Да и других бывалых фронтовиков послушаешь – ежик волос дыбом встает. Кошмар! Не так прост фашист. Коварен и силен. Еще как силен! Дерется отчаянно, нам бы так. Э-ээ-х!..
И все же, какие они, фашисты, на самом деле? Этот вопрос ежедневно мучил каждого. Неужто такие непобедимые?
Или…
А что «или»? Фашист к Москве подбирается все ближе и ближе. Чтоб ему пусто было, сволочуге! Не дождешься, гадина: хрен тебе в горло, а не Москва. Потому и настроение на всех одно – на фронт, скорей бы! Только туда, чтобы остановить лавину стальных полчищ, пусть даже ценой собственной жизни. Так рассуждали они – «пусть даже ценой собственной жизни», – потому что по сути своей были еще мальчишками, хоть и младшими командирами погранвойск в недавнем своем прошлом[6]. И все же час объявления отправки на фронт был для них полной неожиданностью…
Глава 7
Глава 8
И все же, какие они, фашисты, на самом деле? Этот вопрос ежедневно мучил каждого. Неужто такие непобедимые?
Или…
А что «или»? Фашист к Москве подбирается все ближе и ближе. Чтоб ему пусто было, сволочуге! Не дождешься, гадина: хрен тебе в горло, а не Москва. Потому и настроение на всех одно – на фронт, скорей бы! Только туда, чтобы остановить лавину стальных полчищ, пусть даже ценой собственной жизни. Так рассуждали они – «пусть даже ценой собственной жизни», – потому что по сути своей были еще мальчишками, хоть и младшими командирами погранвойск в недавнем своем прошлом[6]. И все же час объявления отправки на фронт был для них полной неожиданностью…
Сверхсекретно
Срочно!
Экземпляр единств.
Докладная записка №
Народному комиссару Внутренних дел, Генеральному Комиссару
Госбезопасности
тов. Л.П. Берия.
В соответствии с Приказом №___ГКО СССР докладываю:
1. 4 (четыре) немецких танка в относительно годном состоянии (один из них практически пригоден к вождению) доставлены в Специальный учебный центр (в/ч №___, совершенно секретная) и находятся в н. время на его полигоне.
2. Туда же доставлено переданное от РККА трофейное стрелковое оружие (без задержек при стрельбе) и необходимое количество боеприпасов к нему. Такое же количество трофейного оружия и боеприпасов к нему передано в специальные учебные центры Уральского и Сибирского округов внутренних войск НКВД. Все доставки по учебным центрам мною лично проконтролированы. (Список по количеству оружия и боеприпасов прилагается к данной докладной.) По мере поступления от РККА трофейного оружия и боеприпасов к нему оно будет распределяться по вышеуказанным учебным центрам в соответствии с Вашим указанием.
3. Распоряжение ГКО СССР и Приказ по НКВД СССР относительно повышения продовольственного довольствия и дополнительного питания военнослужащих этих учебных центров, а также увеличения ежедневного рациона кормления служебных собак выполняется неукоснительно и лично контролируется дважды в сутки. В отношении служебных собак так же осуществляется контроль кинологической и ветеринарной службой НКВД (справки прилагаются).
4. Согласно Вашему личному распоряжению мною в срочном порядке приказано сократить сроки носки специального обмундирования (маскхалаты и нижнее утепленное белье) и обуви для военнослужащих этих учебных центров. Пришедшее в негодность обмундирование заменено на новое. По мере износа спецобмундирование будет заменяться на новое по первому требованию. То же самое касается и обуви. Так же заменена и пришедшая в негодность спец. амуниция для служебных собак (ошейники, поводки, шлейки, подсумки для переноса взрывчатых веществ и т.п.). По мере износа амуниция для собак будет заменяться на новую по первому требованию.
…По всем пунктам настоящей докладной контроль осуществляется мною лично ежедневно, не реже двух раз.
Начальник тыла НКВД СССР,Комиссар Госбезопасности2-го ранга ФИО«____» августа 1941 г.
Сверхсекретно
Срочно!
Экземпляр единственный.
Докладная записка № ___
Наркому Внутренних дел СССР,
Генеральному Комиссару Госбезопасности
тов. Л.П. Берия.
По Вашему личному распоряжению проведена проверка служебных собак (минеры-подрывники) в специальных учебных центрах НКВД СССР (№№____войсковых частей, совершенно секретных, перечислены), условия их содержания, вакцинация и т.п.
Нормы кормления повсеместно соблюдаются неукоснительно в соответствии с распоряжением ГКО СССР о повышении рациона кормления служебных собак в перечисленных учебных центрах.
Ветпомощь на местах оказывается в должной мере. Все необходимые вакцины (прививки) и лекарства имеются в наличии и содержатся в должном состоянии. Повсеместно ведутся журналы учета прививок по каждой собаке. Вся документация по учету и контролю на местах ведется в соответствии с предъявляемыми требованиями и ведомственными инструкциями ветеринарной службы НКВД СССР. Санитарно-гигиенические нормы соблюдаются. Все собаки, независимо от пола, содержатся в отдельных вольерах. Больных собак при самом тщательном осмотре не выявлено.
Согласно Вашему распоряжению, все щенные суки взяты ветеринарной службой на особый контроль и выведены (выбракованы) из разряда служебных (боевых) собак. Совместно с кинологической службой НКВД эти собаки будут в дальнейшем использоваться для племенной работы. По мере необходимости (по заключению ветеринарной службы) возможно их использование по назначению, но не менее чем через год после рождения щенков.
Поименный (клички) список собак, годных для прохождения службы и обучения, по каждому учебному центру – прилагается.
Поименный (клички) список собак (щенные суки), выбракованных из разряда служебных (боевых), с использованием их в дальнейшем для племенной работы, по каждому учебному центру – прилагается.
Начальник ветеринарной службыНКВД СССР, техник-интендант 1-го ранга,_________________________(Ф И О)«___» августа 1941 г.
Глава 7
Первый трофей и «Очи черные» в деревне Веселки
Настроение у Шульца за последние дни хуже некуда. Кошмар какой-то. Так продолжаться больше не может. Иначе… Иначе он попросту сойдет с ума. И причиной тому – мерзопакостный сон, который вцепился в его мозг мертвой хваткой. Не оторвешь… Стоит лишь только закрыть глаза – на тебе! Опять эта проклятая чертовщина. Вот же дьявол! Давно этот сон преследует его, стелется мрачной тенью… В последние дни особенно.
Говорят – рыжим везет. Ага – держи карман шире! Вот оберлейтенант, что прибыл к ним после гибели ротного, тоже был рыжим. Даже не рыжий, а с каким-то золотистым отливом волосы у него. Как у того русского пограничника под Брестом. И что? Укокошили его русские в первой же атаке. А говорят, что рыжим больше фортуна улыбается. Враки все это.
Хоть и старался он выглядеть прежним Шульце-везунчиком, но в душе у самого кошки скребутся. И не нашептывания о русских собаках-смертниках, хотя парни в их роте утверждают, что это настоящие русские волки, и не первые крепкие морозы, а все этот проклятый сон действует ему на нервы. Вот тебе и железный несгибаемый Шульце-везунчик! Был, да весь сплыл. А может, он просто подустал, как все за последний месяц? Может, нервы подрасшатались? Нет. Виной всему этот проклятый сон. Сон, сон, сон… Точнее явь, которая произошла с ним в первые часы за Бугом и теперь неотступно преследует своими кошмарами. Люто преследует, зараза. И гложет, гложет и гложет в коротких горячечных снах.
…Он перешагнул безбоязненно через убитых русских пограничников, заприметив рыжеволосого лейтенанта. Точнее, добротные часы у него на запястье. Только коснулся его руки, расстегивая ремешок, как он застонал. Жив! Русский открыл глаза. О, майн готт! Сколько же в них боли и тоски! Но еще больше в них было ненависти. И не успел Шульце отпрянуть от него, как, хрипя простреленной грудью, русский лейтенант плюнул ему в лицо. Вне себя от ярости Шульце бил и бил его своими коваными сапожищами. А подустав, выстрелил в лицо русскому из винтовки. И поспешил за удаляющейся цепью батальона, прихватив свою первую добычу.
Гордился ею. Еще бы – такой добычи ни у кого не было в их роте! Нет, конечно же, часы у парней были, и по нескольку, но именно таких – ни у кого. Потом переводчик из полка прочел ему гравировку на крышке часов: «Лейтенанту такому-то – Колесникофф, кажется (эти проклятые славянские фамилии, язык сломаешь!), – за отличную службу от командования округа».
Он часто показывал свой трофей сослуживцам. Не хвастаясь, нет, а как старый закаленный в боях воин гордится своей заслуженной наградой. Как железным солдатским крестом.
«Старики», не многие из тех уцелевших, кто был с ним там, под Брестом, молча отворачивались или советовали выбросить часы. Почему? Плохая примета, Курт, веско замечали ему. А ну вас в задницу, отмахивался Шульце, вам вечно не угодишь. Тьфу…
А ты вспомни, как они достались тебе. То-то же… Выброси их от греха подальше. Ага, разогнался, как же – выброси. Не дождетесь.
Молодежь из пополнения, цокая языками, восхищенно глазела на трофей фельдфебеля. Ух, ты-ыы! Часы русского лейтенанта «за отличную службу». О-о-о, вот это настоящий трофей. Везет же этому Шульце… Счастливчик, надо сказать, этот фельдфебель! Будет что показать родственникам на фатерлянд после скорой победы.
Но кто бы только знал, какие кошмары преследуют его по ночам…
А может быть, действительно выкинуть эти часы, и дело с концом? Нет! Назло всем сохраню их, а то подумают, что Курт Шульце и вправду испугался. Еще чего…
Сглазили его трофей завистники, сглазили. Напустили порчу. Стоит лишь ему забыться коротким сном, как вновь и вновь впиваюся в него горящие ненавистью голубые глаза русского лейтенанта-пограничника. Бр-рр… И плевок липкой слюной – ни отодрать, ни стереть – покрывает его лицо, мешая вздохнуть полной грудью. О майн готт! Проклятье, будет ли этому конец когда-нибудь?!
А сегодня ему еще приснились цыгане, эти недочеловеки, которых они бросали под огненный смерч. Как же они вопили тогда, господи! Их кожа на лице мгновенно трескалась и пузырилась от колоссального жара струи огнемета, и оплывало, как свеча, и сами они тут же полыхали факелами. Горите в геенне огненной!
…Ну и нажрались они тогда с парнями шнапса, обмывая его железный крест за Смоленск. Этот древнеславянский город, сплошь в пожарищах, они все-таки отбили, несмотря на отчаянное сопротивление русских.
Smolensk – ворота на Москву. Венец всей восточной кампании. Командир батальона рассказывал, что поляки хотели посадить на трон Московии самозваного царя. Русские, эти свиньи, поверили в своего избавителя и распахнули перед ними ворота Кремля. Ублюдки. Правда, было это совсем давно, еще в доблестные рыцарские времена. Но вот эти самые стены Смоленска, как ни штурмовали поляки, – недоумки, что с них взять, – так и не смогли после многомесячной осады. Поляки… Такие же подлые выродки славяне. Придурки – пустили кавалерийский корпус под гусеницы наступающей танковой дивизии в тридцать девятом. Потеха!..
Smolensk. Наверное, за всю восточную кампанию так отчаянно не дрались Иваны. Даже были минуты, когда Шульце зауважал их. А то от самой границы и до Десны – только жара, пыль дорог и бесконечный многокилометровый марш, когда горят ноги, будто побывали на раскаленной сковороде, и мучает нестерпимая жажда. Что за проклятая страна, в которой все дороги ведут в гору? С ума можно сойти на такой дикой жаре. И ни одного русского с ружьем…
Эй, Иваны, вы где попрятались? А навстречу им лишь понурые, серые от пыли колонны пленных. Такие длинные, что, казалось, уходят за горизонт. И так каждый день. Они – на восток, колонны пленных – им навстречу, на Запад.
Тогда Шульце, как и многие парни в их роте, молил Бога только об одном: пусть хоть какой-нибудь бой, хоть какая-нибудь перестрелка. Все развлечение! А не эти изнуряющие на безжалостной жаре ежедневные марш-броски, когда на твоих плечах понавешено столько всякого. Зачем им столько оружия и патронов, если русские сами сдаются без боя? А ноги их стерты в кровь, а легкие, кажется, навсегда забиты дорожной пылью. Господи, будет же когда-нибудь этому конец? Где они, русские? Разбежались все, что ли? Черт бы их побрал!
Эй, Иван, выходи! Стрелять будем.
Но навстречу им снова и снова только колонны пленных, жалко мнущихся к придорожным канавам. И это отрепье называлось непобедимой армией Сталина? Стадо свиней…
И вот Смоленск… Да, им нелегко пришлось. Жарко было. Иногда даже закрадывалась подлая мыслишка: а что если бы русские дрались вот так всегда, от самой границы? Что тогда? Дошли бы они за месяц с небольшим так глубоко в самое сердце Московии? Вряд ли…
В общем, туго им пришлось. Потому и шнапс лился рекой и гуляли на славу. А как же – выбили проклятых Иванов из Смоленска, а тут и долгожданная награда подоспела. Гуляем! Через такое прошли, потому и заслужили этот праздник.
Вот и повеселились они в той русской деревне. Он и название запомнил – Веселки. Когда им переводчик сказал, что это означает, вот смеху-то было. Веселки… Ха-ха-ха!
Кто-то из подвыпивших парней прибежал и сказал – там цыгане прячутся на огородах, на окраине деревни. Ну, сейчас мы им покажем! – заревели парни. Все уже к этому времени набрались хорошо. Но на ногах еще держатся. Похватали оружие и – вперед.
Сперва их заставили петь «Очи черные». Спели и замолчали. Трясутся от страха. Цыганки детишек своих чумазых прижимают. Будто догадываются, что сейчас произойдет. Стервы! Парни орут: «А ну смотреть веселей! Веселей! Плясать всем… Плясать всем, мать вашу цыганскую! Шнель! Шнель! А ты чего застыл, как истукан? Ах, ты цыганский барон… Вот оно что… Ну тогда тем более пляши. Не хочешь? Плясать не хочешь? Тогда получай». И со всей силы саданули под ребра стволом винтовки. Он даже взвыл от боли.
Больно? А ты как думал? Не хочешь плясать для солдат великой Германии, не хочешь? Ах, ты, бородатая образина! Сейчас ты у нас попляшешь, сейчас завоешь… Сейчас вы у нас все попляшете…
Пока не поздно, хватай свой поганый бубен и давай пляши. Пошел, пошел! Шнель! Шнель! А во всем таборе он один из мужчин, не считая сопливых цыганят. Но они не в счет.
Парни хоть и набрались хорошо, но соображают…
«Где остальные? – орут парни – В Красную Армию пошли?» Цыган головой лохматой мотает, мол, не понимает, о чем речь. Прикидывается, конечно.
Ах ты, гнида цыганская… Ах, ты… Один из наших – хрясь его прикладом. Видать, хорошо приложился. Валяется цыганский барон по земле, стонет. Голова вся в крови. Бормочет что-то, вращая белками глаз. Видно, проклинает нас. «Где остальные?! Говори, скотина! – не унимается ударивший – Ну?!» А старый цыган все продолжает и продолжает бормотать проклятья. Тут уже и у других парней нервы сдали – давай лупить его чем попадя. Колотят его, а цыганки визжат, как взбесились, бросаются на солдат. Суки! Лица пытаются своими грязными когтищами расцарапать. Ах, твари!
Шульце рванул с плеча карабин и пальнул по ним. Задеть никого не задел, но они не на долго присмирели, затихли. Сообразили, что с ними чикаться никто не будет. А парни рассвирепели не на шутку…
Тут прибегает адъютант командира полка. Запыхался, пот утирает. Потребовал кончать с этим балаганом. Парни взревели от радости. Во-во, именно с «балаганом». Кончать так кончать, давно бы так…
Вместе с адъютантом прибыло несколько огнеметчиков. Скажу откровенно, огнемет – штука офигенная. Не раз выручала нас под Брестом, а про Смоленск – и говорить не стоит. Как увидят Иваны живые факелы своих товарищей, сами пачками начинают сдаваться. Одно дело умереть от пули, пусть даже разрывной, но когда так… Бр-рр… А человек-факел орет дико и мечется безумно среди траншей. Все от него врассыпную, кто куда. А это огнеметчику только и надо. Смотришь, уже и другие Иваны заполыхали. А живые бегут кто куда, ничего не соображая. Психологическое воздействие на остальных – лучше некуда. Тут вся загвоздка незаметно к позициям Иванов подобраться. А все остальное – лишь дело техники…
Их пьяное развлечение подпортила одна деревенская старуха. Что-то крикливо выговаривала адъютанту, а потом вцепилась старая уродина когтями ему в лицо. Расцарапала. Шульце хоть и пьян был в стельку, но с одного удара сшиб косматую ведьму на землю и, не давая опомниться, потащил ее за космы туда, где уже превратились в головешки цыганские ублюдки. Давай и ты туда же, русская ведьма! Гори-гори ясно, чтобы не погасла…
Кажется, и еще несколько ретивых старух и какой-то старик угодили под струи огнеметов. Чтоб неповадно было за цыган заступаться! На офицеров вермахта бросаются, варвары… Еще чего не хватало! Распоясались недочеловеки. Мы вам покажем! Это их сыновья, краснофф-армеец, жгут их парней из панцер дивизий своим варварским коктейлем а-ля молотофф. Это они стреляли по нему на улицах Смоленска.
Горите вы все в этом очищающем арийском огне! Ха-ха-ха-ха!
Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес! Германия, Германия – превыше всего! Так поступать приказывал фюрер.
– Убивайте каждого русского, кто бы он ни был. Убивайте не задумываясь, что перед вами старик, женщина или ребенок. Убивайте, убивайте, убивайте! За вас буду отвечать я! Так нужно для великой Германии. С нами Бог!
…Ох, и повеселились они от души в этой русской деревне Веселки.
…А потом они чуть не угодили под гусеницы русских тридцатьчетверок. Еле-еле ноги унесли. Откуда они взялись на их головы? Как с неба свалились.
Говорят – рыжим везет. Ага – держи карман шире! Вот оберлейтенант, что прибыл к ним после гибели ротного, тоже был рыжим. Даже не рыжий, а с каким-то золотистым отливом волосы у него. Как у того русского пограничника под Брестом. И что? Укокошили его русские в первой же атаке. А говорят, что рыжим больше фортуна улыбается. Враки все это.
Хоть и старался он выглядеть прежним Шульце-везунчиком, но в душе у самого кошки скребутся. И не нашептывания о русских собаках-смертниках, хотя парни в их роте утверждают, что это настоящие русские волки, и не первые крепкие морозы, а все этот проклятый сон действует ему на нервы. Вот тебе и железный несгибаемый Шульце-везунчик! Был, да весь сплыл. А может, он просто подустал, как все за последний месяц? Может, нервы подрасшатались? Нет. Виной всему этот проклятый сон. Сон, сон, сон… Точнее явь, которая произошла с ним в первые часы за Бугом и теперь неотступно преследует своими кошмарами. Люто преследует, зараза. И гложет, гложет и гложет в коротких горячечных снах.
…Он перешагнул безбоязненно через убитых русских пограничников, заприметив рыжеволосого лейтенанта. Точнее, добротные часы у него на запястье. Только коснулся его руки, расстегивая ремешок, как он застонал. Жив! Русский открыл глаза. О, майн готт! Сколько же в них боли и тоски! Но еще больше в них было ненависти. И не успел Шульце отпрянуть от него, как, хрипя простреленной грудью, русский лейтенант плюнул ему в лицо. Вне себя от ярости Шульце бил и бил его своими коваными сапожищами. А подустав, выстрелил в лицо русскому из винтовки. И поспешил за удаляющейся цепью батальона, прихватив свою первую добычу.
Гордился ею. Еще бы – такой добычи ни у кого не было в их роте! Нет, конечно же, часы у парней были, и по нескольку, но именно таких – ни у кого. Потом переводчик из полка прочел ему гравировку на крышке часов: «Лейтенанту такому-то – Колесникофф, кажется (эти проклятые славянские фамилии, язык сломаешь!), – за отличную службу от командования округа».
Он часто показывал свой трофей сослуживцам. Не хвастаясь, нет, а как старый закаленный в боях воин гордится своей заслуженной наградой. Как железным солдатским крестом.
«Старики», не многие из тех уцелевших, кто был с ним там, под Брестом, молча отворачивались или советовали выбросить часы. Почему? Плохая примета, Курт, веско замечали ему. А ну вас в задницу, отмахивался Шульце, вам вечно не угодишь. Тьфу…
А ты вспомни, как они достались тебе. То-то же… Выброси их от греха подальше. Ага, разогнался, как же – выброси. Не дождетесь.
Молодежь из пополнения, цокая языками, восхищенно глазела на трофей фельдфебеля. Ух, ты-ыы! Часы русского лейтенанта «за отличную службу». О-о-о, вот это настоящий трофей. Везет же этому Шульце… Счастливчик, надо сказать, этот фельдфебель! Будет что показать родственникам на фатерлянд после скорой победы.
Но кто бы только знал, какие кошмары преследуют его по ночам…
А может быть, действительно выкинуть эти часы, и дело с концом? Нет! Назло всем сохраню их, а то подумают, что Курт Шульце и вправду испугался. Еще чего…
Сглазили его трофей завистники, сглазили. Напустили порчу. Стоит лишь ему забыться коротким сном, как вновь и вновь впиваюся в него горящие ненавистью голубые глаза русского лейтенанта-пограничника. Бр-рр… И плевок липкой слюной – ни отодрать, ни стереть – покрывает его лицо, мешая вздохнуть полной грудью. О майн готт! Проклятье, будет ли этому конец когда-нибудь?!
А сегодня ему еще приснились цыгане, эти недочеловеки, которых они бросали под огненный смерч. Как же они вопили тогда, господи! Их кожа на лице мгновенно трескалась и пузырилась от колоссального жара струи огнемета, и оплывало, как свеча, и сами они тут же полыхали факелами. Горите в геенне огненной!
…Ну и нажрались они тогда с парнями шнапса, обмывая его железный крест за Смоленск. Этот древнеславянский город, сплошь в пожарищах, они все-таки отбили, несмотря на отчаянное сопротивление русских.
Smolensk – ворота на Москву. Венец всей восточной кампании. Командир батальона рассказывал, что поляки хотели посадить на трон Московии самозваного царя. Русские, эти свиньи, поверили в своего избавителя и распахнули перед ними ворота Кремля. Ублюдки. Правда, было это совсем давно, еще в доблестные рыцарские времена. Но вот эти самые стены Смоленска, как ни штурмовали поляки, – недоумки, что с них взять, – так и не смогли после многомесячной осады. Поляки… Такие же подлые выродки славяне. Придурки – пустили кавалерийский корпус под гусеницы наступающей танковой дивизии в тридцать девятом. Потеха!..
Smolensk. Наверное, за всю восточную кампанию так отчаянно не дрались Иваны. Даже были минуты, когда Шульце зауважал их. А то от самой границы и до Десны – только жара, пыль дорог и бесконечный многокилометровый марш, когда горят ноги, будто побывали на раскаленной сковороде, и мучает нестерпимая жажда. Что за проклятая страна, в которой все дороги ведут в гору? С ума можно сойти на такой дикой жаре. И ни одного русского с ружьем…
Эй, Иваны, вы где попрятались? А навстречу им лишь понурые, серые от пыли колонны пленных. Такие длинные, что, казалось, уходят за горизонт. И так каждый день. Они – на восток, колонны пленных – им навстречу, на Запад.
Тогда Шульце, как и многие парни в их роте, молил Бога только об одном: пусть хоть какой-нибудь бой, хоть какая-нибудь перестрелка. Все развлечение! А не эти изнуряющие на безжалостной жаре ежедневные марш-броски, когда на твоих плечах понавешено столько всякого. Зачем им столько оружия и патронов, если русские сами сдаются без боя? А ноги их стерты в кровь, а легкие, кажется, навсегда забиты дорожной пылью. Господи, будет же когда-нибудь этому конец? Где они, русские? Разбежались все, что ли? Черт бы их побрал!
Эй, Иван, выходи! Стрелять будем.
Но навстречу им снова и снова только колонны пленных, жалко мнущихся к придорожным канавам. И это отрепье называлось непобедимой армией Сталина? Стадо свиней…
И вот Смоленск… Да, им нелегко пришлось. Жарко было. Иногда даже закрадывалась подлая мыслишка: а что если бы русские дрались вот так всегда, от самой границы? Что тогда? Дошли бы они за месяц с небольшим так глубоко в самое сердце Московии? Вряд ли…
В общем, туго им пришлось. Потому и шнапс лился рекой и гуляли на славу. А как же – выбили проклятых Иванов из Смоленска, а тут и долгожданная награда подоспела. Гуляем! Через такое прошли, потому и заслужили этот праздник.
Вот и повеселились они в той русской деревне. Он и название запомнил – Веселки. Когда им переводчик сказал, что это означает, вот смеху-то было. Веселки… Ха-ха-ха!
Кто-то из подвыпивших парней прибежал и сказал – там цыгане прячутся на огородах, на окраине деревни. Ну, сейчас мы им покажем! – заревели парни. Все уже к этому времени набрались хорошо. Но на ногах еще держатся. Похватали оружие и – вперед.
Сперва их заставили петь «Очи черные». Спели и замолчали. Трясутся от страха. Цыганки детишек своих чумазых прижимают. Будто догадываются, что сейчас произойдет. Стервы! Парни орут: «А ну смотреть веселей! Веселей! Плясать всем… Плясать всем, мать вашу цыганскую! Шнель! Шнель! А ты чего застыл, как истукан? Ах, ты цыганский барон… Вот оно что… Ну тогда тем более пляши. Не хочешь? Плясать не хочешь? Тогда получай». И со всей силы саданули под ребра стволом винтовки. Он даже взвыл от боли.
Больно? А ты как думал? Не хочешь плясать для солдат великой Германии, не хочешь? Ах, ты, бородатая образина! Сейчас ты у нас попляшешь, сейчас завоешь… Сейчас вы у нас все попляшете…
Пока не поздно, хватай свой поганый бубен и давай пляши. Пошел, пошел! Шнель! Шнель! А во всем таборе он один из мужчин, не считая сопливых цыганят. Но они не в счет.
Парни хоть и набрались хорошо, но соображают…
«Где остальные? – орут парни – В Красную Армию пошли?» Цыган головой лохматой мотает, мол, не понимает, о чем речь. Прикидывается, конечно.
Ах ты, гнида цыганская… Ах, ты… Один из наших – хрясь его прикладом. Видать, хорошо приложился. Валяется цыганский барон по земле, стонет. Голова вся в крови. Бормочет что-то, вращая белками глаз. Видно, проклинает нас. «Где остальные?! Говори, скотина! – не унимается ударивший – Ну?!» А старый цыган все продолжает и продолжает бормотать проклятья. Тут уже и у других парней нервы сдали – давай лупить его чем попадя. Колотят его, а цыганки визжат, как взбесились, бросаются на солдат. Суки! Лица пытаются своими грязными когтищами расцарапать. Ах, твари!
Шульце рванул с плеча карабин и пальнул по ним. Задеть никого не задел, но они не на долго присмирели, затихли. Сообразили, что с ними чикаться никто не будет. А парни рассвирепели не на шутку…
Тут прибегает адъютант командира полка. Запыхался, пот утирает. Потребовал кончать с этим балаганом. Парни взревели от радости. Во-во, именно с «балаганом». Кончать так кончать, давно бы так…
Вместе с адъютантом прибыло несколько огнеметчиков. Скажу откровенно, огнемет – штука офигенная. Не раз выручала нас под Брестом, а про Смоленск – и говорить не стоит. Как увидят Иваны живые факелы своих товарищей, сами пачками начинают сдаваться. Одно дело умереть от пули, пусть даже разрывной, но когда так… Бр-рр… А человек-факел орет дико и мечется безумно среди траншей. Все от него врассыпную, кто куда. А это огнеметчику только и надо. Смотришь, уже и другие Иваны заполыхали. А живые бегут кто куда, ничего не соображая. Психологическое воздействие на остальных – лучше некуда. Тут вся загвоздка незаметно к позициям Иванов подобраться. А все остальное – лишь дело техники…
Их пьяное развлечение подпортила одна деревенская старуха. Что-то крикливо выговаривала адъютанту, а потом вцепилась старая уродина когтями ему в лицо. Расцарапала. Шульце хоть и пьян был в стельку, но с одного удара сшиб косматую ведьму на землю и, не давая опомниться, потащил ее за космы туда, где уже превратились в головешки цыганские ублюдки. Давай и ты туда же, русская ведьма! Гори-гори ясно, чтобы не погасла…
Кажется, и еще несколько ретивых старух и какой-то старик угодили под струи огнеметов. Чтоб неповадно было за цыган заступаться! На офицеров вермахта бросаются, варвары… Еще чего не хватало! Распоясались недочеловеки. Мы вам покажем! Это их сыновья, краснофф-армеец, жгут их парней из панцер дивизий своим варварским коктейлем а-ля молотофф. Это они стреляли по нему на улицах Смоленска.
Горите вы все в этом очищающем арийском огне! Ха-ха-ха-ха!
Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес! Германия, Германия – превыше всего! Так поступать приказывал фюрер.
– Убивайте каждого русского, кто бы он ни был. Убивайте не задумываясь, что перед вами старик, женщина или ребенок. Убивайте, убивайте, убивайте! За вас буду отвечать я! Так нужно для великой Германии. С нами Бог!
…Ох, и повеселились они от души в этой русской деревне Веселки.
…А потом они чуть не угодили под гусеницы русских тридцатьчетверок. Еле-еле ноги унесли. Откуда они взялись на их головы? Как с неба свалились.
Глава 8
Октябрьским вечером
(Самая короткая в повествовании)
Москва…
Вечереет…
Сквозь высокое окно таже безотрадная картина. Тусклое октябрское солнце, едва пробиваясь сквозь низкие свинцовые тучи, казалось зацепилось о зубчатые стены Кремля.
Одно хорошо – раз такая погода, вряд ли можно ожидать налета фрицевской авиации. Хотя…
По ковровой дорожке вдоль длинного стола для совещаний с известной всему миру трубкой в руке неспешно расхаживает Верховный. Неимоверная тяжесть давит, гнет его плечи. Кто бы только знал, как тяжела она – шапка Мономаха! Немыслимая, нечеловеческая тяжесть! И он постоянно, из года в год, прет на себе этот груз ответственности, эту непомерную ношу. Так и свалиться недолго, а тут еще война.
Война…
Он напряженно думает. Что занимает его мысли сейчас, когда он один на один с собой в этом знакомом до мельчайших подробностей рабочем кабинете? Мысли о старшем сыне Якове? Или о том, как младший, Василий, игнорируя все запреты отца – его запреты, – сбежал на фронт простым летчиком?
Он усмехнулся в прокуренные усы – сбегают с фронта трусы и подлецы, а на фронт уходят воевать настоящие мужчины. А немцы уже под Москвой, все ближе и ближе… А Ленинград в кольце блокады, лютуют, сволочи, да-аа… Дела… Эх, Яша, Яша…
Ход его мыслей прервал секретарь в таком же военном френче, как и у него, появившийся у раскрытой двери. Негромко доложил:
– Прибыл товарищ Берия.
Он молча кивнул.
Кивок мог означать многое: «Нет, не сейчас», «Пусть подождет», «Не до него мне…»
Или…
Но Поскребышев за многие годы работы в приемной Вождя мог улавливать любое настроение хозяина кабинета, любой нюанс его жеста. Так было и сейчас. Дверь бесшумно закрылась и через пару секунд так же бесшумно открылась. На пороге кабинета, поблескивая стеклами пенсне, застыл Всесильный Нарком.
– Проходи, Лаврентий, садись. Разговор долгий будет. – Верховный сделал указующий жест, приглашая вошедшего к столу, и принялся набивать погасшую трубку по новой. – Обговорим дела твоего ведомства без посторонних. Скоро генштабисты прибудут…
На фразе «без посторонних» он сделал едва уловимое ударение. Чиркнув спичкой, долго и старательно раскуривал трубку. Пыхнув пару раз ароматным табаком, сказал едва слышно:
– Плохи дела. Совсем плохи. Фашисты у Москвы. Выручай, Лаврентий…
Вызванный в срочном порядке в Кремль, он знал, точнее, предполагал, о чем пойдет речь в разговоре с Верховным. И не ошибся в своем предположении.
Вечереет…
Сквозь высокое окно таже безотрадная картина. Тусклое октябрское солнце, едва пробиваясь сквозь низкие свинцовые тучи, казалось зацепилось о зубчатые стены Кремля.
Одно хорошо – раз такая погода, вряд ли можно ожидать налета фрицевской авиации. Хотя…
По ковровой дорожке вдоль длинного стола для совещаний с известной всему миру трубкой в руке неспешно расхаживает Верховный. Неимоверная тяжесть давит, гнет его плечи. Кто бы только знал, как тяжела она – шапка Мономаха! Немыслимая, нечеловеческая тяжесть! И он постоянно, из года в год, прет на себе этот груз ответственности, эту непомерную ношу. Так и свалиться недолго, а тут еще война.
Война…
Он напряженно думает. Что занимает его мысли сейчас, когда он один на один с собой в этом знакомом до мельчайших подробностей рабочем кабинете? Мысли о старшем сыне Якове? Или о том, как младший, Василий, игнорируя все запреты отца – его запреты, – сбежал на фронт простым летчиком?
Он усмехнулся в прокуренные усы – сбегают с фронта трусы и подлецы, а на фронт уходят воевать настоящие мужчины. А немцы уже под Москвой, все ближе и ближе… А Ленинград в кольце блокады, лютуют, сволочи, да-аа… Дела… Эх, Яша, Яша…
Ход его мыслей прервал секретарь в таком же военном френче, как и у него, появившийся у раскрытой двери. Негромко доложил:
– Прибыл товарищ Берия.
Он молча кивнул.
Кивок мог означать многое: «Нет, не сейчас», «Пусть подождет», «Не до него мне…»
Или…
Но Поскребышев за многие годы работы в приемной Вождя мог улавливать любое настроение хозяина кабинета, любой нюанс его жеста. Так было и сейчас. Дверь бесшумно закрылась и через пару секунд так же бесшумно открылась. На пороге кабинета, поблескивая стеклами пенсне, застыл Всесильный Нарком.
– Проходи, Лаврентий, садись. Разговор долгий будет. – Верховный сделал указующий жест, приглашая вошедшего к столу, и принялся набивать погасшую трубку по новой. – Обговорим дела твоего ведомства без посторонних. Скоро генштабисты прибудут…
На фразе «без посторонних» он сделал едва уловимое ударение. Чиркнув спичкой, долго и старательно раскуривал трубку. Пыхнув пару раз ароматным табаком, сказал едва слышно:
– Плохи дела. Совсем плохи. Фашисты у Москвы. Выручай, Лаврентий…
Вызванный в срочном порядке в Кремль, он знал, точнее, предполагал, о чем пойдет речь в разговоре с Верховным. И не ошибся в своем предположении.
Справка 1
Из книги воспоминаний Маршала Советского Союза дважды Героя Советского Союза
К.К. Рокоссовского «Солдатский долг»
(в октябре 1941 г. генерал-лейтенант, командующий 16-й армией Западного фронта):
«Общая обстановка, сложившаяся к 14 октября на Западном фронте, оказалась очень тяжелой. Нанеся удар своими крупными танковыми и моторизованными группами на флангах, противник смог прорвать фронт на обоих направлениях как на севере, так и на юге, быстро продвинуться в глубину и, сомкнув кольцо, окружить войска нескольких армий, оставленных на прежних рубежах западнее Вязьмы. Если в Смоленском сражении в июле 1941 года немецкому командованию подобный маневр не удался, то теперь он осуществился полностью. Окруженные наши войска, не получив помощи извне и мужественно сражаясь, погибли во вражеском кольце. На московском направлении оказалась почти пустота».
Справка 2
Запись в начале октября 1941 г. в «Военном дневнике» генерал-полковника Франца фон Гальдера, начальника Генерального штаба Сухопутных войск Германии (1938—1942 гг.):
«Сражение на фронте армий «Центр» принимает все более классический характер… Танковая группа Гепнера, обходя с востока и запада большой болотистый район, наступает в направлении Вязьмы. Перед войсками правого фланга танковой группы Гепнера, за которым следует 57-й моторизованный корпус… противника больше нет…»
Справка 3
Из сводки о положении на Восточном фронте отдела по изучению иностранных армий Востока Генерального штаба Сухопутных войск Германии за октябрь 1941 года.
Сводка № 16 от 9.10. 41 г.
«Брянский котел закрыт. Из него и из Вяземского котла противник предпринимает попытки прорыва в восточном направлении. Слабыми силами, действующими в основном вблизи главных дорог, противник пытается сдержать продвижение передовых частей. Сведений о переброске крупных сил с востока или участков других фронтов пока не поступало…
По показаниям военнопленных, противник располагает в районе Москвы лишь частями НКВД и милиции (артиллерии нет, тяжелого вооружения мало)…
Перед восточным флангом 4-й армии еще держатся слабые группы противника на участках вблизи важных дорог, а также на восточном берегу р. Жиздра, по обе стороны Козельска и западнее Калуги, у автострады под Гжатском – части трех дивизий. Этими силами противник, вероятно, будет пытаться замедлить дальнейшее продвижение наших войск. Подтягивание новых сил с востока не наблюдалось, напротив, воздушной разведкой установлено интенсивное движение в тыл по железной дороге (в том числе и воинских эшелонов) и движение мотоколонн по автостраде в направлении от Москвы.
Силы противника, окруженные в котле западнее Вязьмы, под прикрытием арьергардных частей пытаются прорваться на восток…»
Приказ №__
по НКВД СССР
По Приказу №____ГКО СССР (от «___» октября с.г.) провести досрочный выпуск и в течение 24 часов отправить литерными эшелонами в действующую армию (Западный фронт) проводников служебных собак (собаки-минеры) из учебных центров спец. подготовки Уральского и Сибирского округов внутренних войск НКВД СССР.
Отправку литер. эшелонов провести в режиме особой секретности, предварительно выставив оцепление на вокзалах (железнодорожных путях) и удалив всех посторонних лиц без исключения невзирая на звания и должности.
Ответственными за погрузку и отправку литерных эшелонов, а также за материально-техническое и продовольственное обеспечение, в том числе и для служебных собак, назначаются командующие округов (Уральского и Сибирского) внутренних войск.
Режим особой секретности остается вплоть до самого отхода литерного эшелона и еще в течение 2 часов после его отбытия (после чего снимается оцепление). Все лица (невзирая на пол и возраст, звания и должности), проявляющие повышенный, особый интерес к данному мероприятию и составу эшелона, немедленно задерживаются и передаются в ближайшие отделения (Управления НКВД) для проведения тщательной проверки на причастность к вражеской агентуре.
Прибывшие команды (отряды) к месту боевой дислокации в режиме строжайшей секретности (разгрузка литерного эшелона, продвижение по намеченному маршруту к передовой и т.д.) поступают в распоряжение командующих армий (командиров корпусов), оперативно подчиняясь непосредственно только руководству Управления Особого отдела фронта.
Командующие армий (командиры корпусов) используют спецотряды НКВД (собаки-минеры) только по их прямому назначению, на танкоопасных направлениях для уничтожения вражеской бронетехники.
Иное использование спец. отрядов НКВД категорически запрещено. Командиры спец.отрядов (групп) в случае их использования не по назначению (уничтожение вражеской бронетехники) вправе немедленно обратиться к представителям особого отдела, вплоть до руководства Управления особого отдела фронта.
Одновременно на основании этого Приказа провести дополнительные наборы для обучения в упомянутых учебных центрах (ответственными назначаются первый заместитель Народного Комиссара Внутренних дел тов. В. Меркулов и командующие Уральского и Сибирского округов внутренних войск НКВД СССР).
Набор проводить из числа военнослужащих (младший командирский состав) дивизий НКВД по охране тыла Красной Армии, куда в н. время влились и представители погранвойск. Предпочтение отдается физически крепким и выносливым военнослужащим, по своим морально-волевым качествам способным к боевой работе в отрядах специального назначения НКВД. Отбор военнослужащих проводится индивидуально, в режиме особой секретности.
При индивидуальном собеседовании будущее предназначение на фронте обрисовывается в общих чертах, не раскрывая основной задачи.
В первую очередь отбор вести из числа проводников (специалистов-кинологов) служебных собак и бывших пограничников. Обучение проводить по ускоренной программе, обращая первостепенное внимание на такие дисциплины как:
1. Огневая подготовка, в т. ч. и стрельба из трофейного стрелкового оружия.
2. Спец. подготовка минера-подрывника.
3. Тактика действия особых диверсионных отрядов, в том числе и в тылу врага (без парашютно-десантной подготовки).
4. Топография и ориентирование на местности.
5. Физическая подготовка. Здесь особое внимание уделять ежедневным кроссам по полной выкладке, с дополнительным боекомплектом, со служебной собакой или с двумя-тремя одновременно. Кроссы проводить только по пересеченной местности с элементами стрельбы, в т.ч. и в ночное время с преодолением (форсированием) водных преград.
6. Кинологическая подготовка. Здесь особое внимание уделять взаимодействию в связке: проводник-собака, вплоть до полного автоматизма.
Планы учебных центров (центров подготовки) корректируются в соответствии с настоящим Приказом. Вся методика обучения соответствует ускоренной подготовке спецподразделений и не должна ни в коей мере влиять на уровень и качество получаемых знаний и навыков.
Проводники служебных собак (специалисты-кинологи) прибывают в учебные центры со своими собаками (не менее трех). Отбор собак проводится по их личному усмотрению. Никто не имеет права воспрепятствовать им в выборе собак по прежнему месту службы.
Щенные суки остаются при питомниках учебных центров. В дальнейшем возможно их использование в подготовке по программе собак-минеров и отправке на фронт в составе спецотрядов.
По заключению (распоряжению) начальника центра отдельные собаки могут использоваться для племенной работы без отправки на фронт.
Кроме того, на основании этого приказа следует:
1. Обеспечить необходимым количеством трофейного оружия, годным для стрельбы, вышеуказанные учебные центры через Управления Особых отделов всех действующих фронтов.
2. Предоставить в распоряжение этих учебных центров (дополнительно) преподавателей-инструкторов из числа отлично зарекомендовавших себя на фронте боевых командиров, в совершенстве владеющих навыками стрельбы из всех видов стрелкового оружия.
Назначение последних штатными инструкторами по обучению личного состава в учебных центрах специального назначения НКВД СССР (перечислены №№.... секретных в/ч) будет проведено в срочном порядке через ГКО СССР и командующих фронтов с учетом рекомендации особых отделов армий.
3. Каждый отряд (спецподразделение) при выпуске будет иметь по штату не менее двух радистов для мобильного управления и связи со своими вышестоящими штабом. Подготовка специалистов радиосвязи проводится по спеуиальному плану в других учебных центрах.
4. Из числа обучаемых формируются подразделения (отряды, группы) по прежним, ранее установленным штатам. Командиры отрядов проходят обучение наравне со своими подразделениями без каких-либо скидок на возраст и звание.
Первый заместительПредседателя ГКО СССР,Нарком Внутренних дел,Генеральный комиссар Госбезопасности Л. БерияМосква «____» октября 1941 г.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента