. И почему сначала на местах оставались металлические предметы, а потом стали исчезать вместе с людьми? Может быть, вашему… то есть нашему, отделу удалось получить ответы?
   – Пока нет, – огорченно ответил доктор. – Ведь отдел занимается не только пропавшими без вести. Собственно говоря, расследовать эти дела министр поручил нам сравнительно недавно, поэтому каких-либо значительных успехов ожидать рановато. Что мы успели сделать – это проанализировать документы и вычленить из общей массы наиболее типичные случаи. С ними вы только что познакомились. А настоящий розыск пропавших практически еще и не начинался. Кстати, до вас им занимался хорошо знакомый вам человек. Правда, совсем недолго.
   – Кто? – быстро спросил Лесовой. Похожее на маску лицо доктора оставалось непроницаемым, но Николай почему-то понял, что сейчас услышит нечто важное.
   – Дмитрий Олегович Стрешнев, – ответил Кварацхелия, глядя ему в глаза.
   Николаю с трудом удалось сохранить внешнее спокойствие. Дима Стрешнев был командиром той самой разведывательно-диверсионной группы, в состав которой он входил. Которая в рейде по горам уничтожила перевозивших героин боевиков и утаила найденные при них деньги…
   – Вы сказали, что майор Стрешнев недолго занимался розыском, – произнес он приглушенно. – С ним что-то случилось?
   Доктор отвел глаза и так же тихо ответил:
   – Месяц назад подполковник Стрешнев пропал без вести…

Глава 9
Из пятерых осталось двое

   Доктор распрощался и ушел, а полковник с Лесовым остались.
   – Стрешнев вас не сдавал, – сказал Сигизмундов, наливая кофе себе и Николаю. – Ни он, ни остальные твои друзья ни разу не обмолвились, что произошло в том ущелье. Знаешь, я отношусь к тому, что вы сделали, совершенно спокойно. Уверен, сдай вы деньги вместе с наркотиками, они попали бы куда угодно, только не в казну. Скорее всего контрразведчики с большими звездами на погонах списали бы их как израсходованные на оперативные нужды, а сами благополучно растащили их по своим карманам. Даже если предположить невозможное и валюта попала бы в казну, оттуда ее с вероятностью в девяносто девять процентов все равно бы украли. Я говорю не от балды. В верхних этажах власти царят такие нравы, будто они оккупированы клептоманами. А так те доллары пошли на благое дело. Если бы не они, квартиры от родного Министерства обороны ты ждал бы до сих пор. Можешь в этом не сомневаться. Так что считай, что квартира – твой законный трофей.
   Полковник помолчал немного и добавил:
   – Честно говоря, не знаю, как бы я поступил на вашем месте. Скорее всего, так же.
   – Если это не Дима, откуда ты узнал об этой истории? – недоверчиво спросил Николай.
   – Когда началось служебное расследование по факту исчезновения подполковника Стрешнева, – отхлебнув кофе, ответил Сигизмундов, – выяснились интересные вещи. Оказалось, что он, не поставив в известность непосредственное начальство, то есть меня, на свой страх и риск, искал убийц своего друга Павла Камкова…
   – Что? – поразился Лесовой. – И Паша?..
   Капитан Камков был еще одним членом злополучной разведгруппы. Непревзойденный снайпер, балагур и весельчак, знавший тысячи анекдотов и сотни песен, любимец всего подразделения. В той стычке ему прострелили бедро, и Стрешнев тащил его до базы на себе. После госпиталя у него навсегда осталась хромота, и Паша списался из армии по состоянию здоровья. И на тебе – уцелев на войне, погиб на гражданке. А следом за ним Дима Стрешнев… Николай шкурой почувствовал, что дело поворачивает в опасную сторону.
   – Да! – подтвердил полковник. – Павла Камкова зарезали в конце прошлого года.
   – Но как? – Николай все не мог поверить. – С его подготовкой он мог отбиться от десятка хулиганов.
   – А десятка и не понадобилось, – грустно сказал Сигизмундов. – Камков поднимался из метро, и в толпе на выходе кто-то всадил ему в спину заточку. Самое обыкновенное длинное шило, вошедшее точно в сердце. Никто ничего не заметил…
   – Но почему? – почти простонал Николай. – Почему Дима не пришел ко мне? У него ведь были мои координаты!
   – Наверное, из-за твоей работы, – предположил полковник. – Он не доверял милиции.
   Лесовой вспомнил непонятный холодок отчуждения, пробежавший между ним и Димой в последнюю встречу, и понял, что Сигизмундов прав.